Текст книги "Пари с будущим (СИ)"
Автор книги: Сергей Гомонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)
«Planescape: Torment»
Мы вынырнули почти у самого берега и стянули маски, а я скинул в воду пудовый акселератор.
– Что-то не так, – настороженно прошептала Савитри.
Я и сам кожей чувствовал, что здесь что-то не так. Вокруг сгущалась непонятная сизая мгла, в которой я видел только свою спутницу – Савитри стояла на расстоянии вытянутой руки. Попробовал наладить связь с базой, и опять-таки тщетно.
– И они нас не ищут… – с досадой бросил я.
– Тише! – испуганно вскрикнула док.
Глухо растекались наши голоса в этом фиолетовом тумане, словно под стеклянным куполом. И не успели еще сомкнуться губы Савитри, как тело ее содрогнулось. Здесь был кто-то третий, но он оставался невидим. Док сжала кулаки и закричала:
– Скорее, скорее говори с ними, я не удержу его долго!
Ее шатало и корчило. Она с кем-то боролась, не физически боролась, ментально.
Я лихорадочно отстучал по сенсорам код вызова и услышал голоса. Наша база!
– Это Агни. Начинайте!
– Да!
Радостный вскрик Тэи я услышал в полете: меня отшвырнуло навзничь в воду. Я тут же вскочил, однако связь снова пропала. Земля заходила ходуном под ногами, застонала, завыла. Взметнулась смерчем сизая мгла.
– Савитри! Бежим!
Я рванулся к подруге, но ужасом окатило меня при виде нее. Разум еще не осознал, что слышит ее беззвучный смертный вопль. Изо рта Савитри выплеснулся темно-красный фонтанчик, и время для меня умерло. Взгляд, опускаясь, застыл на окровавленном острие гарпуна, высунувшемся из солнечного сплетения девушки – это я видел в своих недавних бредовых кошмарах и гнал из памяти. Миг – и тело ее с перебитым позвоночником обмякло. Труп сломанной куклой повалился вперед, залитое кровью лицо ткнулось мне в грудь. Я, кажется, заорал, в голове метнулись два запредельных символа – «база» и «реинкарнаторы», но подхватить мертвую Савитри не успел.
В горло врезалось что-то ледяное и острое, сдавило так, что под его натиском стала лопаться кожа. Боли не было. Не было и страха. Мне стало все равно, что случится дальше, я не хотел даже увидеть того, кто убил мою подругу и сейчас зарежет меня.
– Нравится тебе мой локал внутри вашего, ангел Безымянный? – и, вторя шипению за плечом, лезвие то сильнее вжималось в мое тело, то начинало стесывать кожу с поверхности, вызывая дрожь во всех нервных окончаниях, но по-прежнему – не боль. – Ловко, не правда ли? Ну так давай, проводник! Давай, веди меня через лабиринты ваших тайных грез, веди, и покончим с этим. Выигрывая у меня бой за боем, вы проиграли сражение, ангел. Ты ведь теперь догадываешься, что вы проиграли? Мы с тобой уже соорудили главную петлю, и тебе остается лишь признать свое поражение, покаяться и покорно выполнить предначертанное. То есть сделать то, что уже и так сделано. Как бы ты ни размахивал своими ободранными крыльями, Безымянный, тебе не разорвать эту петлю без моего на то согласия. Остался последний шажок, – в голосе послышались издевательские интонации, – маленький, совсем ничтожный шажок для Трансцендентного Тараки – и огромный шаг для Безымянного ангела. Огромный! Но последний. Веди!
Коротким и сильным движением он полоснул меня поперек горла. Сердце тяжко ухнуло во всем теле, в каждом сосуде, теряющем кровь. Я чувствовал, как холодеют руки и ноги. Я слышал, как совершает полный оборот внутри меня жизнь, выплескиваясь наружу бурными потоками. Шагнул – ноги подвернулись. Упал в воду возле неподвижной Савитри и в сизой мгле различил, как расплываются и перемешиваются в воде пятна нашей крови. Ватное равнодушие снова овладело мной, я просто наблюдал за собственной смертью и за тем, как прорастает из моего сознания сущность ади, как моя личность трансформируется во внетелесном проявлении, становясь сурой…
– Веди, проводник, дорогу знаю я, но провести нас по ней сможешь только ты. Ничего больше тебе не остается, я не выпущу тебя и эту женщину из своего локала, но если выброшу вас отсюда в таком виде, вам несдобровать. Что будет в этом мире с твоим и ее обнаженным сознанием, ты знаешь. Это хуже, чем попасть под поезд. Вперед!
