Текст книги "Виктория - значит Победа. Сердцу не прикажешь (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

9. День письменности

Наутро я проснулась с ощущением, что вчера пошла во все тяжкие, хотя по воспоминаниям – вроде бы нет. Обычная здешняя светская тусовка, правда, узковата по составу, многие мои клиенты на такие вечера не попадают. Только вот странное новое знакомство – это первое, что оставило нехорошие воспоминания, и наши милые беседы с виконтом Гвискаром за столом – за них я тоже чувствовала себя неудобно.

Вообще не понимаю, с какого перепуга я на него набросилась. Можно было молча есть и улыбаться. А тут, видите ли, морские гады и всё прочее. Тьфу на меня, короче.

И надо ещё Терезу поспрашивать – каких слухов она наловила. Обычно у неё хорошо получается, и слухи эти – мне ощутимое подспорье. Интересно, слышал ли кто-нибудь кроме графа Ренара наши беседы с виконтом?

Определённо слышали слуги. Разнесут. Могла слышать госпожа де Монгран, она там с другой стороны от виконта сидела. Значит, сплетни неизбежны. Надеюсь, он меня за них не прибьёт.

Только вот что вывело меня из равновесия? Или это интерес непонятного герцога так меня взбесил? Потому что, ну… не собиралась я цеплять господина виконта, совсем не собиралась. Ладно, что уж теперь, Вика, наломала дров – выбирайся.

Для начала я выбралась из постели и позвала своих девушек – умываться и вот это всё. Одеваться, спрашивать, что нового. Нового пока ничего не случилось, а Тереза уже встала. Значит, позову её завтракать. Вчера-то вернулись ой как поздно, уже не хотелось сидеть и болтать, и о противозачаточном зелье она меня тоже не просила. Ну да, во время танцев, когда открыто больше помещений, найти укромный угол проще, чем на камерном вечере на два десятка человек.

Тереза появилась вместе с едой и с радостью присоединилась к завтраку.

– Как здорово, что ты уже встала, и что у тебя есть время поболтать, – сообщила она, наливая себе арро.

– Скажи, ты что-нибудь поняла вчера про герцога де Фрейсине? Откуда он взялся только и что ему может быть от меня надо?

– Не знаю, – честно сказала Тереза, точнее – я видела, что она и вправду не знает. – Я вчера его тоже впервые увидела.

– Значит, в наш столичный дом к Гаспару он не приходил?

– Нет, я бы точно запомнила такого видного вельможу. Но ведь Гаспар был скрытен, и если о его делах с его высочеством мы узнали только из-за завещания и поставок, то он точно так же мог скрыть и Фрейсине.

А вот это точно. Если Гаспар что-то герцогу продавал, и это было так же выгодно, как поставки короне, то он спокойно мог держать язык за зубами. Конкуренты не дремлют и используют все возможности, мы это видели. Значит, если герцог захочет возобновить контракт, то пускай приходит, поговорим.

– Он вчера весь вечер смотрел на меня так, будто я его дочь или племянница, которая ведёт себя неподобающим образом, – фыркнула я.

– У него нет дочери, у него есть единственный сын, граф, ему двадцать пять лет и он остался в фамильном замке, – тут же сообщила Тереза.

– Это ты услышала вчера в зале?

– Да, все удивлялись – что делать Фрейсине в Массилии зимой. Разве что его тоже король отправил в ссылку, как и Гвискара.

– Гвискар в ссылке? – эта информация как-то прошла мимо меня.

– Да, из-за какой-то женщины, так говорят. Его величество запретил виконту появляться в столице до весны, а то и до лета.

Я снова фыркнула.

– И он, не успев прибыть к нам, уже ищет себе женщину здесь.

– Говорят, он – галантный кавалер, – усмехнулась Тереза.

– И ты желаешь в список его побед? – усмехаюсь я.

Тереза вздыхает и даже немного бледнеет.

– Я… опасаюсь его. Он ведь некромант!

– И что? – я не понимаю.

– Ну как же, он знается с силами смерти, ходит смертной стороной мира и может утянуть туда кого угодно!

