Текст книги "Иван Премудрый (СИ)"

Автор книги: Сергей Лизнёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

– Ладно. Волшебство волшебством, а пока пусть присмотрят за этой бабой, кабы чего не учудила. – подвёл итог случившемуся князь Иван Премудрый.

Глава V

И всё-таки сколько хлопот со всеми этими послами и посольствами – сплошной ужас! Мало того, встретить надо, почёт и уважение оказать: кучу времени потратить, кучу ненужных и глупых слов наговорить, а бывает, не одну бочку хмельного вина, али пива, надо выпить. На это уже никто и внимания не обращает, вроде бы так оно и должно быть считают, привыкли все уже. Другое дело, особым шиком и уважением считается, надо посольство то, будь оно не ладно, заранее где-нибудь на подъездах к стольному городу встретить. Оно конечно, если то посольство по дороге едет, как все добрые и нормальные люди ездят, тогда да, тогда проще простого. Порасставил секреты по той же дороге, вот и всех делов. Увидел кто посольство приближающее, прямиком и во всю прыть в стольный город, а там... А там уже все готово, делегация только и делает, что дожидается, когда ей навстречу посольству выезжать.

А что делать, если посольство не по дороге делать, а по морю плывёт? Не знаете? Вот и я не знаю! Вернее, не знал и никогда не узнал, если бы не князь, Иван Премудрый. Вот что значит человек, в университории обученный! Прознав, что к нему от царя Салтана направилось посольство, его посольство опередило стало быть, решил Иван Премудрый оказать им, а заодно и царю Салтану, уважение большое, встретить посольский корабль посерёдке Самого Синего моря. Для этого отрядил он аж целых два купеческих корабля, большие деньги заплатил, не пожалел. А тем, а им без разницы, где болтаться, у берега или в открытом море, лишь бы денежка в карман спрыгивала. Подняли они паруса и поплыли навстречу посольству Салтанову. Вроде бы тоже всё очень просто, да не очень. Вот что значит учёный человек: Иван объявил, что первый, кто увидит посольство и сообщит об этом, получит премию, причём немалую. Возможно кто-то задумается: а как сообщать, вода кругом, а по ней лошади не скачут? А голуби на что? Забыли?

***

Исключительно по воле тех, кто на нём, а не по своей, корабль подошёл к причалу и сразу же потеряв свободу, был привязан к этому растреклятому причалу канатами. Всё, что осталось у гордого корабля от его вольной жизни, так это: чуть-чуть вперёд, чуть-чуть назад, чуть-чуть в бок и всё. А нечего было тех, кто на тебе находится слушаться! Вот если ты устроил настоящую вольную пляску на волнах Самого Синего моря, да такую, чтобы у тех, кто на тебе морды не только позеленели, а почернели и посинели одновременно, вот тогда бы ты был по настоящему свободным. Ну а уж если такое случилось, терпи, жди своего часа и самое главное – не забудь отомстить за то, что с тобой так подло обошлись.

Подали сходни. По ним с величайшим бережением, под белы рученьки, на берег сошла великая посланница царя Салтана, тоже великого – Матрёна Марковна. Вот что значит Синее Море – поверхность нетвёрдая и вообще, жидкая. Ступив на поверхность твёрдую, на землю-матушку, Матрёну Марковну пару раз слегка качнуло, не иначе по привычке. Да и выглядела она не ахти как. Не смотря на все белила и румяны со всей возможной щедростью на лицо нанесённые, бледность зеленоватого оттенка всё-таки просматривались.

"Так вот ты какая, Матрёна Марковна. – глядя на посланницу, подумал Тимофей. Нет, доселе он её ни разу не видел, но много о ней слышал и в том числе о том, что при помощи какого-то лупанария в котором, говорили, баб видимо-невидимо, эта Матрена и царя Салтана и всё его царство в бараний рог скрутила.

"Дела! Если царь Салтан послом этого чёрта в юбке отправил, значит серьёзное что-то намечается. – продолжал думать он и на всякий случай решил дать команду своим молодцам, чтобы были наготове, а к чему наготове, видно будет":

– Здравствуй, матушка-государыня, Матрёна Марковна! – Тимофей был сама галантность. И где только нахватался?

