Текст книги "Возвращение Апостолов (СИ)"

Автор книги: Сергей Харламов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

93. Стеф Огинс

Земля Эмбирии звенела под копытами лошадей. Даль скрывалась в дымке утреннего тумана. В юго-восточной части неба мерцала тусклым светом последняя Звезда Веры. Если бы не этот призрачный блеск, друзьям бы пришлось пробираться наощупь. Редкий смельчак теперь мог рискнуть заняться быстрой верховой ездой. Однако мушкетёрам было не привыкать. Судя по всем приметам, близилось время заката последнего оплота Магистра – Звёздного города.

– Судя по всему, – сказал Атос мрачно, в такт своим мыслям. Его размышления были не из приятных. Ожидание посланника кардинала в условленном месте с полудня до вечера ни к чему не привело. Возможно, случилось что-то непоправимое. Всю ночь на небе не было ни одной Звезды. Да и эта, появившаяся незадолго до утренней встречи друзей, была похожа скорее на острый наконечник трости Магистра, расписавшийся вензелем хвоста заблудившейся кометы.

Тени от следовавших по дороге четырёх всадников падали на стволы деревьев размытыми пятнами и выглядели практически одинаково. Тень пятого отличалась от остальных. Это была Луиза – спутница Арамиса, обладательница роскошных длинных волос, отважно разделившая участь неразлучной четвёрки. Хотя в полдень прошлого дня она не могла даже себе в этом признаться, перед назначенным Атосом утренним часом отъезда, выбор между любовью и обязанностями фаворитки короля был сделан окончательно. Теперь роль вперёдсмотрящего выполнял Атос. За ним следовал д'Артаньян, ответственный за правый и левый фланги. Затем примерно наравне были Арамис со своей возлюбленной. Замыкающим как обычно оказался Портос на коне, не испытывавшем к своему благородному седоку ровным счётом никаких положительных эмоций, – столь тяжела была его ноша.

Тёмные уступы горы Кезерид висели над верхушками сосен ступенями чёреного мрамора. До них, казалось, рукой подать. Однако на деле это было не так. Время тянулось невыносимо медленно. С самого начала поездка обещала стать лёгкой прогулкой, да вот незадача: плащи мушкетёров в который раз сыграли со своими хозяевами злую шутку, – четвёрку заподозрили в дезертирстве и выслали погоню. Насилу отбившись от преследователей – товарищей по оружию, намеревавшихся разделаться с друзьями в два счёта (что ж, приказ есть приказ), они напоролись на конный разъезд. Арамис и Луиза продолжили путь, в то время как Атос, Портос и д'Артаньян прикрывали их с тыла. Теперь же преграда возникла прямо на пути. Первым её почувствовал Атос, подал знак спутникам, лошади перешли на мелкую рысь, – и вовремя: расступившиеся деревья открыли огромное озеро; противоположной стороны не было видно.

– Всё. Приехали, – сказал Атос.

Он слез с коня. Уставшее животное без промедления устремилось к воде и стало жадно пить. Друзья распрягли лошадей и занялись разведением огня. Портос за два раза принёс целую гору сухих веток. Луиза достала продукты. д'Артаньян пошёл искупаться. Оставив одежду на берегу, сразу ушёл с головой в воду. Здесь было значительно светлее и теплее, чем наверху. Память отозвалась чем-то далёким, навеки утраченным. Как опытный ныряльщик он чувствовал дно, изучал, будто прощупывал лучом сонара. Заранее решив далеко не отплывать от берега, д'Артаньян всерьёз забеспокоился, когда потерял ориентацию. Прозрачность воды оказалась зеркальной. При определении расстояний до предметов и их точного местоположения пришлось отказаться от зрительного восприятия. Хотя, может быть, в действительности существовала какая-то другая сила, препятствующая передвижению на противоположную сторону озера. д'Артаньян всплыл на поверхность, различил позади себя над водной гладью спасительный огонёк костра, набрал в лёгкие побольше воздуха и быстро пошёл на глубину, туда, где, ему показалось, он что-то обнаружил.

