Текст книги "Бойцовые псы"

Автор книги: Сергей Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– Может, дружили? Рыбалка там, футбол…

– Какой там… Ну, разве что те, кто был в Чечне. Так Березин там не был, он вообще всегда был особняком… А так – рабочий день закончился, ноги еле таскаешь, и сразу домой, ко щам.

– Но у вас дежурят по четыре человека, – сказал Чурилин. – Значит, был и четвертый?

– Дежурим по-разному, – назидательно сказал дежурный. – По усиленному режиму или по обычному. В тот раз по усиленному.

– Кто у них был четвертым, там записано? Я же просил вас узнать.

– Сейчас… все сразу не упомнишь… Вот, Артикулов Анатолий. Как раз он был четвёртым.

– В тот день были приводы? – спросил Чурилин, кивая и записывая.

– Сейчас посмотрю… Да так, по мелочи. Трое азеров, в смысле азербайджанцев. Ну это обычно, если дежурим возле рынка… Больше никого, а что?

– Фамилии этих задержанных есть?

– Сейчас… Я за вами не успеваю… Значит, пишите! Исмаилов Гасан, торговец. Мешади, тоже Исмаилов, его брат… Потом, наоборот, Гасанов Новруз. Приехали его, то есть Гасана, навестить… Потом Кравцов их отпустил, проведя воспитательную беседу насчёт режима пребывания в столице Российской Федерации и сделав последнее предупреждение по поводу регистрации, а также просрочки разрешения на торговлю… Вот всё, что здесь есть. Негусто, конечно. А что, не так что-нибудь?

– Всё так… – пробормотал Виктор Петрович, заканчивая разговор, потом положил трубку, достал термос с чаем и бутерброды, с утра заготовленные женой. Не мешало бы подкрепиться… Потом спохватился и снова позвонил в свое управление.

– Зоечка, – сказал он извиняющимся голосом и с набитым ртом. – Совсем забыл… Может, несущественно, но на всякий случай. Мало ли… Там прошла моя заявка на прослушивание? Ещё нет… Ну можно так работать, я спрашиваю? Да не тебя спрашиваю, конечно… Тогда добавь туда еще одного, на всякий случай. Значит, сотрудник того же сорок четвертого отделения Анатолий Артикулов. Отчества не знаю… Не думаю, что с такой фамилией их в этом отделении много. Пусть мои ребята найдут его домашний… И послушают. Им тоже надо чем-то заняться. А так меня ни для кого нет. Поняла? Ну и умница.

Глава 9

Валета арестовали рано утром, когда он ещё спал. Дверь взломали, ворвались трое омоновцев в чёрных масках, свалили, скрутили. Вместе с понятыми быстро произвели обыск, потом стали копать в саду и с ходу, будто знали, где искать, нашли пистолет ТТ и снайперскую винтовку.

Валет лежал носом в пол, с заломленными назад руками. Он ничего не понимал. Павел Романович должен был заранее предупредить. Он же обещал…

Утешало лишь то, что его все равно должны доставить к Каморину. Там все разъяснится…

Но на допрос его доставили к другому следователю – из областной прокуратуры, и только на второй день, когда готовы были результаты дактилоскопии и баллистической экспертизы.

– Так что, Агапов Валентин Иванович, будем отпираться?

Следователь был молод, худощав, смотрел с торжествующим презрением.

– Винтовку и пистолет подложили, – пробормотал Валет, пряча глаза. – Мне их один кореш предлагал купить, дал, сука, подержать, я отказался: зачем они мне?.. А он, гнида, после закопал у меня, подкинул, значит…

Следователь смотрел насмешливо и изучающе.

– Хоть бы поостроумнее что-нибудь придумали, Агапов! Какой еще кореш, если на оружии только ваши отпечатки.

– Значит, он свои стёр, – растерянно пробубнил Валет.

– Свои стер, а ваши оставил? – продолжал измываться следователь. – И как это ему удалось?..

– А, вспомнил, он в перчатках был, – сказал Валет.

– Хотите сказать, что, когда он протягивал вам винтовку, из которой были убиты заслуженные люди, его руки были в перчатках?

