Текст книги "Бойцовые псы"

Автор книги: Сергей Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Тут мы действительно не на равных! – раздражённо сказал Седов, снова оглянувшись. – Вы знаете обо мне больше, чем я о вас.

– Ничего удивительного, – сказал Каморин. – Потому что ты нуждаешься во мне больше, чем я в тебе.

Это верно, подумал Седов, продолжая оглядываться. Ирины по-прежнему нигде не было видно. Наверно, приводила себя в порядок в дамской комнате. Зато посетители и официанты, окружив милиционера, продолжали обсуждать случившееся и с интересом посматривали в сторону Каморина и Седова.

– Но я мало знаю о том, что здесь происходит. Прежде чем зазывать меня в столицу, вы, здешние, должны были мне сказать, кто в Москве хозяин. Чтобы я мог понять, куда попал. Не может быть, чтобы такового не было – настоящего, без дураков. Хотя, возможно, он сидит дома на пенсии и разводит золотых рыбок. А по телевизору его никогда не показывают.

– Есть такой… Хотя их на самом деле несколько, поделивших Москву. Так вот у них, у поделивших, есть координатор. Все зовут его Григорий Теймуразович. Без фамилии. В определенных кругах имеет кличку Тамада. Но чаще его называют уважительно, по имени-отчеству. Вот скажите, если все знаете, вам это имя о чем-то говорит?

– Нет, – покачал головой Каморин, – но как раз тот факт, что я его не знаю, может и означать, что человек он весьма серьёзный.

– Дома он не сидит и рыбок не разводит, – продолжал Седов. – Работает в мэрии, большим начальником…

– Ого! Тогда он тем более мне интересен, – сощурился Каморин. – Как серьезный конкурент.

Седов не ответил, только высоко поднял брови, коротко взглянув на него. Что за планы, прости Господи, вынашивает этот самоуверенный тип? Покорить Москву? Еще один Наполеон.

– Нам пора, вам не кажется? – сказал он. – Ирину теперь не дождёшься…

– Пойдём… – сказал Каморин. – Зачем она тебе сейчас? Она, как я понимаю, должна производить впечатление на твоих партнеров по переговорам. Произвела. Вполне. В отличие от тебя. И потому ты правильно сделал, что её отослал.

Нет, с Лёхой куда проще, подумал Седов. Этот берёт за горло, как бульдог. Впрочем, похоже, всё это оттого, что знает себе цену. И потому адекватен. С ним будет работать сложнее, но продуктивнее… Там посмотрим, как говорит, Леха.

Но переговорить им не дали. Вскоре к столику подошли милиционеры из вызванного наряда. Каморин показал им свои документы, и этого оказалось достаточно. Потом вернулась наконец Ирина. Каморин еще раз внимательно посмотрел на нее. Почувствовав смущение, она взяла Седова под руку.

– Идёмте куда-нибудь в другое место, – сказала она. – Здесь уже вам не дадут поговорить.

Они поднялись из-за стола и направились на выход.

– В другом месте к вам будут точно так же приставать, – каменно улыбнулся Каморин, отчего вокруг его глаз возникли резкие морщинки, как трещины на стекле от удара камнем.

– Это комплимент? – спросила она, глядя в спину Седову, передающему гардеробщику номерки.

– Констатация факта, – сказал он. – Но я готов соответствовать, если снова возникнет такая необходимость.

– В драке вы искуснее, чем в беседе с дамой, – заметила она. – Они вас даже не поцарапали.

– Просто я никогда не имел дела с такими дамами, – сказал он. – А вот с партнерами приходилось работать куда более подготовленными. В этом все дело.

– Это вы называете работой? – удивилась она.

– О чём вы тут беседуете? – подозрительно спросил вернувшийся с одеждой Седов и подал Ирине шубу.

– Мы сейчас сообща пришли к выводу, что с этого дня Ирина будет сопровождать только меня. Поскольку нуждается в надежной защите. Это и есть мое условие нашего сотрудничества, та самая надбавка к оплате моих услуг, о которой мы говорили.

Ирина даже приоткрыла рот. Просто замерла, так и не продев руку в рукав шубы, которую держал Седов.

