Текст книги "Рядом с нами"

Автор книги: Семен Нариньяни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц)

РОТОЗЕИ

Петя Дракин был из молодых, да ранний. Не успели Петю назначить начальником отдела кадров, как в трамвайном парке стало происходить нечто непонятное. Лодырь Сапожков оказался включенным в список на премирование, а бездельник Кулиш начал продвигаться по служебной лестнице.

– Нашему начальнику стоит только позолотить ладонь, – хвалился Кулиш среди товарищей, – и он тебе любую должность предоставит!

– Неужто берет?

Как выяснилось позже, Петя Дракин не только брал взятки, но и принуждал подчиненных ему девушек к сожительству и творил много иных безобразий. На пятый или шестой месяц работы в трамвайном парке новый начальник был пойман с поличным. Комсомольцы не медля исключили взяточника из своих рядов, а суд приговорил его к четырем годам тюремного заключения. Как будто все. Преступник получил по заслугам, и мы могли бы забыть о нем, если бы сам Петр Дракин не напомнил о себе. Примерно года через два после суда из места заключения на имя секретаря горкома комсомола пришло письмо: "Прошу вашего ходатайства о моем досрочном освобождении". Письмо было подписано так: "Бывший участник войны, орденоносец, дважды раненный, трижды контуженный П. З. Дракин".

В этом письме все, от первого до последнего слова, было ложью. Дракин не был ни ранен, ни контужен, его никогда не награждали, ибо он никогда не был участником войны. Дракин врал не только о себе, но и о своих родителях. Так, например, о матери он написал, что она слепая, хотя у нее было отличное зрение, а об отце, – что он погиб в воздушном бою, в котором никогда не участвовал. Секретарь горкома Рухлянцев легко поверил всем этим басням и, не посоветовавшись с членами бюро, решил заступиться за Дракина. Однако Президиум Верховного Совета СССР, несмотря на ходатайство Рухлянцева, не стал делать поблажек прохвосту и оставил приговор суда в силе. Прошло еще полгода, и в горком пришло второе письмо – уже от "дважды орденоносца, трижды раненного и четырежды контуженного П. З. Дракина". Если бы Рухлянцев взял за труд сличить оба заявления, то облик Пети предстал бы перед ним во всей своей неприглядной красе. Но Рухлянцев и на этот раз действовал с непонятной легкомысленностью. В результате в Президиум Верховного Совета было направлено еще одно отношение из горкома комсомола. Президиум не внял и вторичному ходатайству. Петя Дракин вышел на свободу только после того, как отсидел положенный срок. Вышел – и сразу направил свои стопы в горком.

– Помогите устроиться на работу.

– А вы кто?

– Я Петя Дракин, трижды орденоносец, четырежды раненный…

И хотя Рухлянцев в это время работал уже на железной дороге помощником начальника политотдела по комсомолу, в горкоме, по-видимому, и без него оставалось немало ротозеев. Кто-то из секретарей (кто именно, нам, к сожалению, установить не удалось) немедленно соединился по телефону с управляющим стройтреста тов. Курчявым.

– Возьмите к себе в трест Петю Дракина, человек он заслуженный…

И управляющий взял. Заведующий отделом кадров треста Авдеев дал Пете анкету, и Петя написал в ней: комсомолец, депутат райсовета, четырежды орденоносец. Обман сошел и на этот раз, ибо никто не проверил у Пети документов – ни секретарь горкома, ни управляющий трестом, ни заведующий отделом кадров. Авдеев только спросил, что Петя делал последние четыре года, так как соответствующая графа оказалась незаполненной. Петя, не сморгнув, ответил:

– Лечился после пятой контузии у дяди на даче.

Авдеева такой ответ удовлетворил, и он назначил П. Дракина инспектором отдела кадров. Этот инспектор проработал полтора года в системе «Стройтреста», не имея паспорта, воинского билета, трудовой книжки. В личном деле Дракина скопилось четыре анкеты, и все они разные. В одной он пишет: образование низшее, в другой – среднее, в третьей – незаконченное высшее, а в четвертой – окончил юридический институт. Точно так же из анкеты в анкету менялось и воинское звание Дракина: рядовой, сержант, младший лейтенант, капитан; увеличивалось количество орденов: четыре, пять, а в последней анкете Дракин написал: "Имею восемь правительственных наград". Дракину в тресте не только верили, но и ставили его в пример другим.

