Текст книги "Бойцовые псы"
Автор книги: Сергей Волошин
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
Часть третья
Глава 1
Лежали вповалку, где кого застал дурной похмельный сон. Седов увидел свою Любу, показавшуюся в этой грязной, полутемной комнате брошенной на пол кучей тряпья. Неестественно неживая поза, неестественно бледное, словно мертвое лицо, наполовину закрытое спутанными волосами…
Лёха зажег свет. Хозяйка притона, прикорнувшая на диване с продавленным сиденьем, подскочила, заорала благим матом, решив, что пришла милиция.
Александр Петрович даже не посмотрел в ее сторону. При включенном свете он увидел, что Люба лежит не одна, в обнимку с другой девицей, еще более грязной и оборванной, с лицом, накрытым какой-то драной хламидой.
– Не ори… – негромко сказал Лёха хозяйке. – Тебя ещё не убивают. Давно она здесь? – Он показал на Седова, присевшего перед Любой на корточки.
Александр Петрович осторожно погладил её по волосам.
– Любаша, – позвал он. – Вставай. Ты меня слышишь? – Он потряс её за плечо.
– Тебя, кажется, спросили, Ангелина! – громче сказал Лёха. – Давно она у тебя? И кто привёл?
– Что я, помню… – хозяйка, сама изможденная до синевы, почесала исколотой рукой в затылке. – Этот твой, Андрюха, вот, полюбовничек её. Чёрненький такой, кареглазенький… В общем, понял, о ком я? Красивый мальчик. Прямо залюбуешься. Сладкая парочка, как теперь говорят. Прятались они тут у меня… Уж не знаю от кого. – Она стрельнула глазами в сторону Седова. – Любочка так и говорила мне: мол, спрячь нас, тетенька Алла. И деньги мне совала, каких у неё отродясь не было…
Лёха искоса смотрел на Александра Петровича, на его согнутую спину. Но хозяйку не прерывал. И та вошла в роль.
– Уж они любили друг дружку! Прямо спать ночами не давали, я их на пол прогнала, чтоб не скрипели… А они поначалу плакали даже, наглядеться никак не могли. И кололись… Ой, как кололись, я первый раз такое видела, прямо боялась – вот-вот помрут… А она мне все доллары эти совала, принеси ей еще да принеси. А после разругались. Уж не знаю из-за чего. Вроде он её чем-то попрекал. Ну, она ему отворот: уходи, мол. А после плакала. Вот привела вчера сюда свою подружку, Светочку… Ну куда я её? Родители-то у неё хоть есть?
– Не знаю, – покачал головой Лёха. – Может, где и есть.
Ангелина склонилась к Лёхе:
– А это кто ей хоть будет? Не отец?
Лёха тихонько цыкнул на неё, прижал палец к губам.
– Любаша, – снова позвал Седов. – Ты сама сможешь подняться? Тебе помочь?
Потом повернулся к Лёхе – казалось, постарел сразу лет на десять.
– Можно что-нибудь сделать? Она ведь меня не слышит.
Лёха помотал головой:
– Предупреждал я тебя… Влип ты, как я посмотрю, Альча. Уж так влип…
Седов будто его не слышал.
– Я хочу отвезти ее к себе, – сказал Седов, ни к кому не обращаясь. – Приведу её в порядок. Сделаю ей ванну. Приглашу врача. Найму сиделку.
Он говорил усталым, будничным голосом. Ангелину по-прежнему не замечал.
– А потом она опять от тебя сбежит… – крякнул Лёха. – Ну ты попал… А ведь какие бабы у него были, – доверительно делился он с хозяйкой. – Королевы. А тут из-за какой-то сикушки…
– А чего, Любочка тоже интересная девушка, – хрипло сказала Ангелина, скаля зубы, что, по-видимому, означало улыбку. Села, закинув одну тощую ногу на другую, и закурила.
– Да ты и сама еще хоть куда… – махнул рукой Лёха и тронул Седова за локоть. – Ну куда теперь её, в машину?
Поддерживая с двух сторон, они вытащили безвольно обвисшую между ними Любу из квартиры.
Соседи смотрели с балконов и скамеек, как Седов бережно укладывает её на сиденье своей роскошной машины.
