Текст книги "Бойцовые псы"

Автор книги: Сергей Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Глава 7

Лёха встал поздно, голова ныла после вчерашнего, а тут еще эти звонки в дверь, опять посетители поспать не дадут, мать их так…

Пришлось начать прием в трусах и в майке, со стаканом в руке – должен же человек опохмелиться, чтобы привести себя в рабочее состояние.

– Проходи, Антонова, – сказал Лёха приветливо, увидев старушечье лицо, заглянувшее в приоткрытую дверь комнаты и тут же отпрянувшее от увиденного. – Заходи, тут все свои… Или жди, пока оденусь… Настюха! – крикнул он своей новой сожительнице, даме неопределённого возраста и социального статуса с помятым лицом, курившей возле открытой форточки. – Дай рубашку хоть какую-нибудь, люди же ждут! Вон уже очередь целая.

– Подождут, – равнодушно отмахнулась Настюха, – совести у них никакой. Люди только встали, а они уже здесь… Вот пусть в свой собес идут! Или в префектуру. Или к депутату своему… Выбрали этого гладкомордого от фронта какого-то, вот пусть он им и решает…

– Да мы б Алексей Дмитрича… с дорогой душой, пусть только выдвинется! – заговорили на разные голоса бабули, которых уже набился полный коридор.

– Мне там делать нечего, – важно сказал Лёха. – Там меня сожрут с потрохами. Или послом отправят, чтоб с глаз долой, как народного заступника… Ну что у тебя за дела, Антонова? Опять сын пьянствует, а ты домой его не пускаешь?

– Да не одна я, Алексей Дмитрич, мы к вам на поклон, со всей комиссией и с расширенными полномочиями…

– Это вы, что ли, комиссия?.. – недоуменно почесался Лёха. – А какие еще полномочия? Только кто-нибудь один. Говори ты, Антонова.

– Мы пришли к вам от всех бывших тружеников, которые в нашей префектуре проживают. Пенсию нам задержали в том месяце, помните?

– Не забыл ещё. Пришлось самолично вмешаться. Кое-кому шину прокололи, другому в подъезде навешали, третьему кожанку к е… матери порезали – сразу деньги нашлись.

– Не выражался бы при женщинах! – сказала Настюха.

– А то они не слышали! – подмигнул бабкам Леха.

– Вот и спасибо вам от всех! От всех, кто нынче на заслуженном отдыхе, отдельное спасибо! Если б не вы… – Антонова всхлипнула и вытерла глаза носовым платочком.

Бабки, стоявшие в дверях, закивали, засморкались, тоже достали платочки…

– Ну-ну… – отмахнулся Лёха. – Сразу спасибо… Тут дело нехитрое, главное – точно знать, кому шину проколоть, а кому и навешать…

И победно взглянул на сожительницу, наконец отыскавшую ему рубашку среди тряпья, наваленного на стул.

– Тоже мне, Робин Гуд, – сказала она. – Вечно лезешь не в свое дело. А потом опять срок схлопочешь…

– Тут, Настасья Демидовна, как хотите, но вы глубоко не правы, – поджала губы Антонова. – Народ Алексея Дмитрича в обиду не даст!

– Да уж вы не дадите… – отмахнулась та, пуская мощную струю дыма в форточку. – Ищи вас потом.

– Значит, пенсию вы получили, – мотнул головой Лёха. – Теперь какие трудности?

– Получить-то получили, и сразу все побежали в нашу сберкассу! – сказала Антонова.

– В Сбербанк, – поправил Лёха.

– Да мы уж привыкли к сберкассе-то… Ну какой это банк? Название одно.

– Ну побежали, – напомнил Лёха. – А для чего?

– Чтоб, значит, квартплату отдать. А там пеня набежала! За просроченные дни, что без пенсии сидели…

Лёха недоуменно смотрел на нее. Сам он квартплату или за свет, не говоря о телефоне, сколько себя помнит, не платил никогда. Вернее, раньше платила прежняя сожительница, а нынешней он за квартиру ещё не давал. Всё как-то недосуг…

– Это счетчик они вам включили? – догадался Леха. – Проценты, что ли, набежали?

– И тебе включат, – сказала Настюха.

– Они самые, – вздохнула Антонова и, подумав, снова приложила платочек к глазам.

