Текст книги "Крестный сын (СИ)"

Автор книги: С. Алесько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

– Ты так прекрасна! А они посмели оставить на твоей коже эти пятна.

– Синяки быстро пройдут, от них и следа не останется, – прошептала Ив, – а теперь ты понимаешь, что чувствую я при виде твоей спины?

Филип поднялся и поцеловал ее в губы.

– Ты не часто ее видишь.

Он вернулся на прерванный маршрут. Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы достичь заветной ложбинки. Ив, хорошо знавшая свойства трав, с легкостью сводила волосы на теле, поэтому он мог совершенно беспрепятственно наслаждаться ее красавицей, напоминавшей розовую морскую раковину или экзотический цветок.

– Здесь ты вкуснее всего, – он на секунду оторвался от своего занятия, чтобы сообщить ей это.

На балу за герцогом Олкрофтом и его дамой внимательно наблюдали не только Правитель и его люди, но и еще два человека: Шон и Кайл. Когда дежурство закончилось, и они вернулись в казарму, тем для разговоров оказалось предостаточно.

– Ну что, друг, сбылась твоя заветная мечта? – сразу приступил к традиционным подколам Шон.

– Это ты насчет того, чтобы увидеть Евангелину обнаженной? – усмехнулся Кайл. – Почти. Она все же была одета, хотя белья под платьем я не заметил. У красотки так торчали соски, что я все время опасался, как бы мой дружок не встал по стойке «смирно.»

Шон рассмеялся, потом задумался.

– Как Старикан позволил ей такое платье? Может, хотел, чтоб она сразила Филипа наповал?

– Если и хотел, то, боюсь, ничего не вышло. Я даже начинаю опасаться за свое наследство, – ответил Кайл.

– Почему? Ты что-то заметил?

– Я глаз с них не сводил, думал, они подтвердят мои догадки. Знаешь: жесты, взгляды, язык тела и все такое.

– И что?

– А ничего. Абсолютно ничего. Это-то меня и удивило. Допустим, до бала между ними ничего не было, они даже не видели друг друга. Но когда встречаешь такую женщину, нельзя реагировать так, вернее, никак. И она тоже: другие дамы и девицы чуть в обморок не падали, когда он мимо проходил, а эта хоть бы что. Будто папаша заставил ее весь вечер какого-нибудь нудного посла-старикашку развлекать.

– Да, пожалуй ты прав, – сказал Шон. – Странно, особенно учитывая ее наряд. Хотя с другой стороны, – оживился он, – это ты питаешь относительно нее какие-то иллюзии, а по мне так она вела себя совершенно в своем духе. Ледяная дева!

– А он? Его она заморозила?

– Мне Филип нравится, но тебе никогда не приходило в голову, что он из этих? – Шон подмигнул Кайлу. – Что ему в противном случае мешает с женщинами общаться?

– Ну, ты сказанул! – возмутился его друг. – Ты замечал, как он на задницы ребят заглядывается в Тренировочном зале? – Шон отрицательно мотнул головой. – Да я ни от кого не слышал таких верных наблюдений за женщинами, как от него. Он их, по-твоему, из научного интереса изучает? – возмущался Кайл.

– Не знаю. Сам же видел, какой он поначалу дерганый ходил, все признаки недотраха были налицо.

– Не буду спорить, ты по этой части эксперт, Шон. Но признаки недотраха не есть признаки мужелюбства, скорее наоборот. С мужиком, наверное, проще договориться.

– Ладно, тут можно долго гадать, а все равно не узнаем, правы или нет, если он сам не скажет.

– Может, когда-то и без него узнаем, а я лично пока продолжу наблюдения.

На следующий день после бала Филип отправился провести вечерок в казарме. Его подруга не возражала, ведь ночь оставалась в ее распоряжении. К тому же девушке хотелось послушать, как гвардейцы будут обсуждать ее бальный наряд и «знакомство» с их новым другом. Гвардейцы в первую очередь засЫпали Филипа вопросами о наличии-отсутствии белья под платьем Ив. Он отшучивался как мог, но потом все же пришлось сказать правду.