– Мы не можем здесь просто сидеть и ждать, когда за нами придут и предложат помощь, – возмущённо говорил Портос, завершая трапезу задней ногой молодого барашка.

Мясо, зажаренное на костре, пахло дымом, а вино из фляжки усиливало и без того зверский аппетит гиганта.

– А что ты предлагаешь? – спросил рассудительный Арамис.

Он сидел прямо на земле, уступив свой плащ фаворитке Харольта I. Луиза обернула им длинные стройные ножки, что позволило, наконец, друзьям немного расслабиться, начать думать сначала о еде, а теперь и о деле.

– Я предлагаю объехать озеро вокруг, – жест Портоса был красноречив. Он, казалось, хотел объять необъятное.

Луиза лукаво посмотрела в глаза толстяка, затем перевела взгляд на лошадь д'Артаньяна, не отходившую ни на шаг от одежды хозяина. Остальные кони беспорядочно разбрелись по берегу, и было бы верхом безрассудства пускаться на их поиски. Огоньки в глазах красавицы стали красноречивее слов.

– Ну, ладно, – смирился Портос неохотно. Он уже полулежал и, по всей видимости, собирался отходить ко сну.

– Внимание, – тихо произнёс Атос. – К нам что-то приближается. Вы слышите плеск воды?

– Что? Где?

Спутники вскочили, забыв об осторожности, подбежали к берегу. В самом деле, звуки ударов весла по воде становились всё отчётливее. Через минуту из темноты вынырнул бревенчатый плот и уткнулся в берег. Арамис, полный решимости защитить честь прекрасной дамы, в благородном порыве выхватил шпагу и бросился вперёд. Друзья замерли. В воздухе повисло недоброе молчание. Но вот раздались радостные возгласы, и на берег сошёл д'Артаньян с веслом в сопровождении Арамиса. Герой промок до нитки. Ему принесли одежду, проводили к костру, подали полную флягу вина. д'Артаньян выглядел слишком бледным, но чёрные угольки его глаз блестели. Сделав несколько глотков, он ощутил страшный голод. И в то время как заботливые руки Луизы растирали ему онемевшие мышцы спины, Портос с Арамисом готовили и подавали еду. Один Атос сидел неподвижно в мрачном состоянии духа. Вот он встал, прошёл к берегу, начал возиться, привязывая плот. Затем поднялся на него. Когого же было изумление друзей, когда Атос вернулся к костру не один. Он принёс на плече человека и положил его рядом на траву лицом вниз.

– Атос! – воскликнул д'Артаньян, стараясь проглотить большой кусок мяса. – Я же не успел тебе рассказать…

– Ничего говорить не надо, – прервал его мушкетёр.

– Но я нашёл этого человека под водой. А под тем местом, к которому он был привязан, оказался плот, прижатый ко дну большим камнем.

– Я повторяю: ничего не надо говорить, – тон Атоса был неумолим.

– Так кто же это, наконец, – взорвался Портос.

Он наклонился и перевернул мёртвое тело. д'Артаньян отвернулся. Атос потупил взгляд. Остальные вскрикнули в один голос. Лицо утопленника оказалось лицом их друга.

– Да, это я сам, – спокойно подтвердил Атос.

В кармане куртки погибшего друзья обнаружили жетон и личную карту. Поднеся к свету, они прочитали: «Стеф Огинс. Командир корабля «Констьюдери ZPZ-672».

«Неужели здесь когда-то затонул корабль», – подумали все, как один.

Атос подал знак д'Артаньяну, и они отправились пройтись вдоль берега. Арамис, будучи немного медиком, осмотрел тело и заявил, что человек просто утонул. Нет ровным счётом ни одного свидетельства о наступлении насильственной смерти. Странной показалась исключительная белизна ладоней. На них напрочь отсутствовали какие бы то ни было линии или знаки. Кожа была ровной и гладкой, словно натянутой.

– Жаль, нельзя провести вскрытие.