– Отец приехал, – судачили бабки. – Еле нашёл, говорят. Вишь, как поседел, бедный… А эта сука притон тут развела, а милиция хоть бы разок ее забрала! Хоть бы для виду оштрафовала. Бабок с рынка гоняют, а эту – хоть бы хны! Денег в зубы им сунет, они и пошли себе, с автоматами своими… Хоть бы вот такие отцы разок собрались все и в унитазе утопили её, тварь болотную…
Дома Седов, отпустив домработницу и охранника, уложил девушку в теплую ванну, вымыл ее с головы до ног с душистым шампунем и уложил спать. Потом сделал укол. Она его не узнавала, вяло сопротивлялась, иногда звала Андрея или ругалась матом и даже привычно, заранее застонав, раздвинула ноги, когда он, раздевая ее в ванной, снял с нее грязные, дурно пахнувшие трусики…
Вечером, когда он, вконец утомленный, собрался сам лечь спать в другой комнате, раздался телефонный звонок. Это была Ирина.
– Ты один? – спросила она. – С тобой сейчас можно разговаривать?
– Нет, – сказал Седов. – Я не один.
– Я тоже не одна! – грубо сказала она. – У меня Павел Романович, которому ты меня уступил по сходной цене. Как партию подержанного товара. И хочет с тобой поговорить.
Седов промолчал. Сейчас это не имело ровно никакого значения. Продал или не продал. Даже странным казалось, что он совсем недавно был от нее без ума. Как сейчас, судя по всему, она без него…
– Что молчишь? – спросила Ирина.
– Жду, когда он возьмёт трубку.
– А мне тебе нечего сказать?
– Сейчас – да, нечего… Потом как-нибудь. Ну, где он?
– Здравствуй, Александр Петрович. – Голос Каморина был непривычно благодушным, как если бы он только что хорошо отужинал, принял ванну и сел в халате в глубокое кресло, куда принесли телефон. – Я вот только что из ванны, – подтвердил он возникшее предположение, – а через пару часов улетаю… Мы можем до этого переговорить?
– Смотря о чём, – сказал Седов.
– Не понял! – Голос Каморина снова стал сухим и колючим. – Что ты ему сейчас наговорила? – Теперь его голос стал приглушенным, поскольку он обратился в сторону от микрофона, к Ирине. Она что-то ответила, но что именно, разобрать было невозможно.
– Я хочу, чтобы через двадцать минут ты был здесь. – Куда только подевался его благодушный тон. – Есть срочное дело.
И положил трубку. Седов прошел в спальню, взглянул на спящую Любу. Теперь ее нельзя было назвать неживой. Лицо из землисто-зеленого цвета становилось бледно-розовым, чёрные тени под глазами поблекли.
Пожалуй, он сейчас ей не нужен. А вот нужен ли будет потом, когда придёт в себя… Но об этом не хотелось сейчас думать. Сейчас перед его глазами стояло лицо Каморина, каким он запомнил его там, на чердаке, когда тот приказывал застрелить врача «скорой». Псих. С таким лучше не связываться… пока… А там – посмотрим.
Ирина встретила его сухо, сразу отвернулась, пропустив в гостиную, где сидел уже собранный в дорогу Каморин.
Сколько раз Александр Петрович здесь у неё бывал, но никогда бы не подумал, что придется приходить сюда по приказу её нового любовника.
– Задерживаешься… – хмуро сказал Каморин, посмотрев на часы.
– Я же говорила – за двадцать минут он не успеет, – сказала Ирина. – Уже проверено. И не один раз.
– У меня осталось всего полчаса, – не обратил внимания на её колкость Павел Романович. – Тебе хватит?
– А вам? – в тон ему ответил Седов. – Это вы меня сюда позвали, а не я вас. Могли бы вполне встретиться по дороге в аэропорт.
– Вот я ему то же самое… – начала было Ирина, но осеклась под тяжелым взглядом Каморина. И вышла из комнаты.
Наверняка ему хотелось продемонстрировать, кто теперь здесь хозяин, подумал Седов. Что ж, придётся проглотить и это. Поэтому позвал меня именно сюда, к Ирине… И еще подумал, как там сейчас Люба. Всё-таки осталась одна. Вдруг, когда он вернется, ее снова не окажется на месте?..