Чем же этот авантюрист завоевал любовь руководителей "Стройтреста"?

– У Пети был очень красивый почерк, – говорит Авдеев. – Четкий, крупный.

Четкий почерк ослепил не только Авдеева, но и секретаря Дзержинского райкома комсомола, который, не спросив комсомольского билета у Дракина, утвердил его внештатным инструктором райкома и снабдил даже специальным удостоверением "на право проверки и ревизии организаций ВЛКСМ".

Прошел год, и управляющий трестом Курчявый решил выдвинуть Дракина на самостоятельную работу и назначил его заведующим отделом кадров райконторы. Почти тут же обком союза работников коммунально-жилищного строительства рекомендовал Петю председателем постройкома, а райком комсомола – секретарем организации влксм.

– Как секретарем? Дракин же не комсомолец!

– Комсомолец, – отвечает секретарь райкома. – Я сам видел у него справку за подписью Чехловой.

Четыре года назад райком комсомола Железнодорожного района исключил Дракина из комсомола за взяточничество и понуждение подчиненных к сожительству. И вдруг теперь тот же самый райком выдал Дракину справку о том, что он снят с учета для перехода из одного райкома в другой. Как же это могло случиться?

– Сама не знаю! – признается Чехлова. – Пришел ко мне парень, поплакался, сказал, что у него в поезде вытащили документы, а я поверила ему.

Легко получив справку, Дракин решил получить и паспорт. С этой целью он написал отношение начальнику областной милиции на бланке управляющего трестом (благо тов. Курчявый доверил ему не только чистые бланки, по и круглую гербовую печать):

"4 июня у заведующего отделом кадров и спецчасти П. З. Дракина в поезде были похищены личные документы: паспорт, военный и комсомольский билеты и 600 рублей деньгами…"

И начальник паспортного отдела областного управления милиции наложил резолюцию: "Учитывая выдающиеся заслуги Дракина и ходатайство треста, выдать паспорт без применения штрафа".

Трудно сказать, что работники областной милиции подразумевали под "выдающимися заслугами". Всю свою жизнь Петя Дракин занимался одной уголовщиной. В «Стройтресте» он не только брал взятки, как когда-то к трамвайном парке, но и совершал растраты. Деятельность Дракина нанесла большой ущерб тресту, и не только ему. Дракин украл много тысяч профсоюзных и комсомольских денег. И он, может быть, продолжал бы красть с помощью ротозеев и до сих пор, да спасибо работникам райвоенкомата. Не так давно Дракин обратился к ним с просьбой выдать ему новый военный билет:

– Старый у меня украли в поезде.

Дракин представил в подтверждение какую-то справку не то из милиции, не то из комсомола, но работники военкомата взяли эту справку под сомнение, произвели проверку и установили, что перед ними преступник. Дракин был арестован и снова оказался на скамье подсудимых. В первый день суда Дракин сидел и мычал.

– Вы что, не желаете отвечать? – спросил прокурор.

– Не желаю.

– Почему?

– Мы психи, – сказал Дракин и, поймав муху, проглотил ее.

Из всех видов душевных болезней Петя Дракин симулировал самую противную. Его тошнило, но он, тем не менее, продолжал ловить и глотать мух. В ходе судебного разбирательства пришлось сделать перерыв и вызвать врачей. Врачи осмотрели Дракина и сказали:

– Подсудимый здоров.

– Значит, меня можно судить?

– Можно.

– Зачем же я тогда глотал эту дрянь? – цинично спросил Дракин.

Я смотрю на Дракина, слушаю его показания и не понимаю: как мог этот человек так долго оставаться неразоблаченным? Кто его оберегал, выводил из-под удара? Проходимцу покровительствовала самая обыкновенная беспечность, которой страдали некоторые комсомольские и советские работники города. Это и было самым страшным в деле Дракина. К сожалению, в зале суда ротозеи не присутствовали ни в качестве обвиняемых, ни даже в качестве свидетелей. А жаль…

1952 г.

НА ВСЕМ ГОТОВОМ

Вечером Валериан забежал к Сергею Петровичу.

– Дядя Сережа, поздравь, я женюсь!

– На ком? Не на Маше ли?

– Вспомнил вчерашний день! С Машей я уже две недели не разговариваю. Я женюсь на Вере. Да ты ее не знаешь, не гадай. Меня самого познакомили с Верой только в четверг.

