Текст книги "Атаман"

Автор книги: Сергей Мильшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– Так. Это где-то около балки.

– Ты что, те места знаешь?

– Пацанами не раз бегали. И в горы мимо балки ходили, я в туристическом кружке занимался.

– Это хорошо, – задумчиво проговорил Атаман. – Ты, это, если что, с нами пойдешь? Дорогу покажешь?

– Покажу, – слегка удивился парень.

– Ну, ладно. Дежурь пока, если понадобишься, я позову, – Никита Егорович плавно прижал педаль газа. «Нива» медленно тронулась. Он проехал к своему постоянному месту за зданием конторы, поставил машину на стоянку.

Открыл ключом контору, включил свет в коридоре, а потом в своем кабинете. Пустое здание выглядело неуютным и казенным. Никита Егорович не любил свой кабинет и старался находиться в нем как можно меньше. Только по производственной необходимости. При любой возможности он старался покинуть его: работать в цеху, на улице, в машине на ходу. Но сейчас он меньше всего думал о своем кабинете и почти не замечал обстановку вокруг. Ноги сами пронесли его привычным маршрутом. Атаман прошел к столу, присел на стул и задумался: «Кто там мог стрелять среди ночи? Где дети? Попали в беду? Или обошлось? С ними опытные умные казаки. Линейный вообще офицер в отставке. По-моему, еще и пограничник. Не должны просто так, за здорово живешь пропасть. Что же там случилось?» Он еще раз набрал по очереди номера мобильных Смагина и Линейного. Равнодушный голос оператора вновь повторил, что абоненты недоступны или выключили телефоны. «Вот же связь, едрит ее». Мысли скакали и никак не приходили к общему знаменателю. За окном крепилась темнота, до рассвета оставалось чуть около трех часов. В окно летела уже не мокреть, а, судя по рассыпчатому звуку, то ли мелкий снег, то ли град. В коридоре затопали знакомые шаги. Вторым на работу обычно приходил Василий Иванович Куров.

Чапай стряхнул с плеч белое сырое крошево и остановился у распахнутой двери:

– Приветствую, Егорыч. Что невесел?

– Привет. Ты выстрелы ночью слышал?

Василий Иванович посерьезнел и потер переносицу:

– Слышал что-то, но думал, показалось. Так это точно, выстрелы были?

– Стреляли. Где-то в Черном лесу.

Василий Иванович механически стянул кепку, прошел в кабинет и присел на стул напротив Атамана.

– Там же где-то Линейный с детьми.

Атаман покрутил в пальцах скрепку:

– Вот я и сижу думаю, что делать.

– Да… – протянул Василий Иванович, – надо казаков поднимать.

Атаман пристально вгляделся в лицо второго механика.

– Предлагаешь самим идти, без милиции.

– Так ты же сам понимаешь, пока с ними сговоришься да убедишь, может, уже поздно будет.

Никита Егорович подпер ладонью челюсть, задумался. В коридоре застучали женские каблуки, оживленные голоса враз заполнили пустое здание. «Девчонки» пришли», – автоматически отметил Атаман. Одна за одной они заглянули в кабинет, оценивающе присмотрелись и, женским чутьем уловив напряженную обстановку, быстро поздоровались с начальством и исчезли.

Василий Иванович, что-то вспомнив, наклонился к столу:

– Надо в Павловку звонить.

– Точно. Корнелия предупредить. Хотя, что мы ему скажем? Что где-то стреляли ночью?

– Не где-то, а в Черном лесу, там, где дети должны быть.

– Ладно, правильно. У меня был его номер. Сейчас найду.

Корнелий не спал и рубку взял с первым звонком:

– Я слушаю.

– Утро доброе, Корнелий Петрович.

– А Никита, привет. Рад тебя слышать.

– Ты ночью выстрелы слышал?

– Какие выстрелы? – голос Заболотного построжал, – где?

– Ночью сегодня из автоматов стреляли, где-то в районе Черного леса, предположительно километрах в 15 от станицы.

– Да ты что? Там же наши должны находиться.

– Вот в том-то и дело. Сидим с Иванычем кумекаем: сразу казаков поднимать или чуть погодить.

– Поднимай и даже не думай. Я своих сейчас же в ружье. Максимум через час будут у вас. У тебя какое-нибудь оружие есть?

– Да так, кое-что.

– Собирай все. Я тоже по охотникам пошукаю.

– Договорились. Жду ваших.