– Ты обещал высказать о Евангелине мнение знатока, – напомнил Филипу Шон. – И каково же оно?

– Тебе представить полный отчет о ее характере, умении танцевать и вести беседу? – Филип тянул время, собираясь с мыслями, дабы не ляпнуть лишнего при затаившейся в потайном ходе подруге. – Или ограничиться сообщением, как от нее пахнет и какова на ощупь ее грудь?

Гвардейцы заржали, раздались возгласы типа:

– Танцы и разговоры не интересуют, это точно!

– А тебе удалось пощупать ее грудь?

– А до зада дотянулся?

Филип, улыбнувшись, покачал головой.

– Ребята, неужели вы думаете, что я мог беспрепятственно тискать дочурку на глазах у папаши, да еще принимая во внимание ее платье?

– Старикан с тобой как с родным носится! Это ее он за бедную родственницу держит. И платье такое она без его позволения не надела бы. Значит, он сам хотел тебе подарок сделать, а ты, получается, застеснялся. Что-то на тебя не похоже!

– Откуда вам знать, что на меня похоже? – несколько раздраженно фыркнул Филип. – Не обо всем вы осведомлены, господа гвардейцы! Старикан строго-настрого запретил мне распускать руки в отношении его дочери.

– Зачем он ее тогда так вырядил?

– А вы спросИте у него сами. Я в семейные дела нашего Правителя лезть не желаю. Захотел он меня с дочкой познакомить, я познакомился. Вот и все. Сами же мне рассказывали, что у него с женой странные были отношения. Мало ли какие у него причуды с дочерью. Может, он ее так наказывает, раз она ему кровь портит.

– Да хватит вам мотивы Старикана разбирать, – проворчал Шон, – про дочку его лучше расскажи!

– Она и не похожа на него совсем, – задумчиво сказал Филип. – Я такой красоты никогда не видел, даже не думал, что можно в жизни встретить, а не на картине. – Гвардейцы затихли и внимательно слушали. – И она… в общем, не думаю, что она стерва. А щупать я бы ее не стал, даже если б Старикан не запретил. Она этого не заслуживает…

– Ты, часом, не влюбился? – с подчеркнутым участием спросил Шон.

– Надеюсь, нет, – ответил Филип, будто не замечая тона друга.

– И это все? – снова посыпались вопросы. – А чем она пахнет?

– Малиной, – не сдержавшись, брякнул крестник Правителя.

– Малиной? – заудивлялись несколько голосов. – Обычно такие как она, благоухают клубникой, ну, на крайний случай, земляникой.

– Ребята, отстаньте вы от него, – вмешался в разговор Кайл, которому состояние друга показалось знакомым. – Видно же, не в себе он.

– Да, у нас появилась еще одна жертва ледяной бури! – снова заржали гвардейцы. – Старикан дочку использует, чтобы в мужиках стойкость воспитывать.

Филип ничего не сказал, встал, отошел в конец стола, подальше от всех, и сел там. Кайл пошел следом, вскоре к ним присоединился и Шон.

– Ну что, друг, тебя действительно так проняло, или ты придуриваешься? – поинтересовался Шон.

– Придуриваюсь, – ответил Филип, стараясь улыбаться как можно ехиднее.

Он был очень недоволен тем, что наговорил о дочери крестного, и в особенности своим мечтательным тоном. Но откажись он болтать с друзьями о Евангелине, они, пожалуй, все поняли б…

– Так она тебе не понравилась? – протянул Кайл с разочарованием.

– Понравилась. Как такая может не понравиться? Но я же сказал: Старикан запретил мне с ней общаться, когда его нет поблизости.

– Почему? – поинтересовался Кайл.

– Не знаю, не спрашивал, – покачал головой Филип. – А сам он не сказал.

– Я бы спросил, – сказал Шон.

– Зачем? – крестник Правителя взял кубок и потянулся за бутылкой. – Я с ней даже пробовать не хочу. Такая скорее всего откажет, сочтя тебя недостойным, а если сама тебя выберет… – он замолчал, наливая вино.

– То что? – Шон наполнил свой кубок до краев и передал бутылку жаждущему Кайлу.