Сергей Петрович удивленно посмотрел на племянника.

– В четверг познакомились, а во вторник ты уже жениться собрался? Странно. А ты сказал отцу про свою женитьбу?

– Распишусь, тогда и скажу.

– Зря ты обижаешь отца. Пойди посоветуйся, а вдруг он будет против?

– Старик будет против, так я напущу на него старуху. Мы вдвоем всегда его окрутим.

Дня через два за вечерним чаем, потянувшись через стол к банке с вареньем, Валериан так, между прочим сказал родителям:

– А я решил жениться.

– Это что, серьезно?

– Да, у меня все уже обдумано до мелочей. Завтра утром я созваниваюсь с Верой по автомату и жду ее по дороге в институт, в загсе. А вечером мать жарит гуся и устраивает нам небольшую свадьбу, так кувертов на двенадцать, чтобы пригласить самых близких.

Отец Валериана отодвинул от себя недопитый стакан чаю и сказал:

– По автомату приглашают девушек на каток или на танцы, а не в загс. Так, с бухты-барахты, свадьбы не устраивают. Вы еще походите с Верой, узнайте друг друга.

– Сколько же прикажешь нам ходить? Неделю, месяц, полгода?

– А хоть бы и весь год. Времени на дружбу не жалеют, Люди женятся не на день, а на всю жизнь.

– Год? – переспросил Валериан и расхохотался. – А ну, мать, объясни-ка старику, что любовь с первого взгляда крепче всякой другой любви!

Но мать на этот раз заняла сторону отца. И как сын ни спорил, сколько ни возмущался, мать, так же как и отец, была против скороспелой женитьбы.

– Ну и не надо, обойдусь без вас! – отрезал сын. – Я человек взрослый и могу жениться на ком хочу и когда хочу.

Конечно, взрослый человек сам определяет свою судьбу, и Валериан мог в любой день зарегистрировать свой брак в загсе и без согласия родителей. Это было его правом, но следовало ли пользоваться этим формальным правом?

Валериану Байбакову в день размолвки с родителями минуло двадцать семь лет. И все эти двадцать семь лет он прожил за спиной отца, так и не узнав, как выглядит хлеб, заработанный своим собственным трудом.

– Что же тут удивительного? – оправдывается он. – Я учусь.

Учеба – тоже труд. Но и к этому труду Валериан относился весьма легкомысленно. За четыре года он сменил три вуза и ко дню своей женитьбы был всего на втором курсе. Из-за плохой успеваемости ему даже не выплачивали стипендии.

– На какие же шиши ты собираешься жить с женой? – спрашивал отец.

– Ничего, обернемся как-нибудь на ее зарплату, – отвечал сын.

Валериан Байбаков надеялся на заработки своей будущей супруги, хотя самой этой супруге тоже нужно было учиться. У Веры не было даже законченного среднего образования, а будущий муж вместо того, чтобы посадить девушку за книги, собирался перейти на ее иждивение.

– У меня нет другого выхода, – говорил Валериан отцу. – Я люблю ее.

– Кто любит, тот умеет ждать. Окончи сначала институт, а потом и обзаводись семьей.

Но вместо того, чтобы прислушаться к разумным доводам своих родителей, Валериан громко хлопнул дверью и ушел из дому. Сын устроил свадьбу на стороне и поселился с Верой у кого-то из знакомых.

– Ты не бойся, это ненадолго, – говорил муж молодой жене, – старики будут еще ползать у меня в ногах и умолять вернуться.

Валериан рассчитывал, что родители посердятся месяц – другой, а затем соскучатся, смилостивятся и заберут к себе молодоженов на все готовое. Но его надежды не оправдались. На сей раз родители рассердились серьезно. Сын и прежде доставлял им не много радости. И вот теперь, в довершение ко всему – легкомысленный, скороспелый брак. Матери было так горько, что она даже слегла в постель от огорчения.

Но мать расстраивалась зря. Самостоятельная жизнь принесла ее сыну кое-какую пользу: Валериан стал лучше учиться. Это и понятно, ибо отстающим не давали стипендии. Но одно дело – стипендия холостяку, а другое – женатому человеку. И хотя мать втайне от отца помогала сыну, все это, однако, было не то. Сыну хотелось жить, как прежде: под родительским крылышком да на широкую ногу. Но отец был против.