– Ну, зима же… – пожал плечами Валет. – Мороз стоял сильный…

– А вы, значит, брали это оружие при сильном морозе голыми руками? – потешался следователь. – А языком лизать его не пробовали?.. Вот что, Агапов, советую пригласить адвоката. Просто бред какой-то несете… А пока что распишитесь в ваших показаниях, вот здесь и здесь.

Где же Павел Романович, тоскливо думал Валет, расписываясь там, где показал следователь.

Каморин появился только на вторые сутки, присутствуя на допросе вместе со следователем облпрокурату-ры. Вопросов задавал немного и сам казался несколько растерянным. Адвокат, которого братки нашли довольно быстро, больше качал головой, читая протоколы первых допросов.

– За что вы их убивали, Агапов? – спросил Каморин. – Что плохого вам сделали эти старые люди? А этот врач «скорой»? Вы хоть осознаете, что вы натворили? – Голос его при этом дрогнул.

– Да понимает он всё! – сказал молодой следователь, чья фамилия, оказывается, была Злобин. – Всё он прекрасно понимает!

Адвокат, старый, рыхлый еврей Замойский, считавшийся лучшим в Сосновске, посмотрел на него поверх очков, оторвавшись от чтения.

– Я протестую против такой формы ведения допроса, Олег Сергеевич! – прохрипел он. – И буду настаивать, чтобы моему подзащитному сначала была сделана психиатрическая экспертиза.

– От этого он никуда не денется, – сказал Каморин, пристально посмотрев на подследственного.

Ну слава те, облегченно подумал Валет. Вот оно, то самое, о чем они договаривались. И о чем, возможно, Павел Романович успел договориться с адвокатом.

– Тогда прервем допрос, – пожал плечами Злобин. – И отправим его к нам, в Челябинск… Но если окажешься вменяемым… – Он потряс протоколом прошлого допроса перед лицом Валета. – Ответишь по полной программе! Ты понял?

– Это давление на подозреваемого! – снова сказал, как прокашлялся, Замойский.

Злобин только отмахнулся:

– Ваше право… Просто невозможно промолчать, глядя на этого монстра…

– Полегче, – сказал ему вполголоса Каморин. – Потом на суде он скажет, будто мы его запугивали.

И снова пристально посмотрел на Валета.

– Вам, Павел Романович, все карты в руки, – сказал Злобин, когда подследственного увели и адвокат последовал за ним. – Просто нет слов, до сих пор не можем понять, как вы его вычислили.

– Всё в материалах предварительного следствия, – сухо сказал Каморин. – С которым, судя по всему, вы плохо ознакомились…

– Просто не было времени… – развёл руками Злобин. – Всё быстрей, быстрей… На контроле министра. Сорвали с одного, бросили на другое. Знаете, как это бывает в запарке. Но его расколоть ничего не стоит. Видимо, не ожидал, что попадётся. И никак не придёт в себя. Полная уверенность в своей безнаказанности и неуловимости. Как будто атрофирован инстинкт само сохранения… Откуда это у него? Такое впечатление, что вы застали его врасплох…

– А откуда у вас эта самоуверенность, Олег Сергеевич? – спросил Каморин. – Чему уж так радоваться? Несчастный парень. Наверно, не менее несчастен, чем те, кого он застрелил. Вы хоть знаете, что он прошёл Чечню, где был награжден? Что был там ранен и у него одни благодарности за участие в боях? А вернулся – оказался никому не нужен… И в результате попал в руки подонков, предложивших ему заняться тем, что у него лучше всего получается… А вы уже все за всех решили. В том числе за суд.

– Думаете, его чеченские подвиги зачтутся при вынесении приговора? – спросил притихший Злобин.

– Ничего я не думаю… – сказал Каморин, поднимаясь и давая понять, что разговор закончен.

– Пожалуй, скажу там у себя, что вы вполне можете обойтись без меня, – сказал Злобин, подумав. – Ну что я буду путаться у вас под ногами…

Каморин промолчал. Запер дело в сейф. Вопросительно посмотрел на Злобина.

– Всё понял, – сказал тот. – Не буду больше мешать. До завтра.

Вечером Каморин пришёл к Нине на «Скорую». Остановился в дверях, увидев ее некогда прямую, теперь согнутую спину над столом. Почувствовав его взгляд, она обернулась.

