Текст книги "Возвращение Апостолов (СИ)"

Автор книги: Сергей Харламов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

59. Чудесное спасение Дэвида

– Пустите меня! Пустите меня туда! – Эвера переполошила своими криками весь корабль.

Ключ в невидимом замке повернулся, скобы разогнулись, и на пороге появился надсмотрщик с тупым выражением на физиономии. Эвера воспользовалась его тугодумством. «Эти ослы привыкли видеть во мне хозяйку станции, несмотря на все старания Эуфа», – она непроизвольно улыбнулась и с проворством кошки выскочила за дверь, закрыв её на ключ, но уже снаружи.

Надсмотрщик остался в камере, и Эверу это ничуть не беспокоило. Мимо многочисленных дверей по обе стороны коридора она летела по направлению к камере пыток. Эвера знала, что за каждой дверью притаилось живое существо (не обязательно человекоподобное), в ожидании своего часа, – здесь вчерашний насильник сам становился объектом насилия. Оргии между существами с разных планет щедро оплачивались хозяевами.

Однако для самых непокорных «гостей» у Эуфа была припасена любимая шутка. В этих вопросах фантазии ему было не занимать. Эуф был прирождённым главарём ни чего-нибудь, а борделя, и ни какого-то там, середняцкого, а высшего класса, прославившегося на десятки тысяч парсеков в округе. Сначала в камеру вводят заключённого со связанными за спиной руками, затем приглашают туда их, «дам с уклоном», а потом… «Дэвид, заявивший о своём желании развлечься, сам себе надел петлю на шею», – подытожила Эвера, набирая комбинацию цифр на кодовом замке камеры пыток.

Створки разъехались. Словно свирепствующая кобра, Эвера ворвалась в камеру пыток, по смене световых полос на стенах догадалась о ведущейся телевизионной трансляции. Действовать надо было быстро. Одним лёгким движением руки Эвера прервала обещавшее быть столь интересным выступление и остолбенела. Яркий дневной свет падал сверху на два десятка обнажённых женских тел, сгрудившихся посреди камеры. Жрицы любви наседали на Дэвида со всех сторон. Ниже пояса каждой болталось по зелёному извивающемуся змею. В свете ламп стволы-лианы лоснились от напряжения.

– Это же противозаконно, – возмущённо закричала Эвера. – Однополые сношения запрещены. «Так вот он, секретный проект биологов», – ужаснулась она. – «Выходит, им удалось-таки вырастить белковую массу, не вызывающую реакции отторжения, и теперь производство органов поставлено на поток. Можно себе представить, сколь изощрённые пытки ожидают теперь жителей космического корабля-борделя. Да спустя месяц-полтора здесь вообще в живых никого не останется. Хозяева, регулярно выступавшие с требованием к борделю о производстве свежих извращений, не успокоятся, пока его обитатели не будут расчленены все разом или по отдельности».

Нанося точные удары в район шейных позвонков, чуть ниже кольца, Эвера упорно пробиралась к Дэвиду. Путаны, запрограммированные на уважение к хозяевам борделя не оказывали ни малейшего сопротивления. «Хорошо ещё, что они не успели внести изменения в программу компьютера. Не то я бы разделила участь Дэвида», – чётко осознала Эвера. Оторвав от его спины грузную даму, выполнявшую функцию присоски, она первый раз позволила себе перевести дыхание. «Слава богу, самое страшное для мальчика ещё не началось», – мысленно порадовалась она, пинками выпроваживая за дверь команду из особого сектора.

Дэвид с трудом держался на ногах; Эвера стояла перед ним, когда в коридоре послышались осатанелые вопли приближающегося Эуфа.

– Успокойся, – нежно сказала Эвера, гладя плечо Дэвида. – Всё позади. Я знаю, как это… омерзительно.

При помощи зубов она развязала его руки.

– Я м-могу отсюда вырваться? – спросил Дэвид, едва выговаривая слова.

– Нет, коротко и ясно ответила Эвера. – Отсюда вырваться невозможно. Эуф хотел тебя прикончить, но этому не бывать.

– А что будет?

– Всё будет хорошо, – ласково шепнула она. – Хо-ро-шо.

Пол камеры дрогнул. Космический корабль шёл на посадку в строго отведённом для него месте в зоне концлагеря N2, размещённом на Эппре – одном из спутников пятой планеты системы Голубой звезды.