А что, подумала она, немного успокоившись. Альча завел себе эту девку, а я должна себя блюсти? Почему бы не завести себе этого Шварценеггера? Хотя бы на время. Чтоб этот кобель знал: я ему не кукла.

Глава 11

– Начнём с Кравцова, – сказал Костя. – Только сначала я должен увидеть его, а он меня. Лицо в лицо. Пусть узнает за что.

– Ты с ума сошёл! – охнула Таня. – Ребята, не позволяйте ему! Одумайтесь, пока не поздно… Митя, Валера, скажите ему!

Все сидели на кухне, пили чай, изредка поглядывая в сторону маленького телевизора, где всем довольные люди самозабвенно развлекались, искренне полагая, что зрители развлекаются вместе с ними.

– Раньше ты по-другому говорила, – сказал Костя.

– Это всё эмоции, – отмахнулась Таня. – Я, как все мы, была под влиянием того, что случилось с Ленкой… Как представлю себе, что этот неандерталец потащил бы и меня… Но ведь уже ничего не изменить, понимаете? Зря, что ли, говорят: время лечит?..

– Просто это случилось не с тобой, – сказал муж. – Вот и все. Потому ты и выступаешь. А ведь могло случиться и с тобой!

– О чём ты говоришь?! – взорвалась Таня. – Ты что, хочешь, чтобы твой лучший друг сам попал под пулю? А ты, Лена, ты представляешь себе, что он может из-за тебя погибнуть?

Лена положила ладонь на Костину руку и погладила её.

– Может, и в самом деле не надо, Костя? Нет, ну правда… Да чёрт с ним, в конце концов, с мразью этой!

Костя сидел неподвижно, смотрел прямо перед собой насупясь и каменно молчал.

– Я сегодня же перееду отсюда, – наконец открыл он рот. – Ты поедешь домой, к матери. Митя тебя проводит.

– Нет, я с тобой останусь, – выдавил сквозь зубы Митя.

– Ерунду ты, Костя, говоришь, – возразил Валера, искоса взглянув на жену. – Куда это ты, интересно, поедешь… Что, будешь таскаться со своей винтовкой по всей Москве? Главное – сейчас срок регистрации не продлевать. Тогда вы для всех как бы уехали. А вот тебе, – повернулся он всем корпусом к жене, – уезжать надо. На время, пока ребята дело не сделают.

Она пожала плечами, усмехнулась невесело:

– Можно подумать, я кому-то мешаю. Между прочим, пока что я тут хозяйка, ясно тебе? И нечего на меня давить, а то завтра же пойду в милицию и всё расскажу, что вы тут затеяли, понятно?

Голос Тани задрожал, она вдруг расплакалась, обиженно оттолкнула мужа, когда он попытался обнять ее за плечи.

Валера виновато посмотрел на Костю:

– Ты не думай, никуда она не пойдёт.

– Не пойду, да? – Таня вскочила на ноги. – Да я прямо сейчас туда позвоню! Для вашей же пользы! Пока вы никого не убили… Хоть сами живы останетесь…

– Звони. – Муж снял с холодильника стоявший там телефонный аппарат и поставил перед ней на стол. – Прямо сейчас… – И придержал рукой Костю, попытавшегося было подняться с места. – Пусть… Ну!

– И позвоню… – всхлипывая и шмыгая носом, Таня принялась набирать номер. – Думаешь, не смогу?.. Алло, это милиция? Соедините с сорок четвёртым отделением… – И вдруг, встретившись взглядом с расширившимися, полными слез глазами Лены, швырнула трубку и опрометью выскочила из кухни, сдерживая рыдания. Лена кинулась за ней.

Ребята сидели вокруг стола как закаменевшие.

– Я пойду один, – после паузы сказал Костя брату и прислушался к голосам, доносящимся из-за стены. – Мне нужен твой пистолет.

– А если не получится? И тебя убьют? – спросил брат. – И для чего тогда винтовка?

– Если меня убьют, воспользуешься ею ты. Этот гад должен знать – за что. Имеет он такое право? Хоть перед смертью?.. Ты когда-нибудь стрелял из винтовки?

– Я стрелял… – напомнил Валера. – В огневом городке, вместе с тобой, забыл?

– Он, – указал Костя на брата. – Он пойдет после меня. Пока его не заметут или не шлёпнут. И только потом ты, если не передумаешь. Пока их всех, пятерых… – Костя замолчал, словно захлебнувшись переполнявшей его ненавистью.

