Текст книги "Возвращение к звездам: фантастика и эвология"

Автор книги: Сергей Переслегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

8

Столетие, как известно, завершилось «Большим Откровением». Не будучи специалистом в делах люденов, я склонен свое мнение об этих событиях и их интерпретации оставить при себе.

При современных темпах развития не только «Большое Откровение», свершившееся полстолетия назад, но и «Дело Абалкина» воспринимаются скорее как явления политики, а не истории.

Литература на эти темы обширна, общеизвестна и, по-моему, малоинтересна [75]75
  Библиография «Дела Абалкина – Сикорски»: БВИ, директория 712.
  Библиография «Большого Откровения»: БВИ, директория 883.


[Закрыть]. Как анализ технически проигранного шахматного эндшпиля.

9

Итак, вслед за авторами «Хроник…» мы с вами проследили последовательность событий, формировавших Реальность. Хотелось бы теперь осмыслить эту последовательность в рамках представлений об «историческом континууме».

С точки зрения вероятностной модели историческому знанию присуща изначальная неопределенность. Историк не является очевидцем описываемых им событий. Всякий раз мы имеем дело не с наблюдением, но с воссозданием прошлого.

Опыты с КРИ формально доказали, что информационное усиление приводит к неоднозначности исходной информации [76]76
  Результаты социологического исследования Интерната № 45 (Петергоф). Выпуск 6: Анализ результатов психолого-педагогического эксперимента по информационному обогащению учащихся и созданию искусственных информационных средств. Филиал Лос-Анджелесского института новых технологий в образовании. Ленинград, 2255.


[Закрыть]. Иными словами, ни об одном событии в прошлом нельзя сказать, что оно с достоверностью произошло. Можно лишь заключить, что вероятность реализации данного события достаточно велика.

Тем самым событиям, соткавшим Реальность, и самой этой Реальности мы приписываем определенную вероятность реализации.

Аналогичным образом можно рассмотреть параллельные (или, если хотите, альтернативные) истории, в которых события с какого-то момента, называемого «точкой ветвления», пошли по-другому. Например, Рудольф Сикорски не убил Льва Абалкина. «Тахмасиб» прошел мимо Дионы. Комов сумел форсировать контакт на Ковчеге. Германия проиграла Вторую Мировую войну. Совет не утвердил аннексию Барселоны. И так далее.

Совокупность всех возможных последовательностей событий и называется историческим континуумом. Интересно, что этот объект допускает довольно простое математическое описание, изоморфное (с точностью до обозначений) классической Д-алгебре Тенина [77]77
  Исмаилов Р. Пространственно-временной континуум как реализация исторического метаконтинуума в системе представлений XX столетия. Будапешт, 2254.


[Закрыть].

Утверждение о принципиальной неоднозначности наших знаний о прошлом особых возражений не вызывает. Концепция вероятностной истории опирается, однако, на более сильную форму данной теоремы: мы утверждаем, что вероятностно не только историческое познание, но и историческое бытие.

Иными словами, Реальность является лишь представлением (калибровкой) континуума, той стороной действительности, которую мы в состоянии воспринимать. (Подобно тому как глаз видит лишь трехмерные сечения четырехмерных объектов, но не может зафиксировать сами эти объекты.)

Но если вероятностно прошлое, то вероятностно и настоящее, и окружающий нас мир не достоверен. Его реализация является лишь одной из возможностей.

В это царство относительности абсолютность привносит личный выбор. Всяким своим решением человек подтверждает существование данной Реальности, пребывание именно в этой фиксированной калибровке. Или – не подтверждает. Возможность «смены Отражения» обсуждается в современной науке вполне серьезно [78]78
  Шох И. Дилемма принца Датского на пороге виртуального прошлого. Литературно-психологическое исследование на базе ролевого тренинга «Сад камней». Париж, 2254.


[Закрыть].

Мир, в котором мы живем, был сконструирован по определенным законам, важнейшими из которых были приоритет свободы, право на риск и неограниченность познания. Он существует лишь постольку, поскольку своей деятельностью мы утверждаем эти законы. И это заставляет меня назвать события, описанные в двух последних томах «Хроник…», катастрофическими.

Все, что имеет начало, имеет и свой конец, и цивилизация, Человечество не являются исключением. К сожалению, мы убедили себя в обратном. И начали создавать структуры и структурочки, имеющие одну-единственную цель – обеспечение безопасности. Вечность – ценой отказа от развития.

