Текст книги "Бойцовые псы"

Автор книги: Сергей Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Глава 12

Каморин прилетел в Москву самым первым утренним рейсом, с тем чтобы вечером уже вернуться домой. Дело требовало его личного присутствия, так, по крайней мере, утверждал Канищев, которого он оставил в Москве. Уж очень весомый заказчик.

Канищев встретил его в Домодедово. Усадил хозяина в «вольво», и на предельной скорости погнали в город.

– За что терплю тебя, так это за умение водить, – сказал Каморин.

Канищев промолчал. Хозяин был явно не в духе. Если сейчас ответить на такого рода комплимент, можно вполне нарваться…

Каморин искоса посмотрел на него. На самом деле он ценил в Канищеве именно это качество – умение промолчать. Или сделать вид, что не расслышал.

Каморин прикрыл глаза и откинул голову назад. Вчера у него было объяснение с Ниной. Предлагал взять её с собой в столицу, где она никогда не была. Она ему отказала… Всё убивается по погибшему супругу. Придется потерпеть. Хотя он с некоторых пор в Сосновске ни в чем не знает отказа. Софья Борисовна, вдова убитого врача Болеславского, как обещала, продала ему гараж со стареньким «Москвичом», который ему на дух не нужен… И все в городе это правильно поняли и оценили.

Если быть точным, не она продала, а он купил, и за приличные деньги. Однако такой жест – в самый раз к избирательной кампании, которая уже началась… И ему, Каморину, уже предлагали баллотироваться. И он уже успел пару раз отказаться, прекрасно понимая: никуда не денутся, обратятся снова. Вопрос – кто обратится… Пока что обращались те, кто требует наведения порядка. Местные либералы оживились, узнав о его отказе, и стали прощупывать его позицию… Словом, еще немного, и он станет единым кандидатом от всех партий.

Но есть и одно «но». Без ложки дегтя, похоже, никак. Речь о гибели Валета. Нашёлся-таки человек, который, проследив всю череду смертей, случившихся в разное время, прикинул, кому это на пользу. Это Петр Васильевич Шаландин, шестидесяти двух лет, бывший судья, бывший кандидат, который с треском проиграл покойному Сиротину выборы в Думу.

Сейчас мало кто обратил на это внимание. Шаландин точно так же копал в своё время под Сиротина, и это знали все. Нарыл предостаточно, сведущие люди это понимали и особого внимания не обратили: сегодня мало найдется тех, кто успел очистить свое рыльце от прилипшего к нему за время реформ пуха.

И вот теперь взялся копать под неподкупного Каморина. Пока это всех возмущает. Но есть вопросы, на которые Каморин не захотел бы отвечать. В частности, где протокол, который он заставил подписать водителя Нефедова… Где-где… Он и сам бы хотел это знать. Куда-то засунул… Да и какая разница, если о гибели машины с людьми милиция узнала очень скоро, так что он не успел даже рассказать о том, чему был свидетелем…

Всё-таки он недооценил страх Нефедова перед милицией, приняв это за нежелание с ней связываться… Когда о гибели людей под мостом сообщили по местному телевидению и стали искать свидетелей, Нефедов, боясь, что его обвинят в недоносительстве, сам заявился в ГУВД и рассказал о встрече возле того злосчастного моста со следователем Камориным. Который и заставил его подписать протокол. Где сам протокол? Как где?.. У Каморина, где ж ещё.

Это прокол – не предъявить сразу протокол, мысленно скаламбурил Павел Романович. И очень серьезный прокол, обрати на него внимание серьезный противник… По существу, он совершил должностное преступление, своевременно не сообщив о случившемся… И неминуемо возник бы вопрос: почему? Ведь он не мог не знать, кто именно погиб в той машине. Но зачем было скрывать это? Вот вопрос, на который он пока не знал внятного ответа.

Хорошо ещё, что вяло текущее служебное разбирательство совпало по времени с избирательной кампанией… Павел Романович так и заявил по телевидению, что не считает себя вправе давать согласие на своё выдвижение, пока в отношении него существует подозрение.

