Текст книги "Бойцовые псы"

Автор книги: Сергей Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

– Валяй! – сказал Корнеич, мельком взглянув на Чурилина, который, казалось, полностью уступил ему инициативу.

– Замётано! – мотнул головой Петя и указал рукой в сторону своей приоткрытой двери. – Прошу! От меня и позвоним.

Он провёл их на кухню, где стоял телефонный аппарат, но почему-то начал не с него, а с холодильника, откуда достал початую бутылку водки.

– Ничего, что я так импровизирую? – спросил он Чурилина. – Корнеич свой человек. А с вами можно для знакомства?.. Чисто символически? Тем более с мороза?

Он говорил, а сам не глядя уже наливал в откуда-то появившиеся рюмашки. Так опытная машинистка печатает, не глядя на клавиатуру, подумал Виктор Петрович, почувствовав, что именно этой, «чисто символической» рюмашки ему как раз больше всего сейчас хочется – от холода и безысходности (ещё один дохлый висяк, от которого уже не откажешься…).

Корнеич вопросительно крякнул, глядя на Чурилина, потом сурово посмотрел на хозяина:

– Не видишь, мы при исполнении?

– Ладно… – усмехнулся хозяин. – В первый раз, что ли… А человек сам скажет. Простите, забыл ваше имя-отчество.

– Виктор Петрович, следователь прокуратуры, – сказал Чурилин и, поддавшись искушению, взял рюмку.

– Очень приятно, – покрутил головой хозяин, доставая из того же холодильника миску с чем-то вроде холодца, от чего исходил мощный чесночный дух. – А я вот – Петр Викторович.

И тут же налил еще по одной. Чурилин отрицательно замотал головой, выставив руку и одновременно чувствуя, как блаженное тепло распространяется от желудка вверх к голове.

– Звоните, – сказал он. – Рад был познакомиться. Как-нибудь в другой раз.

– Не понял, – помотал головой хозяин, жуя холодец. – Так хорошо начали… Закусили бы, вообще-то говоря.

– Звони! – сурово сказал Корнеич, вытерев рот рукавом.

– Потом продолжим? – Петя набирал номер, поглядывая на Чурилина. На реплики участкового он уже не обращал внимания.

Через десять минут, после того как Петя оповестил соседку Екатерину Филипповну о начавшемся пожаре, они попали в заветную квартиру.

Гильза патрона от карабина лежала на балконе, на самом видном месте, тускло поблескивая.

* * *

Вечером, когда Чурилин уже укладывался спать, ему позвонили.

– Тебя, – сказала жена, подавая трубку радиотелефона в постель. – Наверно, собутыльники твои. Никак не могут расстаться.

– С чего ты взяла… – пробормотал Чурилин. – Я им телефон свой не оставлял.

– Можно подумать, ты это помнишь… – фыркнула она и демонстративно ушла спать в другую комнату к дочке.

– Виктор Петрович? – послышался торопливый полушёпот Хлестова. – Я вас не разбудил?

– Ещё нет… – сказал Чурилин. – А что случилось? В вас опять стреляли? И опять промахнулись?

– А… с чего вы взяли? – удивился Хлестов.

– Ну, если вы звоните мне среди ночи, хотя я вам свой телефон не давал, значит, в вас снова стреляли. И снова промахнулись, раз мы с вами разговариваем.

– Вы очень остроумный и интеллигентный человек, – от души порадовался этому обстоятельству Игорь Андреевич. – Поэтому нет ничего особенного в том, что у нас с вами нашлись общие знакомые. Они-то, сочувствуя ситуации, в которую я попал, и подсказали мне номер вашего телефона. Поверьте, если бы не то обстоятельство, что мы с вами принадлежим к одному кругу, я бы не осмелился…

– Кто хоть они… – поморщился Виктор Петрович. – Хотя ладно, позвонили и позвонили… Что теперь спрашивать. Так что случилось?

– Помните, вы меня спрашивали, кому я мог бы перебежать, как вы выразились, дорогу?

– Ну помню… – промямлил сомлевший Виктор Петрович, чувствуя, как слипаются глаза. – И что теперь? Нашли такого человека?

