Текст книги "Рядом с нами"

Автор книги: Семен Нариньяни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 36 страниц)

– Ну?

– А разве вы не знаете, что ЦДКА выиграла у "Динамо"?

– Когда?

– В финале на кубок!

– Но ведь в играх на первенство команда ЦДКА проиграла "Динамо"?

– Это неважно. Давайте считать, что ЦДКА не проигрывала.

– И что получится тогда?

– Раз «Динамо» проигрывает ЦДКА, то оно обязательно проиграет и "Спарте".

Я рассмеялся.

– Вы не согласны?

– У футбола своя логика, – сказал я.

– Хорошо. Давайте заключим пари. Вы ставьте на «Динамо», а я…

Но мой сосед не закончил фразы. Свисток судьи возвестил конец игры. «Спарта» выиграла со счетом 5: 2. Мой сосед пробовал кинуть в воздух шляпу. Но ее не оказалось. Тогда он схватил у дамы с зонтом ветку сирени и, перепрыгнув через барьер, побежал навстречу игрокам, чтобы поздравить их с победой.

Вечером я снова встретился со своим соседом слева (это было на официальном приеме в министерстве информации) и узнал, что страстный болельщик футбола был одним из участников партизанского восстания в Банской Бистрице.

1946 г.

Прага – Москва.

ПРАПРАПРАДЕДЫ И ПРАПРАПРАВНУКИ

«Боно джорно!»

Часы на башне святого Марка пробили шесть, и вместе с последним ударом на втором этаже отеля «Сплендид» стукнула дверь. Стукнула еле слышно, но все же стукнула. За первой стукнула вторая дверь, третья… Утро сегодня в Венеции хмурое. Туман такой густой, хоть ножом режь. На узких улочках и каналах города никого. Сейчас спать бы еще и спать, но спать нельзя. Всегда выутюженный, представительный дежурный отеля сгоняет с лица последние остатки полудремы. Ему хочется выругаться по адресу новых постояльцев. На всех других этажах тишина, а на втором… Но ругаться дежурному нельзя. Дежурный администратор обязан всегда быть приветливым, всегда улыбаться.

– Доброе утро, синьор! – мило говорит он, кланяясь плотному, могучему мужчине, который спускается по лестнице.

– Доброе утро!

Дежурный с удовольствием спросил бы, куда мужчина направляет свой путь в такую рань. Но служащему отеля «Сплендид» не следует проявлять излишнее любопытство. Несолидно. Мужчина угощает дежурного папиросой и выходит на улицу.

Вопрос, который не решился задать дежурный, задает метельщик улицы. Он уже знает особенности обитателей второго этажа и ждет их неподалеку от входной двери отеля с добрым утром на устах.

– Боно джорно, синьор! – говорит он.

– Боно джорно!

– Опять на свидание? К кому сегодня? К Санта-Марии деи Мираколи или к Санта-Марии деи Фрари?

Плотный мужчина улыбнулся и скрылся в тумане. За ним из отеля вышел тощий, высокий. Потом еще один высокий. Затем вышли две женщины. И всем им метельщик желает "боно джорно", и все угощают его папиросами. Двадцать пять человек – это, дай им бог здоровья, двадцать пять папирос, двадцать пять приветливых улыбок. А это не так мало.

Утро только начинается, а двадцать пять наших знакомцев уже явились к месту своего свидания. Кто к Санта-Марии, кто ко Дворцу дожей, а кто к знаменитому мосту Риальто. Натура у каждого была облюбована еще накануне, поэтому и плотный мужчина и тощий, не тратя времени попусту, сразу же по-походному развертывают свои мольберты и принимаются за дело.

"Да, не легко им! – думается метельщику. – Срок академической командировки недолог, а нарисовать художникам нужно много. Пойди успей!"

