Текст книги "Рядом с нами"

Автор книги: Семен Нариньяни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

ПОДХОДЯЩИЙ СЛУЧАЙ

Муж Риты Гусаровой покинул свою жену в самый разгар свадьбы. Он исчез сразу по окончании торжественного ужина, захватив с собой из передней пальто и ботики молодой супруги. Рита была оскорблена в своих лучших чувствах.

– Вот оно, мужское коварство!

Но тетка Риты – Мария Никаноровна – не дала ей даже как следует поплакать. Тетка схватила племянницу за руку и прибежала в редакцию.

– Помогите!

– Это не к нам. Поисками краденого занимается милиция.

– Так ведь он же не только украл, – сказала тетка, – он обманул, надсмеялся! Смотрите, какую записку оставил он в передней! – И тетка прочла: – "Дорогая Рита, в следующий раз будь осмотрительней. Твоя кошка".

– Какая кошка?

– Это я звала его кошкой, – сказала Рита.

– А как звали вашего мужа по-настоящему?

– Леша.

– Это что значит: Алексей или Леонид?

Рита переглянулась с теткой.

– Не знаю.

– Откуда же ей знать, – вступилась за Риту тетка, – ежели они всего пять дней как познакомились?

– Не знаете имени, отчества…

– Про него мы ничего не знаем, а вот про Веру Александровну рассказать можем.

– Это кто?

– Жена его, которую он бросил.

– Бросил?

– Да разве ее одну? Вера Александровна была у Лешки уже пятой.

– Сколько же лет этому Лешке?

– Да, наверное, за сорок.

– Как же ваша племянница пошла замуж за такого человека? О чем она думала?

– Думать ей было некогда. Он приехал в Москву всего на неделю. Два раза к нам просто так приходил. А на третий Рите предложение сделал. Рита было замешкалась, а соседка и говорит: "Соглашайся, некогда: у него послезавтра командировка кончается".

– И вы согласились?

– А как же? Такой подходящий случай!

…Подходящий случай! Я вспомнил о нем сегодня, читая письмо бывшей студентки Ленинградского института советской торговли Галины Фадиной. Галина окончила институт в прошлом году. По дороге к месту своей будущей работы она заехала в Уфу повидаться с матерью. Узнав, что дочь получила назначение в Читу, мать сказала:

– Прежде чем ехать в Читу, тебе нужно определить себя, устроиться.

Дочь окончила высшее учебное заведение, у нее был диплом инженера-экономиста, но мать считала, что все это не то. Мать Фадиной была человеком старой формации, и ей казалось: устроить дочь по-настоящему – это значит выдать ее замуж.

– За ней только недогляди – она обязательно выберет не того, кого нужно.

И мать сказала дочери:

– В Читу ты поедешь только после свадьбы.

– Какая свадьба? Я буду в Уфе всего десять дней!

– А у меня уже есть для тебя кое-кто на примете. Хочешь, я приглашу его на чашку чая?

Дочь вспыхнула:

– Какой стыд! В наше время – и вдруг сватовство!

Дочь сделала вид, что собирается поссориться с матерью, она нахмурила брови, а сама подумала: "А чем черт не шутит, может, он мне понравится?"

– А кто он, этот жених? – спросила Галина.

Но мать и сама как следует не знала, кто тот, которого она предназначала в мужья своей дочери. Мать была знакома только с родителями жениха. Когда-то, лет пять назад, она встретилась с ними в гостях у общих знакомых.

– Да ты, может быть, сама слышала про него, – сказала мать. – Это сын старика Котова – Володя. Мальчик из вполне приличной, интеллигентной семьи.

И хотя дочь никогда не слышала про Володю, знакомство состоялось. Мальчик из интеллигентной семьи произвел на Галину благоприятное впечатление. В профиль он даже чем-то напоминал херувима. Владимир Котов окончил в том же году Башкирский медицинский институт и так же, как Галина, получил назначение в Читу.