– Учись жить самостоятельно, – сказал он. – Слава богу, человек ты крепкий, здоровый.

Сын пожаловался на отца директору института, в котором учился, но не нашел сочувствия. Директор сказал Валериану:

– Перестаньте докучать отцу. Вам уже двадцать семь лет. Переходите в общежитие и живите, как все другие студенты.

Но Валериан Байбаков не хотел жить, как все. Скромный образ жизни не устраивал этого студента, и он даже потребовал, чтобы ему была предоставлена квартира в доме знатных железнодорожников.

– Вы разве заслужили это? – спросили Валериана в жилищном отделе.

– А мой отец? Вы же поселили его в этом доме.

– Ваш отец – заслуженный инженер. Потрудитесь столько, сколько трудится на железной дороге он, и вы тоже получите квартиру не хуже.

Валериану говорили о труде, а он думал о более легких, обходных путях в жизни. Так, начав с праздности и легкомыслия, сын пришел к подлости. Валериан Байбаков вознамерился выселить из родного дома отца, мать, деда и бабку и занять их жилплощадь. Народный суд совершенно справедливо отказал ему в этом домогательстве. Тогда Валериан перенес тяжбу в городской суд. Дяди и тетки пытались угомонить племянника.

– Ах, и вы против меня!..

У Валериана Байбакова очень хорошие родичи. Дед – кадровик-производственник. Отец в дни блокады Ленинграда был строителем знаменитой дороги, которая называлась в народе "Дорогой жизни". Один дядя – Герой Советского Союза, второй – Герой Социалистического Труда. И вот всех этих людей, имена которых Валериан совсем недавно с гордостью перечислял в анкетах, он поносит сейчас в своих многочисленных заявлениях в суд, в райком партии, в прокуратуру. Одно из таких заявлений Валериан Байбаков принес к нам в редакцию.

– Напишите в газету, – сказал он. – Мои родственники – отсталые люди. Они считают, что молодой человек, прежде чем жениться, должен крепко стать на собственные ноги.

– А как вы думаете сами?

– Ну, это же совершенно ясно. Родители обязаны помогать своим детям. Про это даже в уголовном кодексе есть специальный параграф. Вы только помогите мне потрясти через печать стариков, и они сразу перестанут упрямиться.

– Вы думаете?

– Ну конечно! Они любят меня. Я же у них единственный сын.

С таким же точно заявлением Валериан Байбаков обратился в Министерство путей сообщения. Многие работники этого министерства хорошо знали Валериана, ибо жил он в одном доме с ними, рос у них на глазах. И один из этих работников сокрушенно сказал:

– Чего не хватало этому парню! Жил он всю жизнь при своих родителях, как у Христа за пазухой. Ни в чем ему никогда не было отказа: захотел мотоцикл – купили мотоцикл, захотел телевизор, – пожалуйста, телевизор. На каждый чих отец с матерью наперегонки желали ему доброго здоровья. И вот вам благодарность!

А не в том-то ли и беда, что Валериан всю жизнь прожил, как у Христа за пазухой? Вот и вырос он праздным, жестокосердым барчуком, не на радость, а на горе своим родителям.

1952 г.

СЛОМАННАЯ ЯБЛОНЯ

Весна в этом году явно запаздывала. Солнце должно было давно повернуть на лето, а земля наперекор календарю все еще лежала под снегом. Кое в каких семьях Косой Горы затянувшаяся зима грозила даже поссорить отцов и детей, Распри между поколениями возникали обыкновенно около полуночи. Отцы гнали детей спать, а дети не шли. Дети ждали последних известий по радио:

– Что скажет Центральный институт прогнозов относительно завтрашнего дня?

А институт изо дня в день предсказывал холодную погоду. Прежде хотя бы часть прогнозов не подтверждалась, а в этом году скажут по радио снег – и снег валит, точно по заказу Особенное неудовольствие прогнозами выражали ученики пятого «Б» класса. И этих учеников можно было понять. Весь прошлый год пятый «Б» завидовал шестому «Г». У шестиклассников в школьном саду имелась собственная грядка земляники. Шестиклассники сами сажали ее, сами поливали и сами снимали урожай. А земляника была крупной, душистой; малыши ходили вокруг и только облизывались.

– А что, если нам попросить рассаду у шестого "Г"? – предложил кто-то из пятиклассников. – У нас тогда и своя собственная грядка будет не хуже.

