Текст книги "Атаман"

Автор книги: Сергей Мильшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Школьная линейка

У школьного забора стояли в ряд милицейский УАЗик и незнакомая дорогая иномарка. Из-под ее открытой дверцы выглядывала нога в штанине с лампасом. Рядом пригнувшись, ритмично кивал головой начальник районной милиции Жигулев. Увидев приближающегося Атамана с казаками, он махнул Жуку рукой:

– Никита Егорович, подойди на секунду.

– Подождите меня в школе, я быстро, – оглянулся Атаман.

– Может, с тобой пройтись? – Корнелий встал рядом с Жуком.

– Не стоит. Сам разберусь.

Митрич вышел вперед и задержал Атамана за руку:

– В самом деле, Егорыч, давай мы с тобой к милицейскому начальству прогуляемся.

– Да что вы в самом деле? Дети же ждать будут. Начинайте без меня. Я подойду. Виктор Иванович, ты как, выступишь, если что?

Осанов покряхтел:

– Я-то выступлю. Но там, Атаман, твоего слова ждут. Так что не задерживайся.

Семен Семенович Жигулев снова нетерпеливо замахал рукой.

Атаман кивнул и шагнул к иномарке. Казаки, подозрительно оглядываясь на милиционеров, не торопясь, потопали к школе.

– Никита Егорович, ну ты чего так долго? С друзьями расстаться не можешь?

Атаман, не отвечая Жигулеву, приблизился, пожал потянутую ладонь и заглянул в салон машины. На него хмуро поглядывал лысоватый с пузиком, явно армянин, полковник милиции. Он качнул головой в сторону салона:

– Садись, Атаман, разговор есть.

Никита Егорович распрямился и сунул руки в карманы форменных казачьих штанов с красными галунами:

– А почему бы здесь не поговорить? На свежем воздухе. Но только учтите, у меня времени в обрез. Дети ждут.

– Долго не задержу, – полковник выжидающе глянул на начальника РОВД. Тот отвернулся, сделав вид, что его этот разговор не касается.

Полковник осуждающе цокнул:

– Какие вы все… – он неожиданно шустро выставил вторую ногу и вывернулся из машины. Хлопнул дверцей сильней, чем надо было, и повернулся к Жуку:

– Ну, давай на свежем воздухе, тоже вариант. Майор, здесь подожди. Мы с Атаманом пройдемся немного. – Он первым шагнул по асфальтовой тропинке вдоль школьной ограды. Жук пошел рядом.

Мимо них проскочили двое мальчишек без курток – наверняка, курили за углом и опоздали на построение. Никита Егорович демонстративно глянул на часы.

– Разговор у меня к тебе недолгий, – милиционер смотрел вперед, – дело в том, Никита Егорович, что ты в такие серьезные игры залез, что я даже не знаю, вылезешь ли ты из них живым или не вылезешь.

– Для начала, прежде чем угрожать, можно было бы и представиться.

Милицейский начальник хмыкнул:

– Полковник Цикарян тебе не угрожает, а наоборот, переживает за тебя. Угрожать тебе будут другие люди, конкретные.

– Что от меня хочешь услышать?

– Да что теперь от тебя можно услышать? Мне просто самому интересно, как ты на этих боевиков-то вышел? Кто рассказал? Ты так об этом нигде и не упомянул.

Жук вытащил руки из карманов и остановился:

– Я все, что знал, вашим людям еще вчера рассказал. И объяснительную написал. Там все изложено. А кто рассказал – то вас не касается. Сорока на хвосте принесла.

Цикарян остановился напротив и запахнул китель:

– Читал я твои… «записки путешественника». Там ни про какую «сороку» не сказано. И вообще, ты там многое не договорил, я так понял.

– Например?

– Например, не ясно, из чего вы стреляли. Если только из охотничьих ружей, то почему в трупах пули 7.62? От китайских «Калашниковых»?

Атаман молчал, глядя в сторону. Не дождавшись ответа, Цикарян продолжил:

– И еще как-то непонятно ты написал, с чего это вы вообще начали стрелять по людям?

– Как это с чего? – Атаман склонил голову набок и прищурился, – потому что по нам стреляли. Мы защищались. Или у вас другие сведения?

