Текст книги "Пари с будущим (СИ)"
Автор книги: Сергей Гомонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц)
Сергей Гомонов
ПАРИ С БУДУЩИМ
В Индии считается: пока танцует бог Шива на вершине горы Кайлас, Вселенная существует.
Но в эпоху, когда своим танцем хвалится богиня Кали, его супруга,
Шиве остается лишь броситься ей под ноги, дабы жертвою своей умерить разгул смерти…
Часть 1 – Агни
– Ума! Стой! Не делай этого! Ума, ты слышишь меня? Ума, что со связью? Ты меня слышишь?!
– Всё идет нормально. Продолжай!
– Ума, не разгоняй его больше! Я теряю контроль. Нет! Стой! Остановись немедленно!
– Ты в меня веришь?
– Ты это ты, техника – это техника! Она не…
– А я в тебя верю, Агни.
– Нет, стой!
То были ее последние слова. «Я в тебя верю, Агни». В следующий миг – ослепительная вспышка в миллион солнц. Может быть, этого она и искала?..
Опустошение. Полное опустошение…
* * *
Всю зиму древний бабушкин барометр предсказывал «великий дождь». Его почему-то повесили в моей комнате, под настенными часами, и всякий раз, собираясь на дежурство, я натыкался на смешные надписи на дореволюционном русском – с ятями и ерями. Отец сказал, что для этого механизма нет разницы – великий дождь или великий снегопад. Однако же и снегом в нынешнем году погода нас не порадовала. Так, выпало что-то непонятное и застыло, а на дороге сбуровилось в серую кашу из песка, соли и льда.
Но на днях доморощенный метеоролог в круглой рамке из вишни, притворяющейся красным деревом, сбрендил окончательно. С первых же чисел весны он начал предвещать «бурю».
И только когда случилось то, что случилось, когда в сценарий моей жизни кто-то вписал совсем уж невероятных персонажей, я понял: бурю он предвещал мне. Но понял слишком поздно.
Потом, после всего произошедшего, тот зловещий дом у пустыря все-таки снесут. Наверное, так сработает древний обряд жертвоприношения, подогнанный под современные реалии. Но меня все это – и суета городских властей, и непонятная зеленая штука в небе, что преследовала меня с детства, и коварное землетрясение, и уж тем более погодные аномалии – к тому времени интересовать не будут совсем.
01
– Слышь, а ты щелкни нас вот отсюда!
Едва выпрыгнув из АЦ в морозную тьму ночи, я был снабжен переключенным в режим фотосъемки ментовским телефоном, и команда из троих служителей закона лихо построилась передо мной. Им приспичило запечатлеться в героических позах на фоне пожара, как будто это они сейчас полезут тушить возгорание вместо нашего расчета, а мы тут ради любопытства примчались по их вызову.
Да, к слову. «Мы»', то есть – официально – наш пожарный боевой расчет, той ночью состоял из четверых человек: самым шумным был начальник, Николаич, самым ворчливым – водитель автоцистерны, Петр Рыба, а мы с Женькой, рядовые, соблюдали субординацию и, как обычно, лишний раз на рожон не лезли.
В кабине Рыбы голосом диспетчера надрывалась рация, требуя доложить категорию сложности, однако Николаич отвечать не торопился. Проходя мимо ментов, замерших передо мной в ожидании щелчка, он между делом брякнул:
– Один режиссер комедий всегда говорил: «Внимание! Мотор! Жопа!»
Парни заржали, и я тут же нажал кнопку, запечатлев бригаду хохочущих дежурных, плечо и край капюшона уходящего Николаича, два жигуленка-подснежника позади них и – самое главное! – сарай, полыхающий в ночи ярким пламенем. Знаю, знаю, фотограф из меня никакой, но я к ним и не напрашивался.
– Давай с нами! – предложили мне по возвращении мобильника законному владельцу, но я отмахнулся, и они продолжили все так же без меня, отпуская в процессе фотосъемки шуточки разной степени остроты.