– Во как надо население кидать! – искренне восхитился Лёха, отчего голова у него сразу прошла. – Сначала придержи им пенсию, а после слупи с них проценты за квартиру! Ничего не боятся… А ты говоришь…

– А я ничего не говорю! – непреклонно сказала Настюха. – Это ты нос свой суешь куда не надо.

– Ладно, потом отдельно поговорим, – нахмурился Лёха. – И много набежало?

– Так у всех по-разному, – сказала Антонова. – У меня, к примеру, сорок процентов.

– А у других за сто! – крикнули из коридора. – Чего там твои сорок! Постояли в кассу, а как узнали, сразу ушли. Никаких пенсий не хватит, чтоб такие квартплаты платить…

– А вы не платите! – сказал Лёха.

– Как это? – не поняла полномочная комиссия.

– Очень просто, – сказал Леха. – Не платите, и всё. Вот как я. Не плачу уже сколько? – Он вопросительно посмотрел на Настюху.

– С того дня, как с Розкой расплевался, – сказалаона. – Розка мне после книжки по квартплате и за телефон приносила, когда тебя не было. На хрена они мне, говорю. Я здесь не прописанная.

– Ладно, после с тобой разберемся, где ты прописанная, – недовольно сказал Лёха. – И где тебя прописать, в случае чего… Лучше найди, где у меня телефоны в мэрию были записаны. В этот… в департамент социальной защиты населения…

Настюха стала рыться на столе среди грязных тарелок, залапанных стаканов, пустых бутылок.

– Мы бы вам, Алексей Дмитрич, пока звоните, посуду бы помыли, – сказал кто-то из полномочной комиссии. – И полы. А то ходим каждый день, натоптали…

– Вот-вот, – сказала Настюха, вернувшись к форточке. – И кальсоны постирали бы ему.

– А что, и постираем, – дружно поджали губы старушки. – Всего делов-то – одному мужику исподнее постирать.

Лёха тем временем закурил и, не вынимая сигареты изо рта, начал набирать номер.

– Потише там, – сказал он. – Вроде свободно… Это мэрия?

– Вам кого? – ответил недовольный женский голос.

– Департамент социальной защиты населения? – уточнил Лёха.

– Да, да… что вы хотели?

– Здрасьте! – сказал Лёха. – Я звонил вам месяц назад по поводу невыплаты пенсии, но безрезультатно.

– Назовитесь, пожалуйста, я всех не могу запомнить, – вздохнула женщина.

– А может, я в розыске! – хмыкнул Лёха. – А нас органы прослушивают.

– Слушайте, не морочьте мне голову…

– Что, с утра уже достали? – посочувствовал Лёха. – Целый день, поди, трезвонят?

– Ещё раз – не занимайте попусту телефон! Вы можете сказать, что у вас случилось? В чём ваша проблема?

– А в том, что пенсию для наших бабок я выбил из кого следует, а вот с них теперь пеню за квартплату дерут! За ту задержку, в которой сами же виноваты.

– Вы куда вообще звоните? – недовольно спросила усталая женщина.

– К вам. В отдел защиты населения от поборов чиновников.

– Вот и звоните туда, до свидания… – И положила трубку.

Лёха с хрустом потянулся.

– Вот так всегда, – сказал он Антоновой. – Надеяться не на кого. Только на себя и своих верных людей. Но мы должны были пройти этот путь, чтобы лишний раз в этом убедиться, верно? А когда прошли – с чистой совестью и дорогой душой выступить на защиту тех, кто в нас еще верит и смотрит с надеждой.

Бабки, убиравшие со стола и носившие посуду на кухню, замерли в дверях.

– Нигде правды не найдёшь! – заговорили они. – Вот бы тебя, Алексей Дмитрич, в президенты на следующий срок!

Настюха прыснула и, махнув рукой, выбежала из комнаты.

– Ну всё, – сказал Лёха, нахмурившись. – Я с заведующей Полиной Семеновной сам договорюсь. Я из-за нее и ее сберкассы первый срок мотал. Как у человека, помню, трояк у нее попросил сразу после закрытия. А она, сука, к ментам кнопку нажала… Теперь как меня заметит, ее сразу чистосердечное покаяние охватывает, только в гости и зазывает. Я ей покажу – гости… Сколько говорил: моих не тронь! А она опять за старое… Ну всё на сегодня. Полы Настюха домоет. Все, говорю…

Когда бабки тихохонько, на цыпочках вышли из квартиры, он набрал номер Седова.

