Текст книги "Возвращение к звездам: фантастика и эвология"

Автор книги: Сергей Переслегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

Сегодняшний город – это прежде всего город индустриальной фазы цивилизации. Даже если базовым процессом его является единственно туризм, этот город отягощен индустриальной инфраструктурой и ее дефициентностью.

Никого не пугает присвоение Норильску, например, статуса «город-комбинат», а городу Балей Читинской области – «парк советского периода». Так или иначе, мы связываем развитие городов с упакованными в пакет или разрозненными технологиями, которые освоены на данной территории и являются ее индустриальной архитектоникой. Причем города, по нашему мнению, будут различаться на города-пакеты, города – отдельные технологии, то есть инфраструктурные придатки пакетов, и города прочие.

В современном мире, где глобализация отступает медленно, а развитие регионов изнутри тормозится нормативной и административной политикой государства, заметными останутся только те города, которые сохранили в своем ресурсном теле технологии мейнстрима: инфо-, био-, нано-. Почему? Потому что сначала на этих технологиях строится сегодня обороноспособность государств Европы и Америки, а в конце – потому что мировой форсайт (прогноз, основанный на договоренности мировых элит) выделил именно эти направления для перехода в постиндустриальный мир. И тогда, в рамках финансирования, остальные, не охваченные пакетами мейнстрима города будут либо аккреционным ресурсом, либо обеспечивающими площадками, либо тем и другим сразу.

Наиболее перспективны те города и регионы, которые соберут вокруг себя либо целый мейнстрим-пакет, либо базовую технологию. Тогда город символически вступает в технологические сценарии. Например, в сценарий «Квантовый мир», и в информационно– культурном поле города формируется онтологема будущего. Такому городу есть куда идти. Туда приезжает молодежь, специалисты, креативный слой, приходит бизнес.

Но развитие мейнстрим-пакета вряд ли сможет обеспечить обычный город среднего размера и среднего класса. Лишь предельная концентрация индустриальных и постиндустриальных возможностей, характерная для Мирового Города, предоставляет шанс в разумные сроки пройти всю лестницу концептуальных исследований, НИРов, НИОКРов,

ОКРов, технологической «упаковки», внедрения, коммерциализации и продажи. Лишь в этих городах наблюдается одновременный избыток образованных специалистов, креативной молодежи, опытно-производственной базы и, наконец, финансов. Мировые города способны обеспечить технологический прорыв. Технологический прорыв способен оправдать их существование.

В сущности, вариантов не очень много.

Во-первых, перерастание современного частного кризиса во всеобщий кризис индустриальной фазы развития. Этим кризисом будет затронуто все, но особенно ярко и рельефно он проявится там, где индустриальная фаза наиболее развита и уже начала переходить в следующую – когнитивную. То есть в мировых городах – центрах глобализированного управления, просто столицах, обычных миллионниках, специализированных индустриальных городах. Затем, на следующей стадии, кризис коснется городов умеренного размера, специализирующихся на деятельностях, без которых в кризисное время можно обойтись, – города-музеи, города-выставочные центры, города– танцевальные залы. Одновременно, другая волна кризиса – демографическая – ударит по малым городам, которые и так непрерывно теряют население. Кто выживет? Города умеренного размера с четко прописанной системой деятельностей, сбалансированной между индустриальной и когнитивной фазами. И малые города, сумевшие создать в себе ту или иную уникальность, «прописаться» в информационном пространстве и получить мандат на существование от самого неба.

Во-вторых, кризис может быть купирован и отложен на несколько лет или даже одно– два десятилетия. В этом случае какое-то время можно будет жить как жили, а затем – смотри пункт первый. Но, пусть чисто теоретически, выигранное время может быть использовано для технологического прорыва и создания новых систем деятельности, прописанных на крупных городах.

Не нужно обманывать себя: энергетический и транспортный кризис в той же Москве произойдет и в этом благоприятном сценарии. Но вместо общего кризиса мы столкнемся с частными трудностями, очень серьезными, но вс. е-таки разрешимыми. Разница в том, что в данной версии в Москве будут деятельности, во имя сохранения и развития которых проблемы придется решать.

Сценарии технологического развития бьются на условные три группы в зависимости от ведущего мейнстримного технологического пакета. При этом «ИТ» как самый развитый пакет претендует на управляющую функцию во всех сценариях, а самый слабый – нанопакет пытается проектно усилиться хотя бы до стадии «слабого управляющего звена» в единственном экзотическом сценарии.