– Чё тут у вас не проехать нигде? – буркнул Рыба. Наш водила и так-то не подарок по характеру, а тут добавь еще лишние десять минут блужданий по дворам в попытке проехать к месту пожара да занудные вопросы диспетчера.
Менты развели руками. А куда еще жителю личную машину ставить? Вот и бросает у подъездов где придется…
В морозном воздухе дым поднимался в звездное небо неторопливыми сивыми клубами. Сарай горел знатно. Деревянный и ветхий – спасать его было уже бессмысленно.
– Денис, иди глянь, что там! – крикнул мне Николаич, взмахнув рукавицей в сторону огня.
Они с Женькой тем временем доставали рукав, а Рыба пристал к ним с вопросами, нужен ли гидрант. Вот меня и отправили оценить – гидрант или пена.
Шагая по мелким, подмерзшим ночью сугробам и обходя наставленные нашими малообеспеченными гражданами джипы и малолитражки-иномарки, я подобрался к тому сараю. Он стоял чуть на взгорке и был предпоследним в ряду таких же развалюх, выстроившихся через дорогу от жилого дома. За сараями был спуск, и в этом закутке, точно за горящей постройкой, показалась крыша металлического гаража.
– Вот хреновина… – ругнулся я и пошел докладывать об увиденном.
Николаич подтвердил справедливость моего высказывания, добавив от себя еще чего покрепче и заковыристее, а затем помотал головой в ответ Рыбе. Ну, пена так пена. Мало ли чего там, в том гараже, может стоять. Да хоть канистры с бензином! Рванет – так весь квартал этой деревянной разносортицы туши после этого…
– Хорошо хоть ветра нет, – пробормотал Женька и потащил «Пургу» по моим следам. – А то уже давно бы… всё тут фестивалило…
Фотографироваться наряду надоело. Вызвавшие нас менты надели шапки, забились греться в свой «бобик», но не уехали – остались наблюдать. Все происходящее чрезвычайно их развлекало. А у нас третьи сутки дежурства и пятый вызов за эти дни.
– Резво, резво! – командовал Николаич.
Из ближнего подъезда сонно выползли жильцы – человек, кажется, пять или шесть. Даже пожар не вдохновлял их в третьем часу ночи выписывать кренделя в поисках своей тачки. Представляю, каково им – из теплой и мягкой-то постельки! Сам бы сейчас рухнул, и до полудня…
Заводились, задним ходом отъезжали, освобождая место. А не поздновато ли спохватились? Наверняка ведь стояли у окон и все это время прикидывали – может, само потухнет?..
Ан нет, само не рассосалось!
Когда пошла пена, огонь принялся неистово огрызаться. Честно говоря, хоть я и не новичок, но от маленького сараюшки такого не ожидал. Снаружи возгорание не выглядело настолько агрессивным.
– От падла! – пробормотал Женька, на всякий случай делая пару шагов назад. – Чего у них там напихано?
Пламя выпрыгивало из едва приметных щелей, кувыркалось, подныривало, ползло боком, словно пес-подхалим, и снова ярилось, грозя перепрыгнуть на соседние сараюшки. Угол крыши одного уже слегка тлел, поэтому Женька первым делом забросал пеной этот опасный участок, а потом снова накинулся на очаг.
Николаич обернулся, стоя уже почти в проеме бывшей двери сарая, и крикнул мне:
– Стрельцов, подь сюды!
На пути к нему я ощутил, как в нагрудном кармане рубашки под комбинезоном и толстой многослойной курткой завибрировало. Черт, опять телефон переложить поближе забыл… Кого прорвало в три часа ночи?
Отвечать я, понятно, не стал. Мобильник судорожно дернулся напоследок и стих. Мы с начальником стали попинывать уже обугленные, но не спешившие обваливаться доски сарая, и в небо фейерверком помчались густые рои суетливых мелких искр. Дыма стало вдвое больше, огонь вроде как начал сдаваться.
