Текст книги "Бойцовые псы"

Автор книги: Сергей Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Глава 6

– За это надо яйца отрывать! – взъерепенился Лёха.

– Тебе виднее, – кивнул Седов.

– Или брать в руки волыну и всех их, сук… – Лёха не находил себе места, мотаясь по комнате. – Обкурился ведь, это как пить дать!

– В результате я не смог заключить выгодную сделку. – Седов внимательно разглядывал свои ногти, не обращая внимания на мечущегося Леху. – И все ушло к конкуренту.

– Ну да, упущенная прибыль… – понимающе кивнул Лёха.

– Ты ведь у нас теперь в бухгалтерию ударился. – Седов поднял на него глаза, сощурившись. – Вот и прикинь… Да ты сядь, не мельтеши!

Леха сокрушенно вздохнул и сел за стол.

– Выпьешь со мной? – спросил он, наливая в стакан из початой бутылки.

Седов не ответил. Снова принялся сосредоточенно разглядывать ногти.

– Ну, как знаешь… Будь здоров!

Седов кивнул, потом достал из портмоне маникюрные ножницы.

– Гляжу я на тебя… – покрутил головой Лёха. – Не, в бараке ты был другим! Вон какой гладкий сделался. Маникюр, то-сё… Ну, как баба!

– Всё течёт, хотя не всё меняется, – сказал Седов. – Вот ты, точно, все такой же. Сам киряешь, братву распустил… С кого им, идущим нам на смену, брать пример? Ты посмотри на себя! При твоих-то деньгах… Всё шпану из себя корежишь конца пятидесятых. Посмотри на свой прикид! На свою хазу! Ещё баб сюда водишь…

– Ладно, Альча, завязывай, сколько я тебе должен? – запальчиво оборвал его Леха.

Седов искоса посмотрел на него.

– Не расплатишься, – хмыкнул он. – Так что лучше не спрашивай. А вот смотр твоим войскам, инспекторскую проверку стоило бы провести! Чтоб понять, с кем дело имеем. Где они сейчас у тебя, самые забойные-то? Ну, эти, «торпеды» твои?

– Вчера «стрелку забивали», – махнул рукой Лёха. – За Балашихой… Двое раненых. Сегодня дал им отдохнуть.

– Мамед? – поднял брови Седов.

Кто ж ещё… На двух джипах прикатили. Потом ещё на «девятке» – резерв главного командования… Эти прикатили с волыной. И как начали с тылу поливать… Хорошо, что совсем стрелять не умеют. Потом менты вовремя нарисовались… Хоть какой-то прок от них. Вот откуда у него столько стволов? Чеченцы, что ли, прибавились? Я их только издали видал – все на одно лицо. Как они сами себя различают, не понимаю! Где там чеченец, где ингуш, где азер… Я Мамеду, слышь, говорю как-то: сами промеж себя хоть разбираетесь, кто есть какой национальности? Он смеётся. Запросто, мол… Штаны снимаем и меряемся. У кого больше, тот азер. Врёт, поди?

– Ладно… – встал Седов. – Поехали.

Квартира, где оттягивались Лёхины «торпеды», была запущена куда больше, чем та, откуда они только что прибыли… Братва вразнобой храпела, наполняя воздух отработанными кишечными газами.

– Пейзаж после битвы, – брезгливо констатировал Седов, разглядывая недвижные тела утомленных бойцов. – Форточку, что ли, открой. Дышать нечем.

– От народ! – с чувством сказал Лёха. – Ну на минуту нельзя оставить одних. Ну что с ними делать?

Он принюхивался к воздуху, перенасыщенному сложными запахами.

Осторожно переступая через распластанные, словно для разделки, тела, Седов сам прошёл к окну и распахнул его настежь.

– А ну подъём, козлы позорные! – Лёха сказал это негромко, но весьма проникновенно, и был услышан. Парни разом, как солдаты по тревоге, подскочили, непонимающе тараща глаза на вошедших.

И тут выяснилось, что их несколько больше, чем поначалу казалось, – в основном за счет нескольких полураздетых девиц, которые спали под какими-то драными одеялами или куртками, а то и вовсе под тряпьём неизвестного происхождения.

– Ну, закройте окно, кто открыл… совсем оборзели… холодно же… – заныли, заканючили они.

И снова Седов увидел, как стекленеют, становятся пугающе неподвижными, почти мёртвыми Лёхины глаза.