Последний удар сердца, безумная, разрывающая душу тоска, такая знакомая и всегда одинаково ужасная, к ней не привыкнешь. Это последняя судорога инстинкта самосохранения, и с ним ничего не поделать. События этого воплощения пронеслись вмиг и растаяли в темноте перед невидящими глазами. Соленая вода хлынула в рот и ноздри, я успел только сжать мертвую руку Савитри – и стал наконец свободен. «Веди его! – в момент перехода шепнул ее голос. – Я знаю, что делать!»
Тоски больше не было, она осталась там, в вывернутом агонией теле, верная подруга смерти. Я взглянул напоследок на покинутые нами аватары, увидел и клубящийся фиолетово-черным силуэт Стяжателя. Озлобленный задор вдруг захлестнул меня:
– Я проведу, но и ты ответь мне.
– Спрашивай.
– Приятно чувствовать, как тебя размазывает по рельсам, изверг?
Он утробно зарычал и выдернул у себя из-за спины Савитри, по рукам и ногам скованную его паутиной:
– Если ты свернешь не туда или хотя бы обернешься, Безымянный, я отшвырну заложницу в сторону с нашего пути, и ты уже никогда не отыщешь ее в переплетении времен и вероятностей. А в чистом виде вашим сознаниям там долго не протянуть. Надеюсь, это не вылетит из твоей худой памяти, старик?
И мы поплелись ко входу в черный коридор, которым заканчивался мглистый локал Стяжателя, но войти туда я не смог. Постоял у бездонного зева и, не оборачиваясь, сказал:
– Мне нужен посох – открывать пути и зажигать маяки.
– Так делай, – ответил Тарака.
И снова человеческая злость охватила меня. Я процедил сквозь зубы:
– Как?! Если ты создал это свое… кривое пространство с его кривыми, как всё и всегда у тебя, законами. Как я создам здесь что-то действующее, изверг?
– У меня есть имя. В отличие от тебя.
– Сочувствую тебе, изверг. Имя для асуры что хвост для лисы – так и норовит застрять в капкане.
– Я отменю часть локала в переходе. Делай, что нужно, и веди.
– Пусть скажет девушка.
– Я жива, ади, я тут, – откликнулась Савитри, едва только он ей позволил. – Делай, как он говорит.
Стяжатель отступил вместе с заложницей, укрываясь под защитой своей мглы, и не зря он это сделал: я всерьез подумывал о том, чтобы дать знак Савитри, развернуться и сжечь его на месте. Асура предугадал мои замыслы. Пространство тут же впилось в меня, и ничего не оставалось, как преобразить его, продлив темпоральный коридор. Я растянул перед собой космическую струну и вообразил на ее месте посох. Набалдашником загорелся на нем изумрудный шарик маяка. Он начал разрастаться, алый поясок охватил его по экватору, и я сбросил его на ступени, ведущие в тоннель. Шар поплавком взмыл под своды потолка. Зеленое сияние усмирило ярость чуждого мне мира, алый луч указал направление. Но это лишь зыбкая гать в болоте, куда тащил нас разъяренный неудачами Стяжатель.
– Готово.
– Молодец, ангел.
Лабиринт, образованный как последствие нашего вторжения в тоннель времени, вел себя непредсказуемо. Пространство словно содрогалось в предчувствии скорой аннигиляции двух взаимоисключающих величин, которыми здесь были я и Тень. Однако аннигиляция не происходила, и при иных обстоятельствах меня бы это опечалило, но сейчас исчезать нам было нельзя: пропадет мгла Стяжателя вокруг них, погибнет без защиты и сущность Савитри.
