Текст книги "Атаман"

Автор книги: Сергей Мильшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Казаки поспешно поднялись и заглянули в комнату. Все три цыгана лежали на полу лицом вниз, и на каждом сидел, прижимая коленом, боец наркоконтроля. Еще один спецназовец, присев рядом, перекладывал содержимое сумки, приткнутой к ножке стола. Анатолий, стоявший спиной к казакам, разглядывал уложенные рядком на столе автоматы. Почувствовав взгляды, он обернулся.

– Смотрите, какие интересные. – Анатолий погладил один автомат по ложу и провел пальцем по тому месту, где должен быть выбит серийный номер. – Чистый. Ни номера, ни каких других опознавательных знаков. Китайские, контрабандные. Калибр – семь шестьдесят две.

Смущенные казаки, отряхиваясь, подошли к столу и тоже уставились на автоматы.

– Новенькие, – Гаркуша взял один в руки и повертел, – еще в смазке.

– Товарищ капитан, – боец, рассматривавший содержимое сумки, растянул ее края, – взгляните.

Анатолий наклонился.

– Вот тебе и на. Это мы удачно зашли. Товарищи казаки, будете понятыми.

Он утопил руку в глубину сумки и извлек оттуда один за одним два пакета. Один небольшой, помещающийся в ладони, в прозрачном целлофане, плотно набитый белым порошком. Второй – как небольшая бандероль (Гаркуша сразу узнал в нем тот самый, брошенный в салон ржавого «жигуленка»), упакованный в несколько газетных и целлофановых слоев. Оба пакета командир положил на стол.

– Прошу, товарищи понятые. Смотрите внимательно. Два пакета. В одном – граммов двести белого порошка, предположительно – героин. Второй, – он вскрыл его острием армейского кинжала, и на казаков дохнуло крепким конопляным духом, – около двух кило чистейшей анаши.

Остальные бойцы, уже связавшие лежащих неподвижно цыган, подошли поближе.

– Нам дадите их? На полчасика? – Атаман жестко взглянул на неподвижные тела.

В этот момент боец притащил волоком стонущего четвертого цыгана из коридора и уложил рядом с остальными. Те возмущенно заерзали. Цыган постарше насколько смог выгнул шею назад и прохрипел:

– Ты – труп, начальник. Наши тебе этого не простят. И вы, казаки еб…е. П..ц вам. Сами потом товар наш принесете. На коленях…

Один из бойцов, не удержавшись, от души приложил кованым носком полусапожка по его ребрам. Тот охнул и закашлялся.

– Заглохни, гнида. – Гаркуша сжал кулаки. – Мы вас всех скоро выдавим, как чирий вонючий, как блох, уничтожим.

Анатолий критически осмотрел всех четверых:

– Да бери. Жалко, что ли? Если Камарин против не будет. Троих только. Этого – вашего крестника, пожалуй, не стоит кантовать уже. Ему и так досталось. Похоже, челюсть сломана, ну и так по мелочам, пару ребер, может. Хорошо вы его. Когда только успели?

Атаман толкнул Гаркушу.

– Давай за ногайкой.

Михаил сорвался с места.

***

Последний цыган, опять тот же, самый старший, не желая лезть в салон УАЗика, навалился спиной на толкающих его спецназовцев, а ноги упер в стенки машины, по обе стороны от прохода в машину.

– Не пойду, суки.

Бойцы молча с двух сторон дружно подбили его ноги носками полусапожек, и цыган, взвыв от боли, буквально влетел ногами вперед в салон. Погрузив остальных все еще всхлипывающих цыган в «буханку», бойцы запрыгнули следом и захлопнули дверь. Анатолий снова повернулся к Атаману:

– Я могу тебе сказать только, где нельзя держать, – вернулся он к прерванному разговору, – не держи на работе, у себя, у своих близких и друзей. А что там остается, ты сам думай.

Михаил еще раз поудобнее устроил объемный сверток в багажном отсеке «десятки», захлопнул дверцу и подошел к беседующим. Они уже расставались.