Это был правильный ход. Он не претендует на депутатскую неприкосновенность. И общественность тут же выразила недовольство: почему преследуют народного любимца, которого все хотят видеть народным избранником?

Общественность всегда чем-нибудь недовольна, поэтому важно направить ее возмущение в нужное русло… В данном случае все обрушились на прокуратуру и кандидата-неудачника Шаландина. Все это, мол, интриги и происки темных сил, мечтающих о реванше, или, наоборот, демократов, подкупленных мировыми темными силами… Словом, объединились все: левые и правые. Все, кто хотел бы видеть только его, молодого и перспективного народного защитника и заступника, своим кандидатом.

Шаландину несколько раз били окна в квартире, прокалывали шины его «Запорожцу». И он заткнулся… Надолго ли? Единственное неудобство в том, что теперь его не тронешь, и Павел Романович велел своим «бойцовым псам» охранять Шаландина, не дай Бог, если до выборов с ним что-то случится… Хотя он везде кричит, будто его, как правдолюбца и правдоборца, вот-вот должны замочить эти самые темные силы…

И Павел Романович позволил себе уехать из Со-сновска, лишь только убедившись, что кампания «очернения» против него пошла на убыль, а левые и правые верно поняли его намек на то, что он вот-вот готов дать согласие… Только ещё не решил, кому именно.

– Так сколько он предложил за работу? – спросил он Канищева.

– Двадцать тысяч, – сказал тот, не отрывая взгляда от шоссе.

– И ты почти согласился?

– Прежде мы соглашались за десять, – хмуро сказал Канищев.

– И потому двадцать штук тебе показались чересчур большой суммой, я понимаю… А сам клиент – перспективным. Так вот запомни: самым перспективным для нас остается господин Седов. Его шоу-бизнес, чтоб ты знал, – непаханое поле. Есть где порезвиться. Во-первых, там крутятся лучшие в СНГ бабы и большие бабки, во-вторых, там все друг друга подсиживают. И не только, и не столько за деньги, как в финансовом мире. Все друг другу завидуют, всем мерещится, что их обошли, что, отбивают у них любовниц… Вот как я отбил такую у Седова… Кстати, как она вела себя всё это время? Ты не забыл о моём поручении?

– Как в монастыре, – хмуро сказал Канищев. – Блюдёт себя, сидит взаперти и все ждет, когда вы соблаговолите её отвести под венец или куда-нибудь пристроить.

Каморин искоса посмотрел на него:

– Очень умный стал, да?

– Я не нанимался следить за вашими бабами, – сказал Канищев.

– С сегодняшнего дня будешь заниматься этим тоже, – упрямо сказал Каморин. – За отдельную плату, разумеется…

– Зачем это вам, не понимаю? – пожал плечами Канищев. – Скоро переберётесь в Москву в качестве депутата… И она всегда будет у вас под рукой.

– Сюда я переберусь сам знаешь с кем, – пробурчал Каморин. – А пока она там, здесь должна меня ждать другая. Выездная модель… Так она меня ждёт или нет?

– Я её телефоны не прослушиваю, – сказал Кани-щев. – Нет санкции прокурора.

– Считай, что я её тебе дал… – раздраженно сказал Каморин. – Кстати, забыл, как её зовут. Бывает, а? Напомни. Ты хоть помнишь?

– Ирина, – пожал плечами Канищев.

– Красивая баба, – мечтательно сказал Павел Романович. – Ты её видел, да? Особенно когда разденешь… А вот девки у Седова хороши, да? Ты помнишь, вы были с ними, когда я звонил?

Канищев промолчал.

– Ну ничего, – потянулся Каморин. – Вот стану депутатом… На любой вкус будут! Ты каких предпочитаешь? Тебе посочнее или пофигуристее?

Сейчас бы лоб в лоб врезаться в тот «КРАЗ», что катит навстречу, неожиданно для себя подумал Канищев, и все на этом… И все проблемы побоку. Он даже прикрыл глаза, когда до ревущего «КРАЗа» оставались считанные метры. Только почувствовал, как обдало горячим выхлопным газом.

