Текст книги "Атаман"

Автор книги: Сергей Мильшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Самогонщица Зинаида

Звонок на мобильный телефон застал Атамана в дороге. Он с утра уехал в Краснодар, где полдня провел в центральном офисе предприятия. Часа два просидел на еженедельном совещании, куда собирались представители всех подразделений компании, а потом бегал по кабинетам, утверждая графики, подписывая бумаги на списание топлива, и еще переделал кучу разных мелких дел, что составляли львиную долю всех его обязанностей как руководителя автоколонны. Директор – вытянутый, седой, на редкость грамотный специалист и в общем неплохой мужик, благоволил Атаману. Возможно, потому что сам вышел не из казачьего рода, он слегка завидовал Жуку, руководившему настоящей боевой сотней. В начале совещания он поздравил Никиту Егоровича с первой грамотой, поведал, что Жук вместе с казаками и бойцами наркоконтроля участвовал в задержании настоящей вооруженной банды и всем порекомендовал брать с него пример. Большинство буровиков искреннее порадовались за него. Конечно, было приятно.

Атаман давно заметил, что за несколько часов, что он находился в конторе предприятия, он выматывался куда больше, чем за весь день, проведенный в родной станице, пусть даже за это время ему ни разу не удавалось присесть. В этот раз Жук тоже возвращался домой уставший и опустошенный.

Звонок застал его врасплох. Атаман, не глядя на номер абонента, поднес трубку к уху. Звонил Камарин.

– Здравствуй, Никита Егорович, – по его тону Атаман понял, что дела у начальника наркоконтроля не ахти, – ты где сейчас? Говорить можешь?

– Еду из города, какие новости?

Никита Егорович, даже не видя Камарина, почувствовал, как тот досадливо поморщился:

– Не дали мне «добро» на задержание цыгана. И даже на обыск санкцию не подписали.

– Чем обосновали?

– Мало, мол, улик против него. Посчитали, что свидетель – Тихоречкин ваш – не надежный, так как у самого рыльце в пуху. А цыгане, те, что вы задержали, вообще от своих показаний отказались – утверждают, что их вынудили дать оговаривающие себя показания в той части, что касается наркотиков. Будто бы казаки их пороли. Хорошо, еще не стали на вас обвинение раскручивать.

– На нас обвинение?! Только на это они и годны. А про оружие что?

– И автомат, мол, не их, не знают, откуда вообще взялся.

– А пакет с анашой?

– Подбросили.

– Ну, это же чистой воды брехня. Неужели кто-то может в это поверить?

Камарин крякнул и ответил не сразу:

– Что тебе на это сказать? Сам что ли маленький, не понимаешь? Помнишь, что я тебе в кабинете при первой встрече говорил?

– Ну, помню.

– Так вот, все что говорил – все это и подтверждается.

– Падлы, – выдохнул Атаман, – и что будем делать, есть мысли?

Камарин помолчал, подул в трубку, размышляя:

– Делать-то собственно и нечего. Этих-то пешек все-равно засадим. Тут у нас все козыри на руках. Но само дело раскрутить мне не дают. Буквально по рукам бьют. Так что вся надежда на вас, казаков. Сумеете неопровержимые улики против Цыгана раздобыть, закроем его, не сумеете – будет дальше гулять, наркотики вашим детям продавать. Вот такой расклад.

– Понятно… – протянул Атаман. – Будем надеяться, что улики появятся, по крайней мере мы сильно постараемся, чтобы появились.

– Я тоже буду надеятся. – Станислав Юрьевич вздохнул. – Ну, Никита Егорович, новости будут – звони. Прощевай.

– Ты тоже здрав будь.

В трубке прозвучал отбой.

Атаман сунул телефон в карман и задумался, глядя в окно. Водитель – молчаливый казак с фамилией на редкость ему подходящей – Молчун, по имени Митяй, которого Атаман посадил за руль служебной «Волги» только сегодня утром, не мешал ему неторопливо перебирать, словно четки, бессвязные мысли. У Гаркуши на пару с Самогоном на этот день было два важных задания. Первое касалось дежурной «Газели», у которой накануне заскрипело что-то в ходовой, второе – по казачьей части. А еще он надеялся, что объявится, наконец, завербованный Самогоном цыган. С тех памятных событий миновало уже больше месяца, а от него по-прежнему ни слуху ни духу. «Что-то они подозрительно тихо себя ведут. Гуталиев после нашего визита вообще себя ничем не обнаруживает. Как будто и нет его. И наблюдение за домом ничего не дало. Единственная надежда на самогоновского агента. Дай Бог, чтобы не пустышкой оказался. – Атаман потер напряженный лоб ладонью. – Как-то они там? – легкое беспокойство коснулось Жука, и исчезло, оставив лишь слабый осадок, – казаки сильные, самостоятельные, справятся».

