Текст книги "Бойцовые псы"

Автор книги: Сергей Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Глава 9

Балабон изрядно замерз, прежде чем дождался позднего часа, когда жена и дочь Баранова выведут, как по расписанию, гулять собаку. Отпускать дочь одну они теперь не рисковали. Он посмотрел им вслед. Наверняка пойдут за дом, где нет ветра. Это он был вынужден мерзнуть, дожидаясь…

Менты Баранова больше не охраняли: не было смысла после того, как Балабон застрелил совсем другого, про которого и думать не могли…

Балабон сделал знак Канищеву, для чего приподнял воротник куртки. Тот кивнул и начал ходить туда-сюда по детской площадке. Он должен был подстраховать на случай, если кто подозрительный войдет вслед за Балабоном в подъезд.

Оглянувшись, Балабон вошел в теплый тамбур, нажал кнопку лифта. В кабине, сняв перчатку, постарался отогреть замёрзшие пальцы, вытер тыльной стороной ладони под носом. Морозы в Москве послабее, чем на Урале, но зато сырые…

Он вышел этажом выше и осторожно спустился по лестнице. Подошел к квартире Баранова. Глазок был темным. Из-за двери доносились приглушённые звуки работающего телевизора… Счас будет тебе телевизор, мент поганый, накручивал себя Балабон. Хоть заплатят за твою шкуру всего ничего, поскольку ты, сука, не заказанный… Ещё с Канищевым придётся делиться. За то, что на стреме стоит. Заказанные теперь отойдут к братьям Мишаковым, конкурентам, можно сказать… Так сам шеф сказал. Снайперы, мол, каких мало… А чем плох был выстрел в того мента, которого выбрали для отвода глаз? Балабон его сделал, никто другой, хоть в спецназе, как эти Мишаковы, никогда не служил!

Нет, с Камориным ещё рано спорить. Если он поставил на этих близняшек, ничего другого пока не остается. Поскольку ничего не докажешь…

Балабон нажал кнопку звонка. Увидел, как осветился глазок, когда в коридоре зажгли свет. Потом глазок снова потемнел – значит, кто-то приник к нему, чтобы разглядеть гостя…

– Ну, Господи, твоя воля… – привычно пробормотал Балабон и, приставив пистолет глушителем к глазку, нажал, зажмурившись, на курок.

И тут же свет из квартиры осветил его лицо. На месте глазка была теперь неровная дыра. Он даже невольно заглянул в нее, хотя уже услышал характерный предсмертный всхлип и грузное падение мёртвого тела.

Он осторожно оглянулся… Да кто тут услышит. Небось сериалы смотрят, где убивают понарошку. А что под носом делается куда круче, по-настоящему, ни за что не поверят, пока не увидят.

* * *

Он осторожно поднялся наверх, снова сел в лифт, который покорно его ждал. Когда кабина пошла вниз, он взглянул на часы. Всего-то две минуты на всё про всё… Вот пусть братья Мишаковы, новые любимчики шефа, повторят это достижение.

Канищев тоже посмотрел на часы, когда Балабон вышел из подъезда. Они не торопясь пошли в сторону проходного двора, где их поджидала машина, и столкнулись нос к носу с женой и дочкой убитого. Те, играющие с собакой, почти не обратили внимания на двух мужчин, которые прошли мимо, о чем-то весело разговаривая. Только собака вдруг залаяла на них и стала рваться из рук хозяек, но те удержали ее, оттащив в сторону.

– Не беспокойтесь, – сказала девушка, извиняюще улыбаясь. – Он не кусается.

– Рекс, фу! – прикрикнула ее мать. – Простите. Сами не знаем, что на него нашло…

– Бывает, – сказал Канищев.

В машине они молчали всю дорогу, пока не свернули с Рязанского проспекта на Волгоградский, где жил Артикулов.

– Думаешь, там ещё не знают? – спросил Балабон.

– Боишься? – спросил Канищев.

– Нет, в натуре, почему обоих сразу? – заволновался Балабон.

– Потому что потом уже не застанешь врасплох, – сказал Канищев. – Надо прямо сейчас, пока охрана снята, пока они не спохватились. А спохватятся – снова поставят… Может, даже сегодня. Шеф прав. Потом все сложнее будет.