…Утром они вышли из дома втроём – Костя, Митя и Лена. На полпути Костя вдруг остановился и внимательно оглядел брата.

– Не надо бы, чтобы нас вместе видели, – сказал он. – Зря только обращаем на себя внимание сходством… А особенно тем, что даже одеты одинаково, как в детдоме. Ты знаешь что? Ты давай иди вперед, а дальше действуй, как договаривались…

Митя кивнул и пошел вперед. Костя критически посмотрел ему вслед.

– Зря я это затеял… – сказал он вполголоса. – Надо было его дома оставить. Но если меня убьют, выйдешь за него, ясно?

Лена дрожала от озноба. Все эти дни она никак не могла унять внутреннюю дрожь. Он посмотрел на ее бледное, с синевой лицо.

– И тебя тоже зря взял, – вздохнул он и обнял её за плечи.

– А вдруг ты ошибешься, – сказала она. – Ты же его видел в бинокль, в форме.

– Ну ладно, – Костя решительно привлек жену к себе. – Что мы действительно все об одном да об одном… Скорее бы. А то затянулось… Да и тебе в больницу пора.

– Мне уже лучше… – Она положила голову на его плечо. – Правда, я не вру. Уколы хорошие, спасибо Тане… Выделения почти прекратились. И болит только вечером или когда сумку подниму… – и вдруг оборвала сама себя. – Я хочу быть с тобой при этом, понимаешь?

…Капитан Кравцов жил неподалеку от метро «Выхино». Они рассчитали время, когда он должен был вернуться домой с дежурства, и Костя решил дождаться его у подъезда.

– Ты только близко не подходи, – сказал Костя жене. – От тебя всего и нужно-то, чтобы ты его узнала. Чтоб без ошибки. И всё. Дашь сигнал, если это он.

Они уже знали, что Геннадий Кравцов должен приехать на своей «Ниве» к самому дому. Там, возле подъезда, Костя и собирался к нему подойти, а после выстрела скрыться ближайшим проходным двором на соседней улице.

Мите тем временем отведено было находиться в пивном баре в трех кварталах от места события. И постараться как следует запомниться посетителям на тот случай, если кто-то покажет на его брата как на стрелявшего в Кравцова.

Свидетелей тому, что покушавшийся в это время находился у всех на виду совсем в другом месте, окажется куда больше… И доводы их будут весьма убедительными.

Таков был их план.

Кравцов подъехал к своему дому почти минута в минуту, как они и рассчитывали. Как если бы заранее условились с ним о встрече. Костя на мгновение встретился глазами с Леной и отвел взгляд, покачав головой. Нет, по-другому уже ничего не будет.

Не спуская взгляда с машины Кравцова, он постарался периферическим зрением осмотреть двор. Рядом оживленная автотрасса. Какие-то бабки что-то оживленно обсуждают, сидя на скамейках на детской площадке. До них метров пятьдесят. Рядом играют, носятся их внуки… Пистолет Макарова, если стрелять из рукава, особого шума не произведет. Будет похоже на выхлоп автомобильного двигателя, к которым здесь наверняка привыкли.

Кравцов выбрался из машины, по-хозяйски обошел ее, осмотрел и пнул ногой колесо. Костя сразу узнал его, хотя видел всего лишь раз, – узнал по несколько сутуловатой и упругой осанке тренированного боксера. И пожалел, что не оставил Лену дома…

Он вопросительно взглянул на нее, стоявшую возле торгового киоска, делавшую вид, будто изучает выставленный товар. Теперь, по плану, она должна была снять варежку и полезть в карман за кошельком, если это тот самый Кравцов… Однако Костя теперь в ее сигнале не нуждался, он двинулся с места, на ходу закуривая сигарету, стараясь в сторону Кравцова не смотреть. Теперь, по плану, должна была быстро уходить отсюда Лена, но краем глаз Костя заметил, что она как-то странно замерла на месте. Варежку сняла, но за кошельком не полезла… И вдруг отчаянно замахала ему рукой.

Только тогда Костя посмотрел на Кравцова и увидел, как тот присел, разведя руки в стороны, а к нему со стороны детской площадки бежит мальчик лет пяти… Следом за мальчиком, переваливаясь и держась рукой за поясницу, шла старуха.