Наверное, я увлекся процессом, потому что оказался на шаг впереди Николаича и уже занес было ногу долбануть по очередной перекладине, как вдруг отчетливо почувствовал импульс: пригнись!
Едва я это проделал, ни мгновения притом не сомневаясь, в углу что-то грохнуло, и надо мной – там, где секунду назад еще была моя голова – со свистом пролетел и врезался в ствол ближнего тополя неопознанный полыхающий объект.
– Блин! – выдохнул я, медленно распрямившись и готовясь в любой момент пригнуться снова.
От такого и шлем мог не спасти. Помню, мальчишками мы жгли костры и швыряли туда куски шифера. Бабахало примерно так же – весело, дальше некуда! Дураками были…
И тут пришло осознание: только что непонятное предчувствие спасло меня от увечья, а может, даже от смерти. Оно казалось интуицией, но в глубине души я ощущал, что команда мозгу поступила извне. Просто маскируясь под мои собственные мысли.
Хребет лизнуло холодом. И это несмотря на то, что вокруг все плавилось от запредельных температур.
– Чё там у вас? – крикнул Женька из темноты.
– Да Стрельца тут чуть конвективным потоком по стене не размазало, – схохмил Николаич и добавил, нарочито коверкая суржик: – Шоб нэ лез поперед батьки у пэкло.
Женька встревожился:
– Э, хорош вам прикалываться, мужики! Нам тут до кучи еще неотложки не хватало!
И тут же послышался ворчливый голос Рыбы:
– А Бог троицу любит! Где ноль-один и ноль-два, там и ноль-три!
– Рыба, молчать! – не сговариваясь, но на удивление стройным хором заорали мы втроем.
Рыба – глазливый черт. Бывает, как ляпнет что-нибудь, так оно и сбывается. Да ладно бы еще доброго чего наляпал…
Я стоял и чувствовал, как медленно оттаивают приросшие к земляному полу бывшего сарая ноги, а страх пузырьками суррогатного шампанского с шипением уходит из крови. Кто-то давно мне говорил, что прошедшая мимо, но совсем-совсем рядом смерть – это вроде боевого крещения в нашем деле. Но тогда я не внял, и только теперь вот – дошло…
«Он должен был вернуться на станцию еще в прошлом цикле. Прошло уже сорок восемь минут!» – откуда-то со стороны, но в моей собственной голове прозвучали слова, полные отчаяния.
«Но он там, Ума. Взгляни сама. Может быть, он просто хочет сделать что-то еще? Может быть, мы не все предусмотрели с этим парнем?»
«Почему он не подает никаких сигналов? Почему картинка статична? Это обрыв связи – вот почему, Агни! Я отправляюсь к точке входа. Он не менял маркер?»
«Нет», – отвечаю я.
«Значит, я попаду в начало цикла. Координируй меня. Я все проверю»…
Таинственный диалог вихрем промелькнул на задворках сознания и растаял, а я встряхнулся, избавляясь от остатков испуга.
Черные доски еще исходили паром, но огонь был потушен окончательно. Мы стали сворачиваться. Добраться до того гаража пламя так и не успело. Ну очень уж не хотелось проверять свои подозрения о его содержимом, да еще на собственной шкуре! И так хватило на сегодня по горло.
Когда мы возвращались, менты снова повылезали из своей машины и подошли к нашей ацешке.
– Что скажешь? – поинтересовался сержант у Николаича. – Поджог все-таки?
Начальник прищелкнул языком и уклончиво ответил фразой из анекдота, что, мол, работа у нас такая – отмачивать там, где кто-то отжег. Он у нас юморной мужик и умеет увернуться от прямого вопроса.
– Да ладно! – посмеявшись со своими ребятами, продолжал сержант. – Ну ведь поджог же! Я вон в том доме живу, и соседка на днях рассказывала, как сюда с телевидения приезжали, всё тут зачем-то снимали, руками разводили… А?