То вдруг дорога под ногами начинала раскачиваться на манер подвесного моста над пропастью. То из тьмы переходов проглядывали очертания причудливых и устрашающих миров, готовых ворваться в наш и обратить все в прах. А то внезапно лабиринт приобретал обычные свойства физической вселенной, и тогда я слышал позади тихий стон Савитри, сознание которой, пожираемое материей, испытывало ни с чем не сравнимые муки.
– Потерпи! Потерпи! – заклинал я ее всякий раз.
Стяжатель молчал.
– Эй, ты еще не сдох там, изверг? – останавливаясь после очередного наплыва хаоса, чтобы восстановить силы, спросил я. – Мы идем, куда нужно?
Молчание.
– Понятно, твой скудный словарный запас иссяк после тех пафосных тирад. А может, ты все-таки сдох?
– Так ты обернись, проверь.
– Я спросил: мы идем в нужную сторону?
– Если мы с тобой будем так считать, то рано или поздно она станет нужной.
– А мир вокруг тебя случайно не вертится, демиург хренов?
– Мне очень отрадно, Безымянный, что с каждой нашей встречей ты все больше походишь на человека.
– Знаешь, изверг, а я, пожалуй, возьму себе имя. И даже фамилию возьму, чтобы быть совсем человеком. Мне нравится сочетание «Иван Сусанин». Как ты на это смотришь?
– Довольно болтовни. Отдохнул – веди!
Я оттолкнулся посохом и с усилием зашагал впереди них. Презренным шутом профессора он выглядел органичнее. По крайней мере, на своем месте. Тени место у ног.
Пока мы продвигались, десятки разнообразных планов по освобождению проносились в моем сознании, но ни один не был мало-мальски годным. Я даже пытался придумать способ созвать сюда на помощь собратьев-ади, и если бы асуры не изгнали их в инфозону во время нападения на станцию, это еще можно было бы осуществить. В инфозоне они меня не услышат, этот лабиринт возник неспроста, он глушил все, что проникало внутрь него, в нем, как в паутине, запутывалась даже информация, то есть мы, избравшие себе произвольную форму и силой мысли создающие из разрозненных сведений вспомогательные предметы. Все наши ухищрения здесь помогали мало, и я не надеялся на благополучный исход.
Коридоры переслаивались, проникали друг в друга. И однажды, когда нас снова затрясло, а со всех сторон посыпались невидимые камни, я заметил вдруг в перекрестье двух тоннелей чертовски знакомый пейзаж. Это были…
«Да!» – внутри себя услышал я торжествующий выкрик Савитри.
С оглушительным грохотом нас швырнуло в это перекрестье миров. Спасаясь от обвала, мы нырнули туда, в морозную ночь с ее узнаваемыми запахами и звуками. Савитри исчезла. Мы со Стяжателем упали сквозь крышу внутрь сарая во дворе того самого дома, где я и мои коллеги в начале весны не вспомню какого года тушили пожар.
Не успев опомниться сам и не давая этого сделать извергу, я швырнул в него посохом. От соприкосновения с сотворенным мной предметом Стяжатель заорал и задымился. Но брошенная следом сеть поймала пустоту: он сгинул. Просыпавшиеся с его шкуры искры с неестественной быстротой подожгли какие-то картонки, пламя занялось мгновенно. Я отпрянул, на пару секунд перестал видеть, а когда открыл глаза, то уже выпрыгивал из нашего красного носорога, и на мне была защитная форма пожарного, а значит, я был…
– Слышь, а ты щелкни нас вот отсюда!
Черт! Дежа-вю.
Я механистически нажал кнопку в мобильнике, фотографируя ментов на фоне горящего сарая.
– Чё тут у вас не проехать нигде? – буркнул Рыба.
Так, здесь что-то будет, здесь что-то произошло тогда… Вспоминай, вспоминай!
– Денис, иди глянь, что там! – крикнул мне Николаич, взмахнув рукавицей в сторону огня.