– Я его нашёл, – сказал Каморин, – нашёл этого маньяка. Или подонка, не знаю, как сказать.

Все присутствующие замерли, глядя на него. Нина поднялась с места.

С минуту смотрела на него, будто онемела.

– Нашёл… – повторила она, как эхо.

– Да, да, как и обещал, – кивнул Каморин. – Это Агапов Валентин. Недавно вернулся из Чечни. Тот самый, наш герой, про него писали.

– Это он убивал их всех – Колю, Ефима Григорьевича, Сиротина?.. – спросил кто-то.

– Да, – сказал он. – Именно так.

Все так же неотрывно глядя на него, Нина подошла к нему близко, так близко, как уже давно не подходила, и заглянула в глаза и потом положила ему руки на плечи. Присутствующие, понимающе переглядываясь, начали потихоньку один за другим выходить из комнаты.

– Паша… что ж ты раньше… когда Коля был ещё жив? – прошептала она, обвила его шею руками и заплакала, прижавшись лицом к его груди.

– Не успел, – сказал он. – Никто про него не мог даже подумать. Но если бы не ты, не твоё горе…

– Что ж ты раньше… Паша, милый, столько хороших людей погибло. – Она вдруг отстранилась, испуганно посмотрела ему в глаза. – Наверно, он был не один, теперь тебе будут мстить, да?

– Пусть кто попробует, – сказал он. – За меня не бойся… Я заговорённый.

А сам гладил ее плечи, спину, вспоминая ее полузабытое хрупкое тело. Она приняла его ласку скованно, напряженно, но рук его не отталкивала – он сам отстранился от нее… Тем более что комната вдруг начала заполняться людьми – все больше незнакомыми.

– Павел Романович, – сказал главврач, заведующий станцией «Скорой помощи», – спасибо вам! За всё спасибо! Если бы вы знали, какой страх пережил наш город, от которого вы его избавили!

– Просто нет слов, – говорил кто-то, – неужели этот кошмар закончился, Павел Романович…

– Пусть Нина не обижается, но я вас сейчас прямо при ней расцелую! – На шее Каморина повисла какая-то женщина-врач.

– Господи… – крестилась старуха санитарка в белом халате. – Ну чистый Бова-королевич! Избавил всех от Змея Горыныча…

И тоже пустила слезу.

Каморин растерянно кивал, отвечал, благодарил, стараясь при этом не смотреть на Нину. Она стояла в стороне, оттесненная всеобщей признательностью, и задумчиво смотрела на него. Он вдруг понял, что так долго это не сможет продолжаться… Он просто не выдержит. Сорвётся наконец, даст фальшивую ноту. Ему стоила огромного нервного напряжения вся эта им самим созданная инсценировка, которая теперь развивалась независимо от его воли и затягивала его всё дальше в водоворот непредсказуемых последствий.

– Извините, надо идти, меня ждут… – сказал он, боясь, что всё, сейчас он не выдержит. Он уже не мог смотреть Нине в глаза, отводил их в сторону, как если бы она могла в них что-то прочитать.

– Ну уж позвольте себе хоть сегодня никуда не торопиться… – Женщины так и стреляли глазами то в его сторону, то в сторону Нины, удерживая его за руки.

– Ниночка, не стой, приглашай человека, видишь, Павел Романович стесняется, ждет, что ты скажешь… Хоть чайку с нами попить бы остались. А то и винца… Колю бы лишний раз помянуть, а? Ну пожалуйста…

– Останься, – сказала ему Нина. – Хоть ненамного…

Он посмотрел на часы. Скоро должны увозить Валета. Надо, чтобы Валет до самого конца верил, что все идет, как запланировано. Что он, Каморин, как и обещал, организует ему побег. Иначе Валет впадёт в панику. Перестанет ему, Каморину, верить, как верил до сих пор, и тогда ему крышка… Нет, здесь оставаться нельзя ни на минуту. Нельзя и расслабляться, как он позволил себе сейчас. И вот результат: чуть расслабился, как сразу же почувствовал, чего все это ему стоит.

– Надо идти, – сказал он Нине, – меня ждут.

Она внимательно на него посмотрела, согласно кивнула. Замечательная из нее жена, подумал он. Даже слишком. Так и будет вздыхать по своему Коле.

