Текст книги "Бойцовые псы"

Автор книги: Сергей Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

– Вот именно, что не участвовал! – воскликнул Чурилин. – Иначе Баранов его бы тоже предостерег. А раз его убили, значит, в поведении нашего мстителя что-то изменилось. Или он вошел во вкус, перестал щепетильничать, либо кто-то многоопытный подсказал ему, как спутать нам карты, чтобы довести дело до конца!

– Значит, вы полагаете, кто-то взялся ему помогать? – задумчиво сказал Скворцов. – Знаете, всё равно похоже, будто мы подгоняем следствие под заранее известный ответ… С другой стороны, нашлась же Нелюбина Лена… Никогда бы не поверил, если бы это не произошло на моих глазах… И вы уже знаете, кто убийца?

– Не хочу ни о чем больше говорить! – замахал руками Чурилин. – А то опять скажешь, что подгоняю… Я и в школе-то никогда этим не грешил, а тут на старости лет обвинили.

Снова зазвонил телефон. Они смолкли и переглянулись, прежде чем Виктор Петрович снял трубку. Судя по выражению лица, разговаривал он с начальством.

– Вам звонил Черемисов? – строго спросил его непосредственный начальник.

– Да, если вы имеете в виду дело об убийстве Пирожникова и Городинского. – Лицо Андрея Васильевича окончательно поскучнело.

– Так что вам показалось непонятным, Виктор Петрович?

– А что, моего согласия уже можно не спрашивать? – поинтересовался Чурилин. – Или что – я уже получаю указания напрямую от генпрокурора?

– Считайте, что да.

– Наверно, мне для этого следует сначала перевестись в Генпрокуратуру, – сказал Чурилин. – Там и зарплата побольше, и указания прямые… Скажите, Леонид Владимирович, разве, отказавшись, я не поддержал существующую субординацию?

– У вас, я вижу, накопилось много посторонних вопросов, – сухо сказал Леонид Владимирович. – А есть ли у вас ответы на вопросы вашего следствия?

– Вы правы, с этим куда хуже, – виновато вздохнул Виктор Петрович. – Так что, можно принимать к исполнению?

– Именно так, – раздраженно сказал невидимый начальник. И положил трубку, сделав минимальную паузу, благодаря которой не создается впечатление, будто её бросили.

– Беда, когда пришлый начальник намного тебя моложе и, чувствуя свою перед тобой вину, пытается компенсировать её хамством, – нравоучительно заметил Чурилин в ответ на вопросительный взгляд Скворцова. – И надо это терпеть, чтобы не было хуже… Ты зря злорадствуешь, Женя, нас всех запрягают в это дело… Тебя это тоже касается.

– Теперь самое время позвонить Каморину, – сказал Скворцов.

– Ты так полагаешь? – напрягся Чурилин. – Сколько, кстати, у них сейчас времени?

– Два часа разница, – сказал Скворцов. – Звоните. Наш герой, возможно, уже отошёл от банкета по случаю своей победы на выборах.

Каморин поднял трубку сразу же, едва Чурилин набрал номер.

– Павел Романович, во-первых, пользуясь нашим заочным знакомством, хотелось бы вас поздравить… – начал Виктор Петрович, но Каморин тут же его перебил:

– Извините, Виктор Петрович, что не дал вам факс по поводу Мишакова… – Голос Каморина звучал озабоченно. – Дело в том, что сначала мои данные ни в чём не расходились с данными нашей прокуратуры, с которыми вас ознакомили. Но то, что я узнал буквально сегодня, – совсем другое дело. Не хочу сейчас вдаваться в подробности, но по моим агентурным данным Мишаков вчера вечером вылетел в Москву, чтобы осуществить очередной террористический акт. Вы слышите меня? Возможно, он его уже совершил. Вы были абсолютно правы в ваших предположениях, а я, каюсь, за всей этой суетой все пропустил… Как только я об этом узнал, сами понимаете, мне стало не до поздравлений.

– Вы можете сказать, где и когда именно это произойдёт? – спросил ошеломленный Чурилин.

– Если уже не произошло… – сказал Каморин. – Москва – город большой, это может случиться где угодно, но одно я узнал совершенно точно – адрес, по которому он может там у вас остановиться. Только с ним следует быть осторожным. Он хорошо вооружён. Значит, записывайте. Это в районе Выхино…

Кивая, Чурилин быстро записывал. Потом оторопело взглянул на Скворцова:

– Ничего не понимаю… Как я мог такое помыслить об этом человеке!