– Ты полегче бы, – спокойно сказал Каморин. – Я, конечно, тороплюсь, но не в ад же… Туда всегда успею.

Канищев тряхнул головой, будто избавляясь от наваждения. Каморин внимательно на него смотрел.

– Когда видел в последний раз братьев Мишаковых? – спросил он негромко.

– Дмитрий уже уехал, – сказал Канищев. – Ментов осталось двое. Один был ранен…

– Плохой выстрел? – нахмурился Каморин. – Ты же говорил – редкий стрелок.

– Он попал ему в голову, но тот надел каску под шапку. Похоже, менты к тому времени уже просчитали, на кого именно идет охота. Поэтому последний по списку братьев Мишаковых сидит теперь дома и не высовывается.

– Да? – Каморин присвистнуд. – Наверно, жена эта мишаковская хороша, если вокруг нее такие страсти, как ты думаешь? Ты видел её?

Канищев ответил не сразу. Чёрт его поймет… Сам не знает, чего хочет. Одни бабы на уме. Особенно с тех пор, как Нина, дежурная врач «скорой», отказалась выйти за него… У Каморина потом бывали бабы получше, но, видно, не сможет избавиться от унижения, пока своего не добьется.

– Что ты там бормочешь? – подозрительно спросил Каморин, откупоривая банку пива. – Так стоит она того или нет?

– Вам бы лучше держаться от нее подальше, – усмехнулся Канищев. – А то и вас пристрелит…

– Заинтриговал, ничего не скажешь… – засмеялся Каморин. – Вот пройдут выборы, привезу сюда Нину, пусть поддерживает огонь в семейном очаге, в депутатской квартире, а сам займусь этим вопросом… Как подумаешь иной раз, сколько хороших баб, особенно здесь, в Москве, и всё мимо рта… Ладно, теперь о серьёзном. – Он взглянул на часы. – Отсюда из машины сможешь позвонить Мишакову? Хорошо бы с ним встретиться до твоего заказчика.

Канищев тоже посмотрел на часы:

– Еле успеваем, Павел Романович, здесь не любят опаздывающих…

– Соврёшь что-нибудь, – отмахнулся Каморин, – скажешь, самолет опоздал.

– Это вы скажете, а не я… И учтите, он уже знает, что ваш самолет приземлился минута в минуту.

– Тебе откуда это известно?

– Поживите здесь с моё, – хмыкнул Канищев. – Наверняка его помощники уже знают, что вы благополучно приземлились, и засекли время, когда вы сели в мою машину. Поэтому стоит вам куда-нибудь по пути заехать, как они это поймут по вашей задержке. А если будете врать про опоздание самолёта, с вами откажутся иметь дело.

– Плевать! – зло сказал Каморин. – Они ещё будут диктовать мне правила поведения… Я им нужен больше, чем они мне. У кого лучшая на сегодня команда? Кто еще умеет работать чисто, как я и мои люди? Поэтому они обратились ко мне, а не я к ним. Звони Мишакову. Я должен его увидеть и обо всем предварительно договориться.

– Вы хотели сначала увидеть его жену, – напомнил Канищев.

– Сначала мне нужен он, – раздраженно сказал Каморин. – Она подождёт. Если того стоит.

– Может, заодно позвонить заказчику? – спросил Канищев спустя несколько секунд, когда начал набирать одной рукой номер телефона квартиры, где остановился Костя Мишаков.

– Его телефон не может прослушиваться? – спросил Каморин.

– Не думаю. Ведь отпустили же его брата, у которого оказалось железное алиби.

– Эта штуку с братцем они неплохо придумали. Хотя во второй раз может не сработать, – задумчиво сказал Каморин. – Надо бы запомнить. Вдруг еще раз пригодится… Что, не отвечает?

– Алло, – послышался голос молодой женщины, – вам кого?

– Это Канищев Евгений Семенович. Здравствуйте, Таня. Вы меня помните?

– Да, здравствуйте. Вам Костю? Он сейчас спит. Отдыхает после ночной смены.

– Понятно. Придётся разбудить. Дело срочное.

– Я попробую.