* * *

Валета вывели во двор СИЗО в наручниках. Следом спешно выбежал Злобин и сел в кабину водителя. Валет пошарил вокруг взглядом, увидел Каморина и сразу успокоился – порядок. А то уж Бог знает что пришло в голову.

Каморин смотрел ему вслед бесстрастно, как бы не видя. Потом, когда за Валетом и конвойными закрылась дверь фургона, вышел со двора. Главное, он увидел сейчас, как изменилось выражение лица Валета. Валет продолжал ему верить и на него надеяться.

…Он сел в свой «жигуль» возле суда и оглянулся. Кажется, никто не обращает на него внимания. Вот это и плохо, что никто… Как докажешь потом алиби? Если, конечно, возникнет необходимость… Он посигналил. К окну подошла Светочка Абросимова, секретарь суда, юная и цветущая, всегда смотревшая на него с детским восторгом. Он сделал ей знак, чтобы выглянула в форточку.

– Что случилось, Павел Романович?

– Слушай, я забыл там одну выписку из протокола следствия по делу Агапова. Не в службу, а в дружбу, вынеси, пожалуйста. Прямо в общей папке.

– А что мне за это будет? – игриво спросила она.

– Будет, будет, вот съезжу в Челябу, отвезу бумаги, привезу тебе гостинцев.

– Я что, маленькая? – деланно надулась она.

– Слушай, нет времени. Мне ещё придётся заехать в авторемонт на улице Серова, мне там обещали шипованную резину, а то все покрышки по нынешним гололедём сжевало. А потом ещё до Челябы гнать. Так что только к ночи вернусь… Но ты жди!

Так оно и было на самом деле. Заехать на улицу Серова надо обязательно – пусть его там видят! Возьмет резину и погонит напрямую за «воронком», в котором везут Валета… Он должен успеть догнать их до моста! Иначе потом все неимоверно осложнится…

– Вы там поосторожней, Павел Романович! На шоссе лёд – как стёкло, – крикнула она, и это, конечно, все слышали… Вот и хорошо, что лёд, хорошо, что все слышали, подумал он.

Он, как всегда, рассчитал все верно. До минуты. Дорога была на удивление пустынна, машин на ней – ни встречных, ни попутных – почти не видать, и, может быть, как раз потому он сразу приметил в сумеречной по-зимнему дали фургон, что перевозил Валета…

Каморин прибавил ходу, стараясь на всякий случай идти по правой полосе, чтобы его не заметили в зеркало заднего обзора… А если бы и заметили, то не сразу.

Он плавно, не торопясь подкатил к «воронку»… Впереди был поворот на мост через реку Миасс. Самое ответственное место… Он достал припасенный для такого вот крайнего случая ствол – не табельного «Макарова», а мощный ТТ – и ухитрился, зажав его одной рукой, навернуть на ствол глушитель – мало ли что… На всякий случай… И еще раз оглянулся назад. Шоссе было пустынно. А хоть бы кто и ехал, может, так даже и лучше бы получилось – со свидетелями… Он снял ТТ с предохранителя…

Вот и поворот. Он опустил стекло, выставил руку с пистолетом, стараясь прицелиться в правый скат. Как неудобно левой-то рукой! Как только машина впереди начала чуть крениться на повороте, он выстрелил. Шина лопнула, и «воронок» тут же перевернуло. Юзом заскользив на боку в сторону моста, фургон протаранил ограждение, а потом грохнулся вниз…

Лед треснул, образовалась огромная полынья, в которую медленно, но верно затягивало машину со всем ее содержимым…

Каморин оглянулся. Шоссе по-прежнему было пустынно, хотя как раз теперь самое время было бы и объявиться свидетелям… Он уже совсем было собирался уезжать, как вдруг, бросив под мост последний взгляд, заметил в сгущающихся сумерках, как в полынье возникла одна человеческая голова, потом вторая.

Выругавшись, он остановил машину и сбежал вниз под мост, снова снимая пистолет с предохранителя.

– Помогите! – заорала чья-то голова, и он узнал голос Валета.

