Текст книги "Пари с будущим (СИ)"
Автор книги: Сергей Гомонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 40 страниц)
Дело о пропавшем суре
Снились кошмары. Ну а что, скажите на милость, может еще сниться, когда тебя ставят в известность: тебя вот так вот запросто клонируют («Не клонируют, а дублируют!» – строго поправила Савитри, и мне, конечно же, сразу стало намного легче)?! А в случае твоей смерти переведут осиротевшее сознание из твоего любимого, дорогого и с младенчества знакомого тела в какую-то новую оболочку, пусть до последнего атома такую же, какой была старая…
Например, в одном из кошмаров мне снился повтор нашего разговора с доком и ее отцом накануне.
– И в чем же разница – клонируют, дублируют? – спрашиваю я, выкарабкиваясь из сканера и приходя в себя после приступа «морской» болезни, которую смело можно называть болезнью «полетной».
– Клонов выращивают путем физического копирования ДНК. С огромными ошибками, поскольку понять весь код мы все равно не можем, – терпеливо поясняет Савитри, продолжая заниматься своими приборами бок о бок с Варуной. – Поэтому клоны нас не устраивают. А вот перемещать с места на место, просто дублировать уже имеющуюся информацию в полном объеме мы научились успешно. Тело-дубль создается исключительно на информации, полученной от тебя живого.
Вот это новость! А клялись, что бессмертия не бывает…
– А зачем тогда вы уходите на пенсию, если можете жить и работать вечно? – спрашиваю я учителя.
И тут Варуна захрюкал от смеха:
– Так и знал, что ты додумаешься до этой глупости! Бессмертия, юноша, не бывает! Информация о тебе, внесенная в машину, теперь будет постоянно обновляться. В каком состоянии ты, не приведи небеса, окочуришься, в том же и восстанешь на «Трийпуре» – во-о-он в том боксе! – он указал куда-то в другой конец каюты, где, основательно загроможденный медтехникой, виднелся люк в другое помещение, сейчас темное. – Если у тебя будет насморк – поднимешься с насморком. Если тебе будет сто пятьдесят лет – встанешь старичком, какими становятся в сто пятьдесят лет. Чудес не бывает: изношенное тело обязано умереть, сознание для получения дальнейшего опыта должно переместиться в совершенно новое вместилище. Я ведь уже говорил тебе об этом, Агни! Реинкарнатор – не для вечной жизни, он для корректировки серьезных ошибок…
– Это просто такой прием, – вставила Савитри.
– Военная хитрость, – дополнил он.
– Как телепортация. Погибший и не заметит, что погибал. Просто раз – и окажется в другом месте. Вон в том боксе. И вспомнит, что секунду назад должен был умереть далеко от станции. И порадуется.
И Варуна завершил:
– Одновременно двоих тебя в этом измерении существовать не может. Тело создастся лишь в случае твоей гибели. Путем полного повторения информации, списанной с твоих ДНК и РНК. Всё, ребятишки, вызывают меня. Добивайте тут все самостоятельно.
Я оглядел приборы, тайком покосился на Савитри, но она, конечно же, заметила и дернула плечом, недовольная, что тайком.
– Ну, спрашивай! – с вызовом прозвучало разрешение.
– И… многим приходилось… ну, – я нерешительно покивал в сторону бокса, – п-пользоваться… дублем этим самым?
– Да пока никому! – обнадежила она меня. – Но внести в базу данных реинкарнатора параметры всех «наджо» станции мы обязаны. Это внутренняя инструкция для медиков групп. В общем, ты пока не спеши с погребальной капсулой. Так просто от нас не уходят, – и, повернувшись ко мне, зловеще подкинула в ладони какую-то металлическую трубочку.