– Бабушка, папа приехал! – крикнул, обернувшись к ней, малыш, отчего споткнулся, но его тут же подхватили и подняли высоко вверх отцовские руки.

Зря я ее взял с собой, подумал Костя, глядя на застывшую на месте Лену. В следующий раз останется дома. Теперь снова начнутся сомнения и угрызения… Костя с ненавистью смотрел на Кравцова, который шел с сыном за руку, поддерживая другой рукой старуху, судя по всему мать.

А у Лены детей уже не будет. Это сказала знакомая Валеры из женской консультации. И сын никогда не встретит его, Костю, после работы вот так же, радостным криком.

…Всю ночь он проворочался, будучи не в силах заснуть. И Лена, он чувствовал, тоже не спала. Похоже, беззвучно плакала, повернувшись к нему спиной. Он обнял ее, провел пальцами по ее лицу. Так и есть. Плачет, стараясь, чтобы он не услышал.

– В следующий раз я пойду с одним Митей, – шепнул он ей на ухо.

Она замерла, напряглась.

– Может, все-таки не надо, – сказала она. – Ты же видел, у него сын, мать… Неужели ты сможешь убить его у них на глазах? Он ведь меня не убил, я ведь живая…

– Он убил наших детей, – прошептал он свистящим шепотом. – Двоих… Забыла уже?

Она это помнила, Костя не раз говорил, что у них будет двое детей, не меньше. Мальчик и девочка.

– Господи, ну как ты не поймешь… – вздохнула она. – Раньше я боялась только за тебя, а теперь думаю и о том мальчике, его сыне… Понимаешь? Наши ещё дети не родились, а он уже живет.

– И мразь живет, – сказал Костя, прижимаясь к жене.

– Костенька, родненький, я очень благодарна тебе за то, что не бросил меня, не отвернулся… Но если ты это сделаешь на глазах мальчика, я ведь возненавижу тебя! Мне Таня уже предлагала выбросить ваше оружие, когда вы куда-нибудь отойдёте… Ведь со мной уже всё в порядке, я начинаю бояться за тебя, за того мальчика, а ещё недавно мне было все равно, понимаешь?

– Ладно, – сказал он, подумав. – Так и быть…

– Правда? – Она резко повернулась к нему. – Ты передумал?

Даже в темноте было заметно, как она засияла от радости.

– Да, – сказал он, досадуя на её неуместную и оскорбительную для него радость. – Я убью его в другом месте. Когда он будет на дежурстве.

И снова стало заметно, как померкло ее лицо. Потом она снова подняла на него глаза.

– Возможно, я чего-то не понимаю… – вздохнула она. – А только я знаю, ты по-другому не можешь.

– А ты все время об этом забываешь, – сказалэн. – Мне с ними тесно, понимаешь? Или я, или они. Вот и выбирай. Послезавтра он снова выходит на службу. Я пойду туда с одним Митей. Вот его не надо уговаривать. Он – это я.

– А я – это не ты… – виновато произнесла она. – Это ты хотел сказать? Что он тебя понимает, а я нет? И потому я не хочу, чтобы ты убивал, а он хочет, это ты хотел сказать?

– Ты мне жена. А он брат-близнец, – сказал Костя, погрузившись лицом в ее пахучие волосы. – И хватит об этом… Лучше скажи, как у нас с деньгами. Сидим у них на шее, и ножки свесили.

– Вот именно, – подхватила она. – Я могу завтра продать свой перстень. Купим билеты и уедем домой! Вот увидишь, дома всё будет видеться по-другому. И ты успокоишься… И никто ничего не узнает.

– Я это знаю, я! – закричал он, поднявшись в постели. – И этого достаточно! Вот ты и поедешь домой, одна! И чтобы тебя здесь послезавтра уже не было!

– Тише… Ты всех разбудил… – сказала Лена.

В другой комнате, где спали хозяева, зажегся свет.

– Господи, кончится когда-нибудь этот кошмар… – донесся до них приглушенный стон Тани.

Потом забубнил что-то Валера, увещевая ее и успокаивая.

– А если мне это уже надоело! – громко сказала Таня. – Если я каждый день жду, что к нам придет милиция с обыском!