– Я жду твоего рассказа о банке, – сказал Павел Романович. – Ты ведь вошел в его правление, как мы договаривались?
– Именно так, – кивнул Седов, стараясь не раздражаться.
– Сегодня я был у Эдика Городинского, знаешь такого?
– Он клиент нашего банка, – кивнул Седов. – Пять процентов акций, если не ошибаюсь.
– Претендует на большее? – сощурился Павел Романович.
– Именно так, – кивнул Седов. – У него из-за этого большие распри…
– С Пирожниковым, – перебил Каморин.
– Да, – впервые за сегодняшний день чему-то удивился Александр Петрович. – Откуда вы знаете?
– Не далее как три, нет, четыре часа назад с ним беседовал, – удовлетворенно хмыкнул Каморин. – Сначала он мне показался обыкновенным слизняком. Хотя жена его – что надо…
И покосился на дверь, которую прикрыла за собой Ирина.
– Привычная маска, – кивнул Александр Петрович. – Он со всеми такой, кого видит впервые. Старательно расхолаживает. Но как только клиент расслабится, вцепляется в него, как бульдог.
– Вот-вот, – подтвердил Каморин. – Короче, он заказал мне этого самого Пирожникова. Полагает, что потом скупит его акции и займет его место в правлении.
– Вполне возможно, – кивнул Седов. – А почему именно вам?
– Ему нужна чистая работа. Чтоб все было шито-крыто. Я другое хотел у тебя спросить… А нам это надо? Кто нам будет нужнее живой – Пирожников или Городинский?
– Видите ли, Павел Романович… – пожал плечами Седов. – Я все-таки хотел бы, прежде чем вам ответить, сначала понять – кому это нам? Мы – это кто? Ведь я там представляю не только себя и вас, но и других людей, которые уже вложили туда порядочные средства…
– Воровской общак, – перебил Каморин. – Знаю. Сегодня он есть, а завтра на него наложат арест, стоит мне только, в силу своей основной профессии, открыть рот…
– Простите, но вы мне не ответили: кого ещё, кроме себя, вы имеете в виду, когда говорите «нам»?
– Только себя, – сказал Каморин. – И немного тебя. Потому что мне нужен этот банк. И ты мой человек в этом банке. Мой. А не твоих воров в законе. Хотя это они, а не я туда тебя внедрили… Теперь слушай и не перебивай. Я и так потратил на тебя слишком много времени. В ближайшее время поставишь на правлений вопрос о закупке акций одного уральского завода цветных и редких металлов. Его исходные данные я сообщу тебе отдельно. Свободные деньги, иначе говоря, чёрный нал у вас есть. Я про общак, да, да…
– Они мне голову оторвут, – спокойно сказал Седов. – И потом, черный нал, как кобеля, не отмоешь добела.
– Неплохо сказано. Надо запомнить… А вообще ты до сих пор мне представлялся человеком с развитым воображением. И хорошо воспитанным. То есть не перебивающим старших…
– Вам сколько лет? – перебил Седов.
– Не столь важно. Моложе тебя, во всяком случае. Так вот, постарайся объяснить твоим ворюгам, в законе они или вне закона, что это весьма перспективный вклад. Потом мы эти акции перепродадим. Двойная отмывка, понимаешь? Они на это клюнут, если не дураки. Я скажу, кому перепродадим, как только доберусь до Думы.
– А когда у вас выборы? – спросил Седов. – Что-то очень уверенно вы о них говорите. А вдруг вас не выберут?
– Тогда мне придется устроить государственный переворот, – вполне серьезно сказал Каморин. – Стану диктатором, а ты моим министром культуры. Стало быть, для этой страны будет лучше, если сначала меня выберут просто депутатом.
– Пожалуй, – согласился Седов. – Какие ещё будут указания?
– Ты мне так и не ответил, кто нам нужнее – Пирожников или Городинский?
– Обоих бы… в одно место! – искренне сказал Седов.
– Тогда спрошу по-другому… – Павел Романович нетерпеливо посмотрел на часы. – Кого сначала, кого потом? Это не значит, что я обязательно поступлю, как ты скажешь, но твое мнение будет учтено.
Седов пожал плечами. Весь разговор вызывал у него ощущение чего-то неправдоподобного, нереального, происходящего во сне. Откуда у него такое самомнение, такая уверенность в себе? Ведь сам ходит по острию ножа!