Командир группы крепко стиснул ладони Жука и Гаркуши и запрыгнул в кабину русского вездехода. Машина сдала задом, выбираясь из узкого переулка. Атаман поднял руку, прощаясь. Анатолий махнул в ответ. Только отъехав метров на 50, водитель «буханки» наконец углядел небольшое расширение проулка перед чьими-то воротами. Он резко развернулся, прижался задним бортом почти впритирку к стареньким воротам, круто вывернул руль и, чуть не собрав бампером короткие оградительные столбики у забора напротив, вывернул на дорогу и умчался, как-то неожиданно быстро для УАЗика набрав скорость.

Проводив бойцов наркоконтроля задумчивым взглядом, Атаман достал телефон и набрал номер Митрича. Тот откликнулся сразу.

– Ну, что, Алексей, как у вас там дела?

Михаил наклонил голову поближе к трубке, прислушиваясь. Атаман не возражал.

– Да у нас тут цирк и шапито, вместе взятые, – послышался в динамике оживленный голос Митрича, – сами ничего не нашли, так Камарин за пять минут его расколол. Сам все принес, раскаялся. Сейчас сидит, рыдает. Камарин, веришь – нет, его по головке гладит, как малого, и успокаивает. Приезжай, сам все посмотришь. А что у вас?

– Приеду – расскажу. – Атаман отключился и повернулся к Гаркуше. – Заводи, Михаил, поедем цирк – шапито смотреть.

Тихоречкин, скромный темноволосый парень лет 28, с носом-картошкой и лицом, густо усыпанным оспинками, уже не плакал. Он преданно смотрел красными глазами на сидящего напротив Станислава Юрьевича, который что-то ему тихо рассказывал и изредка всхлипывал. Метров на десять вокруг них было пусто. За границей этого невидимого круга присели на деревянное крыльцо с резными самодельными перилами двое бойцов наркоконтроля. Они были без масок, что немного удивило Никиту Егоровича. У ворот, привалившись к столбу, высился Митрич со скрещенными руками на груди. Из одной из них свисала свернутая нагайка. Рядом раскачивался Смагин. Атаман с Гаркушей остановились около Митрича, не замеченные ни Тихоречкиным, ни Камариным. Жук вопросительно поднял глаза и кивнул на центр круга.

Смагин молча поманил их в сторонку.

– Рассказывай, – сказал Атаман, когда они все четверо немного отошли.

– В общем, пришли мы как положено. Тихо, мирно, бойцы с нами вошли. Заметь, никто не врывался.

– Заметил, не отвлекайся.

– А этот Андрюша, Тихоречкин, кстати, он с мамой живет. Представляешь, та ничего не знала о том, чем ее сынок занимается.

– Она здесь, что ли?

– Она в котельной работает. Сейчас на сутки ушла. К его счастью. – Смагин оглянулся на сидящих в центре. Остальные последовали его примеру. Там собеседники поменялись ролями. Сейчас говорил быстро и тихо Тихоречкин, Камарин его внимательно слушал.

– Колется, – предположил Митрич.

– Точно, – поддержал его Гаркуша.

– Ну, так вот, – продолжил Василий, – предложили ему по-хорошему выдать наркотики и во всем признаться. Он – в отказку. Ничего не знаю, ничего не понимаю. Поклеп, на меня, на честного. Стали искать. Все облазили. Нет нигде. Что делать? Я уже хотел применить к нему гуманную меру дознания. – Он потрогал нагайку в руке Митрича. Все дружно хмыкнули. – А тут Станислав Юрьевич. «А дайте, говорит, мне его побеседовать». Уселся с ним вот здесь, нас попросил отойти. Не знаю, что он ему говорил, но минут через пять-десять Тихоречкин уже вытирал сопли. А потом встал и пошел в дом. Мы – за ним. Знаешь, где у него героин лежал?

– Ну?

– На кухне в банке с солью. Мы бы ни за что не догадались.

– Много было?

– Да нет. Небольшой такой пакетик. Грамм, может, на десять-пятнадцать. У бойцов сейчас.

– И давно они уже сидят?

– Уже минут сорок беседуют. Камарин один раз только и отвлекся – кто-то ему позвонил.

– Это, наверное, Анатолий, командир спецназа, – догадался Гаркуша, – крутые ребята! Я о таких раньше только в книжках читал, про спецназ.