Кто мог дать этому зануде телефон? Хотели бы его убить – давно бы убили. За одно занудство… думал он, борясь со сном. Игры какие-то… богемные, так сказать. Его пугают, а он мне спать не даёт.

– Это господин Седов Александр Петрович, – торжественно сказал Хлестов. – Он, как и я, работает в шоу-бизнесе и тоже продюсер.

– Тоже отыскивает молодые таланты? – хмыкнул Чурилин, с трудом разлепляя глаза.

– В общем, да, – важно сказал Игорь Андреевич.

Лафа, а не работа, подумал Чурилин. Они отыскивают молоденьких дурочек, а я должен искать матерых убийц, которых нанимают конкуренты продюсеров. Я бы поменялся.

– С чего вы это взяли? – спросил он вслух.

– Во-первых, он сидел в тюрьме, – сказал Хлестов несколько обиженно.

– Ну и что? – спросил Чурилин. – Это всё?

– Вам следует поговорить с музыкальным редактором первого канала Светланой Васильевной Самохиной, это она мне раскрыла глаза на то, что у нас про исходит… Может, ей вы поверите.

Похоже, обида его возрастала. Чёрт его знает, думал Чурилин. Делать им нечего, а тут милиционеров на улице убивают… Хотя, да… Первое покушение было настоящим. Когда убили несостоявшегося тестя Хлестова, у которого столь привлекательная дочка по имени Галя, отказавшаяся выйти замуж за этого зануду… Что его и спасло. А её отца погубило. Теперь припоминаю…

– Вы мне дадите её телефон? – спросил он, откровенно зевая прямо в трубку.

– Чей? – не понял Хлестов.

– Ну этой… редакторши или костюмерши с телевидения.

– Светы Самохиной? – обрадовался Хлестов. – Записывайте.

– Ну-ну… записываю. Вы там не заснули? – Он снова зевнул.

– Вы знаете, у меня их столько… никак не могу найти… Вот, пишите. Очаровательная дама и большой профессионал в своем деле.

– На вашем месте меня бы больше вдохновлял профессионализм вашей охраны.

– Знали бы вы, сколько они стоят мне ежесуточно! – простонал Игорь Андреевич. – Иногда мне кажется, что это знают мои враги и специально приостановили охоту, решив сначала пустить меня по миру, чтобы не на что было похоронить.

– Вам виднее, – проворчал Чурилин. – Вашего врага вы знаете лучше меня.

Нельзя так с ним разговаривать, отругал он себя. Непрофессионально, по крайней мере, какое бы раздражение он ни вызывал. Человека чуть не убили, причем дважды, и он ищет у меня защиты… Ибо понимает: только одно его спасет – если я найду тех, кто на него охотится. А где их искать? И когда?

Глава 4

Наум Семенович сидел во главе стола, не поднимая глаз. Он еще не знал, как об этом сказать присутствующим членам правления банка. А придётся… Генрих Николаевич дал бандитам слово, что введет их человека в правление. Сам Григорий Теймуразович его поддержал. Не гибнуть же банку… Бог с ним, с Хлестовым. Ему он обещал кредит, а потом отказал. Вынужден был отказать… Впрочем, можно было вполне сослаться на нехватку средств. Мол, это выявилось в самый последний момент… Хлестов чуть не стоял на коленях, принялся рыдать. Признался наконец, что весь в долгах, поскольку все его проекты в кино дохода не приносят, не те времена…

С этим ладно, забыли. Сейчас ему придется поддержать Генриха Николаевича, который, похоже, тоже, как Хлестов, на крючке у тех же самых преступников.

Ситуация – препохабнейшая. Не то слово. Отныне предстоит постоянно видеть перед собой ухмыляющуюся физиономию подонка, быть может, того, кто похитил (или организовал похищение, особого значения не имеет) его сына Мишу… О своей безопасности и безопасности членов своих семей здесь, в банке, до сих пор как-то не думали, все откладывали на потом. Слишком дорого охранные агентства запрашивали. И потом, эти постоянные разговоры и слухи о других банках, где охранники сами оказались бандитами.

– …Кажется, вы собирались нам что-то сказать? – обратился Наум Семенович к Генриху Николаевичу под конец заседания, когда все порядком устали и поглядывали на часы.