– Скажите, Павел Романович… Только честно. Зачем вам тогда понадобилось убивать врача «скорой помощи»? Он-то вам что плохого сделал?
– В воспитательных целях, – буркнул Каморин. – Для натаски моих мокрушников, моих «псов»… А ты что, до сих пор под впечатлением?
– Под впечатлением, как мне кажется, осталась ваша команда, ваши «бойцовые псы», как вы их называете. Им это явно не понравилось.
– Так вот запомни… – наклонился к Седову Каморин. – Чтобы у тебя не оставалось сомнений… Для профилактики подобных сомнений, а также поддержки морального духа и спортивной формы я даю им задание на дом – одно убийство в неделю. Даже если нет заказа. Всё равно кого. И принимаю у них зачет, чему ты сам был свидетелем. При этом одно впечатление, о котором ты говорил, накладывается на другое… И прежнее благополучно забывается… Только, я вижу, тебе и название моих м… снайперов не по душе? – хмыкнул Каморин. – Интересно, а начальник твоей преторианской гвардии как своих называет?
– Неважно… – поморщился Седов. – Не в названии дело.
– А всё-таки… Раз уж оно не вызывает у тебя нареканий.
– «Торпеды», – сказал Седов, пожав плечами.
Каморин рассмеялся. Смеялся он напряжённо, как будто ему редко удавалось рассмеяться, при этом держась за грудь, будто ее раздирал кашель. Ирина заглянула в дверь.
– Тебе пора, – сказала она. – С чего вдруг ты так развеселился?
По-видимому, ей тоже еще не приходилось видеть его смеющимся.
– «Торпеды»… – покрутил головой Павел Романович, успокаиваясь. – А что? В чувстве юмора, во всяком случае, не откажешь…
И снова посмотрел на часы.
– Подожди меня там… – указал он хозяйке дома на дверь. – Ещё несколько минут… Я, к слову, не так давно видел схватку бойцовых псов, специально натасканных. Увлекательнейшее зрелище! Кровь, хрип, скулёж, шерсть клочьями… Я только что подумал: а не стравить ли их нам? Этих ваших «торпед» и моих «псов»? И устроить тотализатор. Я бы поставил на своих… А ты?
Он замолчал, пронзительно глядя на Седова. Тот не отвечал, глядя в сторону.
– Так кого тебе больше жалко, ты мне так и не ответил?
– Моих «торпед», – неохотно ответил Александр Петрович.
– С этим ясно. Пирожникова или Городинского?
– Вопрос в другом. Кто на данном этапе нам нужнее, – поправил его Седов. – Скажем, Пирожников уже в банке. Хотя Городинский, согласен, перспектив нее… А что, обязательно нужно кого-то убивать?
– Я уже взял задаток за Пирожникова, – пожал плечами Каморин. – Можно, конечно, не отдавать, но как бы моя деловая репутация при этом не пострадала, понимаешь, да? Спросим по-другому, если сомневаешься. У кого лучше связи, скажем так? Или опаснее… Словом, можно ли будет их безнаказанно оборвать?
– Пожалуй, такие связи у Пирожникова, – сказал Седов. – Сам-то он не велика шишка. Причём его знают как в правоохранительных, так и в криминальных структурах. И не только. На нем замыкается очень многое. Под него сделали личные и весьма сомнительные вклады в банк очень влиятельные здесь, в Москве, люди. И не обрывать бы их, а для начала использовать в своих интересах.
Каморин не ответил, с минуту задумчиво смотрел На Александра Петровича, потом спохватился, взглянув на часы.
– Совсем с тобой заговорился… Времени в обрез. Значит, сведешь меня с этим Пирожниковым, прежде чем я его ликвидирую, чтобы успеть унаследовать его связи. Скоро я вернусь в Москву. Возможно, уже в качестве народного избранника… до этого будем поддерживать спутниковую связь. Ты приобрел такой телефон?
– Пока не видел в нем необходимости.
– Считай, что она наступила. По крайней мере, есть гарантия, что нас не прослушают. Так что жди моего звонка. И подготовь ответы на мои вопросы. А сейчас, извини, я вас покидаю. Ирина меня проводит до лифта…
Ирина вернулась через несколько минут. Молча взглянула на Седова. Стала собирать на стол.