Каморин осторожно спустился на лёд, едва ли не к самой полынье. Увиденное поразило его. Валет пытался удержаться на поверхности сам и поддерживал из последних сил следователя Злобина, окончательно обессиленного и уже пускавшего пузыри…

– Павел Романович! – Валет узнал Каморина и даже хотел взмахнуть рукой, едва не выпустив Злобина. Потом попытался взвалиться грудью на кромку льдины, но она обломилась под его тяжестью.

Глаза Каморина встретились с его вытаращенными, полными ужаса глазами.

– Павел Романович… – Валет закашлялся от по павшей в рот воды, замахал рукой, но Злобина не отпускал. Возможно, полагал, что за спасение следователя ему скостят срок…

Вот идиот, подумал Каморин и снова оглянулся. Отсюда, с реки, шоссе уже не было видно, но свет от едущей со стороны Челябинска машины отсюда, снизу, заметен был хорошо.

Он выстрелил Валету в голову, стараясь при этом не видеть его глаз. Для Злобина пуля уже не понадобилась.

Потом Павел Романович быстро взобрался наверх. Грузовик, шедший со стороны Челябинска, был уже рядом. Каморин замахал руками, чтобы его остановить. Но водитель уже и сам притормаживал, заметив снесенное ограждение и полынью под мостом.

Пожилой шофёр в чёрном овчинном тулупе вылез из машины, вопросительно посмотрел на Каморина.

– Вот сколько говорить им, – выругался он. – Мост-то старый… Это разве ограждение? Вот сколько здесь зимой езжу…

Он прервал вступление, глядя на молчавшего Каморина.

– Прямо на моих глазах, представляешь? – сказал Павел Романович. – И никто не выплыл…

– Да где тут, – вздохнул водитель. – С такой-то высоты.

– На бок перевернулся и прямо в ограждение врезался, – продолжал Каморин. – И хоть бы кто крикнул.

– Надо бы в милицию сообщить, – неуверенно сказал водитель.

– Считай, что уже сообщил, – усмехнулся Каморин. И, достав свое удостоверение, сунул ему под нос. – Я прямо сейчас оформлю протокол о том, что мы видели, и все там зафиксируем и распишемся.

– А что я видел? – приоткрыл рот водитель.

Каморин не ответил. Только достал из кейса бумагу и положил её на капот своей машины.

– Фамилия? – спросил он.

– А чего фамилия, я ведь чего видел? – пожал тот плечами. – Ну видел, будто ограждение кто-то снёс…

– Полынью видишь? – спокойно спросил Андрей Романович.

– Ну, вижу, – тоскливо сказал водитель. Ему, видно, не хотелось идти в свидетели. Значит, не хочет светиться. Значит, рыльце в пушку. Значит, будет помалкивать… Находка, а не свидетель.

– Так видишь полынью? – еще раз спросил Каморин, еле сдерживая себя (так и врезал бы по ушам этому тугодуму!).

– Ну, вижу…

– Тебя же никто ни в чем не винит. Я видел то же самое, что и ты. Вот об этом мы с тобой и распишемся.

Тот почесал в затылке, сдвинув для этого на глаза старый, видавший виды треух.

– Пиши, – сказал он, рубанув воздух ладонью. – Нефедов моя фамилия. Акентий Федулович.

– Нет, если сомневаешься, мы можем прямо сейчас доехать до ближайшего поста ГАИ… – сказал Каморин. – И там тебе разъяснят.

– Разъясняли уже… – махнул тот рукой. – Чуть без порток не остался. Ну где расписываться?

Кивнув ему, Павел Романович быстро дописал протокол.

– На, прочти, прежце чем подписать, а то скажешь потом… – Он протянул листок Нефедову.

Тот, крякнув, достал из дальнего кармана очки. В них он сразу стал похож на многочадного батюшку из бедного прихода.

– Только я не видел никакого фургона, – сказал Нефедов.

– Какая разница, зато я видел, – поморщился Каморин. – Ну и зануда ты, Акентий Федулович. Как только с тобой жена живёт… Не пишется два разных протокола по одному событию, понятно тебе? А вот если станут в ГАИ спрашивать – скажешь всё, как есть… А я действительно видел, он впереди меня гнал. А когда подъехал – он уже свалился… Ну что? – спросил он, решив, что немного припугнуть свидетеля делу не помешает. – Кому ГАИ поверит, в случае чего, мне или тебе? И еще припишут, что скрываешь информацию. Тоже не здорово получится.