Машина приближалась к берегу Лабы. Пошли знакомые с детства места. Он с легкой грустью смотрел на облетевшие кусты, усеявшие листвой светлеющий травянистый склон. За ним начинались разбросанные по берегу крохотные перелески, по десятку-другому хаотично разбросанных ив, ракит, кленов. Стояло начало ноября, но осенние дожди пока где-то задерживались. Никита Егорович подумал, что пусть и еще подождут. Никуда не денутся, зарядят, успеют надоесть. Легкое послеобеденное солнце подсвечивало позолоченную листву, рассыпанную по склону.

– Эх, на рыбалку бы, – мечтательно проговорил Атаман.

Молчун вопросительно повернулся к нему.

– Это я так, мечтаю. Давай к конторе.

Мелькнул дорожный знак, оповещающий о въезде в населенный пункт, и Митяй дисциплинированно сбросил скорость.

Но до конторы они не доехали. Только завернули с Советской на Мира, как Атаман заметил спешащих по обочине навстречу машине Гаркушу с Самогоном.

– Остановись-ка, – Жук развернулся к окну.

Молчун без разговоров включил поворотник, и «Волга» притиснулась к отгородившим тротуар от дороги абрикосам. Казаки заметили машину начальника и поспешили к нему.

– Здорово, казаки, куда собрались?

– Привет, Егорович.

– Здоровеньки булы, – Гаркуша, знающий по-украински лишь приветствие, вспомнил про свои украинские корни.

– Сделали «Газель», Егорыч, все нормально.

– А сейчас к одной подруге-самогонщице решили заглянуть.

– Самогоночки прикупить? – пошутил Жук.

Колька Самогон хмыкнул:

– Мне-то что ее покупать, она с рождения со мной.

– Кстати, Атаман, это мысль. – Гаркуша азартно постучал ладонями по груди. – Надо сделать контрольную закупку.

– Правильная мысль, – поддержал напарника Колька.

– Вы только там того, не увлекайтесь сильно.

– Да чем там увлекаться? – Гаркуша искренне удивился, – она на продажу его из патоки гонит. Гадость форменная. К тому же не фильтрует, не настаивает. А это дело, если на корочках гранатовых настоять, знаешь, какая вещь получается! У меня такой самогон дома стоит, лучше любого коньяка! Профессиональный. Надо принести как-нибудь угостить.

– Ну ладно, угощатель. Не о том сейчас думаешь. Давай к делу ближе.

– А я о чем?

– Агент не объявлялся? – Атаман повернулся к Николаю.

Он отрицательно покачал головой.

– Через день хожу на наше место на берегу, где он должен закладку оставить. Пока пусто.

– Ты там смотри, сильно не светись.

– А там вечерами никого нет. Я иногда туда с подружкой заруливаю. Так что все путем.

– Нам этот агент сейчас как воздух нужен. Так что можешь теперь и каждый день заглядывать. Каждый час дорог, не то что день.

– Добро, буду каждый наведываться. Авось объявится.

– Ладно, будем ждать, что нам еще остается?

– Появится, никуда не денется.

– Мне бы твою уверенность.

Гаркуша постучал ладошкой по крепкому стволу абрикоса.

– Что-то про этих, наркоторговцев, не слышно ничего последнее время. Или что-то замышляют или решили завязать с наркотиками.

Николай скривился:

– Да чтоб они завязали? Это фантастика.

– Ну, ладно, – оборвал казаков Атаман, – что об этом говорить? Что там у нас с Зинаидой?

Колька почесал затылок:

– Насчет Зинаиды. Только не нам у нее товар покупать. Тебе, Михаил, она вряд ли продаст. Про твои казачьи подвиги вся станица наслышана. А мне тем более, – Самогон оглянулся, разглядывая пустынную улицу. – Надо кого-нибудь казачка к ней заслать. Да вот он, на ловца… и сам к нам идет.