– В этом нет необходимости, – заявил Атос, возвратившись. – Это ни что иное, как свидетельство нашей прошлой жизни. События, похоже, начинают развиваться ещё стремительнее, чем я предполагал. Видимо, время действительно поджимает, – он пожал плечами. – Впрочем, что из того? Ясно одно: для всех я с настоящего момента Стеф Огинс, несмотря на то, что имею об этом представление ненамного больше вашего. Будем считать, мы все проходили лечение в клинике под именами великих и вымышленных персонажей, как бы абсурдно на первый взгляд такое предположение не выглядело. Теперь же каждому предстоит стать самим собой.

Дальше друзья всё делали молча. Затушили костёр. Переложили поклажу и тело двойника Атоса на плот. Портос ворчал. Как обычно, его исполинский вес давал о себе знать. Лишив плот изначальной маневренности, он заставил отказаться д'Артаньяна от намерения захватить с собой верного коня, единственного, не изменившего своему хозяину. Верный конь был озадачен внезапно подкравшимся расставанием; понуро склонив голову, топтался на месте. Ато, взяв весло, встал к левому борту, Портос – к правому. Арамис с Луизой расположились по центру. д'Артаньян едва успел запрыгнуть на плот, но ещё долго не мог отвести влажных глаз от одинокой фигуры на берегу.

Без особых приключений друзья достигли середины озера. Здесь отдали последнюю дань двойнику. Новоиспечённый Стеф Огинс оставил при себе его документы.

94. Первый Наставник

Фреди фон Левер, получив дополнительные указания, был вынужден резко переменить свои планы. Срочно требовалась его помощь на противоположном участке восхождения. Поэтому в то время как отряд мушкетёров расправлялся с преследователями на эмбирийской дороге, Фреди спешил к Эджине, медленно поднимавшейся по юго-восточному склону горы Кезерид. Джонни и Мэри вырвались далеко вперёд; казалось, скоропалительное оживление подстегнуло процессы в жизненно важных центрах. Эджина, напротив, изрядно вымотавшись в водовороте, слабела с каждым шагом. Силы словно утекали из её молодого тренированного тела. И этим спешили воспользоваться большие и мелкие твари: ползающие и летающие, которыми гора была покрыта как слоем грязи. Создавалось впечатление, что колонии слепней и клещей, сороконожек и мокриц, фаланг и каракуртов плюс великое множество мошкары собирались по всему Джирату со скурпулёзной тщательностью, достойной руки одержимого коллекционера-энтомолога. Жёсткокрылые жуки сыпались прямо на голову, дождёвки лезли в глаза и уши, скорпионы проникали в сапоги. Гора Кезерид имела странный, едва уловимый, сладковатый запах, исходивший то ли от камней в ступенях древней лестницы, то ли от жирных стеблей растения, похожего на плющ, с крупными листьями густо-зелёного цвета. Возможно, именно он издревле начал привлекать сюда насекомых, вынуждая остальные виды животного мира к миграции. К горе, игравшей роль биологического магнита, стало устремляться всё живое в поисках пищи. Может быть, так, а, может, иначе; Эджине было безразлично. Когда после очередного привала у неё не нашлось сил подняться, – разбитые в кровь руки с присосками из мокриц отяжелели вдвое, в тёмных волосах запуталось всё многообразие здешнего мира, – её глубокие карие глаза наполнились слезами, так нелегко было признаваться себе в наступившей слабости. Перед Эджиной поплыли образы, лица знакомых людей: Дэвид, Крейз, бельярцы, старик-рыбак в хижине на берегу моря. Теряя сознание, она увидела над собой незнакомого мужчину с протянутой рукой. Помощи ждать было неоткуда, поэтому Эджина отнесла этот факт к разряду видений, порождённых игрой разыгравшегося воображения.