Полковник помолчал, разглядывая прутья железного забора.

– Да как тебе сказать. Есть у нас сомнения, что защищались. Свидетелей-то нет.

– Как нет? Да у нас десятки свидетелей.

– Дети что ли? Да какие из них свидетели? Не один суд их слова не примет.

– А казаки, вам что, тоже не свидетели?

– Казаки, может, и свидетели, – полковник упер тяжелый взгляд в переносицу Атамана, – но это смотря для кого. Я вот, например, им не верю.

Атаман выдержал взгляд милиционера и хмыкнул:

– Кто ты такой, чтобы не верить?

Полковник будто потерял интерес к происходящему.

– В общем, я тебя предупредил. Можешь рассчитывать на большие, – полковник выделил интонацией это слово, – неприятности. Можно сказать, вручил тебе «черную метку». А ты теперь думай.

– Да я уже все подумал. Можешь этой меткой утереться.

Глаза у полковника превратились в две злобные щелки.

– Смотри, Атаман, как бы тебе не ошибиться…

– Сорок пять лет уже смотрю. Напугал, аж коленки дрожат.

Полковник скрежетнул зубами, матернулся и, круто развернувшись, зашагал к машине. Жигулев растерянно поглядывал то на Жука, то на приближающегося решительно полковника. Цикарян махнул рукой майору: «Заводи, поехали» и плюхнулся на место водителя. Жигулев торопливо побежал к своему «УАЗику». Атаман плюнул под ноги и направился к школьному крыльцу. Позади завелись две машины и резко рванули с места. Он не оглянулся.

Настроение после непонятного разговора с милицейским начальником упало. Впрочем, увидев полный спортзал, забитый школьниками и взрослыми, он отбросил все неприятные мысли и, улыбнувшись, смело прошел к группе казаков, кучковавшихся за спиной директора и учителей. Директор Анна Станиславовна Тихомирова, пожилая с высокой прической и строгим взглядом, который не смягчала даже искренняя улыбка, увидев приближающегося Никиту Егоровича, закруглила речь и полуобернулась к казакам.

– А теперь мы предоставим слово Атаману казачьего войска станицы Курской Никите Егоровичу Жуку.

– Вовремя ты, – улыбаясь, бросил Митрич.

Никита Егорович снял папаху и, держа ее в руках, смело вышел в центр зала. Дети смотрели на него широко открытыми глазами. В этот момент он не понял – почувствовал, что они ему верят и все, что бы он сейчас ни сказал, они примут как образец для подражания, как слово-действие, как истину. И сейчас надо очень ответственно подойти к собственным словам.

– Друзья, казаки! Ну, во-первых, день добрый, – начал Атаман, и его фраза прозвучала для школьников как команда «вольно». Во всяком случае они расслабились и заулыбались. Краем глаза он заметил, как в стоящей несколько в стороне делегации школьников из Павловки Валя Иванова махнула ему ручкой, а Витька Осанов уже из середины строя низким басом проговорил:

– Добро Атаману.

Его возглас подхватили остальные, и Никите Егоровичу пришлось секунд десять пережидать, пока они, наконец, успокоятся.

– Благодарю, друзья, за поддержку, – он поднял руку, и дети стали понемногу затихать. Дождавшись тишины, Никита Егорович продолжил. – Несколько дней назад мы вернулись из похода, вы знаете об этом?

– Знаем! – отвечали ему множество голосов.

– И знаете, что произошло в Черном лесу?

– Знаем.

– Еще расскажите…

– Рассказывать не буду, чтобы время ваше не занимать, товарищей своих расспросите, если еще не расспросили. Я хочу сказать, что то, как девятиклассники повели себя в самых настоящих боевых условиях, когда за ними шли бандиты-боевики-наемники, говорит о многом. Например, о том, что нам, казакам, есть на кого опереться. И смена нам растет… – он улыбнулся – не хотелось говорить банальность, – нормальная в общем смена. Мы можем гордиться нашими станичниками, несмотря на то, что они еще дети. Хочу высказать благодарность нашим соседям – уважаемым школьникам из Павловки, которые наравне с нашими курскими ребятами достойно вынесли все тяготы неожиданно сложного и опасного похода. – Павловские заулыбались, курские с интересом заоглядывались на соседей, а Корнелий Петрович показал своим землякам большой палец. Никита Егорович оглянулся на Василия Смагина, держащего в руках папку. Позади него выглядывал заместитель павловского атамана Афанасий с несколькими пакетами в руках.