60. Стив Беркут и бессмертие

После невероятной встречи с отцом Юджелы – так, как выяснилось, звали мою невесту – наши встречи с прекрасной незнакомкой стали регулярны. То ли отец посодействовал, то ли время пришло, – но не далее чем через два дня она сама пришла в дом моих родителей, представилась и объявила о нашем обдуманном решении жить отдельно. Очарованная обаянием Юджелы, мама сразу согласилась, присоветовав уютное гнёздышко. Мы поселились на отшибе, у самого моря в домике без особых удобств, но я и этому был чрезмерно рад. Каждая очередная ночь для нас становилась божественным откровением, в результате чего я, ранее не искушённый в любовных делах, приобрёл определённые навыки. Но, не смотря на моё усердие, Юджина день ото дня становилась всё раздражительнее, – её, казалось, больше не радовали долгие вечерние прогулки вдоль побережья и ночи в пылу страсти, проводимые на чистом энтузиазме. Она всё чаще отказывалась от длительного пребывания в семейном кругу, уходила надолго то к отцу, то к лесному роднику. Я, честно говоря, уже не знал, как увлечь жену-красавицу, чем разнообразить наши отношения. Казалось, мы всё перепробовали, но Юджина будучи в постели гибкой как кошка и ненасытной, всё время оставалась неудовлетворённой. В результате я устал совершать подвиги на интимном фронте и всерьёз занялся наукой, – благо, длительное отсутствие жены способствовало этому. Так оказалось, что к тридцати годам я не был ни врачом, ни волшебником, но стал учёным, изучающим тонкие структуры. И вот однажды в один из поздних вечеров, когда я как обычно работал за свом письменным столом, в моё окно постучали. На улице шёл дождь, и капюшон скрывал лицо незнакомца. Я из тех людей, которые не любят подолгу взвешивать все «за» и «против», соразмеряя убытки и выгоды; а потому без излишних церемоний отодвинул щеколду и распахнул дверь. Странник вошёл, даже не поблагодарив меня за расторопность. Помнится, это меня немного обидело. Ведь, что ни говорите, я мог продержать незванного гостя у дверей любое время, и при этом оставался бы правым; мог в конце концов вообще не расслышать стук за раскатами грома и далёкими вспышками молний.

– Между тем вошедший высокий человек оказался странствующим монахом. Он доверительно прямо с порога открыл мне, что на меня и моих потомков возложена «великая миссия спасения» (это были его слова), что подобные мне люди уже расставлены по Мирне, и лишь благодаря им жизнь на планете ещё продолжается. Как учёный, я не мог поверить в эту болтовню, и сразу же занёс монаха в разряд сумасшедших. В то далёкое время, я ничуть не задумывался, прикрепляя ярлыки к непонравившимся людям. Очередная бирка имела название – умалишённый. Монах по моему виду понял, что его речи звучат малоубедительно. Тогда он знаком пригласил меня выйти за собой на улицу, прихватив плащ. Я молча повиновался. Видишь ли, от сумасшедших можно ожидать чего угодно, оттого лучше их излишне не раздражать. Я последовал за монахом, который поджидал меня на улице. Опять же знаком он указал мне то место, куда мне следовало отойти. Я снова исполнил приказание. Тогда монах извлёк из-за пазухи кисет, скинул мешающий обозрению капюшон, на мгновение повернулся в мою сторону, а затем сильным броском метнул кисет на крышу моего дома. В мгновение ока дом окружили языки пламени, вырывающиеся откуда-то из-под земли, и вскоре от моего жилища не осталось и следа. По освобождённой земле немедленно побежали ручьи. Монах подошёл ко мне. Я стоял как вкопанный с лицом белее мела. Там, внутри дома остались труды, работы, весь смысл моей жизни. Но монаха, похоже, заботило совсем иное. При вспышках молний проявились черты его лица, омытые дождём. Монах подошёл вплотную ко мне, поклонился и изрёк:

– Теперь я готов с вами говорить.

Это было поистине великодушно. Человек (я имею в виду себя) остался без крова, без пищи, без средств; да что об этом рассуждать, – без всего, включая одежду. Думаю, что гневные огоньки, сверкавшие в моих глазах, были похлеще молний, гнездившихся на небе.

Монах предупредил готовящийся взрыв.

– Не делайте повторных ошибок. Вас избрал Совет, и я наделён высшими полномочиями.

– Но кто вам дал эти полномочия?! – взбешённо рявкнул я.

– С вашего позволения я не стану называть их имена, – отрезал странствующий монах.