Из одежды Эджины, опрысканной специальным составом, спешило выбраться всё живое. Началось заживление ран на лице и руках; кожа, обработанная мазью, стала разглаживаться. Однако девушка не подавала никаких признаков жизни. Фреди фон Левер сидел на земле, обхватив голову руками, и стонал. Рядом по траве беспорядочно разлетелись разноцветные шары лекарств, в ногах застыл металлический планшет. Спланированная лично им операция находилась на грани срыва. Единственная, пожалуй, альтернатива перемещению человеческих душ в тела животных – точка приложения сил оппозиции – планета Детства угрожала остаться незаселённой. А всё почему? Потому что он мало-помалу терял авторитет среди своих сторонников. Аппаратура, которая давала возможность перемещаться мгновенно в любое место Звёздного города, не работала; системщик сбежал с какой-то красоткой, предусмотрительно уничтожив личностный идентификатор. Участились случаи вызова со стороны Наблюдателей; информация от последнего, дружески расположенного, как раз и позволила Фреди придти на выручку Эджине, правда, слишком поздно.

Сложности добавляли двойники – «сувениры» параллельных миров, – свидетели развития земной истории на разных вероятностных линиях. Раньше было абсолютно невозможно обнаружить в Джирате двух идентичных людей, – для каждой линии вероятности создавалась отдельная реальность, своего рода микро-Вселенная. Будучи отражением Вселенной, в то же время она имела ряд незначительных (с точки зрения Вечности) отличий. Выбором наилучшей, главенствующей реальности занимались на Полюсах, – Фреди туда нос не совал; пусть другие решают, какое деяние ведёт к прогрессу, а какое – к деградации. Главное заключено в сохранении жизнеспособности Системы, ставшей одним из воплощений Творца, – Его телесного и духовного здоровья. Теперь же связи между жизненно важными центрами Магистра ослабевали, восемь планет лихорадило как в горячке. Человеческий фактор вот-вот мог сойти на нет. И что тогда? Общеизвестно, что место людей желали занять уоксы – ставленники Бегемота. В принципе нет разницы, какого цвета у вас кровь: красного или чёрного, – главное, чтобы она выполняла свои функции, хорошо бежала по венам, а, когда надо, быстро спекалась, предотвращая серьёзные кровепотери. Что говорить, уоксы на редкость хитры и изворотливы. Взять хотя бы тот факт, как упорно они добиваются поставленной цели, как лихо обводят вокруг пальца отдельно взятых людей и целые народы. Воспользовавшись преждевременным выходом землян в иные измерения, они запутали самого Магистра. Впрочем, кто может поручиться, что идеи порталов и чёрных дыр, подхваченные человечеством, не их рук дело. История знает примеры прямого вмешательства Бегемота. Взять хотя бы пресловутую атомную бомбу и последствия её применения.

Фреди прекрасно понимал, что первопричина всех его бед – в сугубо личном отношении к людям. Он любил людей, с радостью принял их облик, стал своеобразным инженером человеческих душ. Принципы Звёздного города Фреди изложил в своей книге, прошедшей на ура в Совете. Поначалу, правда, было много скептиков, полагавших, что оживлённые после смерти люди изо дня в день станут заниматься совокуплением друг с другом. Оппоненты даже приводили примеры из Библии: Содом и Гоморру в качестве иллюстрации. Фреди доказывал, что человеческая похоть – результат развращённости общества. Ни один ребёнок не рождается убийцей или насильником, – это не заложено в его генах. Высвобождение разрушительной энергии астрала наступает вследствие психологической травмы – результата ошибок воспитания, тяжёлой болезни. Если избавить ребёнка от отрицательного влияния общества, – он не приобретёт его пороки, но, повзрослев, останется в нём изгоем. В древности держать человечество в подчинении удавалось строгостью законов. Спустя века, с приходом мессии, эти законы были смягчены. Однако привычка держать человека в постоянном страхе осталась. Зло трансформировалось, приобрело более изощрённые формы: угрозы, опасности, запреты, жажда наживы, борьба за власть. Становясь образованнее, человечество не делалось мудрее. Фреди аргументированно доказал, что, уничтожив первородное зло, – порочную память – удастся положить конец распрям и войнам в новом мире Джирата. С ним согласились при условии, что он лично будет ответственен за эксперимент, станет первым Наставником Звёздногоо города. Фреди взялся за работу, засучив рукава. Во-первых, он сделал невозможной смерть после смерти. Погибший (уже здесь, в Джирате) по вине несчастного случая человек синтезировался в специально отведённых резервуарах между хребтами непреодолимой горы Кезерид. Память прошлого при этом стиралась, а самостоятельно вернуться на место смерти, породив deja vu, было невозможно физически. Во-вторых, Фреди позволил Фреди позволил людям получать удовольствие от жизни: еда, питьё, секс, избавив от неприятных последствий. Поступающая пища теперь полностью перерабатывалась в человеческом организме в энергию. Искусственные пищевые добавки препятствовали отложению жиров и регулировали аппетит. При избыточном потреблении калорий голод не возникал до их полного использования. Переработка пищи происходила мгновенно, заием включался механизм обратной связи, и человек тут же испытывал стойкое отвращение к еде. Также было упразднено выведение микроэлементов через пот, что дало возможность избавить человечество от необходимости постоянно мыться. Добавки контролировали все процессы в организме, включая потребности в сексе и рост волос. Тогда почему-то никто не подумал, что будет, если система даст сбой. В-третьих, была реализована модель свободного выбора. Человек появлялся в мире, наиболее к нему приспособленном. Всё остальное зависело от его воображения. Да много всего ещё было сделано! И зачем? Ради того, чтобы потянуть время и не допустить массовой ссылки людей на планету Правосудия. Звёзды Веры служили индикаторами успехов человечества: все добрые дела, бескорыстные поступки, вера и любовь призваны были освещать земли Джирата. С запуском механизма переселения душ Звёзд Веры почти не осталось.

