Текст книги "Крестный сын (СИ)"

Автор книги: С. Алесько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

– Ну, вот мы и остались наедине, а я даже не могу поцеловать тебя в губы – больно сделаю. Впрочем, тебе сейчас все безразлично: и поцелуи, и боль.

Какое-то время девушка сидела, с удовольствием вспоминая, как ее подопечный дерзил Правителю. Потом подумала о цене, которую ему пришлось заплатить за привилегию говорить, что хочешь. Снова вспыхнула злость на отца. Немного успокоившись, Ив решила побороть остатки своей скромности и посмотреть на мужчину поближе. Она встала и откинула одеяло.

– Если б они знали, кто ты на самом деле, они бы метили не в голову, а сюда, – прошептала она, разглядывая его мужское достоинство.

Ей вспомнилось, как брезгливо морщился Правитель всякий раз, когда его взгляд упирался Филипу ниже пояса, и она тихо рассмеялась. Потом девушка присела на край кровати, нежно провела ладонью по плечу и руке мужчины, по его груди, животу, бедру. Кожа, несмотря на сжигавший тело жар, была приятной на ощупь, и Ив безумно захотелось прижаться к нему своим обнаженным телом. «С этим, к сожалению, придется подождать», – подумала она. Девушка разглядела несколько тонких белых шрамов от небольших ран, нанесенных мечом. Эти аккуратные полоски выглядели даже привлекательно, но она вдруг представила, как будет теперь выглядеть спина бывшего разбойника, и погрустнела. Спустя пару секунд Ив набралась храбрости и дотронулась до члена. Даже в спокойном состоянии он был увесистым и знчительным, а тонкая кожица на нем – необычайно мягкой и шелковистой, этот контраст удивил девушку. «Какой же он огромный! Получится у меня полностью принять его?» – подумала она, не в силах оторвать ни взгляда, ни рукИ. Ив продолжала играть с внушительным достоинством и вдруг, неожиданно для себя самой, нагнулась и скользнула по нему губами, потом поцеловала. Член в ответ на нежные прикосновения дернулся и начал приподниматься, хотя его хозяин оставался неподвижным. Она поспешно отстранилась и нехотя набросила на мужчину одеяло. Ей очень хотелось продолжить, но ситуация казалась нелепой: воспользоваться избитым человеком, лежащим без сознания. Это напомнило Ив методы Правителя, и желание пропало.

Весь день Филип в беспамятстве метался в кровати: жар становился сильнее. Девушка сидела рядом, поила больного водой и снадобьями. Насчет медицинских экспериментов она, конечно, солгала. Благодаря урокам матери Ив прекрасно знала, что делать и чем лечить, и ей очень хотелось поскорей поставить бывшего разбойника на ноги. К вечеру у Филипа начался бред. Девушка вслушивалась, стараясь ничего не пропустить. Она рассчитывала таким образом многое узнать и не обманулась в своих ожиданиях. Прежде всего, она значительно пополнила свои знания ненормативной лексики. Постоянно доводя отца, она наслушалась всякого, но Филип загибал такие обороты, что хотелось схватить бумагу, перо и записывать. Его речь нередко сбивалась на грубый простонародный говор, в особенности когда он вспоминал что-то из своей разбойничьей карьеры. Немногочисленные детские воспоминания и относящееся к общению с женщинам, излагалось вполне цивилизованным языком. Слова лились из его рта нескончаемым потоком. Ив слушала и гадала, понимает ли она правильно или домысливает события и ситуации так, как ей это больше нравится. Уж слишком много у них получалось общего: мать Филипа умерла, когда он был еще ребенком, отношения с отцом никогда не складывались, похоже, он сбежал из дома и стал разбойником, пытаясь посильнее досадить старому герцогу. Сомнения относительно его отношений с родителем отпали после очередного набора малосвязных фраз, явно относящихся к разговору с Правителем:

– Отец – великий человек… для вас… если б просто нормальный… я бы не стоял сейчас… без штанов…

Среди детских воспоминаний периодически всплывал некий дядя Данкан, явно не питавший привязанности к наследнику герцога Олкрофта. О женщинах больной говорил не так много, как она ожидала, и не твердил в беспамятстве какое-то одно женское имя. Ив порадовало, что, судя по бреду, бывший разбойник – гораздо более галантный кавалер, чем все вместе взятые придворные.