…С Костей они встретились через полчаса на Тверской и остановились после небольшой прогулки возле памятника Пушкину. Далеко от машины отходить не стоило…

– Давно я здесь не бывал, – сказал Каморин, глядя на Пушкина. – Но ничего. Скоро слух обо мне пройдёт по всей Руси великой. И назовёт всяк сущий в ней язык.

И покосился на Костю. Тот настороженно молчал и безучастно смотрел в сторону. Его обветренное лицо казалось воспаленным, глаза покраснели от недосыпа.

– Присядем. – Каморин указал на свободную скамью. – Надеюсь, здесь нас никто не станет подслушивать. Думаю, после той интересной двухходовки с братом за тобой никто не следит?

Костя молча пожал плечами.

– Павел Романович в Москве только до вечера, – напомнил Канищев. – У него к тебе есть интересное предложение.

– Смотря какое… – отрывисто сказал Костя.

– А твой братец повежливее будет, – сощурился Каморин.

– Не у него это случилось, – продолжал в том же тоне Костя. – А у меня.

– Винтовка хорошая? – поинтересовался Каморин, придержав рукой Канищева, собравшегося что-то сказать. – Осечек не дает?

– Пока не было, спасибо…

Ну как знал, подумал Костя. Придется отрабатывать. Затем и приехал… Евгений Семенович верно нас предупреждал. Мите что… Дело сделал и домой отвалил. А тут ещё неизвестно сколько торчать.

– А сейчас, значит, караулишь тех, кто остался? – допытывался Каморин. – А они от тебя прячутся?

Костя не ответил, только коротко взглянул на Канищева.

– Да, это Евгений Семенович тоже мне рассказал, – кивнул Каморин. – А как же иначе? Если у меня просят снайперскую винтовку, да ещё с ночным прицелом, могу я знать – кому и зачем она предназначена? Вот только когда узнал, когда понял, что дело святое…

Костя молчал. И по-прежнему смотрел в сторону.

Его бы подкормить, дать отоспаться, подумал Каморин. Но сначала дать то, в чем он больше всего нуждается.

– И вот так день и. ночь караулишь их, а они, сволочи, сидят и нос не высовывают? А менты их караулят, стараются тебя выследить, так?

– Короче, – глухо сказал Костя. – Что от меня требуется?

– Пока ничего… – пожал плечами Каморин. – Просто хочу дать один совет.

Канищев удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал. Его дело было присматриваться к окружающим. Нет ли чего подозрительного… Время от времени мужчины с поднятыми воротниками, стоявшие с цветами у памятника и, казалось, посматривающие в их сторону, подхватывали своих опаздывающих девушек и быстро уводили их в сторону метро либо вниз в сторону Кремля… Позавидуешь, подумал он.

– Какой ещё совет? – недовольно спросил Костя.

– А ты ершистый, – удовлетворенно кивнул Каморин. – И это нехорошо. К тебе с добром, стараются помочь… Ведь винтовку от меня ты принял? Почему бы не принять добрый совет как от профессионального следователя?

Костя сначала посмотрел на Канищева, которому, судя по всему, он вполне доверял, потом на Каморина.

– Евгений Семенович, – сказал он. – Вы зачем меня звали? Ведь знаете, что я это не люблю. Когда мне советуют…

– А ты бы всё-таки сначала выслушал, а? – покачал головой Каморин. – Ну и характер. И как тебя жена такого любит…

Зря он это сказал. Костя вскочил и собрался было уйти, но железная рука Канищева удержала его в последний момент.

– Посиди… – сказал Канищев. – Для твоей же пользы.

– Потом будем выяснять отношения, – нехорошо улыбнулся Каморин. – А я это потом припомню… Когда сделаем окончательный расчёт. Значит, судя по всему, им удалось вычислить, кто будет следующий. Они угадали расклад. Они просчитали твой список. Значит, следует им спутать карты. Логично?

– Как это? – спросил Костя, сомкнув брови.

– Очень просто. Теперь ты должен замочить кого-то другого, из их же отделения, но не имевшего никакого отношения к случившемуся. Пусть гадают, в чем тут дело.