– До встречи.

Атаман прижал пикающую короткими гудками трубку к щеке:

– Сколько времени?

Василий Иванович с легким изумлением оглянулся на настенные часы, висевшие у него за спиной, а значит, прямо напротив Жука. Но он их не видел.

– Без пятнадцати восемь.

– Значит, Жигулев должен быть уже на месте. – Жук отыскал в телефонном справочнике – стареньком блокноте – нужный номер. Несколько раз крутанул пальцем диск телефона. Трубку долго не брали. Он уже хотел сбросить и набрать заново, но тут где-то в эфире закашлял прокуренный голос и недовольно выдавил, прокашлявшись:

– Жигулев слушает.

– Доброе утро, Семен Семенович. Жук беспокоит.

– Доброе утро, Никита Егорович. Слушаю тебя.

Атаман поднял глаза на Чапая, словно за поддержкой. Тот слушал внимательно, склонив голову на бок.

– Тут такие дела, Семен Семенович. У нас ночью за речкой стреляли. Километрах в пятнадцати от станицы.

Трубка замолчала. Жигулев осмысливал сказанное.

– Ты не ошибся?

– Ни один я слышал.

– А кто еще?

– Например, охранник наш на проходной. Вот и Василий Иванович тут сидит, тоже слышал.

Жигулев, похоже, колебался и не особо верил:

– А вы вчера там ничего не праздновали?

– Семен Семенович, ты что-то не то городишь.

– А чего ты сразу обижаться? Я же должен все версии продумать, а эта самая простая и самая распространенная, к сожалению.

– Продумывай быстрее. Хотя мне так про милицию и говорили, мол, пока вас уговоришь, объяснишь все, может, уже поздно быть.

– Ладно, не ершись, почему поздно-то?

– У нас вчера утром отряд казачат через Черный лес в поход пошел, к Лику. И сейчас по всем прикидкам должен где-то там и находиться, в районе стрельбы.

– Так… – протянул начальник РОВД, – час от часу не легче. С этого и надо было начинать. С ними связь есть?

– Да там в лесу какая связь? Пробовал я набирать – недоступен.

– В общем, так, ничего не предпринимай. Скоро подъеду.

– Только ты уже не один подъезжай.

– А с кем? – не понял Жигулев.

– С ОМОНом, с кем же еще?

– Посмотрим. В общем жди.

Трубка запикала отбой.

Никита Егорович аккуратно опустил ее на рычаги, посидел, глядя в стол:

– Ну, что думаешь?

Василий Иванович расправил пальцами переносицу:

– Что тут думать? Он, конечно, подъедет, но, скорей всего, один. Надо самим готовиться. Отряд собирать.

Атаман пожевал губами, всмотрелся в окно:

– Ладно. Так и сделаем. Кто у нас сегодня свободен?

Василий Иванович поднял голову, припоминая.

***

– Нет, ну ты как наивный, право слово, – Семен Семенович Жигулев поднялся и, волнуясь, прошагал по полупустому кабинету участкового из угла в угол, – кто же мне позволит без реальных оснований отряд ОМОНа использовать? Да еще неизвестно где, в лесу! Наши омоновцы если что и умеют, так это недовольных граждан разгонять, причем, в городе. А там лес. Там спецназ надо привлекать, как минимум. А вдруг там банда каких-нибудь ваххабитов? А они не мальчики для битья, между прочим, а волки еще те.

– Прежде всего, там дети. И они, между прочим, в опасности. Это в лучшем случае. – Никита Егорович тоже поднялся и застегнул куртку. – О другом варианте и думать не хочется. В общем, ты, как хочешь, а мы пойдем. У нас в отличие от тебя выбора нет. Там же наши дети, не твои.

Участковый, скромно молчавший все это время, вскочил:

– Никита Егорович, меня возьми, я пойду.

Начальник РОВД взорвался:

– И этот туда же. Ну и что вы там сделаете, без оружия, как вы вообще без официальных прав что-то делать собираетесь? Голову под пули подставите? Так кому от этого польза будет?

– Что ты предлагаешь?

– Что я предлагаю? – Семен Семенович бухнулся на стул у стены, – а то и предлагаю. Сейчас приеду к себе и доложу ситуацию в Краснодар, буду настаивать, чтобы прислали специалистов. Пусть они занимаются.

– Докладывай куда хочешь, а мы больше ждать не можем, – Атаман развернулся к Журавлеву, – ты идешь?