Горящий (подожженный, вот проклятье, мною самим!) сарай стоял чуть на взгорке и был предпоследним в ряду таких же развалюх. За сараями был спуск, и в этом закутке, точно за горящей постройкой, показалась крыша металлического гаража.
– Вот хреновина… – ругнулся я.
Подбадриваемые Николаичем, мы уже волочем с Женькой «Пургу», потом Николаич отзывает меня: «Стрельцов, подь сюды!» – а я все не могу вспомнить, что же тогда случилось с Денисом такого, если даже сейчас, после стольких событий, во мне живо ощущение беды. Оно усугублялось вибрирующим в нагрудном кармане, под курткой, мобильником, до которого сейчас не было времени добираться. Мы с Артемом Николаичем пинали обуглившиеся деревяшки, Женька закидывал пламя пеной из «Пурги». Тут телефон стих, а меня прошило озарением. «Пригнись!» – заорал я сам себе что есть мочи и сию же секунду нырнул вниз, приседая.
Надо мной – там, где мгновение назад еще была моя голова – со свистом пролетел и тяжело врезался в ствол ближнего тополя какой-то полыхающий предмет.
– Блин… – выдохнул Денис, а я увидел среди дыма и летящей копоти то, что не было видно ему – промелькнувшую фиолетово-черную тень знакомых очертаний. И тень эта удалялась бешеными скачками, перескакивая с крыши на крышу, прилепляясь к стенам домов и фонарным столбам, пока не исчезла из вида.
Значит, я повторно притащил сюда, в это время, Стяжателя?..
* * *
Антонина Вацлавовна проснулась посреди ночи и долго вспоминала, где находится и кто она такая. Только что ей снился внук Денис и много огня. А еще голоса, иногда появлявшиеся в ее нездоровой голове, часто подзуживали: делай то, делай это. Вот и теперь один, очень приятный, женский, повторял: «Вставай, вставай, иди и позвони ему! Он в опасности!»
– Позвонить, нужно позвонить… Очки, где мои очки? – комментируя вслух свои намерения, чтобы не забыть, она поднялась, продела озябшие ноги в шлепанцы и зашаркала к коридорному телефону.
В окошке на корпусе аппарата светились красным какие-то цифры. Надев очки, Антонина Вацлавовна разглядела, что уже почти три часа. Голос поторопил ее. Прикрыв все двери из коридора, чтобы не разбудить дочь и зятя, она набрала записанный на квадратном листке номер. В ответ слышались гудки, сам Денис не отзывался.
– Ну что ж ты будешь делать!
И вдруг пришло спокойствие. Антонина Вацлавовна нажала кнопку отбоя и положила трубку на базу, а через полминуты уже и не помнила, что пыталась куда-то позвонить. Но сна уже не было, и она побрела на кухню попить чаю. В голове у нее тем временем происходил странный диалог, не имеющий лично к ней никакого отношения. Поначалу голоса пугали ее, но со временем она к ним привыкла и старалась не вслушиваться.
«Странно, – проговорил мужчина, – только что я слышал там тебя».
«Меня? – удивленно переспросил тот же самый приятный женский голос, что недавно велел Антонине Вацлавовне идти и звонить внуку. – Не может быть, пап, я сейчас занимаюсь Гарутой!»
«Вот я и говорю: странно. Только что там была ты и зачем-то заставила объект звонить Агни».
«Что там у вас? – вмешался третий – тоже мужской – голос. – Снова сбой?»
«Не думаю», – отозвался первый, после чего все стихло.
Антонина Вацлавовна, тихонько мурлыкая под нос мотив старой песенки про злоключения черного кота, пила чай и вспоминала былое.
Вот она заходит в гости к соседям, Бирюковым, и застает их сына, Никиту, играющим за компьютером.
– А, здрасьте! Учиться пришли? – смеется парень.
– Учиться всегда пригодится.
На мониторе заставка игры – «Planescape: Torment». Как врезались в память все эти незначительные мелочи! Как обидно быть черным котом…
Коридор огласился прерывистой трелью телефонного звонка.
– Ба? – донесся негромкий голос Дениса. – Звонила?
– Алё! Алё, Дениска? Где ты ходишь?