Стараясь ничего не упустить из слов Филипа, Ив не сразу расслышала становящийся все более настойчивым стук в дверь внизу. Она тут же вскочила и побежала проверить, кто там. Это оказался Правитель. Он не скрывал своего неудовольствия по поводу запертой изнутри двери. Дочь, не моргнув глазом, заявила, что не желает отвечать на вопросы дворецкого и старших слуг, которые имели ключи почти от всех помещений дворца и обожали совать вовсюда любопытные носы. Правителью пришлось принять объяснение девчонки, ибо привычки прислуги она описала очень точно. Он отдал Ив корзинку с едой, и поднялся в спальню. Крестник лежал спокойно и что-то неразборчиво бормотал.

– Давно бредит?

– Несколько часов.

– И как, интересно слушать?

Правитель брезгливо взглянул на дочь. Та совершенно не смутилась.

– Большей частью да.

В этот момент Филип заговорил громче, перешел на простонародный говор, а потом разразился потоком ругательств.

– Да-а, ты узнАешь много нового!

– Во всяком случае, теперь в разговорах с вами мне не придется использовать ваши же выражения, отец, – надменно проговорила Ив.

Правитель хмыкнул. Девчонка и без разбойничьих нецензурных перлов заставила б покраснеть и его гвардию, и замковый гарнизон впридачу.

Как и предполагала Ив, горячка продолжалась около двух суток. Филип метался в жару и бредил, несколько раз открывал глаза, но явно не сознавал, где находится. Девушка не отлучалась от его постели. Правитель периодически наведывался в Западную башню, но, видя плохое состояние крестника, надолго не задерживался. К началу третьих суток жар начал спадать, и, в конце концов, больной спокойно заснул. Ив решила покинуть пост, но перед уходом не смогла отказать себе в удовольствии и, убрав с лица спящего разметавшиеся волосы, легко поцеловала в губы. Она чуть помедлила, склонившись над ним, а он вдруг открыл глаза и совершенно осмысленно взглянул на нее. Ив растерялась, не зная, как поступить, он попытался что-то сказать, но не смог, а через секунду вновь провалился в сон. Дальше задерживаться было рискованно, девушка отправилась по потайным проходам в покои отца, разбудила его и сообщила об окончании дежурства у постели больного.

– Думаю, завтра утром ваш крестник проснется и сможет поддерживать беседу, – сказала она. – Пару дней он будет очень слаб, пусть ему приносят только легкую пищу. Я оставила на столике лекарства и записку как их принимать. Раны нужно смазывать, пока они не зарубцуются, иначе он разбередит их во время сна.

– Хорошо, – ответил Правитель. – Я тебя не благодарю, думаю, ты свою награду уже получила, налюбовавшись на это «произведение искусства». Да еще желание…

– Было бы на что любоваться! – фыркнула Ив. – Избитая, изуродованная плоть. А с желанием у вас тоже не разбежишься.

На этом теплая беседа отца и дочери закончилась, Ив отправилась к себе отсыпаться, а Правитель вызвал дворецкого, приказал ему срочно найти каменщика и замуровать потайную дверь в стене нижней комнаты Западной башни. К удивлению дворецкого, его величество сам проконтролировал выполнение этой работы.

II

Филип проснулся после полудня. Он открыл глаза и никак не мог сообразить, где находится, более того, совершенно не помнил, что с ним произошло накануне. За последние десять лет он просыпался под крышей, только ночуя в борделях, но эта комната была слишком хороша для веселого дома. Просторная, с высокими окнами, закрытыми золотистыми занавесями, тепло светящимися из-за яркого дневного света, с высоким сводчатым потолком, украшенным искусной каменной резьбой. Светлые отштукатуренные стены покрыты тонким растительным рисунком. Кровать большая и удобная, с тонким бельем и, как ни странно, без балдахина. Филип с детства почему-то не терпел эти громоздкие сооружения. Рядом с кроватью с одной стороны – высокий ветвистый кованый подсвечник, с другой – небольшой столик и уютное кресло.