– Василий Никитич, Корнелий Петрович, попрошу вас помочь мне.

Смагин развернул папку и подошел к Атаману. Довольный Заболотный взял у Афанасия пакет и тоже встал рядом.

– Вот в этой папке, – Атаман постучал ладошкой по ее содержимому, – Почетные грамоты, которые мы сейчас и вручим. А вот в этих пакетах, – он показал рукой, – скромный подарок, который для вас, ребята, подготовили наши соседи и друзья из казачьей сотни станицы Павловской. Скажу по секрету – здесь макет настоящего казачьего поста, который вы можете поставить себе на стол. И он будет напоминать вам, кто вы есть и что вы можете и должны сделать согласно своему казачьему происхождению. А чтобы никто не сомневался – казак он или не казак, мы вас сейчас примем в нашу сотню. А двоих из вас. Вы, наверняка, уже знаете, о ком я говорю, мы наградим особо. Хотя, по-хорошему надо бы им сначала всыпать хороших… но у нас, как говорится, победителей не судят. – Он усилил голос. – Для тех, кто, может быть, еще не слышал подробностей – они ребята скромные – скажу: мальчики спасли вашего раненного в плечо учителя Трофима Семеновича и помогли ему отбиться от двух боевиков. Сейчас Линейный в безопасности и передавал всем привет из больницы. – Он оглянулся на Осанова, – Виктор Иванович.

Вперед выбрался и остановился по правую руку от Жука начальник штаба, в руке он сжимал две новенькие нагайки.

Смагин подал Атаману первую грамоту.

– Итак, награждается Почетной грамотой «Достойный казак» ученик девятого класса Курской школы номер один Осанов Виктор.

Под бурные аплодисменты вывалился весь красный от смущения Витька и, опустив голову, проковылял к центру спортзала. Неловко перетаптываясь, он ухватил двумя пальцами грамоту, осторожно принял пакет и взял как драгоценность свободной рукой нагайку от деда. Виктор Иванович, сам чуть не прослезившийся, взъерошил Витьке белокурый чуб, чем ввел того в еще большее смущение.

А Атаман держал в руках уже следующую грамоту:

– Почетная грамота вручается … Петру Ботвиньеву.

Расталкивая товарищей, из заднего ряда вывалился худой и длинный Петр. Смущенно улыбаясь, он двинулся к Атаману. В зале зааплодировали.

Залетные

Незнакомую подержанную «девятку» на своей улице Атаман заметил еще в обед, но занятый мыслями о делах автоколонны поначалу значения ее появлению не придал. Мало ли кто может подъехать к соседям. Густо тонированные стекла «жигуленка» делали их полностью непроницаемыми, и Никита Егорович, мазнув через окно «Нивы» взглядом по припаркованной в начале улицы на «ничейной» земле машине, тут же о ней забыл.

Прежде чем зайти в контору, Атаман свернул к развалинам животноводческого комплекса напротив автоколонны. Последние пару недель казаки работали тут по сменам. Ходили, как на дежурство, в патрули. Подремонтировали одно самое целое здание – барак шесть на десять метров. В нем планировали разместить первых двух лошадей, которых колхоз по цене мяса продал войску, все равно бы их отвезли на живодерню. Прошел через завалившуюся ограду, подумал, что пора бы уже заняться и ею, мельком кинул взгляд на брошенные у входа два велосипеда – один показался ему знакомым, и остановился в распахнутых дверях сарая. И сразу услышал гулкие молодые голоса, доносящиеся из одного восстановленного отделения – дощатого загона – в дальнем конце пустого барака. Он пошел на голоса.

– Не так, – донесся до него поучительный голос сына Степана, – мягче три, но уверенно, вот так.