Но коммунистическая Ойкумена не адекватна миру с индексом развития, равным единице. Скорее уж это – «Страна дураков» постиндустриального неооптимизма.

Очень невесело думать, что с каждым днем, с каждым новым шагом назад мир, в котором я живу, становится менее достоверным.

2 июня 2255 г.

Гиганда, Внутреннее море, борт АВУ «Гепард».

Миражи золотого века[79]79
  Вторая по последовательности текстов и четвертая по времени написания статья цикла, 1997 г.


[Закрыть]

Второй том «Хроник…» включает в себя повесть «Хищные вещи века» и рассказы, часть из которых объединена общими героями и единым названием «Возвращение».

Действие «Хищных вещей века» происходит с 16 по 18 апреля 2019 года. «Возвращение» включает в себя два столетия истории: «Ночь на Марсе» датирована 1989 годом, «Свидание» – 2189-м.

Первая четверть XXI века давно привлекает внимание исследователей и романистов. (По-видимому, из соображений: чем столетие хуже для современника, тем оно лучше для историка.) Время было довольно хаотическое. Старые структуры «разобщенного мира» (в терминологии Ефремова) уже не функционировали. Новые только создавались и работали преимущественно на бумаге. Как всегда, противоречия внутри управляющих органов разрешались за счет управляемых масс, а реальная власть оказывалась в руках организаций, патологически не способных «воспользоваться ей сколько-нибудь разумно».

В это же время переходил в открытую и кровавую форму тлевший едва ли не со Второй Мировой войны конфликт между индустриальной Ойкуменой и замордованной индуктивными процессами, голодной, но вооруженной Окраиной.

Узел противоречий, завязывающийся внутри Окраинных стран, едва ли был понятен политикам того времени – что с той, что с другой стороны полупрозрачной границы. С чисто формальной точки зрения речь шла о сосуществовании на Земле двух цивилизаций, находящихся на разных ступенях общественного развития и исповедующих разные ценности.

Во времена разборок между Берлинским и Атлантическим пактами участники конфликта пользовались Окраиной – как источником ресурсов, союзником (по принципу «враг моего врага – мой друг»), иногда – как полем боя. Во внутренние дела Окраинных государств цивилизованные «советники» почти не вмешивались, да и, наверное, не очень ими интересовались.

Длительное время поддерживался определенный «модус вивенди». Внутренний мир людей, образ жизни, структуры отношений (в том числе – отношений Власти) в Окраинных странах были и оставались феодальными – в лучшем случае. Однако вооружены эти бесконечные герцогства, эмираты, султанаты и царства были автоматическим оружием, танками, самолетами. И только Страх до некоторой степени удерживал их от использования оружия против тех, кто им его подарил.

Тем не менее ситуация, до тех пор пока она стабилизировалась Вековым конфликтом в Ойкумене, была достаточно устойчивой. Но после распада Атлантического блока Ойкумена стала единым целым и это «целое» противостояло Окраине уже потому, что исповедовало совсем другие ценности.

Помощь отсталым странам продолжалась. Теперь это была гуманитарная помощь, призванная «поднять» народы Окраины до европейского (коммунистического) уровня. Речь шла о прогрессорской деятельности в невероятных масштабах.

Само собой разумеется, это не была чья-то продуманная, осмысленная и последовательная «злая воля». Ойкумена не могла не индуцировать свою структуру в темный мир Окраины. То есть она угрожала Окраине не определенной политикой, а самим фактом своего существования.

Попытки помочь инстинктивно воспринимались правящими кругами Окраинных стран как помеха их благополучию, но вряд ли это было существенно. Плевать было человечеству Ойкумены на чувства удалого князька энского вилайета. Существенно, что попытки «накормить и обогреть» снимали Страх.

В первой четверти XXI века Окраина, впрочем, еще не выступает субъектом политического противостояния. Но влияние ее ощущается во всех цивилизованных странах: индукция, к сожалению, процесс взаимный, и «проникая в коварные замыслы врага, трудно не проникнуться его коварством»[80]80
  Толкин Дж. Р. Р. Властелин Колец. СПб.: Азбука-классика, 2003.


[Закрыть].

