Текст книги "Крестный сын (СИ)"

Автор книги: С. Алесько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

VII

Выехав из столицы и оказавшись на дороге, бежавшей через поля и редкие небольшие перелески, Ив почувствовала прилив необычайного счастья. Теперь она особенно остро ощутила, насколько опротивел ей каменный лабиринт дворца и город, в который ей позволялось выходить не так уж часто. Открывавшийся впереди простор пьянил, девушка улыбалась во весь рот, и ей хотелось по-щенячьи повизгивать от восторга. На душе стало удивительно легко, и она перестала сомневаться в успехе своего предприятия. «А это значит, это значит – через три-четыре дня я смогу, наконец, прижаться к нему… И мы никогда больше не расстанемся… Если, конечно, сами этого не захотим.»

Наслаждаясь свободой и мыслями о предстоящей встрече, дочь Правителя быстро ехала вперед, время летело незаметно. К вечеру она попала под ливень, он быстро кончился, и на небе, суля удачу, засияла радуга. Путешественнице не хотелось останавливаться на ночь под крышей, но из соображений безопасности пришлось так поступить. На постоялом дворе на нее поглядывали с любопытством, но Ив умела напускать на себя надменный вид, и никто не посмел приставать с разговорами к мрачному юнцу с мечом на поясе. На следующий день она выехала еще затемно. Поначалу дорога была столь же приятна, но около полудня Ив поравнялась с группой осужденных, которых гнали на каторгу. Она побыстрее обогнала их, но то немногое, не чем остановился ее взгляд, так ее расстроило, что она перестала наслаждаться дорогой и все чаще пришпоривала лошадь.

Путешественница доехала до места ранним вечером третьего дня. Это было очень неплохо, Шон с Кайлом предполагали, что она доберется лишь к ночи. На берегу моря рядом с каторжными копями расположился небольшой городок. Ив сразу направилась на постоялый двор и поинтересовалась у хозяина, нельзя ли дня на четыре снять небольшой уединенный домик. Девушку позабавило, насколько провинциальный трактирщик отличался от своего столичного коллеги. Хотя заведение его находилось в весьма приличном состоянии – просторный и чистый зал располагал к отдыху и застольной беседе – хозяин был худощавым и нервным, а с лица его не сходило настороженное выражение. Прежде чем ответить, он долго с прищуром разглядывал гостя, но в конце концов решил, что тот слишком уж молод для агента Тайной службы, а вот на подручного контрабандистов вполне тянул. Те не гнушались ничьей помощью, могли и мальчишку привлечь, и вдовицу, ежели попадалась бедовая. Для горожан участие в контрабанде было делом рискованным, но прибыльным, и хозяин, доверившись своему чутью, порекомендовал пареньку один домишко. Ив заказала обед и попросила трактирщика послать кого-нибудь за хозяином жилья. Тот не замедлил появиться. Девушка не скупилась, поэтому очень скоро получила в свое распоряжение ключи от дома и мальчика, который должен был показать ей дорогу. Она договорилась с хозяином насчет запаса провизии на четыре дня и верховой лошади. Это еще более укрепило трактирщика в его догадках, но заплачено было щедро, поэтому он собирался и дальше угождать выгодному клиенту.

Ив осмотрела снятый ею дом. Он стоял на отшибе, огороженный глухим высоким забором, окна закрывали ставни. Внутри имелись две комнаты с обстановкой, кухня и купальня. Ив разожгла огонь в печи под котлом с водой для мытья. «Опять придется его отмывать», – подумала она, – «мне это что, на роду написано?» Когда она уезжала с постоялого двора, часы на здании ратуши показывали без четверти семь. Неплохое время, чтобы наведаться к начальнику каторжного поселения. «Вряд ли мне отдадут Фила сегодня, но вот если бы завтра утром… Ему не придется уродоваться в копях лишний день.» Это соображение все решило, и Ив отправилась выполнять задуманное.