Атаман невольно пошел тише. У загона он заглянул через прясло. Степан натирал щеткой недавно еще колхозного, а теперь казачьего коня, который вздрагивал кожей и умным глазом одобрительно поглядывал на юношей. Рядом со щеткой в руках стоял и внимательно следил, как он это делает, Семен Тишков из Павловки. В соседнем отделении, волнуясь, переступала кобыла. Атаман улыбнулся и, старясь не нашуметь, отступил. Осторожно ступая, он вышел из барака и только завернул за угол, как чуть не столкнулся с Ивановым. Рука у Алеши первый раз срослась неправильно, и ему ломали ее повторно в больнице. Но теперь все неприятности были уже позади. Недавно ему сняли гипс, и он уже несколько дней ходил на работу. За плечом у Алексея висел мешок.

– Здравствуйте, Никита Егорович, – Иванов остановился и сбросил мешок на землю. В нем звякнуло.

– Привет. – Жук невольно заинтересовался содержимым мешка. – Что у тебя там?

Алеша наклонился и развязал веревку:

– Вот, с отцом делали.

Из холстины выглядывали новенькие подковы.

– Неужто сами? – Атаман присел и взял в руки увесистую подкову. Покачал и бросил назад.

– Сами, конечно. Отец в основном стучал. Из меня еще слабый помощник.

– Перековывать будете?

– Да, надо бы. Старые совсем постирались.

– Кто будет подковывать?

– Да я. Отец научил. Справлюсь. Ничего сложного.

– Ну, хорошо. Действуй. Мальчишки там еще, коня чистят. – Он кивнул и пошел дальше. Иванов закинул мешок на плечо.

Атаман вышел на улицу. «Когда они успели конюшню заселить? – размышлял он по дороге, – и Степан ни словечком не обмолвился. Наш главный коневод Андрюха Роденков, наверное, подсуетился. Ну, молодец! Впрочем, я в последние дни так замотался, что и немудрено было что-то пропустить. – И уже перед шлагбаумом он сообразил, что его больше всего пару минут назад удивило и обрадовало: система-то работает, шестеренки крутятся, решения принимаются. И уже не всегда в этом хорошо отлаженном механизме требуется его, Атамана, личное участие. Значит, если даже, не дай Бог, конечно, с ним что-то случится, или придется уйти из Атаманов по каким-то причинам, то казачье войско не развалится. Будет работать по плану, а дел ими намечено на несколько лет вперед. Вот, например, по весне решили взять землю у колхоза в аренду, гектаров десять. Засадить арбузами и помидорами. Если получится, то можно будет со временем и весь колхоз, а точнее, Акционерное общество, под казачью власть забрать. Все равно все паи у наших станичников в руках. Соберем собрание и переизберем председателя. Со временем можно так развернуться! Настоящую народную власть организовать». Никита Егорович мечтательно прищурился и ускорил шаг. В приподнятом настроении он миновал проходную.

На территории колонны у ангара его встретили два возбужденных механика: Виктор Викторович и Василий Иванович. У Чапая серьезно прихватило сердце на пробежке в лесу. Калашников тогда проводил его до дома и обратно к казакам уже не побежал, справедливо рассудив, что к основным событиям не успеет. Правда, потом он Жуку не забыл эту свою обиду высказать. Никита Егорович обиды не принял, поинтересовавшись: «Что, по-твоему, пусть Куров помирает там, в лесу? А ты зато в войнушку бы в это время поиграл?» Возражений на такой убийственный аргумент Калашников не нашел.

Атаман разрешил Василию Ивановичу несколько дней отлежаться дома, в больницу тот все равно не собирался, и вот сегодня с утра он уже носился по автоколонне, а сейчас ругался с коллегой.

– Как ты себя чувствуешь? – перебил его Жук.

– Да пойдет, – отмахнулся он, – ты послушай, Егорыч, трал на Песчаной площади опять накрылся, надо срочно выезжать – смотреть, что с ним, а этот – Викторович – не пускает.

– Что говорит? – благодушно поинтересовался Жук.

– Что говорит? – сбавил напор Чапай, – говорит, делать, мол, там нечего, не пущу и все. Еще один начальник выискался.

– Конечно, нечего, – подтвердил Калашников, – что ему там делать? Там у нас водитель толковый – сам разберется. Ночью трал встал – водитель с рассветом начал возиться. Я уже мастеру Голубятнику позвонил, тот говорит, что справятся своими силами.