– Зачем это ему? – не поняла я.

Но страх Терезы настоящий, такое не подделаешь. Она боится некромантов? Мне тоже нужно? Или обойдусь?

– А де Люс? Он ведь тоже некромант, но ты с ним вполне танцуешь на балах, – заметила я, намазывая хлеб маслом.

Завтрак у нас или как?

– Де Люс не страшный, а виконт – страшный, – вздохнула Тереза.

– И в чём между ними разница? – нужно же понять, а я пока не понимаю.

– Де Люс… свой, домашний, что ли, – вздохнула Тереза и потупилась.

И с ним успела замутить, что ли?

– А Гвискар дикий, не приручённый?

– Наверное, он более сильный маг. Раз ему даже отдали мальчиков на воспитание.

– Это точно, если отдали – значит, может чему-то научить. И даже двоих, и из разных семейств.

И кстати, мальчики сегодня должны прибыть на занятия с господином графом, если я ничего не путаю. Я ведь могу заглянуть в классную комнату и убедиться?

– Вот, а ты смелая, раз не побоялась с ним флиртовать, – говорит Тереза, забрав с блюда последнюю маленькую булочку, мягкую и свежую.

– Да куда там флиртовать, – отмахиваюсь. – Так вышло, и я уже успела пожалеть.

– Да зачем жалеть, а вдруг? – она смотрит на меня загадочно. – Расскажешь – каково с ним. Так же, как с другими, или нет.

– Мой опыт невелик, – смеюсь.

– И кто же тебе теперь мешает сделать так, чтоб стал велик? Раньше мешал Гаспар, но теперь-то никакого Гаспара нет, ты свободна!

– Значит, нужно захотеть. Опыт ради опыта не прельщает меня нисколько.

– Почему ради опыта? Виконт весьма поразил тебя тогда, зимой, ты даже думала, не написать ли ему и не попросить о какой-нибудь мелкой услуге, и Гаспар сначала думал вывезти нас ещё на пару придворных балов, а потом передумал, – вздыхает Тереза.

– Значит, будем вывозить себя сами, – подмигиваю ей и поднимаюсь. – Так, я сейчас загляну в класс – все ли пришли, а потом пойду к господину Фабиану. Мы с ним вчера кое-что не досчитали.

– Ты ещё не соскучилась считать? – изумляется Тереза.

– Нет, и знаешь ведь – это наши деньги. Это наши платья, это наши гости, это наша безбедная жизнь.

Тереза вздыхает и соглашается. А я отправляюсь в классную комнату, заглядываю осторожно – точно, все ученики на месте, но господин виконт сегодня не пришёл, отправил своих подопечных одних. Господин граф кивает мне, я ему, и иду дальше в кабинет.

И уже там меня поджидает сегодняшний привратник с письмом.

– От господина виконта Гвискара принесли и очень просили ответа, – подаёт он мне запечатанный лист бумаги.

Письмо от виконта Гвискара? Какая прелесть, что называется. И что же он хочет мне сказать? Что я его вчера смертельно обидела и он готов… что же он готов? Вызвать меня на дуэль? Ага, магическую. Три раза.

А чего это у меня пальцы подрагивают? Вот только ещё не хватало, да? Или… глаза Викторьенн де ла Шуэтт смотрят на лист бумаги, подписанный «Гвискар», и передают в мозг какую-то информацию, и эта информация заставляет руки означенной Викторьенн дрожать? Да ладно? Что это тут ещё за остаточные нервные импульсы?

Или Тереза в своей бесконечной болтовне права, и Викторьенн была крепко влюблена в этого… этого вот? И сейчас я сталкиваюсь с какой-то чисто телесной реакцией на него? И чем он её прельстил, интересно бы мне знать? Улыбнулся? Посмотрел заинтересованно и дальше пошёл? А бедняга Викторьенн, не избалованная мужским вниманием, прямо тут и растаяла?