– Иду, – он загремел связкой ключей. Быстро открыл сейф, извлек из него пистолет, заглянул внутрь и достал пачку патронов. – Я готов.

– Пошли.

– Дураки, ох, дураки, – Жигулев возмущенно качнулся на стуле, – хотя запретить я вам не могу, да и не послушаетесь все равно. Ладно, делайте, что решили, а я буду по официальным каналам пробиваться. Дай вам Бог, шишек не набить и живыми вернуться. И с детьми.

Вышли вместе. У крохотного, похожего на железнодорожную будку милицейского пункта горел одинокий фонарь. Атаман поднял голову. На востоке чуть посветлел уголок серого горизонта. Скоро рассвет. С неба по-прежнему сыпало. Мокрый снег сразу таял на раскисшей земле. Широкие лужи растеклись по асфальту. Перепрыгивая водяные линзы, добрались до транспорта. Никита Егорович указал Журавлеву на место впереди. Уселись в машины, одновременно хлопнули дверцами. Атаман резко рванул «Ниву» с места. Позади разворачивался УАЗик Жигулева. И только Жук отъехал от станичного отделения, зазвонил мобильный телефон. Никита Егорович, не останавливаясь, глянул на экран, нажал кнопку. Звонил Куров.

– Слушаю, Иваныч.

– Никита Егорович, тут к тебе Чехерды подъехал, говорит очень срочное дело. Нам не рассказывает.

– Я скоро буду. Пусть ждет.

– Хорошо, – отозвался Чапай и отключился.

Атаман издалека заметил перед шлагбаумом припаркованный старенький «Пассат». Въехал во двор, поставил «Ниву» на стоянку. Отправил Петра Журавлева к «девчонкам», попить чайку, сам прошел к себе.

Дверь в кабинет, как обычно, была распахнута, Чехерды сидел на стуле у стены, комкал кепку, разглядывая свежевыкрашенные половицы пола. Один. Увидев Атамана, спешно поднялся, протянул руку. Жук пожал ладонь:

– А где все наши?

– Ваши с Калашниковым и с Митричем только что ушли куда-то, просили передать, что скоро будут.

– Ясно. – Николай Егорович занял место за столом. – Чехерды, извини, совсем нет времени. Давай покороче, что хотел.

Он уселся, хмуря брови.

– Попробую. Но тут такое дело. Конфликт может разгореться.

– Так, что за конфликт?

Чехерды помялся, колеблясь. Но тут же решился и словно махнул рукой.

– Банда у нас в лесу появилась. Араб какой-то возглавляет. Ваххабиты. Все не наши, грузины, чечены. Слышал, нет, ночью стреляли?

– Допустим.

– Так вот, они наших парней из аула вчера приглашали, ночью показательные стрельбы устраивали, трассерами.

– Чего хотят?

– Да все того же. Победу над неверными. А для этого им молодежь наша и нужна.

Атаман поднял брови:

– Это что же они на виду у всех агитируют ваших в банду? И никто ничего?

Чехерды отвел взгляд:

– А кто что скажет? У них человек десять бойцов, да не какие-то там первогодки, все волки стреляные, явно повоевавшие. И все вооружены до зубов. Да еще и исламом прикрываются. Кто против пойдет? А эти, дурни молодые, рады стараться. Видел я их час назад – возвращались из леса, довольные. Им там, наверное, шоколадных гор наобещали… А о том, что матери потом их мертвых оплакивать будут, вряд ли сказали.

– Ты один так думаешь, или еще кто есть?

– Наши аксакалы так решили.

– Когда успели-то? Они ведь только сегодня ночью стреляли?

– А ты думаешь, они тут первый день что ли отираются? Уже неделю как появились. По аулам ездят. Агитируют.

– А что в милицию не пошел?

– В милицию нельзя ходить, у них там свои люди, причем, на самом верху. Кроме тебя и не к кому. У казаков сейчас сила, а милиция что? Одно название осталось.

– А зачем пришел-то?

– Зачем? – Чехерды разволновался и заговорил с акцентом. – А зачем нам здесь еще одна Чечня? Никому не нужна, ни вашим, ни нашим. Живем спокойно. По-соседски. Дело у всех, работа. Семьи, дети. Зачем нам террористы, война? Пусть у себя в Аравии воюют, а не на нашей земле…

– Подожди, – Атаман поднял руку, останавливая адыга, – это понятно. От нас что надо?

Чехерды поднялся.