– Шестиклассники – известные жилы. Разве они дадут?

Но разговоры о скупости шестого «Г» оказались преувеличенными. Шестиклассники не только дали своим товарищам то, что те просили, но и научили их, как разделать грядку. Оказывается, землянику размножают не рассадой, а «усиками». Полученные в прошлом году в дар «усики» были посажены пятым «Б» в землю, и теперь юные садовники с нетерпением ждали жарких дней, чтобы узнать, принялись посадки или нет. А жаркие дни не наступали. Мальчики и девочки бегали по три раза в неделю в сад, разгребали снег, но разве в мерзлой земле что разберешь?

Нетерпение проявляли не только пятиклассники. Весны ждала вся школа, так как вся школа принимала участие в создании своего сада. Глядя сейчас на этот сад, трудно даже предположить, что всего несколько лет назад на его месте была самая обыкновенная свалка. Школьники вывезли мусор, спланировали участок, засадили его фруктовыми деревьями. Так незаметно косогорская школа, избавившись от неприятного соседства со свалкой, оказалась в центре большого сада. Сад облагородил школьную усадьбу, поднял интерес школьников к естественнонаучным знаниям, придав урокам биологии весомость и зримость. Школьники знакомились теперь с Мичуриным не только по учебникам, они сами занимались мичуринским опытничеством на своих грядках и делянках. В междурядьях молодого фруктового сада был введен многопольный севооборот. Школьники научились сеять яровую и озимую пшеницу, сажать картофель, арбузы, помидоры, огурцы. Косогорские юннаты завели в школьном саду даже коллекционный участок. Пятый «Д» вырастил здесь голозерный ячмень, пятый «В» – чернозерный овес, шестой «Е» – безостую яровую пшеницу, а шестой «Б» – пшеницу ветвистую.

Шестиклассники сумели добыть три зерна ветвистой, и они доверили эти драгоценные зерна трем лучшим своим юннатам. Одно – Вале Максимовой, второе – Лиде Шагаевой, третье – Алле Пономаревой. За посевом этих зерен, их ростом, подкормкой следила вся школа.

Юннаты завели дневник, посвятив каждому зерну специальный раздел. И три зерна поднялись в школьном саду тремя колосьями и дали богатырский урожай. Юннаты надеялись получить сам-десять, ну, сам-двадцать – ведь это только их первый посев. А получили они, к удивлению всех, сам-сто сорок четыре. Из трех зерен у них выросло четыреста тридцать два зерна.

Юннаты хотели написать письмо в Тимирязевскую академию, но потом передумали.

– Три зерна – разве это опыт! Давайте засеем в будущем году ветвистой целую делянку. Посевного материала у нас теперь вдоволь. И если в будущем году урожай будет снова сам-сто сорок четыре, тогда мы и похвалимся перед Тимирязевкой своими успехами.

И вот будущий год наступил. Но снег, словно издеваясь над школьниками, лежал до самого апреля. Ребятам охота поскорее начать посевную, а погода не позволяет.

Однако весна хотя и пришла поздно, но оказалась дружной. Несколько жарких дней – и зимы точно не бывало. Исчез снег, стали наливаться соком почки, вот-вот должны были зацвести вишни и яблони.

– Готовьте лопаты и грабли, – сказал юннатам директор школы Николай Тимофеевич. – В понедельник мы устраиваем первый выход в сад.

Но школьников, к несчастью, опередили. В понедельник в школу пришли какие-то посторонние люди. Вместо того, чтобы постучаться в ворота, эти люди повалили два пролета в заборе и двинулись в сад прямиком через грядки и делянки. Юннаты из пятого «Б» с плачем бросились за помощью к директору.

– Николай Тимофеевич, они топчут нашу землянику.

– Кто "они"?

– Хулиганы.

Директор глянул в окно и ахнул. Восточная часть школьного сада была уже наполовину разрушена. И удивительнее всего было то, что разрушениями руководили не хулиганы, а строительные десятники. Этим десятникам было, по-видимому, совестно перед детьми. Десятники краснели, но, тем не менее, продолжали делать свое дело.

– Это мы не по своей воле, – оправдывались они перед директором. – Нас направил сюда Петр Устинович.