– Ну разве это не судьба? – говорила мать.

Сроки выезда Котова к месту назначения давно прошли, а так как отец жениха по примеру матери невесты не желал отпускать своего мальчика неустроенным, то вся процедура женитьбы была проведена на рысях. Владимир был в доме Галины всего два раза. Первый раз он пил чай, а во второй сделал предложение.

– Ну, как, согласны? – спросил он Галину. – Только отвечайте быстрее. Папа уже купил мне билет на завтрашний поезд.

Галина внимательно посмотрела на жениха. Ах, если бы узнать, что скрывается за этим профилем херувима! Но разве можно по-настоящему узнать человека за две встречи?

"Будь что будет, – решила Галина. – Такой подходящий случай!"

И она согласилась. Времени до отхода читинского поезда оставалось не так много, поэтому свадьба была проведена по-походному. Загс, легкий ужин – и сразу на вокзал…

На следующий день утром Галина проснулась уже далеко от родного города. Колеса поезда постукивали на стыках. Ей бы еще поспать, понежиться, но Галина поднялась.

"Где бы мне достать цветов?" – подумала она.

На первой же остановке Галина решила сбегать на рынок. Правда, рынок был далеко, и она могла отстать от поезда, но это ее не остановило. Цветы-то предназначались для него.

И вот, запыхавшись от быстрого бега, она уже на ходу вскакивает на подножку тронувшегося поезда и с букетом васильков входит к себе в купе. Пусть он увидит ее с цветами сразу, как только проснется. И она долго стоит, ожидая его пробуждения. Наконец он открывает глаза, смотрит сначала на цветы, потом на нее и спрашивает:

– Почем?

Это было первое слово, которое он сказал ей в первое утро их семейной жизни, а через минуту добавил:

– Цветы – это напрасная трата денег.

Днем молодая супруга сделала вторую покупку – приобрела два огурца к обеду, и муж сделал ей второе замечание.

– Огурцы нужно было покупать в Уфе, а не в дороге, – сказал он. – В Уфе они на гривенник дешевле.

– На гривенник? – удивленно спросила она и махнула рукой. – Не стыдно ли из-за такой мелочи затевать разговор?..

Но он не стеснялся. И всякий раз, как только она выходила на станцию за какой-нибудь покупкой, он кричал ей вслед:

– Торгуйся, а то опять переплатишь!

Это в конце концов рассердило молодую супругу. Ей захотелось наговорить мужу всяких малоприятных вещей. Но Галина сдерживала себя. Зачем омрачать свадебное путешествие размолвкой?

"Вот приедем мы на место, – думала она, – начнем получать зарплату, и он перестанет устраивать скандалы из-за пятачков и гривенников".

Но ее надежды не оправдались. Молодые супруги уже третий месяц жили в Чите. Он работал врачом, она инженером геологического управления. Денег у них было вдоволь, и, тем не менее, он продолжал крохоборствовать.

Каждый вечер врач Котов садился за стол и с карандашом в руках уточнял, как и на что тратит деньги супруга. Он не только считал, он взвешивал на безмене каждый килограмм купленной картошки, капусты, моркови. Деньги жене выдавались только на продукты. Что же касается чулок, платьев, даже белья, то эти вещи покупал он сам. Жена пробовала протестовать:

– В конце концов я зарабатываю не меньше, чем ты!

Но эти протесты не принимались в расчет.

– Я муж, – говорил он, – глава дома!

Как-то жена упросила главу дома купить ей новую пару туфель: старые совсем износились. И муж купил, только на номер меньше. Хозяйка квартиры спросила, зачем он это сделал. И муж объяснил свой поступок так:

– Если жене купить туфли по ноге, то она станет надевать их каждый день и быстро истопчет, а теперь ей волей-неволей придется быть бережливой. Раз в месяц жена может превозмочь боль и пойти в гости в новых туфлях, а бегать на работу да на рынок хорошо и в старых.