«Хищные вещи века» интересны, пожалуй, попыткой дать современному читателю представление об атмосфере и движущих силах эпохи. Действие происходит «вдали от истории». Никаких глобальных событий (вернее, все они остаются за кадром: в прошлом, или в будущем, или на страницах газеты, которую читает Жилин). Ткань времени насыщена общением людей. Рисунок на этой ткани создается неразрешимым противоречием между космической и психо-волновой цивилизацией. Об этом противоречии, обозначившемся как отказ от информационных технологий (IT) в пользу энергетических (engine), мы говорили в предисловии к первому тому «Хроник…».

Обратите внимание, что это историческое, культурологическое, цивилизационное, наконец, противоречие обретает в «Хищных вещах века» вульгарно-уголовную форму. И решением проблемы заняты не вполне профессиональные сотрудники не вполне легальной разведывательной службы.

Так это примерно и выглядело. Мировые войны, маскирующиеся под уголовщину, и подпольное всемирное правительство, маскирующееся под разведывательное управление, действующее под «крышей» торгового представительства. Эпоха перемен.

«Хроники…» почти не касаются событий «предрассветных лет» (вторая четверть XXI века) и «периода реконструкции» (2052–2103). Несколько рассказов, примыкающих к «Возвращению», едва ли затрагивают болевые точки той эпохи. Во всяком случае, полеты релятивистских прямоточников к существенным и важным проблемам человечества тогда не относились.

Привычка упрощать прошлое породила ряд удобных (и, в общем, верных) клише: «век философии», «эпоха пара и электричества», «атомный век», «Д-время». XXI век устойчивого обозначения не получил (видимо, в связи со своим переходным характером), но, наверное, правильнее всего было бы назвать его «веком экономики».

Человек технологической цивилизации устроен так, что под «новым» он прежде всего понимает очередную техническую новинку. Инновации же иного плана либо не воспринимаются современниками никак, либо воспринимаются как нечто само собой разумеющееся.

Напишите исторический роман о XIX веке и вставьте туда фотонный планетолет. Все сразу же заметят анахронизм, и вам придется назвать свою книгу фантастикой, чтобы ее не квалифицировали как вранье. Но если вы, тщательно проработав технические детали, спокойно срисуете характер Бенджамина Дизраэли с Леонида Горбовского – это легко сойдет вам с рук. Хотя не надо даже особенно вдумываться, чтобы понять абсолютную невозможность Леонида Андреевича в викторианской Англии. Он там гораздо более невозможен, нежели упомянутый фотонный планетолет! Аналогично подкинуть – в качестве прогрессорской помощи – на какую-нибудь Саулу паровую машину – затея, конечно, вполне идиотская, но выполнимая. И машина будет там работать, и через какое-то время будет создано какое-то подобие индустрии. Да и было создано – как раз на Сауле – попущением Божьим и Странников. А вот заставить финансовую систему Саулы перейти со звонкой монеты на банковские ассигнации не получится! Что удастся достигнуть при таком эксперименте – так это полного развала денежного обращения и возврата к натуральному обмену: три сюртука равны одному топору…

XXI столетие было временем великих нетехнологических революций. В психофизиологии (о чем вскользь упоминают «Хроники…» в рассказе «Шесть спичек») и в экономике.

Неисторику трудно представить себе, что единственным механизмом экономической регуляции, который знало человечество вплоть до середины XXI века, был рынок. Рынок уравновешивал производство и потребление, определяя взаимную стоимость произведенных товаров.

Делал он это плохо, вследствие чего коэффициент полезного действия экономики не превышал 30-ти процентов, а скорость экономического развития составляла единицы процентов в год, лишь в эпохи технологических переломов приближаясь к десяткам процентов.

Рынок был сравнительно простой автоколебательной системой, описывался тривиальными уравнениями Вольтерра – Лотки, определяющими динамику численности в системе «хищник-жертва». Подобно любой автоколебательной системе он время от времени приходил в сингулярное состояние, называемое экономическим кризисом. С неизбежностью маятника кризис этот приводил к последующему процветанию, что, возможно, не было достаточным утешением для тех, кто, оставшись без гроша, покончил с собой или умер от голода.

Естественное желание демпфировать эти колебания приводило к созданию все более и более «зарегулированной» экономики. В конце концов под флагом идей социализма и коммунизма был взращен альтернативный механизм под названием «плановая экономика».