Она совсем забыла, что сейчас три часа ночи.
– Ба, сейчас ночь, иди ложись! – напомнил ей Денис.
Он работал пожарным, но характер у него, по меркам Антонины Вацлавовны, был слишком мягким для этой героической профессии. Хотя дочь всегда говорила, что Денис не мягкий, а терпеливый.
– Ты в налоговой был?
– Нет! У меня дежурство, понимаешь?
– А, дежурство… А когда съездишь?
Он говорил все тише, и сейчас уже почти шептал в трубку:
– Утром сменюсь – и съезжу в твою налоговую. Честное слово, ба! Иди ложись, всех сейчас перебудишь! Все, ба, отбой!
«Planescape: Torment»… Мучения…
Повинуясь чьей-то воле, Антонина Вацлавовна зашаркала обратно в свою комнату, включила секретный нетбук и, загрузив поисковик, долго изучала ссылки, которые он выдал ей после запроса.
– Кажется, я начинаю понимать… – пробормотала она, когда там, в прошлом, свет померк перед ее глазами. – И если это так…
Если это так, немедленно нужно искать способ связаться с Пропавшим сурой, которого Тарака называл Безымянным. Сделать это сможет только другой сура-проводник – он помогает сейчас Варуне, Шиве и ей, Савитри-из-прошлого, приходить в эту эпоху и присоединять свое сознание к сознанию нынешних людей. Денис слишком закрыт для получения информации, а Безымянный еще не пробужден в нем, чтобы она, Савитри, могла поговорить с ним сама. Остается надежда лишь на проводника, у него все эти хроноклазмы, порывы и парадоксы не вызовут никаких затруднений…
Иногда мы получаем подсказку оттуда, откуда не чаяли ее получить. Из строчки в услышанной песне, из фразы прохожего на улице, из глупого рекламного слогана с билборда иногда врывается в наши мысли ответ на мучающий вопрос – и все пазлы вдруг собираются в единую картинку. В шар Небесного Таро.
* * *
Я приехал из налоговой и, помирая от усталости, завалился спать. Это было 14 марта, годовщина рождения и смерти Степана Еремеева. Да, примерно тогда у меня состоялся важный разговор с действующим в этом времени сурой. Денис помнил об этом совсем мало, но теперь-то я знал, что в том разговоре были «мертвые зоны» – эпизоды, не доступные восприятию парня, но в которых действовал я.
Ошибки не было: пока ему снился какой-то сон из прошлого Агни, на первый диалог наслоился второй.
– Ади, ты слышишь меня? – осторожно спросил сура, одновременно общаясь и с Денисом на внешнем плане его сознания.
– Слышу дважды. Говори, – ответил я.
– Цель Стяжателя наконец стала ясна, почтенный. Загнав тебя в колесо перерождений, он пытается добиться твоего полного и необратимого очеловечивания. И ему это уже почти удалось.
Для суры это будет равносильно смерти личности…
– Для чего ему нужна моя гибель именно в такой форме, ади?
Тот помрачнел, я чувствовал перепады его состояний, как собственные:
– Он твоя Тень, почтенный. Когда ты что-то теряешь, она приобретает. Приставку «Трансцендентный» Тарака присоединил к своему псевдониму неслучайно. Это именно то, к чему он в итоге и стремится. Ты по собственной воле станешь обычным смертным в ловушке плоти – он же обретет божественную всеохватность. Но суть его останется сутью изверга.
Ади умолк, и я услышал его же слова, которые попутно слышал и Денис:
– …До тебя тяжело достучаться. Еще сложнее было снова тебя отыскать, вайшва…
Просыпающийся в Денисе Агни ответил ему (тогда и сейчас):
– Почему же тогда я видел Гаруту?
Сура не удивился его вопросу, хотя только что на равных говорил со мной:
– Потому что меня ты еще не видишь, почтенный…
Я-нынешний снова обратился к нему, и ади снова раздвоился, не испытывая никаких сложностей с переходом из одного состояния в другое.
– Как целесообразнее поступить?
– Тебе, почтенный, нужно будет любой ценой выжить в последнем бою.