– Ничего не надо. Так просто рассказываю. Они у крутой балки стоят, в осиннике. Километрах в пятнадцати отсюда. Подъехать можно со стороны нашего аула. Если что, младшего сына дам, он покажет. Правда, близко дороги нет. Километров десять еще надо будет топать. – Он натянул кепку на брови. – Я все сказал, а ты, Атаман, думай. – И, не прощаясь, вышел.

В дверях он чуть не столкнулся с толпой казаков. Митрич посторонился, пропуская адыга.

– Можно, Егорыч?

– Заходите, что спрашиваете? – он махнул рукой и подскочил. Не сиделось, Сказывалось нарастающее с каждой потерянной минутой напряжение.

– Все собрались? Сколько штыков?

Казаки столпились у входа, Атаман, сам того не замечая, не пускал их дальше.

Впереди всех возвышался крепкий Митрич с автоматом на плече, в руке он сжимал полный подсумок. Он же и ответил.

– Одиннадцать здесь.

– Смирнов?

– Здесь я, – отозвался Володя из коридора.

– Дорогу будет показывать, – пояснил Атаман на вопросительный взгляд Митрича.

– Хорошо.

– С оружием что?

– Автоматы, само собой. Пять ружей нашлось.

Вперед выбрался начальник штаба Виктор Иванович Осанов.

– Я саблю из музея для тебя, Егорыч, захватил.

– И что я с ней делать буду?

– Ты знаешь, а ведь это, похоже, та самая сабля, ваша семейная. Я как про малахитовое вкрапленье вспомнил, так сразу в музей побежал. Вот он, самый настоящий малахит. – Виктор Иванович повернул рукоятку к лампочке, и на ее поверхности чуть блеснул зеленью дорогой камень.

Никита Егорович осторожно взял одной рукой старинную саблю, другой ножны, поднял перед собой, разглядывая, и в этот момент в коридоре загрохотали десятки каблуков.

– А ну, казаки, дайте пройти, – громовой голос Корнелия Заболотного легко перекрыл легкий шум курских.

Казаки раздались, и вперед пробрался Корнелий, за ним шагал его заместитель по войску Афанасий. Атаман так и не вспомнил его фамилию. По пути Корнелий пожимал руки станичников. У обоих за плечами висели дулами вниз охотничьи ружья.

– Приветствую тебя! – Никита Егорович вложил саблю в ножны и тоже пожал крепкую ладонь.

– Здорово. Ну что? – он оглянулся, – вы готовы, я смотрю.

– А вы?

– И мы готовы. Привел под твое командование десяток штыков.

– Оружие есть?

– Обижаешь. У всех ружья. Ну, про остальное я не говорю.

– Добре. Тогда не будем тянуть. – Жук оглянулся в диспетчерскую. Женщины стояли в проходе, тревожно поглядывая на казаков.

– Антонина, звони дежурному, пусть автобус подгоняет к крыльцу, – и повернувшись к казакам пояснил, – До Лабы доедем, а там пешком.

– Лады, – Корнелий увидел на плече Алексея Митрича АК—47 и заинтересованно зацокал языком.

Третий рейд Жука

– Петро, проснись, – Витька Осанов нагнулся к самому уху друга и зашептал, обдавая горячим дыханием, – вставай, тут такое… просыпайся уже.

Тот замычал спросонья:

– Ммм, чего? Кто тут?

– Я это, Осанов. Вставай быстро.

– Что случилось? – Петро уже скидывал с себя одеяло и нащупывал рукой куртку рядом.

– Жду на улице, – Витька выскочил наружу.

Проснулся сосед Ботвиньева Антон Петлюс.

– Ты чего?

– Ничего, спи. – Петро, наконец, нащупал куртку и, схватив ее, выскочил из палатки.

Антон не стал заморачиваться происходящим – очень хотелось спать, снова опустил голову и почти в тот же миг заснул.

Витька ждал рядом. Он подхватил ничего не понимающего друга под руку и потащил к лесу. Тот на ходу пытался застегнуть змейку куртки. Ничего не получалось.

– Куда ты меня тащишь? Подожди, – он остановился и опустил голову, стараясь разглядеть застежку молнии.

Витька снова наклонился к его уху:

– Тише говори, понял? – зашептал он, – там кто-то есть.

– Где, там? – Ботвиньев наконец застегнулся.

– Там, – Витька неопределенно махнул рукой в сторону оврага. – Ветром какие-то звуки приносит. То смеются, то кричат что-то.

