Текст книги "Атаман"

Автор книги: Сергей Мильшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Слышь, Атаман.

Никита Егорович и сам порядком запыхавшийся обернулся.

– Я вот, что думаю. Пока мы – старые пердуны, тут пыхтим потихоньку, отправим молодежь вперед? Пусть разведает, что там к чему. А то и помочь нашим успеют. Может, там счет на секунды идет, кто знает.

Жук одобряюще кивнул:

– Правильно говоришь. Кого из своих отправишь?

– Трое у меня из молодых и шустрых. Главный Тишков у них.

– Ну, и у меня столько же наберется.

Атаман подозвал Самогона.

– Коля, сам видишь, мы тут отстаем. Так что давай бери молодых, у кого сил полно, и рысцой вперед. Может, там дети в нашей помощи нуждаются. Мы по вашим следам пойдем.

Николай поправил ремень автомата и, кивнув, убежал вперед, на ходу подзывая казаков:

– Володя Смирнов, Привольнов, ко мне.

Казаки быстро подбежали к Николаю. Он коротко объяснил задачу. Махнул рукой троице павловских, приближающихся шагом. Те ускорились.

– Семен, – представился подбежавший первым совсем молодой парень, наверное, лет двадцати.

– Николай, – пожал руку Самогон, – в армии служил?

– Месяц как дембельнулся.

– Войска?

– Пехота, мотострелки.

– Чему-нибудь учили?

– В атаку бегал, стрелял немного.

– Понятно. А с тобой кто?

– Пацаны доармейские. Этой осенью призваться должны, – Тишков улыбнулся, – они боевые, не сомневайся.

– Я не сомневаюсь. Рванули?

– Рванули.

Самогон побежал вперед. За ним пристроились остальные. Молодежь догнал участковый Журавлев и тоже побежал рядом. Очень быстро они исчезли из видимости. Атаман немного отдышался и оглянулся на казаков. Большинство тоже восстановили дыхание.

– Бегом марш, – сжимая в руке ножны с семейной саблей, Никита Егорович побежал первым.

Следы семерки молодых разведчиков хорошо пропечатались на раскисшей тропке. Ориентироваться было несложно. До тех пор, пока они не свернули в лес. Похоже, Самогон не особо заботился о своих старших товарищах и пер напрямую, перепрыгивая валежины и ямы. Казаки старались поддерживать высокий темп, но надолго их на хватало. В очередной раз Никита Егорович перевел свой возрастной отряд на шаг. Рядом шумно дышал Корнелий. Его заместитель Афанасий сплюнул тягучую слюну и прохрипел:

– Вернусь живым – курить брошу.

Корнелий снял кепку и помахал на себя, не замечая порывов холодного ветра.

– Ловлю на слове. Смотри – народ слышал.

Митрич его поддержал:

– Бросай и правда эту отраву. Наш Атаман видишь, не курит, так летит, не догонишь.

– Если бы, – улыбнулся Никита Егорович. Он вытер, насколько получилось, о траву налипшую на подошвы грязь вместе с листьями и отошел немного в сторону. Отряд растянулся метров на пятьдесят. Последним ковылял согнувшийся Василий Иванович. Никита Егорович приостановился и подождал, пока с ним не поравняется распахнутый Виктор Викторович Калашников. Тот кашлянул и проговорил:

– Я тоже, вроде не курю, а дыхалки никакой.

Атаман придержал его за рукав.

– Витя, там, похоже, Чапаю нехорошо. Еле идет. Задержись, проконтролируй его.

Калашников оглянулся и вытянул шею.

– Понятно, – он остановился и сразу отстал.

Атаман пошел быстрее и вскоре снова занял место впереди отряда.

– Ну, что, казаки, есть еще порох..? – Ему не нужно было особо напрягаться, чтобы докричаться до замыкающих, получалось само собой.

– Пороха нет, Атаман, – отозвался из середины колонны Михаил Гаркуша, – патроны есть.