Молодой человек довольно долго лежал, осматриваясь и прислушиваясь, потом решил встать. Первое же движение далось с трудом, да еще и отдалось болью в спине. «Что со мной? Подрался по пьянке, получил по голове и провалялся сутки без сознания? А спина? И где я, черт побери? Неужели приглянулся какой-то знатной леди?» Спустив ноги с кровати, он осмотрел комнату и, заметив дверь в купальню, с трудом встал и пошел туда. Очень хотелось пить, а кружка на прикроватном столике оказалась почти пустой. Увидев огромную мраморную ванну и зеркало чуть ли не во всю стену, он присвистнул. «Только меня тут и не хватало для чьего-то полного счастья», – с иронией подумал Филип, отнюдь не считавший себя подарком. Потом мельком глянул на свое отражение и поморщился. «Морда разбита, а я ничего не помню. Нет, на такое никакая леди не польстится. К шлюхам, мой лорд, к шлюхам. Они не будут визжать от страха при виде вашего стояка.» Молодой человек решил посмотреть, отчего так саднит спина. Представшее его взору как вспышкой молнии осветило мозг, память вернулась до мельчайших подробностей. Желудок тут же вывернулся наизнанку, ноги стали ватными, и Филип упал на колени. Через несколько минут рвотные спазмы в пустом желудке прошли, и крестник Правителя смог подняться на ноги.

«Ну, я и влип!» – пронеслось у него в голове. – «Какого черта я согласился? Сейчас бы уже все было кончено…» Потом сообразил: нет, сейчас все бы только начиналось – дознание, издевательства, возможные пытки. До конца было бы еще очень и очень далеко. «А, ладно, плевать, вряд ли будет хуже, чем раньше. Может, действительно удастся все изменить. Позорный столб, да-а, докатился… Жаль, отец не дожил… А дружок у него ничего себе старикан. Ловко взял меня в оборот. Правитель… Похоже, та еще заноза в заднице. Ну да ладно, поглядим, кто кого.»

Молодой человек сел на край ванны, сполоснул лицо и напился. Стало немного легче. Пытаясь отвлечься от неприятных мыслей, стал думать о другом. «Сколько же я провалялся без сознания? Судя по состоянию ссадин, никак не меньше четырех дней, скорее даже больше. Столько времени в горячке, без еды, да я б с кровати встать не смог. Непонятно. Так, а щетина?» Он потер рукой подбородок. «Пожалуй, должна бы длиннее отрасти… Получается, я был без памяти пару суток. Ну у крестного и лекарь!»

Выпив еще воды, Филип решил осмотреться и, пошатываясь от слабости, вышел из купальни, предварительно обернув вокруг бедер полотенце (мало ли кого принесет в эти хоромы, а насчет его «интсрумента» и слухов крестный абсолютно прав). На столике у кровати увидел пузырьки, баночки и листок бумаги, исписанный довольно изящным почерком. «Похоже, меня лечила женщина», – подумал он, отбрасывая волосы с лица, чтобы лучше видеть написанное. Тут до него дошло, что есть еще одна странность. «Они не остригли мне волосы! Что за черт! Кому понадобилось отмывать их от той дряни, которой меня закидали?» Он помотал головой и втянул носом воздух: никаких неприятных запахов. И вдруг ему вспомнилось мерещившееся в бреду женское лицо невероятной красоты. В один из моментов просветления он даже попытался спросить, кто она, но сил не хватило. Филип нахмурился и бросил листок на столик. «Этого еще не хватало. Зачем старик приставил ко мне женщину? Издевается? Так я точно долго не выдержу. И у него в прислугах такие красавицы? Или мне в бреду примерещилось, что она настолько хороша? Я почти уверен, что помню запах ее духов.» Молодой человек снова взял бумагу с инструкциями и принюхался. Да, если он сам себя не обманывает, это тот же запах, легкий, почти неуловимый цветочный аромат.