– Тебя он тоже утомил? – спросила она.
– Аж взмок… – признался Седов. – Только ты зря хлопочешь. Я не останусь.
Она выпрямилась, внимательно посмотрела на него.
– Альча, дорогой, можешь мне поверить, у меня с ним было только один раз, когда ты отдал меня ему в качестве предоплаты за какие-то услуги… И я решила тебе отомстить… А теперь вы оба смотрите на меня как на дорогую безделушку. Хотя ему, оказывается, небезразлично, что моя мать еврейка. Я это поняла только сегодня.
Голос её дрогнул. Он встал, подошёл к ней, обнял за плечи.
– Это все из-за той девочки, да? – всхлипнула она.
Будь она проклята, такая жизнь, подумал он. Ну,
вот за что мы оба мучаем эту прекрасную женщину? И почему она так мечется, не зная, что и кого выбрать, вместо того чтобы послать обоих куда подальше…
– Я виноват перед тобой, – сказал он. – Очень виноват. Но сейчас смотрю на тебя, а сам думаю: как там она?
– Ты её всё-таки нашел?
– Я её потерял. Эти подонки основательно посадили её на иглу. Накачали всякой дрянью… Она чуть не умерла у меня на руках. Просто не знаю, как мне быть. Я не смогу спасти ее, ты не сможешь спасти меня.
– Похоже, ты тоже сидишь на игле.
– И потому всё время думаю о ней… – кивнул он. – Я поеду. Ты уж извини.
Каморин отключил рацию. Кажется, искать «жучок» они не будут. Жаль, что отсюда до Сосновска мощности сигнала не хватит… Не запускать же ради этого спутник? Он бы и там их послушал. Особенно ее жалобы на него, Каморина: Он половой антисемит. И с этим ничего не поделаешь.
Глава 2
Чурилин раздумывал, прохаживаясь по кабинету, в ожидании вызванных по повестке братьев Исмаиловых. Анатолия Артикулова он решил пока не трогать. По-видимому, совсем нежелательно, чтобы они встречались в коридоре прокуратуры возле его кабинета: прощай тогда эффект неожиданности. Сговариваться им не о чем, но и милиционер, и азербайджанцы вполне могут сообразить, зачем их вызвали. К тому же, пока Артикулов сидит дома, возможен поиск тех, кто, может быть, ищет его самого… Другое дело, что поиск этот пока безуспешен.
Так что все правильно. Артикулов подождёт.
Между тем сегодняшний разговор может оказаться очень важным. Ему, Чурилину, ещё не известны личности вызванных, но тактика допроса в общих чертах уже понятна…
Он выглянул в коридор. Вот они. Уже здесь. Сидят, держат в руках повестки, негромко переговариваются, вернее, сговариваются, гадая, зачем их вызвали, за что. Поди, если поскрести как следует, найдется и за что. И они это знают. Вон, только что усами не шевелят от нервного напряжения.
– Исмаиловы? – спросил Чурилин, посмотрев на часы. (Еще целых пять минут до назначенного времени. И еще неизвестно, сколько сидели до того, как он выглянул…) – Заходите. Нет, сначала вы, – кивнул в сторону старшего.
Гасан Исмаилов степенно кивнул и вошел в кабинет. Отдал повестку. Лицо спокойное, хотя и напряженное.
– Знаете, зачем вас вызвали? – спросил Виктор Петрович после несколько затянувшейся паузы, заполненной взаимным разглядыванием.
Тот пожал плечами:
– Откуда? Все время в милицию вызывают, запугивают, допрашивают, а чего надо – толком не говорят… Денег дашь, вопросов больше нет.
– Тяжело вам здесь, – посочувствовал Виктор Петрович.
– Нет, почему тяжело? – поднял брови Гасан. – Нормально. С простыми людьми, покупателями, нормально. Милиция ненормальная. Все паспорт требуют. Усы увидят и сразу останавливают.
– Сбривать не пробовали?
– Я не пробовал. Земляки так делали… Всё равно забирают.
– Скажите, Гасан Ибрагимович, когда последний раз вас забирали в милицию? – поинтересовался Чурилин.