– Еще немного, и мое ружжо меня придавит, – пошутил Генка Тишков из Павловки.

– Вижу сил полно, раз шутить пытаетесь, – Атаман подтянул молнию куртки к самому подбородку, – бегом марш! – и первым перешел на бег. Казаки, покряхтывая, потянулись за ним.

***

Крик Трофима и очередь долетели до ушей Василия Смагина почти одновременно. Как назло в этот момент, громко топая ногами, прибежал с поста на окраине поляны Журавлев.

– Тихо, – остановил он готовые сорваться с губ Гриши слова.

– …беги… – ветер донес до Смагина обрывок фразы, которую тут же перечеркнула гулкая очередь, без трассеров. Во всяком случае Василий Никитич в небе ее не увидел. А это говорило о многом. «Трофим попался», – определил он и прочистил горло.

– Так ребята, кто что услышал, быстро?

– «Беги», кричали, – отозвалась Валя, будто невзначай подходя к растерянно оглядывающемуся Грише Журавлеву.

– По-моему, «Вася» первое слово было, – Петлюс поднял руку, как на уроке, – Вам кричал, наверное.

И тут Василий все понял. Он раскинул руки, собирая детей к себе ближе.

– Так, ребята. Уходим. Рюкзаки на плечи, и все за мной шагом марш. Быстрым шагом, – Он закинул на спину два рюкзака. – Журавлев – замыкающий. Гриша, проследи, родной, чтоб никто не отстал.

Рюкзаки подпрыгивали в такт прыжкам через ямы и буераки и с размаху били по спине. Котел тихо в пределах допустимого позвякивал на бауле Линейного. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду. В самом начале пути он два раза упал. К счастью, без последствий. Разве что немного щека саднила – оцарапал в темноте. Василий мгновенно вспотел. «Долго мы так не продержимся, – мелькали мысли в голове, – Эх, Трофим, как же ты попался? Спасибо тебе от всех нас – крикнуть успел. Хотя, рано благодарить… Еще не известно, что дальше будет. Но все равно, буду надеяться, что удастся сказать это тебе лично. Когда все закончится».

На ходу он оглянулся. Мальчики держались рядом, за спиной, а вот все девочки, похоже, сгрудились в хвосте отряда.

– Так не пойдет, – проговорил в полголоса Василий, притормаживая, и скомандовал, – казаки, давайте все назад, забирайте у девчонок сидоры, и если понадобиться самих на руки берите. Но только, чтобы не отставали. Идем быстро, но аккуратно. А то так и ноги переломать недолго.

Мальчишки сразу приостановились. Девочки и правда уже еле двигались. Журавлев взгромоздил на себя дополнительный рюкзак, кроме своих двух, но это не могло помочь делу – и сам резко сбавил скорость, и остальные отставали по-прежнему. Так что дружная помощь от ребят пришла как нельзя вовремя. Пока снимали-одевали рюкзаки, Василий отошел чуть в сторону и прислушался. Тишина. Шуршал ветер, поскрипывали стволы старых деревьев, сыпало на голову. Кепка уже намокла, и когда он тряс ее, на землю летели крупные брызги. Куртка на плечах тоже придавливала сыростью.

«Лишь бы не заболели, – Василий ускорился и снова пристроился в голове колонны, – хотя, говорят, на войне никакая хворь не пристает».

После перераспределения тяжестей внутри отряда школьники заметно прибавили ходу. Василий посмотрел на часы. В таком темпе они передвигались уже около часа. Погони слышно не было. Это и тревожило, и придавало оптимизма одновременно. «Плохо, если они подойдут бесшумно, – размышлял Василий, оборачиваясь и подгоняя уставших ребят, – впрочем, что изменится, если они подойдут шумно? Нет, надо, что бы они вообще к нам не приблизились. А для этого поспешим, – он усмехнулся. – Вот будет номер, если окажется, что за нами никто не гнался!»