Но метельщик ошибся в своем предположении. Перед ним за мольбертами сидели на этот раз не художники, а архитекторы. И приехали эти архитекторы в Венецию не в академическую командировку, а на отдых. Солидные, уважаемые люди, по чьим проектам было выстроено в Москве немало домов, вместо того, чтобы греть спины на санаторном пляже, каждый год проводили дни своего узаконенного отпуска в путешествиях. Эти путешественники успели в прошлом и позапрошлых годах побывать с рюкзаками и альбомами и на нашем Севере, знакомясь с чудесами древнего русского зодчества, и на нашем Востоке, восхищаясь постройками Бухары и Самарканда. В этом году они решили поехать за границу. «Интурист» оказал им содействие, и двадцать пять сотрудников архитектурных мастерских Москвы отправились в Италию. С красками, карандашами, альбомами. И хотя памятники античной и средневековой архитектуры были уже не единожды сфотографированы, вычерчены и обмерены, архитекторы Моспроекта не удержались, и каждый решил нарисовать, а кое-что даже обмерить своей собственной рукой. Кто знает, где искать объяснение закономерностям прекрасного! Так отдых стал работой, а туристская поездка – академической командировкой. Так ни одному из двадцати пяти не стало хватать стандартного туристского дня и каждый стал удлинять его, воруя время и у своего сна и у своего отдыха.

Волею случая произошло так, что нашему корреспонденту пришлось быть в Италии в одно время с московскими архитекторами. Жить с ними в одних гостиницах, ездить в одних автобусах. И это дало корреспонденту возможность сделать в своем блокноте несколько записей.

Какой шаг у ступенек?

Вечер. Наш автобус после объезда немалого количества достопримечательных мест возвращается в Рим. Машина петлит по узкой горной дороге. Вверх, вниз. Вверх, вниз. Гид ЧИТа (так называется туристская организация Италии) утомился и дремлет, сидя в переднем кресле. И вдруг выясняется, что где-то слева, всего в трех километрах от дороги, находится знаменитая вилла Адриана. Быть рядом и не заехать? И вот к гиду обращается целая делегация.

– Синьора, будьте любезны…

Но синьоре уже за пятьдесят, синьора за целый день беготни с этой неугомонной группой архитекторов очень устала.

– Как, в такой час? Нет. Даже не просите!

– О, синьора! Мы только на пять минут!

Но пять минут растягиваются на полтора часа. Со стороны постороннему человеку наша экскурсия рисовалась, очевидно, в весьма странном виде. И в самом деле. Второй век нашей эры. Светит луна. А среди разрушенных стен античного дворца ходят строители Песчаных улиц и жилых домов в Черемушках и измеряют рулеткой сохранившиеся арки, колонны, карнизы. А тут же, чуть повыше, на обломках какой-то стены сидит заразившаяся от этих неугомонных туристов энтузиазмом гид ЧИТа и рассказывает, какие споры на политические и философские темы вел со своими гостями в садах этого дворца его владелец. Синьора из ЧИТа говорит о предмете этих споров с такой убежденностью, точно споры эти происходили не восемнадцать веков назад, а только вчера и она, синьора, сама имела честь быть в числе гостей Адриана.

Что же касается сторожа виллы Адриана, тот гонял в это время на мотороллере по бывшим аллеям сада, не зная, как ему повесить замок на знаменитые развалины. Развалинам было положено работать до пяти часов, а сейчас было уже девять.

Еще одна сценка. Три наших архитектора, проходя вечером по улице, остановились у какого-то дома. Архитекторов заворожила лестница к парадной двери, и они начали обмерять ее. К архитекторам подошел полицейский.

– Что вы делаете?

– Устанавливаем шаг ступенек.

– Зачем? Разве вы в Пантеоне или на развалинах Колизея?

– Простите, а здесь что?

– Полицейское управление.

Воцарилась многозначительная пауза.

– Так мы же без злого умысла. Только с точки зрения изучения классического наследства.

– А вы, собственно, кто будете?

– Джиовани, отпусти их. Это туристы из Москвы, – сказал второй полицейский, проверив документы архитекторов.

Архитекторы ушли, а Джиовани стоял и смотрел им вслед.

– Странные люди! Настоящие туристы сидят в этот час в ночных клубах с девочками и пьют аперитивы, а эти зачем-то ползают, измеряют лестничный шаг в полицейском управлении. А что интересного в нашем шаге?

Сколько весит Аполлон?

Большие города сменялись маленькими, соборы часовнями, дворцы виллами, а наши друзья продолжали мерить, рисовать.

Палаццо дожей. Он запечатлен теперь по крайней мере в двадцати альбомах нашей группы. Но запечатлен по-разному. Одни архитекторы рисовали Палаццо, а перед их глазами возникали другие дома, которые нужно было еще строить. И, конечно, не здесь, в Венеции, а в Москве. Причем строить не из мрамора, а из бетонных плит. И думали поэтому архитекторы, смешивая краски на палитре, не только о желтом и розовом, но и о тех новых, еще не найденных пропорциях, которые должны были бы сделать дома из сборного железобетона такими же красавцами, как и вот эти из мрамора.