Филип, наверное, еще долго размышлял бы на эту волнующую тему, но внизу послышалось лязганье ключа в замке. Листок тут же оказался на столе, а молодой человек в постели с закрытыми глазами и ровным дыханием.

Правитель поднялся в спальню и с неудовольствием взглянул на кровать: мальчишка все еще спал. Столь долгий сон начинал раздражать сурового крестного (он приходил сюда уже в третий раз), но будить парня, тряся за плечо, после двух суток горячки ему не хотелось. Стараясь производить как можно больше шума, Правитель сдвинул стоящие на столике пузырьки и поставил туда корзинку, в которой громко звякнула какая-то посуда. Филип, наблюдавший за вошедшим из-под чуть приподнятых век, решил, что вечно притворяться спящим все равно не получится, собрался с духом, глубоко вздохнул и открыл глаза.

– А, наконец-то! – проворчал Правитель.

– Доброе утро, или сейчас день? Извините, если заставил ждать, – миролюбиво произнес Филип, садясь на кровати.

– Какая вежливость! Куда подевался твой прежний тон?

Молодой человек выглядел смущенным.

– Прежний тон… Приговоренный к смерти многое может себе позволить, – невесело усмехнулся он.

– Надеюсь, ты не жалеешь о нашем договоре? Если у тебя появились или появятся сомнения, только скажи.

Правитель явно наслаждался ситуацией. Филип с некоторым удивлением посмотрел на него.

– Пока у меня нет оснований сожалеть о том, что вы сохранили мне жизнь. Но если это было сделано, дабы при каждом удобном случае напоминать, какое я ничтожество и чем вам обязан, то, действительно, лучше все вернуть на свои места прямо сейчас.

– Спрячь-ка подальше свою гордость хотя бы на время. Я не желаю тебе ничего, кроме добра. – Молодой человек закатил глаза. – Вот, поесть принес и раны на спине собираюсь смазать, – сменил тему Правитель.

– Вы что же, все это время ухаживали за мной? – с удивлением и некоторым страхом спросил Филип.

– Смотри-ка, даже испугался, – беззлобно рассмеялся Правитель. – Нет, я всего лишь ненадолго заходил несколько раз.

– А кто со мной сидел?

– Почему тебя это волнует? – спросил глава государства, стараясь не выдать заинтересованности.

– Думаю, я бредил и наболтал много лишнего. Хотелось бы знать, кто теперь владеет этой информацией.

– Никто. Мне не нужны посвященные в таких делах. За тобой ухаживала глухонемая сиделка.

Молодой человек сделал вид, что слышать это для него большое облегчение, но почему-то не очень поверил крестному.

– И сколько же я был без сознания?

– Если не считать времени, проведенного у столба, то около двух суток.

– Ничего себе! Снадобья тоже готовила сиделка? Ссадины выглядят, будто их лечили дня четыре, не меньше.

– Да, она принесла с собой какие-то склянки. А ты, я смотрю, разбираешься в предмете. Сам промышлял лЕкарством? – не удержался от язвительного замечания Правитель.

– Нет, – усмехнулся Филип, – но с моим родом занятий частенько залечивал раны. Ни разу они не заживали так быстро.

– Значит, тебе повезло. Вот лекарства и листок с инструкциями, – Правитель кивнул на столик у кровати, – дальше будешь лечиться сам. А твою спину придется смазывать мне. Поворачивайся!

Закончив, Правитель ушел, у него было много дел. Филип с жадностью накинулся на оставленную еду. Утолив голод, он подумал: «В целом все не так уж плохо, со стариком, похоже, можно ладить, если его не злить. А вот насчет сиделки крестный либо врет, либо недоговаривает. Но об этом пока лучше забыть.»