– Да какими своими силами?

– Стоп, – Никита Егорович поднял руку, – ты горячку-то не пори, Василий Иванович. Правильно он говорит. Нечего там делать. Тем более мастер сам сказал: справятся. Ты что, Голубятнику не доверяешь?

– В нашем деле, как в разведке в тылу врага, никому нельзя доверять, – проворчал Чапай, – только расслабишься и… получай и расписывайся.

– Ну, ладно, – Атаман положил ему руку на плечо. – Тоже мне Штирлиц нашелся с Мюллером вместе. У меня к тебе вообще-то дело.

– Какое дело? – Василий Иванович заинтересованно повесил на нос очки и уставился на Атамана внимательными глазами.

– Ты мне когда еще обещал музей показать, а все никак не кажешь.

– Так тебе же все некогда.

– Отговорки все это, – усмехнулся Атаман, – вот как раз сейчас время есть.

– О, ну так пошли. – Василий Иванович обрадованно снял очки и торопливо уложил их в походный футляр, – Я тебе и расскажу, и покажу. По-моему, очень интересно получилось.

Атаман подмигнул на редкость уравновешенному Виктору Викторовичу и, приобняв Курова, рассказывающего про замечательное помещение, которое им выделил Парамонов в сельсовете, направился вместе с ним мимо шлагбаума к своей «Ниве».

Атаман собирался заскочить в музей минут на пять, а пробыл там не менее сорока. Василий Иванович незаметно увлекся и с такой горячностью рассказывал Жуку о собранных здесь старинных саблях, горшках и прялках, что Никита Егорович невольно заслушался.

– Музей собирали со всей станицы, – делился Куров, – несли охотно, все, что осталось от тех времен. У них пропадает. А у нас все-таки делу послужит. Часть я принес. Но самую ценную лепту внес дед Митрич. Он и седло притащил настоящее казачье, и саблю старинную, и плетку, которой еще его, мальцом когда был, пороли.

Жук остановился у необычного старого кинжала с белой костяной ручкой. Ручка от времени потрескалась, обоюдоострое лезвие потемнело, но, удивительно, ржа его не тронула.

– А это кинжал с двумя историями, – заметив его заинтересованность, Чапай снова надел очки, – его нам вчера внук начальника штаба Осанова принес, Витька. По его словам, нашел на развалинах мельницы, в полузасыпанном подвале. Не знаю, чей, но кинжал, несомненно, интересный. Той давней его истории мы, к сожалению, не знаем, имя его прежнего хозяина нам тоже неизвестно, но новую историю сейчас расскажу. Этим кинжалом Витька перерезал веревку на руках Трофима Линейного, а потом тот им же двух боевиков жизни лишил. На нем даже кровь еще оставалась. Я смыл, – пояснил Чапай, заметив, что Атаман наклонился, пытаясь ее разглядеть. – Правда, эту историю всем рассказывать нельзя – Витька кинжал от ментов заныкал, а сказал, что потерял. Если они узнают, то, наверняка, реквизируют для своих следственных экспериментов. А там, как пить дать, или пропадет, или еще что-нибудь.

– Интересно… – протянул Атаман, – с удовольствием послушал тебя. А что школьники сюда ходят?

– Ходят. У нас уже график составлен. Все потихонечку пройдут. Ну, тут дело в том, что у нас два казачьих музея в станице получилось: у нас и в клубе. Думали мы с Виктором Ивановичем соединить их в один. Но потом отказались от этой идеи.

– Почему?

Василий Иванович оторвался от разглядывания кинжала:

– Во-первых, все экспонаты ни в то, ни в это помещение не поместятся. А выставлять по частям – это не дело. А, во-вторых, мы решили, что у каждого музея будет как бы своя специализация. Собственно оно так само собой и сложилось. В том музее больше рассказывается о знатных станичниках, о фронтовиках, о Жигалове – Герое Советского Союза, председателе колхоза Зарецком. А о казаках там как бы во вторую очередь. А здесь вся экспозиция посвящена истории казачества в станице. Мы, может быть, со временем вообще сделаем музеи полностью тематическими. Там – знатные станичники и через них – история последнего столетия. А здесь – все, что связано именно с казаками и укладом жизни до революции. Думаю, что о геноциде казаков, что был организован в двадцатых-тридцатых годах прошлого века, тоже здесь расскажем. Сделаем отдельную экспозицию.