– Я делать это не собираюсь, – помотал головой Костя, но не очень-то решительно. Похоже, предложение Каморина было неожиданным и произвело на него впечатление.

– Не смеши… – холодно сказал Каморин. – Стольких ментов уже ухлопал… А теперь решил поиграть в правозащитника? Кого тебе жалко? Да они все там такие… Думаешь, другие стояли бы в стороне, если бы в это время там были?

Костя не отвечал. Только отрешенно смотрел в сторону.

– Выбор ты сделал, – жестко продолжал Каморин. – Назад пути нет. Или ты думал – пристрелишь этих пятерых, и все, можно домой, к жене под одеяло? И жить дальше, будто ничего не произошло? Так не бывает. И я тебе не позволю! Теперь ты мой, понял? В моих руках. Что хочу с тобой, то и сделаю. Захочу – ментам сдам со всеми потрохами… И твой братишка теперь мой заложник там, пока ты здесь! И будешь исполнять всё, что скажу. Ему там шагу не дадут ступить, если начнешь тут выступать… Я помог тебе, правильно? Теперь помоги мне. И не за так, а за хорошие бабки. Я профессионалов ценю. Запомни, если чего-то желаешь добиться в этой жизни: каждый должен заниматься тем, что у него лучше всего получается. Вот и займись…

Костя напряженно слушал, думая сейчас только о Лене. Неужели она была права, когда говорила, чем это может закончиться?

Стало быть, «счетчик» включен…

– Где ты остановился? – спросил Каморин после минуты тягостного молчания.

– У друзей… – еле слышно сказал Костя. Он был явно подавлен, и Каморин подумал, что, пожалуй, допустил перебор. Он пытливо посмотрел на Канищева. Тоже, поди, не понравился такой разговор. Наверняка сочувствует… Сам влип точно так же, но теперь ничего, привык.

– Они не настучат? – спросил Павел Романович, обращаясь скорее к Канищеву, чем к Косте.

Тот пожал плечами, по-прежнему внимательно разглядывая редких в эту холодную погоду гуляющих.

– Помогали… – негромко произнёс Костя.

– Наверно, они посочувствовали тебе, когда узнали о том, что произошло, так? – спросил Каморин.

Костя чуть заметно пожал плечами.

– Вопрос в том, будут ли дальше помогать, – продолжал Каморин. – Они ведь тоже захотят остаться в стороне… Хотя слишком много для этого знают.

– Что я должен делать? – спросил Костя, по-прежнему глядя в сторону.

– А ты как думаешь? – подмигнул Канищеву Павел Романович.

– Я думаю, что должен отработать, и все. Так вот, хочу знать, сколько вам должен? Назовите цену.

Каморин молча смотрел на него, как бы на самом деле прикидывая цену.

– Если я назову такую цену… скажем, пять трупов. Или шесть, не важно… И чтобы все было чисто. Ты уверен, что потом сам не придешь ко мне и не попросишь ещё? Учти, твоя профессия, как и профессия гробовщика, всегда будет иметь спрос и к тому же хорошо оплачиваться. Насчёт жены не беспокойся. Для неё ты будешь служить вместе с Евгением Семеновичем моим помощником в Думе либо телохранителем. Иногда только отправляться в командировки… Советую со мной ладить. Я, как хороший следователь, знаю все приемы и все уловки моих коллег. Никакой адвокат не даст тебе такого совета, как я… Разве я плохо придумал – замочить ещё одного мента, не имевшего отношения к делу? Причем именно сейчас, когда твой брат, на которого они уже наезжали, находится дома…

Костя сдержанно кивнул.

– Я вижу, ты здесь поиздержался на чужих-то харчах, – усмехнулся Каморин. – И обносился… Личная месть штука нерентабельная, поскольку за неё никто тебе не заплатит.

Он достал заготовленную пачку долларов. Сначала не спешил её протягивать, не будучи уверенным, что Костя её примет. И только заметив его заинтересованный взгляд на купюры зелёного цвета, сунул ему в карман.

– Здесь три штуки. Можешь не считать. Вернее, рекомендую пересчитать не здесь, а дома, если пожелаешь. Никогда столько не имел? Это тебе задаток. Сними квартиру где-нибудь в другом месте. Обзаведись пейджером.