«Плановики» пытались достичь баланса между производством и потреблением формально – директивными методами. Кажется, тогда это называлось «вмешательством разума в организацию человеческих отношений»[81]81
  Ефремов И. «Час Быка». М.: Ермак, ACT, 2004.


[Закрыть]. Математически задача была разрешима и сводилась к преобразованию системы линейных алгебраических уравнений большой размерности. Практически возможности вычислительной техники (хотя бы и нашей современной) не соответствуют потребностям задачи на несколько порядков. Кроме того, существует проблема неточностей во входных данных, проблема запаздывания сбора информации, инновационная проблема, трансляционная проблема и т. д.

Ни о чем подобном «плановики» не подозревали. В результате их эксперимент по созданию экономического чуда закончился в Советском Союзе середины XX века полной катастрофой, по сравнению с которой любой циклический «рыночный» кризис показался бы процветанием.

Создание термоядерных источников энергии и экономическое освоение Внеземелья сняло остроту проблемы, но не суть противоречия. Рынок, основанный на логике частной собственности, бездушный и безжалостный, не был дорогой к коммунизму. «Плановая» социалистическая экономика была путем в никуда. Настоятельно требовалось чудо.

Чудом было открытие ленинградским теоретиком Ильей Пригожиным в конце XX века целого класса сложных гомеостатических экономических механизмов. Оказалось, что пресловутый «рынок» был первым и простейшим объектом бесконечной (теорема Лелика-младшего, 2014 г.) последовательности автоматических регуляторов.

Чудом было то, что зародыш новой «автокаталитической» экономики удалось создать вовремя. Ситуация к середине XXI века вышла из-под контроля. Экономика Ойкумены держалась лишь за счет предельно интенсивной эксплуатации Солнечной системы. Но возможности повышать норму этой эксплуатации были исчерпаны. Война с Окраиной, генетическое вырождение, экология, грандиозный и спасительный проект сети самодвижущихся дорог – все это требовало ресурсов, которых не было. Мировой совет обсуждал проблему полного прекращения всех НИОКР – за отсутствием средств – и остановки (выражались туманнее: приостановки) «австралийской» педагогической программы.

Автокаталитическая экономика вела себя в полном соответствии с общей теорией систем. Первые двадцать лет ее существование в недрах обычной – полугосударственной/полурыночной системы – не ощущалось вовсе или ощущалось как нечто отрицательное. Следующие двадцать лет планета вошла в состояние неустойчивого равновесия: вклад автокаталитических механизмов позволял лишь компенсировать ускоряющееся сползание экономики к пропасти.

А потом «эпоха реконструкции» кончилась и экономические проблемы просто исчезли из числа вопросов, беспокоящих людей Земли.

* * *

«Возвращение» – парадный портрет XXII века – эпохи, которую и поныне многие считают лучшим временем в истории человечества. Трудные, безнадежные, вечные, старые как мир проблемы неожиданно оказались решенными. Мировое единство. Полное – без всякой Окраины. Экономическое изобилие. Абсолютная открытость Д-цивилизации. И еще не скоро придет пора расплачиваться за обретенные возможности.

«Золотой век» никогда не бывает в настоящем. Он – или в легендарных «кроновых временах» или в неизбывно «светлом будущем». Это нормально, потому что по самой семантике развития эпоха всеобщего счастья не может – не должна! – наступить.

Конечно, XXII век не был исключением (даже если забыть о тяжелых и мрачных событиях второй его половины). Но, повторяю, А. и Б. Стругацкие писали парадный портрет эпохи. И поэтому мир «Полдня…» выглядит абсолютно счастливым, в меру помпезным и чуточку безжизненным.

Впрочем, у Кондратьева и Славина и должен был возникнуть мираж золотого века. Оба они родились в конце XX века, и юность их совпала с распадом Атлантического пакта. Они работали в Дальнем Космосе и на внеземных станциях, и проблемы «смутного времени» почти не задевали их, но всегда были в памяти. Путчи, убийства и самоубийства, наркотики, болезни, коллективное бессознательное с садо-мазохистским уклоном… Катастрофа «Таймыра» швырнула их в мир, где ничего этого не было. (По крайней мере, если специально, долго и старательно не искать.) Они увидели «свои» проблемы решенными, а специфические болевые точки нового времени они не могли воспринять. Могли узнавать, изучать, могли писать о них книги, как это и делал Славин, но не были в состоянии их почувствовать, осознать частью своей личности. В общем-то, довольно очевидно, что человеку, видевшему Окраинные войны, трудно понять причину психоспазма у незадачливого прогрессора и уж совсем невозможно представить себе, что этот психоспазм может явиться глобальной социальной проблемой, обсуждаемой в Мировом совете и около.