Часа через полтора ускоренного хода ребята стали отставать. Василий увлекся, погрузился с головой в мысли и понял это, лишь когда оглянулся и не увидел за спиной никого. Ближайший подросток – Володя Гриценко – тяжело переставлял ноги шагах в пяти позади. Смагин остановился. Скинул рюкзаки и прижался спиной к ближайшему дереву. «Половина седьмого. До рассвета часа полтора. А до Лабы еще километров десять. Это если мы километров пять прошли. Может, зря мы так спешим? Кто бы знал… – он тяжело вздохнул. – Ладно, надо хоть чуть-чуть отдохнуть».

Школьники подходили по два, по три, реже группой. Поравнявшись с тренером, ребята сбрасывали котомки и падали на траву. Благо, в темноте вся она казалась чистой и густой. Девчонки, несмотря на то, что не несли тяжестей, выглядели не менее уставшими, чем мальчишки, и тоже валились в траву без сил. Последним подошел, кое-как удерживая на плечах съехавшие на бок рюкзаки, Журавлев. Отдуваясь, он кинул их в кучу и упал рядом с одноклассниками. Дети хрипло и громко дышали.

Смагин оттолкнулся от дерева спиной и опять прислушался. Порывы ветра несли в спины мокрую пыль и звуки. Пощелкивали ветки, заплетались, раскачивались. Что-то стукнуло вдалеке, там, где они недавно прошли. Будто дерево о дерево. Приглушенно. И снова тишина. Приклад? От напряжения слуха у Смагина выступили слезы.

– Тихо все! – Школьники послушно замерли и затаили дыхание.

Где-то в глубине леса за самыми дальними деревьями вдруг блеснул короткий луч и пропал. Смагина обдало холодным потом.

– Все ребята, шутки кончились. За нами идут. И, наверняка, не для того, чтобы пригласить на чай.

– А кто идет? – бестолково шепотом поинтересовался Дима Долгов.

– Не знаю кто, но идет – точно – фонарь вон там блеснул. – Дети обернулись в указанном направлении. А первые, самые сообразительные, уже поднимались, торопясь. Глядя на них, заторопились и остальные. У кучи рюкзаков мгновенно образовалась легкая толчея.

– Отставить, – хрипло прошептал Василий Никитич, – рюкзаки бросаем здесь. Живы будем – вернемся за ними. А сейчас все за мной. Журавлев – замыкающий. – Тот кивнул. – Казаки, если у кого из девчонок сил не останется, как хотите – хоть несите их. Но чтобы не останавливаться. От вашей дыхалки сейчас не оценка – жизнь зависит. Бегом марш! – Смагин сразу взял рваный темп. Где местность позволяла, он тут же переходил на бег, А там где деревья, валежник или высокая трава не давали разогнаться, Василий Никитич сбавлял скорость, но всегда старался держать ее максимально высокой. Он рассчитывал на то, что и их преследователи тоже далеко не «бетмены» и им приходится также тяжело, как и его отряду. Все это время он легко выдерживал направление на станицу – помогали предусмотрительно оставленные зарубки, сделанные Трофимом. «Эх, Трофим, Трофим, спасибо тебе»! Свежие, они еле – еле белели на темном фоне деревьев. Василий легко находил следующую зарубку, но только потому, что знал, где искать. Отсчитывал двадцать шагов от предыдущей и поднимал голову. Находил очередную памятку от Трофима, которые Линейный наносил с поразительной точностью, и шел дальше, уверенный, что найдет заметку и еще через двадцать шагов. Он только один раз не сразу обнаружил метку и то потому, что обходил в темноте подозрительный провал в траве – может, блиндаж Великой Отечественной, и немного сместился вправо. Всего метра на три. К счастью, он вовремя понял свою промашку. Сейчас ошибаться было нельзя. Смагин очень надеялся, что преследователи не заметили подсказок от Линейного и идут только по их следам. Это давало шанс оторваться.