Глава 11

Положив трубку, Каморин прошелся по кабинету из угла в угол. За окнами гудел очередной митинг по случаю его избрания. Сам он уже охрип, руки его болят от рукопожатий… А тут, не дай Бог, того и гляди опять потребуют, чтобы он вышел к народу.

Ещё хорошо, что этот чудаковатый Чурилин все принял за чистую монету. Теперь доиграть бы эту партию так, как задумано. Так сказать, разыграть эффектный эндшпиль. И тут, похоже, главная роль у Балабо-на. Если судить по тому, что говорил о нем Канищев, Балабон близнецов просто возненавидел… Вот и ладно, вот и то, что надо. Такая ненависть – вещь естественная. Это все в порядке вещей, как раз то, чего он исподволь добивался: в меру зависть, в меру ревность, в меру науськивание друг на друга – да тут любой коллектив, хоть трудовой, хоть бандитский, окажется неспособным к бунту.

Канищева, кстати, к этому заданию допускать не надо: что-то, похоже, изменилось в его настроении в последнее время… Хотя с заданиями, надо отдать ему справедливость, справляется лучше других – взять хотя бы ликвидацию этих двух последних из сорок четвертого отделения. Чистая работа, ничего не скажешь.

Значит, все заканчивает Балабон. Павел Романович набрал на спутниковом телефоне код Канищева.

– Привет народному избраннику, – не удержался от подначки Канищев. – Вместе со всей страной с неподдельным волнением и закономерным интересом следим за вашим триумфальным избранием.

– Ладно, ладно, разговорился, – оборвал его, кисло улыбнувшись, Каморин. – Ты лучше скажи, почему мне до сих пор не удается с неподдельным волнением и вполне закономерным интересом увидеть и услышать про вашу последнюю акцию?

– Видно, хреново здешние менты работают. Или телевидение не чешется, – сказал Канищев. – А может, этот гнус, Хлестов, вообще никому не нужен. И все только рады, узнав о его безвременной кончине… С другой стороны, поприпрятали мы шоумена довольно надежно – пришлось, поскольку у Мити, по его неопытности и моему недогляду, обратный билет только на другой день был. Ну и, спрашивается, куда ему деваться целые сутки, тем более что жильцы видели, как он входил в подъезд? Я сказал, что ему лучше не мелькать… И, как вы правильно изволили приказать, не рекомендовал встречаться с братом. Не дай Бог, менты за ним следят, увидят их вместе – сразу поймут, что к чему… Или я не прав?

Хуже нет иметь дело с киллером, у которого, как у тебя, высшее образование, думал Каморин, рассеянно слушая. И который не упускает случая об этом напомнить…

Как бы то ни было, пока все идет, как задумывалось. Раньше Митя обеспечивал своему брату алиби. Теперь, наоборот, акцию осуществил сам Митя, будучи уверен, что они с братом поменялись ролями, что теперь алиби обеспечивает ему Костя. Оказалось на удивление легко убедить его, чтобы заменил на время Костю, наверно, сказалась психологическая особенность, присущая близнецам… Если брат занимается чисткой столицы, если речь идёт о жизни очередного негодяя, одного из тех, безнаказанных, коими нынешняя Москва просто кишит, то почему бы самому не включиться в это благое дело? После этого, мол, и он, Митя, был бы с братом на равных, а Костя перестал бы комплексовать по поводу своего нового рода занятий… А вот теперь важнее всего проследить, чтобы братья не встретились… И тогда Митя вовсе не узнает, что невольно подставил брата…

Тьфу-тьфу, пока всё идёт успешно. Одно нехорошо – эти многоходовые комбинации становятся всё сложнее… А значит, больше вероятность, что он что-то не предусмотрит, что-то упустит. А ведь малейшая неточность – и… Но лучше об этом не думать. Главное на сегодняшний момент то, что Костя Мишаков о происходящем даже не догадывается. А Мите, его брату, вовремя объяснили: теперь, когда все насильники получили по заслугам, Косте велено лечь на дно, поскольку его уже ищут. Ему сейчас лучше отдохнуть, ни с кем не общаясь – даже по телефону… И Митя понял это правильно.