– Это так они у тебя форму поддерживают? – хмыкнул Седов. – Замучил ты ребят молочной диетой! От твоего кефира у них головки бо-бо, а денежки тютю.

– Ладно, Альча, не бухти! – бросил сквозь зубы Лёха. – От бешеной коровы у них молоко… А ну все в душ! Все, я сказал! А уж я прослежу, чтоб горячая водичка была перекрыта.

– А чё, отдохнуть нельзя… – ворчали некоторые, неохотно поднимаясь, но, когда встречались взглядом с Дехой, мотали головой и отмахивались: всё, молчу, молчу, завязываю… И шли гурьбой в ванную комнату, пока их подружки, тараща глаза на нежданных гостей, спешно пытались натянуть на себя юбки или джинсы.

– От лярвы! – сказал им Лёха, чуть подобрев. – Вы чего ж, сучки, с моими пацанами делаете? Вы хоть галоши заставляете их надевать, прежде чем давать?

– Какие ещё галоши? – приоткрыла рот одна, моложе других, глядя на которую Седов подумал, что сам бы не побрезговал… Прямо сейчас.

– Презерватив, говорили тебе… – вполголоса сказала ближайшая к ней подруга лет под сорок. – Совсем, что ли… Ты чего, Люба, забыла уже?

– Ой, а я и не помню уже… – пожала та точеными плечами, надевая на себя блузку. – Андрей вроде говорил, что все нормально будет… Вы бы отвернулись, господин, что ли! – заметила она Седову.

– Ваши родители хоть знают, где вы сейчас? – спросил Лёха, вернувшись из ванной, где отключал горячую воду и откуда теперь доносился гогот и вскрики на фоне шума воды.

– Вам-то какая забота? – сощурилась та, что по старше.

– Это ты их, Серафима, сюда привела? – строго спросил её Лёха, кивнув на девчонок.

– Ну, я… А ты пацанов сюда согнал, – хмыкнула Серафима. – А им скучно. Вот и позвонили… А девочки мои всегда презервативами пользуются. Люба новенькая, могла и забыть… Вон как кореш твой на неё уставился! Глаза бы не сломал!

– Дура ты! – сказал ей Лёха. – Это мне он кореш, а на самом деле – всем известный продюсер. По всей стране ищет таланты для телевидения. Это считай за праздник, если он глаз на нее положил. Может, и тебе потом чего-нибудь перепадёт. Когда на широком экране её увидишь, Любу свою… Я правильно говорю? – обратился он к Седову.

– В целом да… – кивнул тот, доставая визитку. – Позвоните мне. – Он протянул визитку Любе. – Вы хотели ли бы петь на эстраде?

– Ой, я не знаю, никогда не пробовала… – Люба встала наконец во весь рост, и Седов ощутил знакомую сухость во рту. Запасной вариант или запасной аэродром, все равно, на тот случай, когда Ирина даст ему отставку либо начнет устраивать сцены… Или он ей… С таким сложением – и быть подстилкой каким-то бандитам? Да если эту девочку отмыть, приодеть – не надо никакого грима, никакого макияжа!

– Ты очень фотогенична, – сказал он ей. – А голос можно поставить. Не в первый раз. Думаешь, эти, кто поют, голос всегда имели?

И ещё смущается, почти краснеет, подумал он. Краснеющая шлюха! Чем не имидж? Вернее, начинающая… Девственницей быть перестала, а проституткой по убеждению ещё не стала. Самое то. Тем более, если судить по разгоревшимся глазкам, уже входит во вкус. Хотя ещё не вполне понимает свою привлекательность. Заниженная самооценка, так это называется.

– А сначала не хотел сюда приходить! – хрипло рассмеялся Леха. – Вот так, Альча! Лёха зря звать не станет!

Его настроение явно улучшалось. И когда в комнату по одному стали входить его «торпеды», он подмигнул одному из них, чернявому крепышу.

– Гляди, Андрюха! Щас твою Любу уведут.

Тоже неплохой мальчик, подумал Седов. Вообще неплохая пара. Смущается… Интересно, сколько на его счету жмуриков. Застенчивый душегуб. И кажется, в нее влюблен. Что-то в этом есть. Хорошо бы узнать, сколько мужчин было у нее и скольких замочил этот пухлогубый мальчик с такими бархатными, невинными глазками… Был бы я драматург, что-нибудь бы написал по этому поводу…

– А теперь, девочки, ваша очередь! – властно сказал Лёха. – Подмойтесь на всякий случай. А нам толковище бы надо устроить.