Она добралась до места, когда рабочий день закончился, и каторжников развели по баракам. Территорию поселения окружал высокий, почти в два человеческих роста, частокол из бревен с заостренными верхушками. Заглянуть за него не представлялось возможным, а сейчас, когда время шло к ночи, оттуда не доносились и звуки. Дом начальника находился рядом, прилежащий к нему немалый участок земли с садом и хозяйственными постройками защищала каменная ограда, вдоль которой изнутри росли высокие густые туи, скрывающие от взоров обитателей и частокол, и бараки, и копи. Ив подъехала к кованым воротам усадьбы. За ними, привалившись к стене, стояли два стражника. Увидев всадника, они повернулись к воротам и положили руки на рукояти мечей.

– Мне нужно видеть вашего начальника, – произнесла Ив надменно, всем своим видом показывая, что людям ее происхождения лишних вопросов не задают.

Один из стражников, помоложе, все же решился спросить:

– Как о вас доложить, мой лорд?

– Ваш хозяин со мной не знаком, докладывать бессмысленно. У меня есть к нему важное дело личного свойства. Он не будет вами недоволен, если вы меня пропустите.

Солдаты переглянулись. Странноватый посетитель, но причин отказать ему вроде бы нет. Явно из знатных дворян, один взгляд чего стоит, хоть и совсем зеленый юнец. И отступать не намерен, если что не так, гляди, еще и шум подымет. Стражники открыли ворота. Всадник кивнул им в знак благодарности и поехал по широкой дорожке к видневшемуся за деревьями каменному двухэтажному дому.

– Может, зря пустили? – спросил молодой солдат старшего напарника.

– Все равно ему еще в дверь стучаться, а там Фергюс. Сам знаешь – зверь, а не дворецкий. Готов спорить: наш юный гость минут через десять назад поедет и от его высокомерного вида мало что останется!

– На что спорим? – тут же загорелся молодой.

– На ужин с выпивкой!

Ив тем временем подъехала к дому, слезла с лошади и привязала ее к коновязи. Увиденное вокруг очень радовало: и сад, и дом снаружи были ухожены, заметно, что хозяин хочет и любит производить впечатление. «А на это нужны деньги», – подумала дочь Правителя, – «вот я тебе их сейчас и предложу.» Она взошла по ступенькам и постучала в массивную дубовую дверь с коваными фигурными петлями. Ей открыл недобрый и чрезвычайно надменный дворецкий, но она с детства знала, как с такими обращаться. Ледяным, не терпящим возражений тоном Ив заявила, что ей необходимо переговорить с начальником, дополнив слова для пущей действенности убийственным взглядом. Слуга, никак не ожидавший такой наглости от безусого мальчишки, смешался и поспешил доложить о госте. Недавно поужинавший начальник пребывал в благодушном расположении духа. Его хочет видеть какой-то юнец? Возможно, беседа доставит развлечение, пусть посетителя проведут в кабинет.

Внутреннее убранство дома еще больше укрепило девушку в ее догадках. Хозяин явно был тщеславен: по стенам в изобилии развешано богато разукрашенное оружие вперемешку с гобеленами хорошей работы. Попалось даже несколько картин современных мастеров. Ив хорошо знала стиль модных живописцев, на ее вкус несколько помпезный и аляповатый: во дворце их работы можно было увидеть чуть ли не в каждом зале, а один из художников писал пару лет назад ее портрет. Тем временем дворецкий, за которым она шла, остановился и, предварительно постучав, открыл перед ней дверь.

Ив вошла в просторную комнату, до странности напомнившую ей кабинет отца, вероятно, обилием резного дуба. Начальник, тучный мужчина средних лет, поднявшийся ей навстречу из-за письменного стола, ничуть не походил на худощавого пожилого Правителя. Они раскланялись и обменялись церемонными приветствиями, потом хозяин предложил гостю сесть.

– Что привело вас ко мне, молодой человек?

– Довольно щекотливое дело, сударь. Я могу быть с вами откровенен? – Ив придала лицу выражение грустного достоинства, приготовившись излагать свою душераздирающую повесть.

– Конечно, – начальник был заинтригован. – Все, что вы скажете, останется между нами.

– Я принадлежу к одному весьма уважаемому семейству, которое недавно постигло несчастье. Не сочтите за дерзость, сударь, но имени своего я вам не назову.

Еще более заинтересовавшийся хозяин согласно закивал, желая показать свое понимание и сочувствие. Ив жестом поблагодарила его и продолжила.