Генрих Николаевич пристально посмотрел на председателя. Надо бы действительно собраться наконец с духом… И сказать все как есть.

– Только покороче, если можно, – самый молодой член правления Валерий Пирожников, бывший комсомольский босс, ныне отставной сотрудник то ли госбезопасности, то ли Министерства внутренних дел, нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. – И что-нибудь повеселее, если можно, – добавил он.

– Весёлого мало, – вздохнул Генрих Николаевич. – Как и предложений, где искать выход из сложившейся ситуации, – начал он издалека.

– У других банков ситуация не лучше, – уныло сказал Лева Карамышев, тоже бывший либерал, депутат, член межрегиональной группы, замминистра, председатель шахматной федерации, начальник ГАИ Москвы и ещё чего-то там бывший, некогда не слезавший с телевизионных экранов, ныне всех уверяющий, что всегда сам подавал в отставку. В последнее время оказался в тени, отчего казался покрытым серым налётом безысходности… Хотя еще недавно недурственно исполнял в банке роль свадебного генерала, при этом ни черта не понимая в финансах, и сегодня здесь не представляли себе, как от него отделаться.

– Ситуация сложная, – продолжал Генрих Николаевич, – именно для тех, кто не думал о завтрашнем дне… Всем казалось, будто инфляция будет всегда. И нашу пирамиду можно возводить хоть до самого неба… Увы нам, как говорили в старинных романах. Инфляция практически закончилась, и пирамида готова обрушиться нам на головы.

– Что ты, Генрих, конкретно можешь предложить? – снова прервал его Пирожников, не прерывая обработку своих ногтей. – Это мы все слышали! Наум Семёнович только что говорил об этом в течение получаса.

– Валерий Эдуардович, я бы попросил… – постучал «паркером» по столу председатель правления. – Вас, кажется, не прерывали, когда вы докладывали о своих трудностях.

Все переглянулись, но промолчали на всякий случай. У Пирожникова – связи в органах. ФСБ, МВД… И органы, вернее, начальство в погонах активно вкладывало средства свои и своих подчиненных в пирамиду, затеянную Валерием Эдуардовичем, под бешеные проценты. Особенно гордился Валера Пирожников тем обстоятельством, что сумел привлечь вклады воров в законе, а также известных артистов, режиссеров, писателей и музыкантов, людей, как правило, интеллигентных, что придавало банку имидж респектабельности и надежности, поскольку его клиенты никогда не соберутся на митинг под окна банка с пустыми кастрюлями и не обратятся с гневными воззваниями к правительству и Президенту, с одновременным требованием их отставки. Не будут бить окна и захватывать помещения, как это уже было в офисах других основателей финансовых пирамид.

Знаменитые люди лишь иногда звонили Пирожникову, бесконечно извиняясь за свою надоедливость, вежливо спрашивали: когда же выплатят обещанные проценты, со вздохом входили в трудное, но временное положение, в которое угодил банк, ставший для них родным, и лишь робко спрашивали, когда можно будет позвонить в следующий раз, чтобы не беспокоить понапрасну… Валера славился умением разговаривать с интеллигенцией, и это до поры позволяло избегать скандалов, и потому на правлении всегда держался нагло, чтобы не сказать – независимо…

В свою очередь, милиционеры и гэбэшники, как народ сплоченный и дисциплинированный и потому до поры сдерживаемый начальством, которому проценты время от времени перепадали, пока не возникали. И Валера это тоже ставил себе в заслугу. Мол, если бы не его умение работать с кадрами, обретенное еще в родимом комсомоле, иди знай, где бы мы с вами сейчас заседали. Быть может, на лагерных нарах…

Но тучи тем не менее сгущались. И это здесь понимали все, кроме бывшего свадебного генерала Левы Карамышева.