Что-то сильно любопытный и разговорчивый мент нам сегодня попался. Как любит говорить Рыба, не к добру.
– Слуш, сержант, я заключение напишу, а там уж пусть дальше разбираются – ваши или из прокуратуры, я уж там не знаю.
– Да какая прокуратура – сарай, блин! – фыркнул мент. – Ты еще МЧС приплети. Никто с этой фигней разбираться не будет, бумажку от ваших получат и закроют дело. Я тебя так, не для официоза, спрашиваю. Как спеца.
– Ну если как спеца и не для официоза, то вот тебе ответ: если мэрия скажет, что тут будет банк – тут будет банк. И не парит! Я ясно выразился?
С этими словами начальник полез в машину, а следом за ним забрались и мы с Женькой. Вывозил нас Рыба оттуда нервными рывками, по каким-то колдобинам из нерастаявшего льда и грязи. Не люблю я с ним дежурить, да и никто не любит…
Женька стянул с головы трикотажную шапочку, утер ею лоб и на ощупь кое-как пригладил слипшиеся от пота волосенки мышиного цвета.
– Сегодня у нас какое? Четырнадцатое? – вымолвил Артем Николаич – так полностью звать нашего РТП. – Ё-моё, уже четырнадцатое…
Мы вздохнули. Еще три года назад 14 марта отмечали день рождения Степки Еремеева всем составом…
– Степухе бы сегодня тридцатник стукнул… – сказал Женька, а мне почему-то подумалось сдуру: а может, это Степа меня предупредил пригнуться?
Я в мистику не то чтобы не верю, просто считаю, что во всем есть своя причина, пусть даже лежащая не в области физических величин, но имеющая логику. А призраки давно умерших, которых почему-то все еще беспокоит благополучие оставшихся в этом мире, мне кажутся все-таки больше плодом воображения сценаристов. Если все это существует, то существует оно совсем по другой причине и нашими проблемами интересуется мало. Но ведь что-то все равно было, я мог бы поклясться в этом!
Три года назад, в марте, Степа Еремеев погиб при тушении пожара в одной из общаг. Там были нарушены правила пожарной безопасности, некоторые двери с лестницы в коридор были намертво заколочены. В задымлении, ночью, это и подвело бойцов Степкиного расчета. Но выжили все. Кроме него. Еремеев не сгорел, его успели вытащить на воздух, но до больницы не довезли…
Женька поглядел на часы, и тут меня осенило: мне же кто-то звонил!
Кое-как добравшись до телефона, я посмотрел пропущенный номер и вздрогнул. Звонили из дома. Сердце бешено запрыгало. Когда ты знаешь, что все в твоей семье ложатся спать не позже часа ночи, а кто-то звонит почти в три, волей-неволей подумаешь о самом плохом.
Руки тряслись, пока набирал ответить, и даже Женька, сидящий напротив, заметил это, уставился с вопросительной физиономией.
Трубку подняла бабушка. Уф! Ну конечно! И как же я сразу-то не подумал о ней!
– Алё! Алё, Дениска? – раздался в ухе ее солидный каркающий баритон. – Где ты ходишь?
После недавнего инсульта – врачи назвали его «легким» – ходить и говорить бабушка могла, но иногда путала слова, день с ночью, а меня могла назвать и Дениской, и Володей – именем дяди, ее младшего сына, который сейчас живет на Севере. Потому ее и забрали к нам из поселка.
– Ба, сейчас ночь, иди ложись! – настоятельно сказал я.
– Ты в налоговой был?
– Нет! У меня дежурство, понимаешь?
– А, дежурство… – она помолчала, переваривая информацию. – А когда съездишь?
– Утром сменюсь – и съезжу в твою налоговую. Честное слово, ба! Иди ложись, всех сейчас перебудишь!
Я поймал себя на том, что сам шиплю в трубку, чтобы кого-нибудь не разбудить, а мужики с насмешкой смотрят на меня и переглядываются.