– Мою старшую сестру похитил один негодяй…

Дочь Правителя долго репетировала эту историю и каждый раз с трудом сдерживала смех, поскольку звучало повествование необычайно глупо и заезжено. Но девушка понимала: чем вычурнее ложь, тем сложнее в нее поверить, а также знала – все самые страшные вещи, происходящие в жизни, описанные словами непосредственного участника, звучат большей частью нелепо и обыденно. Нужно было всего лишь говорить искренне, тогда любая ерунда вызовет сочувствие.

– Он соблазнил ее, потешился и продал в публичный дом. Мерзавцу удалось так запутать следы, что на поиски у нас с отцом ушло слишком много времени. Когда мы нашли несчастную, она была уже при смерти.

При этих словах в глазах Ив заблестели слезы, вызвать которые ей оказалось нетрудно, подумав о том, каково в данный момент Филипу. Начальник был тронут и даже достал носовой платок. Девушка рассказывала дальше:

– Сестра успела только назвать нам его имя, после этого она уже не приходила в сознание, а через два дня умерла. С тех пор мой отец и я не знали ни сна, ни покоя, разыскивая этого ублюдка. Но мы опять опоздали. Оказалось, он уже схвачен и осужден за грабеж и убийство. Мы узнали, что его отправляют из столицы в Южные копи. – Ив сделала паузу. Начальник тоже молчал. – Моя семья не пожалеет денег, дабы наказать преступника так, как он этого заслуживает.

Дочь Правителя многозначительно посмотрела на своего собеседника.

– Ему дали пожизненную каторгу, я полагаю? – спросил он.

– Да, насколько нам известно.

– Молодой человек, пожизненная каторга в этих копях – вещь очень мучительная и не слишком долгая.

– Мы осведомлены об этом, поэтому я не сразу поспешил сюда, а выждал месяц, дабы мерзавец мог помучиться. Но, сударь, вы не знали мою сестру: наивную, добрую, чистую девушку. И вы не ее отец или брат, для которых она была единственным светом в окошке, ибо мать ее покинула сей мир много лет назад. Представьте участь моей бедной сестры! Какие нравственные и физические мучения ей пришлось вынести всего лишь из-за того, что она поверила сказкам этого негодяя и полюбила его!

– Он не простолюдин?

– Думаю, что простолюдин, но прикидывался незаконнорожденным сыном какого-то графа. Мой отец сжалился над ним и взял его на службу в замковую стражу.

Начальник задумался.

– Я хотел бы помочь вам, – наконец сказал он, и в его глазах Ив с радостью заметила вспыхнувший огонек жадности. – Но вы должны знать: я очень рискую.

– О, мы с отцом все прекрасно понимаем, поэтому предлагаем вам компенсацию в виде полутора тысяч золотых.

Это были очень большие деньги, и девушка не удивилась, когда огонек в глазах начальника превратился в бушующее пламя.

– Вы не шутите? – спросил он, быстро прикидывая, что такой суммы вполне хватит на постройку настоящей башни с внутренней отделкой и достойной обстановкой, и после этого еще кое-что останется.

– Нет, не шучу, – ответил загадочный гость. – У отца есть деньги, а дочери он лишился. Он хочет собственноручно расправиться с виновником ее гибели.

– Хорошо, по рукам! Но у нас будут трудности.

– Какого рода? – спросила Ив с некоторым недовольством.

Ей очень хотелось поинтересоваться, какие трудности могут возникнуть за такие деньги, но она сочла за лучшее сдержаться.

– Мы не знаем имен каторжников, нам они без надобности, – ответил начальник. – Вы сможете его узнать?

– Да, конечно, не вижу в этом проблемы.

– Увидите, когда на них посмотрите, – цинично усмехнулся ее собеседник. – Нам пригоняют рабочий скот, практически никто не выходит отсюда, даже если ему дали не пожизненный срок. А раз так, нет смысла особенно о них заботиться – это лишние расходы. Каторжники здесь все на одно лицо – черные и бородатые.

Ив холодно смотрела на лоснящуюся сытую физиономию начальника, пытаясь скрыть свои истинные чувства.