– Думаю, сама тебе об этом скажет, – Филип сделал солидный глоток и посмотрел на друзей со странной усмешкой.

– Ну, ты губу раскатал! – засмеялся Кайл. – Это не в их стиле.

– Не в их, но в ее.

– Ты это понял, потанцевав с ней на балу несколько часов? – с иронией спросил Шон.

– Можно и так сказать, – без улыбки ответил его друг. – Есть в ней что-то, чего я в других не замечал…

– Я даже скажу тебе, что, – рассмеялся Шон, – редкостно дурной нрав!

– Возможно, ты прав, – не стал спорить Филип.

– А ты-то ей понравился? – спросил Кайл.

– Да откуда же я знаю? Она мне ничего не сказала.

– Хватит туману напускать, дружок! Уж ты-то должен знать, что для этого слова не нужны.

– Значит, не понравился! – Филипу разговор начинал надоедать. Правду сказать он не мог, а дурачить друзей оказалось не слишком приятно. – Ребята, – примирительно сказал он, – я все вам рассказал. Мы и провели-то с ней всего около двух часов, папаша рано ее спать отправил. Мне она понравилась, даже очень, а Старикан запретил думать о ней. Не нужны мне неприятности.

– Успокойся! – фыркнул Шон. – Ты не первый, на кого она так действует.

– Вот и отлично. Только я бы очень вас всех просил: поменьше это обсуждайте, вдруг дойдет до крестного. Мне мои яйца дороги.

– Не волнуйся, они в полной безопасности. То, о чем говорится в казармах, здесь и остается, – заверил его Кайл. – Если б не так, у нас уже, знаешь, сколько евнухов было бы!

– Догадываюсь, – улыбнулся, наконец, Филип.

Как он и подозревал, Ив не порадовала беседа в казармах.

– Фил, ты выдал себя с головой, – сказала она, дождавшись его возвращения в Западную башню. – Единственное, что успокаивает: за пределы казарм это действительно вряд ли выйдет.

Молодой человек, и без того пребывавший в невеселом настроении, помрачнел еще больше.

– А если и выйдет, то что? Имею полное право сохнуть по первой красавице страны, и старик должен быть доволен до тех пор, пока я не начну лезть к тебе под юбку. А этого я при нем делать не буду.

Девушка вздохнула.

– Ты не знаешь его так, как я. Если он проведает, что ты ко мне неравнодушен, пусть и не пытаешься это показать, он тут же что-нибудь предпримет. Вешать он тебя из-за такой малости не станет, но вот отправить одного из нас из дворца может запросто. А для меня разлука с тобой… – она замолчала.

– Договаривай, – он посмотрел на нее со странным выражением, будто с надеждой.

– От меня правда пахнет малиной? – она уселась к нему на колени.

– Правда, – улыбнулся он. – Что ты там говорила про разлуку?

– Я что-то говорила? Уже не помню, – она довольно фальшиво хихикнула.

– Энджи, это не твой стиль, перестань копировать ваших придворных дам, – его голос звучал устало, и ей стало жаль своего любовника.

Девушка прекрасно видела: Филип не столько «неравнодушен» к ней, как она мягко выразилась, сколько влюблен, причем по уши. Вернее, мысленно поправила она себя, стараясь придерживаться правильной с ее точки зрения терминологии, он хотел только ее и хотел постоянно. Ив это ничуть не удивляло. Она знала, какое действие оказывает на мужчин, а ему она к тому же подходила в физическом плане, как прежде ни одна другая. Отдавала она себе отчет и в своих чувствах к нему: они были теми же. Но говорить об этом с Филипом ей не хотелось. Во-первых, бессмысленно признаваться в кратковременном помутнении рассудка, оно быстро закончится и не из-за вмешательства внешних сил, а само по себе. Во-вторых, гордость не позволяла ей быть Бог знает какой по счету в длинной череде женщин, говоривших красавчику, что жить без него не могут.