– Здорово, Альча! Вернулся? Ну как там, всё нормально?

– Что Хлестов? – спросил Седов вместо приветствия.

– Что ты к нему прицепился, не понимаю. Он теперь, бедный, боится из дома высунуться!

– Ну ладно, не трогай его… Что-нибудь другое придумаю, – строго сказал Седов.

– Да нормальный он малый, по-моему!

– Что-то ты его больно жалеть стал… Конкурент он мне, не понял ещё? – недовольно спросил Александр Петрович. – И могу напомнить – это он меня посадил.

– Ну и что? – искренне удивился Лёха. – Меня вон, как раз вспоминал сегодня, наша завсберкассой, Полина Семеновна, посадила. Можно сказать, ни за что. А она не виновата. Работа у ней такая. И теперь в гости приглашает. Стыдно ей. Я и не мщу на всякий случай. Мало ли… Пригодится на старости лет такое знакомство, как ты думаешь?

– Ты перевёл общак?

– Нет пока… – вздохнул Лёха. – Боязно что-то. Вот Ермак не сегодня-завтра вернётся с отсидки, ему машину надо? Надо. А где я такие бабки найду? Ну вещевой рынок для него Генрих обещал, если к тому времени самого не снимут или префектуру не разгонят… Говорят, мол, опять советскую власть будут восстанавливать, поскольку теперешняя не справляется. Не слыхал про такое?

– Заладил… – сердито сказал Седов. – Сам уломал их на двадцать пять процентов, а теперь Киевский звонит мне по ночам и спрашивает – где?

– А ты так и скажи ему – где… – хмыкнул Леха. – Да ладно тебе, Альча. Не порть настроение, пока оно у меня хорошее.

– А придётся испортить… – буркнул Александр Петрович и положил трубку.

Да, это не Каморин, рассеянно думал он, набирая другой номер. Где Люба, хотел бы он знать… Вещи на месте, значит, не сбежала пока к своей сводне, как ее, Серафима, вот… Или того хуже, к мальчику с бархатными глазами, Андрею этому…

Чёрт… Уже забыл, кому собрался звонить. Он положил трубку. Ужасно возвращаться в пустой дом. Особенно если этот дом такой огромный… Чем хороша была коммуналка, в которой он жил с родителями, – там всегда находилась хоть одна живая душа… Мать, убегая на работу, могла кому-то поручить разогреть для него, Саши, обед, когда вернется он из школы, или проверить уроки…

Он бездумно смотрел на табло своего автоответчика. Ну да, никак к нему не привыкнет, хотя следовало бы послушать, кто звонил в его отсутствие…

За эти два дня звонили только трое: некий следователь Чурилин, Ирина, что было приятной неожиданностью, и музыкальный редактор первого канала Светлана Самохина… Люба не звонила, ничего не оставляла.

Он ещё раз более внимательно прослушал все три сообщения.

«Александр Петрович, здравствуйте, вас беспокоит следователь Генпрокуратуры по особо важным делам Чурилин Виктор Петрович. Как вернетесь из вашей командировки, не сочтите за труд позвонить мне по номеру, который я вам оставлю, на предмет беседы на затрагивающую вас тему».

Голос следователя Чурилина Седову понравился. Спокойный, основательный мужик. Непонятно только, зачем он ему понадобился… Знал бы этот мент характер и место его командировки…

«Саша, здравствуй, это Ирина. Так нельзя… Пропал, не звонишь… Думал, буду устраивать тебе сцены из-за этой проститутки? Ты ошибаешься… К сожалению, наши отношения становились все более деловыми, и обязательного характера они не носили, но только ли в этом дело? Извини, я сама терпеть не могу выяснять отношения, тем более по телефону. Надо переговорить. И о твоей новой пассии, и о Каморине, которому ты меня подложил, чтобы избавится, да, да, именно так… Ну вот, снова начала выяснять… Жду твоего звонка. Не пропадай. Целую».