Так, дорогая Викторьенн, что я тебе скажу, подумала я громко. Если ты где-то есть и слышишь – ну, подай какой-то знак, что ли. Приснись, в конце концов. И расскажи мне, что к чему. Я тут отчаянно бьюсь за твоё доброе имя и за твоё имущество, и мне будет проще, если я узнаю всё, что мне знать положено. Хотя бы – то, что знала ты. Тереза, конечно, многим мне помогает, но… Тереза такая Тереза, и сдаётся мне, ты сама знала это ничуть не хуже меня. И чего хотят от меня разные непонятные мужчины – тоже знать бы. Сомневаюсь, что ты раздавала авансы направо и налево, скорее, наоборот. И если ты знала что-то такое, за что тебя решили убить… ну, мне бы тоже это знать. И ещё от кого был твой ребёнок, и почему в тебя стреляли – потому что ты была рядом с Гаспаром или вне связи с ним. Или его убили из-за тебя…

Я ведь уже почти забыла, с чего для меня здесь всё началось. А началось-то как раз с убийства Гаспара и Викторьенн. И ведь скорее всего, убийца знает, что я жива. И не исключено, что попытает счастья ещё раз…

И что, все эти мысли у меня возникли исключительно от письма господина виконта? Неплохо так-то, жирный урожай. Сдаётся мне, он и не предполагал. Ладно, посмотрим, что там внутри. Я сломала печать.

…Приветствую вас, сударыня, и надеюсь, вы хорошо спали. Я-то, честно признаться, не слишком хорошо, и полагаю, наша с вами вчерашняя беседа тому виной. Так и этак, с одной или другой стороны поворачивал я ваши слова, и никак не мог прийти к окончательному решению – что же вы пожелали таким удивительным образом мне сообщить? Как бы то ни было, цели своей вы достигли – я потерял и покой, и сон, и едва дождался утра, чтобы было уже приличным посылать в ваш дом человека с письмом к вам. Очень тяжко было пережить эти несколько мучительно длящихся часов в неизвестности о том, чего же мне ждать от судьбы и от вас – чрезмерного ли счастья, столь же чрезмерного ли страдания? Или мне только показалось, что слова ваши посулили мне то самое счастье, а на самом деле сердце ваше жестоко и не ведает жалости? Станете ли вы вести дела сердечные так же строго и сурово, как ведёте все прочие дела? Или же с людьми вы бываете мягче, чем с имуществом, которому верны? О, уверяю вас, ваше имущество мне не помеха, и я даже и ни на мгновение не задумался о том, чтобы вас с ним разлучить, коли сталось так, что оно составляет основу вашего бытия и требует от вас неусыпного внимания и заботы. Может быть, мне тоже посчастливится попасть в круг тех, кого вы одаряете вашим вниманием и заботой? Или же вы просто окажете снисхождение и одарите меня своим вниманием? Жду вашего ответа, надеюсь на вашу благосклонность ко мне и доброту вашего сердца. Моему человеку велено дождаться вашего ответа, он мгновенно отнесёт его ко мне.

И что это было, спрашивается? Я прочла ещё раз, осмотрела все четыре угла небольшого бумажного листа, свернула обратно. Кажется, такого рода письмо положено прятать между слоями лифа платья, хранить под замками, а то и вовсе сжигать, чтобы не навлекать на себя подозрений и не компрометировать ни себя, ни кого другого. Что там с моей репутацией в нашем славном городе? Особа сумасбродная, занимается неженскими делами, не стесняется просить помощи у вышестоящих лиц, рассчитывается за ту помощь, как положено, а отношений не ищет? То есть, это мне хотелось, чтобы думали именно так. На самом деле, я полагаю, болтают и про господина графа Ренара и его визиты ко мне, и про капитана Пьерси, и про мальчишек моих беспризорников, да и как бы не про его высочество Анри де Монтадора. Только вот… кроме означенного высочества, ничего же и не было, и то – один лишь раз. И наверное, его подстегнул отъезд, решился бы он идти до конца, если бы не отплытие наутро – кто ж его знает-то, правда?

И это было обидно, очень обидно. Местные дамы вполне так крутили романы, и даже Тереза моя успевала где-то и как-то, мне же все время было не до того.