– Тебе показалось, наверное, – не очень уверенно проговорил Петро.

В этот момент налетевший порыв холодного ветра сыпанул в лицо мальчикам что-то сыпучее, влажное, и вместе с ним до их слуха донесся отрывок какой-то команды. По крайней мере, интонация была явно повелительная, хотя слова они не разобрали.

– Ну, слышал?

– Слышал. Точно – говорят. А слова понял?

– Не. Не разобрать. Надо поближе подобраться.

– Да ты что? А если это бандиты какие-нибудь? Наркоторговцы. Прибьют и все. Надо взрослых будить.

– Да ты что? Что их будить? Быстренько смотаемся туда и обратно, а вдруг это тоже отряд туристов, такой, как и мы. Что учителей зря по пустякам беспокоить? К тому же у меня вот, – Витька извлек из штанины старинный кинжал со светлой даже в темноте, похоже, костяной ручкой, – кинжал есть.

– И чем он тебе поможет, особенно если там мужики здоровые?

– Поможет, не сомневайся. Я же в казачьем кружке лучше всех ножи метаю. Видел же на соревнованиях?

– Ну, допустим, – Петро почесал затылок, – даже не знаю. Не видать же ничего. В такой темнотище глаз выколоть или шею сломать раз плюнуть. Даже луны нет.

– Ну и хорошо. Нас не заметят.

Петро колебался, поэтому промолчал.

– Трусишь, так и скажи, – неожиданно разозлился Витька, – я один пойду. А ты тут тогда оставайся. Вместо меня будешь дежурить. Только в костер не подбрасывай. Не надо отряд демаскировать.

– Ну, уж нет, – Петро решился, – идти, так вместе.

– Отлично, – Витька успокоился и решительно напялил кепку на самые уши, – Пошли. Только тихо. Не известно, кто там.

Мальчишки, стараясь ступать бесшумно, впрочем, без особого успеха, двинулись в сторону оврага. Первым шел Витька, за ним, удерживая в зоне видимости его спину, крался Петро. Передвигаться ночью в лесу – занятие не из легких. В этом ребята убедились буквально с первых же шагов. То ветка неожиданно хлестанет по глазам, то нога провалится в невидимую то ли нору, то ли просто яму. Или внезапно вырастет перед поднятой ногой не угаданный пригорок, как только что перед Витькой, и он, шепотом чертыхнувшись, повалился носом в листья. Петро помог другу подняться. Они вышли к склону оврага и, посовещавшись, двинулись вдоль него. Чем дальше они продвигались, тем яснее и разборчивее становились доносящиеся временами голоса. Вскоре стало понятно, что говорят по-русски, но с очень сильным акцентом. Правда, иногда прорывались фразы, сказанные на чистом русском языке. Примерно через полкилометра они поняли, что разговаривают уже совсем близко и голоса прилетают откуда-то снизу, похоже, со дна неглубокого здесь оврага. Мальчишки решили тоже спуститься вниз. Пологий склон позволил им выполнить задуманное довольно быстро и без особых усилий. Правда, в следующий же момент они пожалели о том, что сделали. Дно оврага мало того, что оказалось сырым, и ноги сразу же стали проваливаться в жидкую грязь почти по щиколотки, так оно еще и было завалено разщеперистыми корягами и ветками, резко замедлившими их и без того тихое передвижение. Через минуту они подошли к полутораметровой высоты завалу. Хрипло дыша, остановились. Препятствие, завалившее весь овраг по ширине, выглядело непреодолимым. Петро задрал голову на склон оврага. Склон круто поднимался вверх, а по его краю надвисал над оврагом травянистый козырек. «Пожалуй, здесь не выбраться». Ребята поднялись на первые сучья завала, осмотрелись. Поднялись еще сантиметров на пятьдесят и утвердились на толстой балке. «Можно перелезть», – определил повеселевший Ботвиньев.

Неожиданно Витька грубо схватил друга за шкирку и дернул его за собой вниз. Петр больно ударился бровью о какую – то деревяшку, но вытерпел без звука, понимая, что без веских оснований Осанов не стал бы его так резко валить на ветки. Витька выкинул снизу руку и, нащупав ладошкой губы Ботвиньева, немного нажал. Петро понял это как сигнал молчать. Но приподнять голову и немного осмотреться друг ему не запретил. Петро так и сделал. Несколько лучей от фонарей мелькали в овраге, приближаясь. Ботвиньев почувствовал, как мгновенно вспотели ладошки и пересохло во рту. Он медленно сполз с немного отодвинувшегося в сторону Витьки и хотел было упереться руками о карягу под боком, но рука вдруг соскользнула и почти по плечо провалилась в какую-то щель. Кое-как Петро нашел упор, используя в его качестве руку друга, и вывернулся оттуда.