Фреди оторвал руки от головы, дотянулся до планшета, поднёс чувствительный экран к сетчатке глаза. Поисковый модуль, жёстко настроенный на личный код хозяина, моментально перенёс взгляд Фреди в нужное место. Его фигура, стоящая на воде, появилась поблизости от рыбацкой деревни. Случайно оказавшийся рядом рыбак с перекошенным от страха лицом бросился из лодки в воду.

– Этого ещё не хватало, – выругался Фреди.

Контур модуля срочно нуждался в перезарядке. Теперь, став видимым, Наставник мог быть узнан. Негодуя, он едва успел увидеть телегу, со скрипом отъезжающую от пирса. Старую клячу под уздцы вели двое в лохмотьях: мужчина и женщина. Сверху телеги лежала сеть полная ещё живой рыбы. Вживлённые в тела избранных чипсы показали: Луиза и Арамис взяли на себя роль поставщиков рыбной кухни дворца кардинала де Васконсини; Атос, Портос и д'Артаньян стали рыбой, спрятавшись на дне телеги. Что ж, молодцы, этот маскарад позволит им беспрепятственно преодолеть большую часть Лагиссинии. Только откуда они узнали об ультимативном объявлении войны?

Эджина вздрогнула и застонала. Парящая над озером фигура Наставника растворилась.

95. Джонни и Мэри

Общеизвестно, что факт воздействия негативной среды на организм существа, будь то человек или животное, имеет своим следствием появление комплексов: тогда как для первых это чисто внешняя приспособляемость, граничащая с безразличием и даже апатией, для вторых, наоборот, чрезмерная работоспособность и энтузиазм в стремлении вырваться из замкнутого круга, из плена обстоятельств; для третьих, не принявших ни одного из вариантов, комплекс оборачивается синдромом беглеца, а сама жизнь превращается в бегство от собственной тени. Когда беспощадная действительность срывает замки с дверей своего арсенала, небо над головой чернеет от копоти пропитанных жиром факелов над фигурами загонщиков, кольцо вокруг тебя стремительно сжимается, а сам ты превращаешься в дичь, в предмет охоты. И ладно, если бы метко пущенная твёрдой рукой стрела или ловко обвившая шею верёвка давали шанс несчастному уйти в мир тишины и покоя; но нет: причина и следствие меняются местами, и болезни тела становятся болезнями души.