Седов пожал плечами. Пожалуй, она права. Стоило у него и у нее кому-то появиться, как стало понятно, что их, оказывается, связывало нечто большее. Надо ей позвонить…

«Саша, дорогой, я по поводу этой твоей девочки, которую ты хочешь, чтобы я прослушала. Ну что тебе на это сказать… Вы, мужики, все посходили с ума! Присылаете ко мне своих безголосых пташек и хотите, чтобы я их рекомендовала? Я уже говорила Игорю Андреевичу – вы, как это сегодня принято говорить, совсем оборзели, вот! Извини, Саша, но от тебя я этого не ожидала никак, особенно после того, как я начала толкать твою Ирину!»

– Не ожидала и не надо… – Седов отключил запись. Вот где теперь искать Любу, эту чертову шлюху, без которой просто жизни нет! Надо бы снова поговорить с Лёхой… Кстати, не его ли номер он сейчас машинально набирал?

Чтобы узнать это, нажал на кнопку дозвона… Если отзовется Леха, тот самый Леха, которого он только что фактически отшил и которого продинамил, завязавшись с Камориным, о чем ему еще, по-видимому, придется не раз пожалеть, тогда…

– Слушаю… – узнал он голос Лёхи с характерной хрипотцой. Ну слава Богу… Теперь – главное не выдать себя голосом, чтобы Леха ничего не заподозрил… Он такие дела сечёт на раз. Хоть по интонации, хоть как… Того гляди расколет, если проявишь слабину. Потому лучшая защита – нападение! Это еще когда было сказано.

– Ну, здорово ещё раз, что ли, – с легкой извиняющейся ноткой в голосе сказал Седов.

– Альча, обратно, ты, что ли! – В голосе Лёхи сквозила искренняя радость. – Ну ты даёшь, в натуре! Забыл, что ли, чего?

Свинья ты все-таки, Александр Петрович, подумал сам о себе Седов. Если бы не Лёха, сразу взявший тебя в лагере под свою опеку, где бы ты нынче был со своим гонором? Только сейчас – не до сантиментов… Этим, кстати, Каморин и берёт – отсутствием сантиментов и жесткими рамками собственного морального кодекса.

– Леха, я вот чего… где Люба, ты мне можешь сказать? Только начистоту…

– Чёрт её знает… – озабоченно произнес Леха. – Может, к Серафиме вернулась? Ты тоже додумался – оставил такую девку семнадцати лет одну в такой домине. Там взвоешь один-то…

– Думаешь, взялась за старое? – спросил Седов, дрогнувшим голосом.

– Да ты чего, Альча, – протянул Лёха. – Да ты никак того… В нашем-то возрасте, да чтоб так лажануться с девкой? Ты чего, совсем, что ли, припух?.. Ещё скажи – любовь, мол, замучила! Ну хочешь, я тебе её найду? – добавил он после паузы. – Прямо сейчас Серафиме и позвоню.

– Позвони, – сказал Седов. – Прямо сейчас… Чёрт её знает, сам не пойму. Знаю, сам вижу, слаба на передок… а вот как все равно приколдовала, понимаешь?

– Может, тебя к старухе какой отвести? – озабоченно спросил Лёха. – Ну которая порчу снимает… Сейчас их полно развелось. Может, отвадит, а? Ну ты прямо сам на себя не похож, корефан, совсем раскис, я погляжу.

Только его заботы мне и не хватало, подумал Седов. Потом не отделаешься… Просто не знаю, как и говорить. Что за натура у меня, прости Господи, чтоб так к бабам привязываться… Сначала к Ирине… кстати, чем плоха была? Потом к этой шлюшке…

– Ты о чём молчишь там? – спросил Лёха. – Тошно? Ну так приезжай ко мне, вместе тоску развеем, первый раз, что ли?

– Звонка жду, – сказал Седов.

– А, ну дело хозяйское…

– Так позвони Серафиме, – напомнил Седов.

– Про это можешь не беспокоиться, – заверил Лёха. – Как только – так сразу. А теперь клади трубку и ни о чем таком не беспокойся…

Седов послушно опустил трубку на рычаг. Включил телевизор. Потом выключил…

Лёха позвонил через несколько минут.

– Самой Серафимы нет, но девки её очень удивились и сказали, что ничего не знают. Мол, Люба твоя много хорошего про тебя им рассказывала и всем была довольная… Ладно, найдем, не боись.