«Им же приходится иногда останавливаться, отыскивать, разглядывать с фонарем отпечатки подошв на сырой листве, – размышлял Василий Никитич, – к тому же они не знают, кто идет впереди. Понятно – дети, да и то, не обязательно, что понятно. У современных подростков ступни ничуть не меньшего размера, чем у взрослых. Цыплячий вес и легкие отпечатки? Но чтобы это разобрать в ночном лесу да сделать верные выводы, нужно обладать, по меньшей мере, талантами Чингачкука. В общем, шанс уцелеть есть и вполне реальный».

Не останавливаясь, он несколько раз оглядывался, пытаясь что-нибудь разглядеть в ночном лесу, но кроме бесконечного ряда ближайших деревьев не видел ничего. Дети держались кучно, стараясь двигаться за Смагиным. Они шумно дышали и вообще шли громко, загребая листву ногами, ломая валежник, попадающий под ноги. В густой темноте, когда сырость летит и из-под ног, и с черного неба, трудно было идти по-другому. Василий понимал это и не требовал от них бесшумного передвижения. «Это всего лишь дети, не спецназ», – останавливал он себя всякий раз, когда очень хотелось сделать кому-нибудь замечание. К счастью, даже ветер пока находился на стороне беглецов и продолжал упорно дуть им в спины.

Минут через сорок Смагин объявил короткий привал.

– Не ложиться, – поднял он интонацией двух тут же упавших девочек – не разглядел кто. – Лучше походите немного, восстановите дыхание. Журавлев!

– Здесь я, – тот уже сам приближался к Смагину.

– Отставших нет?

– Нет. Все здесь.

– Еще бы пару минут, и были, – Нина тяжело дышала, опершись рукой о дерево.

– Потерпите, девчата. Вот в такой мы поход вляпались. В самый настоящий боевой. Зато будет что вспомнить и подружкам рассказать.

– Это точно, – согласилась Нина. – Если выберемся.

– Выберемся. Не сомневайтесь, – он глянул на часы. Стрелки уже были видны без подсветки. – Восемь утра. Часа за полтора доберемся. Ну, все. Отдохнули?

Дружное «нет» было ему ответом.

– Значит отдохнули. В том же порядке вперед! – Смагин приподнял все-таки присевшую у дерева Нину и рысцой тронулся с места. «Еще чуть-чуть, и нас будет видно издалека, надо добавить».

Ребята молча заняли уже привычные места в колонне.

***

Казаки во главе с Самогоном вынырнули из-за деревьев так неожиданно, что задумавшийся Смагин вздрогнул и окатился холодным потом.

– Фу ты, напугали, головастики. Вы как здесь?

Дети радостно окружили взрослых дядь и тихо затарахтели, заговорили. Мальчики уважительно разглядывали автомат за плечами Николая.

– Тихо, – он выставил руки, – что у вас произошло?

– За нами идут, Николай. Кто – не знаем, но они стреляли в Тимофея до того, как он успел крикнуть: «Бегите!». Вот мы и бежим?

Подошли остальные бойцы, скучились около Самогона и Смагина. Василия Никитича взял за плечо участковый Журавлев.

– Насколько оторвались, можешь сказать?

– Точно не могу, но где-то час назад видел свет фонаря – метров пятьсот – семьсот до него было примерно. Правда, с тех пор мы приударили. Наверное, теперь дальше ушли. Может, около километра есть.

– Хорошо бы, – Николай переглянулся с участковым, – овражек видел? Пять минут как прошли.

– Предлагаешь там засаду устроить?

– Да. Отличное место. Овраг старый, широкий. Они никого со стороны не ждут, вряд ли будут его края проверять.

– Согласен.

– Василий, свою задачу понял?

– Все понятно. Пойдем с детьми через овраг.

– Тогда давайте, быстро! – он оглянулся. – Казаки, бегом к тому овражку по нашим следам. Только чтобы в сторону не ступать. – Бойцы тут же развернулись и побежали назад. – А ты, – Самогон сосредоточенно глянул на Смагина и внимательно слушающих его детей, – иди строго за нами, следы наши топчи.