Но в последнем она ошибалась. Он сам, конечно, не раз и не два твердил девицам о любви. А чего не скажешь, чтоб затащить в постель очередную милашку, особенно если той хочется услышать именно это. Сам же подобными откровениями, ни притворными, ни уж тем более искренними, избалован не был. Некоторые женщины, те, что побойчее, не боялись признаться, что хотят его, но этим все и ограничивалось. Ив не стеснялась ни говорить о своем желании, ни показывать его, но Филип все сильнее хотел услышать от нее нечто большее.

Молодой человек, не дождавшись ответа, вздохнул и опустил голову. Ив больше не могла сдерживаться.

– Я не смогу без тебя, – сказала она.

– Спасибо, – он как-то судорожно прижал девушку к себе. – Спасибо, что все же сказала это, даже если так не думаешь…

Она ничего не ответила, а стала покрывать его лицо медленными, ласковыми поцелуями, которые он так хорошо помнил. Но в этот раз ему не захотелось от нее других признаний, и ночью их обоюдная страсть была принесена в жертву нежности.

Через пару дней после бала Ив напомнила отцу о его обещании. Правитель был недоволен, но при первом же удобном случае поговорил с крестником, понимая – дочь от него не отстанет.

– Филип, у меня есть одна просьба, которая может тебе не понравиться. Я пойму, если ты откажешься, и не буду настаивать.

– Слушаю, крестный.

– Моя дочь пожелала, чтобы ты научил ее владеть мечом.

Молодой человек изобразил вежливое удивление.

– Я так и думал, что ты не захочешь, – сказал Правитель, делая ударение на последних двух словах.

– Нет, почему же, просто это очень необычно…

– Ты станешь ее учить?

В голосе крестного послышалось недовольство. Филип неожиданно для самого себя разозлился.

– Да, стану! По крайней мере, я должен посмотреть, на что она способна. Если случай безнадежен, я сам скажу ей об этом. Но ее высочество – ваша дочь, и мне кажется, она вполне сможет овладеть этим искусством.

Правитель мрачнел все больше. Филип прекрасно видел это, но решил высказаться до конца.

– Догадываюсь, что вы хотите сказать, крестный. Так вот, я соглашаюсь не для того, чтобы лицезреть ежедневно ее высочество и уж тем более не для того, чтобы иметь возможность так или иначе обхаживать ее. Просто я по своему опыту знаю, каково это – хотеть чему-то научиться, знать, что ты сможешь, и постоянно нарываться на отказ, диктуемый исключительно желанием унизить тебя.

– Закончил? – в голосе Правителя звучала насмешка.

– Да.

– Что ж, учи свою подругу по несчастью. Надеюсь, более близкое общение откроет тебе глаза. Ты услышишь о себе много интересного, когда сообщишь о ее бездарности.

– Когда она желает приступить? – Филип оставил выпады крестного против Ив без внимания.

– Думаю сразу, как обзаведется подходящей одеждой. Сам понимаешь, я не разрешу ей появляться в Тренировочном зале в платье.

Крестник Правителя хмыкнул, вспомнив, что только ленивый не видел Евангелину в ее бальном наряде, но ничего не сказал. Мужская одежда дочери Правителя вскоре была готова, и вот наступил день, когда Ив пришла в Тренировочный зал открыто. К ее большому сожалению, отец отправился с ней. Увидев вошедших, Филип прервал занятия.

– Прошу прощения за вторжение, – сказал Правитель, – но я обещал дочери выполнить ее маленький каприз.

Гвардейцы, только сейчас сообразившие, кем является спутник Старикана, застыли в удивлении.

– Здравствуйте, ваше высочество, – Филип поклонился. – Для меня большая честь учить вас.

Ив, раздосадованная присутствием отца, и немного растерявшаяся от такого количества устремленных на нее более чем заинтересованных глаз, холодно кивнула Филипу, обдав его таким ледяным, полным презрения взглядом, что молодому человеку стало не по себе. Он начал лихорадочно соображать, не разозлил ли ее чем-то прошедшей ночью или утром. «Вот это взгляд!», – пронеслось у него в голове, – «действительно, как на грязь.» Правитель, видя свою дочь в обычном, как он полагал, настроении и смущение крестника, мысленно злорадно рассмеялся. «Жалей, жалей ее, она тебе быстро мозги вправит», – подумал он. Филип тем временем пришел в себя, и почтительно спросил, будет ли это первый урок или ее высочеству уже приходилось хоть раз брать в руки меч.