К тому же нельзя не признать, что очень удачно, очень правильно была выбрана цель для Мити. Поскольку тело видного представителя шоу-бизнеса Хлестова Игоря Андреевича, у которого не осталось средств содержать телохранителей, кажется, и впрямь искать никто не собирается. А что касается мотива расправы – так он на поверхности: большие долги сомнительным коммерческим структурам, в которые Игорь Андреевич влез… И потому он стал никому не нужен. И потому о его преждевременной и трагической кончине до сих пор никто не сообщает.

Пока все идет, как надо, думал Павел Романович, но это не повод для самодовольства. Пора переходить к финалу этой разветвленной комбинации. Теперь – избавление от братьев.

– Дай сюда Балабона, – сказал Павел Романович.

Канищев ответил не сразу. Удивился, наверно: обычно Павел Романович напрямую общался только с ним, через него передавал Балабону приветы и ценные указания.

– Привет, – сказал Каморин, услышав робкое и несколько удивленное «але» Балабона.

– Витя, дорогой, – с воодушевлением начал Каморин (не подводит память, вовремя вспомнил имя. А то все Балабон да Балабон…). – Выслушай меня не перебивая. Теперь пришло твое время. Покажи всем свой класс… Признаюсь, в последнее время я недооценивал вас, моих пацанов. Отсюда и отступление от конкурсного принципа отбора лучших из лучших и мое неоправданное пристрастие к этим братьям Мишаковым…

– Ну, – сказал Балабон. – Стреляю я не хуже, в натуре.

– Помолчи… – строго оборвал Павел Романович. – Я же сказал, чтобы не перебивал… Все, что я тебе сейчас говорю, – это только между нами, ты понял? Я говорю, а ты только отвечай: «да» или «нет»… Значит, этот Костя Мишаков окончательно скурвился. Братец его всегда поддержит, на то они и близнецы. Ты понял, о чем я? Слишком много этот Мишаков захотел. И пригрозил заложить всех, если я не выполню его условий… Понял, да? Можешь сам догадаться, о чем речь.

– Вот сука! – возмутился Балабон.

– Ты помолчать можешь или нет? – прикрикнул на него Каморин. – Канищев, наверно, уже уши навострил…

– Ну, – подтвердил Балабон, обернувшись в сто рону Канищева, который и впрямь внимательно прислушивался к его разговору с шефом.

Ну что делать с этим идиотом, подумал Павел Романович. А ничего. Других просто нет…

– Он собрался сдать нас всех, но я, кажется, его опередил, – продолжал Каморин. – Так что этой ночью менты наверняка будут его брать. И наверняка он окажет им сопротивление. А он им нужен живой, ты понял меня?

– Ну да, а нам он нужен совсем наоборот…

– Я тебе что велел! – опять оборвал его Каморин. – Молчи и слушай. Bfce, что я говорю, – это не для чужих ушей.

Никак до этого придурка не дойдет, с досадой подумал он, что я вывожу из игры Канищева; поди, даже в голову не приходит, что Канищев когда-нибудь, возможно совсем скоро, станет чужим. А ведь к этому, пожалуй, все идет…

– А вообще-то ты все правильно понял, – сказал Каморин. – Поэтому постарайся, чтобы Мишаков достался ментам в нужной для нас кондиции, про которую ты сам так удачно выразился… Наверняка его будет брать ОМОН – ну знаешь, как они это любят: в этих своих шлемах с забралами или в масках и в бронежилетах. Как вырядятся – друг от друга не отличить. Поэтому надень такой же прикид и постарайся смешаться с ними в подъезде. Ну и разбей там пару лампочек, что ли… И запомни: живым он попасть к ним в руки не должен! Кстати, у них у всех «Макаровы». Так что оставь свой ТТ дома… А вообще, Витя, не мне тебя учить. Сам разберешься. И смотри, будь осторожен. Чтобы комар носу не подточил, ты понял? А как потом менты начнут вверх стрелять – ты стреляй в него. Нужен верняк, ты понял?

– А где я все это возьму? – спросил Балабон, и Каморин живо представил себе его глуповато приоткрытый рот.