– Ну и слышимость здесь… – виновато шепнула Лена и прижалась к Косте. – Ну извини… Только я всё равно не позволю тебе это сделать, – твёрдо сказала она. – У меня, кроме тебя, никого нет.

Утром, чуть не силой, он увез ее на вокзал. Купил ей билет до Челябинска, посадил на поезд. Но Лена сошла на ближайшей станции и вернулась электричкой в Москву.

Ночь она провела на вокзале. А утром на метро поехала в сторону «Выхино».

Геннадия Кравцова она увидела в толпе почти сразу. Он о чём-то беседовал с дядей Гасаном и его братом. Говорили посмеиваясь, и Гасан незаметно пытался положить что-то Кравцову в карман… Другие милиционеры из его наряда тоже отоваривались рядом у какой-то бабки, торговавшей сигаретами и всякой снедью.

Костю она увидела, вернее, почувствовала его взгляд несколько позже, когда он уже почти подобрался к Кравцову. Костя был неестественно бледен и хмур… Он остановился, увидев Лену, и явно растерялся, не зная, что делать.

А она со всей решимостью пробиралась к нему через толпу, уже зная, что ни за что не позволит ему совершить это… Что скорее поднимет шум, позовёт милицию, предупредит Кравцова – она сама еще не знала, что сделает…

И в это время увидела, как Кравцов взял под локоть молоденькую продавщицу с миловидным розовым личиком… Потом что-то стал хмуро ей выговаривать и повел, буквально потащил к машине. На ходу обернулся и подмигнул своим подчинённым… Лена замерла на месте, заметив это подмигивание и переглядывание, остановилась и приоткрыла рот. И тут Кравцов увидел её, всего-то на мгновение остановился, узнав Лену, и этого вполне хватило, чтобы заметивший все это Костя решительно подошел к нему и взял за рукав.

– Кравцов, Гена? – отрывисто и негромко спросил он. – Лену помнишь?

– Да… Что? – взгляд Кравцова смерил Костю, который был ниже на голову, потом перебежал с Кости на Лену и, похоже, успел как-то связать их появление… Но это было последнее, что он успел.

Костя быстро ткнул рукой, в которой был пистолет, под его бронежилет и дважды нажал на курок. Сначала никто ничего не понял и в шуме толпы и треске заведенного милицейского «газика», уже готового принять очередную жертву, не услышал выстрела… Только увидели, как смертельно побелевший Кравцов осел на землю, а продавщица в ужасе закричала, схватившись за голову, и бросившаяся к месту события толпа оттеснила Костю в сторону.

…Вечером, когда снова собрались все вместе на кухне, Костя старался ни на кого не смотреть. Только пил принесенную Митей водку. Пил и не пьянел… Спохватываясь, время от времени вспоминал о жене и гладил, гладил ее руку. Пока она ее не отдергивала…

Вместе с ним пила Таня. Остальные от водки отказались. Все ждали последних известий.

– …только что нам сообщили об убийстве капитана милиции Геннадия Кравцова, случившемся несколько часов назад возле станции метро «Выхино», где он нёс патрульную службу.

Потом показали портрет Кравцова, фотографию его семьи, отдельно фотографию сына.

– А он ничего мужчина, – сказала Таня. – В прошлый раз я его плохо разглядела… Иная была бы только рада. Ладно, не смотрите на меня так, сама не знаю, что говорю.

– …создана оперативная служба МВД, ФСБ и прокуратуры, привлечены лучшие силы следственного аппарата. В настоящее время разрабатывается фоторобот предполагаемого убийцы, которому удалось скрыться в толпе.

Потом показали ту самую продавщицу. Девчонка лет семнадцати, не больше, откуда-нибудь с Украины. Она говорила с южным акцентом…

– Ой, откуда я помню, как он выглядит! Мне его фотографию покажите, тогда вспомню… Мы с Геной разговаривали, ну как всегда, а он подошёл откуда-то сбоку, что-то ему сказал, я совсем не разобрала, а потом… потом… – Ее губы мелко задрожали. Она махнула рукой, отвернулась от камеры.

– Врёт, – стиснула зубы Лена. – Вот сучка… Или они ей пригрозили. Он же тащил её к машине, как тогда меня. И потому я не остановила Костю… И Костя же, по её выходит, виноват, представляете? Он её спас, и он же виноват!