– Впрочем, – продолжил тот, – если негодяй пробыл тут около месяца, его еще можно узнать, да и содержатся у нас такие «крепыши» отдельно от остальных доходяг, это сузит круг поисков. Но на всякий случай, сударь, попробуйте вспомнить какие-нибудь особые приметы, а если будет трудно выбрать, макнем нескольких в колодец.

– Когда я смогу опознать его? – спросила Ив, которую уже начинала раздражать болтовня начальника.

– Приходите завтра рано утром, часов в пять, можно чуть раньше.

– Хорошо. Если вы не возражаете, деньги я передам вам тогда, когда вы передадите мне его.

– Да, так и договоримся.

На этом они распрощались.

Солдаты, закрывшие за Ив ворота, долго с удивлением и уважением глядели ей вслед.

– С тебя ужин и выпивка, – сказал один другому.

– Будет тебе ужин, вот сменимся и пойдем в кабак. Но я бы и трех ужинов не пожалел, лишь бы посмотреть на рожу Фергюса, когда этот юнец с ним разговаривал.

Его напарник хмыкнул и согласно кивнул.

– А еще, – продолжал проигравший, – я бы много дал, чтобы узнать, из какого рода мальчишка.

– Зачем?

– Перешел бы к ним на службу. Надоело тут у черта в заднице киснуть и караулить начальника, который жиреет на чужих смертях, пусть и лихих людей…

Ив вернулась в свое временное жилище, было еще не поздно, предвкушение завтрашнего дня бродило во всем теле, и спать не хотелось. Уже стемнело, небо блистало звездами, ярко светила почти полная луна, и дочь Правителя решила прогуляться к морю. Она быстро вышла на берег, который в этом месте оказался высоким и обрывистым. Скалы уходили вниз отвесной стеной, а далеко внизу переливались маслянисто блестевшие черные волны. Девушка села почти у самого края обрыва и стала смотреть вдаль, на неспокойный бескрайний простор, который разрЕзала надвое лунная дорожка. «Midnight on the water…» (Jeff Lynne, Electric Light Orchestra, Cant Get It Out Of My Head), – вдруг зазвучала у нее в голове старинная баллада, не раз слышанная в детстве. Ив сидела, вспоминая красивую мелодию и странные слова про дочь Океана. «Хорошо, что здесь рядом море, и контрабандисты, и острова, там, почти у горизонта», – она не различала их в темноте, но видела раньше на карте в библиотеке. «Старик наверняка решит – мы ушли этим путем. Пусть поищет, отсюда открывается полмира, ему надолго хватит. Наверняка начнет с Архипелага… А мы и будем на острове, но не там, не в море. Его он вряд ли когда-нибудь найдет…» Она посидела еще немного, но осенний ветер крепчал, и холод начинал пробирать до костей. Пора было идти в дом и ложиться спать, чтобы хоть немного отдохнуть от утомительной дороги.

В угольных копях Южной провинции каторжники работали под землей в нечеловеческих условиях, мало кто мог протянуть больше нескольких лет. Уже к концу первого года человек превращался в доходягу и влачил жалкое существование. Сбежать оттуда было невозможно. Филип находился на каторге почти четыре недели. Тех, кто провел там менее полугода, называли «крепышами» и держали в бараках отдельно от остальных, чтобы более сильные не отнимали еду у измотанных доходяг. Граница в шесть месяцев была весьма условна: кому-то удавалось продержаться дольше, но большинство, наоборот, переходило в разряд доходяг гораздо раньше. Каторжники работали по двенадцать часов в день. Некоторые начальники пробовали удлинить рабочий день, но это оказалось малоэффективно и резко повысило смертность. На работу в забой отводили утром, снимали на входе кандалы с рук и выдавали кирку. Ножные кандалы не снимались никогда. Возможность бунта практически исключалась очень скудным питанием и тяжелой работой, а на случай, если что-то непредвиденное все же случится, содержался солидный штат охраны.