На противоположной стороне дороги из проулка вылетел Витька Беспалый. Увидев оглянувшихся в его сторону казаков, он сделал вид, что никого не узнал и, круто развернувшись, показал казакам сутулую спину.

– Эй, Беспалый! – Колька не позволил ему смыться. – Что не здороваешься-то?

Витька замедлил шаг и еще больше ссутулился. Сделав пару шагов, он понял, что просто так его не отпустят, и обреченно обернулся.

– А, это вы, – он натянуто улыбнулся, – а я думал: то ли кто зовет, то ли показалось.

Атаман усмехнулся:

– Не показалось!

Николай молча поманил Витьку пальцем. Тот опустил голову и торопливо направился к казакам.

«Волга» Атамана остановилась в начале улицы, домов за пять от скромной усадьбы Зинаиды Меркушиной. Проинструктированный Беспалый, кривя губы, нехотя выбрался из машины. Самогон показал ему в раскрытое окно кулак, и Витька, сжимая в руке полтинник, выделенный на благое дело Жуком, вяло поплелся к воротам Зинаиды.

Гаркуша беспокойно заерзал на заднем сиденье:

– Что-то совсем квелый, сходить его подогнать что ли?

– Потерпи, сейчас все пойдем. Во двор войдет.

Беспалый нажал на кнопку звонка и вытянул длинную худую шею, заглядывая через невысокие ворота во двор. Проходящая мимо молодая женщина осуждающе покосилась на несуразную фигуру Беспалого, но промолчала. Стукнул отпираемый засов, дверь приоткрылась. Витька что-то сказал. Дверь распахнулась шире, и его впустили во двор.

– Так, – Атаман поставил ногу на землю, – готовность номер один.

– Можно я с вами? – Молчун вытащил ключи из замка зажигания. – Тоже в деле поучаствовать. Атаман опустил голову на секунду – задумался:

– Посиди лучше в машине. Нас троих и то много будет на одну Зинаиду.

– Много? – Михаил слегка возмутился, – ты не знаешь Зинаиду что ли? Съест и не подавится. Хоть троих, хоть четверых.

– Съест – не съест, а четверо будет перебор.

Молчун понятливо вставил ключи в замок:

– И, правда, я лучше посижу.

– Правильно, – поддержал Атамана Самогон, – давай еще всю сотню туда приведем.

– Пошли уже, чего ждать? – Гаркуша рванулся на выход, но Атаман, обернувшись, удержал его за плечо.

– Ты куда? Команда что ли была?

– Так, пора же уже.

– Я скажу, когда пора. Нетерпеливый какой. Вон смотри на Николая – сидит себе и не дергается. – Самогон усмехнулся. – Так, а вот теперь пора.

Ручка на воротах медленно опустилась и поднялась – Витька подал условный сигнал. Атаман отпустил Гаркушу, и казаки дружно выбрались из машины. Ускорившись, они быстро приблизились к воротам Зинаиды.

Никита Егорович поднял ладонь.

– Тихо, – одними губами проговорил он.

Казаки застыли перед двором Зинаиды. За железным листом ворот, выкрашенных густо-коричневым, раздался приглушенный бубнеж Беспалого и женский голос повыше, явно принадлежащий хозяйке. Самогон взялся за ручку, и как только она пошла на открывание, рванул дверь на себя. На него буквально вывалился не ожидавший такой резкости Беспалый. В руке он крепко сжимал бутылку с прозрачной жидкостью. За ним выглянула Зинаида. Увидев казаков, она растерялась и нелепо спросила: «Вам чего?»

Самогон ухватил Беспалого за руку и втолкнул перед собой во двор, посторонив и Меркушину. Та отшатнулась и на секунду, не больше, утратила присутствие духа.

– Вы чего, ребятки? – в следующий момент она уже пришла в себя и повысила голос, – чего это врываетесь в чужой двор? Как к себе домой. По какому праву?

В этот момент последним во двор вошел Атаман и закрыл за собой калитку:

– Привет, Зина.

– А, здравствуйте, – Зина перегородила забетонированную тропинку, ведущую в глубь широкого двора крепкой грудью.

Атаман с улыбкой огляделся. Небольшой кирпичный домик, где-то восемь на восемь, но с новыми пластиковыми окнами. Объемистый сарай в глубине двора, на пороге которого застыла любопытная белая курица. В стороне у забора – флигелек – летняя кухня с распахнутой дверью, вместо которой раскачивался на легком ветру тюль – занавеска.