– Насколько любой?
– Абсолютно. Следующая смерть прекратит твое существование как ади, ты останешься на твердоматериальном плане физического мира и уже никогда не возвратишься к прежнему качеству. Тебе не стать человеком, но и о своем истинном проявлении ты забудешь. Эта неприкаянность станет для тебя вечной пыткой.
– Но самое страшное, как я понимаю, не это?
– Конечно, не это. Самое страшное, что Стяжатель получит свое. На этом физический мир станет планом бытия извергов. Полностью и окончательно. Ну и ты понимаешь, к чему это приведет…
Я промолчал, слушая разговор его с Денисом-Агни:
– …Но у меня ведь есть ты, не правда ли? – спросил техник с «Трийпуры».
– Да, я у тебя есть, – согласился сура, посылая мне прощальную вибрацию в пространстве, по которой я навсегда запомнил его и смогу узнать по возвращении – если мне суждено вернуться Домой. Будто отвечая моим нерадостным мыслям, он продолжил: – Но это ненадолго, вайшва. Я здесь только для того, чтобы соединить берега и проложить курс от маяка к маяку. Могу подсказывать, но защитить при надобности не сумею. Тебе надо торопиться. Будет знак, ты поймешь…
* * *
В дверь настойчиво позвонили. На лестничной площадке стоял один из моих коллег, а подъезд основательно заволокло дымом.
– Здоров, – сказал мне пожарный, тоже, видимо, узнавая по физиономии. – Тут у вас в какой-то из квартир задымление. Не знаешь, у кого может быть?
– Наведайся в восьмидесятую.
Закрыв дверь, я едва не наткнулся на стоявшую у меня за спиной бабушку. Она была похожа на очень навязчивый призрак.
– Вот говорю же тебе – сходи за чесноком! – с напором сказала она… голосом Савитри.
Денис плюнул и, накинув куртку прямо на футболку, в домашнем трико и с мокрыми волосами отправился на микрорынок. Для меня же это был тот самый обещанный знак.
По дороге я начал восстанавливать в памяти события этого дня из опыта минувшего, для Дениса еще не свершившегося. Итак, возвратясь с дежурства в начале девятого утра 14 марта, я наскоро перекусил и поехал в налоговую. По дороге мне позвонил Руська и позвал на мальчишник, который наметил вечером. В налоговой я пробыл больше часа и дома оказался уже в районе одиннадцати. Измотанный битвой с чиновниками и тяжелой трудовой ночью, лег спать, во сне увидел суру-проводника, успел с ним дважды пообщаться. Во втором часу дня родители приехали на обед и разбудили меня. Затем я побежал за чесноком для бабушки (собственно, чем я и занимаюсь сейчас). Далее… Далее, насколько помню, я провожу родителей – это произойдет около 14.00, – обсудив с ними свои планы на дальнейший день, то есть планируемую поездку с Ленкой Еремеевой к Степухе на кладбище. Но к Ленке я приеду… в 16.15, это помню точно. Добираться до ее дома от силы минут тридцать – тридцать пять. Вопрос: куда выпали из нашей с Денисом памяти два с лишним часа реального времени? Тогда я этим вопросом не задавался, просто не заметил провала, будто так и нужно. А сейчас мне эта амнезия совершенно не нравилась…
Купив целый пакет чеснока, я вернулся и дождался, когда у родителей закончится обеденный перерыв. Едва за ними защелкнулась входная дверь, я вызвал к дому такси, а сам пошел в комнату бабушки Дениса.
– Нам пора!
Развесив свой чеснок по всей квартире, Антонина Вацлавовна была полностью готова к путешествию и, одетая, сидела в кресле.
– Ты сможешь обновить портал в Чертовом сарае? – спросила она.
– Да. Только объясни мне, почему я не помню этой поездки с прошлого раза? Тогда ведь что-то было, да? И по времени совпадает… И спать я больше не ложился. Но ни Денис, ни я, ни Агни – мы ничего не помним.