– Приходилось, более десяти лет назад, герцог.

Молодой человек извинился, отошел и быстро вернулся с довольно легким тренировочным мечом, вручил его Ив и пригласил ее на середину зала. Они встали друг против друга, Филип сделал несколько несложных выпадов, которые она, к удивлению зрителей, отбила. Потом предложил нападать ей. Здесь она тоже показала себя неплохо. Филип попросил дочь Правителя выполнить еще пару упражнений на проверку быстроты реакции и остался доволен. Как он и подозревал, у нее были способности.

Правитель наблюдал за происходящим со смешанным чувством. С одной стороны, в душе поднималось недовольство и удивление – неподобающие женщине занятия дочери, судя по всему, на этом не закончатся. С другой стороны, он ощущал нечто, очень напоминавшее родительскую гордость, чувство, которого он никогда не испытывал. «Девчонка действительно сможет научиться, вот уж никогда бы не подумал!»

С этого дня дочь Правителя стала ежедневно посещать Тренировочный зал. Иногда ее сопровождал отец, иногда специально приставленный человек. Правитель не слишком беспокоился: во время занятий невозможно было остаться наедине. Филип старался не выделять Ив среди других учеников, но это редко получалось, ибо поначалу она сильно отставала от остальных, и с ней приходилось проводить больше времени. Постепенно она научилась столь хорошо владеть мечом, что ему стало гораздо интереснее заниматься с девушкой, оттачивая собственное мастерство. Гвардейцы очень настороженно относились к присутствию на занятиях дочери Правителя. Да, она не была полностью безнадежна, но им все равно казалось – это пустая прихоть капризной девицы, она просто хочет подразнить Филипа, ну и их заодно. Но время шло, умение Евангелины росло, а в поведении не проскальзывало и намека на кокетство, и гвардейцы стали относиться к ее высочеству если не с симпатией, то с уважением.

Спустя несколько месяцев после первого занятия Правитель пожелал посмотреть на успехи дочери. Филип был очень доволен ею и уверен: она не ударит в грязь лицом. Так и случилось. И Правитель, и присутствующие гвардейцы наблюдали за поединком наставника и ученицы, затаив дыхание. Филип и Ив двигались как в танце, движения отточены, почти грациозны. Девушке, конечно, еще не хватало опыта, да и физически она была слабее своего учителя, но уже сейчас она могла продержаться против него гораздо дольше иных гвардейцев. Зрители, включая Правителя, не удержались от аплодисментов.

– Получается, ты все же унаследовала от меня хоть что-то.

Правитель неожиданно для себя почти ласково потрепал дочь по плечу. Девушка густо покраснела и не смогла ничего ответить.

– Спасибо, что настоял на своем, Филип. – Тот молча поклонился. – Можете продолжать занятия дальше, если, конечно, Евангелина захочет. Или ты теперь откажешься, раз я не возражаю? – обратился Правитель к дочери.

Ив, сразу пришедшая в себя от знакомого тона, с вызовом ответила:

– Не откажусь! Буду заниматься, пока не смогу сразиться с ним (она мотнула головой в сторону Филипа) хотя бы вничью, а потом приглашу на поединок вас.

Правитель довольно добродушно засмеялся.

– Жду с нетерпением! Это может оказаться интересным.

По мере того как росло умение Ив, Кайл все пристальнее наблюдал за ней и Филипом. Шон видел это, но ни о чем не спрашивал, рассчитывая, что друг сам все расскажет, когда придет время. Вечером после «показательного» поединка Кайл, наконец, заговорил. Он зашел в комнату Шона, который лежал на кровати и кидал хлебными шариками в паука, сплетшего огромных размеров сеть в углу у небольшого оконца.

– Теперь я уверен в своих догадках, – Кайл взял стул и уселся на него верхом, облокотившись о спинку.

– Это ты насчет Филипа и вашей общей зазнобы? – поинтересовался Шон, лениво скатывая очередной шарик. – Мне показалось, он быстро оправился после того бала.