– Сначала заплатите! – сказала Серафима. – Зря, что ли, сутки тут мурыжились?

– Чего? – уставился на неё Лёха, приоткрыв рот от изумления. – Ты моей братве прицел сшибаешь, они мне форму теряют через твоих сикух, и я ещё тебе платить должен?

– Всё правильно, – поморщился Седов. – Кончай базар… – Он искоса посмотрел на Любу. – Любая работа должна быть оплачена, правильно я говорю?

Потом, все так же поглядывая на нее, отсчитал Серафиме четыреста долларов – по сотне на каждую.

– Этого всего-то? – присвистнула Серафима. – Мы по две косых договаривались.

– Харэ, я сказал! – Леха яростно смотрел на неё. – А мои мальчики что, ничего не стоят? Ты сама должна им приплатить, дура старая! Уйди, я сказал! И скажи спасибо! Ему скажи, – он указал на Седова. – Я бы тебе так заплатил – мало бы не показалось…

– Это он там был? – спросил Седов, указав на Андрея, с этой минуты соперника, можно сказать. Очень хотелось, чтобы был именно он.

– Тот самый… – кивнул Лёха.

– Где там? – не понял парень.

– Где, где… – скривился Лёха. – В подъезде! Ты вообще когда будешь у человека спрашивать фамилию-имя-отчество, прежде чем его мочить? Сколько говорить? Безвинного мужика шлепнул, понял, нет?

– Безвинных людей не бывает, чтоб ты знал, – сказал Седов, по-прежнему глядя на растерянного парня. – Расскажи, как все было.

– Ну что, вышел из семнадцатой квартиры… дверь стальная, сам прикинутый такой, упакованный… В возрасте. Вроде похож. А тут лифт снизу начал подниматься…

– И ты растерялся, – сощурился Лёха. – А теперь объект весь охранниками, как горчичниками, обложился! А знаешь, сколько я с тебя вычту за брак в работе? Столько, сколько придется другому потом за то же самое уплатить!

– Ладно, забудем… – примирительно сказал Седов. – Он искупит. Верно я говорю?

– Вот сам Альча, кореш мой наиглавнейший, за тебя заступается, – указал Леха на Седова, – хоть ты его заказ сорвал! А я бы, при всей своей душевной доброте, не стал! Хотя ты боец отменный и братву никогда не подставлял… Да, да, – сказал он Седову. – Это тебе любой скажет… Так что учти, Андрюха! Дается тебе шанец. Не всем бы я его дал, но тебе, за несомненные твои заслуги и благодаря ходатайству моего лучшего кореша, даю! И доверие надо бы оправдать, если ты правильно нас понял. И оценил нашу душевную широту. Вот так.

– В чем хоть доброта, не понимаю… – насупился Андрей. – Ну, виноват. Сам исправлю. За те же бабки… Я ж не против.

– Вот имей с ними дело! – крякнул Лёха. – Опять не понял? Вот скажи, Волоха, – обратился он к своему заместителю, долговязому, прыщавому парню с сонным выражением лица. Седов вспомнил, что в прошлый раз тот обеспечивал безопасность клиента, задолжавшего Лёхе за крышу. – Скажи, было ли на твоей хорошей памяти хоть раз, чтобы заказчик сам, вот как Альча, пришел к вам, чтобы разобраться в вашем нелёгком и опасном труде, проявить заботу о тех, кто защищает его интересы?

– Не-а… – пожал вислыми плечами Волоха. – Не помню такого.

Седов усмехнулся. Посмотрел на часы. Потом еще раз взглянул на Андрея. Похоже, он теперь будет землю рыть… Правда, ему, Седову, совсем не понравилось, как парень посмотрел на него, когда Лёха сказал насчёт Любы… Что-то нехорошее и насмешливое мелькнуло в его черных цыганских глазах. Киллер он, может, неплохой, но и ревнивец, наверно, хороший… От такого лучше бы избавиться сразу. Во всяком случае, можно постараться убить двух зайцев, пусть по одному. Сначала Хлестова. А потом всегда можно сдать ментам и этого малого… Либо его самого прихлопнут при попытке убрать Хлестова, который действительно теперь появляется только в обществе трех телохранителей. Не меньше…

– На том и поладим? – спросил Лёха, заглядывая в глаза своего кореша. – Я ребят сейчас отправлю в спортзал, мы недалеко тут снимаем, а после задам им кросс… Нам в армии, если товарищ боец засыпал на посту, всей роте по такому случаю устраивали марш-бросок, десять километров в противогазах. Да по пересеченной местности, чтоб служба медом не казалась… Куда там тюряге против этого!