– Два дня назад. Брата Мешали забрали. Там какая-то драка была, чечены стрельбу, говорят, подняли… А мы здесь при чем? Брата всю ночь продержали. Залог им дал, отпустили. Какой это залог? Выкуп, да. А он заложник. Положили лицом в снег, а он только недавно из Баку ко мне за товаром приехал, к холоду ещё не привык… Постуженный теперь, всю ночь кашлял, это дело, да?
– Часто он приезжает?
– Не помню… После Нового года был… Потом позавчера прилетел.
– Точнее, если можно. Какого числа в январе он приехал после Нового года?
– В середине где-то… Вы лучше сразу скажите: что нам с братом милиция шьёт, по какой статье?
Виктор Петрович помолчал, выдержал паузу. Потом спросил, пытливо глядя азербайджанцу в глаза:
– Щестнадцатого февраля вас задержали, забрали в сорок четвертое отделение милиции, верно? А потом кто-то начал убивать тех, кто там служит. Слышали что-нибудь об этом?
– Мы тут ни при чем, гражданин начальник! – подскочил на стуле Гасан. – Слышать мы слышали, что убивают, но только мы тут, гражданин начальник, ни при чём!
– А между тем убивают как раз тех сотрудников, которые участвовали в вашем задержании. Как вы это можете объяснить?
– Честное слово, не знаю… – развел руками Гасан. – Они нам ничего плохого не сделали, правду говорю, гражданин начальник! Наркотики искали – не нашли, документы проверили и отпустили… Могли и не забирать.
– Вот я тоже так думаю, – кивнул Чурилин. – Зачем было вас забирать? Я вот протокол вашего задержания посмотрел: все, что согласно протоколу вам в отделении сказали, все это вполне можно было на месте сказать. Значит, все-таки была какая-то причина, почему вас в отделение доставили?
– Не знаю я, гражданин начальник, не было никакой причины! – разволновался Гасан. – Нас забрали и русскую девочку забрали… С нами стояла, вместе разговаривали, сигареты мужу покупала. Может, думали, проститутка какая-то, раз с кавказцами стоит… Ну, не просто стояла – мы её домашним вином, конечно, угостили, брат привёз, что, разве нельзя?
– Ну, наверно, можно… – стараясь не выдать волнения, пожал плечами Чурилин. – А поподробнее про неё нельзя? Про эту девушку?
– Можно, почему нельзя. Только что говорить-то? Я второй раз видел её, первый раз с мужем приходила, они сигареты покупали, а теперь одна пришла…. Ну, брат молодой, сразу понравилась, заговаривать с ней стал… У него спросите лучше.
– Значит, её тоже забрали, – сомкнул прямые брови над переносицей Чурилин. – Вместе с вами? Я правильно вас понял?
– Все бабки на неё кричать стали: проститутка, мол, раз с нами разговаривает… А мы что, не люди, почему с нами девочке молодой поговорить нельзя?
– Так её забрали с вами вместе или нет, я так и не понял, – нахмурился Чурилин.
– С нами, да… – закивал Гасан. – В один «газик» всех затолкали. Она плакала, когда её обзывать начали, просила отпустить, кричала, муж будет искать.
– Минуточку, минуточку… – Чурилин сейчас испытывал знакомое, до мурашек по спине, чувство, которое возникало всякий раз, когда интуиция ему подсказывала: он ухватился за верное звено. В протоколе о задержании никакая девушка не значилась. – Давайте всё по порядку. Её с вами взяли, так?
– Точно так, гражданин начальник.
– Если вы внимательно читали вашу повестку, – поморщился Чурилин, – то могли там прочитать, как меня зовут: Виктор Петрович меня зовут, если запамятовали…
– Очень приятно. – Гасан приподнялся со стула, учтиво склонив голову.
– Итак, взяли вас вместе с ней. А отпустили – тоже вместе?
Гасан развёл руками, помотал головой:
– Давно было, сейчас не помню, да… Брат, наверно, помнит, он на неё глаз положил, молодой, что тут поделаешь… Помню, как её забирали. Я им кричу: люди вы или не люди? Её-то за что?
Говорливость азербайджанца объяснялась чувством облегчения, которое он теперь испытывал, как только понял, что вызов следователя ему, пожалуй, ничем серьезным не грозит. Поэтому Виктор Петрович рассеянно его слушал, не прерывая.
