Текст книги "Иван Премудрый (СИ)"

Автор книги: Сергей Лизнёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

– Люди сказывают, что Руслан подвиг какой-то совершает, – продолжал Макар. – что мол занят очень, потому и попросил товарища своего, тоже богатыря, Иваном зовут, за княжеством присмотреть.

Только сдаётся мне, никакой он не богатырь, Иван этот. Видел я его, правда мельком, и вот что скажу тебе, царь-государь: не богатырь он вовсе, не богатырь, по нему сразу видно. Но парняга умный и очень даже хитрый. Такой если вцепится, не отпустит и кусок себе откусит больше, чем во рту поместиться сможет.

– Это с чего ты так решил? – царь Салтан уже успокоился, а потому и спросил совершенно спокойно, как-будто это вовсе ему не интересно, а спрашивает он, так, чтобы время было чем занять.

– Суди сам, царь-государь. Он, Иван этот, первым делом, как в городе появился, приказал городского голову, боярина Захара, выпороть. Прямо там же, на базарной площади, при всём народе.

– Да ну?! – царь Салтан рассмеялся, кстати в первый раз за эти два проклятущих месяца и Матрена Марковна это заметила и для себя приметила.

– Царь-государь, ты же знаешь, я не вру, не обучен. – другой бы, ну хотя бы сделал вид, что обиделся, ну хотя бы засопел для приличия. Макар же, как бубнил, вернее, докладывал, так и продолжал, ничегошеньки в его голосе не изменилось. – Первым делом, которое Иван приказал сделать, было, порядок приказал в городе навести, всю грязь с мусором убрать.

– Молодец, ай да молодец! – воскликнул царь Салтан, а сам подумал: "Ты погляди, действительно умный парняга. Вроде бы и мелочь, а с другой стороны посмотреть, никакая это не мелочь. Мой стольный град почитай, тоже весь в грязюке и в мусоре утонул. Надо будет приказать, чтобы прибрали всё, порядок навели, а заодно и городского голову надо будет выпороть – не помешает, да и народу удовольствие. Молодец, проходимец этот, знает как народ к себе с самого первого раза расположить".

– Порядок навели, народ повеселел, но это ещё не всё. – продолжал Макар.

– Что? Ещё что-то отчебучил?! – весело спросил царь Салтан.

– Можно сказать и так, – кивнул Макар. – разбойники из лесов в этом княжестве исчезли, как будто их там отродясь не было.

– Ну это ты загнул, Макар. – отмахнулся царь Салтан, весело так отмахнулся, настроение-то, ой какое хорошее. – Разбойники, они такой народ, как те тараканы. Сколько ты их не изводи, сколько сил и нервов на них не трать, они, заразы, всё одно, где-нибудь, да повылазят.

– Правду говорю, царь-государь. И правду, потому что разбойники эти сейчас у того Ивана на службе находятся.

– ?! – это царь Салтан. Матрена Марковна, как молчала и не шевелилась, так и продолжала этим заниматься.

– Они, разбойники те, что в княжестве том разбойничали, они не очень-то и разбойничали, во всяком случае душегубством не промышляли. А знаю я это, потому что атаман ихний, Тимофей, мой хороший знакомец.

– Ишь ты, какие у тебя знакомые, жуть прямо! – опять воскликнул царь Салтан и рассмеялся.

– Никакая не жуть, царь-государь, а работа у меня такая. Да и Тимофей, он, вполне нормальный человек. Что ж, коли он надумал на купецком страхе играть и денежку вместе с житьём безбедным с этого себе иметь? Он ведь никого не грабит, не разбойничает: заплати ему, за проезд без хлопот и опасностей плату разумную и езжай себе с миром, туда, куда тебе надобно. Зато при нём других разбойников, тех, которые грабят и душегубством занимаются, вовсе и не было, вывел он их всех или разогнал куда подальше, не знаю, не спрашивал.

– Умно, очень умно. – царь Салтан посерьёзнел, но посерьёзнел не по злому, а, как бы это сказать, по умному, задумался над словами, Макаром сказанные. – Выходит Тимофей тот, царскую власть повторил, только в лесу. Умно, очень умно.