– О ком пойдёт речь? – негромко спросил Костя.

– Хороший вопрос, – кивнул Павел Романович. – Моя ошибка. С этого надо было начинать. Как правило, это все жирные коты, ограбившие население. Или воры в законе. Слыхал про таких? Словом, те, по кому тюряга плачет… Как правило, они друг друга уничтожают по-чёрному, прибегая к услугам таких, как мы, и я в свое время подумал: почему бы им в этом не помочь? Я, как следователь, испытывал настоящее бессилие, когда не мог посадить настоящих подонков, вроде тех, на кого ты охотился, из-за нашего совершенно идиотского Уголовного кодекса и продажного суда. Хотя поначалу тоже, совсем как ты, испытывал те же сомнения… Так я начал. И теперь не могу остановиться… Спроси хоть у Жени. – Павел Романович толкнул в бок Канищева. – Разве у него было по-другому?

Канищев неопределенно кивнул, Костя столь же неопределенно молчал.

Канищев знал по собственному опыту: подобные аргументы неотразимо действуют на тех, кто ищет оправдание подобному выбору. Костя же понимал, назад дороги уже нет.

– Разве он пришёл бы ко мне, если бы это было не так? А самые жирные, самые продажные и безнаказанные сидят как раз здесь, в Москве… С этим, надеюсь, ты согласен?

Костя по-прежнему отмалчивался.

– Ладно, – сказал Павел Романович. – Сделаем так… Мента из этого отделения шлёпнет кто-нибудь другой. Из твоей же винтовки. Причем в ближайшее время. А ты в этот момент не светись, посиди дома, отогрейся и отоспись… Что молчишь? Ну что ещё я должен сделать, чтобы ты согласился, хотя деньги ты уже взял?

– Вот именно… – отрешенно сказал Костя. – Поэтому я и спрашиваю: когда и кого.

Каморин и Канищев переглянулись.

– Мне нужно было твоё согласие. И наша предварительная договорённость… – Каморин посмотрел на часы. – Много времени ты у нас отнял, даже слишком. Я уже должны быть там, где как раз это и узнаю: кого и когда. И за сколько. Пока. Вечером увидимся.

– …Двадцать тысяч, я уже говорил вашему эмиссару, и ни цента больше. – Заказчик, полный, одутловатый, с крупными оспинами на лбу и щеках, курил огромную сигару и щурился от ароматного дыма, который кольцами пускал к потолку. – Извините, вы, кажется, не курите?

– Бросил, – коротко кивнул Каморин, потягивая холодный кофе с мороженым.

– Не курите, не пьете… Бережете здоровье? А я вот никак не могу себя заставить. Хотя жена и врачи требуют, – пожаловался заказчик. – Сколько раз уже пытался… Но я ещё не слышал вашей цены.

– Я её сам пока не знаю, – пожал плечами Каморин.

– Только знаете, что мало… – усмехнулся заказчик.

– Знаю, что в прошлый раз вы заплатили за подобную услугу пятьдесят кусков, – спокойно сказал Каморин.

– Ого! – Заказчик смотрел на него с возрастающим интересом. – Но там работала солидная столичная фирма, только отличные отзывы и рекомендации. Вас же мало кто знает. Вы из провинции, понимаете?

– Тогда почему вы обратились к нам? – поинтересовался Каморин. – Решили сэкономить?

– А вам палец в рот не клади, – засмеялся, закашлялся заказчик.

В это время в комнату вошла молодая женщина с привлекательной грудью, едва прикрываемой халатом, с холеным, как в косметической телерекламе, лицом. Каморин подумал, что где-то её раньше видел. Возможно, в той же рекламе.

– Эдик, тебе нельзя столько курить! – озабоченно сказала она.

– Прекрасно знаешь, что если брошу курить, ты тут же бросишь меня, поскольку меня сразу разнесет ещё больше… И уйдёшь к этому Курятьеву.

– Обязательно, – сказала она, поглядывая в сторону Каморина. – И именно к нему… А почему ты нас не познакомишь? – Она улыбалась, поглядывая в сторону гостя.