Биотехнологии стали уже системой, которая обрела структуру и функцию, то есть противоречия в ней – заданы, а значит, развитие определено и альтернативные направления этого развития известны. Вся разница с пакетом «ИТ» в наличии или отсутствии у ТП «Биотехнологии» внятной онтологической или мифологической рамки, а также – в интенсивности движения, то есть в скорости преобразования внутренних противоречий технологического пакета. Раз «ИТ» исторически более развит, то есть имеет уже свой конечный продукт, понятный обывателю, то ТП «Биотехнологии» в наиболее вероятном сценарии будет ему подчинен и из него возьмет управленческие технологии и онтологические основы для деятельности. Но в альтернативном сценарии ТП «Биотехнологии» обретает самостоятельный статус, и в споре онтологических представлений возникнет множество новых продуктов, в том числе этических и правовых. Это может стать настоящим конкурентным развитием двух парадигм: от инфо– все управляется через макрообьекты и сети и от био– все управляется через подобие и мутации, то есть через микрообьекты или дублирование природоподобных механизмов.

Возникнет противоречие между искусственным от инфо– и естественным от био-, при этом все био, как парадокс, будет уже искусственным, а все инфо решит проблему информационного мусора и обретет черты живого (по крайней мере, в азимовском и

смешанном сценариях). Нанотехнологии будут играть значительную роль как последний ценный ресурс, пригодный для применения в конкурентной борьбе между технологическими пакетами-носителями онтологии.

Государства могут даже заявлять свои парадигмы развития в связи с этими сценариями и своими созданными разнообразиями спорить – у кого лучше. Слив же примитивного биотеха пойдет, как всегда, в развивающиеся страны, которые пока никакого разнообразия заявить не могут и будут довольствоваться глобализацией, имея при этом, кстати, приличные лекарства, фастфуды, синтетические материалы и Интернет. Государства разделятся на две категории: выбравшие себе сценарий и вложившие государственные средства в мейнстрим, и колонии, которым их деятельности будут задаваться другими странами. Развитые страны возьмут на себя заботу и ответственность за будущее, а страны, отстающие в развитии, будут довольствоваться ролью пользователей устаревшего продукта и будут опутаны социальными сетями. То же касается и распределения регионов одной страны и отдельных городов – среди них выделятся те, которые вложатся в НТ сценарии и выберут свою парадигму развития. Остальные превратятся в пустоши, которые повиснут на балансе у государства, если их не приватизируют возникшие на базе НТ эконодомены, создающие свои разнообразия.

В инерционном ИТ-сценарии города существенно не изменятся и кризис индустриального города будет преодолен лишь на первом этапе сценария и лишь частично.

В биосценарии наиболее интересен с точки зрения эволюции города тот момент, что возникнут специфические экосистемы, искусственные, сверхэффективные, специально сконструированные «под город», причем под данный конкретный город – экосистема Москвы, экосистема Красноярска, экосистема Норильска…

Сценарий ускоренного развития нанотехнологий – это прорывной революционный сценарий, требующий открытия уровня полупроводников или антибиотиков, причем в области влияния микроизменений на макросети. Из всех сценариев это единственный, претендующий на решение проблем глобальной нехватки энергии и транспортного коллапса крупных городов. Наносценарий – это бездорожная экономика, для которой функционирование коммуникационной сети не облигатно, а факультативно (то есть удобно, приятно, эффективно, но не обязательно), и распределенные, носимые или ввозимые источники тепла и энергии. Наносценарий – это еще и управление природными катастрофами, управление климатом, управление энергетическими потоками в масштабах, способных обеспечить существование сверхгородов… равно как и отказ от них в пользу сравнительно небольших поселений, поддерживающих произвольные системы деятельностей, на следующем шаге развития.

«2020 год.

В мире начинается новое освоение ранее необитаемых территорий. Это касается как участков дикой природы, так и заброшенных промышленных земель. Распространяется технология безлюдного производства: максимально автоматизированное, энергонезависимое, экологически безвредное. Ключевым фактором для промышленности стала разработка промышленного нанореактора.

Проблема кризисных городов получает новый виток обсуждения. Основной залог дискуссии: является ли город предельной ценностью? Вероятно, его легче построить заново, на новом месте, под новую задачу, чем сохранять любыми силами. Пока проблема обсуждается политиками и учеными, корпорации и консалтинговые компании технологизируют процесс.