Глава 8

– Он? – спросил Чурилин вполголоса, кивнув на задержанного, которого мимо них провели по муровскому коридору.

– Тот самый, один к одному, – убежденно сказал Баранов.

Неужто поймали? – подумал Чурилин. Чтоб такая удача в начале расследования? Хотя какое это начало, если троих милиционеров уже убили, а четвертого ранили. Еще смущало, что задержанный никак не прореагировал на Баранова. Только взглянул со спокойным любопытством: вот, мол, мужик с перевязанной головой. Потерпевший, наверно, в пьяной драке. И только. И тут же забыл про него. Убийцы при виде своей жертвы обычно так себя не ведут. Отводят глаза, делают вид, что не заметили или не узнали. А этот посмотрел прямо и как будто даже посочувствовал.

Или хороший актер, или… Об этом втором «или» пока не хотелось даже думать… Вполне объяснимая человеческая слабость, на которую он, Чурилин, не имел никакого права.

…В кабинете, который ему выделили для допроса, Чурилин, стараясь не смотреть на задержанного, вертел так и этак его паспорт. Кажется, настоящий. Никакой подделки. Все соответствует. Можно еще посоветоваться с экспертами, показать им… Только вряд ли это что-то даст.

– Мишаков Дмитрий Константинович, город Сосновск… – читал вслух паспорт Виктор Петрович, внимательно следя поверх очков за вазомоторными реакциями допрашиваемого. – По какому случаю в столице?

– А что, нельзя? – вызывающе спросил парень.

– Можно, почему нельзя, – нахмурился недовольный собой Чурилин. – Ты, милый, отвечай на поставленный вопрос.

– Погулять захотелось в столице нашей Родины, – сказал Митя, помня оговоренную с Костей легенду. – Зашёл в пивбар возле Киевского. Ну, повздорил малек с одним крутым. А его раздолбай сразу ментов, то есть, хотел сказать, милицию звать…

– Постой, – поморщился Виктор Петрович. – Ты мне лапшу на уши не вешай… Ты что, подрался в пивбаре?

– Ну. Будто не знаете. Менты нарисовались, хотели протокол оформить…

– Во сколько это было? – перебил его следователь.

– Около семи вечера, – пожал плечами Митя. – Я на часы не смотрел… Так они меня потом отпустили – не было ж ничего! Ну, помахались немного… Для понту… Только вернулся, чтоб пиво допить… Нет, ещё кружку взял. И тут снова-здорово… Другие менты, прошу прощения, милиционеры набежали и опять поволокли… А почему только меня? Он первый полез! Девка его на меня уставилась, а я при чем?

Виктор Петрович испытующе смотрел на парня. Значит, не он… Потому как знает, что мне ничего не стоит проверить каждое его слово… Знает и не боится…

– Давай-ка убедимся, – сказал Чурилин вслух и потянулся за телефонной трубкой. – Где этот пивбар, говоришь… Возле Киевского?

Митя кивнул. Этот бар Виктор Петрович хорошо помнил. Один из первых, которые открыли в Москве. Однажды пришел туда с сокурсниками. Пришлось выстоять очередь. Говорили, будто там только чешское, вся Москва, утомленная «Жигулевским», искала только чешское. «Сенатор», «Праздрой» тогда звучали, как сегодня «Хольстен» или «Бавария»… Но чешское кончилось перед ними, пришлось пробавляться родимым бочковым…

После нескольких кружек студента юрфака Чурилина потянуло по нужде – освободить желудок для новых кружек. И вот какое наблюдение его тогда поразило: писсуары в уборной были приделаны к стене, прямо за которой находился разливочный зал, откуда официанты выходили с подносами, уставленными полными кружками. Ему пришло в голову, что он оказался в самом сердце замкнутого, идущего по кругу технологического процесса: кружки просто подставляют с другой стороны стены, чтобы снова подать гражданам содержимое их мочевых пузырей. По вкусу, во всяком случае, особой разницы не было.

Шутка, конечно, но когда он поделился своим наблюдением с товарищами, те сначала посмеялись, а потом всерьез захотели проверить его догадку. Но в разливочную их не пустили… В конце концов пришлось срочно покинуть это заведение, пока не вызвали милицию.

– Там, кажется, семьдесят пятое отделение? – спросил Виктор Петрович, берясь за трубку.