Продолжать спор было бессмысленно. Сама погода не подходила для этого. Вода попадала в рот с поразительной лёгкостью. Мой плащ уже насквозь промочился, и весь я начинал зябнуть. Это дождевое нашествие напоминало всемирный потоп. Вокруг нас была одна вода: на земле и на небе, и в промежутке между ними. Я и монах находились явно не на своём месте, и увесистые капли, падающие на наши головы, постоянно напоминали об этом. Моё молчание прекратилось, как только я понял, что промок до нитки и дальше мокнуть уже некуда. Монаху же, как видно, было всё равно. Он казался выкованным из железа.

– Что я должен сделать? – прохрипел я не своим голосом.

– Что? – переспросил монах. – Ах, да. Сущий пустяк, право, – он оскалился в улыбке. – Вы должны, – он сделал ударение на слове «должны», – Вы должны, – повторил он, поднимая вверх указательный палец.

Я весь напрягся, предчувствуя, что вот сейчас прозвучит он, мой приговор, который пригвоздит меня к какому-нибудь кресту в назидание прочим богоотступникам. Нечего сказать, докатился…

– Вы должны жить вечно!

Монах сверкнул глазами одновременно с новой вспышкой молнии.

Мой язык прилип к нёбу. Мне вечная жизнь? Это что, подарок, подаяние?! Спасибо, премного благодарю. Но не нуждаюсь, ясно? Не хочу, не буду! Раньше жил хорошо, спокойно, тихо, мирно, никого не трогал.

И тут я услышал внутренний голос.

– Дурак! – убеждённо произнёс он. – Стопроцентный кретин. Тебя что, четвертуют, безмозглый ты осёл? Тебе помогают взойти на пьедестал, а ты туда же, – цену набиваешь. Да ведь ни одна награда в мире не сравнится с таким подарком!

И я, послушавшись, поверил. Внутренний голос редко просыпался, но если это происходило, то он не успокаивался до тех пор, пока во мне не иссякали силы на мысленную борьбу с ним. Да, он знал толк в жизни, мой внутренний голос. Вот и сейчас он полностью меня убедил.

– Я вижу, что вы согласны, – сказал в тот же миг монах, – наконец-то наш учёный друг образумился.

– Так вы в курсе, что я учёный? А как же мои труды, бумаги, работы?

– Оставьте в покое сгоревшую рухлядь. Она и раньше была ни для чего не пригодна. Теперь её просто не стало, – так одной проблемой меньше. Не удивляйтесь моим речам. Свет и без того излишне наводнён учёными бреднями.

Я что-то возразил на счёт прогресса.

– Полноте, – улыбнулся монах, – вы сами в это не верите. Так что не стоит продолжать. Если же вы в самом деле видите что-либо разумное за этим термином, то не меня, а вас следовало бы занести в разряд сумасшедших.

Он рассмеялся, увидев, какое действие возымели на меня его слова.

– Но моя жена…

– Вы её больше не увидите.

– Я построю новый дом, и она вернётся, – с надеждой сказал я.

– Не припомню, чтобы вы так волновались прежде, – рассудительно произнёс монах, и добавил: – Дело в том, что осталось слишком мало времени. Быть может, вам неизвестно, но уже двадцать лет длится противостояние между Мирной и Коалицией. И мы терпим поражение за поражением. Все ключевые посты в правительствах государств давно заняты лояльными захватчикам лицами, которые не предпринимают ни малейшего улилия во спасение цивилизации: десятки граждан ежесекундно выкрадываются агентами засланных коскоров-разведчиков, внешне замаскированных под секретные военные разработки. В прессе же, напротив, прослеживается мысль о неоправданно мощном развитии писателями-фантастами идеи всемирного порабощения, где бредни с «летающими блюдцами» ставят в один ряд с прочими порождениями воспалённого человеческого разума.

– Но в это невозможно поверить сколь-нибудь образованному человеку?

– Да? – с ехидцей переспросил монах. – Ну, так вот. После получения вами бессмертия пройдёт совсем немного времени, и вы будете думать иначе. Скажу больше. Вам на роду написано стать одним из последних мирнян, ради будущего поступившим на службу к врагу.

– Чтобы я стал предателем? Никогда!

– Во имя спасения мира любые действия хороши. И вы о нашем разговоре ещё вспомните. На этом прощайте.

Монах замолчал, поклонился, перекрестил меня и исчез.