Разрабатывается и реализуется ряд проектов поселений, где сама среда является средством производства. Попав в нужную среду и включившись в определенные процессы деятельности, развернутые в таком поселении, у человека существенно вырастает креативность и интеллектуальные способности. Ранее подобный феномен наблюдался только в сверхкрупных городах».[164]164
  Результаты технологического сценирования, выполненного по заказу Министерства образования (и науки) в 2007–2008 гг.


[Закрыть]

Часть IV
«Странные взрослые»

Странные взрослые
(Опыт социомеханического исследования фантастических романов И.Ефремова)

Малым вперед, как вел их лот, солнце в тумане все дни, – Из мрака в мрак, на риск каждый шаг, шли, как Беринг, они. И вел их свет ночных планет, карта северных звезд, На норд-норд-вест, Западный Крест, за ним Близнецов мост.

Р. Киплинг

«В основе личиночных цивилизаций лежит рассчитанное невежество в отношении будущего. Четырехконтурная личность не желает ничего знать о будущем, так как это угрожает устойчивости импринта реальности. Четырехконтурные общества не желают ничего знать о настоящем, так как это знание ослабило бы слепое стремление к организованной неопределенности.

На предсказания будущего наложено табу. Книга "Шок будущего" больше говорит о шоке настоящего, описывая ужас и смятение в мире, который отличается от прошлого, то есть от импринтных реальностей детства».

Эта цитата из книги, написанной замечательным американским психофизиологом Тимоти Лири[165]165
  Лири Т. История будущего. СПб.: Янус, 2000.


[Закрыть], станет отправной точкой нашего исследования «Истории будущего».

Чтобы познать законы общества, надо сначала понять, что у общества есть объективные законы. И здесь неоценим вклад по-немецки педантичного, точного и обстоятельного экономиста К.Маркса и блестящего историка Ф.Энгельса, предвосхитивших многие мотивы позднейшей теории систем и построивших динамическую модель общества. Их тексты, впрочем, содержали множество ошибок, что вообще характерно для научных трудов.

Катастрофическое разрешение «кризиса Европы» в ходе Первой Мировой войны породило на земле веру, что «политические программы, будучи применены в экономике тоталитарной властью, могут изменить ход истории без предварительной подготовки психологии людей». В оправдание конструкторам первых тоталитарных режимов необходимо сказать, что в их эпоху уровень развития психологической науки не позволял решать сколько-нибудь существенных прикладных задач: появившееся в 1916 году «Введение в психоанализ» 3.Фрейда наметило лишь внешние контуры первой структурной модели психики, а от такой модели до значимых практических рекомендаций – десятилетия Пути. Теории информационного пространства не существовало даже в эскизных разработках, и никто не мог предсказать, что в условиях всеобщей радиофикации средний авторитаризм оборачивается диктатурой.

Незнание обернулось трагедией, но безжалостные социальные эксперименты, поставленные в России и в Германии, ответили на очень многие вопросы и оформили проблемное поле «социологии будущего».

Прежде всего выяснилось, что жизнь не в полной мере определяется экономикой.

Само по себе это означало, что марксисты катастрофически недооценили сложность задачи. Смысл понятия «системный подход» был распакован только в шестидесятые годы XX столетия, тогда же появились первые якобы работающие технологии возбуждения высших контуров сознания человека – способностей Прямого Луча: «технология» контролируемого коллективного приема психоделических средств, таких как ЛСД, псилоцибин, мескалин, «технология» утомительных дыхательных упражнений, «технология» многочасовой медитации – чтобы раскрыть навстречу Вселенной свой тоннель Реальности следовало сбивать тонкую настройку химических и психофизиологических фильтров организма. «Каждый полет в неведомую область мира таит в себе гибельный риск…» Чайка в ночном урагане – не поэтическое сравнение, а точный образ ЗПЛ… а до первой «революции сознания» оставалось почти десять лет.

Спираль познания разворачивается очень медленно: даже сейчас не удается перебросить семантический мост через пропасть, разделяющую индивидуальную и коллективную психику. Тем самым социология и теоретическая история остаются науками будущего. Которого может и не случиться.

Шестидесятые годы – существование на грани термоядерной войны, время государственных систем – големов.

Нулевые годы – существование на грани «остановки истории»: замыкания всех значимых информационных потоков в ноосфере на идею безопасного потребления, господство процессов глобализации, эпоха внегосударственного Левиафана – бизнеса.