– Ну что, Зина? – Жук повернулся к решительно упершей руки в бока хозяйке. – Мы тебя предупреждали?

– О чем это?

– О том, что не позволим самогонный притон тут устраивать.

– Что-то не помню такого, – Зинаида скинула руки в карманы передника. – А я и не устраиваю.

Колька поднял руку старательно отворачивающегося Беспалого с зажатой в ней бутылкой:

– А это что? Божья роса?

Меркушина уставилась на бутылку:

– Ну, моя, ну и что. Так уж жалко стало Витьку, вот и выделила на опохмелку. Болеет же человек.

Атаман хмыкнул и перехватил поллитру у Беспалого.

– Это он тебе сказал?

– Зачем мне говорить? Я и так вижу. Болеет же человек, – она жалостливо заглянула в лицо Витьки, – правда же, Витюша?

Витька еще больше скривился и демонстративно отвернулся от всех к забору.

– Ладно, хватит придуриваться, – Атаман согнал улыбку с лица, – сама выдашь аппарат или нам искать?

Она вдруг отбежала к летней кухне, развернулась на ее пороге и загородила проход, упершись руками в косяки:

– А не пущу. Вы что же, будете слабую женщину силой толкать? Я кричать буду.

Атаман обернулся к нетерпеливо переступающему Гаркуше.

– Давай за участковым. Раз по-хорошему не хочет, будем по-плохому. И не забудь напомнить, чтобы он книжку штрафную захватил Меркушиной штраф выписывать. Сколько у нас штраф-то за незаконную предпринимательскую деятельность да еще и к тому же продажу несертифицированной спиртосодержащей продукции?

Гаркуша, не торопясь, повернулся к выходу и взялся за ручку калитки.

– Тысяч десять зарядит, это если она еще сотрудничать со следствием будет.

Первым в открывшуюся калитку выскочил никем не удерживаемый Беспалый. Михаил тоже занес ногу через порог и… оглянулся.

Зинаида отпустила косяки и нерешительно двинулась к казакам, с интересом наблюдавшим за ней.

– Эй, Миша, ты куда?

Михаил равнодушно шагнул на улицу:

– Слышала же, за участковым.

Она приблизилась к Гаркуше и ухватила его за руку, оглядываясь на Атамана:

– Никита Егорович, ну что ты так сразу, за участковым. Неужто мы сами не договоримся?

Жук улыбнулся.

– Другой разговор. Отдашь аппарат?

Меркушина отпустила казака и тревожно оглянулась на Самогона:

– Мужики, ну вы сами посудите, как же мне на пенсию прожить? За дом заплати, продукты купи, а еще ж и одеться надо. И внучку гостинец купить. Я ведь еще не старая, – она поправила воротничок блузки, – а, казаки, давайте договоримся.

– У нас с тобой только один разговор может быть: о том, что прекращаешь продавать самогон. Нечего народ спаивать.

Меркушина вытерла несуществующую слезу и подняла преувеличенно робкий взгляд:

– Никита Егорович, ну я же не одна в станице торгую. Чего вы ко мне-то первой?

– Дойдет и до других очередь, – Колька натянул на груди едва не треснувшую рубашку, – всех под корень выведем.

Меркушина растерянно оглядела серьезные лица казаков:

– Ребята, а если я это, пообещаю, что только для себя гнать буду. Ну, там когда огород вскопают – расплачусь. А так продавать не буду. А? – Она переводила подернутый своевременной слезой взгляд с одного на другого.

Гаркуша вернулся и снова прикрыл за собой калитку.

Атаман оглянулся на казаков:

– Ну, как, казаки, поверим Зинаиде на первый раз.

Самогон засунул пальцы за ремень.

– Ну, не знаю. Что-то сомнительно, что бы она враз перевоспиталась.

– А ты что думаешь, Михаил?

Гаркуша задумчиво смерил взглядом поникшую и, несмотря на годы, все еще ладную фигурку Зинаиды:

– Можно попробовать. Будем раз в недельку к ней заглядывать – проверять. Если слово не сдержит, то тогда уже пощады не жди, – Михаил в упор посмотрел на Зинаиду, – придем с участковым. И аппарат конфискуем, и штраф выпишем, и пару плетей для порядка всыпем.