– Похоже, побеседовали, – Смагин смотрел назад, – точно. Встают.

Казаки оглянулись. Камарин уже стоял, разминая спину. Напротив, опустив голову, медленно поднимался Андрей. Станислав Юрьевич оглянулся и увидел Атамана и казаков. Что-то строго сказал Тихоречкину и направился к ним. Казаки шагнули навстречу.

– Ну, ты, Станислав Юрьевич, даешь, – Смагин на смог скрыть восхищения, – всех сдал?

– Всех, – устало кивнул Камарин, – есть основания для задержания Гуталиева. Посмотрим, что еще там остальные задержанные скажут. Думаю, завтра, если удастся получить ордер, наведаемся к вашему «барону».

– Может, сегодня. Что тянуть? – Атаман хищно прищурился, – тем более, основания есть.

– Поверь моему опыту. Если без бумажки его задержать, в тот же день вернется в станицу.

– Даже если килограмм опиума у него найдем?

– Хоть два. – Камарин кивнул бойцам, – собирайтесь, сейчас поедем.

Митрич растерянно оглянулся на понурого Тихоречкина:

– А с этим что делать?

– Пусть живет. Раскаялся парень. По-моему честно, без дураков. У него типичная ситуация. У матери зрение ухудшается катастрофически. Нужно операцию делать, а денег нет. Ну, этот придурок и не придумал ничего лучшего, как коноплю в огороде выращивать и продавать. Так на него Гуталиев и вышел. Предложил крышей стать, серьезно предложил, отказаться шансов не было. Потом начал героином снабжать. В общем, все как всегда, – Камарин провел по лицу ладошками, словно умылся. – Я бы его не трогал. Тем более, он много чего интересного про Гуталиева рассказал и на суде в случае чего обещал выступить.

Потихоньку подошли к калитке.

– Жаль, – покачал головой Митрич, – я бы ему всыпал.

– Все бы тебе только всыпать, – остановил его Атаман.

– Добрые вы.

– Ну, давайте прощаться, – Камарин протянул казакам по очереди ладошку, – устал я что-то сегодня. Никита Егорович, мы с тобой завтра созвонимся. Как только будут новости, я тебя наберу.

– Добро.

Казаки уже стояли за оградой. Не заметили, как и вышли за Камариным. Во дворе в распахнутую калитку виднелась опущенная голова Тихоречкина. Он искоса поглядывал на казаков. Камарин, кряхтя, уселся на переднее сиденье, и «Волга» начальника наркоконтроля тронулась с места.

– А у вас-то что там было? – вспомнил Смагин.

– Точно, вы ведь так ничего и не рассказали.

– Банду задержали. Цыганскую. Теперь у нас на вооружении два автомата Калашникова китайского производства, четыре рожка и цинк патронов 7,62.

– Ничего себе, – присвистнул Василий Смагин, – так мы теперь сможем стрелковый тир организовать. С настоящими «Калашниковыми».

– А вот это вряд ли. Автоматы без маркировки. Никому нельзя показывать.

– Жаль, – загрустил Смагин.

– Так что теперь у нас новая головная боль – куда их спрятать.

– Как куда? – Митрич развел руками, – конечно, к моему деду двоюродному Ивану. Если он казацкое добро во время советской власти сохранил, то автоматы так спрячет, что никто и никогда не найдет.

– Хорошая мысль. К тому же вряд ли кто догадается у него искать, – задумался Атаман, – он в наших делах не засвеченный. Разве что кое-что для музея выделил. Так многие выделяли. Правильно. Миша, заводи, поедем к деду Ивану. Митрич с нами. Василь, а ты давай домой, готовься.

– К чему? – не понял Смагин

– Что значит к чему? – Атаман взглянул на часы, – через полтора часа построение.

– А..аа, – Смагин потянулся пятерней к затылку, – забыл.