«– Сообщите нашим врачам меры для продления жизни. Как вы достигаете своей силы и красоты и живете вдвое дольше вашего.

Зачем вам знать?

Как зачем? – вскричал сановник.

Все должно иметь цель и смысл. Долгая жизнь нужна тем, кто духовно богаче, кто может много дать людям, а если этого нет, тогда зачем?»

Но Будущее, которого нет, оставило-таки свои Знаки в прошлом и рисует их в Настоящем. Мудрому бы эти Знаки прочесть…

Так возникла неклассическая футурология, представленная в США группой АУМ[166]166
  Американский университет мастеров (см., например, Ютанов Н. Цветы для планеты Земля/ /Сообщение. 2006. № 6).


[Закрыть], а в Советском Союзе ученым-палеонтологом Иваном Ефремовым. Так возникли тексты, которые одновременно и больше, и меньше, нежели обычные книги, ибо представляют собой метафоры Пути.

Эти книги – их немного – мы называем книготренингами. Они не предназначены развлекать, они даже не учат чему-то в общепринятом смысле этого слова. Они всего лишь чертят на стенах наших индивидуальных тоннелей Реальности Знаки Будущего и объясняют доступные нам смыслы, заключенные в таких Знаках.

Будучи тренингами, эти книги провоцируют измененные состояния сознания, то есть – способности Прямого Луча и заключенный в их природе риск. Во всяком случае, проделав до конца весь «путь правой руки» с фантастическими романами Ефремова или «путь левой руки» с метанаучными книгами АУМовцев, невозможно вернуться к себе прежнему и «жить повседневной жизнью».

Следует, однако, учитывать, что книготренинг – в отличие от обычной книги – привязан к своей эпохе и ее реалиям. Десятилетия, прошедшие со времени создания «Туманности Андромеды» и «Часа Быка», воздвигли семантический барьер, препятствующий проникновению магии текстов в сознание современного читателя. К сожалению, в литературе не принято создавать ремейки.

Все же мы решились дополнить переиздание романов И. Ефремова развернутой статьей, содержащей современные представления о структуре исторического процесса и путях выхода из инферно. В сущности, различие с авторской концепцией невелико, и вряд ли реалии миллениума отображают Знаки Дороги отчетливее, нежели знакоткани шестидесятых.

Нулевой цикл: проблемы классификации цивилизаций

«Туманность Андромеды» можно рассматривать как классическое «доказательство существования». В романе изображена цивилизация с отрицательным приростом социальной энтропии[167]167
  Мера затраченной, но не реализованной на достижение какой-либо конечной цели социальной работы. Возрастает: при попытке добиться принципиально невозможного результата («мир без наркотиков», «честная политика» и т. п. программы); при наличии «конфликта интересов», когда в рамках индивидуального или группового тоннеля Реальности не существует такого конечного состояния системы, при котором все конфликтующие стороны осуществили свои намерения (двое добиваются должности, которая может достаться только одному из них, – вся деятельность проигравшего пошла на увеличение социальной энтропии); при «ошибках перевода»; при трансляции окружающим негативных эмоций (гнев, раздражение, зависть, обида).
  Анализ семантического спектра понятия «социальная энтропия» проделан также В. Рыбаковым. Смотри, в частности, роман «Очаг на башне» и критические материалы к нему.


[Закрыть]. Поскольку всякий придуманный мир «где-то» существует[168]168
  Это общеизвестное утверждение представляет собой одну из теорем метаистории. «Существование» в данном случае подразумевает, что этот мир, во-первых, оказывает измеримое воздействие на Текущую Реальность, прорываясь в нее в зависимых текстах, снах, ролевых играх, и, во-вторых, что он стремится стать Текущей Реальностью и может действительно стать ею. О метаистории смотри: Переслегин С. История – метаязыковой и структурный подходы // Макси К. Вторжение, которого не было. М.: ACT, 2001.


[Закрыть] (в одной из Реальностей, в пространстве возможностей, наконец, среди метафор коллективного бессознательного), тем самым доказано, что основная задача социологии — построить модель позитивного неэнтропийного будущего – имеет решение.

Вообще говоря, этого совершенно достаточно. Величайшим и единственным секретом атомной бомбы было само ее существование. Важнейшей проблемой теории низкоинфернального общества является возможность такого общества.