И уже на котором круге Хаос поймал человека в лапки «неопределенности», в которых малое возмущение может привести к глобальным последствиям. И с этим надо было научиться считаться.

Детектив по-арканарски

Третий том «Хроник…» охватывает пятнадцатилетний промежуток между открытием Саулы (2141) и катастрофой на Радуге (2156). Середина столетия – время, когда начали завязываться узлы событий, отношений и судеб, которые в семидесятые – девяностые годы привели к «смене вех» в земной истории.

Создание в 2114 г. Группы свободного поиска (ГСП) стимулировало производство легких звездолетов среднего радиуса действия. С 2025 по 2048 г. были запущены три крупные серии космических кораблей с массой покоя от 12 («Турист») до 35 («Искра») тонн и развернулось массовое любительское освоение Галактики.

Процедура была упрощена донельзя. Лишь один из членов экипажа корабля должен был иметь пилотские права. От остальных – пассажиров – не требовалось даже совершеннолетия. Рейс регистрировался в региональном управлении ГСП. Теоретически, это делалось для того, чтобы в случае серьезного ЧП организовать поиски. Практически затея искать десятиметровый звездолет, исчезнувший где-то между Землей и Бетельгейзе и не подающий сигналов бедствия, не выглядит здравой, так что, разумеется, никто и никогда за это не брался. Регистрация существовала, скорее, как пережиток некогда существовавшей громоздкой социалистической системы тотального контроля. Смысла даже с точки зрения бюрократии в ней не было никакого: никто не мог помешать (и не мешал) пилоту уже после регистрации изменить утвержденный состав экипажа или объявленную цель полета.

Большинство людей, уходящих в Свободный Поиск, имели о Галактике смутное представление и цель выбирали случайно. Научная и практическая ценность рейса обычно была строго равна нулю. Никого это не волновало: Земля тогда считала себя богатой, легкие эмбриомеханические звездолеты, равно как и потребляемая ими энергия, почти ничего не стоили, а в «сухом остатке» значились удовольствие от полета да опыт, пусть крайне медленно, но все-таки приобретаемый экипажами.

К тому же индивидуальные «среднерейсовики» заметно повышали связность формирующегося космического сообщества Земля – Периферия.

История повторялась. Если когда-то универсальные крейсера создали Британскую империю, то теперь «Туристы» и «Призраки» конструировали Империю галактическую.

По различным оценкам от половины до семидесяти процентов межзвездных перелетов приходилось во второй четверти XXII столетия на долю ГСП. Не приходится удивляться тому, что именно «туристы-поисковики» впервые столкнулись с внеземными цивилизациями, находящимися на ранних ветвях исторической последовательности.

Две повести – «Попытка к бегству» и «Трудно быть богом» – посвящены проблеме контакта землян с феодальным миром.

«Базисная модель феодализма» И. Дьяконова связывает наступление Средневековья с совершенствованием оружия в крупных государствах Древнего мира. Когда один господин получил возможность контролировать любые массы рабов, экономическая потребность в свободных земледельцах-производителях отпала. Но разорение этого слоя подрывало основу существования армии: непобедимые римские легионы комплектовались именно из свободных крестьян.

Тем самым неизбежной становилась «варваризация» армии, а вслед за ней – всего государственного аппарата Империи. Постепенно государственный организм терял способность к эффективным «иммунным реакциям».

Итогом медленной и мучительной дегенерации всегда оказывалось взрывное разрушение социальной ткани и наступление долгих Темных веков.

Для классического феодализма характерен распад мира на малые самообеспечивающиеся структуры — номы, или домены, и резкое падение транспортной (равно как и информационной) связности между этими доменами. Границы обжитого мира сжимались практически до пределов видимости. Непосредственно за околицей начинались другие вселенные: чужие и чуждые, населенные чудовищами и демонами.