Другие рисовали и думали только не о сборном железобетоне, а о людях, которые жили когда-то в этом городе. Об Отелло, встретившем впервые Дездемону, если верить местным гидам, вон в том доме, расположенном совсем неподалеку от Палаццо дожей.

Третьи рисовали и тоже думали о людях. Но не о тех, которые жили здесь когда-то, а о тех, которые приезжали сюда теперь.

Италия наводнена путешественниками. Среди них много истинных поклонников замечательного итальянского искусства. Эти могут сутками стоять перед произведениями Леонардо да Винчи, Палладио, Тициана.

Вот три пожилых учительницы из Глазго. Год строгой экономии в расходах – и деньги на поездку собраны. Не успели учительницы приехать в Венецию, как тут же заспешили на площадь святого Марка. И вот они все трое стоят перед Кампанилой, у каждой учительницы в руках бедекер, каждая внимательно смотрит на Кампанилу и читает все, что написано в путеводителе об этом прекрасном произведении архитектуры.

Но есть среди туристов и немало скучающих бездельников, которых привлекает в Италию не итальянское искусство, а итальянская экзотика.

Рядом с тремя учительницами стоит дама с собачкой. Дама только устало оглядывает Кампанилу, а бедекер читает не она, а ее компаньонка. Причем читает не все, а только самое главное, чтобы не утомить даму. Дама с собачкой тоже из Глазго. Отправляясь в Италию, дама захватила с собой не только компаньонку, но и двух лакеев Один состоит при ней самой, второй – при собачке.

А вот еще одна довольно примечательная личность из породы плавающих и путешествующих. К Лоджетте на площади святого Марка подходит большая группа испанских туристов. Наши группы смешиваются, и все мы с интересом рассматриваем статую Якопо Сансовино Аполлон. Статуя замечательная, и всем нам очень нравится. И русским и испанцам. И вдруг из-за чьей-то спины выходит вперед какой-то бойкий человечишка, смотрит на Аполлона и спрашивает:

– Сколько весит этот малый из мрамора?

Гид смущен. Гид может сказать, когда сделан «малый» из мрамора, кем сделан, что сказали об Аполлоне Тициан, Аретино. Но сколько весит Аполлон? Такой вопрос еще ни разу не приходил ему в голову.

Дней через десять наша группа была в Сикстинской капелле, роспись потолка которой сделана Микеланджело.

Потолки в Сикстинской капелле – это живописное чудо. Разглядывать это чудо можно часами. Но тишина в капелле внезапно нарушается.

– Я хотел бы знать, сколько все это весит?

Мы оборачиваемся на голос. Ну, конечно, это он. Наш старый знакомый. Тот, для которого тоннаж является мерилом прекрасного. Теперь наступает очередь удивляться римскому гиду.

– Кто весит? – не понимает он вопроса.

– Картина?

– Так ведь это же фреска. Или, быть может, вы прикажете взвесить картину вместе с потолком?

На приколе

Теплый осенний день. У пристани стоит гондольер Орландо. Он все утро ждет пассажиров, но тщетно: летний сезон подходит к концу.

– Еще неделя, другая – и мою гондолу можно будет поставить на прикол.

– А как же вы, Орландо?

Делать гондольеру сейчас нечего, и он охотно вступает в разговор. И вот выясняется, что у прекрасной Венеции две жизни. Первая – яркая, богатая, веселая. И продолжается такая жизнь с апреля по ноябрь. В это время года весь город предоставлен во власть туристов. Для них играют на площадях оркестры. Перед ними раскрывают свои двери многочисленные гостиницы, рестораны, бары. Им предоставлены фешенебельные пляжи Лидо. Их возят по каналам, им поют песни гондольеры. Туристы становятся хозяевами не только Венеции, но и многих других городов Италии. Они делают все, что пожелают, входят даже во время богослужения шумной толпой в храмы, лезут в алтари… Некоторые церковнослужители пробуют как-то урезонить такую бесцеремонность. В одном из соборов я списал себе в блокнот объявление, составленное на трех языках: итальянском, английском и немецком. Вот оно. "Запрещается: женщинам входить в храм в нескромной одежде или мужских брюках; мужчинам – щупать святые реликвии руками".