– Тихо, тихо, я понял…
Я отступаю, проваливаюсь куда-то… и вот я уже в другом кошмаре…
Лечу в вимане. Мимо проносятся галактика за галактикой. Вы себе представляете скорость, при которой галактики именно проносятся? Я – нет. Но во сне все было так игрушечно и просто, что меня окружали мчащиеся куда-то скопления звезд, мириады скоплений – спиральных, шарообразных, растянутых, съедающих друг друга, с квазарами в центре и с черными дырами, громоздкие и маленькие…
И вдруг где-то в фюзеляже – по закону кошмарного жанра! – происходит разгерметизация. Это возникает у меня в голове – и вот в следующий миг разгерметизация происходит. Виман разлетается на кусочки. Поскольку я погиб, то начинаю искать свое тело-дубль на «Трийпуре», а найти тот бокс в секторе «Омега» не могу. Близкий к панике, вдруг понимаю, что оказался в чьем-то теле и даже могу им руководить. Но кто же я? Пухлые руки, пальцы, как толстые белые червяки… брюшко… второй подбородок. Подбегаю к зеркалу… И вот он – апофеоз кошмаров! Я – Эрих-Грегор Шутте, клоун профессора Виллара!
– Я Агни! – бросаюсь я к Уме, но она в ужасе убегает. – Я Агни, Шива!
– Да пошел ты! – презрительно бросает мне Танцор. – Агни не такой урод, как ты!
– Да я правда Агни! Честное слово! Я просто не нашел своего тела! Савитри, ну ты-то мне веришь? Ты же видишь всех насквозь! Савит…
Сигнал о чьем-то приходе спас меня от неминуемого разрыва сердца или кровоизлияния в мозг, от чего я был на волоске.
Меня подбросило, и я ринулся открывать, даже не подумав, что сплю всегда в одних трусах.
Обзорник представил мне стоящую по ту сторону двери Савитри, к которой я буквально только что взывал. Вот это совпадение!
Она нетерпеливо повторила вызов и потребовала:
– Открой, я тебя вижу, ты у двери.
Я открыл, ужаснулся, что стою полуголый, опомнился, что ей с ее «особым» зрением все равно, и, облегченно вздохнув, последовал за проплывшей мимо девушкой. Савитри направилась прямиком в спальню.
– Привет! А чего… случилось-то?
Она присела на корточки перед деактивированной Сорбонной.
– Если сюда явится отец, не говори, что я у тебя, – док осторожно протянула руку к спящему роботу. – Что это такое?
– Как что? Моя СБО!
– Странно. А почему она такая странная? – Савитри ощупала груду магнитных шариков.
– Потому что спит.
– Ты отключаешь ее?
– Ну да.
– Зачем?!
Я почесал за ухом:
– Как бы тебе сказать… Видишь ли, Савитри… Я имею обыкновение иногда разговаривать во сне… А Сорбонна имеет обыкновение реагировать на мой голос. И когда она мне отвечает, я, естественно, просыпаюсь. И не всегда потом сразу могу уснуть. Это несколько неудобно, поэтому на время сна я ее деактивирую!
Док хмыкнула и покачала головой:
– Не знала, что у тебя настолько расшатанные нервы! С виду не скажешь… Хотя сейчас, пожалуй, заподозрила бы тебя… – она помахала пальцами у виска. – Какой-то ты странный.
– Это не нервы. Это моя особенность. С детства. Родители рассказывали, что я могу болтать всю ночь, сам спрашивать и сам себе отвечать…
– О чем?
– Я не помню. Мама как-то рассказывала, но я тогда был маленьким. Сейчас уже забыл. Кажется, там было что-то мудреное. Ну да неважно. А ты чего от Варуны прячешься?
– Да… так, не имеет значения. А что, я тебя разбудила, да?
– Ну вообще-то да… Но это хорошо. Иначе я точно отбросил бы нижние конечности.
– Это почему?
– Мне приснилось, что я стал Шутте.
– А, тогда понимаю.
– Ты завтракала?
– Нет еще. И не хочу…
– Идем, идем! Сорбонна, а-а-активируемся! И два завтрака нам!
Сорбонна скомпоновалась в обычный кубик и покатила выполнять поручение. Я почти насильно усадил дочку Варуны за выехавший из панели столик в столовой зоне, а сам сел напротив:
– Не прими за бестактность, а какой ты ее видишь? – я кивнул в сторону хлопочущей СБО.
– Сейчас? Сейчас она похожа на изумрудный шар с алым обручем по экватору.
– Да? Интересно. Никогда бы не подумал… А какой она была, когда спала?
– Странной. Страшной. Какая-то бесцветная масса в тонких багровых паутинках. Я свою никогда не выключала и даже не знала, что она может становиться такой… жуткой, некрасивой…
– Это некрасиво?
– Мертвое всегда некрасиво.