Петр Устинович был главным инженером Косогорского металлургического завода. Отдавая десятникам распоряжение проложить в поселке водосливную канаву, главный инженер даже не счел нужным выехать на место, чтобы посмотреть, где же пройдет эта самая канава. Петр Устинович поступил проще. Он развернул перед десятниками карту, провел через школьный сад жирную линию и сказал:

– Копать здесь.

Петр Устинович отдал распоряжение перекопать сад спокойно, без боли в сердце, точно речь шла не о школьном саде, а так – о белом пятне на карте. И он очень удивился, когда возмущенный директор школы выразил ему свой протест.

– Школьный сад? – переспросил главный инженер. – А у вас что, собственно, посажено в этом саду: пальмы, цитрусы? Ах, вон даже как: пятый «Б» одолжил у шестого «Г» земляничные «усики»! Так вы как директор школы и объясните пятому «Б», что их «усики» должны быть принесены в жертву. Этого требует новая планировка рабочего поселка.

За школу вступился поселковый Совет. Председатель Совета пришел к директору завода и сказал:

– Петр Устинович занимается самоуправством. Он перекопал чужой сад, сломал сорок фруктовых деревьев, растоптал два ряда ягодников… Уймите его!

Но вместо того, чтобы призвать к порядку главного инженера, директор завода пошел почему-то по его стопам. Директор не только не восстановил те повреждения, которые были сделаны в восточной части сада, а решил отобрать у школы и остальную часть усадьбы. Директор завода так и заявил директору школы:

– Примите меры к немедленной пересадке деревьев, расположенных с западной стороны школы. Здесь мы предполагаем проложить проезжую дорогу.

– Как, губить сад из-за проезжей дороги?

– Да! – ответил директор. – Этого требует новая планировка поселка.

Два года назад дирекция завода решила провести перепланировку рабочего поселка. Эту работу поручили сделать архитектурной мастерской Гипромеза. Для того, чтобы новый план получился как можно лучше, архитекторы советовались со всеми косогорскими организациями, даже с самыми маленькими, и забыли посоветоваться только с работниками школы.

Когда план был готов, его обсуждали в заводоуправлении. Дирекция пригласила на это обсуждение все заинтересованные организации, даже самые маленькие, и забыла пригласить только работников школы.

В результате такой забывчивости школу обделили, обидели. Все, даже самые маленькие организации Косой Горы, получили дополнительные участки для своих садов и цветников, а у школы отобрали даже то, что у нее было. И отобрали совершенно зря. И водосливную канаву и тем более проезжую дорогу можно было проложить не через школьный сад, а на тридцать метров дальше. Свободного места вокруг сколько угодно. И с западной и с восточной стороны школы – чистое поле.

– Да кто же мог знать, что у них там сад? – оправдывался Петр Устинович.

– Как, вы никогда не были в своей школе?

– Что же тут удивительного? Я главный инженер завода. У меня свои заботы: чугун, руда, магнезит…

У Петра Устиновича плохая память. В повседневной текучке он, по-видимому, забыл, что является не только главным инженером, но и отцом двух дочерей. И обе дочери учатся в косогорской школе. Об одной из них мы уже говорили. Это та самая Алла, которая вырастила вместе с подругами из трех зерен ветвистой пшеницы четыреста тридцать два зерна. Вторая дочь главного инженера, Светлана, растила в школьном саду не пшеницу, а яблони. Девочка с нетерпением ждала весны, чтобы увидеть первое цветение на своей делянке. Но, увы, яблони Светланы никогда уже не зацветут. Петр Устинович сломал деревья, которые посадила его дочь.

В косогорской школе училась и дочь директора завода. И она тоже сажала яблони, размножала «усиками» землянику. Больше того, устройством школьного сада занималась не только дочь, но и жена директора. Наталья Макаровна была председательницей родительского комитета. Это по ее инициативе отцы и матери учеников устраивали воскресники, чтобы помочь школе засадить свой сад мичуринскими сортами, огородить их штакетником. А директор завода даже не знал обо всем этом, ибо он, так же, как и Петр Устинович, ни разу не был в школе, в которой училась его дочь. А ведь от дома, в котором жили и директор и главный инженер завода, до школы всего триста метров…

Косогорская школа существует двадцать пять лет. За эти годы она выпустила не одну тысячу учеников, и многие из них работают сейчас в цехах и отделах косогорского завода, работают хорошо, самоотверженно. А главный инженер завода, вместо того чтобы отблагодарить за все это школу, пошел к ней не с добром, а с топором…

1952 г.