Но объявления не помогают. Женщины продолжают ходить в брюках, мужчины – щупать реликвии. И все это туристам прощается. Потому что туризм – это коммерция, деньги.

В ноябре туристский сезон заканчивается, и Венеции до самого апреля приходится вести другую жизнь, серую, тихую. Оркестры в это время года уже не играют на площадях. Отели закрыты. Окна чудесных палаццо заколочены досками. Нет иностранных туристов, но Венеция, тем не менее, не пуста. В городе остаются жить венецианцы. Повара, официанты, продавцы магазинов, музыканты, гондольеры. Летом эти люди обслуживают и развлекают приезжих, а что они делают осенью и зимой?

– Ничего, – говорит Орландо. – Гондольеры так же, как и гондолы, оказываются зимой на приколе.

Белье на башнях

Италия – страна контрастов. Мы едем в Сиенну. С обеих сторон дороги тянутся роскошные сады, поля.

– Это чьи угодья?

– Монастыря Молчаливых монахов.

– А теперь?

Гид с удивлением смотрит на вопрошающего, а вопрошающий краснеет от смущения. Простой вопрос, такой естественный в нашей стране, звучит нелепо в стране чужой. И тем не менее он вырывается невольно, сам собой.

Мы едем по железной дороге. Мимо нас проносятся корпуса громаднейшей фабрики.

– Это чья фабрика?

– Мотта.

– А теперь?

Фабрика Мотта теперь, как и прежде, принадлежит Мотта.

Мы едем в Браччианы. Впереди на горе показывается город. Подъезжаем ближе и оказываемся у ворот старинной крепости. Высоченные каменные стены. Мрачный башни. А на башнях праздничными флагами висит на просушке чье-то белье. Гид смущенно извиняется перед туристами и говорит привратнику:

– Немедленно снимите с веревок стирку. Вам попадет от хозяина.

А привратник только улыбается:

– Хозяина нет сейчас в Браччианах. Его не нужно бояться.

– Разве у крепости тоже есть хозяин? – спрашиваю я.

– А как же!

– А кто он?

– Принц Одескальки.

Конечно, не тот принц, который властвовал тут в пятнадцатом веке, а праправнук того.

Правда, несколько лет назад Одескальки был лишен звания принца, но права собственности на крепость за бывшим принцем были сохранены. И бывший принц решил в порядке частной инициативы заняться коммерцией. Он поставил кассу, и его служащие взимают теперь с туристов плату за осмотр крепости. Что же касается самого Одескальки, то он живет и развлекается в Монте-Карло.

Мы были в чудном городе, городе-музее – Виченце. Осмотрели Олимпийский театр, церковь Сан-Лоренцо, музей и, само собой разумеется, захотели побывать на вилле Ротонда. А гид говорит:

– Боюсь, не пустят нас на виллу.

– Почему?

– Вилла Ротонда была недавно перепродана.

– Кому?

– Какому-то малосимпатичному человеку.

Здесь было чему удивиться. Вилла Ротонда описана во всех энциклопедиях, справочниках, путеводителях. Ей посвящено немало строк в учебниках архитектуры. И вдруг выясняется, что этот шедевр находится в руках какого-то преуспевающего предпринимателя. Почему?

– Как почему? – удивился гид. – Да потому, что у этого предпринимателя были деньги на покупку.

– Вилла Ротонда не только частная собственность. Это – творение Палладио. Может быть, ваш малосимпатичный предприниматель смилостивится и разрешит осмотреть свою покупку.

И вот мы тридцать минут стоим у закрытых ворот, а там, за воротами, представители ЧИТа ведут унизительные переговоры с хозяином виллы. Наконец переговоры заканчиваются. Нам разрешается войти на пять минут во двор и посмотреть на дом снаружи.

– Ради бога, только потише, – шепчет нам гид. У жены хозяина мигрень.

Мы входим во двор и останавливаемся перед Ротондой. А дом стоит запущенный, в подтеках. Мы смотрим на него молча, без радости, словно в этот раз мы пришли не на экскурсию, а на похороны.

Неподалеку от виллы Ротонды стоит еще одна вилла, не такая знаменитая, но по-своему тоже весьма любопытная. Мы решили осмотреть ее. А гид сказал:

– Нам не разрешат такой осмотр.