Она говорила это, обращаясь в основном к Тане. Та неопределённо кивала. И подливала себе водки.

– Ну вот, теперь мы все уголовные преступники… – засмеялась она. – Бандиты! – Она смеялась всё громче. – А наша квартира теперь – малина!

– Прекрати истерику… – сказал Валера, нахмурясь. – Хоть один из них получил своё…

– Тише! – Митя предупреждающе поднял руку.

– И вот мы только что получили последнее сообщение из штаба поиска… Там составлен фоторобот предполагаемого преступника, который нам передали по факсу.

– И ничуть не похож! – сказала Таня, когда на экране появился фоторобот некоего парня, имевшего отдалённое сходство с Костей и Митей. – Давай я вас подстригу, поправлю ваши деревенские челки типа «первый парень на деревне» на что-нибудь современное…

– Прекрати… – поморщился Валера. – Не до этого сейчас. Не до твоих приколов.

Он успел включить видеомагнитофон и сделать запись. Потом несколько раз они смотрели записанное.

– Таня права, – сказала Лена, – прическу поправить надо.

– Не думайте, раз я пьяная, то уже ничего не понимаю… – Таня покрутила пальцем перед носом супруга. – И еще хочу сказать. У себя на работе я могу со своим компьютером запросто влезть в милицейские файлы. Мы это уже делали. Для потехи… Вот где пригодится моя профессия программиста! Так что ты, Валерочка, зря смеялся надо мной… С адресами, фотографиями, со всеми делами… И ещё вот что. Теперь Мите и Косте лучше держаться подальше друг от друга. Чтобы создавать ваше алиби не только во времени, но и в пространстве… Ну как, хороший из меня получился бы мафиози? – В хмельном порыве она обняла мужа за шею.

– Такой талант пропадает, – усмехнулся он. – А ведь она права, ребята. Теперь вам лучше держаться раздельно. А Мите надо светиться в другом конце Москвы…

– Где-нибудь под часами, – перебила его Таня. И снова налила себе водки. – Чтобы все запомнили время, где его видели. А ещё лучше попасть в милицию как раз в день, когда будем мочить следующего мента…

И хрипло рассмеялась. Все переглянулись. О том, что предстояло совершить дальше, до сих пор старались не говорить.

– Давай, Костя, выпьем с тобой, – продолжала Таня. – Ты совершил поступок. Отомстил за жену. Вот это я понимаю – мужик! С большой буквы. Вот ты за меня убил бы? – Она прислонилась головой к плечу мужа, заглядывая ему в глаза.

– Обязательно… – кивнул Валера, чуть отстраняясь. – Подожди. Во-первых, Мите надо срочно отыскать квартиру или комнату с телефоном где-нибудь в Бескудниково. Завтра же менты начнут шарить по квартирам, проверять паспортный режим. Вы пока зарегистрированы, один день у вас остался, но лучше вам лишний раз не высовываться, пока у них не появился нормальный фоторобот.

– Он не появится, если Костя перестанет играть в романтику, – сказала Таня. – Ты ещё на дуэль их вызови… Только потом в суде твоё благородство не оценят… И условно расстрел не присудят. Для чего ты брал эту винтовку? Чтобы её у нас нашли?

– Я хочу, чтобы они знали, за что их убивают! – упрямо сказал Костя.

– Поймут! – махнула она рукой. – Ещё парочку подстрелишь, все поймут как надо… когда сопоставят, кого именно из боевых товарищей они теряют… Не в первый раз они этим занимаются, понял теперь? А значит, когда-нибудь должны были нарваться на такого, как ты, сколько бы веревочка ни вилась… Я правильно говорю? – Ее язык заплетался.

– Прекрати пить! – Валера резко отодвинул от неё бутылку.

– А если я лучше всего соображаю, когда выпью, а? Почему я должна молчать? Вот спроси у них, у своих друзей… Ты и трезвый ничего толком предложить не можешь, понял?

Митя взглянул на часы и включил телевизор. Там снова передавали последние известия.

Каморин выключил телевизор. Интересные закрутились события. Пожалуй, самое время взять братьев Мишаковых в оборот как следует. Ух, какие возможности дает удивительная похожесть братьев. Дух захватывает!