Но… почему-то мне не хотелось в список любовных побед Гвискара. Обойдётся, да? И писать ему письмо тоже не хотелось. Я вообще не слишком хорошо владею этими здешними перьями. Говорят, есть магическое перо, его как-то там заколдовывают и оно пишет едва ли не само, его не нужно ежеминутно макать в чернильницу. У меня же в распоряжении только обычное. Поэтому…

Не буду я вам писать, господин виконт де Гвискар. Маг вы или кто?

Я взяла зеркало, села к окну, за которым едва проклюнулся серенький день начала декабря, и вызвала виконта. Раз, другой…

– Госпожа де ла Шуэтт? – ну надо же, он удивлён.

На мгновение проявился в зеркале – кажется, ещё в постели – и тотчас исчез, то есть исчезло изображение. О, я не умею так делать, нужно научиться.

– Доброго вам утра, господин виконт. Вы уж простите, но мне некогда сочинять ответ на ваше письмо, да и я, честно говоря, не очень-то понимаю, какой ответ могу вам дать. Возможно, я вчера наговорила лишнего, со мной случается, прошу простить меня, если была с вами недостаточно вежлива.

– Отчего же, тот наш разговор доставил мне… ни с чем не сравнимые ощущения, – он там как-то странно усмехнулся, на своей стороне.

– Что же, значит, и в таких разговорах есть свой смысл, – киваю.

Интересно, он-то может меня видеть, или тоже нет?

– Скажите, госпожа де ла Шуэтт, будете вы сегодня вечером у Монгранов? У них приёмный день.

Я бывала у них раза два или три, слишком часто к ним не заглядывала. Нужно ли делать это сегодня? С другой стороны, Тереза будет рада.

– И если буду, то что?

– Тогда там и обсудим, кто что хотел сказать, и кому, – говорит он весело.

– Хорошо, я подумаю. Если успею завершить к тому моменту все свои дела.

– Почти обещание, госпожа де ла Шуэтт, почти обещание.

– Обещание подумать.

– Желаю вам думать обо мне весь оставшийся день, – усмехается он и связь разрывается.

Ну вот ещё, весь оставшийся день!

Я кладу письмо в ящик своего стола, всё равно стол под заклятием и никто туда любопытных носов не суёт. Там деловые бумаги, ну и это чудо эпистолярного искусства тоже пускай лежит. А пока…

Надо же, думать о нём весь день, жирно будет. Найдётся, о чём подумать, и без него. Вообще где там господин Фабиан? Вот-вот должен прийти.

Но в дверь постучали, и оказалось, что это вовсе не господин Фабиан. Мне в руки дали ещё одну записку – что за день письменности такой, право слово?

«Госпожа де ла Шуэтт, нам есть, что обсудить с вами. Готовы ли вы принять меня прямо сейчас? Фрейсине».

Я подняла взгляд на слугу…

– Господин, передавший записку, ожидает в экипаже у наших дверей, – сказал он.

– Скажи, пускай заходит, и проводите сюда, что ли, – вздыхаю я.

10. Новые изумительные обстоятельства

Господин герцог появился довольно скоро, вошёл в кабинет и первым делом закрыл за собой дверь магическим образом и запечатал её от подслушивания. И только потом изволил поздороваться.

– Доброго вам дня, госпожа де ла Шуэтт.

Я поднялась из кресла и молча смотрела на него – потому что мне не понравилось, что он распоряжается моими дверьми и возможностью подслушивания для моих слуг.

– Извольте объясниться, господин герцог, – произнесла я в конце концов.

– Я не желаю, чтобы наш с вами разговор услышал кто-либо ещё, – нахмурился он.

– Могли бы и предупредить, – я усаживаюсь обратно и изображаю спокойствие.

Начало этого разговора мне уже не нравится. Потому что… захоти он сделать что-нибудь мне, как я смогу ответить? И смогу ли?

– И что бы вы сделали? – он продолжает хмуриться.

– Закрыла бы дверь сама, – пожимаю плечами. – Если бы убедилась, что ваш вопрос в самом деле так важен. Мне не нравится, когда человек, увиденный мною второй раз в жизни, распоряжается чем-то в моём доме.