Океан абсолютного хаоса окружал феод, и это не могло не привести к столь же абсолютному господству порядка, традиции, внутри огороженного пространства. Будах не напрасно говорит о «кристалле, вышедшем из рук небесного ювелира». Строгая социальная пирамида, в основе которой масса совершенно бесправного закрепощенного населения. (И. Дьяконов первым заметил, что при феодализме исчезают не рабы, исчезают свободные.) Лестница вассалитета. Странное равноправие в «тонком мире»: три силы – «сражающиеся», «трудящиеся» и «молящиеся» — вместе охраняют целостность мироздания.

Отсюда колоссальное значение религии или иногда ее заменителя – идеологии – в жизни средневекового общества: именно она ткала из нитей людских судеб прочнейшую социальную ткань. Религия породила обслуживающую ее науку и особенный, почти забытый с тех времен способ мышления. Пожалуй, лишь современная математика достигла в своих построениях той степени абстрактности, которая соответствует уровню обыденных рассуждений заурядного средневекового теолога.

Феоды воевали между собой, выковывая в этих бесчеловечных и бессмысленных схватках, неизменно и безрезультатно повторяющихся столетиями, тенденцию к объединению.

Позднее Средневековье – время Империй.

Империи подразумевали города, то есть ремесло и торговлю. Рост информационного обмена породил первые сомнения в «продиктованной свыше» картине мира. Тогда Церковь развернула борьбу с инакомыслием, и по всей Ойкумене запылали костры. Средневековье, порожденное катастрофой Великого переселения народов, заканчивалось трагедией столетия пыток и казней, словно в насмешку названного «веком Возрождения».

Ситуация «Попытки к бегству» характерна для эпохи любительского прогрессорства. Всякий Контакт есть, прежде всего, непонимание. Но открыватели и не пытались понять. Их действия были скорее инстинктивными – воспользоваться техническими возможностями Земли и спасти, согреть, накормить, воспитать… всех, особенно же – угнетенных и обездоленных. Безумцам способствует удача, потому данный социальный эксперимент не закончился так, как должен был.

Инцидент на Сауле обсуждался в Мировом совете, обоих КОМКОНах и даже в СГБ. Единственным результатом этого обсуждения была активизация работы прозябающего уже с полсотни лет Института экспериментальной истории. В следующее десятилетие эта организация становится одной из самых влиятельных на Земле и в Периферии.

Некоторые исследователи рассматривают рост влияния крупных институтов, таких как ИЭИ или Институт физики пространства, как своеобразный пример обратного влияния изучаемых нами феодальных цивилизаций на Землю. В самом деле, трудно не провести аналогии между подобными структурами и внегосударственными образованиями типа Святого ордена в Арканаре или Радужного Совета, обосновавшегося на обледенелом приполярном материке Саулы.

В середине столетия основным полем деятельности Института экспериментальной истории стала открытая в 2134 г. цивилизация третьей планеты звезды ЕН-2097. Общий статус цивилизации был определен как позднефеодальный. Эсторская империя, давно развалившаяся на практически независимые королевства и герцогства, уже вступила в стадию Возрождения.

Именно ЕН-2097 была первым полем столкновения людей коммунистической Земли с «нормальным средневековым зверством». Именно для этой планеты создавалась базисная теория феодализма и формулировалась «проблема бескровного вмешательства». Там впервые появились прогрессоры.

И именно события в Арканарском королевстве Эсторской империи ЕН-2097 привели к серьезному кризису всей земной галактической политики и возникновению «боязни прогрессорства», или «Р-фобии».

«Трудно быть богом» – рассказ о предыстории Арканарской резни.

«В общем-то, никто не знает, что было потом. Передатчик он оставил дома, и когда дом загорелся, на патрульном дирижабле поняли, что дело плохо, и сразу пошли в Арканар. На всякий случай сбросили на город шашки с усыпляющим газом. Дом уже догорал. Сначала растерялись, не знали, где его искать, но потом увидели… видно было, где он шел».

Арканарские события 2156 г. подробнейшим образом исследовались историками, психологами, врачами. Кажется, что неясных моментов в этой трагедии давно уже не осталось. Я, однако, придерживаюсь иного мнения.

«Одна арбалетная стрела пробила ей горло, другая торчала из груди».

Это сломало Румату, как сломало бы любого землянина на его месте. И практически весь арканарский истеблишмент вместе с региональной верхушкой Ордена жизнью заплатил за подлое и бессмысленное убийство.

Подлое – да.

Но вот бессмысленное ли?