– Он очень умело сделал вид, что оправился, – усмехнулся Кайл. – Эта парочка точно вместе и, думаю, уже давно. Скорее всего, сошлись еще до бала.

– Продолжай, – насторожился Шон, прекращая свои интеллектуальные занятия с пауком и садясь на кровати.

– Помнишь, я говорил насчет языка тела, жестов и прочего?

– Помню. На балу тебе это не помогло.

– Не помогло, ибо, думаю, они по какой-то причине очень тщательно скрывают свою связь. И делают это мастерски! Таких талантов в самОй Тайной службе раз-два и обчелся. – Кайл воодушевился и чуть не прыгал на стуле как на игрушечной лошадке. – На тренировках я поначалу, когда Евангелина с трудом меч в руках держала, тоже ничего не замечал. А потом это стало проявляться, и чем лучше она сражается, тем отчетливее все видно.

– Да о чем ты? Я ничего такого не заметил, – с некоторым раздражением спросил Шон, гадая, переживет стул посещение друга или нет.

– Я об их движениях, о пластике, о языке тела, – засверкал глазами Кайл. – Это хорошо, если ты не заметил, может, и другие не видят. Но я наблюдал специально, и могу поручиться: их тела знают друг друга, знают великолепно. Они двигаются как партнеры в танце – слаженно, красиво. Такого не достигнешь, просто вместе махая мечом по нескольку часов в день! Для этого нужно не одну ночь покувыркаться в постели и поспать друг у друга в объятиях.

– Интересно… – Шон забыл о своих опасениях насчет стула. – Надо будет и мне понаблюдать.

– Понаблюдай, – согласился Кайл, – только не говори никому. Чем меньше людей знает, тем лучше. Парочка прячется не без причины.

Ив продолжала приходить к Филипу каждую ночь. Ни ей, ни ему не приедалась их близость. По мере того, как они насыщались друг другом, каждому захотелось узнать о жизни другого до их встречи. Ив охотно рассказывала о себе, ей много лет не с кем было поговорить по душам, а Филип оказался внимательным слушателем. Как-то раз, летним воскресным днем они лежали на кровати, яркие солнечные лучи проходили сквозь задернутые занавеси, и в комнате стоял золотистый полумрак. Девушка рассеяно водила пальцем по груди Филипа, следуя нескольким полоскам тонких белых шрамов. Она только что закончила очередную историю из того периода своей юности, когда матери не стало, и отец запер ее в столице. Филип вздохнул и сказал:

– Понятно, почему ты стала такой циничной. Наверное, я был бы таким же, если б не сбежал.

– Я много раз думала о побеге, но никак не могла решиться.

– Ты женщина, тебе пришлось бы очень несладко, особенно при твоей внешности.

– Это меня и останавливало. Если б я тогда умела владеть мечом…

Он улыбнулся.

– При твоем характере ты с легкостью составила бы мне конкуренцию на большой дороге. Рано или поздно мы бы встретились. Вот только вряд ли ты досталась бы мне девственницей…

Она прижалась к нему как кошка и разве что не замурлыкала.

– Моя девочка… – он уткнулся в ее волосы. – За тебя и умереть не страшно.

– Не говори так! – Ив оторвалась от него и взглянула в лицо. – Если тебя не станет, я не смогу жить дальше.

– Энджи, ты же не веришь в любовь, а говоришь, будто…

– Это не любовь, Фил, это болезненная зависимость, – не дала ему закончить Ив. – Я всегда боялась испытать такое, но когда увидела тебя, просто не смогла удержаться. – Она обреченно смотрела перед собой. – Лучше б я сбежала одна, как только тебя выходила. Теперь по моей вине ты в смертельной опасности.

– Нет на тебе никакой вины, – Филип нежно поцеловал в ее губы. – Неужели забыла, в каком я был состоянии? Я б не выдержал условий старика и удрал. А на свободе… скорее всего, так или иначе быстро свел счеты с жизнью. Ты представить себе не можешь, как мне все тогда опротивело!

Он долго молча смотрел на нее, она тоже ничего не говорила. Наконец, решился.