61. Концлагерь № 2 на Эппре

Невысокие полусгнившие бараки, бесконечные ряды деревянных, изъеденных клопами полок и душный, нестерпимый смрад коптилок, покрытых слоем чёрной, растрескавшейся по краям сажи, создавали образ концлагеря N2. Всё здесь было как в стародавние времена: непосильные каторжные работы, издевательства надсмотрщиков, антисанитарные условия. Но в отличие от остальных похожих на этот концлагерей, здесь не значилось ни одного местного жителя. Все пленники являлись пришельцами, представителями разных цивилизаций, и один был непохож на другого. Без надежды спастись, без возможности возвратиться на родину; Дэвид стал одним из них.

Космолёт, принадлежавший космическому борделю, приземлился прямо на территории концлагеря. Таковы были правила. Их выполняли, но слепо, повинуясь, словно только что родившиеся, появившиеся из чрева матери на свет божий щенята; их не чтили, в них не верили, но ещё выполняли за неимением другого, из-за отсутствия альтернативы.

Дэвиду было не ясно, как может существовать в космосе среди множества обитаемых миров горстка извращенцев, ставшая паразитирующим червём в лице государства. Но, очутившись внутри концлагеря, он это даже не понял, – прочувствовал, и не на чужой, а на своей собственной шкуре. Всё здесь держалось на жестокости и грубой силе.

– Пошли прочь!

Два человека с немного сплюснутыми лицами, далеко посажеными глазами и близкими по значению номерами на рукавах шарахнулись в сторону. Мимо них, бряцая свисающими ремнями, с утробным шумом пронеслось подобие катафалки.

Джеффри подвели к строению в форме ротонды. На ступенях лестницы стояли два охранника. Обменявшись рукопожатиями с конвойными, один из них распахнул перед Дэвидом массивную деревянную дверь. После яркого дневного света, глаза вошедших людей некоторое время привыкали к скудному освещению комнаты. На высокой скамье за столом сидел человек с голыми волосатыми ногами и делал пометки в бухгалтерской книге. Приветствуя посетителей, он отложил книгу и поднялся. Управляющий оказался крупного, даже немного грузного телосложения, на вид ему было лет пятьдесят.

– Ещё один? – спросил он, глядя в сторону Дэвида с какой-то затаённой тупой грустью навязчивого однообразия.

Сопровождающие кивнули.

– Не понимаю, почему Эуф зачастил к нам, – пожал плечами Экурт, управляющий лагеря. – Отказывается от такого хорошего материала. Ему что, деньги больше не нужны?

– Это особый пассажир, – нехотя ответил Эрзи. – Он участвовал в шоу.

– И остался в живых? Нет, ребята, вы явно не в своём уме. Доставлять сюда животное, наплевавшее вам в лицо.

Он приблизился к Дэвиду, поднёс мозолистые ладони к его лицу.

– Раскрой рот.

Дэвид повиновался.

– Позже отрежем ему язык, чтоб лишнего не болтал, – сказал он, похлопав космодесантника по щеке.

– Не советую, – предостерёг Эрзи, усмехаясь. – Если с его головы хоть волосок упадёт, Эвера подвесит твои яйца на пограничном столбе, усёк.

– Так они с Эуфом помирились? – спросил Экурт, сделав вид, что не расслышал последних слов.

– Вроде того. И не последняя роль принадлежит этому поганцу. Он вызвал у Эуфа чувство ревности. Теперь голубки снова не разлей вода.

– Завидую я вам. Интересно живёте. А у меня всё – рутина, – проговорил управляющий, подводя черту разговору, затем обратился к Дэвиду. – Что ж, голубчик, вижу, ты ещё та персона, – он шмыгнул носом. – Будешь 204158. Вот жетон. Прикрепишь сам. Нет, – пеняй на себя. Койка в 28 бараке. Через час – выход на копку траншей для обороны внутренних сооружений. Так что – живо!

Дэвида выпихнули на улицу и указали пальцем примерное место нахождения барака.

Космодесантник захромал на правую ногу. При выходе из корабля-борделя на него накатили здоровенную болванку. Что ни говорите: хоть хромой, да живой. Пусть и немного дольше, до места ночлега он доберётся.

Опасливо озираясь по сторонам, к Дэвиду приблизился высокий худой субъект с ямами-впадинами на щеках и затылке. Джеффри назвал своё имя и хотел уже завязать разговор, но чужак показал взглядом, что они незнакомы, а просто случайно сошлись, и всё тут. Некоторое время они шли молча.

– Меня зовут Шуг II, – наконец, шёпотом представился субъект на ломаном эсперанто, не глядя в сторону Дэвида. – В бараке поговорим. Моя койка: второй ряд, тридцать первая справа.