– Все, ба, отбой!
Она, конечно, поговорила бы еще, но я отключил связь.
– Чё, Стрелец, с налоговой напряги? – подмигнул Артем Николаич. – Утаиваешь свои миллионы от государства?
– Да это с бабуленцией у меня… пуф-ф-ф… напряги…
– Что, совсем плохая? – в голосе начальника прозвучало сочувствие.
Я затолкал мобильник в карман робы:
– Да нет, но иногда дуркует, – и поморщился, вспоминая ее неосознанные выходки.
Жутко это, когда вроде бы человек тот же самый, а уже не тот. Вспоминаешь его здорового, веселого и понимаешь, что ничего уже не вернется, как было.
Странный сон
Нет ничего хуже прерванного сна. Устаешь сильнее, чем если бы не спал совсем. Вот и у меня иногда бывали после длительных дежурств провалы в какое-то странное состояние, которое ни явью не назовешь, ни территорией сновидений.
Едва я рухнул на свою койку в дежурке, все перед глазами замерцало, запорхало, заискрило. Огненные точки стали сливаться в силуэты людей – и вот мы с пацанами на пустыре за частным сектором жжем костер, рядом валяются куски шифера, который еще предстоит бросить в пламя ради нескольких громких хлопков. Я точно помнил, что именно в этот раз один из осколков отлетит и поцарапает ногу приятелю-соседу Игошке, но тогда я еще об этом не знал и теперь не должен был ничего менять. Это была как будто игра, в которой я был маленьким телесно, но взрослым в сознании.
Мы сидели на длинном бревне, костер, в который какой только гадости ни напихали, чадил в нашу сторону, но пересаживаться было лень.
Тогда я вытягиваю вперед сложенный в кукиш кулак и произношу мантру:
– Куда фига, туда дым, куда фига, туда дым!..
Густые клубы словно бы натыкаются на прозрачную преграду. Задумываются. И медленно отворачиваются от нас в том направлении, куда вытянута моя мальчишески тонкая рука.
– Ну ты этот… Повелитель огня! – восхищенно исторгает Игошка.
Мне смешно, потому что это срабатывает почему-то всегда и у всех. Но Игошке простительно – он среди нас самый маленький и смотрит на нас снизу вверх. И тогда я делаю то, чего в реальности не было: встаю и что есть сил запускаю шифер в дальний бурьян.
– Ты чё? – возмущаются друзья. – Где мы теперь искать будем?!
– Хорош фигней страдать, пацанва, – произношу я слова, которых, конечно же, я тогда не говорил, однако после сегодняшнего взрыва в сараюшке мечтал сказать.
Самое странное, что я отлично осознаю: это сон, и я могу в нем делать все, что пожелаю. Но при этом я верю, что делать это все смог бы и в реальности.
Разведя руки в стороны, я начинаю смотреть в сердце пламени, туда, где самое светлое пятнышко. А про себя приказываю: восстань! Пламя покоряется, и мальчишки с воплями рассыпаются в разные стороны, когда над углями с небо встает гигантская огненная фигура джинна, но среди пляшущих рыжих языков зыбкого образа можно угадать птичью голову – то ли кречета, то ли ворона, толком и не разобрать.
– Ну что, Агуня, покажешь отрокам, на что ты способен в гневе? – спросил я его.
Все скрывается в пламени, и я понимаю, что нахожусь уже совсем в другом месте. Здесь сумеречно, но сумерки эти какие-то давящие, неестественные. Они созданы не из-за того, что закатилось солнце и пришел вечер – здесь так будто бы всегда. И при этом очертания всех предметов резкие, отчего больно глазам. Какие-то ветки, трава, кустарник – все видно, каждый отросток, каждый лист. А еще я чувствую, что за мной давно и упорно следят.
«Он пришел!» – доносится до меня чья-то смятенная мысль.