– Господи, как обманчива внешность! – говорила Галина. – И кто бы мог подумать, что под ликом херувима прячется душа самого настоящего лавочника? С чего это у него, откуда?

А все началось у него как будто с пустяков. Когда Володя Котов поступал в школу, мама подарила сыну копилку. Она показала мальчику на щелку и сказала:

– Как увидишь денежку, бросай сюда.

И мальчик стал охотиться за денежками. Мама даст сыну двугривенный на карандаш. Сын опустит двугривенный в копилку, а сам пишет огрызком. Папа даст рубль на конфеты. Сын пройдет мимо кондитерской, облизнется, а рубль – в копилку.

– Вот и хорошо, – говорила мама, – копи, на черный день пригодится.

А папа добавлял:

– Раз сын растет таким экономом, то пусть он держит свои деньги не в копилке, а в сберкассе, это даст ему дополнительно два процента годовых.

Так, собственно, и началось. Другие мальчики собирали перышки, спичечные коробки, почтовые марки, а Володя отдавал предпочтение серебру и меди. Ко времени окончания школы он скопил уже полторы тысячи рублей.

– Молодец! – сказали ему родители.

Вскоре, однако, им пришлось испытать первое разочарование. Как-то в трудную минуту отец хотел занять у сына немного денег.

– Как, одолжишь?

– Конечно, – ответил сын, – если ты уплатишь мне два процента годовых.

Отцу была неприятна такая расчетливость, но ничего не сделаешь: что посеешь, то и пожнешь. А сын продолжал копить. За пять лет учебы в институте его капитал вырос до четырех тысяч рублей. Студент Котов отказывал себе уже не только в таких невинных удовольствиях, как конфеты и мороженое. Он не ходил в кино, на танцы, не покупал книг. За все время учебы в институте Котов всего три раза был в театре, и то только потому, что за билеты заплатила девушка, к которой он благоволил.

Ему, конечно, было стыдно перед девушкой, но жадность была превыше стыда. Деньги стали его страстью. Он молился на них, как на икону, и хотел, чтобы на них молилась и его жена.

– Давай копить вместе, – говорил он ей, – и у нас вместо четырех тысяч будет на книжке восемь, потом шестнадцать…

– Зачем копить? – удивлялась жена. – Разве нам угрожает безработица, голод? У нас с тобой есть все: дом, работа, здоровье, – так давай жить настоящей, полнокровной жизнью.

Но он не понимал жену. Жить по-настоящему для него значило каждый день откладывать на книжку по десятке.

С первого же дня совместной жизни Галине стало ясно, что она ошиблась в выборе мужа. Но что делать?

"Мало ли какие недостатки бывают у людей! – пробовала успокоить себя молодая супруга. – Стерпится – слюбится".

Но терпения день ото дня становилось все меньше и меньше. Жить бок о бок со скопидомом было не только тяжело, но и противно. Самое неприятное заключалось в том, что в этом двадцатитрехлетнем человеке не было ничего молодого. Страсть к деньгам высушила его, превратила в обывателя. Владимиру Котову было совершенно безразлично, что делается на белом свете. Он годами не брал в руки газет. Сначала он, экономя на подписке, пользовался газетами соседей, а потом и вовсе перестал читать.

Если Котов видел газету или книгу в руках жены, он говорил:

– Не трать времени попусту, лучше сядь и заштопай мне носки!

Как-то геологическое управление предложило Галине принять участие в поисковой экспедиции.

– С удовольствием!

И Галина сразу же побежала поделиться своей радостью с мужем.

– Это очень интересно, – говорила она. – Нам придется двигаться по реке, на машине, пешком.

Но муж был против этой поездки.

– А кто же будет готовить мне обеды, стирать белье?

– Господи, отдай белье в прачечную!