– Позволю себе продолжить… – сказал Генрих Николаевич, сделав паузу и снова переглянувшись с председателем правления. – Так вот, было бы непростительно не понимать, в какой ситуации мы все с вами оказались. Вкладчики пока не берут нас за грудки, в чем, безусловно, есть заслуга Валерия Эдуардовича, – легкий поклон в сторону создателя пирамиды, этого Хеопса наших дней, как называл его про себя Генрих Николаевич, отчего нога бывшего комсомольского фараона, вызывающе положенная на другую ногу, закачалась еще быстрее. – Но это вовсе не значит, что нас минует чаша сия, уже не миновавшая всех прочих…

При этих словах проснулся другой член правления – священник отец Никодим, держатель и блюститель вклада от епархии, и приоткрыл один глаз.

– Надо считаться с реалиями, – продолжал Генрих Николаевич, – а они таковы, что в сегодняшней России на авансцену выходит новая сила, уже доказавшая свою динамичность и всемогущество, я говорю о тех, кого мы до сих пор привычно причисляем к криминальному миру, хотя, где проходит сегодня граница, разделяющая мафиозные и правоохранительные структуры, уже не скажет никто.

– Эк вы хватили! – начал было отец Никодим, но остальные члены правления его не поддержали. Только Пирожников немного напрягся, отчего нога перестала качаться, но промолчал.

– И эти структуры теперь в полный голос заявляют о себе! – продолжал приободренный Генрих Николаевич. – И с этим приходится считаться, если мы хотим выжить. На деньги наших знаменитостей, милиционеров и святой церкви, при всем к ним уважении, мы долго не протянем.

Члены правления стали нервно переглядываться, перешептываться и писать друг другу записки.

– Вот те на! – заявил Лева Карамышев. – Уж не предлагаете ли вы, чтобы мы всем скопом, как другие, последовали под крышу к бандитам? Я, как бывший депутат и замминистра, которому не раз предлагали возглавить посольство в республике Мозамбик, решительно против этого возражаю!

– Я лишь предлагаю, еще раз подчеркиваю, смотреть правде в глаза! – отчеканил Генрих Николаевич. – Да, пусть это называется так! Но кто нас защитит, спрашиваю я вас? Кто? Наша милиция, представленная здесь доблестным Валерием Эдуардовичем? Как бы они первые не пустили нас под нож!

Все зашумели, замахали руками, вскочили с места. Пришлось Науму Семеновичу поднять голову и постучать «паркером» по столу. Наконец, встать во весь свой второй рост, согласно размеру пошитого у знаменитого кутюрье Мордашкина костюма (ещё одного почетного вкладчика банка, некогда вежливо отказавшегося войти в правление), и потребовать спокойствия.

– Конкретно, если можно, Генрих Николаевич, что вы хотите нам предложить? – устало спросил он и снова сел.

Генрих Николаевич внимательно посмотрел на него. За эти два дня бедный председатель постарел на два года. Помимо истории с похищением сына ему еще пришлось пережить скандал с молодой женой, прежде работавшей манекенщицей у того же Мордашкина, которая была на двадцать лет его моложе и на столько же сантиметров выше ростом, по поводу изгнания из дома их нынешнего телохранителя, кстати, уже третьего по счету… И теперь нужно было нанимать четвертого, уже самому, не доверяя жене, как это было до сих пор…

Наумчика было жалко, но еще больше было жаль себя. И потому он решился…

– Наум Семенович, а почему бы вам не поведать уважаемому правлению о том, что приключилось с вашим сыном Мишей, которого мы здесь все знаем и любим? В конце концов, я не могу понять, почему вы молчите и не поддерживаете нашу с вами общую, согласованную позицию?

Киевский поднял на него умоляющие, страдающие глаза.

– Как решит правление, так и будет… – сказал он тихо. – Что мы можем с вами вдвоем? Уж если вы, с вашим красноречием, не смогли убедить присутствующих… Я вовсе не желаю, чтобы у господина Пирожникова случилось то же самое, что случилось у меня. Да, вы правы, мне не хотелось об этом говорить, поскольку речь идёт о похищении моего сына бандитами, выдвинувшими такое условие… Поверьте, мне будет тяжелее, чем вам, видеть в правлении банка человека, к этому причастного… Но, понимая безвыходность нашего положения, предвидя неминуемый крах, как бы тут ни хорохорился уважаемый Лев Терентьевич, я тоже полагаю, что неизбежно привлечение новых сил и новых средств во имя нашего спасения…

– Новых средств? – перебил Лева Карамышев. – Новых сил? Скажу сразу, чтобы не было потом ко мне вопросов: я не смогу сидеть за одним столом с бандитом, в отличие от вас, уважаемый Генрих Николаевич, и от вас, не менее уважаемый Наум Семенович. И сразу подам в отставку!