Из сумрака выплывает лицо пожилого мужчины, который пристально меня разглядывает, и я неведомо как, однако немедленно узнаю, что это кто-то из моих родственников, причем на сегодняшний день еще не родившийся на свет. И меня не смущает, что незнакомец старше меня раза в два – он старше даже моего отца!
«Скажи, скажи скорее, почему это случилось?» – встревожено вопрошает он меня, но губы его неподвижны, а на лице отражается не только волнение, но и какой-то суеверный ужас. Одновременно я понимаю, что давно и упорно следит за мною кто-то другой.
«Почему это произошло?»
«Что произошло?» – пытаюсь спросить я и не могу: мышцы лица, губы, язык не повинуются мне.
И тут будто что-то подтолкнуло меня взглянуть на собственную руку. С трудом приподняв ее, я вижу, что она костлява и покрыта тленом, как если бы принадлежала гниющему трупу.
Я заорал и проснулся. Но моего вопля никто не услышал, потому что отрывисто и противно вскрикивала сирена тревоги.
– Твою мать! – одеваясь, ругался Николаич. – Сбесились они сегодня там, что ли?!
Было все еще темно. Наверное, проспали мы всего ничего…
И вот мы снова, как в кабацком угаре, несемся куда-то по городу, и снова матерится на каждом ухабе Рыба, а рация заливается вопросами нашего супер-пупер-исполнительного диспетчера, который, в отличие от нас, явился на дежурство только вчера днем, выспавшимся и бодреньким, как тамагочи[1]1
Тамагочи – популярная в 90-е годы ХХ столетия японская электронная игрушка, представлявшая собой какую-то зверушку, которую нужно было кормить, поить и развлекать, в противном случае она обязательно дохла. Тамагочи стал синонимом поросенка из известной поговорки о бабе, у которой прежде не было хлопот.
[Закрыть] после кормежки.
Не могу точно сказать, что это было – глюк или что похуже, то есть реальный объект, – но, едва раздирая слипающиеся веки, я однажды взглянул в промежуток между домами у набережной и тут же проснулся. Там, если мне не изменяет чувство перспективы, примерно над рекой, ближе к противоположному берегу, в небе светился небольшой изумрудный шар, перехлестнутый по экватору неровным алым поясом. И самое странное, что такой же в точности я уже видел раньше, намного раньше…
– Жень! – я толкнул щиколоткой ботинок коллеги. – Смотри туда!
Но машина, как назло, уже миновала просвет между домами, и здание закрыло своим глухим серым фасадом вопиющий результат моих трех полубессонных ночей.
– Куда? – проснулся Женька, моргая и напоминая по приметам фоторобот вынутого из гроба упыря.
– Блин. Проехали… В прямом смысле.
– А чё было-то?
В следующем просвете между домами не оказалось ни летающих сфер, ни других каких-нибудь явлений, выбивающихся из разряда нормального. Где-то там, в темноте, спокойно текла себе река, а над нею конопатилось редкими звездами холодное ночное небо.
– Ты НЛО видел когда-нибудь? – аккуратно спросил я Женьку.
– Не-а! Но мамка рассказывала, у них под Тамбовом недавно летало что-то. Да у них там вечно что-нибудь летает. А ты что, НЛО увидел?
Я предпочел отмазаться по-умному:
– Прям. Фигня какая-то примерещилась на том берегу – думал, может, и там горит чего…
– Да типун те на язык! – вмешался Артем Николаич. – Хватит с нас уже того, что было!
Призвав на помощь здравый смысл и решительно отметя внутренние возражения о хваленом чувстве перспективы, я объяснил свой глюк самым простым доводом. Видимо, это было что-то вроде новой кафешки на набережной, а ее хозяева ради выпендрежа соорудили на крыше светящуюся вывеску – может быть, в форме круга, а может, даже и шара. А я, уже однажды, в детстве, видевший похожую зеленую штуку, с легкостью принял за то же самое вычурный рекламный прибамбас. Психика, как говорит мой отец, – программа навороченная. А уж мой отец, поверьте, знает, о чем говорит.