Другой вопрос, что предложенное И. Ефремовым доказательство неконструктивно, а рассмотренные им на страницах романов социотехнологии либо нам недостаточны, либо для нас невозможны. Можно сравнить тексты Ефремова с математическим расчетом, убедительно доказывающим, что крыло, обтекаемое потоком воздуха, действительно создает подъемную силу. Такой расчет, несомненно, обосновывает возможность создания летательного аппарата тяжелее воздуха, но – сам по себе – не объясняет, как сделать самолет.

Кроме того, доказательства, представленные «Туманностью Андромеды», справедливы лишь для одного типа цивилизации[169]169
  Как всегда, Цивилизация понимается как транслятор, связывающий информационное пространство с физическим. Иначе говоря, Цивилизация – это образ жизни, заданный в виде совокупности технологий и наложенных на них рамочных ограничений. В этом смысле современная «европейская, или западная, цивилизация» ориентирована на «время» и противостоит «восточной» цивилизации («дао») и «южной» цивилизации («power»). Неизвестно, почему из сорока возможных цивилизаций, которые могут быть выделены в рамках обычного морфологического анализа, на Земле были реализованы всего три.


[Закрыть], притом, как мы скоро увидим, весьма экзотического.

Критика «Туманности Андромеды» (а в известной мере – и всего творчества И. Ефремова) справедливо указывает на «ходульность» персонажей и неестественность отношений между ними. «Можно придумать все, кроме психологии»[170]170
  Это не помешало роману пережить три исторические эпохи и до сих пользоваться потребительским спросом. Герои ходульны, отношения неестественны, психология выдумана… но при десятом прочтении слезы так же наворачиваются на глаза, как при первом. «Вы же не умеете фехтовать, Горн. Но почему ваше неумение так дорого стоит?»


[Закрыть]. Вопрос из зала: а вычислить психологию можно?

Вообще говоря, да, важно заметим мы, и это – одна из основных задач сравнительной социомеханики цивилизаций.

Многие литературные претензии к «Туманности…» снимаются, как только мы начинаем понимать, что на страницах романа изображены представители вычисленной автором цивилизации, социальная психология которых существенно, хотя и вполне предсказуемо, отличается от привычной нам.

Прежде всего, цивилизация «Туманности…» не является время-ориентированной. Чтобы понять это, достаточно вычислить ее индекс развития. Экспедиция «Тантры» продолжалась порядка 20 лет. Что изменилось за это время на Земле? Очевидно, ничего, поскольку экипажу звездолета не потребовалось никакого «культурного карантина» для того, чтобы уравновесить свое присоединенное семантическое пространство с земным. Строго говоря, даже люди не постарели – Веда Конг, возлюбленная Эрга Ноора, остается молодой женщиной, причем не только физически, что как раз вполне в русле традиционных идей футурологической фантастики, но и психологически. Низа Крит – и в начале, и в конце экспедиции «юный астронавигатор». Можно рассмотреть ситуации и на больших временных масштабах. «Тантру» и «Парус» отделяют 85 лет, между тем это звездолеты одного класса и одних возможностей. То есть, конечно, «Тантра» более совершенна: она относится к следующей серии и превосходит «Парус» настолько же, насколько «Индефатигибл», британский линейный крейсер образца 1911 года, превосходил «Инвинсибл», построенный на два года раньше: на 4 % длиннее, на 10 % шире, на 7 % больше индикаторных сил на валах…

Темпы развития космических исследований в Реальности «Туманности…» можно прикинуть из следующих простых соображений.

Экспедиция «Тантры» – 37-я звездная. Как правило, Земля не посылает новых экспедиций до возвращения предыдущей или истечения контрольного срока ее запаздывания. При описанной в романе технике экспедиция ни при каких обстоятельствах не может продолжаться менее 10 лет. Тем самым космическая история человечества продолжается уже три с половиной столетия, а скорее – лет пятьсот. За эти века, эпохи и эры более или менее освоена первая ступень космической техники в терминологии С. Снегова. То есть «Тариэль» Л. Горбовского, конечно, десантный сигма-Д-звездолет и использован для сравнения быть не может, но и рядом с лемовским «Инвинсиблом» «Тантра», что называется, «не смотрится».

Обратим внимание в этой связи на чрезвычайно медленный ход космической экспансии – после четырех или пяти столетий звездных полетов не до конца исследована даже солнечная система; лишь обсуждается вопрос о космической экспансии человечества (экспедиция на Архенар)[171]171
  Для сравнения: в Реальности «Полдня…» А. и Б. Стругацких население периферии уже в конце второго космического столетия сопоставимо с населением метрополии.