Сорбонна сервировала стол. Я извинился и выбежал на минутку натянуть брюки и рубашку: неудобно все-таки в трусах за столом, да еще и при девушке, пусть даже гостья этого и не увидит.
– Приятного аппетита, – пожелала СБО и укатила себе в сторонку.
– Какими ты видишь людей? – снова привязался я к Савитри с расспросами, уж очень было любопытно поговорить на эту тему, тем более что сегодня она вроде и настроена на откровенность…
– Тебе же интересно узнать о себе? – уточнила девушка и надкусила гренок, явно стараясь делать вид, будто смотрит мне в лицо. Но поймать мой взгляд не могла.
Она была красивой и какой-то трогательной. Не беспомощной, но трогательной в своем желании зачем-то вести себя как все – обычные, заурядные люди. Наверное, ее задевало, что она отличается…
– Угадала.
– Тебя – именно тебя, больше никого – я вижу как спектр из семи цветов…
– А откуда ты узнала, как выглядят цвета?
– Когда мне снятся сны, я там вижу глазами. Вижу цвета, формы… Не знаю, откуда это все, но я знаю, что такое цвет и каким должен быть мир для зрячих.
– А для тебя? Какой он для тебя, когда ты не спишь?
– Он полон струн и спиралей. Я стараюсь не задевать их – это разные энергии. Лучше проходить между ними.
Тут-то я и понял причину ее странной скользящей походки. Так ходят дикие животные. Может быть, и они чуют эти «струны энергий»?
Савитри помешала ложкой травяной чай.
– Как тебе кажется, это хорошо, что я – спектр?
– Я не интерпретирую. Когда интерпретируешь, то становишься предвзятым. Я не пускаю туда свою голову, иначе она все исказит и переврет.
– Ну а если не головой? Если интерпретировать сердцем?
– Тогда надо молчать. Слова идут от головы. Поэтому они все искажают и перевирают. Если бы ты был таким, как я, и мог ловить мои мысли, ты бы меня понял напрямую. Без слов. А говорить я не хочу.
– По-моему, голова нам, людям, на то и дана, чтобы с ее помощью мы могли разрешать наши проблемы…
– Не в этом случае. Разум – просто инструмент. Но ты же не паяешь циркулем или ножовкой?
Мы засмеялись. Ловко она сравнила! Я поглядел на замершую в ожидании приказов СБО и вспомнил ее с голосом Савитри и заскоками от Шивы. А может, она была права тогда – голос менять не стоило? У Савитри он чудесен…
– Я тоже однажды видел не глазами, а как будто мозгом… Видел не цвет, а его отсутствие… у одного… м-м-м… скажем так, создания…
И я рассказал собеседнице историю с прошлогодним нападением асура. Савитри вздохнула и пожала плечами:
– Их я просто чувствую. Никогда не могла увидеть ни суров, ни асуров. Даже во сне.
– Как ты себе это объясняешь?
– Я не вижу двух цветов. Никогда. Белый и черный. Я знаю, что они есть. Но я их не вижу ни здесь, ни во сне. В центре груди у тебя нет ничего, но я не знаю, черное там или белое.
– Это как?
– Когда сливаются все цвета вместе, получается белое. Когда нет цвета вообще – черное. Я не знаю, соединяется ли спектр в середине твоей груди, или же, наоборот, его цвета бегут от центра в стороны. Не могу понять…
– Слушай… раз уж мы заговорили о них. Ты что-нибудь когда-нибудь слышала о некоем «пропавшем суре»?
Ее дымчатые зрачки плавно двинулись. Если бы я не знал, что она слепа, то подумал бы, что она смотрит прямо мне в глаза.
– Да. Хотя за четверть века это стало уже почти легендой «Трийпуры». Но мне рассказывал об этом папа. Он пытался расследовать дело о пропавшем, но ничего не получилось. А я тогда только родилась, поэтому спроси лучше папу.
– Как – родилась?! Разве ты не младше меня?
Савитри слегка улыбнулась:
– Спасибо за комплимент, но я тебя старше. Если мне не изменяет память или досье не врет, то месяцев на десять… лунных… Агни, какой-то ты взъерошенный! Неужели ты все никак не успокоишься из-за этого дурацкого сна?! – удивилась она.
– Взъерошенный? Я?