Шуг II отошёл от нашего героя с расчётом придти в барак разными дорогами.

Когда Дэвид очутился в бараке, его невольно качнуло от стоявшего коромыслом запаха пота с горьковатым (ему уже довелось испробовать) привкусом крови. В назначенном месте его уже ждали.

– Теперь нормально, – заверил Шуг II, приглашая Дэвида вскарабкаться на третью полку для удобства ведения переговоров. Несмотря на больную ногу, Дэвид при помощи рук взгромоздился на жёсткое ложе, и сразу же без утайки поведал свою историю. Но, на всякий случай, в том её виде, который был известен на корабле-борделе.

Шуг II, лёжа на второй полке, стал объяснять странность своего поведения.

– У нас тут слежка за всяким, кто в первые дни контактирует с вновь прибывшим. Ищут какие-то связи, выявляют знакомых.

– Но зачем?

– Для них это неплохая кормушка. Вдруг ниточка потянется, и удастся накрыть ещё нескольких незадачливых бродяг. Зарплата персонала здесь жёстко связана с числом заключённых, – сказал он, переворачиваясь на спину. – Однако скоро месяц, как оба полицейских судна стоят на капитальном ремонте.

– Так значит, у вас не должно быть тяжёлых работ и пыток, способных свести человека в могилу, – обрадовался Дэвид. – Это им невыгодно.

– Как бы не так, – вздохнул Шуг II, и уточнил: – На этот случай у них припасены разные инопланетные твари, плодящиеся с неимоверной быстротой. Они не работают, а служат для компенсации недостатка горемык вроде нас с тобой. Но даже, если их не станет, – голос заключённого стал совсем тихим, тон доверительным – в запасе имеется парочка хранилищ-саркофагов. Говорят, там в состоянии анабиоза находится цвет нации Голубой звезды, истреблённый вандалами. Так что вдохнуть в них жизнь – всего лишь дело техники.

– А срок? – задал вопрос Дэвид. – Когда-то ведь они нас отпустят?

Наш герой не видел лица Шуга II, но это было к лучшему. От лица нового знакомого повеяло могильным холодом.

– Срок, говоришь? – болезненно и вместе с тем безнадёжно протянул он. – Вечность, – и затянул заунывным голосом:

 
   Она была большая и необъятная.
   Она подчиняла себе народы.
   Вечность.
   Она сажала в тюрьмы,
   Чтобы потом не освободить.
   Вечность.
   И всё рассыпалось в прах
   При одном только слове
   Вечность.
 

Дэвид сделал движение ногой. Боль отступала. Сосед снизу кончил петь.

– Тебе надо пригвоздить жетон, – деловито заявил он вполголоса. – Держи гвозди, – он протянул пять старых, проржавевших и порядком затупившихся гвоздей.

– Не торопись, успеешь, – простодушно приободрил Шуг II, наблюдая, как Дэвид в спешке вогнал гвоздь себе под ноготь. – А вот не прикрепишь жетон, – добавил он. – На день останешься голодным. Кстати, – предостерёг новый знакомый. – Тут порядки строгие, борьба с симулянтами. Так что старайся не хромать. И вообще. Только хуже будет.

Дэвид неудачно повернулся, задел ногой соседский лежак. На пол с грохотом свалилась сплюснутая каска, а из неё бархатистой бабочкой выпорхнула книга в золотом переплёте.

Шуг II мигом оказался на полу, потом снова на второй полке. Пять секунд. Шлем и книга исчезли. Заключённый опасливо покосился на кое-где лежащих искалеченных людей. Некоторые из них приподняли головы в поиске источника шума. Это были «лица, не соблюдавшие технику безопасности», а, точнее, перечившие начальству. «Хотя, впрочем, если хорошенько поразмыслить, такая оплошность вполне может быть подведена под вышеуказанную формулировку», – поразмыслив, решил Дэвид.

Никто, похоже, не заметил происшедшего, а, коль и заметил, то не подал виду. Шуг II, успокоившись, зашептал:

– Это книга о вечности. О доброте и добродетели. О любви, любви к женщине, понимаешь?!

Дэвид понимал, загоняя в изогнувшийся металл последний гвоздь. Но вот работа была закончена, и Дэвид спросил, почему Шуг II так испугался, когда из каски вывалилась книжонка.