– Ты спасла меня, Энджи. И я узнал с тобой такое, о чем раньше даже не догадывался. Можешь называть это болезненной зависимостью. Пожалуй, так оно и есть, но это самое лучшее, что было у меня в жизни, и я не желаю получить назад свою независимость.

Ив ничего не ответила, погладила его по волосам и осторожно поцеловала в лоб. Потом они долго лежали молча, в комнате становилось темнее: солнце садилось, близились сумерки. Наконец девушка нарушила молчание:

– Почему ты так мало рассказываешь о себе? Считаешь, я не пойму?

– Нет, просто не хочу огорчать, ты и так многое знаешь, – ответил он. – Зачем тебе выслушивать кровавые и грязные подробности или рассказы о моих бесчисленных любовницах?

Она поежилась и кивнула, но почти сразу сказала:

– Расскажи тогда, как жил до побега и почему у тебя не ладилось с отцом.

– Что ж, это я могу тебе поведать.

Отец Филипа действительно очень любил его мать. Ив подумала: правильнее было б сказать, он не хотел никого, кроме нее. Герцогиня, красивая, холодная женщина, всегда лишь выполняла супружеский долг, не отвечая на чувства мужа. Возможно, дело было не в холодности, а в том, что она просто не любила (не хотела) супруга. Новорожденный сын сразу и без труда овладел всей любовью, которой так добивался его отец. Герцог Олкрофт очень быстро это понял, и ему пришлось приложить немалые усилия, дабы не возненавидеть маленького Филипа, а всего лишь оставаться к нему равнодушным. Такой расклад позволял поддерживать мир и покой в семье, пока герцогиня была жива. Ее не стало, когда Филипу было шесть или семь лет, он точно не помнил, и любимцу матери пришлось несладко. Томас Олкрофт, все последующие годы скорбевший о своей утрате, так и не смог изменить отношения к сыну. Филип, который поначалу был слишком мал, чтобы понимать такие вещи, тянулся к отцу, но тот совершенно не желал проводить с ним время. Он препоручил мальчика заботам учителей и своего бывшего оруженосца Данкана.

Данкан приходился дальним родственником матери Филипа и происходил из обедневшей ветви их рода. С юных лет он издали восхищался красотой богатой родственницы, почти поклоняясь ей. Когда она вышла замуж, Данкан, не желая расставаться, поступил пажом в ее свиту. Герцог Олкрофт, женившийся довольно поздно, и бывший к тому времени весьма знаменитым благодаря участию во многих военных предприятиях Правителя, сразу вызвал восхищение молодого человека. Данкан все более отдалялся от своей госпожи и, наконец, стал оруженосцем герцога. Смерть герцогини стала для него двойным ударом: он потерял предмет своего тайного обожания и с тех пор был вынужден наблюдать страдания любимого господина. Филипа он не терпел и, став его официальным наставником, постоянно изводил придирками и упреками, мол, непутевый мальчишка позорит выдающегося отца.

При таком отношении мальчику понадобилось немного времени, чтобы озлобиться и начать намеренно вызывать неудовольствие отца и «дяди» Данкана. Он не забрасывал учебу лишь потому, что ему слишком нравилось узнавать новое. Когда Филип подрос и стал «входить в возраст», то открыл прекрасный способ досаждать отцу и «дяде». Он стал спать с женщинами. Юношам его положения, это, конечно, не запрещалось, но обычно для подобных утех назначались одна или две молоденькие незамужние служанки, которые и ублажали по очереди знатного мальчишку. Филип быстро смекнул: чем больше партнерш, тем интереснее, а если это еще и злит отца… Скоро в замке Олкрофтов не осталось ни одной мало-мальски хорошенькой особы женского пола, с которой не переспал бы наследник. Это стало вызывать недовольство мужской части обитателей замка. Старый герцог неоднократно пытался приструнить сына, но безуспешно.

– Я сбежал после того, как отец приказал высечь меня плетьми на конюшне вместе с провинившимися слугами. Он, правда, не предполагал, что видит сына в последний раз, поэтому распорядился не сечь до крови, чтобы шрамов не осталось, – Филип невесело усмехнулся. – Не хотел, видно, уж совсем позорить наследника. А твой старик погорячился, не принял в расчет, что я могу стать его зятем.