– Когда ты спокойный, все твои цвета одинаково интенсивны. А сейчас огненный никак не усмирится. Что это с тобой?
– А… Ну, может быть, после вчерашней циклизации?.. Просто чем больше я вникаю в наше прошлое, о котором никогда прежде не задумывался, тем отчетливее мне начинает казаться, что я все сильнее ненавижу людей…
– Это нормально! – беззаботно откликнулась Савитри и отхлебнула остывшего чаю. – Это пройдет.
– Мизантропия – это нормально? А если не пройдет?
– Пройдет. А для нынешнего этапа твоего развития это нормально. Так было у всех нас на «Трийпуре». Когда ты научишься прощать поступки наших предков, тогда полюбишь и современников.
– А почему ты уверена, что я этому научусь?
– Все научаются.
– Но ведь ты даже не знаешь, что там у меня в середке – черное или белое! Как ты можешь утверждать?
– Агни, какая разница, что там у тебя в середке? Прекрати паять циркулем!
– Я не смогу стать равнодушным к убийствам. К массовым убийствам. А наши предки только этим и занимались. И это не преувеличение, я сам все увидел в реальном прошлом, не в симуляторе!
– Прощение и равнодушие – это разные вещи. Если что-то уже сбылось и его нельзя изменить, что толку генерировать ненависть?
– Когда я ем, я глух и нем! – вдруг назидательно пробулькала Сорбонна. Терпела-пыхтела да и выдала.
– Брысь, – ответил я и снова повернулся к Савитри. – Почему же – сбылось и нельзя изменить? А мы чем занимаемся на «Тандаве»? И если допустить, что мы не пойдем по проторенной дороге, испещренной отпечатками колес…
– О, Галактика, мать моя, не иначе как тебя тренажерили на Древнем Китае?! – взмолилась док. – Все, кто прошел через это, начинают потом изводить «наджо» цитатами из Лао-цзы!
– Ну… был и Древний Китай… – потупился я.
– И что? Мы не пойдем по отпечаткам колес, а устроим темпоральную катастрофу, что-то изменив без согласования со «старшими братьями»?
Мне показалось, что в ее тоне было не столько осуждение, сколько подначка. И сразу вспомнились крыски и беличье колесо.
– Не знаю, Савитри. Но что-то вот тут, – я приложил ладонь к груди, – мне подсказывает, что мир изначально устроен справедливее, чем его делаем мы. Делаем, когда потакаем палачам, негодяям и предателям, не просто оставляя их жить, а возводя на престолы. И мне интуитивно кажется, что без нашего вмешательства все устроилось бы гораздо лучше. Не было бы эпохи плутовства и вымогательства, войн и катаклизмов, не было бы культа жестокости и неприятия любви. Люди сами разобрались бы, что для них лучше. Мы же поддерживаем какое-то извращенное, преступное равновесие. Не даем человечеству тех лет выйти из обезьяньего этапа развития: всё захапать, загрести под себя, поиметь; чужой – враг; кто наглее, тот и вожак. Так ведут себя обезьяны в стае, но ведь людям зачем-то дан разум, этот мощный инструмент для выполнения какой-то сложной работы, которую мы обязаны выполнить! А мы здесь самопровозгласили себя богами и вершителями человеческих судеб… Ты разве никогда об этом не думала?
Савитри опустила голову и смолчала. Я кивнул:
– Да конечно же, думала! Иначе не заводила бы этих мерзких обезьянок в ангаре, не ставила бы опыты с крысами в колесе!
Краешек ее губ слегка дрогнул улыбкой. Но и тут она ничего не сказала. А я собрался было продолжать пылкую декламацию, как тут снова прозвучал сигнал о чьем-то визите. Сорбонна радостно подскочила.
– Сидеть! Я сам!
Савитри ухватила меня за руку:
– Только не говори папе, что я тут и что вообще заходила к тебе!
Тц! Как она себе представляет вранье Варуне? Даже не собираюсь, вот еще глупость какая-то…
Это в самом деле оказался он.
– Привет, Агни.
Я посторонился, и он вошел.
– У тебя моя интриганка?
Мы заглянули за ширму, однако за столом Савитри не оказалось. Да и Сорбонна куда-то исчезла. Что-то мне это не нравится!