[Закрыть].

Наконец, проанализируем с точки зрения цивилизационных парадигм Тибетский опыт, смысловой и сюжетный центр «Туманности…», технологический пролог к «Часу Быка».

С нашей, то есть европейской время-ориентированной, точки зрения, посылать после этого опыта «Лебедь» на Архенар – в экспедицию без возращения – преступление, которому нет оправдания. Ведь теоретические выкладки Рен Боза неопровержимы, а эксперимент дал неоднозначный, но, скорее, положительный результат: даже если рассматривать видение Мвен Маса как галлюцинацию, приборы фиксировали наличие нуль– пространства. Что следует делать в рамках европейской парадигмы? Бросить на открывшееся направление, на поддавшийся, уже потерявший свою целостность «фронт», все наличные резервы, получить за два-три года точные доказательства справедливости теории, попутно восстановить спутник 57 и создать какую-никакую рабочую базу на Фобосе или в поясе астероидов – не столько потому, что она может понадобиться, а скорее с целью использовать благоприятную конъюнктуру и получить задел на будущее, ввести в образовавшийся «чистый прорыв» свежие научные и технические силы и создать полноценный ЗПЛ, экипаж которого не играл бы при каждом прыжке в орлянку с судьбой. Чтобы передать такой звездолет в серийное производство европейской цивилизации понадобилось бы лет пятнадцать, если работать в рамках обычной научно-технической логики, и лет пять, если использовать ТРИЗ и прочие практические метатехнологии. Ресурсное обеспечение операции, открывающей новую эру существования человечества, вряд ли превысило бы «цену» полета «Лебедя». В общем, пятнадцать лет труда, один золотой конь, один администратор с кругозором генерала Гровса, и человечество получает ключ к Вселенной.

Характерно, что идеи подобной направленности даже не озвучиваются в Совете Звездоплавания. В Реальности Ефремова господствуют совершенно другие сроки: лишь правнук Рен Боза увидел первые экспериментальные звездолеты Прямого Луча[172]172
  Напомним, что продолжительность жизни в мире «Туманности…» составляет 130–140 лет. В тексте «Часа Быка» есть и прямые указания на то, что полет «Темного пламени» происходит через 200 лет после событий, описанных в «Туманности Андромеды». Действие закольцовывающих текст пролога и эпилога отнесено еще на сто лет вперед.


[Закрыть].

Получается, что в нулевом приближении индекс развития Реальности «Туманности…» примерно на порядок уступает современному земному, не слишком высокому. Кроме того, сам механизм принятия решения не соответствует европейским приоритетам: позиция Мве– на Маса, построенная на ощущении быстро убегающего времени, рассматривается окружающими как необычная. Дара Ветера вообще не интересует, будет ли опыт поставлен прямо сейчас или через сто лет. Он предлагает подождать, а за это время прикинуть все прямые и косвенные риски и вычислить распределение вероятностей отдаленных последствий.

Мы приходим к выводу, что мир Ефремова не ориентирован во времени в том смысле, что безудержное «развитие» не является структурообразующим принципом построенной советским палеонтологом низкоэнтропийной цивилизации. Конечно, эта цивилизация не статична. Однако ее преобразование происходит с характерными частотами природных явлений: ведь и в отсутствие разума меняется климат и рельеф, перемещаются материки, вырастают и разрушаются горы, возникают и исчезают биологические виды. Движение – в том числе его высшая форма – структурное развитие – есть атрибутивное свойство материи, эту истину не могут отменить никакие цивилизационные парадигмы. Но в отличие от современной нам «белой» евроцивилизации в «Туманности…» не стремятся искусственно ускорить это движение[173]173
  Заметим здесь, что характерная скорость перемещения людей по поверхности планеты у Ефремова определяется поездами Спиральной дороги и составляет 200 километров в час. Для современной европейской страны эта скорость не менее 500 км/час (исходя из статистики пользования железнодорожным, автомобильным и авиационным транспортом).


[Закрыть]. Зато прилагаются значительные усилия к поддержанию соответствия, согласия, равновесия как внутри человеческого общества, так и между людьми и Геей/Землей. Критерием такого равновесия служит состояние ноосферы, трактуемой как макроскопический, планетарный фактор.

Итак, настолько, насколько принцип дополнительности применим к цивилизациям, мир Ефремова дао-ориентирован и потому принципиально отличен от нашего. Этот мир исследования естественных законов природы и общества и безукоризненного следования им имеет скорее «восточные», нежели «западные» корни.