Почему задержание этой девушки не было занесено в протокол? Если, конечно, Гасан Исмаилов ничего не путает или не придумал мифическую девицу для отвода глаз… Но, вообще-то говоря, на это не похоже.
Между тем, если девушка была на самом деле, это кое-что сразу объясняет в поведении милиционеров. В частности, в поведении Баранова… И Артикулова, кстати говоря, если судить по их телефонному разговору.
Не факт, конечно, далеко не факт. Еще и еще раз все надо проверить, прежде чем вернуться к протоколу допроса Баранова.
– Позовите брата, – сказал Чурилин Исмаилову. – Нет, лучше я сам…
Тут следовало быть осторожным. Чего доброго, скажет брату на своем языке нечто вроде пароля, типа: прокурор, мол, проглотил наживку, поверил в существование этой девицы.
– Предупреждаю, при мне говорить только на русском языке, – сказал Виктор Петрович, как только младший Исмаилов перешагнул порог кабинета.
– Он плохо понимает по-русски, – сказал старший брат.
Начинается, подумал Виктор Петрович. Потом им одновременно захочется в туалет.
– Ничего, постараюсь объяснить, – непреклонно сказал Виктор Петрович и протёр повлажневшие очки. – А вы мне поможете, но только на русском языке. Если, конечно, хотите, чтобы с вас сняли подозрение.
Виктор Петрович указал Мешади на свободный стул, потом подошел вплотную. Тот смотрел снизу не мигая.
Такому красавцу с томными глазами должны нравиться русские девушки, подумал Чурилин. И он им тоже. И наверно, их у него было немало… Но попробуем.
– Мешади, ты помнишь русскую девушку, которую милиционеры забрали с вами вместе возле метро?
– Да, помню, её звали Лена, – с готовностью кивнул Мешади.
А он не так плохо говорит по-русски, подумал Чурилин. И ни разу не взглянул на старшего брата, прежде чем ответить, что было бы вполне естественно, если бы оба старались обмануть следствие.
– А отпустили её тоже вместе с вами?
– Нет… – Он неуверенно пожал плечами и только теперь посмотрел на брата. – Разве её с нами отпустили? Я думал, она раньше ушла.
– А что, красивая девушка, да? – спросил Чурилин.
– Да, очень, – заулыбался Мешади, хотя глаза оставались неподвижными.
Между прочим, парнишка наверняка колется, подумал Виктор Петрович, или курит всякую дрянь… О Господи. Такие молодые, а что с собой делают!
– Больше вы её нигде не встречали?
– Нет… – сказал Мешади и снова посмотрел на брата. – Она же не в Москве живёт. Говорила, муж поехал на вокзал за билетами. Они должны были уехать…
– А не сказала – куда?
– Нет, не сказала, – почти одновременно и с сожалением ответили братья Исмаиловы.
– Значит, зовут её Лена… – констатировал Чурилин. – А где хоть жила, не говорила? Или у кого остановилась?
– Рядом где-то, – пожал плечами Гасан. – Первый раз ко мне с мужем, а потом одна за сигаретами приходила…
Не густо, уныло подумал Чурилин. Хотя, если они оформляли в то время и в том районе временную регистрацию, найти их в принципе можно…
– Вы могли бы её описать?
Мешади даже зажмурился, предвкушая удовольствие восстанавливать образ девушки в своем воображении.
– Она такая… изящная, стройная… как кипарис.
Чурилин и Исмаилов-старший невольно переглянулись, заулыбавшись.
– …кожа белая-белая, а когда смущается – розовеет, – продолжал Мешали.
– Словом, я понял так: вы смогли бы её узнать, если бы встретили, – сказал Виктор Петрович.
– Больше мы её не видели, – вздохнул Гасан не без сожаления. – Такую видно издалека.
– Уехала, да… – сокрушенно вздохнул и романтичный Мешади.
– Ладно, – подвел итог Виктор Петрович. – Свободны… Вот ваши повестки, я их уже подписал.
Оставшись один, он какое-то время неподвижно сидел, глядя перед собой и упершись руками в стол.