Он посмотрел на меня так, будто я сказала какую-то несусветную чушь.

– Так вот я не готов говорить о своём деле, если есть хоть малейшая возможность, что нас подслушают.

– Малейшая есть всегда, – качаю головой. – Любой некромант может подслушать вас из теней, и что вы сможете ему противопоставить?

– Вы правы, но откуда здесь в эту пору возьмётся некромант? – он говорит с видом невероятного превосходства.

– Сейчас в доме их двое, – сообщаю будто бы о самой обычной в мире вещи. – И если я вскоре не появлюсь из кабинета или не дам о себе знать каким-то образом, то там, снаружи, начнут беспокоиться.

Он снова хмурится – потому что какие ещё некроманты могут быть в моём доме? В доме юной вдовы, которой двадцать два года, которая ничего не видела в жизни и не знает тоже ничего, и которой надлежит слушать старших и опытных. Я как-то очень легко считала с него всё это, но – молчу. Пускай думает, что хочет.

Мне же остро хочется взять зеркало и позвать сюда старшего и опытного графа де Ренара. И если герцог ещё что-то такое мне скажет – я непременно позову. Думаю, с защитой герцога он как-нибудь разберётся.

– Вам не угрожает решительно ничего, – говорит герцог.

– Поклянётесь? – он, конечно, не беспризорник из Песчаного конца, и не воришка из тех же краёв, но маг.

И смотрит так, будто я снова сказала что-то несусветное.

– Нельзя столь юной особе быть такой недоверчивой, – замечает он.

– Нужно, – не соглашаюсь с ним. – Если бы я доверяла всем подряд, то жизнь моя была бы сейчас намного печальнее, если бы вообще была.

– Какие глупости, – отмахивается он.

– Ничего подобного, – говорю я. – Расспросите де Ренеля, он расскажет вам о покушении на моего супруга и на меня, и ещё о втором покушении уже лично на меня, и возможно, о чём-нибудь ещё, связанном с этими событиями.

– Отчего вы сразу – покушение? Вдруг это ошибка, или какие-то игры вашего покойного мужа, в которых он проиграл, а вы просто оказались рядом?

О да, а в спальне-то меня случайно убивали, с Гаспаром покойным перепутали. И я-то знаю, что убийца на самом деле преуспел, и Викторьенн мертва. Попросить Ренеля посмотреть на этого человека повнимательнее?

– Вы понимаете, господин герцог, что эти ваши слова весьма подозрительны? Господин де Ренель пока не нашёл концов. Может быть, ему следовало искать их в столице? Или поблизости от ваших владений?

– Вам ничего не угрожает, – повторил он. – Я заинтересован в том, чтобы вы были живы, здоровы и благополучны.

– И какова причина вашей в том заинтересованности? – что-то непонятное.

– Непростая, – говорит он.

Достаёт из поясной сумки какую-то бумагу– неспешно и аккуратно. Я смотрю недоумённо, потому что – ну говорите уже, господин герцог, что там у вас. А он, не торопясь, разворачивает лист и в своих руках показывает его мне.

– Вам в руки не дам, извините, вы пока не показали, что вам можно доверять.

Один-один. Мы друг другу не доверяем, но он при том что-то от меня хочет.

– Что ж, я тоже могу сказать, что вам ничего не угрожает, – пожимаю плечами.

Но кажется, он воспринимает эти мои слова, как дерзость. И разворачивает лист ещё шире.

Текст на листе написан чернилами, аккуратным разборчивым почерком. Я читаю… и ничего не понимаю.

Сим подтверждаю, что согласен отдать мою единственную дочь Викторьенн де Сен-Мишель замуж за Жермона-Луи де Фрейсине, когда той дочери исполнится шестнадцать лет и она войдёт в брачный возраст. Антуан-Валентин де Сен-Мишель.

Что? Это что за бред он тут мне показывает?