Для совершения убийства нужна возможность и нужен мотив.

Киру убили арбалетными стрелами, пущенными снизу под очень острым углом. Была ночь, улица слабо освещалась светом факелов, комната была затемнена. Для того чтобы попасть в таких условиях по мелькнувшему силуэту, арбалетчик должен быть мастером своего дела.

Но это начисто опровергает версию с похищением и, видимо, оправдывает дона Рэбу. Прежде всего, у Рэбы, только что захватившего и весьма непрочно удерживающего власть, были в тот день сотни дел. Румата, с его «золотом дьявольской чистоты», в эту сотню дел, разумеется, попадал. Но разговор с Руматой уже состоялся, определенный модус вивенди был выработан. По крайней мере – на ближайшие дни. Так что Рэба имел все основания выкинуть благородного дона из головы.

Далее, Кира не была женой Руматы. У Рэбы не было никаких оснований полагать, что она вообще что-то значит для Руматы. (Вспомним, что по легенде у Руматы были десятки любовниц, в том числе и из знати.) Для человека, очень хорошо знающего Румату, Кира была идеальной заложницей. Для любого представителя арканарской дворянской знати – никем.

Наконец, когда человека берут в заложники, прилагают усилия к тому, чтобы ни в коем случае его не убить. В данном же случае добивались и добились прямо противоположного.

Румата ненавидел Рэбу. И связать смерть возлюбленной с наместником Святого ордена было для него естественно. Да и вряд ли он в этот момент что-то просчитывал или анализировал… Но тот, кто на самом деле задумал это страшную провокацию, он-то просчитал все очень хорошо. И учел все факторы.

Итак, Рэба имел возможность: уж два-три классных стрелка в бывшем министерстве охраны короля нашлось бы. Но он не имел мотива – ни для похищения, ни тем более для убийства.

Семья Киры – отец и брат – надо думать, имели мотив. Хуже было с возможностью. Особенно после прихода Святого ордена. Да и дон Румата как противник был для них великоват.

Но был еще один человек.

Великолепно знавший Румату. Абсолютно уверенный в своей правоте. Безжалостный. Прошедший в своей жизни через многие смерти и предательства. Собственно, остатков порядочности у него хватило на то, чтобы все-таки предупредить: «В нашем деле не может быть друзей наполовину. Друг наполовину – это всегда наполовину враг».

Арата имел возможность: арбалетчиков-виртуозов в его распоряжении было предостаточно. Арата имел мотив. Очень веский мотив. И в конце концов он добился своего, устранив руками землян дона Рэбу и создав условия для того, что, собственно, и стало Арканарской резней. И когда арканарский люд действительно полез с топорами из всех щелей, нашлось кому его возглавить…

Все очень просто. Обычный форсирующий прием. Человеку, который собирался «выжечь золоченую сволочь» до 20-го колена, вряд ли придет в голову жалеть наложницу благородного дона.

Румате такая возможность просто не могла прийти в голову. С точки зрения «базисной теории феодализма» Арата был союзником коммунаров Земли. Априорным союзником. Румата дрался бы за него, как за землянина. И, наверное, считал, что Арату это к чему-то обязывает.

Базисная теория была хороша. Но, как и всякая модель, она содержала лишь часть истины. Нет ничего проще, нежели управлять людьми, которые оценивают Реальность с точки зрения соответствия модели.

Сто пятьдесят шестому году было суждено сыграть роль определенного водораздела. Катастрофой на Арканаре закончился этап любительского и полупрофессионального прогрессорства. Катастрофой на Радуге закончился период интенсивного развития науки (вертикального прогресса).

Радуга была довольно интересным, хотя, в сущности, и не новым экспериментом по созданию интеллектуально обогащенной среды. В XX столетии в ССКР строились города физиков: Дубна, Серпухов, Новосибирск. В XXII специалисты Института физики пространства создали целую планету нуль-физиков.

Результаты превзошли ожидания.

Меньше чем за десять лет были созданы промышленные Нуль-Т-установки и тем сняты ограничения, налагаемые «транспортной теоремой» на галактическое развитие человечества. Но одновременно была поставлена под сомнение сама желательность такого развития.

Подобно легендарному «Титанику» Далекая Радуга стала символом техногенной катастрофы и ее эмблемой. Именно после событий на Радуге земное коммунарское сообщество впервые осознало, что и оно смертно.