– Затопчем, дядя Коля, – Володя Гриценко солидно махнул рукой.

– Вот и славно, – Николай умчался догонять казаков. Отряд школьников быстрым шагом двинулся следом.

Рассвело. Наконец прекратился сыпавший последние сутки то ли мокрый снег, то ли мелкий дождь. Тучи быстро плыли по серому небу. Было зябко и неуютно. Николай Самогон повернулся к пристроившемуся рядом на пропитавшейся влагой траве Семену Тишкову и качнул головой в сторону входа в овраг. Семен молча прищурился. Из-за деревьев появились бородатые фигуры в камуфляже. Самогон тихо начал считать. Получилось восемь. Они шли ходко, поглядывали под ноги и совсем не обращали внимание на склоны оврага. У каждого за плечом весел автомат Калашникова с рожками, перемотанными изолентой. На поясе приторочены какие-то подсумки и ножны с кинжалами.

– Моджахеды, – прошептал Николай.

– Вижу, – отозвался одним губами Тишков и вставил патрон в заранее раскрытый ствол берданы, но защелкивать не стал, опасаясь обнаружить себя щелчком, – что будем делать?

– Сейчас разберемся, держи их на прицеле. – Николай снял автомат с предохранителя и поднялся во весь рост. – Стоять. Кто та… – договорить ему не дали. Три или четыре автоматные очереди скрестились на том месте, где только что стоял Самогон. Николай, предвидевший такой «ответ», успел упасть за козырек оврага на миг раньше выстрелов.

В ответ сверху со всех сторон по моджахедам открыли огонь из охотничьих ружей казаки. Снизу застрекотали по карнизам автоматные очереди. Когда Николай сумел заглянуть в овраг, на его дне, не двигаясь, лежали три тела, еще один моджахед отталкивался одной ногой, пытаясь на спине вползти на пологую стенку. У него не получалось, но он пытался снова, бешено оглядывая противоположный склон и направляя туда автомат. Николай, нисколько не мучаясь сомнениями, одним выстрелом в грудь пристрелил раненого. Тот вытянулся и затих, медленно сползая вниз по склону. В следующий момент рядом с головой Самогона взорвались земляные фонтанчики, сопровождаемые короткой очередью. Самогон пригнулся. Стреляли из-за крохотного кустика на дне. Рядом глухо грохнула бардана Тишкова.

– Еще один дострелялся, – прокомментировал Семен выстрел.

Николай снова поднял голову и внимательно оглядел все пригорки оврага. Укрыться там было сложно, тем не менее где-то еще прятались трое врагов. «Где же они?» – Колька снова приподнял голову, пристально до белых пятен в зрачках разглядывая кочки и впадины широкого дна оврага. Краем глаза он уловил какое-то движение в самом конце балки, будто шевельнулась трава. Самогон еще приподнял голову. И тут метрах в пятидесяти ниже по оврагу резко вскинулись три камуфляжные фигуры и бросились дальше по оврагу, грамотно качая «маятник». Николай выстрелил, раз, другой. Мимо! Загремели выстрелы казаков. Фигуры, словно заговоренные, продолжали убегать, пара секунд, и они скрылись за поворотом балки. С досады Николай выпустил им вслед все оставшиеся пули рожка.

– Эх, гады, ушли… – он вскочил и рванул по краю оврага в сторону скрывшихся врагов. Туда же, сжимая в руках ружья, уже бежали и другие казаки по обоим краям балки. Рядом семенил и пытался на ходу попасть патроном в ствол Семен Тишков. Внезапно впереди загремела длинная, на весь рожок, автоматная очередь. Коротко бухнули охотничьи ружья, три или четыре, и все стихло. Николай поддал жару и вскоре, обогнав по пути Привольного, оказался на краю оврага, делавшего здесь поворот. Казаки бежали по противоположной дальней стороне, им нужно было миновать большее расстояние, чтобы достигнуть этого же места с другой стороны. Самогон притормозил и осторожно заглянул вниз. Толпа тяжело дышащих казаков сидела по краям оврага, направив ружья в его центр. Атаман, оголив саблю, караулил возможное движение неестественно выгнувшихся на земле бандитов, а Митрич переворачивал за плечо лежащего ничком без признаков жизни боевика.