Он бросил взгляд на одевающуюся Ирину. Вот так посмотреть – хороша покупка, ничего не скажешь. А ночь если вспомнить – ничего особенного. Как будто одолжение делает. Замучаешься переворачивать с боку на бок – сама никакой инициативы, ни-ни. Интересно, получилось бы у них с Ниной? Хоть и верно говорят, что в чужом колхозе девки всегда слаще, но Нина – это Нина, пусть у этой вот – и брови, и плечи мраморные, и ухоженная вся… А почему, собственно, у них с Ниной может не получиться? Все получится, надо только дорожку к ней расчистить…

– Ты мне так и не сказал, какая у нас сегодня программа, – прервала его размышления Ирина. Он и не подумал встать из кресла, и тогда она, совсем уже готовая к выходу, демонстративно сняла с вешалки в прихожей свою шубку, неся ее на вытянутых руках, прошла по сияющему паркету через всю комнату.

– На-ка, поухаживай!

Он передернулся. Не оттого, что не понимал: за женщиной полагается ухаживать, тем более за такой – от того, что она по своей привычке общения с другими мужчинами, с ним тоже все пыталась быть сверху, командовать. Нет, с этой привычкой он покончит в первую очередь. Женщину надо воспитывать, прилаживать ее «под себя». А как же? Правда, умная женщина сделает вид, что сама под тебя подделывается, прилаживается… Но эта слишком, пожалуй, гордая. А, собственно, чем гордиться-то?

Каморин помог одеться ей, не мешкая больше оделся сам, обведя на прощание Иринину квартирку взглядом. Да, достойное он сделал приобретение, ничего не скажешь.

– Ну, так куда? Уж не в «Метрополь» ли поведёшь?

– Свожу и в «Метрополь», свожу, – весело засмеялся он, не разжимая, впрочем, губ. – Только не сегодня. Сегодня хочу немножко посмотреть Москву. А то знаешь как мы, приезжие? Вокзал, ГУМ, ЦУМ, гостиница, опять вокзал – вот и вся Москва.

Он сел рядом с ней в машину. Иринин «жигуленок» стоял на улице, прогревался долго. «Вот и машина тоже, – подумал Каморин. – С одной стороны, это замечательно, что у нее машина, ничего не скажешь. Но ведь от машины у женщины только лишняя независимость, самостоятельность. А куда уж нынешней женщине, тем более такой, как эта, ещё самостоятельность?»

– Ну, так куда все же? – нетерпеливо спросила она, когда они выехали из двора на улицу.

Мостовая была вся в снежных колдобинах – вот вам и Москва хваленая; впрочем, чем дальше они удалялись от центра, тем улицы становились чище.

– А свози-ка ты меня… – он сделал вид, что глубоко задумался, – ну хоть в Братцевский парк. Там, я слышал, у вас красиво. Какой-то царский, что ли, или Меньшиковский дворец…

– Да я вижу, ты и впрямь решил расширить свой и без того широкий кругозор, – усмехнулась она.

«Ну что ж, – подумал он равнодушно, – и это тоже войдёт в счёт…» Кому Павел Романович собирался предъявлять счет за Ирину издевку – ей ли самой, Седову ли, кому-то еще, – он пока не знал. Но тем не менее персональный счет с сегодняшней ночи был открыт – с того самого момента, когда он решил, что Ирина отдается ему без души, без «отношения». Что уже само по себе не могло не восприниматься им как оскорбление…

Какое-то чутье вело его везде, в том числе и здесь, в парке, в который он попал впервые. Каморин, уверенно ведя ее под руку аллеями старинного паркового комплекса, вышел к бетонному зданию крытого манежа, старательно обходя весело желтеющие на снегу конские яблоки. Поговорил о чем-то вполголоса с внушительным охранником, предъявил ему что-то – не то свое милицейское удостоверение, не то зеленую купюру, и через минуту он, без резких движений, но весьма бесцеремонно работая каменным плечом, уже пробивался через плотное кольцо зрителей, не забывая галантно поддерживать Ирину под локоток.