После десяти лет бытности разбойником Филип легко мог почувствовать себя своим в компании любого сброда, и проблем с другими каторжниками у него не возникло с самого начала. Все были одеты в одинаковые робы, он ничем не выделялся. Дорога с кандалами на ногах и руках в связке с остальными выматывала заключенных, и по прибытии на место им предоставляли два дня отдыха и усиленное (по местным меркам) питание. Ну, а потом началось то, зачем их сюда пригнали: каторга. Вновь прибывших всегда ставили на самые тяжелые работы. Поначалу Филипа это даже радовало, ибо полная физическая вымотанность отвлекала от ненужных мыслей, но по мере убывания сил труд становился все более невыносимым. К концу третьей недели молодой человек перестал запрещать себе думать об Ив. Теперь эти мысли стали единственным, что поддерживало его, не позволяя дать в морду одному из жирных охранников и тем самым освободиться от всего, ибо подобные выходки карались очень жестоко.

Однажды утром Филип проснулся от тычков в ребра. Открыв глаза, он увидел стоявшего над ним охранника, который занес ногу для очередного пинка. Солдат заметил, что каторжник проснулся, но раз уж нога была занесена, он ее и опустил, на сей раз весьма ощутимо пнув лежащего носком сапога. У Филипа возникло острое желание схватить солдата за ногу и дернуть так, чтобы тот свалился в груду гнилой соломы, служившей каторжникам постелью. Но он в очередной раз сдержался. Сбросив с себя грязное тряпье, которым укрывался, молодой человек сел, протер глаза и осмотрелся. Двое охранников пинками будили остальных каторжников. Это было необычно: сигналом к подъему служили удары по большому тазу, висевшему у входной двери, но сегодня солдаты, судя по всему, не желали производить лишний шум. Когда все заключенные вылезли из соломы, им приказали выйти на середину барака и встать в две шеренги лицом друг к другу. Охранники зажгли несколько дополнительных ламп.

«Неужели?..» – подумал Филип, с трудом унимая дрожь от безумно вспыхнувшей надежды и не отрывая взгляда от двери, но Ив среди вошедших явно не было. Он прекрасно понимал: его подруга не может заявиться в каторжный барак в своем обычном виде, но тощий бледный мальчишка, шедший за начальником и сильно смахивающий на доходягу, на переодетую красотку никак не тянул. Со здоровьем у юнца не все было в порядке – пару раз вдохнув зловонные барачные миазмы, он побледнел еще больше, чуть не рухнул в объятия начальника и прижал к носу платок. Филип про себя презрительно фыркнул, решив, что начальник тут же потащит нежного птенчика на свежий воздух, но быстро раскаялся в своих подозрениях: паренек с неожиданным упорством уверенно направился к выстроенным каторжникам. Мальчишка медленно двинулся между шеренгами, внимательно вглядываясь в темные фигуры по обе стороны прохода. Филип, стоявший почти в самом конце, оцепенело следил за тем, как юноша подходит все ближе, вот он поравнялся с ним и остановился. Начальник, шедший следом, чуть не налетел на него.

– Пусть вот этот поднимет голову, – хрипловато сказал незнакомец, указывая на Филипа.

Тому не хотелось повиноваться: паренек совсем не был похож на Энджи, даже голос был другим, а кому еще он мог понадобиться? И зачем? Уж понятно: если и понадобился, то не для чего-то хорошего.

– Эй, ты! Слышал, что тебе говорят? – начальник ткнул каторжника в грудь рукоятью хлыста.

Делать было нечего, раз он кому-то так нужен, все равно достанет. Филип поднял голову и взглянул на стоявшего перед ним мальчишку. В это время юноша опустил руку с платком. Филип секунду смотрел в бледное, осунувшееся лицо, не узнавая, потом их глаза встретились, и он понял, что спасен.

Для Ив вход в барак оказался шоком. Она едва не потеряла сознание от вони нечистот и немытых человеческих тел, висящей там. Начальник, на которого наткнулась пошатнувшаяся девушка, спросил с иронией:

– Может, теперь передумаете, сударь, и оставите мерзавца подыхать здесь?

– Я обещал отцу привезти его, – ответила она, доставая из кармана надушенный платок и прижимая к носу.

После пары вдохов сознание прояснилось, и Ив смогла разглядеть внутренность барака. Длинное низкое и узкое помещение было скудно освещено масляными лампами, которые висели на стоящих в два ряда по центру столбах, поддерживавших крышу. Сбоку у входа на веревке болтался старый таз, весь во вмятинах от ударов. В углах по обе стороны от двери стояли столь же погнутые ведра, выполнявшие роль отхожих мест. На паре из них даже имелись щербатые крышки. У стен, по бокам от центрального прохода, по всей длине барака на полу валялась солома вперемешку со старым грязным тряпьем. Каторжники стояли в две шеренги вдоль столбов с лампами.