– А на хрена он вообще за это взялся?! – вскипел Балабон. – Почему я за жену этого Мишака должен мстить? Это его личные трудности… Да ещё за здорово живёшь… Пусть он сам за себя! Со своим брательником, раз они такие крутые.

– Горазд ты права качать, – сказал Канищев после короткой паузы. – Ладно, я сам пойду. А то скажешь потом, что дележка была не по правилам…

– Нет, Жень, ты не понял. Тебя я уважаю. И спорить с тобой не буду. Но почему все этому… Мишаку достается? Ну, жену его менты на хор поставили. Я бы тоже не отказался, если честно… Да и пацаны мне признавались – трахнули бы за милую душу! Ты хоть видел её, Ленку?

– Нет, – покачал головой Канищев.

– Ну да, староват ты для неё… А я с ней в одной школе учился.

– Помолчи, а? – повернулся к нему Канищев. – Противно слушать. Ты бы сам – как на его месте? Вот если бы твою Зинку менты точно так же…

– Да не стал бы я мочить по одному! Я бы всю их ментовку взорвал! – раскипятился Балабон. – Со всеми, кто там будет!

– Так то ты… – скривился Канищев. – На словах только. А может, твою Зинку они не стали бы? А Мишаков – наш товарищ. Нравится тебе или не нравится… Ну не хочет он, чтобы безвинные пострадали. Почувствуй разницу.

Они подъехали к дому, где жил Артикулов. Медленно проехали мимо. Было достаточно поздно – гуляющих жильцов во дворе уже не было.

– Собаки у них нет, – констатировал Канищев. – Сидят дома… А ты здесь посиди. Я быстро.

Он вылез из машины, потом снова влез – уже в заднюю дверь, достал из сумки милицейскую форму, быстро переоделся.

– Может, мне с тобой… – неуверенно спросил Балабон.

– Сиди, возмущайся дальше, – сказал Канищев. – Поэтому шеф держит тебя здесь, подальше от ребят, что нет в тебя чувства товарищества. Ну-ка дай свой «магнум»…

– А тебя он чего здесь держит? – огрызнулся Балабон, передав пистолет.

– Смотри-ка… – даже подзадержался в машине Канищев. – А я-то всё думал: ну кто же у нас место Михрюты займёт.

– Не, я бы с ним не поменялся, – заискивающе ухмыльнулся Балабон.

Канищев вошёл в подъезд, где возле батареи курили подростки, в основном ребята лет четырнадцати, и с ними две девчонки. При виде милиционера они сразу попрятали сигареты за спину.

– А ну пошли по домам, – грозно сказал Канищев. – А то сейчас отведу к родителям!

И подростки тут же, смеясь, бросились врассыпную из подъезда.

Главное – не останавливаться, сказал себе Канищев. Артикулов жил на третьем этаже, поэтому он поднялся туда по лестнице. Прежде чем позвонить в дверь, прислушался. Глазок светился. Чей-то мужской голос недалеко, похоже в передней, нервно и неразборчиво говорил по телефону.

Скорее всего, уже знает, подумал Канищев. Тем лучше. Это для таких, как Балабон, хуже.

Он позвонил в дверь. Увидел, как потемнел глазок. Кто-то его разглядывал. На ощупь, в кармане, снял пистолет с предохранителя.

– Не открывай, не надо! – сказал женский плачущий голос.

– Да это милиция, приехали уже, – успокаивающе ответил мужской голос.

Дверь открылась настежь, и Канищев увидел хозяина в спортивном костюме, а также стоящих за ним жену и девочку лет двенадцати с котенком на руках. При дочери не стоило бы, подумал Канищев. Пусть хоть не увидит этого.

– Анатолий Фёдорович? – вежливо поинтересовался Канищев. – Меня прислали к вам из местного РУОПа.

– Ну вот, говорил я тебе… – настороженность в глазах Артикулова исчезла.

– Вы уже слышали, что случилось с Барановым? – спросил Канищев.

– Какой-то ужас! – сказала жена. – Главное, за что?

Значит, есть за что, подумал Канищев, испытав некоторое облегчение. Небось знала бы – сама, своей рукой пристрелила.

– Оперативники к вам уже выехали, пока не успевают, поэтому просили нас подстраховать.

– Вы будете папу охранять? – спросила девочка.

– Да, – не моргнул глазом Канищев. Не первый раз приходится врать детям в подобных случаях. И с каждым разом это дается всё труднее…

– Вы бы прошли, замёрзли, наверно, чаю бы выпили, – пригласила жена, а дочка убежала с котенком в комнату.

– Я тут не один, ещё наших двое на лестнице, – сказал Канищев. – Приказали установить временный пост. Надо бы обговорить с ними отдельные детали.

– Ну да… – Артикулов с готовностью кивнул и вышел вслед за Канищевым на лестницу, прикрыв за собой дверь.

Они шли по лестнице вниз, Канищев впереди, Артикулов сзади.

– Во двор, наверно, вышли… – это были последние слова последнего, еще живого участника группового изнасилования в сорок четвертом отделении милиции.

Канищев обернулся к нему и выстрелил, не вынимая руки из кармана, снизу, под сердце.

Были слышны только приглушенный хлопок и падение безжизненного тела на ступеньки лестницы. Канищев тут же спустился вниз. Осмотрелся, прежде чем выйти из подъезда. В шинели образовалась порядочная дыра, которая конечно же покажется подозрительной. Подростков возле батареи не было. Машина с Балабоном стояла на том же месте, примерно в тридцати метрах от подъезда.

– Что-то долго… – недовольно сказал Балабон, пока Канищев снимал с себя шинель, – не сразу тебе открыли, да?

– Нет, сначала о погоде через дверь поговорили, – ответил Канищев.

– Ты за руль сядешь? – спросил Балабон, когда они немного отъехали.

Канищев промолчал. Опять машину бросать, подумал он. Сейчас по всем магистралям города идёт массированный перехват всего, что движется… В метро – тоже опасно. Жена Артикулова могла уже передать его приметы.

– Шинель бросим в одном месте, машину в другом, – сказал он непререкаемым тоном.

– А пистолет? А сами? – спросил Балабон.

– И с пистолетом придется расстаться, – с сожалением сказал Канищев. – А сами – огородами, огородами, – и в сторону Казанского вокзала.

Он посмотрел на часы. В самый раз звонить Каморину по спутниковому телефону. Даже уложились на десять минут раньше… Павел Романович любит телевизионные эффекты. Хочет, чтобы Костя Мишаков, может быть, даже сегодня увидел на телеэкране трупы тех двоих последних, кто насиловал его юную жену. А потом надеялся отсидеться от возмездия за спинами своих жён и детей.

Но сначала надо избавиться от шинели и шапки с кокардой…

Милицейскую форму они затолкали в одном из тёмных дворов в мусорный бак. Проехав еще через несколько дворов, нашли такой, чтобы потемнее и чтобы стояло много машин. Они переглянулись. То, что надо. Одной машиной больше, одной меньше, кто заметит?

Там её и оставили. Только после этого Канищев связался с Камориным, предварительно взглянув на часы. Было без пяти десять, все как в аптеке. Они уже находились на все еще оживленном Волгоградском проспекте, где из-за шума движения мало кто мог что-то услышать или обратить на него внимание, пока он разговаривал… Балабон в это время стоял у киоска, выбирая сигареты.

– Дело сделано, – коротко сказал Канищев вместо приветствия. – Оба фургона проданы по сходной цене. Заказчик будет доволен.

– О'кей, – безучастно сказал Каморин, как если бы подобные акции проводились каждый день. – Запишем это, Женя, как твой подарок к моему избранию.

– А что, уже подсчитали голоса? – удивился Канищев.

– Нет, конечно, но выборы прошли в обстановке небывалой активности избирателей, как писали в прежние времена. А это может означать только одно: добрые люди испугались, что я могу не победить.

– Поздравляю, – сказал Канищев. Ну теперь держись, подумал он. Теперь начнутся дела: шеф переезжает в Москву с депутатским мандатом и неприкосновенностью в кармане.

– Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! – весело сказал Каморин. – А каково настроение личного состава во вверенном тебе подразделении?

– По-всякому, – кисло сказал Канищев. – Балабон права качает.

– Можешь не обращать внимания.

– Баллон катит на новенького. Почему, мол, я должен его обслуживать? И почему все заказы ему?

– Приеду – разберусь, – коротко сказал Каморин. – Ближе к делу. Вы там не засветились случайно?

– Есть маленько, – сказал Канищев. – Я пришёл ко второму клиенту, когда там уже знали о первом. Пришлось действовать по второму варианту.

– Ну да, лучшие художники уже пишут твой портрет, – сказал Павел Романович. – Придется поменять имидж и жилплощадь.

– Это без проблем, – сказал Канищев.

– А с личным составом я сам разберусь, – сказал Павел Романович на прощанье.

…Когда Каморин увидел в вечерних новостях трупы милиционеров в их квартирах, он торжествующе подумал, что, пожалуй, сначала следует выдержать паузу. И только потом, после новостей спорта, позвонить в Москву.

Трубку снял Костя Мишаков. Как будто ждал его звонка.

– Видел? – спросил Павел Романович. – Теперь ты доволен?

– Зачем вы это сделали? – спросил Костя. – Вас кто-нибудь просил?

Каморину показалось, что он слышит женский плач.

– Жена их жалеет? – спросил он. – Ну да, остались дети – сироты… А у вас с ней даже сирот не будет. Это ты ей почаще напоминай.

– Зря вы это сделали, – сказал Костя. – Я обошёлся бы без вас.

– Дурак ты! – с чувством сказал Павел Романович. – Ты ещё год провёл бы на крышах, пока бы тебя самого там не прихлопнули, как клопа! Специалист ты замечательный, но – узкий. А такая работа по плечу только людям другой, хотя и родственной профессии. И они ее хорошо сделали. За тебя. Им бы спасибо сказать, что помогли…

– Спасибо, – сказал Костя. – И на этом закончим. Теперь мы квиты.

– Ну, это я буду определять, квиты мы или не квиты… – холодно сказал Каморин. – Слыхал, наверно, есть фирмы, откуда возможно уйти только вперёд ногами? Особенно это касается тех, кто не расплатился по векселям.

– Если я уйду, то не один, – сказал Костя. – Захвачу с собой и кое-кого из узких специалистов.

– Сопляк! – сказал Павел Романович, заметно нервничая. – Ты понимаешь, кому это говоришь? Да я как следователь хоть сейчас могу тебя сдать! И мне поверят, а не тебе! И не забывай, винтовка с твоими пальчиками, из которой ты ментов по одному шлёпал, – у меня! Тебе что, жить надоело? Или за жену свою не страшно? Или про брата забыл?

– А пошёл ты… – устало выругался Костя. – Хорош меня пугать, понял? Пуганый. А брату я прямо сейчас отзвоню. Я так решил, понятно? И точка.

Отключившись от Москвы, Каморин тут же набрал номер Мити. Хоть бы он был дома, думал он. Хоть бы снял побыстрее трубку…

– Да, – услышал он мальчишеский голос Мити Мишакова. – Я слушаю.

– Митя, это Павел Романович…

– Здрасьте, Павел Романович, – весело отозвался Митя. – Что-нибудь случилось? С Костей?

– Пока ничего не произошло, но вполне может случиться… И сейчас ему лучше не звонить. Короче, одна нога здесь, другая в аэропорту! Надо срочно лететь в Москву… Да, план тот же, но вам с Костей придется поменяться ролями. Через час буду в аэропорту и всё-всё тебе объясню… Сейчас же выходи из дома на улицу, за тобой заедет моя машина… Бегом, ты понял меня? Костя, стараясь не смотреть на Лену, набирал и набирал номер брата.

– Он что, тебе угрожал? – спросила она.

Он молча кивнул. И снова набрал номер. Чёрт… опять занято. Ну положи же трубку! Зря, зря он сказал этому, что сразу позвонит Мите. Нашел кому говорить!.. Теперь этот следователь, он же новоиспеченный депутат, сам ему названивает… Ну что ж, при случае поглядим, какой он неприкосновенный…

Ребята смотрели на его посеревшее лицо, беззвучно шевелящиеся губы. Казалось, Костя продолжал ругаться с Камориным.

– И что теперь будет? – спросила Таня. И посмотрела на мужа. – Валера, хоть ты не молчи! Скажи что-нибудь. Ты же мужчина! Не видишь, куда твой лучший друг попал?

– В яму мы попали, – негромко сказала Лена и обняла Костю, прижавшись к нему всем телом.

Глава 10

Звонок из Генеральной прокуратуры застал Чурилина, когда он просматривал информацию, добытую Женей Скворцовым.

– Виктор Петрович? – спросил вежливый голос, когда он снял трубку. – С вами сейчас будет говорить замначальника следственного управления Генеральной прокуратуры Черемисов Михаил Аркадьевич.

Виктор Петрович знаком показал Скворцову – потом, после…

– Виктор Петрович, здравствуйте, – послышался знакомый, с хрипотцой голос Черемисова. – Как у вас продвигается дело об убийствах милиционеров?

– Делаем все возможное… – сказал Виктор Петрович.

– Увы, похоже, чтобы распутать подобную историю, придется совершать невозможное, – вздохнул Черемисов.

– Стараемся, – сухо сказал Виктор Петрович. – Нащупываем.

Что-то он мягко стелет, подумал Чурилин. Наверняка решили взять дело к себе. Да пусть берут! Вон как общественность негодует. В газетах все, кому не лень, строят версии… Клеймят позором следствие за медлительность, намекают на то, что кто-то покрывает убийц… Пусть забирают, в конце-то концов! Он, Чурилин, ни за что не держится.

– Неужели вы хотите взять это дело себе? – спросил он с надеждой. – Или передать в ФСБ?

– Ни то, ни другое, – сказал Черемисов. – Ваша хвалёная проницательность вас подвела, Виктор Петрович. Как раз напротив, есть мнение, учитывая вашу высокую квалификацию, что вы должны взять на себя расследование последних убийств коммерсантов – Пирожникова и Городинского.

– Да что там, с ума все посходили, что ли?! – не выдержал Чурилин. – Это чьё же такое мнение?

Скворцов поднял голову от бумаг, в дверь заглянула встревоженная Зоя.

– Полегче, Виктор Петрович… Это просьба людей, которым не принято отказывать. А мне поручено эту просьбу вам передать. Вам назвать их фамилии и должности? Вам нужно официальное подтверждение?

– Да валите все на меня! – Виктор Петрович в сердцах бросил карандаш на стол. – До кучи. Все убийства журналистов, бизнесменов, политиков…

– Ну, успокоились? – холодно спросил Черемисов. – Или мне еще подождать?

– А почему непосредственно ко мне? Почему через голову моего руководства? – спросил Чурилин, несколько успокоившись. – И вообще – только с согласия моего начальства, вы меня слышите?

– Считайте, что оно уже получено, – жестко сказал Черемисов. – Не хотел бы, чтобы вы подумали, будто я хочу спихнуть на вас наш потенциальный висяк. Откровенно говоря, Виктор Петрович, я и сам вам сочувствую. Похоже, продолжает работать известный вам принцип: наваливают на того, кто везёт.

– Да если бы я вёз… – вздохнул Чурилин. – Извините великодушно за мой срыв… Я верю вам, Михаил Аркадьевич, но вы меня тоже поймите.

– Так что, настаиваете, чтобы я прямо сейчас всё согласовал с вашим руководством, или вы все-таки, не теряя времени, ознакомитесь с этим делом? Тем более что у вас там сейчас работает целая группа.

– Группа имеет целевую задачу – расследование убийств милиционеров. И вы прекрасно это знаете.

– Как не знать, как не знать… Но может быть, наше многомудрое начальство видит дальше и глубже нас. Как ваша интуиция – не подсказывает вам, что эти два дела чем-то могут быть связаны?

– Моя интуиция подсказывает мне только одно – погоня за несколькими зайцами, бегущими в разные стороны, никогда ничего не дает! Ещё раз прошу извинить меня, Михаил Аркадьевич, и позвольте откланяться: у меня здесь сейчас собралась группа. А вы пока, не теряя своего драгоценного времени, обратитесь всё-таки к моему руководству. Всего хорошего.

– Вот так надо с начальством разговаривать! – хмыкнул Скворцов, когда Виктор Петрович бросил трубку.

– Не отвлекайся! – строго сказал Чурилин. – Если можно, начни сначала.

– Задали вы мне работёнку! – покачал головой Женя. – Ходить по женским консультациям и гинекологическим отделениям. Лучше бы Алпатову направили…

– Сам напросился, – проворчал Чурилин, все ещё отходя от разговора с Черемисовым. – И потом, мужиков они там почти не видят. Каждый твой приход для них праздник. И потому с тобой разговорились… А пошли я туда Дину Ивановну? С её-то характером… Ну, говори, рассказывай, что ты там нарыл?

– По Москве таких вот, иногородних, было в то время целых три, – сказал Скворцов. – Вот их фамилии, а также имена, хотя и лечились они там почти нелегально.

– А это возможно?

– За большие-то деньги? Да в наше смутное время…

– И все изнасилованные? – посмотрел на него с любопытством Чурилин. – Что, все они – жертвы группового изнасилования? – поправился он.

– Чему вы удивляетесь, не понимаю, – пожал плечами Скворцов.

– Я давно ничему не удивляюсь, – мгновенно парировал Чурилин. – Я тоже живу в это время и в этой стране. И ничуть не отстаю от новейших веяний… И тому, что меня вдруг ни с того ни с сего бросают на это дело с убийством бизнесменов, – тоже не удивляюсь!

Он посмотрел на часы:

– Кстати, сейчас будут последние известия. Вот интересно, победил ли этот Каморин на выборах? Ну этот, помнишь его? Уж больно он самонадеянный мужик…

– Ну, если это вам интереснее нашего дела… – протянул Скворцов, убирая бумаги в папку.

– Скворушка, не будь занудой! – сказал Виктор Петрович, усаживаясь перед телевизором. – Всего-то пять минут. Видишь, на нас ещё одно дохлое дело наваливают, как ты успел правильно понять. Так что расслабься… Успеем обсудить твой поход по гинекологическим кабинетам.

Когда он услышал результаты выборов, то даже приоткрьш рот и обернулся к Скворцову с изумленным выражением лица.

– Вас удивил результат? – не понял Скворцов. – Или что ещё?

– Как раз – или что ещё… – пробормотал Виктор Петрович, продолжая сидеть все с тем же изумлённым взглядом.

– Удивительно, конечно, – согласился Скворцов. – Почти стопроцентная явка, надо же… И девяносто процентов «за». Так при развитом застое голосовали бы за члена политбюро.

– Не в том дело, – помотал головой Чурилин, словно избавляясь от наваждения. – Если не проголосовало всего-то несколько десятков человек, значит, можно установить, кто именно. Ведь некоторые из них в это время могли там просто отсутствовать, понимаешь? Например, еще до выборов уехали. Ведь ты сам слышал, как об этом радостно распинался председатель избирательной комиссии. Значит, можно в принципе узнать, кого именно не было в Сосновске в эти дни! И сравнить их фамилии с фамилиями тех, кто был в это время в твоей чёртовой гинекологии!

– Вы всё ещё думаете… – с сочувствием покачал головой Скворцов. – Боюсь, Дина Ивановна права: вы зациклились на своей версии. Тамошняя прокуратура подтвердила, что у Дмитрия Мишакова – алиби, он был дома во время всех последующих убийств… И разве сам Каморин вам об этом до сих пор ничего не сказал?

– Не считай меня идиотом! – сварливо сказал Чури-лин. – Мало ли что он сказал или не сказал… Ему было не до этого, он баллотировался… А я никак не могу забыть ни разговора Баранова с Артикуловым, ни того, что Баранов грешил именно на Мишакова! И не могу понять – почему! А также не могу забыть телефонный разговор Мишакова перед отъездом из Москвы, который ты же записал… Вспомни еще раз! Он явно боялся сказать что-то лишнее, боялся, что засекут номер, по которому он звонил… Успели определить всего-то первые три цифры. Но разве они ни о чем не говорят? Триста шестьдесят два! Как раз район возле Выхино, где предположительно проживала эта девушка… А главное, он был чересчур доволен, когда я его отпустил.

– А с чего ему плакать? – хмыкнул Скворцов.

– Я неудачно выразился. Он не радовался, нет, он торжествовал, как пацан, которому, удалось обмануть учителя и сбежать с урока.

– Это уже дебри психологии, – покрутил головой Скворцов. – Радость или торжество… Или почему Баранову Мишаков показался чем-то подозрительным.

– Вы всё время забываете, что Мишаков-то был не один! – воскликнул Чурилин. – Прочти ещё раз мою беседу с Барановым! Мишаков там был не один, с девушкой. Если это она – уж ее-то Баранов не мог не узнать! И только поэтому понял, что его выследили! А не потому, что Мишаков показался ему подозрительным.

– Не знаю… Первые три цифры номера телефона – вот это другой разговор. Это еще куда ни шло. Это – конкретно.

– Ладно… не будем терять время, – уязвлено пробурчал Чурилин. – А сейчас найди мне Алпатову! Пусть она по своей, милицейской линии свяжется с Сосновском. И пусть разузнает, кто именно не участвовал в голосовании. Их всего-то, сам слышал, несколько человек на весь город.

Скворцов снова пожал плечами, удивляясь блажи начальства. И передал Алпатовой по пейджеру, чтобы позвонила в Сосновск и узнала фамилии тех, кто не участвовал в голосовании…

Между тем Чурилин снова стал рассматривать его записи, недовольно сопя и покачивая головой.

– Нисколько не удивлюсь, если все эти бедные женщины начнут нам, мужикам, мстить! – сказал он. – Вот хоть эта, Адамова… Или Загоруйко. Или Нелюбина.

– Вы бы всё-таки объяснили мне, – наморщил лоб Скворцов. – С одной стороны, как вы полагаете, это месть. Допустим. Очень похоже. С другой стороны, вы продолжаете в душе подозревать этого самого Мишакова, полагаясь не на факты, а на свое чутье. Он что, мстит за свою подругу, даже находясь далеко, за две тысячи километров, от места совершения акта возмездия? Как это ему удается, вы можете сказать?

– Ну да, Мишаковой здесь быть не может, поскольку он не женат… – вспомнил Виктор Петрович, продолжая разглядывать список Скворцова.

– Вы не слушаете меня, Виктор Петрович? – обиделся Скворцов.

– А что я тебе отвечу, если я сам не знаю? – пожал плечами Чурилин. – Вот позвонит она в избирательную комиссию, узнает все как есть, и тогда я, может, от Мишакова отстану… А ты от меня. Сейчас меня другое интересует, если ты понял… Я посмотрел тут кое-какие бумаги, пока вы втихомолку смеялись над моим маразмом… И всё как-то странно складывается с этим городом Сосновском и тамошним следователем Камориным. И убивают там как-то почем зря – кого надо и кого не надо… Стариков сначала, потом того, кто их убил. Или депутата прежнего… И везде наш герой Каморин каким-то образом присутствует и молодцом себя показывает.

– Что вам кажется странным? – спросил Скворцов. – Он же местный следователь. И успешно расследовал эти убийства. Или вы его тоже в чем-то подозреваете?

– Он разоблачил убийцу депутата, и он же был избран на его место… Как тебе это нравится? Ну, будто специально убили, будто Каморину кто-то дорогу расчищает…

– Вот вы уже подозреваете своих товарищей по работе… – сказал Скворцов. – Так мы знаете до чего дойдём, если перестанем доверять друг другу? Это тридцать седьмым годом пахнет.

– А может, кто-то как раз на такое доверие априори и рассчитывает? – не успокаивался Чурилин. – Может такое быть?

– Все потому, что судите по себе, – продолжал Скворцов. – Вы бы отказались баллотироваться, а он, как видите, согласился. Сравнительно небольшой город, сравнительно небольшой избирательный округ, не так уж много популярных людей. Сам он согласился, решив, что именно в Думе сможет эффективно бороться с преступностью. Откуда мы знаем, что это не так? Разве такого не может быть?

– Ой? Ты думаешь? – насупился Чурилин. – Ну, наверно, вообще-то так и есть. Это я, старый хрен, зациклился… Ну-ну. Вот ведь как бывает… А почему он, кстати, до сих пор не прислал мне факс насчёт Мишакова, как обещал?

– А вы спросите у него самого, – пожал плечами Скворцов. – У вас же есть его телефон.

– Неудобно как-то. Сейчас ему не до того. Победу празднует. Разве что поздравить?

– Хороший повод, – кивнул Скворцов. – Ну, так что мне прикажете делать с этими несчастными? – Он кивнул в сторону своего списка, в котором значились всего три фамилии.

– Пусть у меня полежит, – сказал Виктор Петрович. – Ну так что, позвонить, говоришь? Или дождаться звонка Дины Ивановны? А вдруг? Она въедливая баба, ничего не пропустит…

Телефонный звонок застал Виктора Петровича врасплох, несмотря на то что он его ждал.

– Меня только что связали с местной избирательной комиссией, – сказала Дина Ивановна вместо приветствия. – Вы слушаете меня?

– Слушаю вас, и даже очень внимательно, – сказал Чурилин, привстав со стула.

– Итак, их всего семнадцать человек, тех, кто по разным причинам не участвовал в выборах. Зачитываю список. Это Петровых, Забродин, Забродина (жена, наверно), далее Нелюбина…

– Стоп! – крикнул Чурилин, так что Скворцов вздрогнул. – Нелюбина? – Он помахал Жене рукой, чтобы тот записывал. – По буквам, если можно. А также имя-отчество.

– А что, у вас там что-то сходится? – полюбопытствовала Дина Ивановна, когда закончила передавать по буквам.

– Сейчас увидим… Как её хотя бы зовут?

– Елена Викторовна, – сказала Дина Ивановна. – А это тоже сходится?

– Имя! – прошипел Чурилин Скворцову. – Имя там есть?

– Да… – кивнул Скворцов, преодолевая волнение. – Лена Нелюбина. Так мне ее назвали.

– Продолжать? – спросила Дина Ивановна.

– Пожалуй, достаточно… Нет, продолжайте! – закричал он, боясь, что она положит трубку. – Называйте, называйте!

– Да что вы так кричите, я не глухая… – провор чала она. – Рано радуетесь, кстати говоря. Как бы не сглазить.

Ну баба, подумал Виктор Петрович. Обязательно должна поддеть. Просто не может без этого.

– Вы мне одно скажите, – спросил он вслух. – Среди этих семнадцати есть Дмитрий Мишаков?

– Нет, – сказала она. – Дмитрия Мишакова нет… Есть Мишаков Константин. Вас он устраивает?

– Мишаков Константин?.. – разочарованно протянул Чурилин. – Может, все же Дмитрий? Ошибки тут быть не может?

– Ничем не могу помочь. Так у меня записано…

– Так ведь у него есть брат! – вдруг закричал Виктор Петрович, так что Скворцов опять вздрогнул. – Который женат… Ну, помните?

Чурилин вдруг почувствовал, что еще немного – и он потеряет сознание от нахлынувших озарений. Он будто онемел… Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь, бессмысленно повторял он про себя, сопя и мотая головой.

– Вот что, любезная Дина Ивановна! – сказал он, едва сдерживая в себе распиравшее его торжество. – Завтра же отправляйтесь в этот самый Сосновск, а до этого вам надлежит немедленно приехать ко мне в прокуратуру за инструкциями! Вы слышите меня? Не медленно. Прямо сейчас.

И положил трубку, победно взглянув на Скворцова. Тот только развел руками.

– Триумфатор, – сказал он. – Нет слов. И как вам это только удается, несмотря на наше активное сопротивление?

– Сам удивляюсь, – вздохнул Чурилин. – Теперь посмотри внимательно на мое идиотское выражение лица. Посмотрел? Сейчас ты понял, чем торжество отличается от радости? Это тебе урок прикладной психологии. В институтах этого не проходят… Теперь давай раскинем серым веществом, у кого какое осталось, прежде чем звонить Каморину.

– А о чем вы хотите теперь с ним разговаривать? Или всё ещё считаете его как-то причастным?

– Ничего я не считаю… – поморщился Чурилин. – Я только понять хочу. Есть взаимосвязь или нет. Вот смотри… Сначала мстили тем, кто в этом гнусном деле участвовал, правильно? Когда оставшийся в живых Баранов увидел Мишакова с девушкой, он сразу понял, на кого именно идет охота. И это оправдалось! Стреляли тогда же, именно в него, как если бы хотели подтвердить его предположение… Теперь давай опровергай, я слушаю тебя.

– Поздно… – сказал Скворцов. – Поздно опровергать. Остаётся лишь внимать с молчаливым восхищением. Правда, остаётся неясным, кто убивал остальных милиционеров… Не могла же эта девушка, надо думать, Елена Нелюбина, точно так же опознать старшего лейтенанта Дементьева, которого тоже застрелили, хотя он в изнасиловании не участвовал…