Ну, как он и подозревал, все эти бои – такое же фуфло, как все, что связано с Седовым. Кроме разве дамочки, уточнил он. Ну-с, что мы видим на обозримом пространстве? Манеж, на полу опилки, здесь, в середине, расчищена до бетонного пола площадка, огороженная канатами. Не сказать чтоб холодно, как на улице, однако от дыхания и у собак, и у людей идет пар. Собаки в ринге – самые обычные собаки – овчарка, лайка. Правда, лайка крупная, восточносибирская, что ли. Чем-то похожа на овчарку, только что хвост кренделем.

Собаки, удерживаемые в углах хозяевами, утробно рычали, угрожающе скалились, морща носы, показывая клыки, прикладывая уши к загривку. Овчарка в злобной истерике била себя хвостом; лайка, полузадушенная собственным ошейником, тянула с таким остервенением, словно на другом конце поводка у нее были тяжеленные нарты…

Каморин обвел глазами публику и усмехнулся. Есть, конечно, и богачи, и мальчики-качки из «бригад», но больше народ – как в каком-нибудь павильоне игральных автоматов: тут тебе и забулдыга из интеллигентов, надеющийся на легкий выигрыш, и школьник-старшеклассник, жадный до всего запретного, и народ посерьезнее – пожалуй, не обманул Седов: лениво-снисходительные урки, у которых свои, не то что у всех прочих, отношения с фортуной, непривычно терпеливая братва с радиотелефонами в нагрудных карманах, хозяева жизни из новых (у каждого телохранитель за плечом, а у ворот бьет копытом какая-нибудь «вольво» с личным водилой). Ну, этим главное, чтобы все видели, что их уже ничем не удивишь… Ну и, конечно, дамочки – мало, но есть. Из той особой столичной породы, что не годятся ни в жёны, ни в любовницы, но заиметь которую в подружках – все равно что орден получить – все на тебя смотрят и думают: а за что это такому пузатенькому, кривоногенькому и такой блестящий орден? Не иначе как стоит того, подлый везунчик. Так или примерно так думал Каморин, заметив, как дружно дамочки и богатые мужички скрестили пышущие ядом или любопытством взгляды на нем и на Ирине.

Наконец человек в ринге, держащий палку с острым металлическим наконечником – этот, видно, был за судью, – махнул рукой, и по этому сигналу хозяева одновременно спустили собак.

Мгновение, и псы, без всяких обычных собачьих приготовлений, сцепились так тесно, словно проникли друг в друга, превратились в один хрипящий от злобы клубок, и тут же прянули в стороны. При этом Каморин, совершенно уверенный в победе овчарки – служебная как-никак собака в отличие от охотничье-ездовой лайки, – с удивлением обнаружил, что у овчарки разорвана шея, а у лайки вся морда в крови – судя по всему, чужой, овчарочьей. Сумела-таки прихватить с первого же раза.

– Да хрен ли ему какая-то овчарка – он же на медведя ходит, – гордо прокомментировал эту схватку хозяин лайки.

У хозяина была рожа, заплывшая нездоровым алкогольным жирком, и Каморин подумал, что вряд ли этот человек вообще способен куда-нибудь путешествовать, кроме как в сторону винного магазина – какие уж там медведи, какая охота, и привычное презрение к людям вновь колыхнулось в нем: надо же – у такого никчемного существа и такая собака. Да этот пёс стократ для мира ценней, чем его хозяин!

Между тем собак снова спустили друг на друга, и снова лайка тяпнула овчарку, и снова, успев увернуться от её зубов, отскочила в сторону на своих пружинистых лапах; овчарка все норовила ударить грудью, вцепиться в плечо, но лайка каждый раз легко, словно дразнясь, в самый последний момент уходила из-под удара, успевая полоснуть врага острыми белыми зубами. Из разорванного уха овчарки, из прокушенного плеча струилась кровь, невероятно возбуждая обеих собак, приводя их в исступление.

– Ишь как проштемпелевала! – довольно сказал кто-то из зрителей.

– Компостирует будь здоров! – гордо подхватил хозяин лайки. – Он у меня на медведя ходит. – И радостно обвел народ своими красными глазками; вид у него был такой, словно это он сам искусал овчарку; вся его побуревшая от регулярных возлияний рожа лучилась самодовольным блаженством – он сейчас был самым первым под крышей манежа, и никто не мог этого оспорить!