– У Канищева все есть, сейчас передашь ему трубку, и я ему все скажу. Главное, чтобы ты о нашем разговоре – ни гуту. А если и начнет расспрашивать, ссылайся на меня, понял, да? Спроси, мол, у Павла Романовича. Но, по-моему, он промолчит…

И вдруг Каморин кожей затылка почувствовал, что он не один. И замер, боясь повернуться… Пока он разговаривал, стоя лицом к окну, за которым проходил митинг, в его кабинет – некогда простого следователя, ныне народного избранника – кто-то вошёл. Когда он наконец решился обернуться, то вздрогнул, встретившись с огромными, полными ужаса глазами Софьи Борисовны.

…Через десять минут подъехала «скорая» и он сам донес на руках ее легкое, парализованное тело. Она только мычала и мотала головой – инсульт, не иначе! Он старался не смотреть ей в глаза.

…Балабон сделал все, как велел Павел Романович. И Канищев выдал ему прикид, ни о чем не спрашивая. Только внимательно посмотрел в глаза, когда Балабон сказал, что ему необходим «Макаров».

До сих пор пользовались исключительно ТТ, «Макаровым» пренебрегали, Канищев с ходу не мог вспомнить, есть ли в его арсенале этот ствол.

– Зачем он тебе? – спросил он. – С чего вдруг?

– Если вы в чем-то сомневаетесь, Евгений Семенович, спросите у Павла Романовича, – заносчиво ответил Балабон, неожиданно, в манере шефа, перейдя на «вы», и Канищев не задал ему больше ни одного вопроса.

Он принял решение незаметно проследить за тем, что будет дальше. Видимо, особого труда это не составит, поскольку Балабону, похоже, и в голову не приходит, что за ним будет слежка… Интересно, что за игры начались у нашего депутата, думал Канищев, следуя за «девяткой» Балабона. Придется, как рядовому избирателю, записаться к нему на прием и задать пару вопросов…

Когда Канищев увидел из своей машины, что Балабон остановился за квартал от дома, где жили Костя и Лена, он присвистнул. Вот в чем дело…

Кажется, Павел Романович опять собрался произвести в команде кадровые изменения. Сначала Валет, потом Михрюта, теперь, похоже, Костя… Но для чего Балабону весь этот маскарад?

Ждать ответа на вопрос пришлось недолго. Темнело по-зимнему быстро, и в сгущающихся сумерках Канищев увидел, как с разных сторон к обиталищу Кости и Лены вдруг подкатили «Волги», из которых высыпали экипированные по всей форме омоновцы и стремительно оцепили дом.

Как и в какой момент к ним присоединился Балабон, Канищев уже не разглядел…

Чёрт… выругался Канищев, лихорадочно набирая номер телефона квартиры, где обитали Костя и Лена. «Придурок, идиот, – ругал он себя, – мог бы подумать о звонке сразу, как только догадался о предстоящей смене команды…»

Видимо, многое теперь будет менять Павел Романович, о чем его, Канищева, доверенного лица и полномочного представителя народного избранника, похоже, даже и не подумал поставить в известность… Уж не потому ли, что он – следующий? За братьями Ми-шаковыми?

– Алло, вас слушают.

Услышав в трубке девичий голос, Канищев на секунду подумал, что зря все это делает. Костя, услышав предупреждение, схватится за оружие. И пусть ментам он нужен живой, но Балабон-то к ним затесался вовсе не за тем, чтобы его выручить, совсем наоборот. Так есть хоть какой-то шанс уберечь Костю, оставить его в живых?

– Держите Костю подальше от оружия, – сказал он. – К вам направилась милиция, чтобы его арестовать…

– Господи… Что вы говорите? – ахнула девушка.

Наверно, жена, подумал Канищев. Вот уж кому досталось-то.

– Его могут убить, – сказал он. – Пусть лучше он сразу им сдастся. Больше я ничего не могу вам сказать…

И тут же отключился. Все, что мог, он сделал. Оставалось только наблюдать за происходящим… Он сидел, сжав руками руль, и мысленно прикидывал. Вот они поднялись наверх, расположились, по инструкции, возле квартиры… Интересно, принимает ли во внимание их инструкция, что к ним запросто может примкнуть посторонний, поскольку все они в масках или в шлемах с забралом, закрывающим лицо?