– Казаки! – обрадовался Самогон и сиганул вниз. Следом прыгнули Тишков и Привольнов. С другой стороны балки сыпанули вниз Журавлев, Смирнов и еще двое павловских, с которыми Самогон так и не успел познакомиться.

***

Отстреляв все патроны в рожках, боевики собрались у завала на дне оврага. Кто-то сел прямо над головой мальчишек. Рядом включили несколько фонарей. Стало опасно светло. В щели между веток и листьев мелькал кусочек камуфляжной куртки, когда бандит откидывался назад. Мальчишки сжались в комочки и старались даже дышать беззвучно.

– Оружие, мужики, это вам не игрушка, – услышали они совсем рядом знакомый голос, владелец которого несколько минут назад чуть не обнаружил их, – это серьезный вещь. Сегодня мы постреляли маленько, так это тренировка. Все, кто с нами останется, будут стрелять не по деревьям, а по врагам – неверным. Хватит уже терпеть их на своей шее. Пора поставить этих свиней на то место, где им и место – в свинарнике. И вместе мы это сделаем. Правда, Вано?

– Конечно, Гаир. Наши братья сейчас на всем Кавказе воюют с неверными. Они сделали так, что у них земля под ногами горит. Да, что на Кавказе, в самой Москве в правительстве наши люди сидят. И не просто сидят, а помогают…

У Петра затекла нога. Он крепился из последних сил уже минуты три.

– Витька, – шепнул он на ухо другу, – У меня нога онемела. Терпеть не могу. Если сейчас не вытяну – закричу.

Осанов молча оскалился и прислонил резкий кулак к носу Ботвиньева.

– Убью сразу.

Петро с легким свистом втянул воздух, зажмурился и, стиснув зубы, замер.

Яркий луч скользнул по «крыше» их ненадежного убежища, и оба сразу притихли. По завалу полезли несколько боевиков. На головы мальчишкам опять посыпались ветки и листья. Они пригнулись и замерли. Перебравшись на ту сторону, боевики прокричали оставшимся у завала:

– Пока, мужики.

– Пока, пока, – ответили им прямо над головами мальчишек, – завтра заходите еще.

– Придем. Обязательно.

Топот многих ног стал удаляться. Но над головой еще долго тихо разговаривали несколько человек.

– Сделай что-нибудь, – Петро наклонился к уху Витьки, я больше не могу терпеть.

– Терпи через не могу, – прошипел Петро еле слышно.

И в этот момент дальше по оврагу, может, метрах в пятидесяти закричал Трофим Семенович – мальчики безошибочно узнали его голос: «Вася, бегите». Ученики в ужасе напряглись. Петро мгновенно открыл глаза. Очередь из автомата оборвала крик учителя на последнем слоге. Воспользовавшись ее грохотом, Петро быстро приподнялся и с помощью рук выкинул онемевшую ногу куда-то под Витьку.

– Уммм, – облегченно промычал он еле слышно вместе с оборвавшимися выстрелами.

Наверху сорвались с места, застучали сапоги, запрыгали с кхеканьем через завал боевики и умчались в сторону выстрелов.

Витька приподнялся и попробовал выглянуть в щелку. Но в сгустившейся мгновенно темноте можно было увидеть разве что собственную ладонь, осторожно раздвигавшую ветки, да и то очень смутно. В стороне замелькали фонари, и до их слуха долетели встревоженные и злые голоса боевиков. Разобрать, что говорили, не удалось. Внезапно голоса смолкли и перестали раскачивать пространство оврага лучи желтого света. Одна узкая полоса от фонаря мелькнула по склону балки, направилась в их сторону и начала приближаться, раскачиваясь в такт шагам невидимого хозяина.

– Идут, – шепнул Витька и медленно сполз на дно ямы.