Атаман усмехнулся:

– Ну, как, Зинаида, устраивает тебя такой расклад?

Она быстро кивнула головой:

– Устраивает. Еще как устраивает. Дай вам Бог здоровьица, казачки. Я ведь завсегда за вас была. Разве ж не понимаю. Надо, надо в станице порядок наводить. Хорошее дело делаете. – Меркушина извлекла руки из передника и, взяв Атамана за локоть, слегка подтолкнула к выходу.

– Ну, ты, Зинаида, шустра, – восхитился он, – смотри, мы шутить не будем. Это мы сейчас такие добрые. В следующий раз, он правильно сказал, разговор будет другой.

– Ладно, ладно. Я же пообещала.

Казаки под тактичным давлением Зинаиды попрощались и покинули ее двор.

«Волга» Атамана ждала у ворот.

– Ну, что Зинаида? – поинтересовался Молчун, облокотившийся на открытую дверцу.

Гаркуша смущенно улыбнулся:

– Однозначно не скажешь. Вроде и пообещала больше не продавать, а вроде как бы и выставила нас.

– Да, сильна Зинаида! – Самогон тряхнул чубом. – Ничего, у нас по-другому запоет, если слово не сдержит.

Жук предложил казакам подвезти до конторы. Те вежливо отказались. Самогон собирался пройти до тайника – проверить закладку, Гаркуша вызвался его проводить.

Попрощались. «Волга» мягко тронулась с места. Казаки проводили машину Атамана взглядами и повернули в противоположную сторону.

До окраины станицы неспешно добрались за полчаса. Миновали последние дома, завернули за угол высокого бетонного забора, заросшего крапивой и лопухами, и вышли на берег Лабы. На берегу – и на этой, и на той стороне – было пусто. Только на хлипком мостике, свесив ноги к воде, лениво следили за застывшими поплавками два мальчугана лет пяти-шести. Казаки переглянулись. Условное место, о котором они договорились с завербованным агентом-цыганом после короткой, но убедительной беседы здесь же, находилось под небольшой корягой, когда-то принесенной сюда рекой и за многие годы глубоко вжившейся в травянистый склон. Коряга выглядывала из травы по правую сторону от мостика, в двух шагах от тропинки. Самогон, выбирая место для закладки, руководствовался прежде всего удобством ее расположения. Во-первых, рядом с тропинкой – не надо лезть куда-то в заросли, которых здесь хватало, стоило только ступить на несколько метров в любую сторону. А, во-вторых, эту деревянную загогулину, ошкуренную ветром и дождями до микронной гладкости, Колька помнил столько же сколько и себя, а это значило, что вряд ли кому в голову придет ее выковырять именно в тот момент, когда она так пригодилась для дела. И для какого дела!

– Негоже при свидетелях лезть, – Самогон оглянулся по сторонам.

– Да какие это свидетели? – не согласился Гаркуша, – мальчишки-малолетки. Они уж точно не агенты вражеской разведки. Чего их опасаться?

– Не скажи. Они, конечно, не агенты, но кто им помешает заглянуть под корягу как-нибудь в следующий раз, просто чтобы полюбопытствовать – и что это там искали взрослые дяди?

Михаил пригладил торчащий хохолок на макушке.

– Пожалуй, ты прав. Что предлагаешь?

– Ну, для начала перестать здесь просто стоять и пялиться на мальчишек. Они и так на нас уже косятся. Подожди, у меня есть мысль. – Гаркуша вдруг резко сорвался с места и направился к мостику. – Подожди здесь.

Михаил убежал так неожиданно, что Самогон даже не успел ничего сказать.

Мальчишки одновременно повернули головы и подозрительно уставились на приближающегося широкими шагами «дяденьку».

Гаркуша подошел и присел рядом на корточки. Самогон не слышал, о чем он говорил с начинающими рыбаками, но по истечении пятиминутной беседы мальчишки вдруг азартно выдернули из воды обглоданные мальками голые крючки и начали энергично сматывать удочки. Гаркуша еще помахал руками, указывая куда-то вдоль берега. Явно довольные мальчишки подхватили удочки и торопливо перебежали мостик. Оглядываясь, они зашагали по противоположному берегу и почти тут же скрылись за развесистыми ракитовыми кустами.

Самогон неслышно приблизился к Михаилу.

– Куда ты их отправил?