Дата на записке – я даже посчитала – семнадцать лет назад. Бедняге Викторьенн было тогда лет пять, кажется. А в шесть её отослали в пансион, и там она пробыла как раз до шестнадцати. И к этому моменту её родителей уже не было в живых, ни матери, ни отца, который молчком уже определил её будущую жизнь. Наверное, был рад без памяти спихнуть дочку за герцога. Или этот вот Жермон тогда ещё не был герцогом?

И вообще, что ему в Викторьенн? Это сейчас она, то есть я, богатая невеста, потому что мне досталось имущество Гаспара и я его усердно преумножаю. А какой капитал она представляла собой в пять лет? Чем она могла его заинтересовать? Или что там меж ними вообще произошло – этим вот Жермоном и отцом Викторьенн?

– Я не понимаю, господин герцог, – говорю я ему честно и откровенно.

– Чего же вы не понимаете? – интересуется он.

– Ничего, – я смотрю на него внимательно, но давить опасаюсь – мало ли, какой там он маг, отчего я не расспросила вчера господина графа Ренара? – Почему вдруг вы решили взять меня в жёны, когда мне исполнилось всего лишь пять лет, и почему не взяли, когда я достигла тех самых указанных в записке шестнадцати.

Теперь уже он пожимает плечами.

– Что удивительного в желании взять за себя дочь приличного человека?

Я не сразу формулирую ответ.

– Наверное, тот факт, что владения приличного человека чуть поболее стола, а взять его дочь в жёны пожелал целый герцог? Какой смысл герцогу в дочери господина де Сен-Мишеля?

– Что значит – целый герцог? – хмурится он.

– Не половинка. Почти принц. Много власти, много влияния, и наверное, возможность отличных партий с самыми знатными девушками королевства. И вдруг – Викторьенн де Сен-Мишель, у которой весьма небольшое приданое и которая воспитывается в очень непритязательном пансионе.

– Пансион весьма достойный, а ваш отец понимал, что мне нужна скромная, набожная и хорошо воспитанная супруга.

– И всё же, почему мой отец?

Извините, не верю.

– Может быть, он спас мне жизнь, и я был обязан ему? – герцог усмехается или мне кажется.

– Может быть или были? – поднимаю бровь. – Но в любом случае, смерть отменяет все обязанности такого рода. Мне вы не обязаны ничем.

– Отчего же? Это я давал обещание.

– А он давал своё согласие. Но всё это не имеет никакого значения, потому что моего отца нет в живых уже десять лет.

– К сожалению, да. Он скончался, когда я был далеко от столицы и от ваших владений тоже, меня никто не известил.

– Но после вы узнали, что его нет в живых. И отчего же вы не прибыли в наш монастырь и не предъявили эту бумагу матушке-настоятельнице? Уверяю вас, она была бы рада без памяти, что к её воспитаннице сватается господин герцог де Фрейсине, и выдала бы вам меня тут же в подарочной упаковке с бантиком. С тремя бантиками, разного цвета.

– Я не успел, – просто сказал он. – Ваша настоятельница известила, что вы отбыли к жениху, а жених – старший брат вашей подруги.

– Да, верно, господин де ла Шуэтт был братом моей монастырской подруги. Она нас и познакомила. Но если вы были настолько заинтересованы во мне, отчего вы не договорились с настоятельницей заранее? Она бы отстаивала именно ваши интересы, господин Гаспар в сравнении с вами мал и слаб.

– Так вышло, – ответил он.

– И зачем вы сейчас мне обо всём этом говорите?

– Затем, что сейчас вы свободны.

Это что он мне сейчас сказал? Типа предложение сделал? Герцог Фрейсине – вдове почти купца? Так не бывает.

– И что?

– Сейчас вы можете стать моей женой.

Я вздохнула. И вот что теперь говорить? Как отвадить этого герцога? Потому что я не испытывала ни малейшего желания согласиться на эту странную авантюру. Потому что в условиях задачи не хватало данных, какого-то важного элемента. И герцог не желал мне эти данные предоставлять.

– Господин герцог, я не могу стать женой человека, который не желает быть со мной откровенным.

– Почему вы так решили, что не желаю?

– Потому что вы не сказали, почему именно я.

– А почему нет? – он снова усмехается.