– Добро! – Атаман подошел к дверям. – Надо. Надо нашим школьникам свою историю знать. И плохую и хорошую. Благодарю за интересную лекцию, Иваныч. Мне очень понравилось. И вот еще. – Никита Егорович пригладил густые усы и почесал подбородок. Несмотря на атаманскую должность и положенную по этому случаю бороду, Жук никак не мог решиться на смену облика. Он так привык к своему голому подбородку, что просто не мог заставить себя не трогать вечером бритвенный станок. Ноги сами топали в ванну, а руки тянулись к помазку и бритве. Тут еще и супруга сразу же начала активно возражать против повышенной волосатости на лице мужа. Считала, что это его состарит. Единственное, на что он смог решиться сам и договориться с женой – это отпустить усы. Но и к ним, хоть и носил уже второй месяц, никак не мог привыкнуть. – Я, наверное, свою семейную саблю в музей принесу. В пользование, так сказать. Если вдруг куда понадобится, то заберу. Пойдет так?

– Отчего не пойдет? Неси саблю. Про нее у Осанова история есть и не одна, пожалуй. Так что это хорошая мысль.

– Ну, добро, – Атаман приоткрыл дверь, – ладно, поехал я, дела ждут.

– Ехай, прощаться не будем.

Никита Егорович вышел в коридор. В его конце в одном из кабинетов работала Вера. Пока он раздумывал заглянуть к ней или не стоит беспокоить, в кармане зазвонил телефон. Определитель номера высветил абонента – Камарин.

– Слушаю.

– Ну, привет, геройский Атаман, – голос Камарина звучал невесело, – наслышан о ваших подвигах, хорошо поработали. Можно сказать, несколько террористических актов предотвратили.

– Это дела уже прошлые, что у тебя нового?

– Новости не радостные, – он покряхтел в трубку, – Гуталиева отпустили.

Атаман от неожиданности крякнул:

– Вот это да! Как отпустили? У него же наркотики нашли. Целый пакет.

– Ну что тебе на это сказать? Разговор не телефонный. Как-нибудь подскочу к тебе, поговорим поподробней. А сейчас я звоню предупредить, чтобы держался настороже.

– Это как, настороже?

– Как-как… Маленький что ли? Такие люди, как цыган ваш, слов на ветер не бросают. Если сказал, что отомстит, значит, так и сделает. Тем более, что сказано-то было при свидетелях. Ему теперь отступать некуда – уважение потеряет. Ты последнее время ничего подозрительного не замечал?

– Преувеличиваешь ты, по-моему. – Атаман между делом подошел к «Ниве» и сейчас доставал ключи из барсетки, прижав трубку к уху, – забыл он, поди, давно про угрозы свои. Да и в моей станице – что он мне сделает, здесь все на виду.

– Не скажи, – не согласился Станислав Юрьевич, – эти ребята на таких рэкетирских делах собаку съели. Ну, в общем, я тебя предупредил, а ты думай. И по сторонам внимательно смотри. Заметишь, что подозрительного, ну там, человечка какого-нибудь неизвестного пару раз подряд или машину незнакомую, всю затонированную, что около твоего дома стоит несколько часов, на ус намотай и проверь-таки. Ты же не один живешь. У тебя жена есть, дети. Они, может, тебе и ничего не сделают, а вот родным твоим могут попробовать – тебе же так еще больнее будет. Так что тебе решать.

Никита Егорович присел на сиденье:

– Ладно. Тут ко мне на днях еще один интересный типчик приезжал. Тоже угрожал.

– Кто такой? – голос Камарина стал строже.

– Полковник один, милицейский.

– Не Цикарян случайно?

– Он. Как догадался?

– Очень интересная новость. Но не неожиданная. Мы к нему по нашей части уже второй месяц присматриваемся. Хитрый гад. Все никак близко подойти не получается. У него в верхах какой-то покровитель высокий обосновался. Ну, ничего, доберемся и до него, и до его московского покровителя. Ты, главное, к совету моему прислушайся. Ох, чует мое сердце, разворотил ты муравейник. Теперь пойдут события, только бы не опоздать.