– Выходит, что так. Разговаривал я с ним, и он рассказал, что сам не знает, откуда этот Иван появился, но обещал узнать, потому как ему самому интересно. А интерес его проистекает от того, насколько долго он со своей ватагой на службе у того Ивана задержится, и когда надо будет пятки салом смазывать начинать?

– Думаю надолго задержится. – сказал царь Салтан. – Если конечно того Ивана в дурь не попрёт или же глупостей каких, самых простецких, не натворит. Ладно, говори дальше.

– А дальше, – Макар немного помолчал, будто слова нужные выбирал. – прав ты царь-государь, потому что если раньше народ просил меня написать или о том, как его обижают и притесняют, тот же городской голова, боярин Захар, или же всякие милости и послабления себе выпрашивал...

– А теперь что?

– А теперь, ну на боярина Захара, почитай все жалуются, но это так, как бы, между прочим. Почитай все просят написать им бумагу, да чтобы всё правильно и красиво в ней было написано, потому как на службу к тому Ивану просятся. Вот и приходилось ихние, якобы великие и добрые дела, на двух, а то и трёх листах расписывать.

– Да уж... – задумчиво произнёс царь Салтан и, словно опомнившись и вернув весёлое настроение своей душе, спросил. – Должно быть денег целую кучу на письмах тех заработал? А, Макар?!

– Какие это деньги? – ну просто поразительная способность была у Макара совершенно равнодушно о деньгах разговаривать. – Я не за деньги, царь-государь, тебе служу и, уж не серчай, не за милости твои, меня сам процесс очень сильно интересует.

– Знаю, знаю... – хоть то, что Макар служит не за деньги и не за какие-то там другие милости, а значит целиком и полностью независимый, царю Салтану и не понравилось, но он ничего не стал говорить, потому что другого такого Макара во век и нигде не сыскать. Если уж ему так нравится, пусть дальше интересуется этим самым процессом. – Это всё?

– Нет, царь-государь, ещё маленько есть.

– Говори.

– Присутствует у Ивана какое-то чудо, только пока непонятно какое.

– Что за чудо?

– Откуда-то появились у него куры, погоди царь-батюшка, не перебивай. Вроде бы ничего удивительного в этом нет, вот только куры те раза в три больше, чем обыкновенные, почти с молодого поросёнка. Сейчас Иван курями этими купцов одаривает, бесплатно пока, чтобы они в других государствах их показывали и всё такое. А после, мне Тимофей говорил, Иван хочет устроить большую торговлю этими курями, везде, где только можно. А вот откуда они появились и до сих пор появляются, пока неизвестно.

– А что ты у приятеля своего, разбойника, не спросил?

– Я спрашивал, он говорит, что тоже не знает, хотя, по нему видно, знает, да говорить не хочет. Может Иван говорить запретил, а может выгоду какую с того имеет. Скорее всего, выгоду свою имеет, таким, как Тимофей,что-то запретить невозможно.

***

Не думайте, что я забыл про Матрёну Марковну. Мол, что толку обращать внимания на женщину? Мол, сидит себе на табурете, пусть и дальше сидит, тем более, что молчит и разговору никак не мешает. А разговор, он гораздо интереснее Матрёны Марковны получается, его слушать надо, а не на неё пялиться.

Когда Макар начал рассказывать о курях, вот тут-то Матрена Марковна вся и встрепенулась, потому что поняла, откуда эти куры появились. Но встрепенулась там, где-то у себя внутри, да так, что никто и не заметил. Догадалась она, что куры эти посредством той самой бочки, в которую по её тайному приказу царицу с царевичем законопатили и в Самое Синее море сбросили. Волшебной та бочка была, самой настоящей волшебной.