Кое-что складывается. Особенно если вспомнить прослушанный разговор Баранова и Артикулова. Что могло произойти такого постыдного, если оба не хотели об этом говорить? И думали о том, как бы не узнали о случившемся дети? От чего они не смогли, как и другие, отказаться, если к ним попала красивая девушка, которая не живет в Москве, которая должна скоро уехать?.. И все это – то, что и сам Чурилин не мог пока решиться и назвать собственным именем, – произошло, скорее всего, в отделении, поскольку только там мог присоединиться к наряду Кравцова Березин, бывший в тот день дежурным…
Иначе где еще это могло бы произойти? Нет, следует все еще раз проверить, самым тщательным образом, хотя пока что только эта версия отвечает почти на все вопросы…
Вечером Чурилин собрал свою группу – троих следователей от МВД и Женю Скворцова от прокуратуры. Дал им еще раз прослушать запись разговора Баранова и Артикулова. Потом ознакомил с показаниями братьев Исмаиловых.
– У меня на сегодня есть только одно предположение, – сказал Виктор Петрович. – В помещении отделения милиции было совершено групповое изнасилование. Сотрудниками отделения. То есть нарядом во главе с капитаном Кравцовым и дежурным по отделению старшим лейтенантом Березиным. Именно тех, кто участвовал в этом… у меня просто нет слов назвать это своим именем… и стали потом убивать из снайперской винтовки. По срокам и датам все, как видите, сходится. Только при таком предположении становится понятым нежелание старшего лейтенанта Баранова отвечать на наши вопросы. Только так становится понятным, отчего он обо всем догадался: догадался, что мстят, догадался, кому именно мстят, и предупредил лейтенанта Артикулова, который был вместе с убитыми в наряде в тот день, когда, по словам братьев Исмаиловых, была задержана молодая и привлекательная русская девушка, не москвичка, у которой, судя по всему, заканчивался отпуск и они с мужем должны были вернуться домой… Сюда же можно отнести наличие следа женской обуви наряду с мужской на крыше здания, откуда был застрелен Петрунин. Вероятно, муж и жена решили таким образом отомстить насильникам… Разумеется, эта версия, как и любая другая, нуждается в тщательной проверке.
Милицейские следователи недоуменно переглянулись. Сейчас вступятся за честь мундира, не иначе, подумал Чурилин.
– Вам что-то не нравится в том, что я высказал? – спросил Чурилин, обращаясь к знаменитой Дине Ивановне Алпатовой, грозе криминального мира, сухой даме лет сорока с высокой прической, по слухам, старой деве, чей жених некогда сделался уголовником. С тех пор она будто бы никак не может насладиться местью преступному миру.
– Очень уж вы категоричны, Виктор Петрович! – сказала она. – Пусть даже это всего лишь ваше предположение, но вот так огульно обвинять погибших милиционеров, у которых остались семьи…
– Странно это слышать от вас, Дина Ивановна, – вмешался Женя Скворцов. – Какой-то непрофессиональный подход.
– Это всего лишь моя версия, – извиняющим тоном сказал Виктор Петрович, – которая, как мне кажется, наиболее полно отвечает на вопросы, возникающие по мере расследования этой истории.
– Да, но вы, как руководитель нашей следственной группы, предлагаете ее как основную, которую мы должны проверять и разрабатывать, забыв про все другие… – Она оглянулась на своих коллег по ведомству, ища поддержки, но те промолчали. Других версий у них не было.
– А какая это другая, Дина Ивановна? – насупился Чурилин. – Разве вы ее высказывали? Что-то не припомню.
– Те же братья Исмаиловы, которым погибшие ребята могли сорвать их наркобизнес и которых вы, Виктор Петрович, так легко отпустили, разве не могли они попытаться направить нас по ложному следу? – спросила она. – Неплохо, кстати, придумано. Но почему мы должны им беспрекословно верить?
– Никто пока не утверждал, что им можно верить на все сто… – вздохнул Чурилин. – Но вспомним, о чём и, главное, как говорили между собой Баранов и Артикулов… Им тяжело было вспоминать о случившемся. Если бы речь шла о наркоторговцах – чего им было так уж переживать? А в этом случае становится понятно, почему они, по их выражению, поставили на себе крест. Баранов во время допросов был подавлен и наотрез отказался отвечать о том, что произошло, даже после того, как я чуть ли не пригрозил ему служебным расследованием.