Наверно, он не в первый раз проводил политзанятия на эту тему. Седов это понял по тому, как переглянулись его «торпеды». Насмешливо и с тоской.

– Ну что, козлы позорные, – взывал Лёха, – на пенсию собрались? Мне что, вас задвинуть насовсем? Я их все хвалю: мои «торпеды», блин, ударный отряд! Пора, видать, бригаду из «зеленых домов» пускать в дело. А то и шанхайских – давно страдают, что дела серьезного нету…

Да, не тот авторитет уже у Лёхи, не тот, подумал Седов. Болтать стал много. А это первый признак того, что сегодня способен на меньшее, чем прежде…

С Любой Седов встретился взглядом, когда она, освежившаяся и причесанная, вышла из ванной комнаты, – явно проверяла, пусть неосознанно, какое теперь впечатление на него производит… Все это ему было не внове, не в первый раз, но сейчас он испытал нечто вроде полузабытого волнения. И тут же поймал на себе взгляд Андрея, который тоже все заметил…

Чёрт, подумал Седов. Только этого не хватало для полного счастья. Возьмет и пристрелит. У него не заржавеет. Нет, сначала пристрелит Хлестова, деньги-то ему нужны. А потом зарежет вашего покорного. Которому седина на яйца, а бес под ребро. Под ребро и пырнёт.

Поэтому он вышёл вместе с Лехой и его «торпедами», шёл с ними, стараясь не оглядываться на идущих сзади девиц.

Эта девочка нужна ему. Как раз то, что он искал. Чтобы чувствовать себя свободнее с Ириной. Или при случае безболезненно избавиться от нее. Клин клином, не так ли? Он шел и чувствовал спиной ее взгляд. Чувствовал, как все горит внутри… Не выдержав, оглянулся. Точно, покраснела, когда он пристально посмотрел на нее. Или ей просто нравится внимание солидного, с положением мужчины? А в постели предпочтет этого желторотого, курчавого и чернявого, который тоже что-то такое чувствует?

Он сел в свою машину… Видел, как парни загрузились в свои. Девушки шли в направлении стоянки такси. Седов посмотрел вслед Любе. Потом мельком взглянул на часы. Через час он должен встретить Ирину возле метро «Аэропорт»… Добираться туда минут сорок, не меньше. А она долго ждать не будет. Ну, так что? Осложнять с ней отношения из-за какой-то молоденькой проститутки?

Он раздумывал, а его руки и ноги действовали в режиме автопилота. Сами включали зажигание, нажимали на сцепление, потом на газ… И вот он поравнялся с ней, идущей рядом с подругами. Она вздрогнула, когда он ее окликнул, и даже чуть отстранилась. Она не ожидала, что прямо сейчас он что-то ей предложит… Всё-таки уже дал ей свою визитку. Она сама бы ему позвонила, если бы собралась с духом.

– Садись… – сказал он ей негромко, и все поняли, к кому это относится.

Люба беспомощно посмотрела на свою хозяйку. Серафима сделала паузу… Люба была самой перспективной из ее девочек. Рано или поздно ее пришлось бы потерять. Есть куда более привлекательные и могущественные конторы, где в конце концов подобные ей оказываются… Или находят богатеньких и крутых покровителей вроде этого Альчи… Или их находят разорившиеся неудачники из-за океана. Но все равно, лучше поздно, чем рано. На этой телке еще можно неплохо заработать.

Она склонилась к окошку машины.

– Знаешь, касатик, сколько это будет стоить?

– Три года тюрьмы за преступное вовлечение несовершеннолетней в проституцию, – сказал он. – Это при хорошем раскладе. И за хорошие деньги.

– Да? – хмыкнула она. – А ты никак собрался её удочерить? – И вдруг навзрыд завопила на всю улицу: – Ты хоть знаешь, что у нее нет родителей! Что я ей как мать – и одеваю, и кормлю, и пою, а ты на халяву захотел, да?! – Голос Серафимы дрогнул, по щекам неудержимо заструились слёзы.