Ив вздохнула. Почему им обоим так не повезло с отцами? Хотя, может, Филу больше не повезло с матерью? Относись она к мужу по-другому…

– Ты сбежал и сразу попал к разбойникам?

Ей хотелось знать всю историю целиком.

– Да, считай что так. Они думали меня ограбить, а брать было нечего, кроме меча, коня и нескольких монет. Даже одежонка была плохонькая: Данкан считал – ко мне и так женщины чересчур липнут, а отцу было вообще наплевать, лишь бы я голым не разгуливал.

Ив усмехнулась про себя, поняв, где кроются истоки слегка преувеличенной, на ее взгляд, любви Филипа к хорошей одежде.

– И я подумал тогда: а зачем ехать куда-то, что-то искать, решать, как дальше жить, если можно остаться в этой шайке, иметь женщин, золото, приключения, а главное – прекрасную возможность опозорить, наконец, отцовское имя, в чем меня и так уже давно обвиняли. Мысль показалась хорошей, тем более что спина ощутимо болела, и я попросил предводителя позволить мне остаться. Мол, с детства мечтал стать разбойником. Он посмеялся, конечно, но почему-то согласился. Я уже тогда неплохо владел мечом, в военном деле кое-что смыслил и очень быстро стал полезным. Потом через четыре года предводителя убили, и я занял его место. – Крестник Правителя потянулся, собираясь встать. – Карьера, в общем, неплохая: в двадцать лет у меня под началом было около семидесяти человек, причем не каких-нибудь бродяг, а хорошо обученных бойцов. Потом еще поднабралось, тогда уже твой старик за нас всерьез взялся.

– Тебе это было интересно? Хотелось стать предводителем? – спросила девушка.

– Поначалу было интересно, но в предводители я не рвался… Но раз уж выбрали, не стал отказываться. А потом… Да я говорил тебе уже: опротивело все. Повзрослел, наверное… – он погружался в мрачную задумчивость.

Ив хотела еще о чем-то спросить, он, увидев это, очнулся от своих мыслей.

– Энджи, давай не будем больше об этом? Закончим хотя бы на сегодня. Когда я с тобой, мне хочется, чтобы этих лет на большой дороге вообще не было бы…

Правитель был очень доволен Филипом, да и успехи дочери в ратном искусстве неожиданно вызывали приятные чувства. Он даже стал иногда подумывать, что бывает с ней излишне груб и строг. Не последнюю роль в этой перемене сыграл его крестник, который при каждом удобном случае намекал Правителю на его несправедливое обращение с дочерью. Филип заступался за Ив не только из-за того, что спал с ней. Хорошо помня, как обращался с ним собственный отец, он просто не мог сдержаться, когда крестный начинал тиранить дочь. Однажды после очередной перепалки между ними, по воле случая произошедшей в присутствии Филипа, он снова не выдержал и, после того, как девушка ушла, сказал:

– Зачем вы с ней так, крестный? Не удивительно, что она, как вы сами утверждаете, вас ненавидит.

– Не начинай опять, Филип, – проворчал Правитель. – Я знаю ее гораздо лучше тебя.

– Вы так думаете, а на самом деле стороннему наблюдателю виднее.

– И что же ты там разглядел? – спросил Правитель с иронией.

– Характеры у вас очень похожи.

Правитель не удержался от смеха.

– Ничего смешного я здесь не вижу. Вы настолько похожи, что не можете ужиться друг с другом.

– Что за ерунда! Если бы это было так, нам, наоборот, было бы проще ладить.

Тут пришла очередь крестника смеяться.

– Да, будь у вас характеры получше. А при вашем упрямстве, прямолинейности, вспыльчивости и нежелании идти на уступки ужиться довольно сложно.

– А откуда ты так много знаешь о ее характере? – вдруг спросил Правитель, но крестник не растерялся.

– Когда учишь человека владеть мечом, быстро узнаешь его. Да и ваши «беседы», лучше сказать стычки, я пару раз наблюдал.

– Хм, убедил… Мне было бы гораздо проще, будь она мужчиной…