Этот демарш успеха не имел. Все знали, как бывший замминистра и несостоявшийся посол в республике Мозамбик сам в открытую рвался на место председателя, что не могло встретить поддержки у присутствующих, в равной степени полагавших себя достойными того же кресла. И угрозы Левы подать в отставку уже ничего, кроме слабой надежды, что наконец это произойдет, не вызывали. (А вдруг, – всякий раз думали члены правления, – вдруг и впрямь подаст?)

– А что по этому поводу думает наш дорогой Григорий Теймуразович, некогда взявший наш банк под крыло? – спросил Пирожников.

– Наконец прозвучал вопрос, которого я с нетерпением ожидал, – вздохнул Наум Семенович. – Он сказал, что в свете идей общественного примирения и согласия вполне одобряет и поддерживает.

Все переглянулись. Ну раз Тамада – «за», почему нельзя было сказать об этом сразу? Теперь никуда не денешься…

– Какой взнос они желали бы сделать? – спросила член правления Наталья Николаевна, она же главный бухгалтер, лучше других знавшая истинное положение дел, и Генрих Николаевич с Наумом Семеновичем удовлетворенно переглянулись. Хоть один трезвый голос. Или, как вариант, лед тронулся, господа члены правления банка «Куранты»!

– Они претендуют на двадцать пять процентов наших акций, – сказал Генрих Семенович.

И тут снова все вскочили, засверкали глазами и вставными металлокерамическими зубами (из одного зубоврачебного кабинета, куда можно было попасть только по рекомендации, и по сто восемьдесят баксов за каждый).

– Какая наглость! – кричал Валера Пирожников. – Может, им еще контрольный пакет акций подарить?

– Контрольный пакет акций никто им дарить пока что не собирается, – пожал плечами Наум Семенович. – Тем более что по моим данным более пятидесяти процентов акций, по крайней мере на этот момент времени… – здесь он пристально взглянул на Валеру Пирожникова, – находится в руках членов правления.

– А что вы все на меня так смотрите? – спросил Валерий Эдуардович. – У меня всего-то… два, нет, уже полтора процента…

– Три, – уточнила Наталья Николаевна. – И ещё примерно двадцать процентов акций, сейчас точно не помню, проданы физическим лицам, которых вы нам в разное время рекомендовали как своих родственников и знакомых, все больше женского пола.

– Не понимаю ваших намеков, – обиженно сказал Пирожников. – И не понимаю еще молчания нашего председателя. Разве я нарушил устав? Или больше никто, кроме меня, не способствовал распространению наших акций среди близких нам людей? Но вам не кажется, что нас все время стараются увести от существа проблемы? А вопрос чрезвычайно острый: отдадим ли мы наш банк каким-то бандитам, допустив их в наше правление? Неужели наши дела так уж плохи…

– Если нам удастся продать двадцать пять процентов наших акций, которые у нас уже давно никто не покупает, – сказала Наталья Николаева, – то это продержит нас на плаву ещё некоторое время… А нельзя ли продать им, скажем, двадцать восемь процентов? – спросила она Генриха Николаевича.

– Предвидя общую реакцию, я предложил им всего пятнадцать, – пожал плечами супрефект. – Откуда мне было знать, что с того момента ситуация только обострится…

– Завтра речь может зайти о тридцати процентах, – грустно заявил Киевский. – И к этому надо быть готовым.

– Ну, тогда я точно подаю в отставку, – объявил Лева.

– А можно хотя бы узнать, кто будет новым членом нашего правления? – спросила Наталья Николаевна.

– Да, – сказал Генрих Николаевич. – И когда вы услышите, о ком идёт речь, вы будете приятно удивлены. Это известный деятель шоу-бизнеса Седов Александр Петрович.

– Вы хоть знаете, какую кликуху этот бывший уголовник, ныне покровитель искусств, имел в лагере, где сидел? – хмыкнул Пирожников.