В ней, в бочке в этой, день за год происходил, потому она ей и воспользовалась, не пожалела. Она ведь как думала: царице с царевичем достаточно будет пару месяцев, опять пара месяцев, в бочке той по Самому Синему морю поплавать, как они состарятся и помрут себе спокойненько, на то и надеялась. А выяснилось, правда, пока ещё ничего не выяснилось, бочка та каким-то образом в Руслановом княжестве оказалась и точно также, каким-то образом о волшебных силах и свойствах той бочки кто-то у них догадался. Но самое главное, что интересовало Матрёну Марковну: что сейчас с царицей и царевичем происходит или происходило? Лучше конечно, чтобы происходило, а сейчас ничего не происходит, потому что поздно уже чему-то происходить.

Что творилось внутри Матрёны Марковны, представить несложно, а вот как про всё это написать, да так, чтобы поверили – трудности большие получаются. Хотя нет, никакие трудности не получаются вовсе.

Представьте, сидите вы на кухне, а жена гречневую кашу собралась варить. С чего это её насчёт гречки угораздило – неизвестно. Скорее всего потому что женщина, а женщины, сами знаете, они не понимают, что делают. Так вот, собралась жена гречневую кашу варить и жестянку с гречкой достала ну чтобы крупу перебрать, а дальше, в кастрюлю и на огонь. Оно вроде бы и ничего, но только очень даже самая малость вам покоя не даёт и нервничать заставляет – в жестянке той ваша заначка находится. Если жена заначку найдёт, все знают, что будет твориться, такие вещи не то, что к ночи, даже днём поминать опасно. Так вот, внутри вас всё напряжено и нервы во всю буянят, а виду показывать нисколечки нельзя, потому как жена сразу догадается, что не так что-то и допрашивать начнёт. Но и это не самое главное из того, что внутри тебя в этот момент происходит. Там, внутри тебя, сразу несколько процессов происходят, друг дружке мешают и словами нехорошими разными друг дружку обзывают. Первое – если найдёт, что говорить? Второе – что жене такого купить, чтобы обижаться перестала? И третье – куда следующую заначку прятать? Полагаю третье, самое главное, потому что заначка – это святое! Вот приблизительно так и чувствовала себя Матрена Марковна: виду не показывала, что очень озабочена услышанным, и усиленно соображала, что делать дальше и как делать? Неизвестно сколько бы она ещё соображала и чем бы оно все это закончилось, царь Салтан помог, хоть и невольно, как будто догадался.

– Молодец Иван тот. – как бы подводя итог услышанному начал говорить царь Салтан. – Хоть он и проходимец и подлец, пробы негде ставить, да ещё и самозванец, но все равно молодец, хвалю! Да, чуть не забыл, а куда князь Руслан запропастился?

– Сказывают, царь-государь, – нисколько не изменив тона продолжал Макар. – он до сих пор Людмилу ищет, княжну, дочку того самого князя, который самый пожилой.

– Знаю такого. – кивнул царь Салтан. – А куда ж она, Людмила эта подевалась?

– Беспутная она, царь-государь, уж очень хороводы водить любит, вот и доводилась...

– Неужто,сгинула?

– Кто знает, может и так. Мне знакомый человек сказывал, она с каким-то бусурманином сбежала, к нему стало быть. Больше о ней ничего не знаю, не суди строго государь.

– А больше и не надо, этого достаточно. Да уж, вот оно беспутство до чего доводит. – задумчиво сказал царь Салтан. – Так, надо будет к Ивану этому посольство снарядить. Ты, Макар, послом и поедешь, хватит тебе кому ни попадя письма сочинять.

– Уволь, царь-государь, меня от милости твоей, такой щедрой. – Макар аж с лавки привстал, не иначе очень сильно разволновался, правда голос при этом каким был, таким и остался.

– Царь мой батюшка! – вот он, момент для Матрёны Марковны самый нужный. Она не привстала, а прямо-таки подскочила с табурета. – Отправь меня послом к тому Ивану! Хочу службу тебе сослужить настоящую!

– Бабу, послом?! – если Макар с лавки лишь привстал, Матрена Марковна с табурета подскочила, то царь Салтан, со своей скамьи, чуть не свалился, от смеха разумеется. – Матрена, ты в своём уме?! Иди лучше своим лупанарием командуй, зайду вскорости, посмотрю, что у тебя там творится.