Сразу же после приветствия на передний план вышел распрекрасного вида и молодости юноша с караваем на рушнике. Поясно поклонившись, юноша протянул каравай Матрёне Марковне. Как это у него получилось: одновременно каравай протягивать и поясно кланяться – сам не представляю, люди так рассказали. Но даже такие противоречивые по своей совместимости телодвижения не помешали юноше послать Матрёне Марковне страстный и зовущий взгляд.

Матрёна Марковна, ясно дело – не дура, ритуал гостеприимства соблюла: отщипнула кусочек от каравая, макнула в солонку и отправила в рот. Взяла каравай, слегка поклонилась и передала его подбежавшему посольскому помощнику. А вот страстный и куда-то зовущий взгляд юноши Матрена Марковна напрочь проигнорировала, как-будто его и вовсе не было.

"Это что же вы себе думаете? – глядя на Тимофея и его свиту, случаю подобающую, с весёлой злостью подумала Матрёна Марковна. – Думаете я куплюсь на этого вашего сопляка? Как же!"

– Как добралась, доехала, матушка-государыня, Матрена Марковна? – продолжал исторгать из себя галантности Тимофей. То, что с мальцом фокус не вышел, его не смутило: "Ничего, – подумал он. – ещё что-нибудь предоставим".

– Благодарствую, Тимофеюшка. – как будто любимая тёща к любимому зятю приехала, сказала Матрёна Марковна. – Если бы не твои молитвы, то и неведомо, осталась бы целой или нет? А так, как видишь, жива и здорова.

– Откуда же, Матрёна Марковна, ты обо мне ведаешь? – разумеется Тимофея такая его известность не удивила, это политесы начались, любому посольству столь необходимые.

– Ну кто же не знает ближайшего и вернейшего слугу и помощника Тимофея? – продолжала Матрена Марковна. – Почитай по всем царствам-государствам слава идёт как о тебе, так и о делах великих твоих. – вывалив эту политесную чепуху Матрёна Марковна едва заметно подмигнула Тимофею, как бы говоря: "Все о тебе, мил-соколик, знаю. И о делах твоих лесных, тоже всё ведаю. Так что, ты не очень-то". И тут же, как-никак политесы:

– А тебе, откуда имя моё знакомо? Я женщина тихая и скромная и никакими великими делами, подобными твоим, вовсе не прославлена. – во даёт!

– Ну как же, Матрёна Марковна! Весь честной мир только о тебе и говорит, о делах твоих, не в пример моим, великих. – "Говорить про лупанарий или рано ещё? Ладно, если что, попозже скажу". – О том, как ты оберегаешь и спасаешь жизнь и душу государя великого, царя Салтана, как о семействе его печёшься, все только об этом и говорят.

"Неужели пронюхали что-то?! Или Царица с царёнышем здесь, у них, и уже наговорила с три короба?":

– Благодарю тебя, Тимофеюшка, за слова моей скромной персоне столь лестные, однако устала я чтой-то, да и возраст, сам видишь какой. Отдохнуть бы мне с дороги, да и людям моим отдохнуть, тоже не помешает.

"Ну вот, поплыла ты, карга старая. Видать и правду люди говорят: ухайдокала ты Царицу с царевичем. Быстро ты однако слабость свою показала. Неужели хитрость какую затеяла? Ладно, посмотрим...":

– Всё готово, матушка-государыня, всё только тебя и дожидается. – продолжал соловьём лесным заливаться Тимофей. – Покои тебе определены и подготовлены. Слуги, все в ожидании твоих приказаний. Банька натоплена, вся пылом-жаром дышит, тебя дожидается. А покуда от соли морской и от ветров злых и студёных себя освобождать будешь, хлеб да соль на стол успеют поставить и лебяжьего пуха перины взбить. А пока, пожалуй матушка-государыня, Матрёна Марковна в возок, специально для твоей персоны изготовленный.