– Платить за стирку деньги? А зачем, собственно, я женился?

"Неужели только из-за этого?" – с горечью подумала Галина. Ну, конечно! Она вышла за него по глупости, доверившись рекомендации матери, а он женился на ней по расчету.

"У нее высшее образование, – рассуждал он, – значит, себя она прокормит, а стирка белья и варка обеда женатому обойдется дешевле, чем холостому".

Но она не захотела быть для него бесплатной прачкой и кухаркой и, как он ни протестовал, все же уехала с поисковой экспедицией.

Через два месяца, полная впечатлений, Галина вернулась в Читу.

"Ну, как тут мой супруг? Не изменился ли к лучшему?"

Увы!

– Тебе нужно подать заявление о выходе из комсомола. – сказал супруг жене в день ее приезда. – Я свой билет уже сдал.

– Почему?

– Зачем нам тратить деньги на уплату членских взносов? Давай лучше откладывать их на сберкнижку.

Это говорил человек, который получал тысячу двести рублей в месяц и у которого на сберкнижке лежало уже свыше пяти тысяч. Но чем больше у него было денег, тем больше ему хотелось иметь их. Ом жил только ради двух процентов годовых. А что может быть в нашей стране страшнее такой жизни?

Галина поняла, что с таким человеком ей не по пути. И хотя она в скором времени должна была стать матерью, это ее не остановило – она ушла от Котова. Молодая семья развалилась через восемь месяцев после свадьбы.

…Легкомысленный выбор жениха обошелся Рите Гусаровой сравнительно недорого: у нее всего-навсего украли пальто. Галине Фадиной «подходящий случай» искалечил жизнь.

– Кто мог знать, – оправдывается сейчас мать Галины, – что у таких интеллигентных родителей окажется такой негодный сын?

Сама Галина даже не оправдывается. Свою вину она сознает хорошо. В письме в редакцию Галина пишет:

"Я вышла замуж за Котова не потому, что любила его, я просто не видела в нем ничего плохого. Мне говорили: он играет на скрипке, не курит. Действительно, он играет на скрипке, но одного этого достоинства, как видите, оказалось мало для того, чтобы наш брак был счастливым".

1952 г.

АГРОВАНТ

Отдел кадров Энергетического института решил откомандировать Евгения Ивановича Грузинова в Институт автоматики и телемеханики.

– Да разве телемеханики согласятся взять его? – усомнился замдиректора МЭИ.

– А зачем им отказываться? Мы позвоним, дадим Евгению Ивановичу хорошую характеристику.

– Хорошую? Ни в коем случае! Грузинов – человек бесталанный, невежественный.

– А эго такой уж обычай, – сказали кадровики. – Чем хуже работник, тем лучше пишется ему характеристика. Плохая конфета часто продается в цветастой обертке.

Замдиректора института брезгливо поморщился. Но ему так хотелось отделаться от негодного сотрудника, что он не пожалел прилагательных, дабы обрисовать невежду и лодыря в виде этакого электротехнического чуда.

И прилагательные сделали свое недоброе дело. Дирекция Института автоматики и телемеханики поверила авторитетной характеристике и назначила Е. И. Грузинова научным сотрудником. Назначила и раскаялась. Е. И. Грузинов имел, оказывается, весьма косвенное отношение к науке.

– Да вы понимаете хоть что-нибудь в электротехнике? – спросили телемеханики у рекомендованного им "чуда".

И «чудо» ответило:

– Главное в электротехнике – это широкий круг знакомств среди складских работников. Вам, собственно, что требуется: голый провод, счетчики, шурупы?

Удивленные телемеханики позвонили в МЭИ.

– Да кто он, этот самый ваш Евгений Иванович?

И работники МЭИ повинились в обмане.

– Это правда, – сказали они, – наш Евгений Иванович – в науке круглый нуль, но зато «доставало» он, каких свет не видел. Грузинов добудет вам что угодно, даже птичье молоко, а что касается шурупов или билетов на стадион «Динамо», то это для него раз плюнуть.