Савитри смутилась, нерешительно замялась, втянула в грудь воздух, чтобы ответить, однако заговорить не успела: мобильник у меня в кармане завибрировал и зашелся неприятной мелодией.
– Серый «Ниссан», номер 342, подъехал, – объявил диспетчер.
Кажется, бабушке известно больше, чем мне…
* * *
Таксист словно нарочно петлял по самым неудобным улочкам, находил такие повороты, в которые мне и в голову бы не пришло свернуть, потому что я не знал об их существовании в родном городе. Выезжая на нормальные дороги, умудрялся собрать все светофоры.
– Молодой человек! – не выдержала баба Тоня. – Вы там счетчик накручиваете, что ли? Не старайтесь понапрасну, мы вам заплатим тем больше, чем скорее вы нас довезете.
Мужик чуть не зарыдал.
– Ба, – шепнул я, перегибаясь к ней через спинку своего кресла, – у него тут нет счетчика.
– Тогда я думаю, что это не такси, а бывший катафалк.
– Делаем ставки, у меня две версии: или он диверсант, или не знает дороги.
Таксист с облегчением закивал и забубнил о том, что приехал сюда не так давно, город не знает, работает второй день, а на «Навигатор» еще не накопил.
– И заметь, огонек, такое могло произойти только с нами!
– Да будет тебе, баушк, вечно ты сгущаешь краски! Кстати, ты мне все же подскажи, почему я не помню об этой поездке?
– Видишь, мы подумали, – помявшись, Савитри начала аккуратно подбирать слова, – что система снова устроила нам сбой. Ты ведь не должен был еще догадаться о Чертовом сарае, но почему-то поехал туда и повез ба… в смысле – меня. Мы приняли это за временной парадокс и слегка подкорректировали события.
– Что?!
– Папа сделал тогда откат маркера, и у тебя из памяти ушли ложные – как мы тогда считали – сведения. Поэтому ты ничего не помнишь о двух часах из жизни.
– Так они были или их не было после отката, эти два часа?!
В ее старческих глазах агонизировало отчаяние:
– Я уже не знаю! Не могу понять! Тогда этих событий не стало, а теперь получается, что они попросту ушли в другую ветку вероятностей и зажили параллельной жизнью.
Я покосился на водилу, но ему было не до нас.
– Мужик, сейчас давай прямо, там будет мост, а на той стороне – сразу на боковое шоссе.
Он ожил и радостно завертел баранку, выворачивая на прямую дорогу к мосту. Этих секунд мне хватило, чтобы собраться с мыслями.
– Почему же вы на «Трийпуре» ничего не рассказали мне об этих нестыковках?!
– Я – потому что вообще не поняла, что это нестыковки. А отец, как я понимаю, сделал неправильные выводы и убедил в них Шиву. Они решили считать это сбоем, как ту ловушку в Ла-Игере.
– О господи… – простонал я и до самого Чертова сарая ехал молча.
Когда мы уже выходили из машины, таксист уточнил, есть ли отсюда другой выезд.
– Лучше возвращайся задним ходом.
Тот начал сдавать по колее, а мы направились к забору вокруг руин.
– И сколько откатов системы было сделано еще? – спросил я Савитри.
– На моей памяти – три. Первый – в твоей прошлой циклиза… вернее, в твоем прошлом воплощении. Это когда в 1919 году ты (предположительно ты, точно мы тогда не знали) ни с того ни с сего покинул Индию и помчался в Германию.
– Вы и это умудрились перечеркнуть? А еще один откат?
– Еще один, когда тебе было в этой жизни пять лет. Здесь мы уже точно знали, что ты это ты.
– Ну хоть это вы мне рассказали…
– Да, это когда в Гудауте одновременно проявились все задействованные в поисках тебя маркеры, и их увидело слишком много народа…
– Значит, там было побольше компромата на нас, чем я помню?
Она махнула рукой и, двигая растопыренными в стороны локтями, неуклюже заковыляла к дому.
– Мы работали в сумасшедшем режиме, что хорошего из этого могло выйти… Мы не могли переигрывать твои жизни, тем более, о большинстве их узнавали только после твоей насильственной гибели, когда уже поздно было что-то предпринимать или не имело смысла.