Тимофей взял Матрёну Марковну под руку, всё честь по чести, по культурному, и проводил к стоящему чуть поодаль возку. С великим бережением и почестями усадил в него и закрыл дверцу. Тем временем прочая посольская мелочь и сволочь была распределена по другим возкам. Встречающие, кто верхом, как Тимофей, а кто тоже в возке, на правах хозяев, двинулись по направлению к городу, ну а посольские, вслед за ними. Дабы продолжать подчёркивать значимость Матрёны Марковны и выказывать к ней уважение, Тимофей ехал рядом с возком, делая вид, что внимательно смотрит, всё ли хорошо, не ли каких препятствий?

"Эх, Тимофей, Тимофей, – глядя на Тимофея через щёлочку от неплотно закрытых занавесок думала Матрёна Марковна. – быстро ты однако купился. Подожди, милай, и ты, князюшка Иван, подожди, я вам устрою кордебалетус",

***

– Ну, про какое волшебство ты мне хочешь рассказать? – хоть принимал Иван Премудрый Матрёниху и не в тронном помещении – чести много, выглядел он так, как и подобает выглядеть князю, во всей красе.

Уж неизвестно, пусть в этом учёные с историками разбираются, только постепенно личный покой князя Ивана Премудрого стал превращаться в учёный кабинет, точь в точь, какие у профессоров, в университории. Был тут и стол письменный, здоровенный, иноземной работы, и глобус, тоже здоровенный и неизвестно для чего надобный. Ну и конечно все стены помещения были шкафами заставлены, а в них книг видимо-невидимо. Зачем человеку столько книг – нормальным людям непонятно. Но даже не это самое главное. Пусть ты даже все их прочёл, хотя вряд ли – жизни не хватит. За каким, спрашивается, ты их все сохраняешь?

Шкафы с книгами на Матрёниху никакого впечатления не произвели, подумаешь?! Книг она отродясь не видывала, слышала, что есть такие, а для чего – ей было непонятно. Гораздо больше её поразил и даже испугал здоровенный глобус. Матрёниха – не дура-баба, догадалась, что это есть маленькая копия земли на которой она проживает. Почему догадалась? А потому что вспомнила: однажды какой-то проходящий мимо странник рассказывал, мол земля на самом деле, она круглая, как тыква. Народ тогда уж очень долго смеялся над такой шуткой. Его за это даже не отлупили, наоборот, харчей с собой дали, уж очень всем брехня про круглую землю понравилось. Оказывается, если и врал тот придурошный, то не совсем. А вдруг как она и правда круглая, как тыква?

– А волшебство это, князь-величество, самое настоящее. – первое и единственное смущение от созерцания князя в блестящей одежде и здоровенного глобуса у Матрёнихи прошло и сейчас она чувствовала себя совершенно свободно, почти как в деревне.

– Вот и рассказывай, какое оно настоящее. – Ивану понравилось обращение к нему только-только изобретённое Матрёнихой, поэтому он не стал на неё кричать и злиться, хотя поначалу мысль такая присутствовала.

– Тут ведь просто так не расскажешь, оно лучше, когда показать.

– Слушай, тётка, если ты думаешь, что мне, кроме как твои бредни слушать, заняться нечем, ошибаешься. Дел у меня, не в пример тебе, великое множество. Вот прикажу сейчас свести тебя на конюшню и выпороть, чтобы с неделю ни сесть, ни лечь не могла, тогда будешь знать.

– Ты, князь-величество, можешь приказать и выпороть меня, и жизни меня лишить. Можешь приказать, а вот оскорблять себя я не позволю, да и тебе стыдно. – Иван Премудрый глядя на преобразившуюся Матрёниху, аж слегка обалдел, правда вида не подал. – Никто меня ещё тёткой не называл, никому не позволяла, и тебе не позволю.

– Ну и как же тебя звать? – усмехнулся Иван Премудрый.

– Как люди зовут, так и ты зови, Матрёнихой.

– Как как?! – Иван держался из последних сил, чтобы не расхохотаться до слёз и не сползти со стула, от смеха разумеется.

– Матрёнихой! – громко, как будто Иван глухоманкой страдал, повторила Матрёниха.

– Матрёна значит. – уже серьёзно сказал Иван, а сам тем временем подумал: "Эта, Матрёниха, а та, Матрёна. Случайность? А что, если нет?".