Дочь Правителя собралась с духом и пошла, внимательно вглядываясь в фигуры и лица. Заключенные были грязны, с густой растительностью на физиономиях, но их черты еще удавалось различить под слоем угольной пыли. Все они безразлично взирали на проходящих мимо юношу, начальника и двух охранников, Ив неприятно поразили их потухшие, почти мертвые глаза. Она с ужасом подумала, что у Филипа будет такой же взгляд. Она шла все дальше, но не находила того, за кем приехала. Девушка уже стала отчаиваться, как вдруг почти в самом конце шеренги увидела знакомую линию плеч. Голова стоявшего была опущена, грязные спутанные волосы закрывали лицо. Ив надеялась, что он посмотрит на нее, когда она приблизится, но каторжник не двигался. Ей пришлось обратиться за помощью к начальнику, о чем она тут же пожалела: тот изо всех сил ткнул стоявшего перед ней хлыстом в грудь. Каторжник посмотрел на нее, не узнавая, но это было не важно.

– Этот! – Ив повернулась к начальнику.

– Вы не ошибаетесь?

– Нет. Это точно он.

– Хорошо. Забирайте! – последовал приказ охранникам.

– Куда вы меня?.. – с наигранным беспокойством спросил Филип. – Кто это? – он кивнул в сторону Ив.

– Заткнись и на выход! – прикрикнул один из солдат. – Будешь много болтать, получишь в зубы.

Филип молча направился к двери, звеня кандалами и с трудом сохраняя обреченный вид. Он не помнил, чтобы когда-нибудь испытывал такое счастье: спастись из ада, вырваться на свободу с каторги, и вытаскивает его единственная женщина на свете, которая ему нужна. А раз она за ним приехала, значит, и он ей нужен. Он не сомневался в ней после достопамятного разговора, лучше сказать расправы, в кабинете Правителя, но одно дело слова и чувства, и совсем другое – дела, поступки. Болтать о любви все горазды, а вот сделать что-то… Задумавшись, он чуть не налетел на запертую дверь.

– Не пытайся разбить башку об стену, – загоготал охранник, оттаскивая его в сторону. – Кое-кому ты нужен живьем. Не завидую я тебе!

Молодой человек промолчал, подумав: «Если б ты только знал, кому и зачем я нужен, то сдох бы на месте, и времени позавидовать не осталось бы!» Ив быстро шла за охранниками и Филипом к выходу, стремясь скорее выйти на свежий воздух.

– Еще темно и достаточно рано, я перевезу его к вам прямо сейчас, как только с него снимут кандалы, – сказал начальник, когда они оказались на улице. – Где вы остановились?

Ив объяснила, с трудом сдерживаясь, чтобы не запрыгать от радости. Филип, стоявший чуть поодаль, но все слышавший, испытывал примерно те же чувства.

– Свяжите его покрепче, но не калечьте, – распорядилась девушка. – Отец просил ничего не делать с негодяем без него.

– Вы слышали? – повернулся начальник к охранникам.

Те кивнули и увели Филипа.

– Отправляйтесь к себе, сударь, – сказал начальник, – я скоро буду.

Ив вернулась в дом как раз вовремя. К воротам ее временного жилища подходил мальчик с постоялого двора, ведущий в поводу верхового коня, нагруженного двумя большими корзинами с провизией. Едва успев поставить лошадей в конюшню и затащить корзины в кухню, девушка услышала подъезжающую повозку. Ив открыла ворота, крытый фургончик въехал во двор, остановился, и два уже знакомых ей охранника выгрузили связанного Филипа.

– Куда его? – спросил один из них.

– Туда, – Ив кивнула на приоткрытую дверь небольшого сарайчика, потом обернулась к начальнику.

– Спасибо, сударь! – сказала она, протягивая ему увесистый кошель с золотом. – Вы помогли восстановить справедливость.

– Спасибо вам, молодой человек. И передайте, пожалуйста, вашему отцу мои искренние соболезнования и благодарность за щедрость.

– Непременно.