– Да потому что за неё смерть… всему бараку, – угрюмо произнёс он, извлёк из-под грязной, неясного вида массы, неизвестно чем являвшейся ранее, а теперь имитировавшей подушку, самокрутку с заранее засыпанными разномастными крупинками табака; из-под такой же подушки соседа снизу достал пару спичек. Вскоре он затянулся.

– А за что смерть одному единственному человеку? – мрачно полюбопытствовал Дэвид.

– За всё, – отвечал Шуг II, формируя из дыма кольца. – Если не прибили, не забили насмерть, – спеши скорее в барак. Сюда они не заходят. Если же увидят больного… Одним словом, ты меня понял.

Космодесантник понял.

– А какие окопы нас посылают рыть? – припомнил указание Дэвид.

Сигарета выпала изо рта собеседника. Осмотревшись, он тихо вскрикнул: – Опоздали, – спрыгнул с койки и заметался по бараку, собираясь.

Дэвид спустился с лежака, уныло поглядел на мечущегося Шуга II.

«Неужели они засекли время, когда я вышел от Экурта, и выслали гонца. Или у них есть иная связь, что непохоже. Странно всё это», – думал Дэвид.

– Может, успеем ещё? – предположил он с надеждой в голосе.

– Бегом, – услышал он в ответ. Подавая пример, Шуг II выскочил из барака. Дэвид за ним.

По проложенным по территории лагеря рельсам взад и вперёд сновали вагонетки, гружённые квадратными глиняными плитками и щебнем.

– Пригнись! – быстро скомандовал Шуг II, заметив боковым зрением двух солдат. – Вдоль путей. Вперёд!

– Стой! – раздалось как бы в ответ.

Они продолжали бежать вдоль полотна. Раздались выстрелы. «Предупредительные», – решил Дэвид. Вдруг Шуг II упал. Дэвид подскочил к нему. Тот был мёртв.

– Проклятие! – выругался Джеффри.

Теперь стреляли по нему в промежутках между вагонетками. Он оставил Шуга II, продолжая спасаться бегством. Внезапно со сторожевой вышки раздалась короткая очередь. Охота начиналась.

Метрах в пятистах впереди виднелся вход в двойной искусственный тоннель. «Только бы добраться», – повторял себе Дэвид, ощущая, как растёт число преследователей. – «Мне надо прыгнуть в пустой вагон, идущий на разработки», – твёрдо решил он. Но тут строго наперерез ему к тоннелю бросился здоровый солдат с карабином наготове.

Дэвид понял, что не успевает. Он был слаб и к тому же не вооружён. Шансов практически не было. Эх, жаль, что подарок апостолов пришлось отдать Лагуре в обмен на Лейзу. «Неужели мне предстоит ещё одно путешествие в мир иной», – на мгновение задумался он. – «Хотя нет, Узар предупреждал, что, кроме Земли и Лагуры, есть ещё шесть живых планет, заселённых представителями рас, избранных Магистром. Наверняка, этот концлагерь – колония, не принадлежащая к их числу. Следовательно, умри я здесь, с того света меня не вытащит сам Господь Бог».

Надо запрыгнуть в вагонетку. Но как? Пустые тележки идут с другой стороны, перелезать же через наполненную, – означало стать движущейся живой мишенью. В одной из вагонеток что-то блеснуло. Дэвид подпрыгнул, дёрнув за металлическую рукоятку. Сверху посыпались куски глины, вслед за ними на рельсы скатилась отделённая от тела окровавленная человеческая голова с торчащим из неё топорищем. В то же время в руке оказалась секира, оставленная неизвестным благодетелем. Солдат к этому времени прицелился и положил палец на курок. Разбежавшись, Дэвид, как шестом оттолкнулся секирой от земли, пролетел, мигом покрыв расстояние в добрый десяток шагов. Раздался выстрел. Пуля полоснула его по руке. Но он уже приблизился к врагу и взмахнул металлической штангой. Сильный косой удар пришёлся по голове, и солдат, обливаясь кровью, упал замертво.

Тем временем Дэвид догнал, подтянулся, влезая в цельную наполненную вагонетку, распластался под веером рассыпавшихся пуль на влажных комьях земли; спустя пару секунд снова вскочил, стремительным рывком влетел в пустую тележку, пригнулся, и в тот же момент над его головой сгустилась тьма тоннеля.

Вагонетка быстро, но осторожно ползла в глубину шахты. Вдали раздавались тяжёлые удары молота и звон цепей.

Дэвид осторожно приподнялся на ноги, встречая появившийся над головой свет. Но что он несёт в себе: жизнь или смерть? Дэвид не знал, но пожалел, что не прихватил топора.