Но Матрёну Марковну как будто все черти, разом, щекотать, обнимать да целовать принялись. Да и ничего удивительного, вот он шанс единственный, которым обязательно надо воспользоваться:

– Ты, царь батюшка мой, – так, кажись началось, вернее, хитрость женская началась. – волен любого из нас казнить или миловать, только вот что я тебе скажу: пусть я женщина простая и никаким наукам не обученная, зато я могу так притвориться и так через своё притворство человека рассмотреть, что он во век не догадается. И через это рассмотрение смогу заставить человека думать так, как мне надобдно.

– Это выходит ты и передо мной притворяешься? – нахмурился царь Салтан. – И меня, стало быть, заставляешь думать так, как тебе надобно?

– Царь-батюшка, а ты сам посмотри, много я тебя по моему думать назаставляла? – если женщина знает что делать и для чего это надобно, остановить её, невозможно. – Али я богатство с этого какое поимела? Али ты меня землями-угодьями широкими, да просторными наградил? В чем пришла к тебе, в том, смотри, в том до сих пор и нахожусь. Мне что: кусок хлеба есть, миска щей тоже есть, а больше мне ничего и не надобно. Тебе, царь мой батюшка, верой и правдой служу, это мне и есть награда самая велика.

"Да, неудобно как-то получилось, обидел Матрёну. – смутился царь Салтан. – Права она, совершенно права, бессребреница, ничего для себя ни разу не попросила. Зря я так, надо будет одарить её чем-нибудь, вину свою загладить. Подожди, а пусть едет послом! Самое главное в этом, такого никогда и нигде не было! А если не было, то может очень даже хорошо получиться. Пусть едет".

– Ладно, Матрена, не серчай, это я так. – примирительно сказал царь Салтан. – Быть по твоему, поедешь ты послом к этому самому Ивану, повелеваю. Что говорить, я тебя позже научу, а как говорить, ты сама лучше меня знаешь. А тепер, оставьте меня. Идите, мне подумать надо...

Глава III

– Надо бы к проходимцу этому посольство заслать, тайное.

– Зачем тайное, князь-батюшка? – воскликнул присутствовавший при князевых размышлениях Фролка. – Пошли настоящее!

– Это что же, признать его за князя, что ли?! – разозлился князь-батюшка. – Я тебе пошлю! Я тебе сейчас прикажу так по спине да по заднице послать, во век не забудешь! Ишь ты, советчик выискался!

– А меня послом назначь. – не унимался Фролка.

– Пузом ты ещё не пророс, послом быть. – вместо того, чтобы окончательно возмутиться и приказать выпороть Фролку как следует, ответил князь-батюшка.

На самом деле все очень просто: он совершенно обалдел от такой наглости, да ещё хоть и самым ближним, но и самым мелким слугой высказанной. А вы бы не обалдели?

– Подожди, не мешай думать. – видать всё-таки что-то подсказал Фролка князю-батюшке.

– А я и не мешаю.

– Вот и не мешай. – князь-батюшка немного подумал, вернее, окончательно сформулировал свою мысль, потому что пришла она к нему сразу же после слов этим наглецом сказанных. – Пусть будет так. Пусть будет посольство официальным, как будто признал я проходимца этого, и со всей его подлостью и наглостью согласился. А ты, шельма непроходимая...

– Почему сразу непроходимая? – сделал вид, что обиделся Фролка.

– Потому, что такая и есть. Не мешай! Ты поедешь с тем посольством, и неотлучно рядом с послом будешь присутствовать. Пусть этот предатель и мерзавец на тебя посмотрит, и ты на него тоже посмотри. Интересно мне, как он себя вести будет и что при этом говорить, да рассказывать? Понял?

– Понял, князь-батюшка. Как не понять?