Кряхтя и вздыхая, Нефедов расписался.

– И адрес с телефоном не забудь, – сказал Каморин. – Ну вот, другой разговор.

Глава 10

Валера Пирожников проснулся около двух часов дня. Сначала попытался понять, где он и кто с ним в постели… Оказалось, неизвестно где и какая-то рыжеволосая девица, отвернувшаяся лицом к стене. Рыжих он как раз не любил. Просто терпеть не мог их молочно-белую кожу с этими рыжими веснушками. Хотел вспомнить, где он мог ее видеть, или понять, кто ее подложил либо как она вообще оказалась рядом, да так и не вспомнил. ж Потом решил рассмотреть её лицо.

Для этого даму пришлось толкнуть в бок. Она заворочалась, застонала, сказала что-то нечленораздельное, похоже, выругалась. Он толкнул ещё раз.

– Ну Петенька, ну хватит, дай хоть утром поспать. Всю ночь ведь не давал… – и снова засопела.

Валера подскочил и дико огляделся. Огромная мрачная комната с высоким, как в храме, потолком, с огромной мрачной мебелью пятидесятых годов, все больше в пыльных, темных чехлах. И столь же огромные картины. На одной, висевшей прямо перед глазами, охотники нордического вида в звериных шкурах загоняли в болото несчастного кабана, обливавшегося кровью, с выпученным глазом, помутневшим от смертельного страха, а на втором плане их полногрудые подруги, не теряя времени, кипятили воду на костре.

И ещё висела картина, изображавшая Парад Победы на Красной площади.

Куда я попал, тоскливо подумал Валера и вдруг почувствовал, что на него смотрит кто-то.

Обернувшись, он увидел старенького генерала, показавшегося ему карликом в этом жилище для Гулливера, в мундире с золотыми погонами и с целым иконостасом орденов на груди. Карликовый генерал опирался на инкрустированную трость, без которой он, наверно, просто бы рухнул под тяжестью своих наград.

– Лялечка, это – кто? – сурово спросил генерал, возмущённо тряся вторым подбородком и приложив к уху руку.

– Дед, это Петечка Силуянов, я же вас знакомила, его папа скоро будет послом в Индонезии, – громко сказала девица, оставаясь в той же позе. – Дадите вы мне сегодня поспать или нет?

– Я без очков и потому не сразу узнал, – прошамкал генерал, не отрывая руку от уха. – Я только хотел сказать, что у тебя в последнее время появилось много хороших знакомых. А молодому человеку, судя по всему, очень хочется в уборную. Вы не стесняйтесь, организм надо вовремя освобождать от шлаков и ненужного балласта, в котором размножаются гнилостные бактерии.

Куда я попал, тоскливо подумал Пирожников, послушно поднимаясь с огромной, под стать комнате, постели.

Прикрыв обеими руками причинное место, он последовал за генералом через анфиладу таких же больших, темных комнат с зашторенными окнами, которым, казалось, не будет конца. И очутился наконец еще в одной, такой же большой, в которой уже ничего не было, кроме унитаза и биде, причем унитаз гордо возвышался как раз посредине комнаты, прямо на старинном дубовом паркете.

– Не забудьте, Петя, спустить воду и выключить свет, когда все закончите, – строго сказал генерал. – И не торопитесь. Это надо делать спокойно, без внутреннего напряжения и стараясь ни о чем не думать. Вы умеете пользоваться биде?

Пирожников кивнул, дрожа от холода и безысходности.

– Пусть ваш кишечник освободится сам. Не надо ему в этом помогать. И потом очень важно тщательно промыть промежность и протереть задний проход туалетной бумагой фирмы «Ринке». Я приобретаю только эту бумагу и вам настоятельно рекомендую. Я проделываю эту процедуру каждый раз и потому, как видите, избежал всех тех болезней, которыми страдают мои сверстники. А что вы так дрожите? Это вы от страха или замерзли? Посмотрите на меня. Я никого никогда не боялся, а холод помог мне хорошо сохраниться. Почему я вам это рассказываю? Всё-таки вы будущий муж моей внучки Ляли, а я должен беспокоиться о здоровье моих потомков. Что?

Закончив монолог, он приложил руку к уху, потом закрыл за Валерой дверь, задвижка которой подозрительно громко щелкнула.