И не зря мне это не нравилось. Когда мы перешли в зону спальни, я чуть не споткнулся при виде того, что там творилось. И онемел.
Не знаю, когда док успела раздеться и прикинуться спящей, но успела моментально. А вот расшвырять снятую свою одежду вперемешку с откуда-то извлеченной моей Савитри явно помогала предательница-Сорбонна! Моя СБО, между прочим. Похоже, у них сговор…
Якобы проснувшись от наших голосов, девушка сладко потянулась, а покрывало едва не съехало при этом с ее груди. Савитри ухватила его в последний момент:
– О! Папа!
Теперь-то я понимаю, откуда берется древняя, как мир, присказка: она выскакивает сама собой в таких вот случаях.
– Это совсем не то, о чем вы подумали! – скороговоркой выпалил я, обернувшись к Варуне.
Учитель лишь фыркнул и прошествовал к постели.
– Жетон! – он протянул к дочери руку ладонью вверх.
Савитри насупилась, надула губы, досадливо обняла руками колени и замерла в протестующей позе.
– Я жду! – повторил Варуна.
Девушка засопела. Я стоял в сторонке, как бесплатное приложение, чувствовал себя дураком и ждал, чем же все это кончится.
– Ну что ты как маленькая? Отдай мне мой жетон, дочь, я не шучу!
Она полезла в свой браслет и отстегнула микро-жетон – накопитель информации о работе сотрудника на «Трийпуре». Мне такой выдали только вчера, перед первой настоящей циклизацией.
– Если бы не нужно было оставлять его при вылетах на станции, – признался, проходя мимо меня, Варуна, – я вживил бы его под кожу. Ты с нею держи ухо востро, – он указал большим пальцем за спину, на разобиженную дочурку. – Никто не знает, что там у нее на уме. Жду в ангаре. Через час новый цикл.
Когда он ушел, Савитри отыгралась на мне:
– Предатель!
– Он и так знал! – зачем-то начал оправдываться я.
– Уйди! Мне надо одеться!
– Да ладно, я уж постою. Могу отвернуться.
– У тебя на ширме зеркало.
Нет, ну откуда она, незрячая, это знает?
Удержавшись от колкостей, мол, не слишком-то ты переживала, когда обнажалась, я вышел в столовую зону. Одевалась она долго, не в пример тому, как все это скидывала. Ну, как известно, ломать – не строить.
Уже уходя, Савитри тихо сказала:
– Я просто не хочу, чтобы он уезжал.
Прости, понимаю, но тут я тебе помочь не в силах, как бы мне того ни хотелось. Это жизнь.
* * *
В конце рабочего дня мы с Варуной задержались в нашей каморке, и он принялся разбирать ошибки и недочеты, которые я допускал во время трех пройденных сегодня циклов и которые ему приходилось за мной корректировать. К этому времени я уже тихо ненавидел Древнюю Индию и только удивлялся, как у них хватает терпения заниматься ею изо дня в день не первый год.
– Привыкнешь. Ты еще Кубу не видел. То вообще!
Они все наперебой обещают мне, что я привыкну и стану профессионально устойчив к раздражителям. Но у меня на этот счет большие сомнения. Слишком много «но», а я так не люблю. Тут еще эта Куба, которой меня все почему-то стращают…
– А еще, Агни, ты пойми: читать мантры, молитвы, заклинания и совершать прочие иррациональные действия во время призыва суры совсем не обязательно. Он создается по собственной воле, нужный сура, он приходит всегда. Для этого достаточно комбинации технических приемов, которую ты знаешь наизусть и уже лучше меня! Инфополе беспредельно, и не было такого случая, чтобы не нашелся сура-доброволец на миссию…
Ну вот, он все-таки услышал мое мысленное бормотание! Стыдно, конечно…
– Но в целом я вижу, что тебя уже спокойно можно выпускать в свободное плавание, – подытожил Варуна. – Ориентируешься легко, автоматизм выработался. Импровизирование в непредусмотренных ситуациях подработать – и цены тебе как координатору не будет!
Тут-то я и вспомнил, о чем хотел расспросить своего предшественника:
– Савитри сказала, что вы расследовали дело о пропавшем суре и сможете меня просветить.
Варуна удивленно двинул бровью:
– И чем вызван подобный интерес?