Потянулись однообразные и скучные дни выздоровления. Правитель не велел крестнику выходить из покоев, пока на лице оставались заметными синяки и ссадины. Филип не возражал. Он досконально обследовал новое жилье и оглядел окрестности с крыши башни. Кругом был унылый серый камень, лишь между Западной башней и соседней Южной расстилалось довольно обширное зеленое пятно: дворцовый сад. Бывшего разбойника сразу потянуло туда, он давно уже отвык от житья под крышей.

Правитель навещал крестника при каждом удобном случае. Когда следы на лице стали почти незаметны, он пригласил к Филипу парикмахера и портного.

– Я надеялся, ты прикажешь не только побрить себя, но и постричь, – высказал неудовольствие Правитель после их ухода.

– Я так и сделал, – ответил молодой человек. – Не люблю короткие волосы, поэтому велел только немного убрать лишнее.

На самом деле ему была безразлична длина его волос, но раз уж кто-то потратил столько сил, отмывая их после позорного столба, значит, следует сохранить шевелюру из уважения к этому кому-то. «Самое смешное, если меня приводил в порядок какой-нибудь престарелый мужелюб», – подумал про себя Филип, хотя в его памяти уже начало вырисовываться прекрасное женское лицо.

К концу второй недели раны Филипа полностью зажили. Правитель, пришедший в последний раз смазать ему спину, был доволен.

– Завтра выйдешь из башни, – сказал он. – Я пришлю за тобой утром слугу, и мы вместе позавтракаем.

– Как вы представите меня при дворе?

– Так, как есть: ты – сын покойного друга и мой крестник. Насколько мне известно, никто из придворных не сталкивался с Жеребцом на большой дороге. А потом, всегда можно обознаться. Надеюсь, тебе хватит самообладания вести себя соответственно с герцогским титулом?

– Хватит.

– Очень хорошо. Если кто-то пристанет с расспросами: ты все это время жил в родовом замке. Твой отец, пока был жив, не распространялся об исчезновении наследника, я, по его просьбе, придерживался той же тактики.

У Филипа чуть было не сорвалось, что герцог Олкрофт вряд ли заметил пропажу в первые пару лет, но, вспомнив трепетное отношение Правителя к покойному другу, он сдержался.

– Ты получаешь свободу ходить самостоятельно по всему дворцу, если захочешь, можешь гулять в саду. В город я тебя пока не отпускаю.

– Спасибо, хоть на улицу выходить позволяете. А с мечом я смогу упражняться?

– Конечно. Слышал, ты неплохо им владеешь. Отец научил?

Филип замялся. Старый герцог Олкрофт был очень искусен в сражении на мечах, но совершенно не желал признавать того же таланта в сыне. Мальчику едва ли не с детства нравилось это занятие, он не раз просил отца обучить его хотя бы азам. Тот удостоил сына всего лишь одного урока, остался им недоволен и больше к его просьбам не снисходил. Филип много занимался с замковой стражей и всегда наблюдал за отцом во время тренировок. Это помогло молодому человеку заложить основы, в дальнейшем он довел свое владение мечом практически до совершенства, будучи разбойником. Но распространяться о своей «школе» перед крестным ему не хотелось, и он ответил:

– Отец начал, потом я учился сам.

Правитель иронично улыбнулся.

– Посмотрим, на что ты способен. Если хоть вполовину также хорош, как мой покойный друг, у меня, наконец, появится достойный напарник для тренировок.

– Буду рад хоть в чем-то оказаться полезным, – церемонно раскланялся Филип.

– Вижу, с придворным этикетом у тебя все в порядке. Посмотрим, каковы остальные знания. И не забывай о моем условии насчет женщин, – напомнил напоследок Правитель.

– Я бы и хотел, да не получается, – понурился крестник.