– Все по-честному. Выдал наше с соседом прикормленное место на Лабенке.

– Не боишься, всю рыбу повытащат?

– Ну, всю не вытащат. Тут другая снасть нужна. А что и вытащат – не беда. Дело важнее. Ну, что ты? Не тяни. Иди смотри.

Самогон еще раз оглянулся, прихлопнул ладонью по перилам и прогулочным шагом направился к коряге. Присел рядом и засунул руку в узкую щелку, замаскированную травой. Пошарил, отвлеченно посматривая на Гаркушу. Замер.

– Есть! – он выдернул руку и сразу же сунул ее в карман, выпрямляясь. – Пошли, – мотнул головой.

Гаркуша сбежал с мостика и пристроился рядом с напряженным широко шагающим Колькой.

В поход

Девятиклассники шумели и неумело строились. Две группы из соседних станиц в каждой по пятнадцать учеников держались немного напряженно и не смешивались. Учитель ОБЖ Трофим Семенович Линейный невысокий, круглощекий, бывший офицер-пограничник, вышедший в отставку майором по сокращению, был одет по-походному: в камуфляж. Широко расставив ноги, он уже минут пять спокойно ожидал, пока строй примет нужный вид. За спинами ребят и девчонок на ступеньках при входе в школу стояли учителя – вышли проводить ребят. Вчера начались осенние каникулы, и в школе на редкость мало народу. Даже никто не выглядывал из огромных окон. Тут же в стороне пять-шесть притихших мамаш тихо обсуждали предстоящий поход. Между учеников Курской, путаясь в лямках ранцев и рюкзаков, сновали их младшие братишки и сестренки – играли в догонялки. В рядах павловцев шума было поменьше, их родители и родственники остались в станице.

Утро выдалась солнечное и сухое. Термометр, закрепленный у школьного окна, показывал десять градусов выше ноля. Деревья – высоченные раскидистые тополя – стояли не шелохнувшись. Тишь, благодать. Правда, в ближайшие два дня Гидрометцентр обещал перемену погоды до «пасмурно и сыро», но эта мелкая неприятность не могла остановить уже собравшихся ребят. Пару дней можно и потерпеть, весь поход по расчетам казаков, должен занять трое, максимум четверо суток. Конечно, там, в высокогорье, будет холодней, но на этот случай все дети захватили с собой теплую одежду.

К Трофиму Линейному приблизился Василий Смагин, тоже одетый в соответствии с ожидаемой погодой в горах: в кроссовках, легкой курточке с подстежкой и кожаной кепке с отворотами. За спиной топорщился небольшой спортивный рюкзак, забитый под завязку. Помимо продуктов и вещей, он прихватил с собой пару мячей: волейбольный и футбольный – и насос, чтобы их накачать.

– А ну, малышня, кыш отсюда! – он захлопал в ладоши, словно цыплят разгонял.

Детвора неохотно, оглядываясь на своих старших, выбралась из рядов.

– Атаман приедет? – Трофим чуть склонил голову.

– Не, не будет. Уехал в район. Дела важные. Все собрались?

Трофим уложил руки на груди:

– Все, по-моему. Сейчас построимся, пересчитаю еще раз по головам и даю команду.

– Давай я их сам посчитаю.

– Считай, – кивнул Линейный.

Василий вытянул шею, повел глазами вдоль строя и зашептал цифры.

Наконец девятиклассники более-менее выровнялись в две шеренги. Трофим повернулся к Смагину.

– Все?

– Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь. Все!

Трофим Семенович кинул руки по швам, поднял подбородок и растянуто вывел густым командирским голосом:

– Равняйсь! Смирно! – подождал, пока дети выполнят команды, и продолжил. – Вольно. Сидоры надеть, – ребята и девчата подхватили рюкзаки и ранцы, вставили руки в лямки. – Налеее…во!

Ученики, смущаясь, вразнобой повернулись.

– Шагом марш! – Линейный подхватил вытянувшийся вниз рюкзак с закрепленным на нем огромным котелком, закинул за плечи и в ускоренном темпе догнал голову сразу же растянувшейся колонны. Мамаши махнули руками и остались на месте – дальше провожать учитель ОБЖ не разрешил. Малыши тоже не рискнули пристроиться рядом со своими сестрами и братьями – дядя Вася строго поглядывал в их сторону.