– Там дырка какая-то, – прошептал он.

– Посмотри еще – мы пролезем? – мигом сориентировался Осанов.

Ботвиньев наклонился над отверстием и пошарил рукой по краям. Полуметровый слой слежавшейся травы с трудом, но удалось разгрести.

– Пролезем, – обернулся Ботвиньев.

– Ну, так лезь, что ждешь?

Петро выглянул из-за завала. Фонари приближались. Уже можно было разглядеть плотные плечистые фигуры. И решился. Спустил ноги вниз – они повисли, не достав дна – оттолкнулся и прыгнул. Дно оказалось совсем рядом. Может быть, в тридцати сантиметрах. Спустившись вниз, он присел и посторонился. К счастью, нора оказалась достаточно широкой, чтобы в ней без труда поместились двое худеньких подростков. Следом рядом с Ботвиньевым сполз Осанов. Он тут же развернулся и, схватив попавшие под руки ветки, начал закладывать проход над головой. Петро сгреб осыпавшиеся, но еще плотные лиственные брикеты и принялся помогать другу. Через полминуты проход в яму оказался почти наглухо закупоренным. И только мальчики, невольно прижимаясь друг к другу плечами, присели на сырую землю, как прямо над их головой раздался грубый голос с кавказским акцентом.

– Вано, ты слышал? Шум какой-то.

– Не. Какой шум? Кому тут шуметь?

Яркий луч фонаря пробежал по завалу, осветил на миг щели ненадёжного убежища мальчиков и убежал дальше.

– Может, какой хорёк шуршал.

– Ну, может. – Успокоился первый голос. – Здесь хороший место. Здесь будем пострелять.

– Эй, земляки, давай сюда. Тут можно стрелять. Ночные учения будут.

Мальчикам показалось, что над их головой глухо загрохотали десятки подошв. А тут же они чуть не оглохли – тишину распорола гулкая трассирующая очередь, улетевшая в небо.

***

Смагин и Линейный подскочили одновременно. Эхо длинной автоматной очереди еще затихало над палатками. Они переглянулись.

– Ты слышал? – Василий Никитич протер глаза и потряс головой, словно стряхивая остатки сна.

– Стреляют где-то рядом.

Казаки на коленках бросились наружу и на удивление легко проскочили впритирку вдвоем узкий проход палатки. Ночь кинула в лица казаков пригоршни мокрого снега, обдала пронзительным ветром. Они выскочили и остановились, осматриваясь. Костер не горел, но еле заметные огоньки углей еще теплились на кострище. Плотная темнота висела над поляной, но в ней угадывались еще более густые силуэты палаток, из многих выглядывали встревоженные головы девятиклассников. Внезапная автоматная очередь, казалось, загрохотала прямо над головой. Смагин даже присел от неожиданности. Небо расчертила цветная полоса трассеров. Стреляли совсем рядом, не далее чем в полукилометре выше по оврагу. Трофим Семенович внезапно развернулся и опять нырнул в палатку. Пока Смагин соображал, зачем он это сделал, Линейный уже выбирался наружу, держа в руках две куртки.

– Держи, а то замерзнем и простынем. А нам сейчас, похоже, не до болезней.

– Спасибо. – Смагин накинул куртку и только в этот момент заметил, что весь мелко дрожит. И даже зубы выбивают марш, но отнюдь не победы.

Они рысью проскочили вдоль ряда палаток и загнали все любопытные головы внутрь.

«Сидите на месте, узнаем, что происходит, расскажем».

Вдвоем подбежали к кострищу. Около него никого не было. Судя по тлеющим уголькам, охранник ушел отсюда как минимум полчаса назад. Но куда? Еще одна очередь разукрасила мутное небо над деревьями. Казаки задрали головы. Трассеры опадали на верхушки голых осин и дубов, будто блуждающие метеориты.

– Ты смотри, что делается? Учения что ли какие-то? – Василий оглянулся и погрозил кулаком очередной выглянувшей голове. Неизвестно, увидела неизвестная голова кулак тренера или нет, но результат оказался положительным – она исчезла. Еще громыхнула очередь. А когда смолкла, в тишину словно начали забивать разрывные гвозди гигантским молотком – застучали одиночными.