Быть может, всё это послужит объяснением, почему Джонни и Мэри, едва появившись на склоне Храмовой горы, снова ощутили себя в роли добычи. Практически не нуждающиеся в отдыхе и пище, одержимые, они без зазрения совести оставили Эджину где-то между пятым и шестым пролётами ступеней древней лестницы. Насекомые не чинили им препятствий; пара, казалось, стала невосприимчива к боли. Они остановились, лишь когда очутились на обширном плато на самой вершине хребта. Тяжело дыша, с вылезающими из орбит глазами и всклокоченными волосами Джонни и Мэри рухнули без сил за последней ступенью у ног каменного изваяния.

– Дальше дороги нет, – прохрипел Джонни, схватил спутницу за плечи и с силой тряхнул её.

Глаза Мэри страдальчески смотрели в пустоту.

– Ты меня слышишь, или нет?!

Вместо ответа девушка пробормотала нечто невнятное и вытянула руку в сторону статуи.

Джонни обернулся, всмотрелся. Не менее пяти метров высоты колосс видоизменялся на лету. Теперь было невозможно сказать, кем он был изначально. Перестав быть самим собой, аморфное существо принимало облик Джонни и Мэри, словно знаменуя их последний миг перед прыжком в никуда. Вот проявились мельчайшие штрихи, подробности обнажённых тел двух влюблённых, покачивающихся в волшебном танце. Вслед за этим огромной силы тяга близости охватила Джонни и Мэри. Они бросились в объятья друг к другу с желанием на грани помешательства. Сбросив ставшую ненужной одежду и обувь, занялись любовью на вершине мира на глазах у странной статуи, две независимые и в то же время единые части которой одновременно с ними предавались порыву столь же жаркой страсти.

Вершина юго-восточного хребта горы Кеззерид (впрочем, так же как и ещё две на приличном удалении), казалось, была срезана мощным пучком лазера. Здесь отсутствовала растительность, сила тяжести была меньше вдвое, а страшный гул ветра (при полном отсутствии последнего) сводил на нет все попытки обмена мнениями. Впрочем, пока Джонни и Мэри продолжали оставаться в каменных лапах надменного полуживотного-полубожества, наделившего их вместе с ярким огнём желания частичным помутнением рассудка, – что говорить, происходящее на вершине больше напоминало из раза в раз прокручиваемый повторно ролик, – кульминация, а вместе с ней, наслаждение никак не наступало – это было видно без слов. Сердца влюблённых учащённо бились, сильный отвод тепла от распалённых тел нагрел разреженный воздух. Благодаря уменьшению веса, девушка стала почти воздушной. Если бы не затруднённое дыхание обоих, могло бы показаться, что всё происходит где-то на опушке леса, благо странно мягкий и тёплый слой поверхности позволял подобные ассоциации (в противном случае они уже давно бы превратились в калек или свели счёты с жизнью).

Но всё закончилось так же внезапно, как началось. Первой остановилась девушка (в это время она находилась сверху). Ей показалось, что в её теле, прежде столь послушном и податливом, свело все мышцы единовременно. Для Джонни новость отозвалась болью внизу живота, да такой резкой, что через минуту оба повалились на бок, точно ужаленные; но тела их не замерли, а покатились по инерции по направлению к дальней стороне плато. Жаль, что несчастные не могли видеть мрачную гримасу на лице каменного истукана, принявшего свой первоначальный облик. Теперь это был коренастый горбун-жрец с длинным посохом и заплечной пращой с камнями; высокие надбровные дуги разделяли его выпуклый лоб на равные сектора, а подобие одежды составляло обёрнутое вокруг бёдер рубище. В его тяжёлом взгляде отчётливо читалось слово «прощай».

Джонни и Мэри повезло. У самого края готовые сорваться с обрыва тела их врезались в непонятные, отливающие серебром материалы, совсем новые, если судить по внешнему виду. Напоминающая часть купола здания или даже храма, шаткая по своему составу конструкция от удара накренилась и сорвалась вниз; затем, подхваченная мощным порывом ветра исчезла, породив громогласное эхо.

Джонни и Мэри лежали на расстоянии вытянутой руки от пропасти, боясь пошевелиться, созерцая две половины единого целого и теперь точно зная, что играют предназначенные для них роли.