– Сам ты, прости князь-величество, Матрёна. – попёрло Матрёниху, попёрло, не иначе за живое задели. – Это меня так люди называют в честь моей бабушки, её Матрёной звали, за всю ту помощь, которую она людям рассказывала и глаза на правду им раскрывала. А меня, меня Алёной батюшка с матушкой нарекли, а Матрёнихой люди зовут, потому я, как и моя бабушка, тоже всем людям только правду о жизни рассказываю.

– Понятно. – Иван, на то и Премудрый, понял, что перед ним обыкновенная деревенская сплетница. – Ну, тогда и мне расскажи, поведай правду, что у вас в деревне происходит?

– А происходит, князь-величество, у нас в деревне правда, очень даже сама по себе странная. – Матрёниха моментально переключилась на дело всей своей и бабушкиной жизни – правду народу рассказывать. – Появились у нас в деревне люди, чужие люди и неизвестно откуда появились.

Проживать они стали у Старика со Старухой. Старик, тот рыбу в Самом Синем море почитай уж сколько лет ловит, а Старуха стало быть всё по хозяйству. Народ спрашивал у них, мол откуда у вас гости такие? А Старуха и говорит, что родственники погостить приехали. Только нет у них никаких таких родственников, потому что родственников у них – два сына с жёнами и детями и те в других местностях проживают. Люди эти, которые чужие, хоть и ведут себя тихо и смирно, но сразу видно – не простые люди, знатные, потому как уж очень сильно от наших, деревенских, отличаются.

– И чем же они отличаются?

– А тем, что... – и всё. Начатый было рассказ об отличиях чужих людей от деревенских повис в воздухе. Не иначе Матрёниха и сама не знала, чем они отличаются.

– Ладно, дальше-то что?

– Всё! – удивлённо глядя на Ивана Премудрого сказала Матрёниха, мол: "А чего тебе ещё надо? Здесь и так всё совершенно понятно!"

– Хорошо, разберёмся. – Иван понял, что большего от этой Алёны-Матрёнихи добиться не удастся. – Останешься пока при дворе, покуда всё не прояснится. Если всё так, как ты говоришь, определю тебя на службу, мне толковые люди надобны, ну а если наврала, не взыщи, получишь по-полной.

– Да что ты, князь-величество, да разве я когда позволю себе твоему величеству ложь говорить? Да разрази меня громом ясным с молнией! – запричитала Матрёниха. – А чего вы хотели? Уж очень ей перспектива княжеской службы по душе пришлась.

– Ладно, иди. – махнул рукой Иван Премудрый. – Да, как тебя на постой определили? Всем довольная?

– Благодарствую тебя, князь-величество, за доброе сердце и душу добрую твою, всем довольная. – запричитала Матрёниха не забывая кланяться.

– Тогда иди. – "Надо будет послать в ту деревню Тимофеевых хлопцев. Пусть проверят, что за люди такие? Вдруг как и пригодятся?"

***

Это вам не какая-то там Матрёниха, дело всей бабушкиной жизни продолжающая, а самая что ни на есть посланница самого царя Салтана – Матрёна Марковна. Тут понимать надо и реагировать соответствующим образом. Потому что любому дураку известно, царь Салтан – самый великий и могущественный государь из всех государей, что на земле проживают. Поэтому тронное помещение заранее было отмыто и начищено до блеска. Хоть и день был на дворе, позажигали свечи, все, сколько в канделябры поместилось, не пожалели. Правда дух от их горения дюже тяжёлый стоял, но это никого не беспокоило и не волновало, политесы, они обилия свечей требуют, поэтому терпели.

Ну и общество в виде свиты собралось весьма достойное. Если так рассудить, без этих самых политесов только сам князь Иван Премудрый, да Тимофей, родителями простого происхождения рождённые. Остальные все, даже стражники-гридни, не считая бояр, все как один, были знатных родов и происхождений. Но поскольку Иван Премудрый всё-таки был князем, и все с этим соглашались, на троне восседал он, а не какой-нибудь там боярин. Тимофей стоял по правую руку от него, как самый верный и надёжный помощник.

Специально отмытые от постоянного спанья музыканты заиграли какую-то торжественную мелодию и в тронное помещение вошла Матрёна Марковна сопровождаемая своей посольской свитой, тоже сплошь и рядом состоящей из людей знатного происхождения. В отличии от Ивана Премудрого одета она была попроще, всё-таки где князь, а где посланница, но тоже весьма красиво и нарядно.