Вокруг начали останавливаться любопытные.

Актриса, поморщился Седов. Видать, не впервой устраивать скандалы.

Он выбрался из машины. Оглядел собравшихся граждан. Пожалуй, они скорее посочувствуют этой несчастной, чем холеному господину. Поэтому не стоит ждать, пока нарисуются менты.

– Что там случилось-то? – спрашивали прохожие.

– У матери дочку хотят отнять, – прошамкала одна старушенция, торгующая сигаретами. – Алименты, вишь, не хочет платить. Все мало ему.

– Совсем обнаглели… Средь бела дня! – охотно и радостно стали возмущаться окружающие. Наверно, давно не было повода, подумал он.

– Садись! – Он открыл перед Любой дверцу машины. Это единственное, что ему оставалось. Пусть сама продемонстрирует общественности, что делает это по доброй воле.

– Не садись, доченька, – сказала ей всёта же старушенция. – Мать есть мать, какая бы ни была. А от мужиков один грех. Хоть он тебе и отец. Или не отец?

– Чужой дядя, – сказал Седов, закрывая за девушкой дверцу машины.

Серафима бессильно стукнула кулаком по капоту.

– Всё Андрею твоему скажу! – пригрозила она Любе. И ещё раз ударила кулаком по багажнику отъезжающего «форда».

Что дальше? – спросил себя Седов, едва они выехали из собравшейся толпы. Куда ее везти? Похитил несовершеннолетнюю проститутку, поставил под угрозу собственную репутацию… Что дальше? Везти ее к себе на Рублевское шоссе, куда вскоре заявится Ирина, не дождавшаяся его возле «Аэропорта»?

Единственное, что он сейчас отчетливо сознавал, – по-другому он никак не мог. Все это вполне в его характере. И потому будь что будет. Не в первый раз.

– У тебя паспорт с собой? – спросил он, взглянув на неё в зеркальце заднего обзора. Она забилась в угол, откуда испуганно поглядывала на него.

– Нет, – сказала она. – Мой паспорт у Серафимы Петровны. А куда мы сейчас едем?

– Спроси чего полегче, – пожал он плечами. – Тебе не все ли равно? Куда глаза глядят, например… У тебя сейчас куда глаза глядят?

– В тарелку, – улыбнулась она.

– Ах, да! – вспомнил он. – Гостеприимные хозяева вас даже не накормили.

Улыбка у нее детская. Замечательная улыбка. Никогда бы не подумал, зная, чем она занимается.

– И давно ты у Серафимы? – спросил он, не зная, как об этом спросить по-другому.

– Второй месяц уже… Вам это не нравится? – Она передала мяч на его сторону.

– Не нравится мне, что ты со мной на «вы», – усмехнулся он и снова посмотрел на нее в зеркальце.

– Я привыкну, – тихо сказала она. – Только не обижайтесь. Вы же намного старше. Старше даже моего отца.

– Ты когда-нибудь пела? – спросил он.

– В детстве. Я все время пела, а на меня за это ругались.

– Попробуем вернуться в детство, – сказал Седов.

Глава 7

Следователь по особо важным делам Московской городской прокуратуры Виктор Петрович Чурилин приехал на место убийства Кирилла Парфенова только на третий день, после того как попал в больницу с приступом аппендицита его заместитель Женя Скворцов, которому он поручил это дело. Верный висяк, думал Виктор Петрович, поднимаясь в лифте на четвертый этаж. Я эти висяки нутром чую. Ведь кто такой Парфенов для опытного киллера? Плановик на Метрострое. Значит, косят под что-нибудь бытовое. Загружают следователей, которые и так завалены такого рода мелочевкой, отвлекая от перспективных дел.

Он скептически осмотрел лестничную площадку, где это произошло. Конечно, уходя от нас на операционный стол, Скворцов все сделал грамотно. Но не более того. Бывают следы, которые поначалу ни о чём не говорят. Киллер попался, судя по всему, грамотный. И хладнокровный, что указывает на его профессионализм.