– Ладно, проехали. А теперь, баушк, давай кумекать, как мне тебя внутрь забросить. Тут, я смотрю, новую сетку соорудили к весне… Ни дырочки, ни щелочки, ни малого отверстьица для маленьких жучков…
– Чего?!
– Давай подсажу, говорю!
* * *
Тем временем незадачливый таксист, выезжая задним ходом из узенькой поселковой улочки, заметил, что прямо над машиной промелькнула тень. Он отвлекся, разглядел крупную хищную птицу, похожую на орла, и тут же ощутил удар в задний бампер. Он прозвучал глухо, а толчок был слишком мягким, чтобы принять его за столкновение с забором или пнем. Собака или… человек?..
Ни жив, ни мертв от страха, таксист выбрался наружу. Сдавал он с маленькой скоростью, но абсолютное молчание сбитого настораживало. Не под колесо же он сразу закатился?!
В кустах, у забора, под голыми ветками куста сирени валялся, медленно шевеля конечностями, отброшенный автомобилем мужик. Одет он был как забулдыга. Водитель подошел к нему уже смелее: говорят же, что бог бережет пьяных да влюбленных.
– Эй, живой?
– Ты щё на людей кидаисся, командир?
– Да это еще разобраться надо, кто на кого кидается! Ты откуда взялся вообще?!
– Ладно, гони полтинник… и я тебя не видел!
Что-то легко отделался, подумал таксист, но пятьдесят рублей из кармана вытащил.
– Ездят тут… ф-ф-фсякие. А я, может, сотрясение заработал?!
– Да вот, вот, держи. Похмелишься, мужик, и пройдет твое сотрясение.
Забирая деньги, алкаш неожиданно ухватил его за руку. Водитель дернулся, чтобы освободиться, да не тут-то было.
– А ну пусти!
– Ты не голоси, командир, и все буит пучком!
И таксиста пробрало до печенок, когда в глазах забулдыги он вдруг увидел пропасть. Когда же черная пелена спала, алкаш был уже далеко – заползал в калитку через два дома отсюда. Водитель нахмурился, вспомнил что-то, улыбнулся и не своим голосом, обращаясь к самому себе, сказал:
– Вот и молодец! Прокатимся обратно.
Машина снова поехала к Чертову сараю.
* * *
Баба Тоня оказалась неподъемно тяжелой. Ко всему прочему, несмотря на все усилия Савитри, ей никак не удавалось совладать со своим телом. Один раз я чуть не сорвал спину.
И тут мы услышали хруст гальки под шинами автомобиля. К нам возвращалось такси.
– Эй, погодите! – крикнул этот растяпа.
– Бе-жим! – тихо отчеканила Савитри.
Не знаю, как, но престарелая бабушка Дениса махнула через сетку на зависть любому прыгуну с шестом. За нею перелетел я, и, замыкая шествие, прорвало сетку наддавшее скорость такси.
Я сгреб бабу Тоню в охапку и, не чувствуя больше ни ее тяжести, ни ног под собой, ринулся в здание через парадный ход, где ощутимо ударился плечом о полуоторванную дверь. Стяжатель в облике таксиста громко топал сзади и вот-вот мог нас догнать.
– Быстро, ади! – вскрикнула Савитри.
Я вызвал тоннель и распахнул портал времени. Чертов сарай тряхнуло, как при землетрясении. Вспыхнул зеленый свет помещенного здесь маркера-маяка. Стяжатель нырнул вслед за нами, и теперь у нас уже не было оболочек из той эпохи: мы, все трое, пребывали в состоянии перехода. Не удивляюсь, что мои наблюдатели с «Трийпуры» тогда ничего не поняли и предпочли передвинуть маркер назад, чтобы переиграть необъяснимое. Сейчас таксист, Денис и Антонина Вацлавовна опомнятся и наверняка поедут в город, так что выглядеть эта их вылазка в глазах Варуны будет бессмысленной потерей времени: Гарута не могла показать ему то, что творилось на самом деле с нашими истинными сущностями в темпоральном коридоре.