Митя пожал плечами, глядя на него ясными глазами. Пустышку тяну, пустышку, ругал себя Чурилин, набирая номер. Он уже знал, что ему ответят.

– У вас был вчера около семи вечера вызов в пивбар, что у Киевского? – спросил он, представившись.

– Сейчас посмотрим… – сказал дежурный. – Да. Вот, около семи. Двое парней сцепились из-за девушки. Ничего особенного, проверили только документы и ограничились предупреждением.

– У вас должно быть записано время и фамилии задержанных… – сказал Виктор Петрович.

– Да, вот всё есть… Немного неразборчиво. Восемнадцать сорок три. Моршанцев Игорь и второй… Мишаков, по-моему, Дмитрий. Живет в Сосновске, что ли… Временно зарегистрирован по адресу: Душанбинская, пять, квартира четырнадцать… Что ещё надо? Год рождения?

– Достаточно, – сказал Чурилин устало. Стоило ли всю ночь ловить непонятно кого, чтобы поутру выглядеть невыспавшимся идиотом в глазах этого сопляка, гостя столицы?

– А что случилось? – спросил Митя. – Того, второго, не нашли?

– Найдут! – сказал Чурилин, возвращая ему паспорт. – Всё, свободен…

Он старался не смотреть на парня.

– Когда домой уезжаешь? – спросил он Митю.

– Завтра, – сказал Митя. – У вас же мой билет на поезд… вон, под паспортом.

Недовольно сопя, Виктор Петрович для проформы посмотрел билет. Всё верно… Можно, конечно, еще последить, как он будет уезжать, кто его будет провожать. Вот он, билет-то, время отправления и номер вагона известны…

– Забирай! – Виктор Петрович протянул ему документы. – И больше не затевай у нас скандалов в этих заведениях… Всё понял?

Митя радостно кивнул. Сработало! И это не ускользнуло от внимания следователя. Что-то уж больно обрадовался… Хотя чего уж особенно плакать, если тебя отпускают из милиции.

Оставшись один, Чурилин какое-то время сидел неподвижно, бездумно глядя в окно.

Всё равно, что-то здесь не так… Он это смутно чувствовал, хотя не мог для себя сформулировать. Потом понял. Это же лежит на поверхности! В Баранова стреляли именно в тот день, когда он этого ожидал. То есть увидел этого малого и сразу решил: вот он, убийца его товарищей по отделению. Выследил, значит, скоро застрелит. Как и предыдущих… Так и получилось. Совпадение? Вряд ли. Ну, а насчет того, что стрелял именно Мишаков, Баранов все же ошибся. Иначе придется допустить еще одно совпадение: что у этого Мишакова, которого он, Чурилин, только что отпустил, есть двойник.

Чурилин выглянул в коридор. Баранов терпеливо сидел на прежнем месте.

– Виктор Петрович, зачем вы его отпустили? – спросил он, морщась от боли. – Это же тот самый! Говорю же, я признал его!

– Верно, Степан Матвеевич, вы видели его самого, но не видели того, кто в вас стрелял, – сказал Чурилин, пропуская Баранова в кабинет. – С чего вы решили, будто это именно он? У него железное алиби, понимаете?

– Да какое там алиби, – поморщился то ли от головной боли, то ли от бестолковости следователя по особо важным делам Баранов. – Специально так устроили, неужели непонятно?

– Вас извиняет только ваше состояние… – вздохнул Чурилин. – Если честно, мне самому никогда не нравились эти безукоризненные алиби… Но именно вчера этот малый попал в милицию. За полчаса до выстрела в вас. Это было возле Киевского вокзала, понимаете? Не на крыльях же он прилетел к вашему дому. Час ему, чтоб добраться до вас, надо? Обязательно… Если только дежурный по отделению, который мне это сообщил, не действовал с ним заодно… У вас нет случайно врагов в семьдесят пятом отделении, а, Степан Матвеевич?

– Да откуда им быть? – отмахнулся Баранов.

– Ну, может, вы что-нибудь не поделили в той же Чечне?

– Да нечего там было делить… – сказал Баранов. – «Духов» там на всех хватало.

– Извините, – буркнул Чурилин. – Это я так пошутил… Однако вернемся к прежнему. Вот если бы вы рассказали следствию про свои жгучие тайны, то избежали бы контузии.