Дочь Правителя церемонно раскланялась.

Охранники вышли из сарая, Ив и начальник распрощались, повозка выехала со двора, а девушка закрыла ворота и задвинула массивную щеколду. Быстро забежала на кухню за ножом и направилась в сарайчик.

Филип лежал на полу связанный, лицом вниз. Ив быстро перерезала веревки на его руках и ногах, морщась при виде сбитых запястий и лодыжек. Он сел, вытащил изо рта кляп и посмотрел на нее. Она двинулась к нему, желая обнять, но он отстранился.

– У меня полно насекомых.

– Подумаешь, напугал, – прошептала она, прижимаясь к нему, несмотря на его слабые протесты, и целуя в губы.

Он не мог больше сопротивляться и прижал подругу к себе, его руки заскользили по ее телу, и он почувствовал, насколько она похудела. Но внешность девушки теперь не имела значения, он хотел Ив любую, также как, судя по всему, и она – его. В конце концов он все же нашел в себе силы и оторвался от нее.

– Подожди, так нельзя. Я должен смыть с себя все это.

Она отстранилась, тяжело дыша.

– Хорошо, пошли, мне теперь тоже нужно мыться.

Филип стащил с себя грязные лохмотья, чтобы поменьше пачкать в доме, и пошел за ней.

– Забирайся, – девушка кивнула на наполненную водой ванну.

Потом Ив разделась, подошла и присела на широкий каменный край. Филип, с удовольствием разлегшийся в теплой воде, разглядывал подругу со странной смесью желания и жалости.

– Ты так похудела. Что с тобой? И где твои волосы? Я даже не узнал тебя сначала.

– Ты тоже не очень на себя похож, вон, даже ребра торчат, – усмехнулась она. – Шон предупреждал, что мы друг друга не узнаем.

– Ну а все-таки? Ты болела? – настаивал Филип.

Ив, пребывавшая на седьмом небе от счастья, ехидно улыбнулась.

– Сохла от любви к тебе.

– Шутишь? – он улыбнулся в ответ кошачьей улыбкой, странно выглядевшей на сером от угольной пыли лице.

– Шучу, – рассмеялась она. – Мне очень тебя не хватало, и я постоянно думала, как ты страдаешь по моей вине. А под конец пришлось попринимать одно малоприятное снадобье, дабы симулировать тяжелую болезнь, иначе старик заставил бы меня ехать с ним на восток. – Филип зло выругался. – Волосы я все равно собиралась обрезать, – продолжила Ив, – так проще выдавать себя за мальчика.

– Принеси мне чего-нибудь поесть, пока я отмокаю, потом вымоюсь и покажу, как по тебе истосковался. Хотя ребра у меня торчат и не из-за этого.

Девушка отправилась на кухню и вскоре вернулась.

– Подкрепляйся, – она протянула ему тарелку, – а я вымою тебе голову.

– Не занимайся ерундой, просто сбрей волосы – там полно вшей, – сказал Филип, вонзая зубы в сочный кусок жареной свинины.

– Как у вас все просто! Ты прямо как старик, – Ив не сдержалась и ввернула пару ругательств в адрес своего отца, – Тебе-то, как мне показалось, не очень нравится моя новая прическа!

– Нравится-нравится. Из тебя получился очень милый худенький мальчик… – Ему захотелось немного в шутку позлить ее. – Мужчины с определенными пристрастиями все бы отдали за ночь с тобой… с ним. А меня никогда не тянуло к своему полу. Я даже попку твою не буду трогать, пока она снова не станет женской.

– А у меня вызывают отвращение лысые мужчины, – подхватила его тон Ив. – Сейчас обрею твою голову, а потом воздержимся от секса, пока не придем в нормальную форму.

– Энджи, вот солью грязную воду и покажу тебе такое воздержание…

– Ну, нет, милый, раз ты постеснялся взять меня сразу, теперь придется сначала привести себя в порядок по полной! Я еще заставлю тебя побриться и ногти подстричь, прежде чем дам до себя дотронуться.

– Я смотрю, твоя склонность к извращениям увеличилась. Ты правда хотела, чтобы я взял тебя сразу? Может, еще в бараке нужно было начать?

Девушка вместо ответа дернула его за волосы.