Определим теперь «индекс риска» космических экспедиций в мире И. Ефремова. В «Туманности Андромеды» и в «Часе Быка» рассказывается о судьбе пяти космических кораблей. «Альграб» погиб со всем экипажем (7 человек). «Парус» погиб со всем экипажем (14 человек). «Тантра» – экипаж 14 человек, вернулись все. «Темное пламя» – экипаж 13 человек, вернулось 8 человек. «Нооген» погиб со всем экипажем (состав экипажа не приведен, но исходя из штатного расписания «Темного пламени» в него должно было входить 8 человек). Таким образом, средневзвешенный уровень риска превышает 60 %[174]174
  И опять-таки для сравнения: индекс риска в советской авиации во время Отечественной войны достиг максимума в 1943 году и составил 39 %, интегральный индекс риска по призванному в вооруженные силы накануне и во время войны населению не превышал 25 %.


[Закрыть]. Эти потери считаются допустимыми, следовательно, речь идет отнюдь не о «цивилизации безопасности», описанной Ст. Лемом в «Возвращении со звезд»[175]175
  Лем Ст. Возвращение со звезд. Глас Господа. М.: ACT, 2007.


[Закрыть]. Более того, согласие платить подобную цену за достаточно относительные знания (практические результаты, например, экспедиции «Паруса» могут быть изложены «весьма размашистым почерком на половине тетрадного листка в клетку») означает, что познание является не только структурообразующей ценностью данной цивилизации, но и ее трансцендентной сверхценностью.

Понятно, что дальние звездные экспедиции – и наиболее сложная, и наиболее рискованная область человеческой деятельности. Однако в дао-ориентированном мире должно наблюдаться определенное соответствие между уровнями риска в различных сферах, поэтому мы не погрешим против истины, определив средневзвешенный личный риск как лежащий между 0,5 % и 5 %. Даже минимальная из этих цифр очень велика.

Постараемся понять, зачем «им» все это нужно.

Непосредственно из текста следует, что цивилизация «Туманности…» рациональна. Она, очевидно, духовно, а не материально ориентирована: познание, преодоление энтропии является ее жизнесодержащей ценностью[176]176
  Уровень сугубо материальных потребностей героев романов И. Ефремова заметно ниже стандарта потребления современного среднего класса.


[Закрыть]. Но всякая духовноориентированная цивилизация должна иметь имманентный ей механизм трансцендентного опыта. Риск, постоянное существование на предельном напряжении всех сил и страстей и одновременно – на грани смерти, небытия, абсолютного в атеистическом мире – одна из сильнейших форм трансценденции. В этом плане, прослеживая корни «Туманности…», мы должны иметь в виду, что перед нами нетрадиционная версия «восточного» общества: оно состоит из «западных», предельно индивидуализированных личностей, остро переживающих свою экзистенцию. Коллективизм мира Ефремова есть превращенная и структурированная дао– ценностями форма индивидуализма.

Тип общества с «трансценденцией риска», насколько мне известно, не имеет прямых аналогов в Текущей Реальности[177]177
  Может, пожалуй, быть прослежена определенная связь с позднесредневековой японской культурой. Разница в том, что «Путь воина» предусматривал «трансценденцию смерти», а не «трансценденцию риска». То есть бусидо можно считать ранней (если хотите, уродливой, инфернальной и т. п.) формой «Пути личности».


[Закрыть].

Если принять эти социомеханические построения (а И. Ефремов дал в «Туманности Андромеды» прямое указание на то, что время-ориентированная, материальная цивилизация «белого человека» осталась в глубоком прошлом[178]178
  Критика «общества потребления», которая проходит красной нитью через «Туманность Андромеды» и «Час Быка», вполне согласуется с даосской мудростью. Вир Норин говорит тормансианским ученым, что проблема планеты не столько в технической отсталости, сколько в переизбытке техники. А вот цитата из современной работы Бенджамина Хоффа: «Рассуждая логично, если бы эти устройства для экономии времени (Стойка с Гамбургерами, Супермаркет, Микроволновая печь, Атомная Электростанция и т. п.) действительно его экономили, у нас сейчас было бы времени больше, чем когда-либо за всю историю человечества. Но, как ни странно, у нас, кажется, времени меньше, чем даже пару лет назад. Как здорово на самом деле отправиться туда, где нет никаких экономящих время устройств, потому что, когда вы туда попадаете, вы вдруг обнаруживаете, что у вас полно времени! <…> Основная проблема с этой навязчивой идеей Экономии Времени очень проста: вы не можете экономить время. Вы можете только тратить его».