От автора: Вы что же, думаете, если та – Матрёна, а эта – Матрёниха, то что, специально подстроено, что ли? Больно надо! По грибы хоть раз ходили? Вот. Если ходили, должны знать, все грибы находят исключительно по случайности, а никак не специально! Так и здесь, случайность такая получилась.

Не доходя пяти-шести шагов до трона Матрёна Марковна остановилась и немного склонила голову в знак приветствия и уважения, так получается. Этот,её такой маленький поклон конечно же можно было прочитать как малое уважение к персоне князя Ивана Премудрого, но он был компенсирован поклонами Матрёниной свиты, которая начала кланяться и шаркать ногами, кто во что горазд.

– Здравствуй великий князь и государь, Иван Премудрый. – ещё раз немного поклонившись произнесла Матрёна Марковна.

– Здравствуй посланница великая, Матрёна Марковна. – ответил Иван Премудрый. – как добралась, здорова ли?

– Благодарствую князь, – это политесы начались, без них никак. – хорошо добралась, потому и жива-здорова.

– Как здоровье великого государя, царя Салтана? – опять политесы.

– Благодарю, благодарю, князь. Жив и здоров наш великий государь, чего и тебе желает, и процветания твоему княжеству тоже.

После этого, правда там ещё минут двадцать всякую ерунду друг-другу говорили, Матрёна Марковна вручила Ивану Премудрому грамоту, от самого царя Салтана, подтверждающую полномочия Матрёны как посланницы.

Ну а после, знатные свиты и окружения аж дышать перестали от такого наглого вольнодумства и несоблюдения посольских законов веками применяемых. Иван Премудрый встал со своего трона, подошёл к Матрёне Марковне, взял её под руку: по-культурному взял, а не так, как вы подумали, и повёл к одной из стен тронного помещения у которой стоял стол с фруктами, кувшинами и кубками, и два кресла. Насчёт стола и всего прочего около него и на нём Иван Премудрый заранее распорядился. Никита, тот ничего не понял, зачем это оно всё нужно, подумал: очередная блажь княжескую голову посетила, но всё Иваном сказанное исполнил точь в точь, а вы как хотели?

***

– Теперь, Матрёна Марковна, когда у всех этих дармоедов возможностей подслушивать почти что нету можно и поговорить. – Сказал Иван Премудрый разливая по кубкам вино и пододвигая к Матрёне вазу с фруктами.

– Да, батюшка, так оно будет лучше. – согласилась Матрёна Марковна. – Толку от этих дармоедов никакого, а помеха очень даже большая.

– Слова мудрой женщины приятнее и целебнее самого дорого вина. – Иван Премудрый приподнял кубок и сделал хоть и неопределённое, но всем понятное движение им, мол, чокаемся. – Твоё здоровье, Матрёна Марковна.

Цена этим, хоть и красивым, но совершенно бесполезным словам Матрёне Марковне была совершенно понятна, но слишком по её мнению она была высока, чтобы платить. Ну а если человек платить отказывается, торговаться начинает: "Не смутишь ты меня, Ванечка, словесным дуреломом этим и уж тем более не купишь":

– Слова, князь Иван Премудрый, какими бы они правильными ни были, так и останутся словами. – теперь уже Матрёна Марковна как бы называла цену. – Исконное золото и жемчуга все на свете – дела, человеком делаемые. – Матрёна Марковна пригубила вино. – А если делаемы они человеком Премудрым, то никакое золото и никакие жемчуга с ними сравниться не могут. – "Вот так вот, получи, сам первым начал!"

– Согласен с тобой, Матрена Марковна, целиком и полностью согласен. – Иван Премудрый тоже пригубил вино. – "И где же её так разговаривать научили? Насколько мне известно из простых она, в университории не обучалась. Да и не принимают баб в университорий. Вот чёртово племя! Ладно. Посмотрим, что дальше будет".

– Ну а если согласен, князь Иван Премудрый, – как ни в чём ни бывало продолжала Матрёна Марковна. – то требуется нам с тобой отдельный разговор, да такой, чтобы рядом вообще никого не было. А то вон смотри, – Матрёна Марковна глазами показала на торжественные и почётные свиты и окружения. – они того и гляди, от любопытства в обмороки попадают, а то и вообще калечными сделаются.