– Фил, молчи и ешь, дай мне сделать свое дело, – сказала она, поливая его мокрую голову снадобьем от насекомых.

Он усмехнулся и полностью сосредоточился на еде, ибо сам для себя не мог решить, чего ему в данный момент хочется больше: секса или жареного мяса.

Приведение Филипа в порядок заняло много времени. Наконец Ив протянула ему полотенце. Он вылез из ванны, вытерся и взглянул на нее.

– По-моему, вся моя грязь теперь размазана по тебе.

– Ничего, мне не нужно отмокать, я быстро.

Он вышел, чтобы не мешать ей. Вид ее наготы не давал ему покоя, вне зависимости от того, выглядела она как мальчик или нет. Вскоре Ив закончила и пошла в спальню, вытирая мокрые волосы. Филип спал на кровати. Девушка улыбнулась и присела рядом, разглядывая его. Он сильно отощал, кожа стала болезненно бледной, казалось, пыль подземелья въелась в нее, оставив сероватый оттенок. Но это пустяки: месяц свободы, солнца и нормальной еды – и его тело станет прежним, как, впрочем, и ее. Она смазала разбитые кандалами запястья и лодыжки, да несколько кровоподтеков на ребрах, больше никаких серьезных повреждений не было. «На руках и ногах тоже останутся шрамы», – подумала она, – «черт бы побрал старика с его воспитательными мерами! Вот кто настоящий извращенец, да еще и со склонностью к мучительству.» Но ей совсем не хотелось думать об отце. Она, наконец, могла сделать то, о чем долго мечтала: прижаться к обнаженному телу своего мужчины и просто лежать так, наслаждаясь покоем и его близостью. Филип не проснулся, когда она устроилась рядом, он повернулся на бок лицом к ней, обнял ее одной рукой, а минуту спустя еще и собственнически закинул ногу на ее бедра. Она улыбнулась, довольная. Похоже, он тоже давно ждал этого момента. Ив не думала, что ей удастся заснуть, но очень скоро погрузилась в спокойный сон без сновидений, каким не спала уже много дней.

Еще не совсем проснувшись, она почувствовала, будто ее тело то тут, то там ласкают маленькие язычки пламени, теплые и ласковые и в то же время возбуждающе жгучие. Сперва она наслаждалась этими ощущениями, не открывая глаз, потом окончательно вынырнула из сна и поняла, что это были поцелуи, которыми Филип покрывал ее с ног до головы. Она протянула руки, нашла его голову и запустила пальцы ему в волосы.

– Проснулась, мой ангел?

– Да, – Ив открыла глаза и посмотрела на него. – Я хочу тебя.

Он улыбнулся, раздвинул ей ноги и провел рукой по увлажнившимся губкам.

– Да ты уже готова! – он привстал, занимая позицию между ее ног.

Она увидела его торчащий вверх член и потянулась к нему, но он перехватил ее руку.

– Не сейчас. Мы с ним и так долго ждали, пока ты проснешься. Я хочу кончить в тебя, а не забрызгать тут все кругом.

Она подчинилась и раздвинула пошире ноги. Он вонзился в нее сразу на всю длину, она застонала от наслаждения. Но ожидание оказалось для него слишком долгим, и конец наступил быстро. Она понимала: ему необходимо было разрядиться, а теперь он позаботится о ее удовлетворении. Она обняла его руками и ногами и стала целовать, стараясь не дать выскользнуть из нее. Он тоже не хотел покидать уютное знакомое местечко, где ему всегда были рады. Обоюдное желание не замедлило принести плоды: она почувствовала, как член оживает внутри, и вскоре Филип снова задвигал бедрами, на этот раз более медленно. Только теперь она поняла, насколько ей не хватало его близости. Ей казалось, она тает, теряет телесную форму и превращается в один сгусток наслаждения. В голове стоял сладкий тягучий туман, а из горла вырывались стоны, слыша которые, ее любовник потихоньку терял рассудок. Это продолжалось достаточно долго, чтобы заполнить обоих наслаждением до краев, и когда они кончили, то остались лежать совершенно обессиленные и полностью счастливые, как пловцы, долго боровшиеся с волнами, но наконец выбравшиеся на берег, на который не чаяли уже ступить.