В чём мог провиниться плановик Метростроя и перед кем? Перед начальством, перед женой… Перед кем ещё? Женя такие вопросы перед собой, похоже, не ставил… И соседи ничего такого за погибшим не замечали. Правда, говорили, будто у него перед гибелью, после того как он на новую квартиру недавно переехал, появились кое-какие деньжата. Ну там японский телевизор приобрел, видак, стальную дверь поставил… Дверь всем видна, а телевизор с видаком не дают окружающим спать. Парфенов с супругой пристрастились смотреть по ночам разного рода душераздирающие фильмы. Дело хозяйское, хотя с точки зрения соседей и предосудительное.

Но за это как будто сегодня не убивают. Другое дело – не дают спать по ночам. Он, Чурилин, за это убил бы. И вяжите меня, люди добрые. Хоть в КПЗ отосплюсь…

Но соседи Парфенова явно не похожи на шизофреников. Не давали спать, да, но если громко постучать в стенку, всегда делали потише. Словом, отпадает и это… Тогда что?

Жена Парфенова, пожилая, полная женщина с заплаканным лицом, что, кстати, не вяжется с предположением, будто она заказала неверного супруга, была несловоохотлива. Дочь Галя, приехавшая на похороны отца из Питера, где жила после замужества, мало что знала. Но с ней хотя бы приятно было потолковать. И вообще, что есть несомненно положительного в его профессии, так это возможность сколь угодно долго беседовать с привлекательной молодой женщиной, в чем она не смеет отказать. Даже, как сейчас, в присутствии ее матери, чье имя-отчество он запамятовал, а переспросить неудобно…

– Скажите, Галина Кирилловна, только честно и, как видите, без протокола: вы были не в ладах с отцом?

– Папа не хотел, чтобы я уезжала из Москвы. С моим мужем они не ладили.

– Это ревность или характер такой?

– Не знаю, как сказать… – Она пожала плечами и достала сигарету, чтобы, по-видимому, преодолеть волнение.

– Вас понял… – кивнул Чурилин. – Увы, такова моя профессия. Если среди нормальных людей принято считать, что о мертвых либо ничего, либо только хорошее, то на нас, следователей, это не распространяется…

Он похлопал по карманам в поисках спичек, потом услужливо дал ей прикурить.

– Итак, вы уехали, потому что зять и тесть не смогли бы ужиться, я вас правильно понял?

– Ну да… – Она несколько растерянно посмотрела на него. – Но я должна сразу сказать. Мой муж – прекрасный, порядочный человек.

– Вы не так меня поняли, – мягко улыбнулся Чурилин. – Никто вашего мужа не собирается подозревать. Разве не бывает так, что порядочные, интеллигентные люди не способны ужиться? Да сколько угодно! Вот как я со своей первой женой.

– Скажите… – Она, видно, сочла его слова за шутку, хотя он не расположен был шутить. – Вы сможете объяснить, вернее, у вас уже есть хоть какое-то предположение?

– Чего нет, того нет! – вздохнул он. А как хотелось покрасоваться перед симпатичной женщиной, отрапортовать ей, как перед партией и правительством, о достигнутых успехах!

В глазах дочери убитый Парфенов выглядел несколько иначе, чем по отзывам соседей. И почему-то больше верилось ей. Вернее, хотелось верить.

– Он был на вашей свадьбе?

– Что за вопрос? – удивилась она. – Папа никогда не демонстрировал своего нерасположения к моему мужу! Или соседи наговорили вам что-то другое?

– Да нет… единственное, что они сказали, будто ваш покойный отец, мешая им спать по ночам, имел обыкновение смотреть по новому телевизору фильмы ужасов.

– Ах, это… – Она переглянулась с матерью. – Папа действительно ведёт себя как ребёнок. Вернее, вёл… Для него это была новая игрушка, понимаете?

– Он и мне не давал спать с этим своим, как его, видеоплеером, – сказала молчавшая длительное время мать.

– А когда была ваша свадьба? – спросил Чурилин, кивая и что-то отмечая у себя в блокноте.

Они переглянулись.

– Три недели… Да, ровно двадцать дней назад, – сказала дочь.

– А когда у вас появилось видео? – продолжал кивать, что-то записывая, Чурилин.

– Ах, вот вы о чём… – усмехнулась дочь, снова переглянувшись с матерью. – И тоже соседи подсказали? Чуть позже, чем была свадьба. Теперь вы захотите спросить, откуда у моих родителей появились такие деньги и на свадьбу, и на свадебные подарки, и на видеотехнику, ведь так?

– Вам не откажешь в проницательности, – вздохнул Чурилин. Чертова профессия, подумал он. Приходится задавать неприятные вопросы привлекательной женщине, вместо того чтобы говорить ей комплименты.