– Что, опять несимпатичный хозяин? А кто он: граф, фабрикант?

Но гид оставил этот вопрос без ответа. Однако разгадка пришла без его помощи: раскрылись ворота виллы, и на дорогу выехала роскошная автомашина. За рулем сидел офицер американской армии.

Гид покраснел. И еще много раз пришлось краснеть в этот день гиду, так как под жилье офицерам, казармы солдат и штабные помещения в маленькой Виченце было отдано немалое количество домов, как уникальных, так и обычных. В мирном итальянском городе, городе-музее, оказывается, уже много лет находятся на постое американские войска.

Пикколо-луна

Всякий раз, когда мы садимся в поезд, чтобы ехать то ли из Венеции во Флоренцию, то ли из Флоренции в Рим, рядом с нами, словно случайно, оказываются два сверхштатных члена группы. В меру любезные, предупредительные, но, тем не менее, чем-то неприятные. Московские архитекторы – люди простые, скромные. Они не привыкли к такому пышному эскорту, но что делать? А то, что этот эскорт был придан нам не случайно, догадывались не только мы сами. Наши соседи по вагону, железнодорожные служащие, кто кивком головы, а кто хитрым подмигиванием, при всяком подходящем случае по-товарищески предупреждали нас:

– Смотрите не обманитесь: это нехорошие итальянцы.

Но присутствие нехороших не мешало хорошим выразить русским людям свои симпатии.

Маленькая станция. Поезд стоит здесь всего несколько минут. Мы выходим на платформу пройтись, поразмяться. Русская речь привлекает к себе внимание окружающих. Мимо нашего вагона дважды проезжает тележка пристанционного буфетчика. Наконец буфетчик улучает момент и незаметно сует в руки Павла Павловича, моего соседа по купе, бутылку "Кианти".

– Выпейте в Москве за итальянских друзей.

Павел Павлович находит у себя в чемодане припасенную на всякий случай бутылку «Столичной» и передаст ее буфетчику.

– А вы выпейте за русских.

В годовщину ликвидации контрреволюционного мятежа в Венгрии город Рим оказался оклеенным мерзкими плакатами. Организаторы этой гнусной затеи надеялись вызвать в канун сороковой годовщины Октябрьской революции антисоветские провокации в народе. А народ ответил на эту затею довольно недвусмысленно: в первую же наступившую ночь провокационные плакаты оказались сорванными. Одни целиком, другие наполовину – кто как успел.

Свои симпатии к советским людям наши друзья выражали не только взглядом, рукопожатием, но и словами: итальянскими, русскими, английскими, французскими, немецкими. А когда не хватало слов, люди вскидывали вверх руки и говорили:

– О… о… о… Пикколо-луна!

Пикколо-луна. Пикколо – значит маленькая. Она была не только нашей гордостью, но и гордостью наших итальянских друзей. Друзья видели в советских спутниках Земли олицетворение дружбы, мира.

И пикколо-луна доставила нашей группе перед самым отъездом из Италии преогромнейшую радость. За две минуты до отхода поезда гид ЧИТа сказал:

– Посмотрите в небо. Сейчас над вашими головами, согласно предсказаниям советских ученых, должна пройти пикколо-луна.

И пикколо-луна не подвела советских ученых. Она появилась над Венецией в точно указанное время. Мы увидели ее в просвете между крышами двух пассажирских вагонов. Пикколо-луна шла по темному вечернему небу, мимо выстроившихся, словно на параде, старых звезд, маленьким послом Советской страны. Это было так здорово, когда мы, горстка советских граждан, увидели наш спутник в чужой стране, далеко от Родины, что мы невольно закричали, зааплодировали, и вместе с нами стали аплодировать все остальные обитатели вагона, в том числе и оба дежурных итальянца, обязанные негласно, но тактично сопровождать нас до австрийской границы.

Спутник давно исчез за горизонтом. Поезд тронулся, но мы все были так сильно возбуждены только что происшедшей встречей с пикколо-луной, что проводник вагона, тихий пожилой итальянец, забыв об осторожности, сказал громко, не таясь, так, чтобы слышали австрийцы и англичане, ехавшие из Венеции в Вену:

– Да, теперь это уже точно. Кто хочет ехать на Луну, пусть учит русский язык.

1957 г.

Рим – Москва.

Сканирование, распознавание, вычитка – Глюк Файнридера