– Согласен с тобой, Матрёна Марковна. – "Да, непроста тётка, очень непроста. Ну что ж, это даже хорошо. Тем интереснее разговор будет, и предложения мои умному человеку понять легче". – Вечером Тимофей даст тебе знать, и в мой кабинет проводит. А пока отдыхай. Хочешь, на прогулку какую съездий, Тимофей обеспечит.

– Благодарю, великий князь, Иван Премудрый. – Матрёна Марковна опять, как в самый первый раз, чуть склонила голову. – Какие уж нам, по нашему возрасту, прогулки да развлечения? Лучше я вечера и разговора нашего в тишине и покое подожду.

***

– Заходи матушка, Матрёна Марковна, гостья дорогая. – при появлении Матрёны Марковны Иван встал с кресла. – Рад тебя видеть во всем здравии. Как отдыхалось?

Для Матрёны Марковны Иван Премудрый предпочёл деловой стиль одежды без каких-либо излишеств. Такие излишества, в виде обилия и многообразия всякой блестящей ерунды, они на таких, как Матрёниха впечатление производят и в требуемое состояние души ввергают. А таких, как Матрёна Марковна, таких на блестяшках не проведёшь. Вмиг поймут, раскусят да ещё издеваться начнут.

– Благодарю, князь Иван Премудрый. – Матрёна Марковна уселась в предложенное Иваном кресло. – Хорошо отдыхалось, будто молился за меня кто-то.

– Я рад, Матрёна Марковна, что тебе у меня нравится. – "Не буду тянуть, да и зачем? Меньше нервов истрачу". – Очень хорошо, когда душ, совместно с телом отдыхают и жизни радуются.

– Согласна с тобой, князь, полностью согласна. – "Куда это он заворачивает? Неужели на лупанарий намекает?! Щас я тебе намекну, не обрадуешься". – Отдых, он не только душе, он и телу надобен. Вместе они, душа и тело, дела вершат и совершают, вместе им и отдыхать.

Иван, как и днём, опять налил в кубки вино, слегка пододвинул к Матрёне Марковне вазу с фруктами: "На, лопай, мол". Сам же, как бы чокнувшись жестом, отпил из бокала, только не глоток и не два, а где-то с половину кубка, скорее всего волновался. Матрёна Марковна ни к вину, ни к фруктам, не притронулась. Она вроде бы полусонным и полупридурошным взглядом одновременно внимательно наблюдала за Иваном: "Волнуешься, паразит? Волнуйся, волнуйся. Тебе полезно".

– Мудрые слова говоришь, Матрёна Марковна. – начал было Иван Премудрый, да по новой приложившись к кубку, чуть было вином не поперхнулся.

– Иван, хоть ты и Премудрый, хорош ваньку валять. Ты что же себе думаешь, у меня дома никого такого нету, чтобы вот так мудрено поговорить? Обязательно чёрти куда переться надо?

Ты что же это, мил-дружок Ванюшечка, там, в своей премудрой голове думаешь? Думаешь, раз баба университориям не учёная, значит так и живёт, глаза закрывши, уши заткнувши? Я много чего про тебя знаю. Слово, оно раз выпущенное, долго-долго по белу свету летает, людям покоя не даёт. Ты родителям своим хоть маленькую денюжку послал? Хоть немного посочувствовал их нужде и бедности? – "Вот так вот, переваривай, вместе с вином".

– Матрёна Марковна, я с первых твоих слов понял, женщина ты умная, а потому не просто так приехала. – "Вот же ж, сука! И где это она моё происхождение раскопала? Ладно, с этим после. Сейчас самое главное – панику не показать". – Давай не будем пустыми словами друг друга поливать, а поговорим, как и полагается умным людям разговаривать.

Видно сразу, не царя Салтана ты приехала прославлять и не дружбу его мне предлагать. От дружбы той, откровенно говоря, ни жара, ни холода, в любое время года не будет. А вот от дела конкретного и взаимовыгодного вместо жара и холода польза великая может образоваться. Для обоих польза. – и Иван Премудрый опять приложился к кубку.