Все время, пока Филип выздоравливал, Ив непрерывно следила за ним. Ее чувства были весьма противоречивы. С одной стороны, он нравился ей все больше, и не только внешне. С другой – девушку раздражало, что у Филипа и ее отца складываются неплохие отношения. Она прекрасно понимала: зависимое положение бывшего разбойника не позволяет тому противоречить Правителю, но от нее не укрылось и искреннее желание молодого человека избегать конфликтов. Злило Ив и мягкое обращение отца с крестником, ей, родной дочери ни разу не перепало малой толики такой заботы. Она не прекратила слежку после представления молодого герцога Олкрофта ко двору.

Представление прошло гладко. Филип прекрасно держался, ни у кого не возникло лишних вопросов. Придворные дамы сразу положили на него глаз, но он вел себя столь холодно, что быстро прослыл «мужелюбом» и «импотентом». Его это вполне устраивало. Подавлять сексуальный голод с каждым днем становилось все труднее, и кокетство заинтересованных особ, среди которых попадались весьма хорошенькие, сейчас не доставляло молодому человеку удовольствия. Он очень опасался знакомства с дочерью Правителя, которую молва нарекла первой красавицей Алтона. К счастью, крестный запретил ее высочеству показываться на глаза Филипу, о чем и сообщил тому, изрядно успокоив.

Правитель имел чрезвычайно обширные познания во всем, касающемся государственного устройства. Он не преминул проверить уровень образованности крестника и к собственному удовольствию убедился, что мальчишка не столь уж невежественен.

– Ты многому успел научиться к семнадцати годам, – с некоторым удивлением сказал он.

Филип криво усмехнулся.

– Я сбежал в шестнадцать. Просто всегда любил читать.

– Похвально. Если будет желание, можешь пользоваться дворцовой библиотекой.

Вскоре после официального представления Правитель проверил умение крестника владеть мечом. Глава государства, не откладывая, решил показать крестнику специально оборудованный Тренировочный зал, где боевыми искусствами занимались все желающие обитатели замка, главным образом гвардейцы. Зал представлял из себя просторное помещение прямоугольной формы с высоким потолком. Одну его длинную стену почти полностью занимали огромные окна, вдоль другой располагались галереи для зрителей, поднимавшиеся чуть ли не до самого верха. На торцевых стенах висело оружие, предназначенное для тренировок и украшения интерьера. С потолка, в котором тоже было проделано несколько больших окон, свешивались стяги с гербами дворянских родов Алтона. В то утро в зале звенели мечами около десяти пар, сразу же превратившихся в зрителей. Искусство Правителя было легендой. Он изредка удостаивал поединка лишь известных мастеров этого дела, нанимавшихся для повышения боеспособности его личной гвардии. Ив тоже не упустила шанс понаблюдать за сражением, как обычно, незаметно для других. Она устроилась в уголке на самом верхнем ярусе пустовавших в тот день галерей.

В первые же несколько минут и Филип, и его крестный поняли: на этот раз им достался противник по силам. Сначала Правитель наслаждался искусностью молодого человека. Он узнал пару знакомых приемов, которыми пользовался покойный герцог Олкрофт, но потом крестник перешел к виртуозной технике, подобной которой главе государства встречать не приходилось. «Не удивительно, что он раненый ушел от моих людей. Парня не возьмешь, если у него в руках меч», – промелькнуло в голове Правителя. Поединок, поначалу бывший для него удовольствием, становился все более серьезным. Давала знать о себе и разница в возрасте. Несколько раз Правитель почти достал крестника, но тот умело отражал удары. Филип видел: крестный начинает сдавать, и решил, что правильнее будет поддаться и свести бой к ничьей. Правитель почти сразу разгадал его намерения.

– Сражайся в полную силу, щенок, – злобно прошипел он, – мы тут не в поддавки играем!

Молодой человек, подумав: «Я тебе сейчас покажу щенка, старпер», – не заставил просить себя дважды. Последовал молниеносный выпад и меч оказался у горла Правителя. Зрители, наблюдавшие за поединком, затаив дыхание, разразились бурными аплодисментами. Правитель вытянул руку в сторону крестника, тот поклонился. Затем глава государства жестом прекратил хлопки восхищенных гвардейцев и отозвал Филипа в сторону.