Баранов ничего на это не ответил. Сразу замкнулся, уставившись куда-то вдаль.

И не ответит, подумал Чурилин.

– Обычно в старых романах мужчина отказывается отвечать, чтобы сберечь чью-то честь. Свою или женскую. Или слово, которое он кому-то дал. А только извините, Степан Матвеевич, не похожи вы на героя старого романа…

– Все, что возможно было вам сказать, я уже сказал, – пожал плечами Баранов, – добавить мне нечего. – Почему вы так запросто отпустили того, кто меня выслеживал, мне тоже непонятно… Может же такое быть, что он меня просто выслеживал. А стрелял другой. Может такое быть?

– Может, – согласился следователь. – Но поймите и другое. Где они, доказательства, что это именно он вас выслеживал? Я был вынужден его отпустить из-за недостатка улик. Или информации, которую вы упрямо скрываете… Ведь я бы мог вас допросить по всей форме. С протоколом. В присутствии вашего руководства.

– Это бы ничего не изменило, – угрюмо сказал Баранов. – Пусть хоть уволят.

Вполне сейчас соответствует своей фамилии, подумал Чурилин. Уперся – и ни в какую! Я просто обязан доложить о его поведении… А доложишь – тогда он упрется окончательно… Пожалуй, следует подождать. Тем более похоже на то, что причина молчать у него достаточно серьезная.

– И все-таки что-то ведь связывает вас всех: тех, кого уже убили, и вас, кого только ранили… Вы же понимаете, что идете на служебный проступок, не желая помогать следствию! Раз вы молчите, я тоже не могу больше молчать. Впрочем, мы уже это обсуждали…

Он махнул рукой. Отодвинулся вместе со стулом от стола. Все-таки в своем кабинете он чувствует себя куда увереннее.

– Ну, может, хоть что-то еще скажете? – спросил он. – Нельзя же так… В первый раз с таким встречаюсь, чтобы честный, профессиональный работник милиции отказывался говорить о том, что знает… И самое удивительное, что я вам в этом потворствую… пока потворствую. Все надеюсь, что образумитесь… Вот вы говорили, будто после вас убьют еще только одного. И на этом серия закончится… Но как мы тогда найдём вашего убийцу? Он ведь и вас, судя по всему, не оставит в покое. Если верить результатам баллистической экспертизы, стреляют из одной и той же винтовки. И по-видимому, один и тот же человек…

Пожалуй, сам теперь обо всем догадается, подумал Степан Матвеевич. Ну и пусть догадается – так даже лучше будет для всех. Но все равно от меня он больше ничего не услышит…

Чурилин в упор смотрел на ушедшего в себя милиционера. Нет, ничего путного от него сегодня не добьёшься…

– Ладно, идите, у вас, я вижу, голова разболелась от собственного же, кстати говоря, упрямства…

Вид у Баранова действительно был неважнецкий. Серое лицо, синие круги под глазами. Вид раскаявшегося грешника.

Оставшись один, Виктор Петрович некоторое время барабанил пальцами по столу, решая, ехать ли домой отсыпаться или… Нет, кое-что надо вовремя сделать. Потом будет поздно.

Он позвонил в прокуратуру.

– Зоя, это Чурилин… Генеральный у себя? Он меня не спрашивал? А кто из заместителей на месте? Я попрошу тебя не в службу, а в дружбу. Мне нужно разрешение на прослушивание телефонов сотрудника отделения милиции номер сорок четыре Степана Баранова и еще одной квартиры: Душанбинская, пять, квартира четырнадцать. Причем немедленно! Этим займутся ребята из моей группы, передай им… Да, и ещё. Также передай им, чтобы кто-нибудь завтра проследил за отъездом жителя города Сосновска Мишакова Дмитрия Константиновича, они его знают, с Казанского вокзала, поезд в одиннадцать сорок две, вагон девять, место седьмое… а вот номер поезда, каюсь, забыл…

Виктор Петрович немного кокетничал. Про его наблюдательность и зрительную память в следственном управлении ходили легенды.