Он прислушался… Когда слабо прозвучал первый выстрел, потом, одновременно со звяканьем разбитого стекла, второй и третий, он еще крепче сжал руль. Наверняка и Балабон стрелял тоже. Что ж, если этот урод решил, что теперь он самый крутой, раз шеф делает его центровым, то придется его глубоко разочаровать. Проще говоря, пристрелить на месте, если он убил Костю…

Он увидел, как возле подъезда начала собираться толпа жильцов, как, несмотря на зимнее время, открывались окна и жильцы выглядывали наружу…

Канищев выбрался из машины, не спеша подошел к собравшимся. Он знал, что после недавнего двойного убийства милиционеров его фоторобот есть в каждом отделении, что его ищут, и все же не мог не подойти, надвинув на лоб вязаную шапочку. Ничего, сейчас там всем не до него… Жильцы взволнованно переговаривались, глядя наверх, откуда доносился женский крик и плач.

– Притон там, говорят, у них… – судачили одни.

– Ну, сама слышала, девок туда таскают и наркотики им колют, – поддакивали другие.

– Это эти, молодые, Богатыревы, что ли? Муж и жена?.. – спрашивали третьи.

– Ну… Кто ж ещё. Детей нет, вот у них все какие-то незарегистрированные и проживают. Я участковому сколько раз говорила, а ему всё некогда…

– Или денег в зубы сунут – он и пошел себе.

– А ведь не скажешь, вежливые, не скандальные, она всегда первой поздоровается…

– И он, Валера-то, вроде не пил никогда. Пьяным я его сроду не видела.

– В тихом омуте, сами знаете…

– Ох, ну и жизнь пошла, как демократы эти до власти дорвались!

– Вон… несут уже… Ранили, что ли, или убили…

– Господи, кто ж там кричит так…

Только сейчас Канищев увидел Лену. Это она кричала криком, цепляясь за безжизненное, залитое кровью тело мужа.

Костя был одет в тренировочный костюм. Руки его свисали с носилок, голова моталась от толчков из стороны в сторону.

– Дорогу! – возбужденно кричали омоновцы, расталкивая собравшихся.

Они бегом цесли еще одни носилки. Там лежал их товарищ, чье лицо было неразличимо под забрызганным кровью забралом.

– Ты смотри, что делается! – закричали в толпе. – Убили! Вот сволочи, что делают!

– А ещё смертную казнь хотят отменить, демократы проклятые.

– Господи, все молоденькие такие… – всхлипывали женщины.

– Семья, наверно, осталась…

– Пропустите! – орали омоновцы, расталкивая собравшихся.

Канищев постарался протолкаться поближе, когда кто-то приподнял забрало, закрывшее лицо омоновца. Он заметил, как милиционеры недоуменно переглянулись, как если бы видели раненого впервые…

– Полегче! – прикрикнули на Канищева, стараясь оттолкнуть, но он уже встретился взглядом с раненым Балабоном. Взгляд был затуманенный от боли, почти потусторонний, но, похоже, Канищева он узнал. Казалось, сознание на секунду вернулось, когда ему, взрезав рукав, сделали укол в вену, и тут же он снова закатил так и не прояснявшиеся, белые от боли глаза.

Верно, совсем еще сопляк, подумал Канищев, как бы увидев Балабона глазами причитавших женщин. В школе Витя Балабанов, говорят, участвовал в художественной самодеятельности. Лучше всех играл на баяне и плясал барыню. Но это было последнее, что он успел, невольно сочувствуя, подумать о Балабоне…

Его грубо оттолкнули в сторону.

– Виктор Петрович! – позвал кто-то в группе милицейских начальников в камуфляже, стоявших возле машин. – Нам только что поступил срочный приказ перебросить группу к банку «Куранты» – к тому, что на Таганке. Там налет бандгруппы, наши просят подкрепление.

– Чёрт знает что… – в сердцах выругался тот, кого назвали Виктором Петровичем, один из немногих, кто был в этой группе одет в штатское. Он пытался о чем-то расспросить рыдавшую девушку, которую только что силой не пустили в машину вслед за погибшим убийцей и которую поддерживала, пытаясь успокоить, другая дрожащая от холода девушка…

– Послушайте… Мы столько времени добирались до этого убийцы. Неужели больше никого, кроме вас, нельзя туда направить?

– Наш отряд – ближайший к месту преступления, – ответили ему.

– Вы прямо нарасхват. Но ведь пока что вы в моем распоряжении… – твердо сказал Виктор Петрович. – И я буду возражать! К тому же служба в армии научила меня одному мудрому правилу: не спеши выполнять приказ, поскольку обязательно последует команда «отставить!».