[Закрыть]), то чисто литературные претензии к романам снимаются, зато возникает ряд трудных вопросов.

Во-первых, европейская время-ориентированная цивилизация является планетарной. Ее насильственная гибель или даже естественное умирание может (должно) обернуться планетарной же катастрофой, по сравнению с которой «Век голода и убийств» планеты Торманс покажется «сказкой для старших». И дело даже не в том, что эта катастрофа в обязательном порядке отравит почвы, воду или воздух или приведет к порче генофонда – гораздо опаснее отравление социального подсознания продуктами распада знакотканей, слом архетипического базиса индивидуальной психики, накопление некротической, мертвой информации в семиотическом пространстве, чреватое его деструкцией.

Гибель Рима обернулась пятью веками Тьмы.

Тем самым «неконструктивность» доказательства Ефремова приобретает существенное значение: что все-таки произошло? Перестройка цивилизации со сменой структурообразующих парадигм (по современным представлениям это вообще невозможно) или Эра Разобщенного Мира завершилась войной цивилизаций на уничтожение?

Во-вторых, хороша ли, плоха ли «цивилизация времени», она – наша. Мы вправе спросить, неужели для того, чтобы люди могли жить по-человечески, титаническая европейская культура обязательно должна уйти в небытие?

«Туманность Андромеды» и «Час Быка» (а равным образом учебники жизни Т. Лири, Р. Уилсона, Д. Лилли) создавались в те годы, когда европейская «белая» цивилизация была «теоретически и практически самодовлеющей». Поэтому естественно стремление адептов «революции сознания» по ту и по эту сторону «железного занавеса» сдвинуть равновесие, поставив эту цивилизацию под сомнение или вовсе отказав ей в праве на существование.

Сейчас европейская цивилизация испытывает глубочайший системный кризис. Она находится на грани раскола, и едва ли мы можем прогнозировать сколько-нибудь позитивные отношения между миром протестантского прагматизма, классической западноевропейской Ойкуменой (преимущественно католической) и российской культурой, тяготеющей к созданию самостоятельной Северной цивилизации, новой «точки сборки» время– ориентированных социальных структур. Впрочем, какая бы из страт цивилизации, над которой треть века назад не заходило солнце, ни возобладала, общий баланс на планете сдвинется – и, скорее, в сторону фундаменталистского Юга, нежели дзен-буддистского Востока. В этих условиях огульная критика культуры Запада этически, да и прагматически неоправдана.

Для лучшего понимания иерархии цивилизаций следует учесть, что обычным результатом трансляции между слабо связными семиотическими областями является сужение пространства смыслов. Для атеиста католическая исповедь это сеанс примитивного психоанализа. В лучшем случае. И дело не в ущербности атеиста, а лишь в отсутствии у него языковых и смысловых конструкций, пригодных для адекватного спектрального описания этого термина. Но заметим! – ситуация абсолютно симметрична. Точно так же для католика вера в безграничное могущество науки представляет собой пустое суеверие. Опять-таки в лучшем случае.

Американский бизнесмен свысока смотрит из окна трансконтинентального автобуса на бредущего по обочине дороги даоса. Сосед бизнесмена, молодой университетский преподаватель, поклонник учения Кастанеды и начинающий Мастер НЛП, свысока смотрит на любителя гамбургеров и кока-колы. Оба демонстрируют одинаково ошибочное восприятие: бизнесмен не видит того богатства, которым свободно и бесконтрольно распоряжается даос, а преподаватель отказывается принять, что бриллиантовые запонки на шелковой сорочке, мягкое кресло в пятизвездочном автобусе, глоток холодной кока-колы в жаркий день – это тоже всего лишь знаки западного Пути, эффективного и бесконечного преобразования материи и информации. Заметим в этой связи, что даос хотя бы никого ни с кем не сравнивает. В этом его отличие от преподавателя, который остается время– ориентированным, хотя искренне считает, что это не так. Смешна претензия ученого объяснить все сущее комбинацией десятка-другого основополагающих принципов. Но недостойно и стремление новоиспеченного «гуру» обесценить работу этого ученого. Вселенная слишком велика, чтобы быть заключенной внутри цивилизационных парадигм.