Ив, пребывавшая в полном восторге от поединка, уже знала, каково будет ее желание. «В этот раз я не упущу шанс и научусь владеть мечом, как бы старик надо мной не издевался. Но разговаривать об этом следует только после того, как я пересплю с Филипом. Красавчик не должен знать меня в лицо, еще заартачится из уважения к крестному.»

– Ты действительно очень хорош, – с прохладцей произнес Правитель. – Но тебя обучал не твой отец. Кто?

– Я вам уже говорил – сам учился.

– Так не бывает. На ком-то ты отрабатывал удары и способы их отражения.

– Я обучал своих людей.

– Своих людей? – в голосе Правителя прозвучала ирония.

– Свою шайку, – с мрачным вызовом ответил Филип.

– Почему с тобой не занимался отец? – решил обойти острые углы Правитель, но, сам того не зная, задел еще более неприятную для крестника тему.

– Считал, у меня нет способностей, – пробурчал тот.

– А он хоть раз видел тебя с мечом?

– Видел, и не раз. Однажды даже сам снизошел и преподал урок.

– Может, ты при нем придуривался? Как пытался сейчас со мной.

– Нет, я с детства мечтал научиться. Он это хорошо знал, наверное, поэтому… – Филип замолчал, прекращая ненужную, с его точки зрения, откровенность.

Правитель удивленно взглянул крестнику в лицо: тот не шутил, наоборот, еще больше помрачнел.

– Ладно, закроем эту тему, – после небольшой паузы сказал глава государства. – У меня есть к тебе предложение: позанимайся с моими гвардейцами.

– С удовольствием! – молодой человек заметно повеселел. – Когда можно начинать?

– Хоть завтра. Я представлю тебя тем, кто сейчас здесь, с остальными сам познакомишься.

Так началась дружба Филипа с гвардейцами. Они быстро нашли общий язык, ибо молодой герцог, хотя и стоявший по рождению намного выше большинства из них, вел себя просто и дружелюбно, как с равными. Он с самого начала предложил обращаться к нему по имени. Титул, с которым он мысленно распрощался много лет назад, изрядно тяготил и смущал его. Им удобно было прикрываться, общаясь (вернее, избегая общения) с напыщенными придворными, но в веселой компании гвардейцев хотелось чувствовать себя своим.

На гвардейцев Филип сразу произвел неизгладимое впечатление мастерским владением мечом. При ближайшем знакомстве они оценили и его чувство юмора. Но больше всего располагало в его пользу не то, что можно было понять умом, а некая иррациональная притягательность, способность не желая того, вызывать симпатию у самых разных людей. Правитель сразу почувствовал в крестнике это качество, которое он именовал про себя «прирожденным лидерством», и собирался со временем использовать его по максимуму.

В казармах Филип сдружился почти со всеми, но ближе всего ему стали Шон Райли и Кайл Моррис. Они были примерно одного с ним возраста, и, как и их новый друг, очень любили позубоскалить. Шон происходил из старинного, но давно обедневшего рода, и внешне мало походил на дворянина: коренастый, широколицый, с пшеничными волосами и веснушками. Кайл был самым молодым из этой троицы, высокий, худощавый, черноволосый, с синими глазами. Его романтическую внешность нарушал тяжелый, удлиненный и несколько выдающийся вперед подбородок. Едва он появился в казармах, его сразу нарекли «красавчиком».

Ив в свое время серьезно подумывала, не остановить ли выбор на нем, но сдержалась. У родителей Кайла, помимо него имелась куча детей, и девушка опасалась, что ее симпатия может навлечь гнев Правителя на все это многочисленное и небогатое семейство. Кайл, едва увидев Евангелину, стал горячим поклонником прекрасной леди, и это, конечно же, не укрылось от зорких глаз остальных гвардейцев. В результате не проходило дня, чтобы кто-нибудь не начинал вышучивать его безответную любовь и ее «ледяной» предмет. Поначалу Кайл сердился и пытался защищать девушку, но постепенно смирился, почти ежедневно сталкиваясь с холодностью дочери Правителя и полным ее нежеланием замечать скромного гвардейца. В конце концов он даже стал смеяться над шутками своего лучшего друга Шона, когда тот прохаживался по адресу Ледяной девы. Ив, которой нравилось, когда Кайл защищал ее, один раз случайно подслушала его разговор о ней с Шоном, и тут же потеряла всякий интерес к синеглазому «красавчику».