Пирожников, съежившись, одиноко сидел на унитазе и все старался вспомнить вчерашнее. Как будто ничего особенного себе не позволял. Ничего лишнего. Все было, как всегда. Но влипать, как сегодня, ему еще не приходилось. Либо чьи-то интриги, либо злосчастное стечение обстоятельств… Положение идиотское; судя по времени, он давно уже должен сидеть на правлении банка, куда сегодня впервые заявится этот уголовник Седов…

Но выход искать надо. Для начала хорошо бы найти брюки и успеть их надеть, прежде чем генеральская внучка, которой он своими домогательствами будто бы не давал спать всю ночь, не обнаружит подмену.

Потом Пирожников, поплутав, как в лесу, по многочисленным полутемным комнатам и совсем уже было собравшись звать на помощь, неожиданно попал, открыв очередную дверь, в ту самую спальню с огромной кроватью, где, к своему облегчению, увидел помимо Ляли и её дедушки-генерала знакомое лицо – Игоря Андреевича Хлестова – и тотчас вспомнил, наконец, как вчера все было…

Все трое сидели с ногами на неубранной постели, предназначенной, видимо, для очень группового секса, и ели руками из общей литровой банки черную икру, запивая ее шампанским. Причем внучка заслуженного военачальника даже и не думала одеваться.

Увидев Пирожникова, все трое прекратили трапезу, при этом дедушка и внучка изумлённо на него уставились.

– Вы знакомы? – первым спросил Игорь Андреевич, едва не поперхнувшись.

– Нет, – сказала Ляля, спешно прикрыв простыней свою бледную, в веснушках наготу. – А кто это?

– Молодой человек, вы как сюда попали в таком виде? – грозно спросил генерал.

– Ну как же, – покачал головой Игорь Андреевич, – как же так, Лялечка! Это Пирожников Валерий Эдуардович, с которым ты вчера настоятельно просила меня познакомить на презентации книги стихов всеми нами уважаемого помощника премьер-министра по экологическим проблемам. После второго тоста вы с Валерой по-английски удалились, и все с завистью смотрели вам вслед… Уже забыла?

– Где твой жених Петя Силуянов, с которым ты меня снова только что познакомила? – приложил руку к уху генерал.

– Наверно, заблудился в туалете, куда ты его препроводил, – пожала она голыми плечами, покрытыми синяками и веснушками, а сама, сощурясь, все оглядывала, похоже, узнавая своё вчерашнее приобретение, трясущееся от холода в огромных дверях, похожих на крепостные ворота.

– Не могли бы вы отвернуться, пока я оденусь… – сказал ей Пирожников, клацая зубами.

Она ничего не ответила, а продолжала все так же в упор его разглядывать, пока он спешно одевался, по-видимому восстанавливая подробности того, что было с ней прошедшей ночью.

– Ну, припоминаете? – спросил Хлестов, приканчивая икру, пока другие напрягали память. – Вчера, в Доме журналистов… Ну? Валерий Эдуардович ещё восхитился твоим колье от Картье…

– Уж не хочешь ли ты этим сказать, что именно с ним я сегодня спала? – удивилась Ляля, пренебрежительно глядя на Пирожникова.

– Вот этого я как раз не могу утверждать, – учтиво склонил голову Игорь Андреевич, отчего его вечносальные крашеные волосы тяжело свесились набок.

– Спасибо за всё, – сказал Пирожников, вместе с брюками снова обретя былую уверенность. – Но мне надо уже идти… – С этими словами он вопросительно уставился на Лялю, по-прежнему остававшуюся неглиже, несмотря на холод в комнате.

Ляля не ответила. Только чуть приподняла брови. А она ничего, торопливо подумал Пирожников, посмотрев на часы, размером с башенные, в другой раз бы не прочь… Но только не сегодня.

– Он знает, куда пропал твой Петя? – снова спросил генерал внучку.

– Да отстань ты со своим Петей, – крикнула она ему в самое ухо. – Его по-другому зовут, он Валера.

– По-моему, он тоже ничего, – сказал дедушка.

Когда они выбрались наконец из этого гостеприимного дома, Пирожников еще не придумал, как отделаться от назойливого Хлестова.