– Так вот. – Лицо стало жестким. – Мои родители… словом, обменяли прежнюю квартиру на соседнюю меньшей площади, чтобы оплатить мою свадьбу, раз уж я собралась уехать к мужу из Москвы! – Ее голос дрогнул от обиды за родителей. – Ну и на остаток купили эту технику… Хотя я им советовала съездить отдохнуть.

– Он очень хотел… – извиняющимся тоном сказала мать.

– Мама, да что ты оправдываешься?! – остановила её дочь, пренебрежительно глядя на Чурилина.

– Конечно, в этом нет ничего предосудительного! – согласился Чурилин. – Времена, когда преследовали за нетрудовые доходы, слава Богу, прошли! И речь вовсе не об этом.

– Тогда о чём? – спросила дочь. – И что еще вам рассказали соседи?

– Минуточку! – поднял руки вверх Чурилин. – Я бы попросил!

– В таких случаях, кажется, говорят: здесь я задаю вопросы, так? – сощурила глаза дочь покойного.

– Галя… – охнула мать. – Как ты можешь?

– Мой вам совет, Галина Кирилловна, не читайте детективов на ночь, – сказал Чурилин, склонив голову. – И потом, вы у себя дома, а не у меня в кабинете. И это не допрос, а предварительная беседа. И если мы хотим найти убийцу вашего отца, в наших с вами интересах сначала найти общий язык.

– Простите, – сказала она. – Нервы сдают…

– Сочувствую, – сказал Чурилин. – Но всё же позвольте задать вопрос и мне. У вас теперь, как я понимаю, двухкомнатная квартира, а была?..

– А была трёхкомнатная… – вздохнула мать. – А где бы еще мы нашли столько денег?

– Минуточку… – сомкнул свои прямые брови Чурилин. – А что, эти ваши соседи – люди богатые?

– Да нет, не сказала бы… – Мать посмотрела на дочку.

– Ты не поняла, – покрутила та головой. – Речь о Хлестове Игоре Андреевиче, с кем мы обменялись. Возможно, это к нему приходил убийца, имея его старый адрес. А папа вышел в это время из его прежней квартиры. Я правильно вас поняла? – спросила она Чурилина и, когда тот кивнул в знак согласия коротко стриженной головой, впервые посмотрела на него с некоторым интересом.

– Я бы взял вас к себе в группу, – сказал он. – Я сам только успел об этом подумать…

– К тому же они одного возраста с Игорем Андреевичем, – добавила Галина Кирилловна.

– Так вот в чём дело… – тихо охнула её мать.

– Ещё не факт! – поднял указательный палец Чури-лин. – Только как версия. И потому пока не подлежит разглашению, если вы меня правильно понимаете…

Тем временем они вошли в другую комнату, хотя, похоже, в этом теперь уже не было необходимости. Чурилин чувствовал нечто вроде шевеления волос на собственном темени – знак верного предположения. Знак, который подает интуиция тем, кто ей доверяет. Будто ветерок подул и затих.

– Так что, этот ваш сосед, с кем вы поменялись, Хлестов, кажется… Поправьте, если я что-то путаю… он что – жаловался, что у вас слишком громко работает телевизор?

– Нет, вы ничего не спутали, – подтвердила Галина Кирилловна. – Именно Хлестов. Мерзкий тип, вообще говоря. Но вот жаловаться – нет, он не жаловался ни разу, поскольку его телевизор орет еще громче. Живёт один. Дома бывает редко… Вообще, я бы таких убивала.

– Я этого от вас не слышал, – улыбнулся Чурилин. – Но, если можно, поподробнее. Чем именно он вам так не приглянулся?

– Нет, вы представьте! Сам водил себе, никого не стесняясь, всяких девиц и еще требовал, чтобы я вышла за него замуж! Буквально требовал! Он, должно быть, решил, что я польщусь на его деньги! И когда у нас появился впервые мой будущий муж Вася, он сразу взял его в оборот, что-то то ли обещал, то ли угрожал… Представляете?