Птичьего молока телемеханикам не требовалось, а вот шурупы да билеты их соблазнили.

Так Е. И. Грузинов был оставлен в институте, но не в штате отдела снабжения.

– Нам было неловко назначить Евгения Ивановича простым агентом, – объясняют телемеханики. – Вы только взгляните: у него такой солидный, представительный вид!

Евгений Иванович обладал не только представительной внешностью, но и изрядной долей хлестаковщины. В министерских приемных он держался весьма развязно.

– К Макару Макаровичу… Доложите!.. Грузинов… Академия наук… – говорит Евгений Иванович секретарше рублеными фразами, подражая диккенсовскому Джинглю, пройдохе и шарлатану.

К Академии наук Евгений Иванович не имел, конечно, никакого отношения.

"Почему бы не приврать, – думал он, – может, клюнет?"

И Грузинов врал без зазрения совести:

– Наука… Тысячи серьезнейших проблем… Пришлось оторваться. Нет шурупов… Иди, сказал президент… Макар – наш друг…

Макар Макарович слушал рубленую речь Грузинова и просил его предъявить документы.

– Бдительность… Одобряю!.. – говорил Евгений Иванович, протягивая свое удостоверение.

"Дано сие старшему инженеру Грузинову Е. И…."

Старшему!.. Старший не станет, конечно, сочинять сказки про президента. А может быть, им в академии и в самом деле трудно без шурупов?

И Макару Макаровичу становится неловко за то, что возглавляемое им ведомство из-за пустяков оторвало ученого от его важных дел.

– Дадим, – говорит Макар Макарович, – присылайте на склад агента.

– Церемонии!.. К чему? Дорога каждая минута… Заберу с собой… Не гордый…

Грузинова нет в кабинете, а Макару Макаровичу еще долго слышится из-за дверей его голос:

– Наука… Тысячи серьезнейших проблем… Заверните…

Пять лет Е. И. Грузинов вел в Институте автоматики и телемеханики безбедную и спокойную жизнь. Это и понятно. Шурупов ученым требовалось мало, а денег старший инженер получал много. Кроме высокой зарплаты, Евгений Иванович имел довольно изрядный приработок по статье научных командировок. Правда, ездил Грузинов не в Баку и не во Владивосток, а только с одной московской улицы на другую, и все же всякий раз директор института получал от старшего инженера финансовый отчет:

"Прошу оплатить транспортные расходы, произведенные мною при поездке от Шайкиного тупика до Покровского моста.

1. До Белорусского вокзала автобусом……40 коп.

2. От Белорусского вокзала до Елоховской площади метро……………..50 коп.

3. От Елоховской до Покровского моста трамваем. 30 коп.

Итого 1 руб. 20 коп.

4. Обратная дорога……………………………….. 1 руб. 20 коп.

Всего к получению 2 руб. 40 коп.

Два рубля сорок копеек – деньги небольшие, поэтому «транспортные расходы» оплачивались довольно легко. Е. И. Грузинов пользовался этой легкостью и умудрялся подавать в день пять – шесть финансовых отчетов. Старший инженер получал проездных в пятнадцать раз больше, чем любой курьер. Судя по отчетам Грузинова, за пять лет работы в институте он восемь раз объехал на московском трамвае вокруг земного шара. Если старший инженер так много времени проводил в переездах, когда же он работал?

В том-то и дело, что Е. И. Грузинов общественно полезным трудом почти и не занимался. Все последние годы шурупы поступали в институт в плановом порядке, так что рубленая речь и представительная фигура Евгения Ивановича находились на приколе. Безделье нисколько не тяготило старшего инженера. Наоборот. Он продолжал использовать свой досуг для сочинения замысловатых трамвайно-троллейбусных маршрутов и выколачивания проездных. В конце концов директору института такое времяпрепровождение старшего инженера надоело, и он решил его уволить. Грузинов этому решению нисколько не удивился.