– Вот когда он здесь появится, вы его и спросите, – поморщился Наум Семенович.

– Я и так знаю… – отмахнулся Пирожников. – Альча! Что сие означает, не имею понятия.

– Честно говоря, мне это малоинтересно, – сказал Наум Семенович. – И надеюсь, Валерий Эдуардович, вы не будете при всех об этом его спрашивать. Для меня куда важнее его профпригодность… И если вопросов больше нет, могу я наконец закрыть наше совещание?

Глава 5

Седов прилетел в Екатеринбург поздно вечером. Аэропорт в Челябинске не принимал, и самолет сел в аэропорту Кольцово, где Каморин уже ждал его возле стоянки такси на своей машине.

– Магомет к горе, если не гора к Магомету… – приветствовал он Александра Петровича. – Хотя Магомету тоже пришлось сделать порядочный крюк…

Седов неопределенно кивнул. Снял с плеча сумку и бросил ее в багажник.

– В гостиницу или прямо к месту событий? – спросил Каморин.

– Что вы называете событием? – спросил Седов хмуро.

– Я же говорил… – пожал плечами Каморин. – Завтра специально для тебя проведем показательные учения, максимально приближенные к реальной обстановке.

– Со стрельбой? – мельком взглянул на него Седов.

– Именно так. Ребята готовились… Отрабатывали на полигоне.

– У вас даже полигон свой есть? – поднял брови гость.

Каморин не ответил, включил передачу, нажал на газ.

– Все еще не веришь? – спросил он, когда они отъехали. – Полигоном мы называем наш город, вернее, его улицы, где все давно пристреляно…

Седов искоса смотрел на него. Дай ему волю, он и в Москве устроит бойню… Прямо на Тверской. Это здесь пока все сходит ему с рук.

– И не боитесь? – спросил он.

– Чего мне бояться, если только мне доверяют расследование убийств? – пожал тот плечами, бесстрастно следя за дорогой. – Так куда мы все-таки едем?

– В гостиницу, какой-нибудь «Интурист», – сказал Седов. – Там у вас наверняка нет приличной гостиницы. И еще подстрелят, чего доброго, в качестве живой мишени в обстановке, приближенной к реальной… А почему вам, и только вам, доверяют расследование убийств? – не удержался он от вопроса.

– Поскольку я же их успешно раскрываю, – сказал Каморин. – Про убийство нашего народного депутата слышал?

– Ну как же. Газеты и телевидение рвут на себе волосы, пока им это разрешают. Вопрошают, кто следующий… Так это тоже вы?

Каморин молчал, следя за дорогой.

– Понятно… Раскроете собственное преступление, когда сочтете это возможным?

– Когда начнется выдвижение кандидатов в депутаты на освободившееся место. Не раньше и не позже, – сквозь зубы сказал Каморин. – И при этом все акции сразу прекратятся. Как по мановению волшебной палочки.

– Рисковый вы человек, Павел Романович, – вздохнул Седов, – любите ходить по лезвию ножа…

– Обожаю, – холодно сказал Каморин. – Особенно когда при этом ноги разъезжаются в разные стороны… Быть может, сменим тему? Лучше расскажи, как там поживает ваш лучший друг… Хлестов, если не ошибаюсь?

– А что – Хлестов? – пожал плечами Седов. – Тише воды, ниже травы. Все в соответствии с вашей рекомендацией… Ищет кредит. Сидит дома и не высовывается.

– Я хотел бы услышать главное, – перебил его Каморин. – Вошел ты наконец в правление банка «Куранты»? Да или нет?

– Вашими молитвами… – буркнул Седов. – Жду ваших дальнейших…

– Что за тон? – повернулся к нему Каморин. – Чем ты недоволен? Что не так? Ведь мы все обговорили с тобой заранее и ты всем был доволен?

Седов молчал, глядя на дорогу.

– Давай начистоту. По-видимому, ты испытываешь некий дискомфорт, – сказал Каморин. – Ты собирался использовать меня, и потому тебе не понравилось, когда выяснилось, что на самом деле я использую тебя. Мне показалось в прошлый раз, когда удалось поговорить без дам, что мы нашли взаимопонимание…

– Для этого вы забрали Ирину себе? – перебил Александр Петрович. – Чтобы нам не мешала?