– Согласна с тобой, Ваня. Ты уж извини, что по простому тебя называю, по свойски. Ни к чему нам все эти фанфары с почестями, как никак свои люди.

Иван Премудрый в знак согласия кивнул головой и налил себе ещё вина, как бы подтверждая этим родственность душ, при которой можно отбросить к чертям все эти условности и политесы, и вести себя так, как хочется. А впечатления, впечатления уже все произведены и дальше их производить – время только зря тратить.

– Ну тогда сказывай, Матрёна Марковна, с чем, вернее зачем пожаловала? – хоть Иван Премудрый и получил в универсиотории кучу всяких наук, без них всё-таки лучше и проще, плюс выпитое вино, к простоте в общении очень даже располагает.

– Ишь ты какой! Всё тебе так сразу и скажи. – Матрёна Марковна, да она и сама не знала почему, хотела сначала услышать, какого рожна от неё Ивану надобно, а потом уже и свою надобность говорить.

– Матрёна Марковна, мы же договорились. – Иван Премудрый посмотрел на неё глазами, в которых на всю катушку отплясывали черти, вином политые. – Как ни крути, ты у меня в гостях, не я у тебя. Ну а, сама знаешь, не нами заведено, гость, он первым свою нужду и потребность высказывает, а хозяин исполнить её, удовлетворить должен, иначе не по человечески получается.

– Из твоего универсиотория все такие говорливые выходят? – в свою очередь усмехнулась Матрёна Марковна и тоже, правда, только пригубила вино.

– Почти, Матрёна Марковна. Почти...

– Ну тогда слушай про мою нужду и потребность...

О чём она поведала Ивану, знаете уже, так что пересказывать не буду, лень. А вот Иван слушал внимательно, и по правде говоря, чуть было песни не начал петь от радости. Если до рассказа Матрёны Марковны картины, что с Емелей, вместе с его бочкой и курями, и с Матрёнихой, жили как бы каждая сама по себе, то сейчас они соединились, как сродственники после разлуки, и теперь представляли собой единое и целое. Вот оно как получается, если ты не обормот какой-нибудь там, а науки в голове имеешь, потому что университорий закончил. Науки, они помимо ума и всего прочего, человеку всегда предусмотрительность подсказывают.

Это как вроде бы видишь железяка какая-то, никому непонятная на дороге валяется, и каждый прохожий только и догадывается, что ногой её пинает, и дальше себе идёт. И ты, вроде бы тоже идёшь себе и идёшь, но поскольку в голове твоей наук полным-полно в университории приобретённых, ты эту железяку ногой не пнёшь. Ты её подберёшь, пыль да грязь с неё вытрешь и с собой возьмёшь. Зачем? А ты и сам пока не знаешь. Это науки, в голове твоей поместившиеся, подсказывают: возьми придурок железяку, не пожалеешь. А потом, по прошествии какого-то времени, вдруг выясняется, железяка та, казалось бы никому ненужная, оказалась самой нужной железякой на свете, тебе во всяком случае. Так и с Емелей, и с Матрёнихой получилось. Вот вам и науки, вот вам и университорий. А вы говорите, мол блажь это, глупость дурная. Что ж, дело ваше, говорите дальше...

– Понятна мне нужда твоя, Матрёна Марковна. Вот только не знаю, смогу ли я тебе помочь? Нет у меня сведений никаких про чужих людей, да ещё в бочке по Самому Синему морю приплывших.

– А ты, Ванюша, а ты смоги, смоги. И сведения добудь, у тебя Тимофей для этого очень способный. – Матрёна Марковна отпила вина и посмотрела на Ивана, как бы говоря: "Ты делай, не стесняйся. Я в долгу не останусь". – Я так поняла, тебе лупанарий интересный.

– Очень интересный, Матрёна Марковна.

– Так вот, князь Иван Премудрый, Ванюша. Ты мне царицу с царёнышем, в любом виде, желательно, уже в неживом, а я тебе лупанарий предоставлю, да такой – ахнешь. Договорились?

– Договорились, Матрёна Марковна.