– В один из файлов, которые я однажды выковыривал из своей СБО, каким-то образом затесалось упоминание «дела о пропавшем суре», но там все это было слишком кратко, да и читал я невнимательно, а потом удалил. А при встрече с профессором Вилларом он почему-то стал меня расспрашивать – что да как я думаю на этот счет. А я ни в зуб ногой.
– Гм… Надеюсь, он предупредил тебя о способе связи с ним, если появятся какие-нибудь идеи? – понижая голос едва ли не до шепота, серьезно уточнил Варуна. Я кивнул (ну что ж, если здесь так любят играть в шпионов, то поиграем), и тогда он продолжил уже спокойно: – Ну да, было это уже без малого двадцать пять лет назад. Я, тогда еще начинающий техник, вроде тебя вот, вернулся из отпуска. На Земле как раз родилась Савитри, и я ездил повидать их с Бхадрой… это жену мою так зовут. Вернулся и попал на станции в бурлящий котел страстей. Оказалось, несколько часов назад, готовясь к переходу, «наджо» первого ангара призвали суру. Но вместо того чтобы как положено вступить с ними в контакт, этот странный сура, вывалившись из инфополя, продолжил погоню за своей тенью-асуром. И такого нагнал страха на тень, что асура не знал, куда от него деваться…
Я отчетливо представил себе эту картинку. Похоже, даже среди уравновешенных и благостных суров есть свои бунтари, которые не хотят мириться со злобностью теней…
Дальше – больше. Недолго думая, сура погнал асуру к темпоральному коридору, игнорируя все обращения к нему техника-координатора первой группы. Похоже, два этих создания вступили в противоборство еще в инфосфере, до вызова, но были притянуты вызовом «наджо» и проявились в материальном мире, продолжая выяснять отношения.
Коридор, по словам Варуны, был проложен в эпоху Мезоамерики. Подверглись сура и его антипод переброске в другое время или нет – выяснить так и не смогли. Они как будто рассеялись в пространстве. Оба. Искали пропавшего суру всей станцией: если асура имеет обыкновение развеиваться после некоторого пребывания в нашем мире, то сура должен отчитаться о выполненной работе и вернуться в свою среду, где, как положено, обзаведется новой тенью. Тогда еще не было известно об устойчивых деструктах, которые могут причинить вред человеку на материальном плане.
Словом, эти двое не оставили никаких следов. Как сквозь землю провалились. «И хорошо бы, если так», – сказал тогда профессор Виллар, а Варуна услышал эту его фразу.
– По-моему, профессор подумал о чем-то своем, – сказал мой учитель. – Но дело замяли, суру так и не нашли, а информацию о неудавшемся цикле зафиксировали. К тебе, говоришь, попала? – он прищурился, а я пожал плечами. – А Виллар спросил о ней, да?
– Да, и я удивился, с чего у меня должны быть об этом какие-то мысли: я тогда еще и не родился!
– Ну, быть может, профессор рассудил: незамыленный глаз, свежие мозги, а ну как что умное в голову придет? Как сказал в древности один великий ученый, «если в первый момент идея не кажется абсурдной, она безнадежна»*.
________________________
* Альберт Эйнштейн.
– Понятно. Меня предположили генератором бредовых идей… – усмехнулся я. – А вдруг как в моем бреде отыщется рациональное зерно!
– Ну брось, брось! Еще поговорим, быть может, обо всем об этом.
Поговорить нам не довелось. Спустя десять дней мы провожали Варуну домой. Всей «Омегой» и большинством из состава «бетовцев». «Старшие братья» нас своим присутствием не почтили, но никого это не расстроило. Было не до работы: наш сектор непривычно переполнился праздными людьми, которые шумели, смеялись, болтали на отвлеченные темы и бродили из ангара в ангар.
И только одного человека из «наджо» не было на этих проводах. Мы с Шивой и Умой решили ее не беспокоить: Савитри заперлась в своей каюте и никому не отвечала. Даже отцу.
– Ты только не забывай, о чем я тебя тогда просил насчет нее, – сказал Варуна, когда мы обнимались с ним на прощание перед выходом на посадочную площадку, и похлопал меня по спине. – Давай!
А потом я еще долго провожал взглядом тающий в черноте космоса огонек межпланетного пассажирского судна…