Никита Егорович уже вставил ключ в скважину системы зажигания и собрался заводить, но вдруг замер, вспомнив незнакомого «жигуленка» на улице.

– Ладно, Юрьевич, благодарю за предупреждение. Буду смотреть внимательней. А когда ты подъехать-то собираешься?

– Точно не знаю, думаю – завтра-послезавтра.

– Предупреди заранее. Рыбалку на Лабе организуем, если погода позволит. Я-то сам уже несколько месяцев собираюсь да никак не соберусь. А так хоть повод будет.

– Договорились, – Камарин улыбнулся в трубку, – до встречи.

– Прощевай.

Кинув трубку мобильного телефона на переднее сиденье рядом, Никита Егорович спешно завел машину и выехал на дорогу. Этот затонированный «жигуленок», пригретый осенним солнцем на родной улице, словно змея на груди, занозой засел в голове, и, чтобы убедить самого себя, что тревога напрасна, Атаману просто необходимо было взглянуть на него еще раз. Он быстро добрался до своей улицы и перед поворотом сбавил скорость. На улицу он выворачивал медленно, внимательно поглядывая по сторонам. Подержанная «девятка» стояла на старом месте. Николай Егорович на второй скорости проехал мимо, стараясь особо не приглядываться к ее окнам, чтобы не вызвать подозрения. Тревога кольнула в сердце. Что-то с этой машиной было не так. Уже миновав ее, он понял что вызвало его беспокойство – от нее исходило напряженное недоброе внимание. Чужой взгляд будто тронул его через темное стекло, оставаясь невидимым. Атаман невольно поежился. Но зато теперь он почти не сомневался, что в машине враги, и они приехали за ним.

Дети еще не пришли. Степан, как Жук недавно убедился, работал на конюшне, дочка ходила на продленку и возвращалась домой не раньше четырех. Стрелки на часах показывали только начало четвертого. Атаман припарковался у ворот своего дома и, не торопясь, вошел во двор. Открыл ключом дверь и толкнул ее. Дома было тихо, в коридоре стоял «запах спокойствия». Он достал трубку мобильного телефона и решительно набрал номер Митрича.

– Слушаю, Егорыч, – голос энергетика, как всегда, казалось, был полностью лишен эмоций.

– Алексей, тут такое дело. У меня на улице какой-то подозрительный «жигуленок» стоит, с самого утра.

– Проверить что ли? – Митрич признавал только конкретные действия.

– Наверное, надо бы. Мне тут недавно Камарин звонил, нашего общего друга выпустили сегодня утром.

– Гуталиева?

– Его.

– Они что там с ума сошли? Там же улик взвод хватит посадить, – спокойствие Митрича как рукой смахнуло.

– Взвод может и хватит, а вот одного цыгана, наркотой, считай, в открытую торгующего, мало оказалось, как видишь.

– Ну, ничего, мы к нему еще разок наведаемся. Хорошо поищем, еще найдем что-нибудь. Не может быть, чтобы у него гадости какой-нибудь в доме припрятано не было.

– Ладно, об этом потом подумаем. Как будешь действовать с «жигуленком»?

– Да что там думать? Сейчас возьму ребят, подкатим к ним, всех, кто есть, из машины вытряхнем, да и расспросим хорошенько.

Атаман подтянул табуретку из кухни и уселся в коридоре.

– Подожди. Так в лоб, пожалуй, не надо.

– План есть? Говори.

– План-не план, так размышление. А если они упрутся и ничего не скажут. Что с ними делать?

– Ну, постараемся, чтобы не уперлись.

– Что, ты их пытать что ли будешь? Нет, тут надо по-другому действовать. Потому как если спугнем их сейчас, в следующий раз они по-другому к этому вопросу подойдут, а как именно – мы можем и не узнать заранее. Надо их на деле брать.

– Что предлагаешь?