– Не будь бабой… – скривился Павел Романович. – Ты нашёл себе тёлку помоложе. Обидеть такую женщину… Впредь тебе наука. В следующий раз не будешь использовать красивую женщину для давления на партнера по переговорам.

– Мы обговаривали мои действия в Москве, но не ваши акции в Сосновске… – сказал Александр Петрович. – Получается, что вы втягиваете меня в свои игры, про которые я ничего не знаю. И при этом я рискую с вами наравне… И затем – в Москву вы желаете прибыть на белом коне, в качестве депутата Думы. А кем тогда я буду при вас?

– Сделаю тебя своим помощником, – сказал Павел Романович. – Впрочем, мы успеем это обсудить.

– Неужели ваши киллеры настолько вымуштрованы, – недоверчиво покачал головой Седов, – и безраздельно вам преданы, что сами готовы положить голову на плаху?

– Вот чего ты боишься… – хмыкнул Каморин. – Да как тебе сказать… Одного из тех, кто был не готов, пришлось недавно пристрелить… как раз того самого, кто ликвидировал депутата. Таким образом бунт на корабле был подавлен в зародыше. Остальные меня поняли и пока затаились… Кормлю их с руки, они никуда не денутся, не беспокойся…

– Всё-таки столько крови… – покачал головой Александр Петрович. – Неужели никого не жалко?

– Россия испокон веков больная страна, – сказал Каморин жестко. – Ей, матушке, раз в пятьдесят лет отворять кровь – только на пользу. Иначе не выживет… Другого лекарства пока не придумали. Не наша вина, скорее, беда, что живем мы именно в такое время. Вижу в этом свой долг, чтобы она, родимая, постепенно пришла в себя… Не я, так другие это сделают.

– Не хотел бы я быть вашим подследственным, – вздохнул Седов.

– А ты не попадайся, – пожал плечами Каморин.

– Нам еще долго ехать? – спросил Седов.

– В другой город, – отрезал Каморин.

Потом искоса посмотрел на него. Чего я с ним, собственно, вожусь, подумал он. Ирина просила его не трогать. Что значит женская интуиция… Сразу почувствовала, чем это может закончиться. Похоже, у нее осталась к нему какая-то привязанность. И с этим ничего не поделаешь. С этим придется считаться.

– Слушая нас со стороны, не скажешь, что это я бывший уголовник, а вы, наоборот, следователь прокуратуры, если не ошибаюсь… – сказал Седов, прервав молчание.

– Похоже на то, – согласился Каморин. – С другой стороны, какой из тебя уголовник? Ведь ты сидел, как многие другие, по двойной глупости – своей и советской власти. У нее была шизофреническая потребность все время кого-то сажать. Иначе она не могла. Вот ты и подвернулся ей под руку.

– Забавная теория… – сказал Седов. – Так что вы собираетесь мне продемонстрировать? Выучку ваших киллров, или, как вам больше нравится, боевиков?

– Душегубов, скажем так, – усмехнулся Каморин. – Тебя этот термин не пугает?

– А зачем это мне смотреть? – спросил Седов. – Я вам и так верю.

– Ну да, у вас в Москве такого предостаточно… Тоже завелись свои снайперы. Постреливают милиционеров… Из сорок четвертого отделения.

– Уж не хотите ли сказать, что к этому вы тоже имеете отношение? – удивленно спросил, повернувшись всем корпусом, Седов. – Но в данном случае вас подвели ваши информаторы. Оказывается, даже вы не всё знаете… Всего застрелили уже троих, третий как раз из другого, пятьдесят шестого отделения, это сообщалось в прессе.

– Много она знает, ваша пресса… Он прежде служил в сорок четвертом. Только недавно перевелся в другое, пятьдесят шестое, по месту жительства…

– Молчу… – Седов с беспокойством смотрел на Каморина. – А вы про это узнали как следователь УВД или как…

– Или как, – усмехнулся Каморин, довольный произведённым эффектом. – Еще будут вопросы?