***

Десятка три нарядных казаков в черной с красными галунами форме, всего пару дней назад сшитой по заказу и на деньги Кубанского окружного войска, еще не привыкшие к новому виду, скромно топтались в двух шеренгах, выстроенных у крыльца клуба. За спиной Атамана с торжественными лицами стояли участники и гости мероприятия в пиджаках и галстуках. Среди них выделялся объемом тела тучный милицейский майор. На крыльце и вокруг него – на пеньках от свежесрезанных старых тополей сидели, щурясь на вечернее низкое солнце, разновозрастные стайки мальчишек и девчонок. У ступенек в сторонке смиренно ожидал начало церемонии священник местной церкви – крупный, широкой кости с шикарной каштановой гривой чистых волос отец Георгий. Тут же толпилась приличная кучка женщин – жен и просто любопытных тетушек, от сорока и старше. Не каждый день из района приезжают награждать станичников. А если точнее, то не было такого уже лет тридцать – со времени знаменитого председателя колхоза-миллионера Зарецкого.

– Нет, ну ты, Вера, глянь, какие красавцы-то! Как форма-то мужика меняет. – Зинаида Меркушина поправила прическу – с трудом собранный в толстый хвостик на затылке рыжий холм волос. – А какой Атаман геройский! Эх, была бы помоложе! Лет этак на двадцать.

Вместо ответа Вера Петровна, вчера уже давшая согласие Атаману, который вместе с Василием Ивановичем-Чапаем приехал к вдове домой с тортиком, заняться возрождением прудов, вдруг прижала к глазам рукав и зарыдала.

– Что ты? – испугалась Зина. – Что случилось-то?

– Да ничего не случилось, – Вера Петровна, сама удивившаяся своей реакции на слова подруги, вытерла ладонями выступившие слезы, секунд десять сдерживалась и тут же снова разрыдалась, уже всерьез. – Мой-то совсем чуть-чуть не дожил, – в перерывах между всхлипами выдавила она. – А какой казак был! Не хуже этих.

– Ну, ты, это, – растерялась подруга, – что ты так-то? – она выпрямилась и махнула рукой. – А вообще, поплачь. Что не поплакать, когда плачется? – и тоже смахнула с ресниц капли влаги.

– Равняйсь! – командирский голос Атамана, далеко разлетевшийся по гулкой к вечеру улице, заставил затихнуть всех зрителей, а казаков быстро подровнять строй. – Смирно! Равнение на знамя!

Дождавшись, когда товарищи повернут головы, равняясь на высоченного Смагина, первого в шеренге, а затем переведут глаза на место поднятия флага, он четко по-строевому развернулся и дал команду молодым казачатам – школьникам, дежурившим у металлического столба, на котором когда-то висело красное полотнище с серпом и молотом, а ныне иногда поднимался государственный триколор:

– Флаг казачьей сотни станицы Курской поднять!

Синее шелковое полотнище с изображением Спаса нерукотворного, струясь на слабом ветерке, медленно двинулось по флагштоку. Мальчишки-пятиклассники в детской казачьей форме с пылающими ушами под кубанками подняли флаг и повернулись к строю.

– Вольно! – Атаман улыбнулся и глазами поискал в толпе майора. – Слово предоставляется начальнику районной милиции Семену Семеновичу Жигулеву.

Тот шагнул к строю, разворачивая на ходу кожаную папку. Остановился напротив довольно прищурившихся казаков.

– Уважаемые коллеги! Друзья! – Он обернулся к группе женщин. – Да, да я не оговорился. Именно коллеги и именно друзья. Я с полным правом так называю казаков станицы, потому что мы делаем одно дело: искореняем все негативные моменты в нашей жизни, которые, к сожалению, еще имеют место быть. Вот только что мне стало известно: буквально пару часов назад казаки, рискуя жизнями, вместе с бойцами из наркоконтроля спасли, думаю, не один десяток молодых жизней станицы. Они целую банду наркоторговцев обезвредили! Вооруженную! Изъята крупная партия этой отравы, которая будет уничтожена и уже не попадет на улицы станицы. И автомат Калашникова китайского производства. Но грамота, которую я сейчас держу в руках и, конечно, вручу по назначению, подписанную начальником областного УВД, посвящена не этим событиям. За это награды, уверен, еще будут, и серьезные. Эта грамота вручается казакам Курской за тот порядок, который они навели на родных улицах. За то, что прижали хвост ворью, хулиганам, насильникам. И, самое главное, раскрыли нашумевшее по всей области преступление – гибель девочки-десятиклассницы. – Майор вытянул из кармана платок и, пока вытирал вспотевший лоб, не заметил, как изменились лица станичников. Только что спокойные и радостные, они стали вдруг серьезными и хмурыми. Почти все в этот момент вспомнили ту девочку – отличницу и красавицу, утопившуюся в Лабе из-за выродков из соседней станицы. Майор затолкал платок в карман и шагнул навстречу Атаману. – В общем, вручаю, Атаман, тебе и всем казакам эту грамоту. Дай Бог, не последнюю.