– Думаю так. Для начала надо своих обезопасить. Отправь человека в сельсовет. Пусть супругу заберет, я ей сейчас позвоню, потом дочку из школы заедут возьмут, и куда-нибудь их отвези на время, от дома подальше главное. Пусть посидят у… хотя бы у Веры Петровны. Она сейчас дома должна быть. Но только одну не оставляйте. Пусть кто-нибудь из казаков подежурит с ними. И сына предупреди. Он в конюшне напротив автоколонны с лошадьми возится. Пусть, пока все не закончится, домой не суется.

– Добро, а ты что будешь делать?

– Дома посижу.

– А мне что?

– А ты подъезжай ко мне по соседней улице со стороны огорода, там Василич, хороший мужик, объяснишь ему – он пропустит. Забора у нас там нет – межа. Возьми с собой пару казаков покрепче. Самогон должен быть в колонне, его и еще кого-нибудь.

– Все понял, выезжаем.

– Да ты не торопись. Пока светло они вряд ли на что-нибудь решатся. Думаю, если через час подъедете, в самый раз будет.

– Хорошо, – Митрич отключился.

Никита Егорович опустил руку с телефоном между колен и задумался, глядя в окно. Солнце сегодня так и не выглянуло. Серое небо хмурилось. Качались голые кусты орешника под окном. «Нет, просто так сидеть столько времени и ничего не делать, не для меня». Атаман вспомнил, что еще не позвонил жене. И даже обрадовался – хоть какое-то занятие. Быстро разулся и прошел в дом к стационарному телефону. Вера взяла трубку после первого звонка.

– Верочка, привет, – Никита Егорович постарался придать голосу беззаботность, но жена с первых же слов что-то почувствовала.

– Привет, что случилось?

– С чего ты взяла? – он несколько искусственно усмехнулся, – все нормально.

– Если все нормально, то что у тебя с голосом?

– Ты у меня как Шерок Холмс, не обманешь. Но ты не волнуйся, все пока нормально.

– Пока? – теперь она серьезно забеспокоилась.

Атаман мысленно обругал себя. Ну не умеет он успокаивать женщин, особенно если эта женщина – его супруга, знающая все его интонации лучше его самого.

– Короче. Правда, пока ничего не случилось, обыкновенная предосторожность. Просто тут рядом около дома какая-то машина припарковалась подозрительная. Вся затонированная и стоит с самого утра. Я решил, пока мы ее проверять будем, вы с Настей в гости сходите. К тебе сейчас казаки подъедут, с ними и поедешь.

– А Настя где? А Степан?

– Настя еще в школе. Вы за ней сначала и заедете. А Степан тоже под присмотром наших. За него не переживай.

– Легко сказать, не переживай, – супруга помолчала, громко дыша в трубку. – Я все поняла, ладно, сделаю. Что, прямо сейчас уезжать? А что я Парамонову скажу?

– Скажи, что я велел. Он не откажет.

– Ну, хорошо, – сдалась супруга, – ты там сам только поосторожнее. А то я после вашего рейда в Черный лес еще не отошла.

Он хмыкнул:

– Тут совсем другое дело, ребята сейчас подъедут – мы машину проверим и все.

– Ну, хорошо, жду твоего звонка.

– Целую.

– И я целую.

Атаман отключил телефон и тяжело вздохнул. «Самая сложная часть плана выполнена. Осталась ерунда – вычислить киллеров».

Митрич вместе с Николаем Самогоном и Володей Смирновым явились через один час и семь минут после звонка. Николай Егорович весь извелся. Исходил все комнаты, постоял около всех окон. Сделал несколько важных звонков. Когда увидел марширующих через огород казаков, бросился им навстречу с такой радостью, будто год их не видел. Но к казакам подошел с серьезным лицом – не та обстановка, чтобы улыбаться. Митрича он сегодня уже видел, в отличие от Самогона и Смирнова, но поздоровался со всеми по очереди.

– Быстренько пройдемте в дом, чтобы тут не маячить. Огород хоть и закрыт от улицы забором, но береженого, как говорится… – он кивком головы указал направление, пропустил товарищей вперед и сам поспешил следом.

– Ну, что, Атаман, делать будем? – поинтересовался Митрич, когда они, не разуваясь – Никита Егорович настоял, – прошли в комнату и уселись на диван и кресла.