Теперь дни Филипа строились так: он завтракал и обедал вместе с крестным, по утрам занимался в Тренировочном зале с гвардейцами, а во второй половине дня Правитель обычно повышал его уровень образованности. Вечера молодой человек проводил либо за книгами у себя в башне, либо за веселой пирушкой в казарме у гвардейцев, а иногда совершал одинокие прогулки по саду. Правитель был очень доволен. Сын его друга оказался умным и заинтересованным учеником. В военном деле он смыслил на удивление много, причем бОльшая часть этих знаний была получена самостоятельно во время организации разбойничьих набегов. Правителю оставалось лишь жалеть, что способности крестника столько лет пропадали зря или использовались не там где надо. Он несколько раз пытался выспросить у Филипа о причинах конфликта с отцом, но тот всякий раз мрачнел и уходил от ответа. В конце концов эти попытки в связи с их бесплодностью пришлось прекратить.

Когда крестный, наконец, отстал с разговорами об отце, молодой человек вздохнул с облегчением. Что толку откровенничать со стариком? Правым для него всегда будет лучший друг, а не его беспутный сынок, бывший разбойник. Да и с собственной дочерью отношения у Правителя, судя по всему, еще те. Не стоит обольщаться насчет его способностей папаши-воспитателя.

На эти мысли Филипа навел разговор с новыми друзьями во время очередной пирушки в казармах. Гвардейцы сидели за длинным столом в просторной общей комнате. Выпили в тот вечер немало, это было скорее правилом, нежели исключением на подобных сборищах. Большинство присутствующих принялось горланить песни малоприличного содержания. Ив любила их послушать, она прекрасно отдавала себе отчет в художественных достоинствах этих опусов, но не упускала возможности посмеяться. На сей раз девушка вслушивалась не в слова песни, а в разговор, который вели Филип, Шон и Кайл, на ее счастье сидевшие неподалеку от потайного глазка, к которому она приникла.

– Ну, как, все еще не присмотрел себе подружку при дворе? – поинтересовался у нового друга Шон.

– Нет. У меня их было столько… Хочется найти что-то особенное… – придав голосу равнодушия, ответил Филип, изо всех сил борясь с наступающей эрекцией. – Да и устал я от них, пора сделать перерыв.

– Дело твое. Передумаешь – могу порекомендовать парочку девиц без лишней скромности. Впрочем, подозреваю, с тобой ни одна скромничать не будет.

– Угадал, скромницы мне как-то не попадались. А может, у меня чутье и я их просто-напросто за милю обхожу.

– Только не рассказывай, что ты и девственности ни одну не лишил.

– Издеваешься? – рассмеялся Филип. – Уж тебе-то, Шон, наверняка известно, что девственница и скромница – не одно и то же.

– А тебе удалось, наконец, увидеть дочку Старикана (так гвардейцы именовали между собой Правителя)? – спросил Кайл.

– Опасаешься за свою зазнобу? – ехидно поинтересовался Шон.

– Не волнуйся, Кайл, он ее от меня прячет, – хмыкнул Филип, с облегчением почувствовав, что при упоминании запретной девицы член стал успокаиваться.

– Вот это действительно нечто особенное, – с воодушевлением продолжал Кайл, привычно не обращая внимания на шпильки Шона.

– Да, – подтвердил тот с иронией, – по части стервозности точно. Думаю, не он ее от тебя прячет, а она сама не хочет показываться и, скорее всего, в пику ему.

– То есть, по-твоему, получается, Старикан мечтает нас познакомить? – полюбопытствовал Филип, с трудом сдерживая смех и придавая взгляду как можно более наивное выражение.