– Нет. Не может тут никаких учений быть. Это что-то из другой оперы. Но меня сейчас больше волнует другое.

– Что?

– Куда делся дежурный.

– Давай вспоминать, чья сейчас очередь дежурить. Время – полпятого утра, – Смагин наклонился, поднял полусгоревшее полено и хотел подбросить в костер.

– Стой. Куда? – Линейный поймал его за руку.

– А чего? Пока огонь не потух…

– Какой огонь? – Неожиданно Трофим Семенович перешел на шепот, – пока не узнаем, кто там стреляет, нельзя себя выдавать. Как они нас вообще не почуяли раньше?

– Да кто они-то?

– Если б я знал.

Василий Никитич облизал палец и поднял перед собой.

– А потому и не почуяли, что ветер от них тянет.

– Ладно. Будем считать, что пока повезло, но я бы сильно на это не рассчитывал. Твоя вахта с пяти утра, так?

– Так.

– А перед тобой кто?

– Осанов. Блин! – Смагин о чем-то догадался, – неужели туда побежал?

Линейный наклонился и выбрал в груде собранных с вечера дров дубинку побольше.

– Жди здесь. Смотри, чтобы никто по дури за мной не ломанулся. Если вдруг что – уводи детей. По зарубкам иди, не заблудишься.

Всю дорогу сюда Линейный делал на стволах продолговатые зарубки. Василий несколько раз посмеивался над товарищем: «Тут и заблудиться-то негде». Но тот упорно, не замечая смешков Смагина, работал топором, примерно через каждые двадцать метров. Оказалось, не зря работал. Ночью заблудиться даже в знакомом перелеске нетрудно, а тут – лес. Не тайга, конечно, но и далеко не городской парк.

– Смотри, осторожней.

Линейный молча растворился в темноте. Василий Смагин несколько секунд размышлял. Потом решился и направился к ближайшей палатке. Там услышали шаги и кто-то выглянул. Василий наклонился и прошептал:

– Тихо собирайтесь и сидите на месте. Чтобы в случае чего быстро снять палатки и свалить.

– А кто это стреляет, Василий Никитич?

– Пока не знаю. Трофим Семенович пошел проверить. А вы собирайтесь-собирайтесь.

Смагин обошел все палатки и в них сразу зашевелились, закачали бортами. В одной из палаток он узнал Гришу Журавлева и отправил его на окраину леса – на пост. Тот без возражений умчался. Сам отправился к своей палатке, нырнул внутрь и, включив фонарик, тоже начал спешно собирать вещи в два рюкзака – в свой и Линейного.

Постепенно выстрелы раздавались все реже и реже, пока совсем не затихли. Василий набил рюкзаки, выключил фонарик и отправился к потухшему костру. Ветер по-прежнему сыпал в лицо сырость, вместе с ним до слуха Василия Никитича изредка долетали смутные обрывки фраз. Где-то несомненно говорили мужики и делали это громко, никого не стесняясь и не опасаясь. Это тревожило и заставляло внимательно следить за собой и другими, чтобы никто даже не подумал зашуметь.

У палаток толпились дети, шепотом обсуждали стрельбу. Увидев Василия Никитича, они закидали его тревожными вопросами. Он, как мог, постарался успокоить ребят. Хотя беспокойство в душе нарастало. Поразмышляв, Смагин решил, что будет не лишним полностью подготовиться к возможному отступлению. «В данном случае, лучше «перебдеть». Если страхи окажутся ложными, не трудно будет снова поставить палатки на место». Он помахал рукой, привлекая внимание школьников:

– Казаки, девчата. Давайте-ка и палатки тоже свернем. Может так случиться, что эти минуты спасут кому-нибудь жизнь. Вдруг там бандиты. Добро?

Дети молча и дружно рассредоточились. Не прошло и пяти минут, как все палатки были свернуты и уложены в рюкзаки. Когда школьники снова окружили Смагина, в его голову неожиданно пришла следующая трезвая мысль. «Надо их пересчитать, может, еще кого-то нет». Он вновь собрал ребят вокруг себя и в полголоса распорядился построиться по отрядам, как стояли в станице.

– Посчитаю вас, – коротко прокомментировал он невысказанный вопрос.