Жук с улыбкой пожал крепкую ладонь районного начальника и хотел уже отвернуться.

– Скажешь что-нибудь, Никита Егорович? – милицейский начальник не отпустил руку Атамана.

– Скажу, отчего не сказать.

Он мягко высвободил ладонь и повернулся к казакам. Милицейский начальник еле заметно поморщился, разминая за спиной, ему показалось, слипшиеся пальцы. Жук, собираясь с мыслями, постучал по сапогу свернутой нагайкой. Набрал полную грудь воздуха.

– Казаки, – Жук внезапно покраснел от волнения, – казаки, – повторил он, – эта грамота не тем ценна, что подписана главой милиции, а тем, что нас, казаков, признали силой. Настоящей реальной силой, с которой теперь будут считаться и ворье, и наркоторговцы, и любые бандиты. Да и власть тоже. Прошло всего два месяца, как мы перестали протирать штаны на заседаниях и начали заниматься делом. И вот результат! – Он обвел торжествующим взглядом серьезные лица товарищей. – И еще хочу добавить: это только начало. Продыха этой нечисти мы не дадим. Продолжение будет, и будет не хуже, а намного лучше. Эффективнее и полезнее. У нас уже есть опыт борьбы. У нас появилась уверенность в своих силах. Казаки – это сила! Теперь все это знают. И самое главное – мы и сами теперь в этом уверены. Не скрою – поначалу были сомнения. Теперь их нет.

А наркотики мы выметем поганой метлой из станицы, вместе с теми, кто их распространяет. И пусть не думают, что уйдут от наказания. От юридического, может, и уйдут – тут мы ничего сделать не сможем. А вот от нашего, от казачьего, – он поднял руку и потряс нагайкой, – точно не уйдут. И мало, обещаем, никому не покажется. Любо, вам мои слова, казаки?

Атаману показалась – вся площадь одним духом гаркнула: «Любо!» А Гаркуша сделал то, что хотел с самого начала церемонии – огласил окрестности разбойничьим свистом. Отец Георгий поднял щепоть и трижды перекрестил воинство.

– Казаки, разойдись! – Атаман запихнул нагайку за ремень и шагнул вперед в толпу разом зашумевших казаков.

– Ну, ты, Егорыч, даешь! Умеешь речи говорить, – Виктор Викторович приблизился одним из первых. – У меня чуть слеза не навернулась.

– Как будто всю жизнь Атаманом был. – Василий Иванович прикурил от поднесенной спички.

– Это генетическая память сработала, – казаков оттеснил Виктор Иванович Осанов, – его же прадед тоже Атаманом был. Полевым. А это еще почетнее, чем наказной Атаман. Потому что не в станице сидел, а первым в бой сотню вел.

– Ты, Иваныч, как всегда больше меня о моих предках знаешь. Когда расскажешь-то? Да так, чтоб с подробностями.

– Когда время найдешь, тогда и расскажу. Я тут на досуге пару историй из тетрадей вспомнил. И везде твой прадед упоминается.

– А мой не упоминается? – Василий Смагин перегнулся через плечо Атамана.

– А мой? – Алеша Иванов подошел незаметно. Он был еще бледен. На перевязи висела загипсованная рука.

– Алеха!

– Иванов!

– Тебя когда выпустили?

Он взглянул на часы на здоровой левой руке.

– Пару часов как.

– Ну, ты, молоток!

– Жаль на награждение опоздал.

– Ничего, ты еще на своих награждениях постоишь. И не просто постоишь, – Виктор Викторович ободряюще положил руку на здоровое плечо Иванова.

– Прими поздравления, Никита Егорович, – фальцетом прозвучал знакомый голос.