Василий Смагин дождался крайних учеников и пристроился в арьергарде. Колонна школьников, шумя и пересмеиваясь, двинулась к берегу Лабы, к хлипкому мостику, перекинутому на тот берег. Дальше их путь лежал через Черный лес, облетевший уже, осенний, в предгорья, туда, где на отвесной плоской скале пару лет назад проявился облик Богородицы. Известное место пользовалось популярностью в основном у «диких» туристов, ну и местные, независимо от вероисповедания, охотно забирались в эти места, чтобы поглазеть на диковинку. Этот маршрут выбрали не случайно. Казаки долго советовались и спорили, пока, наконец, не пришли к единогласному мнению. Здесь и дорога проходит вдалеке от населенных пунктов – меньше будет соблазнов в пути: «жевачек» и пива, да и само чудо природы стоит того, чтобы хотя бы раз побывать там и, может быть, немного задуматься и о вере, и о его месте в жизни каждого.

***

Атаман задумчиво разглядывал скромное убранство кабинета начальника наркоконтроля Камарина. Низенький тяжелый сейф. Два стола, выстроенные буквой «Т», простые березовые стулья вдоль того, за которым проходят совещания. Над головой начальника двуглавый орел, на противоположной стене – пейзаж какого-то самодеятельного художника: речка, камыш, на дальнем берегу силуэты деревьев в тумане и неясная фигура с удочкой в лодке. Станислав Юрьевич уже минут пятнадцать говорил по телефону с кем-то из своих московских начальников. Невидимый собеседник первую половину разговора выяснял, как служба планирует увеличить процент раскрытых дел по распространителям наркотиков, после того как Камарин кое-как удовлетворил профессиональное любопытство начальника, тот резко сменил тему разговора. Оказывается, он давно собирается выбраться в провинцию на рыбалку, и сейчас, чтобы определиться с регионом, терпеливо и нудно выяснял у Камарина возможности краснодарских речушек. Станислав Юрьевич, сам заядлый рыбак, иногда поднимал глаза на Жука и мимикой показывал, что он был бы рад прервать затянувшийся разговор, но не может – начальство все-таки. Наконец, московский руководитель выяснил все, что хотел, сообщил, что еще подумает, и попрощался.

Станислав Юрьевич опустил трубку на рычаги и облегченно откинулся на спинку кресла:

– Извини, Егорыч, начальство.

– Да, не извиняйся. Наше дело подневольное. Я сам такой. Тоже, как позвонят, и давай по полчаса ни о чем. Сидишь – слушаешь, а что делать? Слава Богу, у нас таких мало. Но два-три разговорчивых товарища наберется.

– У меня один такой, зато непосредственный начальник. Ну, ладно, это все лирика. – Он наклонился вперед. – Слушаю тебя внимательно, Никита Егорович.

Жук посерьезнел и сложил ладони в замок на столе:

– Весточку получили от агента. Сегодня в ночь прибывает пикапчик с товаром.

Станислав Юрьевич стукнул ладонями по столу:

– Ах ты, молодцы какие! Значит, все-таки не зря цыгана головой в воду макали. Агент состоялся. Надо ему имя дать. Ну, например, «Мокрый». Не возражаешь?

– Да, нет. «Мокрый» так «Мокрый».

– Время известно?

– Предположительно, после 12 ночи.

– Ставим засаду?

– Думаю, надо ставить. И чтобы казаков наших побольше. Сразу и понятыми пойдут, и свидетелями. Да и просто зуб у нас на него большой-пребольшой.

– Митрича возьмешь?

– А как же. Лучше его никто уму-разуму этих сволочей не научит.

– Было бы замечательно, если бы казачья плетка и правда на пользу хоть кому-нибудь пошла.

– Пойдет. Дай срок. Сейчас главное «шишек», которые эти все поставки организуют выбить, а шелупонь мы и сами успокоим. У нас, кстати, последние пару недель прекратилась торговля наркотиками.

– Да ты что?

– Да. Как только партию ту у цыган забрали, так все и прекратилось. Даже коноплей не торговали.

– А это точно? Может, ты чего не знаешь?

– Точнее некуда. Чтобы Атаман да в своей станице таких вещей не знал? Что он тогда за Атаман?

– Ну, если так, то это просто очень хорошо! Есть все-таки польза от нашей с тобой работы. Хоть в одной отдельно взятой станице, а можно, оказывается, порядок навести. А где можно в одной станице, там, если постараться, и во всей стране реально этих гнид повывести.