– Разве это обязательно?.. – недовольно протянул Эдик. – Ну что ж, изволь. Это Павел Романович, мой деловой партнер. Это Анастасия, известная в недавнем прошлом фотомодель, вице-мисс Москвы.

– Очень приятно. – Каморин склонил голову, приподнявшись в кресле, она протянула ему руку для поцелуя. Кожа руки была почти прозрачной и гладкой. Каморин подумал, что еще ни разу его губы не прикасались к чему-то подобному.

– Всё, Настя, всё… – замахал руками хозяин. – Теперь оставь нас одних. Или вот что… сделай нам два джина с тоником, вернее, один, Павел Романович спиртное не употребляет. И скажи там, чтобы здесь растопили камин.

– Но сегодня Павел Романович сделает исключение, не правда ли? – Она в открытую улыбалась Каморину.

– Можно… – кивнул Павел Романович.

– Та ещё сучка, подумал он. Разок трахнуть, потом дать пинок под зад. Или отдать ребятам, чтобы поставили на хор… Как жену Мишакова. Всё, что заслуживает. Таких только так и надо… Какой бы ни был у тебя мужик, но при нём, в открытую, чуть ли не лезть в ширинку его партнёра по переговорам – последнее дело. Хотя разок бы её попробовать. Только для коллекции. Таких у меня ещё не было. Может, и будут.

– Тридцать тысяч разве недостаточно для малоизвестной, нераскрученной фирмы, выполняющей ритуальные, скажем так, услуги? – недовольно спросил Эдик, когда его супруга, одарив гостя многообещающей улыбкой, вышла из комнаты. Похоже, он уже торопился закончить сделку и подозрительно поглядывал на Каморина, стараясь понять его отношение к авансам, которые только что раздавала его супруга.

– Не знаю, – повторил Каморин. – Может, и мало. Может, и много… Всё зависит от величины вашей выгоды, непосредственно получаемой из данной акции, понимаете? Если, конечно, речь идёт не о любовнике вашей очаровательной супруги, от которого вы собираетесь избавиться.

– Хотите много знать, – буркнул хозяин и замолчал, поскольку в гостиную вошел охранник и склонился к камину, в котором уже лежали дрова.

– Ну ты скоро? – недовольно спросил хозяин. – Что вы так долго возитесь, не понимаю… Ну-ка, дай я сам…

Он бросил в камин журнал «Плейбой», потом отнял у телохранителя зажигалку, открутил у нее колпачок, плеснул бензин на обнаженную грудь журнальной красотки, чем-то похожей на хозяйку.

– Осторожней! – крикнул Каморин и вовремя оттолкнул Эдика от камина, так что полыхнувшее пламя успело лишь опалить его брови и ресницы.

И едва ли не тут же в комнату снова вбежала супруга хозяина.

– Что случилось, Эдик, что с тобой. ю – Она была в неподдельном ужасе, как если бы на него только что произошло покушение. Однако при этом исхитрилась бросить на гостя исполненный лютой злобой взгляд.

– Ничего страшного, абсолютно ничего, просто показал нашим безруким, как надо разжигать камин… А наш гость, Настенька, только мне помогал…

Потом она терпеливо, как капризному ребенку, чем-то протирала его покрасневшее от ожога лицо, а он вскрикивал от боли, отбивался и отмахивался…

– Ты можешь оставить нас одних? – закричал он наконец. – Все выйдите отсюда, сколько можно говорить?

Он даже топнул ногой.

– Всё, всё… – ворковала жена, уходя сама и уводя за собой незадачливого охранника. – Уходим, уходим…

– Значит, тридцать пять тысяч вам мало? – недоуменно спросил Эдик, когда они снова остались одни.

– Я уже говорил… – покачал головой Каморин. – Я хочу иметь процент от финансового результата этой акции… Что непонятно?

– На какой процент вы рассчитываете? – спросил Эдик, поглядывая на себя в зеркало.

– Пятьдесят, – сказал Каморин, закидывая ногу на ногу, поскольку понял: разговор будет долгий.