– Так вот, передай, надо бы посмотреть, уедет ли на самом деле. И зафиксировать на видеокамеру, кто его будет провожать. А я, с твоего разрешения, пойду домой отсыпаться… Если что интересное появится, позвони мне в любое время…

Потом он подошел к окну и выглянул во двор. Попробуем спокойно разобраться, сказал он себе. Что всё-таки их всех вместе связывает – и погибших, и раненого Баранова, и кого-то еще, о ком я пока ничего не знаю…

Во-первых, время. Это, скорее всего, произошло до перехода погибшего лейтенанта Березина в другое отделение… То есть до шестнадцатого февраля сего года. Когда-то и каким-то образом они все могли быть вместе…

Теперь – место. Чечня, пожалуй, отпадает, поскольку Березин там никогда не был. А его застрелили из той же винтовки, что и остальных. Из неё же стреляли и в Баранова. Значит, связывает их что-то другое… Но что?

Тут у него одни домыслы. Баранов не похож на человека, способного на какое-то преступление… Отняли наркотики, продали сами и поделили выручку? Прецедент уже был… Года два назад. Потом этих милиционеров точно так же выслеживали наркоторговцы. И попытались убить. Тогда все обошлось, виновные сами во всем сознались, когда подпёрло.

Чёрт его знает… Главное, все люди семейные, положительные, в органах служат давно, характеризуются только с лучшей стороны.

Ладно, не стоит отвлекаться. Где и как они, отнюдь не друзья, во всяком случае, Березин с ними не дружил, могли собраться вместе? На каком-нибудь дежурстве, например. Еще не факт, между прочим, но проверить следует.

Он снял трубку и позвонил в сорок четвертое отделение.

– Это Чурилин, здравствуйте… – сказал он, когда ему ответил дежурный. – Я тут на Петровке… Полистайте, если не трудно, график нарядов, начиная… нет, прошу прощения, заканчивая шестнадцатым февраля. А начиная… ну, хотя бы с Нового года. Интересует меня вот что: где могли погибшие, а также Баранов, вчетвером дежурить? Понимаете, да? Да, чуть не забыл. Когда это найдете, посмотрите, пожалуйста, кто с ними был еще, если был. Я перезвоню попозже…

Он встал и походил по чужому кабинету. Прокуратура недалеко, рядом свой кабинет, но Виктор Петрович предпочитал сейчас поразмыслить в одиночестве… Он вообще любил работать один. И терпеть не мог эти коллективные размышления, так называемый мозговой штурм… Там, в управлении, сейчас трудятся члены его бригады. Все больше молодые, да ранние, у них, как всегда, много идей, и все они гениальные, но, как правило, уводящие в сторону…

Наверно, становлюсь стар, начинаю брюзжать, подумал он… Но сколько раз именно так уже и было, когда в одиночку удавалось сделать намного больше… Все-таки я кабинетный следователь, волк-одиночка, подумал про себя Виктор Петрович, хорошо это, или плохо, но это факт. И хоть привык работать у себя, но сейчас, в чужом кабинете, даже спокойнее…. Никто не звонит, никто не лезет со своими озарениями, не подозревая, что у меня своих полно.

Он позвонил жене:

– Ещё задержусь… нет, я на Петровке. Прячусь тут от своих шерлок Холмсов. Хоть можно спокойно подремать. Ничего, приду домой и отосплюсь…

– Он хотел уже было вешать трубку, но не так-то просто это было сделать. Он уже был не рад, что позвонил. Думал, ну пару-тройку минут, пока дежурный по отделению шарит по журналам, а жена, как назло, сыпала и сыпала словами, будто они сто лет не виделись – столько у нее накопилось новостей.

Извини, Катя, ко мне кто-то пришёл.

– Она обиженно замолчала. Привыкла за столько лет угадывать по интонации, когда он лукавит… Ну что ж, если по-другому нельзя, сама виновата.

И, едва положив трубку, он тут же набрал номер дежурного сорок четвертого отделения.

– Вот, товарищ следователь, кажется, нашёл… Значит, эта святая теперь троица, то есть Кравцов, Баранов и Петрунин, ходили в патруль в феврале этого года. Кравцов был старший.

– А Березин? Березин был с ними? – нетерпеливо перебил Чурилин. Его покоробила ерническая характеристика дежурного, данная погибшим товарищам.

– А Сашка Березин, царство ему небесное, был в тот день дежурным по отделению. Вот и всё… Больше они все вместе никогда не совпадали. Если только по двое в лучшем случае. Разве что после работы троили.