Школьники торопливо, но молча построились. Смагин поймал себя на мысли, что он первый раз видит, как тихо и в то же время быстро занимают места в строю ученики 9-го класса.

– Оглянулись вокруг, посмотрели друг на друга. Кого нет?

– Осанова нет, – раздался девичий голос. Это Нина увидела, что отсутствует сосед.

– Петьки тоже нет, Ботвиньева.

– Так, – протянул Смагин и мысленно выругался, – вдвоем убёгли.

***

Трофим Линейный испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, его не могли не тревожить загадочные выстрелы полпятого утра в центре Черного леса. А особенно то обстоятельство, что позади него в палаточном городке в эти минуты переживали и волновались, не ведая, что происходит, без малого три десятка подростков, за которых он, Трофим, в ответе. С другой стороны, пробираясь сейчас через ночной лес и держа курс на овраг, он будто вернулся лет на десять назад в свои лейтенантские пограничные годы, что провел в горах Таджикистана. Насыщенность чувств бодрила и навевала ностальгические воспоминания. Увлекшись ими, он чуть не пропустил острый сук, направленный прямиком в живот. Только в последний момент, когда он уже коснулся обломанным концом одежды Трофима, тот резко затормозил, краем глаза заметив серый вытянутый сгусток тени внизу. Остановившись, он вытер внезапно выступивший пот на лбу, и тихо проговорил: «Так, с ностальгией надо заканчивать».

Деревья расступились внезапно, и он очутился на краю оврага. Ни секунды не сомневаясь в правильности действий, он с разбегу скатился на его сырое дно и только там остановился, чтобы принять следующее решение. Одиночные выстрелы гремели все реже. Он понял, что стреляли со дна оврага, метрах в трехстах впереди. Дальше Линейный двинулся пригибаясь и стараясь слиться со стенками оврага. Под ногами хлюпало, ступни скользили по глине. Временами только сук в руке, служивший теперь посохом, спасал Трофима от неминуемого падения.

– Стоять!

Негромкий голос с характерным акцентом, раздавшийся за спиной, прозвучал для мгновенно оценившего всю проигрышность позиции Линейного как приговор. Он замер, сжимая бесполезную теперь палку. Где-то в желудке бешено колотилось испуганное сердце.

– Палку ложи. Руки подними.

Трофим медленно наклонился и положил сук на землю. И в тот же миг он понял, что нужно делать. Он обернулся. Контролируя каждое его движение, в лицо смотрело дуло автомата. Линейный набрал полную грудь воздуха и, падая на спину, закричал во всю силу легких:

– Вася, бегите!

Автоматная очередь заглушила последний слог.

***

Автобус высадил вооруженных казаков за станицей на малоезжей полевой дороге. В просветах голого кустарника виднелся хлипкий мостик через Лабу. Выпрыгивали быстро, без лишних разговоров. Прежде чем выдвигаться, отправили Самогона на разведку – Атаман не хотел попадаться кому-нибудь из станичных на глаза. Конечно, такое событие, как сборы двух десятков казаков в боевой поход, удержать в тайне невозможно, но хотя бы задержать распространение новостей можно было попробовать. Самогон скорым шагом выскочил на мостик, быстро осмотрелся и махнул оттуда рукой – путь свободен. Казаки рванули бегом. На одном дыхании перескочили по его раскачивающимся и временами прогибающимся жердочкам и, не сбавляя хода, понеслись дальше. Заросли начинались сразу после узкой полосы травянистого берега. Всей толпой без строя они тут же скрылись в прибрежных перелесках. Тропок здесь встречалось немало, они выбрали более-менее подходящую по направлению и на первых порах передвигались с комфортом, по крайней мере не лезли в крапивные заросли. Через минуту никакой случайный прохожий, если бы таковой имелся, не смог бы уже разглядеть даже их спины в утреннем полумраке. Постепенно светало. Погода, испортившаяся накануне, продолжала испытывать казаков мокрой холодной сыпью и пронизывающим ветром. Впрочем, холода они не чувствовали. Напротив, когда минут через пятнадцать стремительного бега Атаман дал команду перейти на шаг, от всех валил пар. Кое-кто даже расстегнулся. Пробежка многим казакам далась непросто. В отряде собралось немало возрастных казаков. Василий Иванович, еле дождавшись остановки, схватился рукой за сердце и дальше шел с ощущением боли в груди. Но крепился. К Атаману приблизился Корнелий Петрович. Он шумно дышал, и часто сплевывал: