Текст книги "Бойцовые псы"

Автор книги: Сергей Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

Глава 4

– Домой поедешь одна, – сказал Костя жене. – Расскажешь всё Мите.

– Ну как же она одна, в её состоянии… – начала было Таня и тут же осеклась, прикрыв рот ладонью.

– Помолчи… – сквозь зубы произнёс её муж.

Костя не отрываясь смотрел на Лену, на её искусанные, обескровленные губы. Серое, осунувшееся лицо. Казалось, она постарела лет на двадцать.

– Помнишь, где это было? Или хотя бы где они тебя забрали?

Она молчала…

– Ну ты их хоть запомнила? – Костя было повысил голос, но тут же постарался взять себя в руки. За эту ночь лицо его тоже потемнело и осунулось. Желваки то и дело начинали ходить под скулами. Чувствовалось, как постоянно напряжена под тренировочным костюмом его невысокая ладная фигура.

– Значит, расскажешь всё Мите, – ещё раз повторил он. – И скажи, что я его жду. Вернёшься с ним вместе…

– Может, ты ему позвонишь? – еле слышно спросила Лена. Это были первые за всю ночь слова, которые она сумела произнести.

Таня и Валера снова переглянулись. Это был не её, не Ленин голос.

– Сделаешь всё, как я сказал, – отрезал Костя. – По телефону всего не скажешь. И ещё отвезёшь ему письмо.

Она снова заплакала. Как вчера вечером, когда они едва её отходили. Плакала, держась за горло, которое по-прежнему болело: петля успела затянуться как надо…

Костя смотрел на жену – страшно, не мигая. Казалось, вот-вот набросится на неё… Кто мог сейчас знать, что творится в его душе, чего ему стоит сдержаться.

– Прекрати! – сквозь зубы приказал он. – Ничего уже не изменишь.

– Вот именно, – сказал ему Валера. – Поэтому тебе как раз самому бы расслабиться…

– И постараться получить удовольствие? – криво усмехнулся Костя.

Лена вдруг страшно закричала, закрыв лицо руками, рванулась куда-то, но Таня успела ее схватить, свалить на диван, и Лена в истерике забилась в её объятиях.

– Ну все, все, – бормотала Таня. – Ну идиоты, ну что с них возьмёшь… Одно слово – мужики. Мой, думаешь, лучше? И мой точно такой же! Если не хуже… А ну, идите отсюда, оба, сейчас же!

Через час, оставив провалившуюся в недолгое забытье Лену, вышла к ним на кухню. Закурила вместе с ребятами.

– Как хочешь, нельзя её в таком состоянии отправлять одну, – сказала она Косте. – Пусть хоть успокоится, что ли. И будь ты с ней, ради Христа, сейчас поласковее. Такое, конечно, во всю жизнь не забудется, но хоть какое-то утешение, понимаешь? И ещё… Что ты все-таки задумал-то?

– Моё дело, – буркнул Костя насупленно.

– Может, и твое. – Таня пожала плечами, выпустив к потолку струю. – Но ведь ты ещё кого-то сюда призываешь, какого-то Митю! Так могу я знать…

– Это его брат-близнец, – оборвал её Валера. – Один к одному.

– Что тебе знать… Зачем… мы от вас съедем, – сказал Костя твёрдо. – Не хватало вас ещё впутывать.

– Да ты, милый, уже нас впутал! – махнула она рукой. – Думаешь, не понимаю, что ты затеял? Пони-ма-аю! Это вот он, – Таня кивнула на мужа, – меня бы во всем обвинил…

– Да ты чего, в натуре, – изумился Валера, даже руки к груди прижал. – Я бы тебя…

– Меня, меня… – она по-прежнему не отводила от Кости решительного взгляда. – Ты нас уже втянул! Случись что – нас уже есть за что притянуть вместе с тобой: за недоносительство хотя бы, понимаешь?

– Да что ты знаешь-то? – опять изумился Валера, оторопело приоткрыв рот.

– Что надо, то и знаю, – отмахнулась она. – Съедет он! А только где вы остановитесь, сам подумай! Мы-то – свои, мы-то ведь знаем, что у вас случилось! А там, у кого будете жить, вам даже говорить между собой нельзя будет… Я сама, если хочешь, этих Ментов на дух не переношу! Только и могут бабок у метро с сигаретами гонять… Да ещё вон чем занимаются. Так что уж оставайтесь у нас, живите. Чем можем – поможем. Но только одно условие: мы ничего не знаем! И второе: живите только ты и Ленка. Никакого брата, никого другого не пущу. Для вашей же пользы, кстати говоря. Соседи только вас видели, а больше им видеть никого и не надо. Подходит?

Костя молча кивнул, прикурил от окурка новую сигарету. Ему подходит, хотя он еще не все обдумал. Но главное – и обдумывать не надо было. Он уже знал, что просто так он все это не оставит.

– А если подходит – нечего девку гонять куда-то! – сказала Таня. – Иди и не отходи от нее. Девка попала в страшную беду, как под автобус попала, можешь ты это понять, нет? Будь человеком, не бросай, не оставляй ее одну! А особенно этой ночью.

И эта ночь наступила. Первая их ночь после случившегося. Лена, сжавшись в комочек, отвернулась к стене; Костя лежал на спине и смотрел в потолок, по которому ползли отсветы фар проезжавших машин. Он не мог заснуть. Он думал о том, что от того, что он сейчас сделает, скажет, как шевельнется, зависит вся их дальнейшая жизнь. И он уже знал, что сделает, потому что чувствовал, как нежность и жалость к ней, ни в чем не виноватой, такой беззащитной, переполняют его, выдавливая напрочь и злобу, и досаду, и брезгливость. Он осторожно положил руку на ее талию. И почувствовал, как она еще больше напряглась в своем безысходном ожидании. И он решился, слившись с ней со всей осторожностью, на какую был способен. «Да, да, да, – жадно выдыхала она, раскрываясь ему навстречу, – Костя, любимый мой, мой единственный…» Охваченный желанием, он даже не заметил сначала, как она внезапно снова вся напряглась, словно закаменела, а потом вдруг каким-то новым, незнакомым ему движением выгнулась, подалась бедрами навстречу, и, дав наконец волю так долго сдерживаемым слезам, горько, в голос зарыдала, когда он тоже вдруг закаменел после этого ее движения, которого она не знала до того, что с ней случилось, и которое она знала теперь, после всего… И с тем же ужасом, с каким об этом совсем недавно думала она, Костя понял, что никогда уже у них не будет так, как было – будто они маленькие дети и занимаются любовью понарошку, потому что и без всяких взрослых фокусов им хорошо друг с другом, и от этого радостно и ей, и ему, и всем, кто видит их вместе. Все, теперь они взрослые, и все у них будет как у взрослых – скучно и словно по обязанности… Как у всех… Нет, он должен что-то сделать, чтобы не допустить этого. Должен – именно сейчас, немедленно, потому что потом у него уже никогда в жизни не будет случая что-то исправить… И он прижался лицом к ее теплым волосам и начал тихо бормотать их заветные нежные словечки и ласкать кончиками пальцев ее лицо, едва касаясь губами, целуя её шею. И вдруг он почувствовал, как словно судорога прошла по её телу, как если бы из него выходил злой дух, а пальцы его ощутили влагу слез на ее щеках. На этот раз она плакала беззвучно, по-детски всхлипывая и все больше отмякая. И наконец повернулась к нему…

– Тебе больно? – спросил он, почувствовав вдруг, как она вся сжалась, а её губы, только что раскрытые и почти вывернутые наружу, снова сжались, она закусила их, стараясь преодолеть боль. Он отстранился, чтобы видеть ее лицо при отраженном и неверном свете с улицы, и увидел, как из-под ее вздрагивающих ресниц скользнула слезинка, потом другая.

Он снова откинулся на спину, подложил свою руку под её голову, и она послушно прижалась к нему. И снова всхлипнула.

– Не очень, – сказала она. И прерывисто, совсем по-девчоночьи вздохнула. – Но вообще-то мне нельзя, может начаться кровотечение. Ты не сердишься?

– Нет, – глухо ответил он. – Я только думаю, тебе бы надо показаться врачу.

– Но там же спросят… А что я им скажу? И ведь ты тоже не хочешь, чтобы все про это узнали. Ведь правда? Тем более я вижу: ты что-то задумал!

Он промолчал. Конечно, об этом никто не должен знать. Да никто и не будет знать: обязательно, что ли, всем говорить…

– Ты хочешь им отомстить, да? – спросила она с каким-то трогательно-детским простодушием.

– К врачу пойдем завтра же, – сказал он. – Поняла?

Лена ещё сильнее прижалась к нему.

– Я догадываюсь, что ты задумал, – глухо откликнулась она. – И понимаю, что тебя не отговорить. Иначе ты, Костенька, не сможешь… И я тоже не смогу. Жаль только, что никакой жизни у нас уже не будет.

– Ну почему… – Он приподнялся на локте. Заглянул в её лицо.

– Потому, Костенька, потому. Ты сам это знаешь… А если я завтра пойду к врачу, может, не дай Бог, у тебя всё сорвётся… Ты ведь за этим Митю звал в Москву, да?

– А ты понимаешь, если к врачу не пойти, чем это может закончиться?

– Как началось, так и закончится… По-другому, Костенька, уже никак не получится.

Они шептались все тише и тише, да так и заснули, обнимая друг друга, и утром, когда к ним заглянула Таня, они опали мертвым сном, и она даже всплакнула, глядя на них, ещё недавно обручённых, а теперь обречённых.

– Ну как я их прогоню? – шепотом позвала она Валеру. – Ты только посмотри на них!

– Я тебя об этом не спрашивал, как их прогнать, – сказал Валера. – Костя мой друг.

– Хочешь сказать, что скорее выгонишь меня, чем его?

– Как получится… – Он привлек ее к себе и осторожно притворил дверь в комнату, отданную Косте и Лене.

Ближе к полудню, когда гости наконец встали, Таня накормила их сытным завтраком.

Лена впервые за эти двое суток поела и снова легла спать.

– Не мешай ей, – сказала Таня Косте. – Сейчас сон для неё – как лекарство.

– Ей нужен врач, – вздохнул он. – Лучше свой, который не станет болтать. Есть такой?

– Дай подумать… – Она вопросительно посмотрела на мужа. – Врачи-то есть…

– У нас в Сосновске нельзя, – сказал Костя. – Проходу не дадут.

– Можешь не объяснять, – усмехнулась Таня. – Отхватил лучшую девку, теперь у всех там будете на виду и на слуху… Поищем. – Она посмотрела на мужа. – А ты что молчишь? Верка Афанасьева, твоя старая любовь, работает в женской консультации, думаешь, не знаю? Вот и отведи к ней. – Таня кивнула на дверь, за которой спала Лена. – Верка только рада будет, если скажешь, что это твоя любовница… Она ж меня всеми печенками ненавидит… И молчать будет. А если кому и скажет – так только мне.

Парни переглянулись. Валера пожал плечами, отвёл глаза в сторону.

– Да что вы, как целки! – воскликнула Таня. – Ну придумайте что-нибудь другое! Времени-то у нас нет, это вы хоть понимаете? У неё же там кровит потихоньку. Да и мало ли что! Вот и позвони своей Верочке, у тебя ведь есть ее телефон… И нечего на меня так смотреть! – толкнула она мужа. – Раз говорю, значит, знаю! Иди и звони. Не бойся, подслушивать не стану.

Тем же вечером они взяли такси и все четверо поехали в женскую консультацию на другой конец Москвы. Костя и Таня остались в машине, Валера отправился сопровождать Лену. Прежде чем скрыться за дверью подъезда, Лена обернулась и помахала им издали.

– Тебе бы объяснить ей насчет конспирации… – сожалеюще вздохнула Таня. – Чем меньше лишних телодвижений, тем меньше ошибок.

– Вот ты и объясни, – угрюмо отозвался Костя, встречаясь взглядом с водителем в зеркальце заднего обзора.

Тот с любопытством смотрел на оставшихся в машине пассажиров. Всю дорогу помалкивали, смотрели каждый в свою сторону, так что он даже заподозрил неладное, а теперь вот разговорились насчет конспирации…

– Боюсь, это надолго, – громко сказала Таня. Она тоже обратила внимание на пристальный взгляд водителя. – Давай-ка сразу рассчитаемся.

Ждать действительно пришлось долго. Лена вышла заплаканная, держа Валеру под руку.

– Ну что? – спросила Таня, когда они, поймав новую машину, ехали назад.

– Нужно немедленно в больницу, – ответил за Лену Валера.

– Ты говорил с ней? – спросила Таня.

Валера угрюмо кивнул.

– По-видимому, дело серьёзнее, чем даже мы думали.

Лена положила голову на плечо мужа и заплакала.

– Ни в какую больницу я не пойду!

Костя погладил её по плечу. Растерянно посмотрел на Таню, потом перевёл взгляд на Валеру.

– Вера сказала, что всё устроит сама и лучшим образом, – сказал Валера, – никто ни о чем не узнает. Обещала завтра же позвонить.

– Вот что значит старая любовь! – не удержалась Таня. – Молчу, молчу… – она выставила руки вперёд, словно защищаясь от мужа, обернувшегося к ней с переднего сиденья с искаженным лицом.

– Может, обойдется? – с надеждой спросила Лена. – Может, уколы какие-нибудь?

– Нет, – спокойно сказал Костя. – В больницу – в самую первую очередь. Остальное потом. Успеется…

Дальше они ехали молча. Теперь все самое страшное, что задумал Костя, становилось реальностью.

– Костя, всё же не надо… – не выдержала Лена, когда они вечером пили чай на кухне. – Да чёрт с ними, в конце концов!

Костя медленно замотал головой.

– Опять? Опять ты начинаешь… – Он сжал кулаки. – Кажется, договорились уже! Ты им можешь простить за себя. Только это ничего не меняет и не отменяет! Понимаешь? Ты можешь простить за себя. Но не за меня.

Валера переглянулся с женой, достал из холодильника бутылку водки.

– Может, дёрнем по стакану – да спать? А то опять наговорите лишнего… Жаль, Лене нельзя. Завтра в больницу.

Они выпили втроем, не закусывая. Потом так же молча уставились в телевизор. Потом выключили его, поскольку в голову ничего не лезло, и, сколько они ни смотрели, так и не могли понять, что там происходит. Потом выпили снова, уже налив полстакана Лене. И снова включили телевизор. И снова выключили, когда стало раздражать бессмысленное и натужное веселье обитателей экрана. Так и уснули все четверо одетые, сидя рядом на узкой кухонной тахте напротив маленького телевизора, что стоял у Тани с Валерой на холодильнике.

Утром Таня позвонила по 02 в милицию.

– У меня возле метро сумочку украли! – проныла она жалобно.

– Возле какого метро? – спросил скрипучий женский голос.

– Ой, кажется, «Выхино»…

Дежурная что-то недовольно пробормотала и назвала номер отделения милиции. Таня набрала номер.

– Это милиция? Сорок четвертое отделение? Гену можно к телефону?

– Какого ещё Гену? – Голос этого дежурного был игривым. – Я вот тоже Гена. Фамилию хоть знаете?

– Ой, забыла! Как же его… ну, светленький такой, симпатичный, мы с ним возле метро позавчера познакомились. Он с ребятами там дежурил.

– А… Кравцов, что ли… А что ему передать?

– Я лучше сама ему позвоню.

– Ему знаете сколько вроде вас звонят? – Насмешка в голосе дежурного смешалась с завистью. – Он поймёт, о ком речь?

Таня вздохнула. Подмигнула мужу.

– Скажите, а он хоть неженатый?

– Ну вот, всё вам расскажи… Ладно, девушка, не будем занимать служебный телефон. Завтра он заступит, сегодня отдыхает, понятно?

– Понятно… – Она снова горемычно вздохнула. – Все вы такие.

И положила трубку.

– Откуда что берётся! – покрутил головой Валера. – Значит, больница на пару дней переносится?

– На один день, – сказала Таня. – Но не больше! Так и передай своей… Вере.

…Вечером следующего дня они вчетвером подъехали к метро. Там, как всегда, было много народа: все те же торгующие бабки, спешащие в метро или на электричку люди.

Они стояли поодаль, с таким расчетом, чтобы не привлекать к себе внимания. Лена выглядывала из-за Костиного плеча, смотрела в старенький театральный бинокль, который отыскался у Валеры.

– Вон этот дядя Гасан… а за лотком – его младший брат стоит, – узнала она. – Надо же! Их отпустили…

– А ты как думала, – усмехнулась Таня. – От тебя им нужно одно, от них другое. Да вон они, омоновцы! – воскликнула она. – Не туда ты смотришь… Да убери ты бинокль! Вон слева, в форменной куртке, лысоватый, не он?

– Он… – Лицо Лены сделалось мертвым, как в тот вечер, когда она вернулась из милиции.

– Я его знаю, – сказала Таня, взяв бинокль у Лены. – Точно, он! Однажды, сволочь, открытым текстом предлагал мне с ним пойти…

– Теперь бинокль у неё взял Костя… В этот момент милиционер, которого он попытался разглядеть, отвернулся, потом его заслонили в толпе… И наконец, он повернулся лицом к Косте и, казалось, встретился с ним взглядом.

Глава 5

В прицел был виден старик лет семидесяти, который медленно шел по тротуару, касаясь рукой стены дома, чтобы не поскользнуться. В руке он нес целлофановый пакет с надорванной ручкой. Полупустой пакет.

– Ну что? – Каморин искоса, сощурившись, посмотрел на Валета, самого крупного из парней в своём окружении. – Слабо?

Выстрела на улице никто не услышал. Упал человек и упал, подумаешь, мало ли кто падает при таком гололеде? Тем более старик. Тем более он этого боялся.

– Дай! – Каморин взял карабин из рук Валета, посмотрел в прицел.

– Неплохо. Не потерял форму, не потерял… Вот вам и тир! – обернулся он к своей команде. – Тренироваться надо в обстановке, максимально приближённой к реальной. А в городском тире вам больше нечего делать. И так уже разговоры пошли. Дескать, не среди стрелков ли спортсменов следует искать убийц… – Он достал блокнот, полистал. – Значит, сколько у тебя итого?

– Это седьмой, – сказал Валет, отрешенно глядя из окна чердака, где они находились, на неподвижно лежавшего старика, на которого не обращали внимания спешившие мимо прохожие. Самим бы устоять на таком льду.

– Врешь… – покачал головой Каморин. – У меня тут всё записано. Заказных у тебя всего-то четверо. В Новокузнецке и в Кемерово, верно? Ну и в Тамбове – два. А эти три – за здорово живешь. Для поднятия духа. И чтобы форму не потерять. Сколько можно объяснять? Это все помнят? Надо повторить?

Члены команды вразнобой кивнули, переглянувшись.

– Понимаю, всем хочется перейти на сдельщину как прогрессивную форму оплаты труда, – холодно сказал Каморин. – Повременная уже никого не устраивает. Только договор дороже денег: десять выполненных заказов, при том что всё чисто и заказчик остаётся доволен. И тогда – по десять штук за каждый следующий заказ. Включая гастроли в Москву.

– У меня уже двенадцать… – пробурчал остриженный наголо парень в потертой кожаной куртке. – И всё было чисто. А в Москву ещё не посылали.

– Ну что, Михрюта, опять чего-то не понял? – нахмурился Каморин. – Шесть заказов я с тебя скинул за наркоту! Это у себя в тайге ты привык белку в глаз бить. А этого для нашей профессии мало. Для меня главная проблема – это вопрос выживания. И не о твоей шкуре я пекусь, а о своей. Как бы мне из-за тебя, Михрюта, самому не погореть… Словом, мне нужны профессионалы! Я тебя сразу предупредил… Жизнь киллера коротка. И потому прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно, когда сам нарвешься на пулю мента, который по мастерству не годится тебе в подмётки… И потому вопрос вопросов – скольких уродов мы спровадим в могилу, прежде чем окажемся там сами. И кого именно. Желательно тех подонков, кто это заслужил.

– Этот старик тоже заслужил? – спросил Михрюта.

– Та-ак… – протянул Каморин, оглядывая бригаду. – Кто-нибудь ещё задаётся таким вопросом?

Парни неопределенно молчали. Валет продолжал выглядывать в чердачное окно на улицу, где возле старика уже остановилась патрульная машина.

– Пора сматываться, – сказал он. – Менты нарисовались.

– Не так страшно, – сказал Каморин, тоже выглянув в окно. Достал переговорное устройство и нажал кнопку вызова.

– Сережа, как там дела? Всё спокойно? Меня никто не спрашивал?

– Вообще-то спрашивали… – ответил голос в трубке. – Там старика замочили на Почтовой, представляешь, из винтовки с глушаком, ну, как ту бабку на Московской.

– Да кому он нужен? – хмыкнул Каморин, одновременно подмигнув своим парням. – А с чего ты взял, что с глушителем?

– Никто выстрела не слышал… Думали, поскользнулся, мало ли. Или сердце. А когда перевернули, увидели – дырка.

– Дожили, уже на стариков стали охотиться, – вздохнул Каморин.

– В общем, надо туда кому-то подъехать из следователей. Патруль уже там, только что передавали… Может, ты посмотришь, если недалеко от Почтовой?

– А что, больше некому? – недовольно спросил Каморин.

Парни переглянулись. Во дает. И громко хмыкнули, будучи в совершенном восторге от хозяина. Каморин нахмурился, приложил палец к губам.

– А все в разъезде, – докладывал невидимый Серёжа. – И стажер тоже.

– Ладно, – согласился Каморин. – Мне всё равно понадобится на это время алиби. Так что если женщина позвонит, скажи ей, что срочно вызвали на убийство… Не забудешь?

– Ну ты даешь! – позавидовал Сережа. – Я её хоть знаю? Нина, что ли?

– Про неё забудь, – деловито сказал Каморин, – как я забыл.

– А у неё подруга найдётся? – не отставал Сережа.

– Там посмотрим… – продолжал хмуриться Каморин. – Лучше скажи, к какому дому на Почтовой мне подгребать? – И подмигнул восхищённой бригаде.

– Сейчас скажу… Между третьим и пятым он лежит. Ну так не забудь спросить насчет подружки!

– Вообще говоря, это я провёл для вас семинар, – подытожил Каморин, отключив телефон. – Чтобы знали, как создавать для себя алиби. Блядству люди верят охотнее всего. Особенно жены. И товарищи по работе, особенно те, кто положил глаз на ваших женщин. Это всем ясно? Ну вот, теперь можно по одному расходиться… Я первый. Мне еще предстоит подъехать сюда со стороны улицы Ленина.

– Тир на сегодня закрываем? – спросил кто-то.

– Насовсем закрываем! – Каморин остановился в узкой двери, ведущей к лестнице чёрного хода. – Кажется, объяснял ведь уже… Что ж вы такие бестолковые! В следующий раз проведем практические занятия в другом месте, говорил уже… Ну, до завтра… А зачет по сегодняшней стрельбе тебе, Валет, выставлю, когда осмотрю труп с медэкспертом. Он лучше меня в этом понимает. Посмотрим, куда ты попал. В прошлый раз, если не забыл, ты попал той старухе ниже шеи. И она долго мучилась. А это нехорошо… Раз уж мы взялись освобождать таких вот несчастных от унизительных страданий их земного существования, то хотя бы не следует причинять новых. Хотя, конечно, об этом они нас не просят, но, подозреваю, в душе этого только желают… Впрочем, это я, кажется, уже говорил.

Команда начала быстро расходиться. Каморин спокойно вышел из подъезда, не спеша закурил. Потом через проходной двор выбрался к гаражам, где сел в дожидавшуюся его бежевую «Волгу», не торопясь переоделся в милицейскую форму, выехал на соседнюю улицу и только тогда поставил на крышу машины проблесковый фонарь.

Когда он подъехал к месту происшествия, там уже собралась толпа. Милиционеры его узнали и сразу пропустили. Еще издали было слышно, как над убитым плачет, дурным голосом кричит женщина.

– Что, сволочи, делают, а? – говорили в толпе. – Уже до стариков добрались.

– Мало им своих разжиревших коммерсантов… теперь за старых людей принялись!

– Милиция их ищет, а толку чуть…

– Значит, так ищут…

Перед Камориным расступались, умолкая и отводя глаза перед его пристальным, тяжелым взглядом. Его статную, тренированную фигуру бывшего боксера, некогда чемпиона России, узнавали издалека. Теперь он был известен как удачливый следователь, раскрывший ряд нашумевших преступлений.

– Смотрите, что делается, Павел Романович, – негромко сказала какая-то женщина. – Маньяк объявился в городе. Да еще с винтовкой. И охотится, скотина такая, на наших стариков.

– Да, – покачал головой Каморин, – просто руки опускаются. Не знаешь, что и думать!

Над погибшим склонилась, истошно крича и тряся седой головой, какая-то старуха, которую, плача, пыталась успокоить молодая женщина, державшая за руку девочку лет пяти.

– Мама, мамочка родная, ну не надо так… ну успокойся, – уговаривала она, стараясь оттащить мать оттрупа. – Вот милиция пришла, сейчас разберутся…

Старуха, что-то поняв, обернулась назад, и Каморин увидел совсем близко её обезумевшие глаза.

– А что милиция! – закричала она. – Она что – вернет мне его? Где «скорая», где врачи! У него всего лишь клиническая смерть. Его ещё можно спасти! Что мне милиция! Если стариков можно безнаказанно убивать среди бела дня, на глазах у всех!

Чёрт знает что, выругался про себя Каморин. Это же Болеславский, лучший врач города, хирург… Чёрт! Надо было самому сначала посмотреть в прицел. Только со спины что там увидишь… обычно он ездит на машине. Поэтому как-то не пришло в голову.

– Что вы смотрите! – кричала между тем вдова. – Ведь он спасал вас и ваших близких! А теперь вы все вместе не можете спасти его одного, да?

– Мама, прошу тебя… – умоляла дочь. – Люди здесь ни при чём. Папу уже не. вернешь. Пожалей хоть нас с Вадиком…

– Уведи ребёнка домой, я тебе сказала! – прикрикнула на неё старуха. – И не стой здесь, ты что, не видишь, как он плачет? Тебе нужно, чтобы он видел, как убили его любимого дедушку?

– Уведите ребёнка, – сказал Каморин дочери негромко. – Это зрелище не для него… А вы, Софья Борисовна, постарайтесь успокоиться. И вспомнить всё, что здесь было. Преступника легче всего обнаружить по горячим следам. Возможно, он где-то рядом.

– А что я могу вспомнить? – всплеснула руками и села прямо на грязный лед тротуара Софья Борисовна. – Только то, что я послала его за молоком для внука, а убийцы его уже поджидали! Кому он сделал плохо, вы можете мне объяснить?

В этот момент наконец подъехала «скорая». Люди снова расступились.

– Ниночка! – протянула руки к молодой' врачихе Софья Борисовна. – Они его все-таки убили! А вы так долго добирались до своего погибшего учителя? Ну, да. Вы же не знали, что убили именно его…

Ей помогли подняться на ноги, но, похоже, она никак не могла стоять. Ноги разъезжались на льду. Нина приподняла веко убитого, опустившись перед ним на колени. Потом встала.

– Ты хоть представляешь, кто это мог сделать? – спросила она Каморина.

– Пока нет… – Он пристально посмотрел в её глаза, полные слез.

Когда-то она отказалась выйти за него замуж. Вышла за другого. Её муж тоже врач. Она с ним вместе стажировалась у Болеславского. Он, известный врач, был свидетелем на их свадьбе… Если бы она не отказала мне тогда, профессор сейчас был бы жив, неожиданно для себя подумал Каморин.

– Ну что там? – негромко спросил Каморин медэксперта, белесого, сухощавого парня, похоже, самого бесстрастного из присутствующих.

– Всё то же. Знаете, такое ощущение, что какой-то придурок возомнил, будто он санитар города. Убивает немощных стариков. Судя по входному отверстию, стреляли вон с той стороны, – указал он в сторону мрачного пятиэтажного дома довоенной постройки. – И скорее всего, с крыши.

– Чёрт знает что! – покрутил головой Каморин. – Ты когда-нибудь слыхал о, чем-то подобном? Ну что ж, подожду результата вскрытия. Хотя чем ты сможешь меня удивить?

Он рассеянно отвечал, а сам смотрел, не отрываясь, на смертельно бледную вдову. Похоже, силы ее оставили и она сейчас была на грани обморока.

Почувствовав его взгляд, Софья Борисовна открыла глаза и посмотрела на него.

– Найдите, кто это сделал, – сказала она. – Вспомните, сколько раз Фима спасал ваших товарищей, когда их убивали бандиты…

– Хорошо, – кивнул Каморин, – мы обязательно найдём, кто убил вашего мужа.

– Разве он только мой? – вздохнула она. – Разве он не принадлежал вам всем? Люди спрашивали меня: кто теперь будет лечить наших детей? Или наши зубы? Почему вы меня спрашиваете, говорила я? Спросите тех, кто вас покинул! И Фимочка ругал меня за это. И брался лечить детей, и завел себе бормашину. Я сказала ему: ты же хирург, зачем тебе бормашина? Мало тебе «Москвича», с которым ты столько мучаешься?

Те, кто поддерживал Софью Борисовну, переглядывались и переступали с ноги на ногу и, когда одна из женщин вынесла из подъезда старую скамейку, сразу усадили её… Вокруг между тем нарастала толпа, и многие уже спрашивали, что случилось. На них шикали. Никто не смел прервать старую женщину или остановить ее.

– Вы ведь знаете, откуда у нас этот «Москвич»? Он занял у коллег кучу денег, которые еще предстоит отдавать, и купил этот старый «Москвич», который старше его самого – купил, чтобы ездить на дачу, которой у нас нет. Вы можете себе это представить? Он таки приобрёл на старости лет свою недвижимость – гараж и этот «Москвич», который так ни разу оттуда не выехал. Ну и что теперь? Надеяться, что какой-нибудь глупец купит этот гараж, из-за которого, наверно, его убили, чтобы я могла спокойно похоронить мужа и отдать хотя бы часть долгов?

– Я покупаю, – сказал Каморин, и все удивленно воззрились на него. Весь город знал: у него совсем новая «Волга», со всеми «прибамбасами» и фордовским движком.

Софья Борисовна скорбно посмотрела на него:

– Зачем вам, молодому, цветущему мужчине, эта рухлядь? Пусть купит старый человек, я много не возьму.

– Мне нужен гараж, – сказал Каморин, – а если он продается, как я понимаю, вместе с машиной – я возьму его вместе с машиной!

Она с минуту, будто не веря, смотрела на него:

– Наверно, вы благородный человек, только я чего-то не понимаю… У меня только что погиб муж, с которым я прожила вместе сорок три года, а я устраиваю какие-то торги на собственном несчастье на глазах всего города… Лучше помогите мне встать и отпустите меня домой… – Она сделала несколько шагов, поддерживаемая соседками, потом обернулась и сказала Каморину: – С вами мы ещё поговорим, молодой человек.