Глава VI

Утро, оно всегда хорошее и доброе, а потому что ему другим быть не хочется и не полагается быть другим. Это уже люди, каждый на свой цвет и вкус его раскрашивают. А так, ну, это как женщина. Если без ничего, она прекрасна. И смотря, что ты на неё оденешь, будет она выглядеть, или как ещё более ослепительная красавица, или же, как чучело, от которого не только вороны, но и люди шарахаются.

Для царевича Гвидона утро было, да и не могло не быть, прекрасным – в его жизни смысл появился. Смыслом тем разумеется стала Княжна-Лебедь, Василиса. Конечно, изменения с царевичем Гвидоном произошедшие, не остались незамеченными для домашних и как и полагается добрым людям, были восприняты ими с радостью. А чего тут плохого, если парень влюбился?! Вот если бы пребывая в таком возрасте не влюбился, тогда да, тогда худо дело. Тогда впору караул кричать. Нет, сеновал, он не считается, это совсем по другой части, он к любви лишь вскользь отношение имеет. Любовь, она не на сеновале начинается, она им продолжается. Если же она началась с сеновала, то скорее всего и в большинстве случаев, не любовь это, а так, ниже пояса зачесалось. Ни о каких сеновалах царевич Гвидон даже не помышлял, ему было достаточно того, что теперь он каждый день видел Василису, смотрел в её бездонные глаза, разговаривал с ней. Если хотите, сейчас заменителем сеновала для него служило то, что он мог держать её руки в своих руках, вот вам и весь сеновал.

***

Ещё Старик к Самому Синему морю не успел отправиться, со своим рыбацким снаряжением никак не мог разобраться, как царевич Гвидон, даже не поев толком, отправился к реке. То, что пошёл почти голодным, Царицу разумеется опечалило, но не сильно. Это со всеми матерями бывает, когда их ребёнок и неважно сколько ему стукнуло, плохо ест. Радовало Царицу, правда тоже с наличием лёгкой грусти то, что сынок её не только богатырём и красавцем вырос, так ещё не хуже других оказался – влюбился, а это, поверьте, не каждому человеку свыше даётся. Вот только на все вопросы, что Царицы, что Старика со Старухой, мол кто такая и чья будет, царевич Гвидон или отмалчивался, или заводил разговор на совсем постороннюю тему. Единственное, что получилось узнать у царевича: придёт время, узнаете. Вот и всё. А зачем больше?!

Царевич Гвидон уже было прошёл полагающуюся ему, прежде чем углубиться в лес, половину деревни, как увидел четверых всадников неторопливо ехавших со стороны города. Царевич даже удивляться и обращать на них внимания не стал: подумаешь, эка невидаль? Едут люди и едут себе туда куда им надобно, что тут такого? Тем более, время – утро ранее, для начала любого путешествия самое подходящее: ты, ещё не уставший и природа, что вокруг тебя, тоже только что проснулась. А тем более, когда ты весь влюблённый по уши и кроме как Василисы больше ничего вокруг не видишь... Ну и какая разница, что нету на деревенской улице Княжны-Лебедя, Василисы, всё равно она перед глазами стоит и смеётся.

Всадники разделились на пары по обеим сторонам улицы так, что царевич Гвидон оказался между ними и пришпорили лошадей, которые перешли с лёгкой рыси на бег. Это был ещё не галоп, а такой бег, который галопу предшествует и с которого на тот самый галоп легче всего перейти. Поравнявшись с царевичем, один из всадников как будто начал вываливаться из седла. Тоже само стал проделывать противоположный ему всадник, с другой стороны улицы. Царевич Гвидон и моргнуть не успел, как в него полетело что-то на плащ похожее. Потом был сильный удар по голове, а потом он уже не мог ничего ни видеть, ни о чём не думать. Двое тех всадников, как пружины, соскочили с коней, закутали потерявшего сознание царевича в плащ, обвязали верёвкой и перекинули через седло одного из коней. После этого, опять, как на пружинах, вскочили в сёдла, а после начался галоп, самый настоящий. Минуты не прошло, а ни всадников, ни царевича Гвидона на деревенской улице, как будто никогда и не было. Что же касаемо сознания, царевичем Гвидоном утерянного, то это вообще, проще не бывает – обыкновенный камень, только очень умело брошенный.