– С трудом, – пожал плечами, продолжая улыбаться, Чурилин. – А на что он живет, если не секрет, конечно…

– Он занимается чем-то вроде шоу-бизнеса, – сказала она. – Продюсер. Устраивает и проталкивает разного рода девиц на эстраду. Не бесплатно, конечно. За выступление по телевизору берёт больше пяти тысяч «зелёных», представляете? Но сначала – в постель. В качестве предоплаты. Хотя не уверена, что сегодня это ему надо. Скорее, по инерции… Раньше так поступали кинорёжиссеры с молоденькими актрисами. Но они хоть не требовали с них денег!

– Откуда ты это знаешь? – ужаснулась мать.

– Мне не раз предлагали сниматься молодые режиссёры с «Мосфильма», ещё когда я училась в старших классах.

– Боже…

– Да, представь себе. Но там дело кончалось ничем, и они потом очень извинялись… И с некоторыми я до сих пор в дружеских отношениях. А этот? Мне он тоже предлагал… Был достаточно откровенным, поскольку полагал, что я на это клюну… И Васе говорил, будто открыл у меня некий талант, а вот замужество мне повредит. Вроде того, что я уже не себе принадлежу, а искусству, и все в таком же духе… А Вася мой уши развесил: может, и правда, говорит, тебе надо петь? Мол, Игорь Андреевич так озабочен твоим будущим… Он совсем другим озабочен, говорю! Он ни разу не слышал, пою ли я вообще!

– Ну, в детстве, когда ты ходила один год в музыкальную школу, учителя тебя хвалили… – осторожно вставила мать.

– Потому я и бросила, – отмахнулась Галина Кирилловна. – Но речь не об этом, как я понимаю. Виктора Петровича интересует сам Хлестов, а не то, что мы о нём думаем.

– Ну почему? – пожал плечами Чурилин. – В отличие от учителей вашей музыкальной школы я могу, не кривя душой, сказать о вашей способности схватывать суть явления. Того, в частности, что может быть интересно мне как следователю. Поэтому рассказывайте дальше. Я слушаю вас, слушаю… Но сначала я бы на вашем месте предложил мне чашку кофе…

Женщины переглянулись.

– И правда! – сказала мать. – Заговорили человека и даже ничего не предложили… У нас, вы уж извините, такое творится после поминок. Никак не разберёмся до сих пор… Вы тут разговаривайте, а я пойду на кухню. Приготовлю чего-нибудь.

– Может, пока прервемся? – спросил Чурилин, когда мать вышла, присаживаясь без приглашения на свободный стул, поскольку другие были завалены разного рода одеждой.

– Наоборот, – пожала она плечами, тоже усаживаясь. – Вы не можете себе представить, каково для мамы все это переживать заново… Она вышла на шум и увидела папу, обливающегося кровью. Вы можете себе это представить?

– С трудом, – покачал головой Чурилин.

– Она потеряла сознание… Мне это рассказывали соседи. Было много крови, она упала с ним рядом, вся перемазалась, и сначала подумали, что её тоже застрелили… Это тяжело вспоминать, поймите меня правильно. Она столько за эти дни пережила… и сейчас – как после долгой болезни.

– Поэтому я пришел сам… Но хоть что-то она заметила? Неужели ничего не рассказывала? Кто-то сбегал по лестнице, был слышен шум лифта или машины, отъезжавшей от вашего подъезда? Или она сразу упала в обморок?

– Именно так и было, судя по всему, – подтвердила Галина и снова закурила. Потом замахала рукой, отгоняя дым. – Извините, вы ведь не курите?

– Ничего, я привык, – улыбнулся ей Чурилин. – У меня на службе мои сотрудники уже перестали этим интересоваться. И я считаюсь некурящим, хотя весь день провожу в клубах дыма. Но вы продолжайте. Все, что собирались мне сказать. Всё, что считаете нужным.

– Так вот о Хлестове, – сказала она, затянувшись. – Он поведал мне много чего интересного. Интересного скорее для вас, чем для меня. Говорил, будто платит бешеные деньги редакторам музыкальных программ, чтобы пробить своего человека в эфир. Соответственно взимает эту сумму с протеже вместе с комиссионными. Говорит, будто это открьшает путь его певцам и певичкам в провинцию. А провинция сегодня – это настоящие деньги. Человек из Урюпинска только что видел восходящую звезду по телевизору из недоступной для него Москвы, она для него поэтому становится небожителем. Он вышел прогуляться и вдруг снова увидел ее лицо на афише. Оказывается, она уже здесь. Дает концерт на местном стадионе. Этим звезды и живут. И ещё Хлестову отстёгивают, представляете?