Моя же психика, наверняка прилично расстроенная нездоровым образом жизни, глухо поворчав на такой приштопанный белыми нитками аргумент, переключилась на более важные события: мы подъезжали к складам, откуда поступил сигнал о возгорании. Но ни дыма, ни огня видно до сих пор не было.
– Странно… – сказал Николаич и наконец соизволил удостоить ответом диспетчера: – Пока очага не видим.
– Какая категория сложности? – с настойчивостью попугая уточнил тот.
– Андрей, у тебя там пластинку заело? Я же тебе говорю: не видим очага возгорания!
Дорога вильнула, спускаясь с небольшого склона, и глазам нашим представилось сюрреалистическое зрелище.
Вместо построек там и тут торчали обгорелые руины по обе стороны от подъездной дороги. Сама дорога была черной от сажи, снега не осталось. Но никаких следов дыма, да и вид такой, будто сгорело тут все несколько дней назад.
Женька потер красные глаза и снова поморгал:
– Стрелец, ты видишь то же самое, что и я?
– Ага… – вырвалось у меня независимо от моего волеизъявления.
– Чё за хрень? – Николаич выпрыгнул первым и теперь стоял посреди ночного марсианского пейзажа, растерянно озираясь. – Петр Кириллыч, ты нас куда надо привез-то хоть?
Рыба от возмущения даже слова забыл. Он хоть и работал прежде пожарным инспектором, а водилой стал относительно недавно – жена настояла, чтобы не спился, лично к начальству прибегала, мол, за рулем пить нельзя, вот пусть и крутит баранку, – но город знал, как свои три волосины на макушке. В то же время и Артема Николаича тоже понять можно: приезжаем по сработке – а тут одни угли.
– Ну-к, парни, айда осмотрим, – поразмыслив, решил начальник.
И мы с Женькой потопали вслед за ним по смерзшимся черным комьям льда, каким-то ошметкам, обломкам, а вокруг стоял отчетливый запах гари, но не свежей, а уже успевшей частично выветриться из отсыревших материалов.
Осторожно заглянули в один из проемов. Здесь дверь была деревянной и выгорела полностью. Через пару метров от входа вниз вели ступени. Мы посветили туда – все черно и беспросветно. Осталась только кирпичная кладка, все остальное, способное сгорать, превратилось в пепел, как после ядерной войны. Спускаться, понятное дело, не стали.
Такая же картина была и в других кирпичных хранилищах. Металлические же ангары хоть и почернели, казались более или менее уцелевшими. Женька потянул на себя створку ворот, и ангар легко распахнулся. Даже в прыгающих лучах фонариков стало видно, что товары отсюда вывозили уже после пожара, оставляя те упаковки, которые невозможно было спасти. Брошенные, оплавившиеся, ящики и коробки так и валялись на полу или на искореженных адскими температурами стеллажах.
Даже ковылявший вслед за нами Рыба неестественно молчал, что лишь добавляло смятения в наши души.
– Там, в конце, должен быть домик охраны, – проронил Артем Николаич, выбираясь из очередной развалюхи. – Пошли.
Мы безропотно, как детсадовцы на прогулке, засеменили за начальником. Домик действительно был. И самое главное, что он был… целым.
Николаич загрохотал кулаком в дверь:
– Пожарный расчет! Есть кто в хате?
В окне зажегся свет. Женька посмотрел на меня глазами глубоководного кальмара и толкнул в бок локтем, как будто я мог не заметить.
Дверь открыл заспанный мужик лет под сорок, почесывая живот под толстовкой. Мы тотчас вломились в помещение, да он и не стал сопротивляться людям, похожим на инопланетян. Хотя немного удивился.
– Когда был сигнал? – допрашивал его Николаич.
– Какой сигнал? – мужик оглянулся на пульт.
На мониторах отображались склады. Но… все они были целехоньки!
– Артем! – шепнул Женька. – Артем Николаич, смотри туда!