– Именно потому, что я вдова, муж мой погиб при странных обстоятельствах, которые до конца так и не стали известны, и вообще репутация моя не безупречна. И с вашей стороны это мезальянс. Вас не поймут ваши родные и друзья, меня… меня поймут, конечно, потому что мелкой дворянке замуж за герцога – это неслыханная удача, и ею нужно немедленно пользоваться.

– И отчего же мелкая дворянка не желает пользоваться свалившейся на неё удачей? – ухмыляется, ещё и ухмыляется.

– Оттого, что не знаю всех условий договора. А надо бы знать.

– Вы говорите, как торговец.

– А я и есть торговец, понимаете? И у меня неплохой торговый дом. Хватает и на поддержку бизнеса, и на расширение, и на красивую жизнь.

– Что-то пока она не слишком красива, – этот… этот непривлекательный человек окинул мои стены со старыми обоями лёгким презрительным взглядом.

– Не в обоях счастье, – сообщила я ему.

– Если вы выйдете за меня, вам не нужно будет заниматься делами. У меня достаточно денег, чтобы одеть вас и дать вам всё, о чём вы попросите.

Не желаю просить. Желаю иметь своё. Но если я ему так скажу, он решит, что я взбалмошная девчонка, которая капризничает. Поэтому…

– А что взамен?

Правильный вопрос, ощущаю это по его взгляду.

– Взамен вы родите мне сына.

Вздыхаю.

– А вот не факт, что рожу.

– Почему? – он не понимает. – Вы молоды и, судя по всему, здоровы.

– Одного ребёнка я уже потеряла. Ваших детей может ждать та же участь.

– Почему это?

– Хорошо, будем откровенны, – то есть попытаемся. – У процесса деторождения две стороны. И даже если я, по вашим словам, молода и здорова, то что с вами? Сколько вам лет?

– Пятьдесят два, и какое это имеет значение?

– Вы даже немного старше Гаспара. Я понимаю, что маг, но всё равно. У вас есть дети?

– Есть сын, – говорит он как-то мрачно.

– И значит, вам есть, кому оставить титул и владения.

– Люди смертны, – взгляд становится совсем тяжёлым. – И мне нужен ещё один сын.

– И он будет… запасным вариантом?

– Вы не понимаете. Впрочем, откуда вам понять, конечно.

– Да, не понимаю. Потому что вы всё время о чём-то не договариваете. Знаете, тут один человек уже желал сына настолько, что немного утратил разум. Правда, всё закончилось хорошо – для меня. Но не сразу, ой, не сразу. Так вот, я уже однажды пыталась понести ребёнка от человека вашего возраста. И не доносила этого ребёнка, и господин Валеран не смог сказать, отчего так вышло. Понимаете, я и вашего ребёнка могу не зачать. А если вдруг да, то потом не доносить.

И нет, он не бросается уговаривать меня и убеждать в том, что я чего-то не знаю, не понимаю или не вижу. Он молчит, и довольно мрачно молчит.

Добить его, что ли?

– Господин герцог, не скажете ли, как я могу убедиться, что этот документ, который вы мне показали, настоящий?

Хмурится.

– Вы о чём это ещё?

– О том, что сейчас при мне нет ни одной бумаги, точно подписанной моим отцом, чтобы я могла сравнить подпись. И убедиться, что вся эта невероятная история – правда.

– Вы обвиняете меня в подлоге? – он начинает вставать, и не взрывается на месте только потому, что перед ним шмакодявка мелкая.

– Нет. Я выражаю сомнения в истории, о которой узнала вот только что. Я вижу в ней нестыковки. Они настораживают меня.

– И совершенно напрасно, – он всё же поднимается. – Мы ещё вернёмся к этому разговору, строптивая девчонка, вот вы кто.

– Я осторожна, потому что жизнь меня этому научила.

– Я ещё разберусь, кто и чему вас учил, – бросает он, единым жестом снимает свою защиту с двери и уходит, не прощаясь.

А я остаюсь, извините, в охренении. Потому что – кто объяснит мне, что это такое сейчас было?