– Хорошее правило. Но дело-то мы здесь свое сделали, верно? – возразили ему.

И в этот момент Канищев, внимательно прислушивавшийся ко всем этим разговорам, заметил, как высокий молодой парень в дубленке что-то сказал Виктору Петровичу на ухо и показал в его сторону. Тот мгновенно развернулся всем туловищем, и Канищев наконец разглядел знаменитого сыскаря Чурилина – уже немолодого, среднего роста, в блеснувших при свете фар очках. Рядом с ним все еще рыдала неутешная девушка, по-видимому Лена Мишакова, а ее подруга огрызалась на соседок…

Стараясь не оглядываться, Канищев пошел к своей машине, прибавляя шаг и уже понимая, что сейчас его попытаются задержать.

Банк «Куранты», рассеянно думал он, прислушиваясь к тому, что происходило сзади. Кажется, Каморин кое-что говорил об этом банке.

– Эй, гражданин, одну минуту! – властно окликнули его сзади.

Канищев, по-прежнему не оборачиваясь, слышал хруст снега и дыхание тех, кто пытался его догнать.

– А ну, задержите его… – крикнул сзади все тот же властный голос.

Хорошо, что оставил мотор на холостом ходу, спокойно подумал Канищев, приближаясь к своей машине.

– Стой, стрелять буду! – крикнул кто-то сзади из нагонявших.

Ну, это навряд ли, подумал он. Народу много, вон сколько из соседних корпусов выскочило, несмотря на позднее время…

Возле самой машины парочка здоровых мужиков, из зевак, тех, что были ближе других к его машине, попытались его задержать.

Ну это уж дудки, подумал Канищев, увернувшись от одного и поймав на апперкот второго. Тот упал на спину, основательно ударившись затылком о лед и раскинув руки. Поэтому другой доброволец почел за благо умерить правоохранительный пыл и сам отскочил назад.

Выстрелы таки прозвучали, но только вверх… И это тоже сыграло на руку Канищеву: добровольные помощники милиции отпрянули назад, очистив для него дорогу, а остальное перепуганное население рвануло к своим подъездам или ткнулось ничком в сугробы.

Канищев дал по газам и вырвался через арку из этого двора – квадрата, образованного огромными корпусами, на Волгоградский проспект и погнал в сторону центра… Затем, не проехав и полукилометра, свернул с магистрали направо, заехал в полутемный двор, поскольку, по его расчетам, менты уже должны были организовать погоню за ним и дальше все могло оказаться перекрытым.

Опять машину придется бросить! И помощником новоявленного депутата Думы Каморина Павла Романовича ему уже не быть. Он уже засвечен, как фотопленка на солнце. И потому пора возвращаться на малую родину, предварительно изменив внешность.

Он выбрался из машины, огляделся. Вроде никому он здесь не интересен… Хотя нет. Вон там пара-тройка пацанов, заинтересованно переговариваясь, глядят в его сторону. До этого ребятишки развлекались тем, что со знанием дела выбирали для себя машину получше, благо их тут много, но все больше отечественные, и поэтому только что остановившийся БМВ с вылезшим оттуда лохом сразу привлек их внимание. Вот что значит – повезло!

Кагалы, кидалы, угоняли – чёрт их разберет – появились вовремя… Поэтому он не стал включать противоугонное средство. Да пусть угоняют. И пусть менты основательно за ними погоняются. Только забрал из бардачка все необходимое, включая портативную рацию, настроенную на милицейские частоты, и внимательно посмотрел под сиденья, чтобы не оставить чего лишнего…

Покатайтесь, ребята. Отвлеките ментов, дайте мне выиграть у них хоть десять минут. А больше и не надо… Только не взыщите, если уже через несколько минут вам, попавшим под тяжелую руку, озлобленные омоновцы набьют баки, и загремите вы как минимум года на три каждый. Хотя при других обстоятельствах и другом раскладе схлопотали бы всего-то по полтора на рыло…

Он зашел в дальний подъезд, прислушался… Когда услыхал знакомый звук заведенного мотора, усмехнулся. Забавно будет посмотреть, как через некоторое время, минут через пятнадцать – двадцать, сюда нагрянет орава озверевших от очередной неудачи ментов. И перепуганные, избитые пацаны покажут им на подъезд, куда он при них только недавно вошёл.