Петро прошипел:

– Тише, ногу отдавишь.

Витька молчком поерзал и устроился так, чтобы не мешать другу.

– Как нога?

– Отходит чуть-чуть. Уже легче.

– Шагай быстрее, – донесся до них недовольный голос боевика.

– А то мы тебе вместо перевязки второе плечо прострелим, – подхватил другой и хохотнул в одиночестве.

Зашуршали листья рядом с завалом, прохрипел тихий матерок и на слабое перекрытие их норы упало что-то грузное. На головы мальчикам посыпалась листвяная труха, ветки хрустнули, и это «что-то» наверняка свалилось бы сейчас вниз прямо на учеников, если бы Витька не среагировал и не подставил под него плечо. «Грузное» простонало и голосом Трофима Семеновича выдавило: «Скоты».

– Слышь, ты, чмо вонючее, за «скотов» ответишь, – первый боевик наклонился, – подсвети, – попросил он товарища и крепко приложился прикладом к ране в плече Линейного.

Тот крякнул, взвыл и выгнулся, придавив еще сильнее держащего его Витьку. Осанов скривил голову вниз.

– Помогай, что сидишь.

Петро тут же подскочил и, суетясь, подставил свое плечо под тело учителя с другой стороны. Осанову сразу стало легче, и он облегченно выдохнул. Учитель еще дернулся и притих.

– Эй, ты чего? – забеспокоился первый боевик.

– Ты что, его убил что ли? – в голосе второго тоже появилось беспокойство.

– Да ну, какой убил? – без прежней уверенности отозвался первый, – так, отрубился, наверное. Ну, да, – сказал он чуть позже, успокоенный, – дышит. Эти гяуры, живучие.

– Ладно, но ты больше его не трогай, нам его вообще-то приказали перевязать. Значит живым нужен.

– Хочешь – перевязывай, я не буду об него руки пачкать.

– А мне что, больше всех нужно? И так не сдохнет. А подохнет – туда и дорога. Лучше, давай костер разведи.

– Ладно, а ты его охраняй пока.

– Да, что его охранять? Куда он денется?

– Посвети мне, а то тут дров много, а не видать ничего.

Свет фонаря переместился в сторону и закачался на другом краю завала. Захрустел выдираемый из кучи валежник.

Витька нащупал рукой связанные за спиной руки учителя и сжал его скрюченные пальцы. Пальцы ответили крепким до судороги пожатием. Осанов опустил ладонь вниз и очень медленно вытянул из ножен кинжал. Устроил его режущую часть на бечовке, стянувшей запястья Линейного и начал, не торопясь, пилить. Острый кинжал легко перерезал одну веревку, другую. Руки Трофима Семеновича оказались свободны. Почувствовав это, он зашевелил пальцами, разминая, и ухватился за лезвие кинжала. Витька понял, что кинжал нужен учителю и послушно отпустил его.

В этот момент рядом чиркнула спичка, и слабый огонек осветил груду дров на земле.

– Ты не на меня смотри, – проворчал первый боевик, подкидывая мелкие палочки в разгорающийся костер, – а на этого.

– Да чего на него смотреть? – второй щелкнул сломанной веткой, – труп лежачий.

– Посмотри – дышит вообще, нет.

Второй хрустнул костями в коленках – поднялся.

– Эй, ты! Урус! Живой?

Мальчики почувствовали, как дернулся учитель, выхватывая руку с кинжалом из-за спины. Глухой «чмок», короткий стон, падение. Трофим Семенович подскочил, оттолкнувшись от плеч учеников. Протяжный удивленный крик «Аааа..», перешедший в утробное «бульк». Они услышали, как тело боевика завалилось на бок, потом слабый вскрик учителя – похоже, больную руку задел… Наконец усталый прорывающийся сквозь боль голос Трофима Семеновича произнес:

– Вылезайте уже, бродяги.

Глупо улыбаясь, мальчики бросились в наполовину развороченное отверстие норы.