***

Если кто, как тот Вовка двоечник из мультфильма думает, что царь или князь, а это одно и то же, только и делает, что ничего не делает, то совершенно ошибается, или же, сам является непроходимым лодырем и бездельником. На самом деле венценосный правитель любого царства-государства он, как директор на фабрике или на заводе. Кстати, до сих пор не знаю, чем завод отличается от фабрики? Наверняка где-то там на этот случай специальная государственная тайна предусмотрена.

Разве хороший директор будет день-деньской сидеть в своём кабинете, неизвестно чем заниматься, наказав секретарше, чтобы никого к нему не пускала и при этом говорила, что товарищ директор ужас как занят? Скажите, долго такого директора самое высокое начальство терпеть будет? Думаю что недолго, выгонят и уволят к едреней матери!

Тоже самое и с царями-князьями. Только в отличие от того дурака директора, если князь или царь по целым дням на троне сидеть будет и откровенно дурью маяться, то его тоже "уволят", только не самое высокое начальство, а кто-нибудь из соседей. Из тех, кто на своём троне не очень-то рассиживается, а предпочитает личным присутствием делами в его государстве происходящими интересоваться.

Вот взять того же князя Руслана. А это кстати одно и то же, что день-деньской на троне сидеть и мимо пролетающими мухами любоваться. Попёрся незнамо куда, ну и что, что приспичило ему на Людмиле жениться? Княжество-то своё он, можно сказать, на произвол судьбы бросил, вот ведь как. А судьба, она своё дело туго знает, вот она Ивана на княжество и призвала. А ей безразлично, что Иван никакого не царского и не княжеского рода и происхождения. Для неё самое главное, чтобы в голове имелось то, что у расторопных и умных людей там имеется, а где он родился, во дворце или в избе деревенской ей, судьбе, абсолютно без разницы, не отличает она одно от другого.

Вот и князь-батюшка, и это не смотря на преклонный и почтенный возраст, весь свой рабочий день по управлению княжеством проводил не восседая на троне, а в самом княжестве, в разных его местностях и среди народа. Каждодневное, ну почти каждодневное, нахождение среди народа, оно кроме пользы ничего не приносит и принести не может, как для князя и княжества, так и для каждого его жителя какого бы он роду-племени, сословия и достатка не был.

Положим, едет князь и за всем, что вокруг происходит внимательно наблюдает. Увидел, где дела идут хорошо или даже лучше, чем хорошо, значит надо остановиться, поговорить с тем человеком, который трудом своим княжество и жизнь свою лучше и богаче делает. И не только поговорить, но и тут же, сразу, наградить чем-нибудь. Пусть это будет мелочь какая-то, хотя на самом деле, никакая это не мелочь, потому как от самого князя полученная и лично им подаренная. Кстати, народ, он хоть и хитрый, но все равно, простой и доверчивый, как ребёнок, в особенности если к нему с лаской и по-доброму. Похвали ты его, пустяком каким-нибудь одари, так он княжеской милостью и вниманием обрадованный горы свернёт если они будут где-то поблизости находиться. Ну а если гор не будет, ничего страшного, ещё что-нибудь такое сделает, от чего все рты пораскрывают. Кстати, да и ни для кого это никаким секретом не было: свита княжеская всегда при себе мешок, а то и два, таких вот мелких подарков держала, ну чтобы было чем одаривать, не с себя же снимать.

И точно также, едет князь и видит, что безобразие какое-то творится. Если безобразие, значит лень и ротозейство и не важно по чьей вине: селянина, горожанина или человека, на княжеской службе состоящего происходят. Значит это прямой убыток и позор для княжества, потому как не должно такого происходить. Для таких случаев подарки тоже предусмотрены, только несколько другие. При князе, помните, при Иване Премудром заплечных дел человек состоит? Вот и при князе точно такой же постоянно присутствует. Увидел князь, где какой непорядок, сразу же виновного в этом непорядке князю и предоставляют. Далее князь спрашивает: почему и зачем такое произошло? Тот, кто это все допустил, обстоятельно всё объясняет и виновных называет, всех до одного, кроме себя. Но князь, на то он и князь, его глупыми словами не проведёшь, он всю правду сразу видит. Сразу же, а что нищего за душу тянуть, следует указание специально для этих дел человеку назначенному. А тот, тут же, повинного в беспорядке или же в откровенному ротозействе и вразумляет. Особенно народу нравится, когда таким вот образом ум с разумом до людей, на княжеской службе состоящих, доносится. Всем известно, почитай все слуги князевы: или дураки откровенные, или лихоимцы и взяточники, жадные до неприличия. Ну а в большинстве случаев – и то и другое одновременно. Так что когда князь очередного раззяву и придурка вразумляет, народ сразу же в большом количестве вокруг собирается. А когда собирается ну, чтобы глядя, как тому недотёпе спину с задницей шлифуют, жизни и справедливости радуется, и всегда, и все как один, народ князя поддерживает и справедливые его действия одобряет. Казалось бы, всё очень просто, а на самом деле так и выглядят знаменитые кнут с пряником.

***

Сегодня князь лично собрался проверить результаты наведения порядка в своём стольном граде. Хоть Иван и предатель и вообще, сволочь и проходимец пробы негде ставить, но мысль верную подкинул. Стольный град князев, да точно также, как почитай, все другие города и во всех царствах-государствах, просто утопал в мусоре и грязи. Если даже взять только один мусор и грязь, его сопровождающую и посмотреть на все это, к бабке не ходи, с души начнёт воротить, а то и в другой части тела, внутри человека расположенной, не говоря уж о запахах там же присутствующих.

Когда Малай рассказал князю-батюшке о придумке Ивановой, князь, он вида конечно перед Малаем не показал, но сразу же и твёрдо для себя решил, навести в стольном граде порядок, да такой, чтобы вокруг все аж блестело. Да и негоже ему, князю-батюшке, князю и правителю своего княжества настоящему в чем-то уступать Ваньке, проходимцу и самозванцу. Ну и что, что Иван всё это придумал? В случае чего, всегда можно сказать, что на самом деле князь-батюшка это придумал, да все руки не доходили приказать, чтобы исполнили. А Иван, на то он подлецом и проходимцем является, взял да и воспользовался мудростью князя-батюшки.

То, что совсем вскорости, всем окрестным, да и не окрестным царям да князьям тоже станет известно, что князь Иван Премудрый, есть не кто иной, как советчик, у князя-батюшки на службе состоявший, сомнений не вызывало. А если этот возмутительный случай ни у кого сомнений вызвать не может, значит князя-батюшку могут обвинить в том, что он специально все это подстроил. Поэтому для того, чтобы его в этом не обвинили, надо что-то делать, а что, князь-батюшка ещё не придумал.

***

Для придумывания чего-либо, вообще-то существует много разных способов и самых простой из них – спросить у кого-нибудь, мол, что делать и так далее? Оно конечно хорошо, а потому многие так и поступают. Вот только в том случае, когда сделанное по чьему-либо совету совершенно не получилось, и человек высказывает претензию тому, кто совет этот дал, ответ всегда один-одинёшенек – а зачем ты меня слушал?

Поэтому для того, чтобы придумать что-то, лучше всего воспользоваться своим умом или тем, что вместо него в голове находится. Но и здесь существует великое множество способов, как, даже своим умом, пользоваться. Можно конечно уставиться в одну точку и гонять мысли внутри головы с удвоенной, а то и с утроенной силой, можно-можно, некоторые так и делают. Можно биться головой о стенку и при этом совершенно не бояться, что со стенкой или с головой что-то случится. Ничего не случиться, проверено, как временем, так и многочисленными случаями применения этого способа.

На самом деле, когда придумывание происходит вон теми самыми способами, про которые только что было написано, в голове ничего не происходит. В случае, когда придумывающий что-то бьётся головой о стенку, мысли, вместе с мозгами, до невозможности перепуганные таким стучанием кучкой забиваются в самый дальний угол головы, сидят там, дрожат от страха и совершенно отказываются что-либо делать.

Когда же человек просто сидит и что-то придумывает, уставясь в одну точку, происходит нечто другое, но тоже, в результате ничего хорошего не получается. Представьте, да что там представлять, каждый хоть раз, но побывал в такой ситуации: сидит человек и что-то делает, ну или, к примеру, картошку на огороде выкапывает. Что в первом, что во втором случае – хорошее занятие, достойное всяческого уважения. Но дело в том, что в этот самый момент какой-то подлец или придурок, или стоит у тебя за спиной и через плечо заглядывает, интересуется, чего это ты там делаешь? Или же стоит в сторонке, ну чтобы ботинки со штанами сырой землёй не испачкать и очень внимательно наблюдает, как ты картошку выкапываешь: правильно или неправильно? А то ещё советы начнёт давать, придурок.

Понравится вам такое? Думаю вряд ли. Вот и мозгам, и мыслям в них, такое пристальное внимание абсолютно не нравится. Поэтому они начинают процесс изначально Природой-матушкой им предопределённый саботировать и издеваться над тем, кто так внимательно на них смотрит, хотя сам считает, что думает. Вот они, мысли с мозгами, рожи всякие ему и корчат, и вообще, издеваются по всякому. А как мысли с мозгами могут издеваться? Только одним известным и доступным им способом – подсовывать старающемуся что-то придумать всё, что угодно, кроме того, что ему надобно.

Лучше всего, это когда попросил мозги с мыслями, мол ребятушки, мне надобно то-то и то-то, посмотрите пожалуйста, может что более-менее подходящее у вас имеется? И всё, и оставь ты их в покое, не тереби каждую минуту. Они, мысли с мозгами, сами разберутся, что к чему и то, что тебе потребно, найдут и предоставят. Почему я так в этом уверен? Да потому, что это проверено многократно и ещё потому, что у мыслей с мозгами какой-либо другой работы, кроме как отыскивать, то, что тебе надобно не существует. Да и делать они больше ничего не умеют, ну разве что, дурью маяться.

***

Князь-батюшка прекрасно знал о последнем, расписанном способе, по придумыванию чего-либо. Правда он и о тех, других трёх способах тоже знал, но если и пользовался ими, то очень и очень редко. Поэтому:

– Фролка, бес окаянный! Ты где?! Вечно тебя не дозовёшься!

– Вот он я, князь-батюшка. Весь тут как тут, как обычно. – это Фролка, услышал, вошёл и уж в который раз князю нахамил.

– Скажи там, чтобы седлали, да запрягали. Поедем город относительно порядка осматривать.

– А запрягать-то что, князь батюшка? В карете, что ли ехать изволишь?

– Тебя дурака запрягать, чтобы больше вопросов глупых таких не задавал. Это я так, к слову пришлось. Ну и дурень же ты Фролка, ох, какой же ты дурень! Ладно, иди распорядись.

– Мне, князь-батюшка, дурнем быть не полагается, потому как при особе твоей состою, а ей, особе твоей, дураки не надобны. Всё, всё, уже бегу!

– Ишь ты, шельма, выкрутился! Беги, беги, распорядись. Как оседлают, сразу же и выезжаем...

***

Стольный град князя-батюшки располагался на высоком берегу большой полноводной реки, которая несла свои воды и всё, что на тех водах оказывалась к Самому Синему морю. С высокого правого берега, стольному граду принадлежащего, открывался прекрасный вида на левый, низкий берег. На его бескрайние поля и луга, на которых в бесчисленных количествах паслись и нагуливали бока всякие разные: лошади, быки, коровы, овцы с баранами и прочая живность, утвердившая за собой звание скотины.

Это было одним из самых главных богатств князя-батюшки. Ещё очень большим и щедрым богатством у князя-батюшки был лес, который начинался почти сразу за стольным градом и убегал своими деревами и кустарниками вдаль и неизвестно куда, никто не знал, где этот лес заканчивался. Про щедрость, которой лес народ, живущий в нем и рядом с ним одаривал, думаю, даже говорить глупо, настолько это очевидно.

И третьим, а может быть на самом деле самым первым богатством князя-батюшки, была река, та самая, которая несла свои воды к Самому Синему морю. Не считая бесчисленного количества воды, которая была очень даже необходима для поливки многочисленных огородов горожан, содержала она в своих водных глубинах неподдающееся пересчёту, ну просто агромадное количество рыбы, причём не какой-то там одной, например, типа плотвы, а всякой разной.

Рыбка, оно конечно очень хорошо и в любом виде для настроения и организма пользительно, но и не это в реке было самым главным. По мнению князя-батюшки, а чьё-либо другое мнение ему в основном без надобности, самым главным и полезным в реке было то, что по ней можно было плавать. Нет, имеется ввиду не то, когда ребятня, да и взрослые мужики с бабами, сняв с себя портки с рубахами и оставшись в чем мать родила, как те, которых придурками называют, плещутся и визжат в своё удовольствие. Это конечно хорошо, но польза тут исключительно для настроения и организма, но никак не для княжества и его благосостояния. Гораздо полезнее в реке то, что по ней может плавать, а значит приплыть в стольный град, лодка какая-нибудь и даже корабль, способный Самое Синее море преодолеть. Вот здесь самая главная польза от реки для княжества и происходит. Не догадались? А что тут догадываться?!

Все эти плавательные средства, слова эти мудрёные, князю-батюшке Иван Премудрый рассказал и объяснил, что в университории их выучил. Слова эти, уж неизвестно почему, князю-батюшке понравились, вот он их и запомнил. Так вот, все эти плавательные средства не то, что могли, а были просто обязаны привести в своих чревах какой-либо товар. Или же, точно также в своих чрева, увезти куда-то, не важно куда товар, в стольном граде купленный. Дальше объяснять, или теперь уже все стало понятно?

***

Князь-батюшка издал указ с тем, чтобы в стольном граде и в других городах и городках, а также селах и деревнях, навели порядок, повыбрасывали весь, за многие годы скопившийся мусор вместе с грязью. Сразу же, в особом указе прописали, что мусор этот надлежит сваливать в глубокие ямы, которые должны быть выкопаны на значительном расстоянии, как от стольного града, так и от других населённых пунктов, и эти слова князю-батюшке, Иван подсказал, ничего не поделаешь – Премудрый.

Но и это ещё не всё. Этим же указом князь-батюшка приказала весь этот мусор и грязюку мерзкую, сверху известью, из мела получаемую, пересыпать, а потом уж всё это землёй закапывать. Умно? А как же! Вот это самое князь-батюшка сам придумал, ни у кого совета не спрашивал. А вы говорите...

Но более всего, и это было в тех, двух указах прописано, строго настрого было запрещено что-либо сваливать в реку. Оно ведь как народ мог подумать и наверняка подумал подлец, мол а зачем куда-то везти, да ещё яму выкапывать? Самое лучшее и простое – свалить все в реку, а она матушка, ей всё едино, что своими водами нести: лодку, корабль величавый или же то, что в силу своего бескультурья и лени беспросветной, человек после себя оставляет и около забора складывает.

За такие дела князь-батюшка повелел, и это было объявлено всем, специально народ на площадь сгоняли, виновному, пойманному за руку, полагалась казнь лютая, в виде лишения всего достатка и имущества с последующим исключением из числа подданных князя батюшки и изгнанием в голом и босом виде на все четыре стороны. Кто-то наверняка скажет, жестоко, мол. Какая же тут жестокость?! Никакой жестокости нет! Пусть тот, кто такое допустил, спасибо скажет, что в живых оставили, бошку не отсекли.

***

Погода только способствовала княжескому выезду и хорошему настроению, а потому что лето на дворе. Ведь всем известно, даже пням стоеросовым, что из растительного мира, что из мира человеческого – летняя погода и лето вообще очень даже способствуют хорошему настроению и самочувствию. Светит солнышко, ветерок ласковый тебя обдувает и кажется, что и нет вовсе никаких болезней и печалей с горестями, одна только радость вокруг присутствует. Вообще-то она, радость, в большей степени для простого народа присутствовать предназначена, потому что дела и заботы у него мелкие, как и он сам, а о больших делах он, народ, даже не помышляет.