– Но это грабёж… – цокнул языком Эдик.

– Тогда объясните, почему вы обратились именно к нам? – спросил Каморин.

– Говорят, у вас не бывает проколов, – пожал Эдик вислыми плечами. – Стопроцентное исполнение… А здесь именно это и требуется… Понимаете?

– Что тут непонятного, – усмехнулся Каморин. – Если клиент останется жив, он сразу поймёт, откуда что взялось. Ведь так?

Хозяин только шумно выдохнул и развел руками.

И вот такому слизняку – всё! А я ещё должен с ним торговаться, подумал Каморин. Взять бы и отнять. И жену, и виллу, и счёт в банке. Просто подмывает… но мы с вами, Павел Романович, помнится, делая мучительный выбор, остановились на политической карьере.

– А говорите: нас никто не знает, – сказал он вслух. – Будто мы – нераскрученные…

– Вы, наверно, слышали о таком понятии, как коммерческая тайна? – спросил хозяин, раскуривая новую сигару.

Только для имиджа их покупает, подумал Каморин. Чтоб показать, какой он крутой. Чтобы пустить дым в глаза.

– Сейчас все только о ней и говорят, – сказал Каморин. – К месту и не к месту. Но я никогда не уговариваю. – Он встал с кресла. – Просто запоминаю. Такие вещи я никому не прощаю. И достану тебя, где б ты ни прятался. Это уже ты запомни.

– Нет, нет, сядьте… – замахал руками Эдик. – Настя! – закричал он так, будто его уже убивали. – Павел Романович хочет уйти! Где твой обещанный джин с тоником?

Каморин сел. Сощурившись, смотрел с минуту на хозяина.

– Ну? Будешь и дальше мне мозги полоскать? Сколько?

– Но как вы можете верить на слово! – всплеснул руками Эдик. – А если вас обманут?

Настя вкатила в комнату сервировочный столик, на котором плескались два фужера и стояла хрустальная ваза с фруктами и печеньем. Оба, не сговариваясь, замолчали, ожидая, пока она выйдет.

– Я потом перепроверяю по своим каналам, – спокойно продолжал Каморин. – И рано или поздно узнаю все как есть. И не приведи Господь, если вы меня обманули…

Глаза Эдика теперь были полны суеверного ужаса. Похоже, уже сам был не рад, что связался. И просто не знал, как выпутаться.

– Я слушаю, слушаю… – кивнул Каморин и взял в руки фужер.

– Но и пятьдесят процентов – перебор… – тихо, но проникновенно произнес Эдик. – Согласитесь, так не бывает.

Каморин с некоторым удивлением взглянул на него. Что значит искусство перевоплощения, свойственное хорошим артистам и удачливым дельцам. Теперь в этом негромком голосе, скорее, слышалась угроза. С моей стороны наличествует перебор, подумал Каморин. С ним так нельзя. За холеными щечками, пожалуй, есть кое-какие челюсти. Ну что ж, отрабатываем маленько назад.

– Пожалуй, – кивнул Павел Романович. – Тут я перегнул. Испытал вас на прочность. Теперь вижу: за своё вы готовы перервать глотку кому угодно. Ладно, пятнадцать процентов – это сколько? Притом учтите, я все перепроверю.

– Двести тысяч… – спокойно сказал Эдик. – Нет, Павел Романович, согласитесь, это неразумно.

– Десять вас устроит? – усмехнулся Каморин. – И я становлюсь вашим другом и другом вашего дома.

– Эдик подозрительно посмотрел, но ничего не сказал.

– Семь процентов, – сказал он минуту спустя. – И я ваш должник.

– О'кей, – согласился Каморин, становясь всё благодушнее.

Было похоже, что хозяин уже пожалел, что не назвал ещё меньшую цифру. Теперь его подозрительность тем больше усиливалась, чем больше ему уступал Каморин.

– Это всё равно почти сто тысяч… – сказал Эдик.

– А можно без почти? Не жадничайте. Если вы согласны, значит, оно того стоит? – Гость весело сощурился, снова перейдя на «вы». – Вот теперь можно выпить. За здоровье хозяйки.