Жук сдержал желание ответить чем-то ехидным и без улыбки обернулся.

– Спасибо на добром слове.

Выставив вперед ладонь лодочкой и светясь дежурной улыбкой, к Атаману приближался глава администрации Парамонов. Сергей Сергеевич Парамонов был невысок, слегка в теле. Зачесанный назад черный с отливом чуб, пухлые комсомольские щечки, искрящиеся румянцем, и внимательный, словно постоянно оценивающий взгляд завершал его портрет.

– Что ж ты мне слово не дал? – он слегка прижал протянутую руку, – Я бы тоже поздравил. Официально, так сказать.

– А ты поздравь не официально, – Атаман чуть ли не выдернул ладонь из вялого и потного рукопожатия главы администрации.

Тот не заметил или сделал вид.

– Поздравляю от лица администрации и от себя лично, – Парамонов весь светился удовлетворением, – хотя, конечно, официально было бы более эффектно.

– По мне, главное, чтобы эффективно.

Оглянувшись на рассредоточившихся казаков, Парамонов ухватил Атамана под руку:

– Никита Егорович, тут такое дело.

– Слушаю тебя, Сергей Сергеевич, – Атаман будто нечаянно отнял руку.

– Кран нужен. Знаешь же, поди, что я дом строю. Ну, вот, надо кирпич на второй этаж поднять, – он снова оглянулся, – часа на два, не больше.

– Приходи завтра, часов в девять после планерки.

– Может, лучше позвонить?

– Можешь не дозвониться. Линия все время занята в это время. Сам понимаешь, начало рабочего дня.

– Ну, тогда я водителя пришлю. У меня завтра тоже дела важные. – Парамонов внимательно смотрел куда-то в сторону. – А ты пользуешься успехом. И власть к тебе, и пресса к тебе.

Атаман проследил взгляд главы администрации. К ним пробиралась худенькая, довольно симпатичная девушка. Большие глаза, с интересом оглядывавшиеся вокруг, старались не выпускать из вида и Атамана. Минимум косметики, короткая стрижка, блокнот и диктофон, зажатые в руке, сразу выдавали представителя прессы.

– А почему ты решил, что она ко мне?

– Сегодня ты герой дня. К кому же еще?

Он не ошибся. Приблизившись к Атаману, она сразу затараторила:

– Здравствуйте, Никита Егорович. Я корреспондент районной газеты «Заря Кубани» Дуня Сиверова. Можно задать Вам пару вопросов?

Атаман не успел ответить.

– Конечно, можно, о чем Вы спрашиваете? Страна должна знать своих героев, – Парамонов чуть-чуть оттеснил Жука в сторону, – казаки – это наша сила! За последние два месяца они столько успели сделать в станице, что милиция за десять лет бы не осилила.

Корреспондент мило склонила головку:

– Очень интересно. Сергей Сергеевич, я как раз хотела задать Никите Егоровичу пару вопросов, Вы не против?

– Конечно, конечно, – он уже хотел было отодвинуться, но тут сквозь толпу к Дуне пробрался небритый субъект в репортерском жилете с многочисленными карманами и фотоаппаратом на шее.

Девушка коротко указала ему на Атамана:

– Вы не будете возражать, если наш фотокорр сделает несколько снимков? Общее построение он уже отснял. А теперь надо крупные планы.

– Пожалуйста, – Жук улыбнулся, – у каждого своя работа.

– Вы что, прямо здесь в толпе будете фотографировать? – Парамонов изумленно оглянулся вокруг и достал расчёску, – нет, так не пойдет. Надо подходящий фон выбрать. Хотя бы на фоне администрации. Там солнце хорошо освещает. Теней на лице не будет. А что так? Вам же надо, чтобы хорошие фотографии были. А Вы, молодой человек, – Парамонов сменил тон на «в меру строгий», – должны знать, профессионал все-таки.

Девушка переглянулась с фотокорреспондентом. Тот вяло пожал плечом, а отвернувшись, хмыкнул:

– Ну, хорошо, как скажите. Вам виднее.

Втроем они пошагали к зданию администрации, стоящее по соседству с Домом культуры. Атаману ничего не оставалось, как последовать за ними.