– Она тебе не понравилась? – допытывался Игорь Андреевич, уютно устроившись на комфортабельном сиденье «пежо» Валерия Пирожникова. – Я думал – вы поладите. У нас с ней медовый месяц продолжался всего-то две недели. К тому времени мои сексуальные проблемы благополучно разрешились сами собой и естественным образом.

– Хочешь сказать, мы теперь молочные братья? – покосился на него Пирожников.

– Ты имеешь что-то против? – удивился Игорь Андреевич.

– Нет, но надо хотя бы предупреждать… – пожал плечами Валерий Эдуардович.

– Словом, пока ей что-то обещаешь, она согласна на всё. Разок спела у меня по московскому каналу, потолкалась в окружении Аллы, переспала с какими-то знаменитостями и всем осталась довольна. Только потребовала, чтобы я ее свел с кем-нибудь из банковского мира, и тогда она меня отпустит по-хорошему…

– И тут подвернулся я… – понимающе кивнул Пирожников, отчего голова снова разболелась.

– Но тебе, я ведь знаю твою половую ориентацию, тебе ведь всегда нравились бабы такого сорта… Такие, знаешь, чтобы выпирало где надо, здесь и здесь. Валера, мы ж с тобой столько друг друга знаем, мы нормальные пацаны, почему бы нам не пересечься на одной бабе?

– Ничего ты не знаешь, – поморщился Валерий Эдуардович то ли от неприятного запаха изо рта Игоря Андреевича, то ли от головной боли, которую тот доставлял своими разговорами. – Притом она рыжая, – добавил он.

– Ну да, там был полумрак и специфическое освещение, – согласился Хлестов. – Поэтому ты не успел разглядеть её масть. Но зато ты наверняка разглядел её квартиру. Настоящая, сталинская… Сделаешь евроремонт и можешь водить других баб за милую душу через чёрный ход, она их никогда не увидит…

– Сколько там всего комнат? – поинтересовался Валерий Эдуардович.

– Боюсь, этого никто не знает, – покачал головой Хлестов. – Товарищ Сталин подарил этот дом, построенный пленными немцами в конце сороковых, своим маршалам и особо отличившимся генералам. Когда полководцы благополучно состарились, они вспоминали уже не столько свои битвы, сколько парады и до хрипоты спорили, подсчитывая, в чью честь было произведено больше артиллерийских залпов салюта, согласно приказу Верховного… В конце концов, когда молодые жёны сбежали от этих старых зануд с их же адъютантами и с порученцами, наши видные военачальники от тоски и одиночества, усугубленных переключением общественного внимания на героев послевоенных пятилеток, решили съехаться, прорубив стены, разделяющие их квартиры. Отчего на каждом этаже образовалось нечто вроде гигантской коммуналки. На Лялином этаже все давно померли, Лялин дед остался там один, и она, не будь дура, переехала жить к нему в ожидании, что он эту гигантскую квартиру приватизирует, а ей отпишет в своем завещании со всем трофейным барахлом, оставшимся ему от умерших товарищей по оружию. Он поставил единственное условие: она должна немедля выйти замуж, родив ему правнука. На худой конец – правнучку. Бзик у него такой, понимаешь? Зарок дал: пока не увидит свидетельства о рождении правнука, Ляля не увидит свидетельства о его смерти.

– Круто, – задумчиво сказал Пирожников. – Хочешь сказать, эти картины, мебель…

– Были взяты в качестве трофеев и в счёт репараций у поверженной Германии, – азартно перебил его Хлестов. – Ну, как те фильмы, на которые я бегал в детстве, когда мне ещё не было шестнадцати, а твои родители о существовании друг друга даже не подозревали…

– Так, с этим теперь всё понятно, – сказал Пирожников, следя за дорогой, где по всем признакам вот-вот должна была образоваться пробка. – А от меня-то ты чего ждешь взамен? Ты ведь не просто так мне все это устроил, верно?

– Ты подожди, – замотал головой увлеченный Хлестов. – Боюсь, ты при всем своем воображении не до конца понял и оценил все перспективы, которые перед тобой открываются! Такую квартирку, да в таком месте, сдать инофирме… – Он даже зажмурился, представив приятные последствия такого решения. – А ещё лучше иностранному банку…