"Пора… – думал он в свойственной ему рубленой манере. – Пять лет… Санаторный режим… Добряки…"

Грузинов просил только изменить формулировку приказа: не увольнять его, а откомандировать куда-нибудь с хорошей характеристикой.

– Больше прилагательных… Соседний институт… Тысячи научных проблем… Жизнь на широкую ногу… Привык…

Но директор Института автоматики и телемеханики решил не подкладывать свиньи соседям и отказал Грузинову в хорошей характеристике.

– Работайте по снабжению! Научные проблемы обойдутся без вас!

Работать простым агентом Евгению Ивановичу не хотелось, и он решил начать с институтом тяжбу.

– Уволили… Не имеют права!.. Больного…

Из кабинета директора Евгений Иванович побежал прямо в поликлинику.

– Помогите!.. Ценный научный работник… Скорей!.. Сердце!.. Больничный листок… – полушепотом говорил Грузинов.

Но обмануть врачей не удалось. Они внимательно осмотрели Грузинова, накапали ему в рюмку валерьянки и сказали:

– Можете идти. Больничного листка не будет.

Грузинов попробовал скандалить. Он даже угрожал врачам:

– Тысячи научных проблем… Жизнь ученого в опасности!.. Ответите!..

Но врачи не поддались психической атаке, и в больничной карте было записано: агровант, что в переводе с медицинского означало симулянт.

Не сумев получить больничный листок на законном основании, Грузинов решил добыть его по блату. С этой целью мнимоумирающий отправился на другой конец города, в медчасть Калининского района, и здесь приятель Грузинова, врач Жуковский, идя на явный подлог, выдал агрованту задним числом больничный листок. Через три дня другой приятель, врач Тихомиров из здравпункта станции Москва-пассажирская, продолжил этот листок.

И вот под прикрытием фальшивого больничного листка Е. И. Грузинов начал требовать отмены приказа об увольнении. Но ни одна организация, куда обращался агровант, не поддержала его притязаний. Это нисколько не обескураживало его: откажут в одной инстанции, Грузинов отправляется в другую. А там снова начинают проверку, создают комиссии, вызывают для разговоров профессоров, доцентов, научных работников. И вот уже много месяцев, вместо того чтобы заниматься своим прямым делом, доктора и кандидаты технических наук пишут объяснительные записки.

Пятнадцать организаций занимались разбором жалоб Евгения Ивановича. Четырнадцать – а среди них были прокуратура, народный суд, суд городской – сказали прямо и недвусмысленно:

– Грузинов уволен правильно!

И только одна, пятнадцатая, организация – это был Центральный комитет профсоюза работников высшей школы – встала на сторону Грузинова. Инструктор ЦК Силантьев сказал словами самого Грузинова:

– Не имели права… Больной… Отменить!.

– Какой больной? У Грузинова подложный больничный листок!

– За подлог надо наказывать врачей, а Грузинову, хоть и по подложному листку, нужно выдать деньги.

Силантьев руководствовался в своих рассуждениях не существом дела, а какой-то бюрократической логикой.

– Раз больничный листок выдан, – значит, он действительный, а раз действительный, значит, Грузинов уволен неправильно.

– Грузинов – симулянт и лодырь, – говорили ему.

– Неважно. С лодырем тоже можно обойтись по-хорошему.

– Институтов много… Свои люди… – подхватил Грузинов. – Зачем жалеть прилагательные?..

Телемеханики жалеют не прилагательные, они жалеют соседние институты, и, как ни старается все последние месяцы Грузинов, сколько ни помогает ему в этом Силантьев, директор Института автоматики и телемеханики твердо стоит на своем. Он не желает писать лживые характеристики и украшать невежду качествами электротехнического чуда.

1952 г.