– Только один, – кивнул Александр Петрович. – Зачем вам это все нужно? Посвящать меня в ваши тайны, я имею в виду?

– Чтобы ты меня боялся, – сказал Каморин. – Чем больше ты обо мне знаешь, тем больше представляешь для меня опасность, не так ли? Это общепринятое представление. Но верно и другое – это одновременно опасно для тебя как для посвященного в мои дела, ибо случись что – я первым заподозрю именно тебя… Иначе бы наши отношения не сложились, понимаешь? Но пока ты мне нужен – бояться тебе нечего.

На другой день Седов увидел «бригаду» Каморина на чердаке дома, из окна которого открывался вид на улицу Ленина. Сразу было видно: это не Лёхины «торпеды». Чувствуется муштра, от нее даже какое-то внешнее сходство между парнями, настолько их повадки и движения точны и отработанны.

И не забулдыги. Здесь не увидишь серых, пропитых лиц, как у Лёхиных «торпед», с их наркотой, водярой и надрывными песнями о тюремной жизни.

Обычные ребята, только слишком помногу смотрят в прицел, что заметно для опытного глаза. Смотрят не мигая, пристально, будто направляя уже выпущенную пулю. И народу поменьше, чем у Лёхи. Всего-то четыре человека.

– Произошёл естественный отбор, – пожал плечами Каморин. – Не далее как позавчера, о чем вам уже докладывал… А это, ребята, наш гость из Москвы, хочет посодействовать нам выйти на покупателя, о котором я вам уже сообщал. Оптовый покупатель. Интересуется товаром. Если понравимся, будут заказы. Будут рабочие места в условиях ожесточенной конкуренции… Это все поняли? Все оценили открывающиеся перспективы?

Парни сдержанно кивнули. Кивком Каморин подозвал гостя к окну.

– Уже вечереет, Александр Петрович, скоро с этой высоты (все-таки десятый этаж!) будет трудно кого-либо различить на улице. Предлагаю вам самому выбрать цель, чтобы исключить какие либо сомнения… Для этого взгляните вот сюда, в прицел…

И с этими словами протянул ему снайперскую винтовку.

– Вы с ума сошли… – отпрянул от окна Седов. – Вы понимаете, что предлагаете?

– Я – профессионал в отличие от вас, – холодно сказал Каморин. – И желаю чистоты эксперимента. Но если вы предоставляете это нам… – Он пожал плечами, сам приблизился к окну, посмотрел в прицел. – Предлагаю на выбор. Цель неподвижная – бомж, просящий милостыню, или цель подвижная – какой-то парень. Идет быстро, возможно, торопится на свидание…

Каморин говорил это, глядя в прицел.

– …Возможно, цель торопится на свидание, судя по всему, так оно и есть… Конечно, она более трудная, чем неподвижная, но её больше жалко… Всё-таки у неё впереди целая жизнь. Вернее, у него. Но это на ваш выбор, Александр Петрович! Как скажете, так и будет.

Седов исподлобья смотрел на ребят. Лица серьёзные, сосредоточенные. И очень внимательно слушают. Лёху бы сюда… Пусть посмотрит, поучится, как это делается…

И наоборот. Вдруг захотелось очутиться у Лехи дома, в его безалаберщине. Только бы подальше отсюда.

– Я вам верю, – сказал он вслух. – Поэтому обойдёмся сегодня без пальбы. Потом как-нибудь продемонстрируете.

Каморин пристально посмотрел на него. В Москве производил совсем другое впечатление, подумал он. Слабак, и только… Хотя, надо признать, мало кто не спасует, попав к ним сюда, на огневую точку. Но это должно произойти именно сегодня! И точка… Просто так он отсюда не уйдёт.

– Поймите нас правильно, Александр Петрович, – вежливо улыбнулся Каморин. – Вы, значит, такой гуманный, что не можете видеть, как убивают на ваших глазах человека, согласно вашей же заявке… Но мы тоже должны быть уверены, что вы на нас при случае не настучите как свидетель. Понимаете? Поэтому, придя сюда к нам, вы должны стать не свидетелем, а соучастником. Или трупом – на ваш выбор… И третьего не дано.