– Реально-то реально, да кто даст только?

Станислав Юрьевич погрустнел:

– Это ты прав. Ну, ладно, не будем о грустном. Значит, что у нас с сегодняшним вечером? Подразделение я тебе придам. Ты прошлый раз с Гришиным воевал?

– Ну, воевал – это громко сказано.

– Не скромничай. Как ты смотришь, если я тебе опять его направлю с ребятами?

– Давай, хорошие мужики. И Гришин сам мне тоже понравился: конкретный товарищ.

– Это так. Боевой офицер в прошлом. Значит договорились. В 21.00 они будут у тебя. Куда там их расставить, на месте сами решите. Я, наверное, не поеду, если ты не против. Там моей работы не предвидится, да и что мешать профессионалам, только смущать лишний раз. Все, что нужно, капитан и сам сделает.

– Ты – профессионал, тебе и решать

– А я уже потом подъеду, если надобность такая будет. Добро?

– Добро. – Атаман поднялся.

Вышел из-за стола и Камарин.

Никита Егорович крепко пожал протянутую ладонь и повернулся к выходу. Начальник наркоконтроля проводил Атамана до дверей.

До самого вечера Жук занимался производством. Подчистил все накопившиеся «хвосты» в колонне, надавал заданий на завтра, лично проверил, как идет ремонт бульдозера и трала в мастерской. Заказанных запчастей ждали уже второй месяц, и ремонт затягивался. Потом собрал в своем кабинете актив войска. Коротко обсудили намечающиеся события. Решили, что на захват пойдут вторым темпом после спецназовцев, чтобы не мешаться под ногами. Андрею Роденкову, учителю физкультуры и тренеру по казачьей джигитовке дали в подмогу станичного казака Антона Привольнова, снятого для этого случая с дежурства у клуба, и отправили их в засаду на тылы усадьбы Гуталиева. Там в зарослях они должны были занять позицию после 21.00. Меж собой договорились о сборе на соседней улице, недалеко от Гуталиева, непосредственно перед началом атаки, часов в 11 вечера. Туда же должны были подъехать и спецназовцы наркоконтроля. Для их встречи к «пятачку» подтянется Юра Гойда. В 18.30 Атаман лично отправил первую группу наблюдателей – того же Юру Гойду и Кольку Самогона – на двор заранее предупрежденного Захара Васильевича Черткова.

В 19.30 неожиданно закончились все дела, и он решил заскочить на пруды. Никита Егорович старался наведываться туда по возможности ежедневно. После тяжелого трудового дня мелкие заботы прудового хозяйства расслабляли, настраивали на мирный лад. Тем более, что дела там под строгим руководством Веры Петровны шли с каждым днем все лучше. Уже в четырех из восьми водоемов, подготовленных за первый месяц работы, плескался малек. Запустили серебристого карпа, белого амура, сазана, толстолобика, ну и так еще кое-какой мелочи. Пока поднимали пруды на общественные средства, правда, хорошо помогли с закупкой малька «Ущербный Наум» и Тихомиров. Считай, полностью оплатили всю партию мелкой рыбешки.

У шлагбаума никого не было. Никита Егорович выбрался из личной «Нивы» и сам поднял перекладину-жердину. Заехал на огороженную полуразвалившимся деревянным заборчиком территорию. Поставил машину у домика бывшей конторы, с окнами, забитыми досками, и пошел искать охранника. Вычислил его по звуку – кто-то, несмотря на поздний час, стучал молотком в одном из домиков для отдыха, запущенном, как и все остальные здания, раскиданные по тенистым берегам старых прудов. Когда-то, при председателе Зарецком здесь кипела жизнь. По выходным в домиках за символические десять копеек с человека отдыхали работники колхоза, а за полноценный рубль – гости станицы, приезжающие сюда на рыбалку. Бывало, прослышав про богатую и недорогую рыбалку в Курской, добирались сюда из самой Москвы и даже из еще более далеких мест – дорогие гости из стран соцлагеря, случалось, забрасывали снасти в здешние пруды. С них, конечно, денег не брали. Урон не велик, а слава о заботливо содержащихся водоемах и замечательной зоне отдыха вокруг разбегалась, как волны от удачно брошенного булыжника, – далеко и заметно. Сейчас домики и беседки почти все нуждались в капитальном ремонте.