Однако, подумал он, любопытно, что все же приключилось с этим банком. Это ведь тот самый, на который Каморин положил глаз.

Он включил рацию, погонял ручку настройки… Ага, вот, кажется, оно.

– Всё, общий отбой, всем отойти от банка! – услышал он начальственный голос сквозь шумы и чьи-то нечленораздельные выкрики. – Приказываю всем задействованным силам отойти, а всем подразделениям, затребованным к банку «Куранты», срочно вернуться к местам постоянного базирования!

Аж охрип, бедный, подумал Каншцев. Что ж там такое стряслось, что ментам приказывают срочно разбегаться. Каншцев посмотрел на часы. Хоть бы Митя был дома. Тем более что, как еще раньше установил Каморин, он всегда в это время должен быть на месте и ждать звонка.

Канищев достал сотовый и набрал код, заложенный в памяти.

Потом вышел из подъезда, неприметный, с натянутой на брови темной вязаной шапочкой. Закрывая телефон рукой, приложенной к уху, как если бы его отморозил, прислушивался к гудкам… Ну, наконец-то!..

– Митя, это я, Канищев.

– Евгений Семенович! – обрадовался Митя. – Как я рад вас слышать!

Нашего полку прибыло, невольно подумал Канищев. Ведь вот парень – только недавно впервые убил человека… И уже радуется жизни как ни в чем не бывало. Чёрт знает что за поколение идет нам на смену. Он, Канищев, когда убил своего первого, отходил недели две, если не больше. Никого не хотел видеть и слышать, ничего не мог есть, поскольку постоянно тошнило… И убил пусть по наводке Каморина, но не без морального удовлетворения. Того, кто когда-то донёс на отца, погибшего потом в лагере. Каморин, как он сейчас это понимает, не без задней мысли показал ему этот донос, приобщенный к делу… Сущая гнида был, а не человек, таких только давить и давить.

Так вот, эти молодые – совершенно безжалостные и потому, в конце концов, возьмут верх над нами, стариками.

– Взаимно… – пробурчал в ответ Канищев. – А теперь выслушай меня. И наберись выдержки. Твой брат Костя убит.

– Что… – еле слышно спросил Митя. – Что вы сказали?

Ну вот, а говорили, что двойняшки один другого всегда чувствуют, даже на расстоянии, подумал Канищев. Или все дело в том, что Мите в это не хочется верить?

– Кости больше нет, – повторил Канищев. – Он решил выйти из игры. Павел Романович этого не мог допустить. И, как всегда, кое-что придумал, понимаешь? Вызвал в Москву тебя, а когда ты сделал дело, подставил ментам вместо тебя Костю. Словом, сделал всё наоборот.

– Когда это произошло? – негромко спросил Митя. – Недавно? Минут двадцать назад?

Значит, все-таки что-то почувствовал, подумал Канищев. Почувствовал, да, но не понял, что именно…

– Да… Примерно так. Слушай дальше. Он подослал Балабона. Короче, я всё это видел. Но уже ничего не мог поделать. Каморин сдал Костю ментам, ты понял меня? Они приехали его брать живым, и тут Балабон в темноте к ним присоединился, чтобы Костю застрелить. И сам от Кости схлопотал пулю… Причем я же, как последний дурак, сам Балабона экипировал, одел под омоновца… Словом, Каморин решил от всех нас избавиться, ты понял меня? Мы ему, депутату, в Думе не понадобимся. Ему теперь нужна другая команда. Такие, как Балабон… Мы своё на него отпахали и теперь для него как штопаные гондоны… Что молчишь?

И сам замолчал, услышав в трубке сдавленные всхлипывания.

Теперь следовало поймать частника. Только не иномарку, не БМВ, конечно, а чего попроще – «шестёрку» или, еще лучше, «Запорожец». Словом, тачку, которую менты погнушаются остановить…

Попалась, правда, «пятёрка». Один чёрт… Он доехал на ней до банка «Куранты». Там телерепортеры еще запечатлевали, как милиция снимает оцепление и вяло отгоняет любопытных.

Канищев присвистнул, увидев разбитые стекла, выломанную дверь, перед которой все еще стояла возбужденная толпа – большей частью служащие банка.

Потом подумал, что долго здесь маячить не следует. И вообще пора двигать в сторону Казанского вокзала, предварительно изменив прическу…