В центре пропасти-колодца висела каменная воронка, обращённая к небу восьмипалым раструбом. Её центральный гранёный стержень, составляющий неполную милю в поперечнике, судя по всему, был полым. Точно напротив срезанной вершины там имелось углубление. Подсвеченный изнутри, грот в форме широко распахнутой пасти горгулии манил, притягивал к себе указателем подвесного моста-языка. Ветра со свистом и стонами вырывались снизу и раскачивали укороченный временем язык, а вместе с ним всю воронку. Смещение относительно центральной оси было незначительным, но его было достаточно, чтобы всё сооружение выглядело живым. Мало того, разбитый на составные части стержень при перемещении вёл себя крайне необычно: отдельные его полосы, состоящие из квадрантов, перемещались вправо и влево, раздвигались и сужались, пульсируя мрачными цветами; некоторые из них блестели и были покрыты влагой, иные заросли мхом. Неподвластная законам физики, воронка, тем не менее, оказалась привязанной к уступам Храмовой горы водяными нитями. Чуть ниже, – это было видно, – пролегала дренажная система. Три русла великой небесной реки с шумом обрушивали свои воды в колодец. Здесь большей частью вода превращалась в пар, в некую белую суспензию, позже конденсат принимал шарообразную форму, уплотнялся на пути к избранной цели, – чтобы затем снова стать рекой, влиться в новые русла подземных рек из трёх гофрированных рукавов.

Однако влагу, конденсирующуюся на стенках воронки, трудно было приписать исключительно испарениям. Неисчислимое множество окон опоясывали стержень, и за каждым из них взору являлась леденящая душу картина. Джонни и Мэри едва не лишились сознания, когда разглядели участников – седоков дьявольской карусели. Лишённые стёкол, пустые глазницы оконных рам пропускали свет и влагу, которая в прямом смысле не являлась водой. По крайней мере, теперь становилась понятной доминирующая кроваво-красная палитра полос. Являя достоверные документированные свидетельства преступлений перед человечеством, здесь вёлся счёт злодеяниям, совершённым за всю историю во имя идеи. Но самое ужасное заключалось в том, что одни люди проливали кровь других с молчаливого согласия церкви, придерживаясь буквы закона. Так что взывать, требуя справедливости, было ровным счётом не к кому. Натолкнувшиеся на столь яркую демонстрацию жестокости реального мира при абсолютной невозможности что-либо изменить, Джонни и Мэри, так и не сумевшие окончательно разделиться, – очередной спазм лишь чуть-чуть ослабил мышечный зажим, – отвели глаза в сторону, туда, где высились срезанные вершины южного и восточного хребта. Там Джонни рассмотрел уцелевшие ворота храма и едва не расплакался. Мэри нежно провела онемевшими пальцами руки по его волосам. Джонни пристально посмотрел прямо в пасть горгулии, затем перевёл взгляд на Мэри. Находясь рядом, они не могли докричаться друг до друга, но взгляды говорили красноречивее слов. Внезапно их охватило предчувствие долгожданной свободы. Повторяя, как в зеркале, движения партнёра, Джонни и Мэри с трудом встали на ноги. Всего в трёх шагах от них был обрыв. Джонни заглянул туда, в бездонную пропасть и отпрянул. Там, внизу, в неизмеримой глубине горели звёзды. И не какие-нибудь искусственно выращенные кристаллы, а настоящие звёзды. Наконец, Джонни и Мэри пошли, – решающим фактором, перевесившим чашу весов в пользу первого шага, стал опыт. Когда они сделали второй шаг, то сиюминутно почувствовали движение за спиной (знакомое ощущение). Оглянувшись, как по команде, Джонни и Мэри закричали, но их крик никто не услышал. Мэри впилась ногтями в запястье возлюбленного. Мир заполонил ужасный скрип и скрежет. Гигантская каменная фигура, вытянувшись и изогнувшись, склонилась над ними, – глубоко посаженые глаза сузились до щёлочек. Воздух стал нагреваться и издавать слабое свечение, когда покрытая шрамами ладонь статуи метнулась к беглецам, полуметровые средний и большой пальцы стали стремительно сближаться, быть может, для таинственного знака. И тут они поняли, для какого.