Праведный гнев начальника угас, так и не успев воспламениться. Он тоже увидел изображение на экранах.
Тут за нашими спинами послышался вопль Рыбы. Водила зашел последним и остался в дверях, поэтому раньше всех успел оглянуться и увидеть:
– Смотрите! Там…
Женька и Николаич, оттолкнув меня, выскочили наружу.
– Всё целое! – крикнул Женька.
Что-то заставило меня обернуться на охранника. Тот почему-то сидел в кресле перед мониторами и вроде бы дремал, откинувшись на подголовник. Я не знаю, что такое в его позе заставило меня отвлечься от бурных событий на улице и сделать шаг обратно, к пульту.
Одна его рука лежала на автомобильном руле, вторая – безжизненно, на коленях, не сжимая, а как-то поддерживая, словно подставка, раздвинутый сотовый телефон-слайдер. Сидел мужик в автомобильном кресле, пульт выглядел как приборная панель иномарки, а кожа спящего имела отчетливо розовый, а оттого пугающий и неестественный оттенок. Не знаю, зачем, но я взял с его окоченевшей ладони слайдер, нажал на среднюю кнопку, и дисплей высветился заставкой – полуголая блондинка с гипертрофированной грудью и губами.
Тут глаза трупа распахнулись, и я заорал…
…На всю дежурку противно рыкала сирена тревоги, Женька, протирая глаза, толкал меня в плечо:
– Ничё ты разоспался! Давай, вставай, у нас сработка!
– Где? – беззвучно прошептал я и сел, боясь услышать хоть слово про Селезинские склады.
– Да в магазине на Фрунзенской. Давай, не тяни, и так еле тебя добудился!
Гора упала с плеч. Но на всякий случай в машине я попросил:
– Женька, ты ткни меня кулаком в поддых, да посильней!
– Ты чё? – удивился он.
– Да так, хочу убедиться, что опять не сплю. Только что была такая фигня – вроде проснулся, а на самом деле это мне приснилось, что проснулся…
– А, у меня так тоже бывало. Да ты сам себя за ляжку щипни, тут главное, чтобы больно было.
Я вздохнул:
– Сам – не получается, это как в поддавки играть. Я один раз так хорошо себя ущипнул, искры из глаз посыпались даже. Оказалось – во сне.
– Ну ты спа-а-ать! – закатился смехом подслушивавший наш диалог Артем Николаич.
Тут Женька и двинул мне в «солнышко», в тот момент, когда я этого не ожидал. Дыхание как отсекло, по телу боль электрическая, ни охнуть, ни выругаться.
– Чё, сойдет? – с невинным видом осведомился этот черт.
Ну да, уж теперь я мог быть уверен, что не сплю.
Единственное, что совпало с моим сном – сработка тоже оказалась ложной. Правда, магазин стоял целехонек, это что-то там у охраны забарахлило, вот они с перепугу и подтвердили вызов.
Всю дорогу назад нам пришлось выслушивать митинг Рыбы о том, что всю великую державу распродали под магазины, посадили дураков эти магазины охранять, а мы теперь езди к каждому и думай о благополучии этого ворья, гори они все синим пламенем, и так далее, и тому подобное. Когда набирающая обороты и изысканные выражения проповедь пошла по третьему кругу, Николаич не выдержал и попросил водилу заткнуться, а тот сообщил, что всегда знал, что мы все втайне сочувствуем «дерьмократам» и сами тоже не против ухватить себе кусок проданной страны.
Николаич беззвучно взмолился кому-то там на небесах:
– Слушай, Петро, а мы еще тайно синагогу посещаем, ты не знал?
Женька захлопнул лицо ладонью и тихо застонал в сторонку, а я что было сил закусил губу. Ну его к черту, Рыбу этого, мужичонка он мстительный, увидит, что ржем – найдет, как отыграться при случае.
И уже до самой пересменки нас никто не трогал, не будил.
