Текст книги "Берегиня (СИ)"

Автор книги: Руслан Дружинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

– Будь славен, Перуне! Вождь наш, и ныне, и присно, и от века до века! Веди нас ко Славе Трисветлой! Тако бысть, тако если, тако буди! – звонко и чисто возгласил Воисвет для народа, и передал рог волхву постарше.

– Благослови, Даждьбоже, Тарх Перунович, на деяния добрые, на деяния славные, да во защиту Исконной Веры и Земли Родной, да во защиту отцов с матерями, и жён с детками нашими. Да не будут осквернены Хоромы, Святилища и капища наши – ныне и присно, и от века до века, ибо велика и могуча Вера Исконная. Тако бысть, тако еси, тако буди! – сказал старший волхв, и передал рог седому волхву.

– Государыня, Макошь-Матушка, Мать Небесная! Соплети для нас Судьбу Светлую, да Судьбу Ясную, да без Нитей тёмных. Да не сгинет милость Твоя, да ко всем Родам нашим! Тебе Великую Славу возносим, ныне и присно, и от Круга до Круга! Тако бысть, тако еси, тако буди! – огласил седой волхв, и снова передал рог Воисвету. Так рог и ходил по рукам волхвов, пока воздавались Славы Стрибогу, Семарглу, Хорсу и Велесу. А на славлении Берегини рог снова попал к Воисвету.

– Берегинюшка-Матушка, Оберег земли Поднебесной, опора для тяжкого дела, врачоба для хворого тела! Храни мир в Поднебесье, даруй милость родам твоим! Славу поём и требы возносим, проведи ясным светочем нас от Круга до Круга! Тако бысть, тако еси, тако буди!

Воисвет отлил немного мёда из рога перед каждым кумиром, а оставшийся мёд выпил с волхвами на капище.

– Весь в отца! – кинул Берислав со своего места. Бритоус отмолчался, тем более каждый знал, что Воисвет ему только пасынок.

Процессия внесла пирог небывалых размеров. Кушанье поддерживали на блюде сразу шестеро мужчин. Пирог был так велик, что за его румяными и пышными боками мог легко спрятаться человек среднего роста. И этот дар был предложен Богам, но в итоге пирог пойдёт простым людям на угощение. За капищем стояли накрытые столы, ломившееся от снеди: рыба, мясо, хлеба, каши, варенья – настоящее пиршество и излишество, которого не знал ни один Город, за исключением сытого Китежа.

– Пять семей… – проронил Бритоус.

– А? – не расслышал его воевода.

– Выпить бы сейчас чего-нибудь, говорю.

Дружинник выпятил крепкую челюсть вперёд и презрительно хмыкнул. К шатру Ксении подвели робеющего ходатая. В трясущихся руках о сжимал шапку. От прежней бравости перед Владычицей ничего не осталось.

– Ходатай с прошениями к тебе пришёл, Берегинюшка! – поспешила объявить Изяслава. – Города ему просьбы свои передали.

– Одну передали! Всего одну! – поспешил сказать ходатай. – Подсоби ты нам, Матушка, в одном… тяжко, вот и послали к тебе…

Берегиня с любопытством взглянула на робеющего мужичка.

– Говори, Родной. Чего надо? О чём Города просят у Прибогини?

– Не хватает нам… сильно, кое-где... В Китеж много шлём, самим вот… – начал заикаться мужик. От страха ходатай менялся в лице, то вдруг обретал смелость, то натыкался на глаза Берегини и снова бледнел, пока, наконец, не встретился взглядом с Отче-советником. Не сводя глаз с несчастного ходока, Бритоус медленно поводил головой. Мужичок всё сразу понял и остолбенел перед Ксенией.

– Ну же, не трясись ты так, – улыбнулась Владычица. В хорошем настроении она могла щедрой рукой одарить ходатая чем-нибудь для себя. Но тот только думал, наверное, как бы целым уйти.

– Аручу твоя мудрость нужна, Берегинюшка! – одним духом выпалил он. – Земледельцы не знают, какого кумира поставить. Одни говорят, Перун силу в руки даёт и молниями с дождями зерну благоденствует, другие славного Сварога поминают, отца всех Богов, а кто-то про Велеса думает, тот ведь богатству потворствует. Помоги разобраться нам, Матушка! Тёмные мы, не рассудим! Пшеницу надо растить, а кому молиться за урожай – не изведано…

– Не молиться, а славить, – поправила Ксения. – А коли не знаете, кого лучше славить, Триглава поставьте. Он – суть мира, единый во многих ликах, и Перун, и Саврог, и Святовит.

– Будь здрава, Матушка! Будь здрава! Мудра, как люди сказывали! – облегчённо выдохнул ходатай. На том бы ему и уйти, только, видно, от радости, язык развязался. – И брешут, кто говорит, что ты лихо! Никому не поверю, что сама Перас…

Лицо Владычицы посуровело. Ходатай вовремя спохватился и проглотил половину ненавистного Ксении прозвища.

– Иди, – отмахнулась она. Злиться в этот день не хотелось. Мужика увели с глаз долой, со стороны капища грянула музыка: рожки и гитары, скрипки и бубенцы загудели и зазвенели вместе со старым проигрывателем.

– Ой, а где же вы разыскали такое? – удивилась и довольно заулыбалась Ксения.

– Так у Бритоуса эдаких штуковин полный подвал, – доложил Берислав. Отче-советник недовольно поморщился.

– Увлечение молодости: чинил что-то, что-то почти целым досталось. Для твоего праздника, Матушка, ничего не жалко…

– Вот ты какой чуткий! Что же, не ожидала, – ещё сильнее подобрела Владычица. Советнику оставалось только поднять очи горе: словно Берислав его спрашивал, когда завалился в Тепло и перевернул терем кверху дном, в том числе и подвал с электроникой. Надо было спрятать проигрыватель получше. Да куда же спрячешь, когда силой подняли с постели?

Под музыку ручейком выбежала вереница девушек в белых льняных одеяниях. Рукава танцовщиц вспархивали подобно крыльям. Девушки закружились в обрядовом танце Макоши. На голове каждой была кичка с матерчатыми рожками, или венок. Только одна девушка танцевала у капища с непокрытой головой. Самая яркая и красивая, с вьющимися чёрными волосами, она то оказывалась в центре хоровода, то наоборот вырывалась вперёд, словно вольнолюбивая голубка.

– Воспитанницы твои, что на капище нынче служат? – спросила у Изяславы Владычица.

– Так, Матушка. На праздник сговорились подарить тебе танец Макоши. Долго готовились, в тайне, хотят, чтобы ты их похвалила.

Ксения улыбалась и прихлопывала в такт музыке. Бритоус наблюдал за её настроением. Взгляд Владычицы заблестел, она перестала хлопать, улыбка остекленела. Никто ещё ничего не понял, а она так и вцепилась глазами в черноволосую девушку.

– Правду толкуют, что твои чаровницы только за богачей, да знатных советников с дружинниками выходят? Что вы не Макоше в святилище служите, а хорошего мужа ждёте? Что ничего толком на Озере предсказать по чаре не можете, а только блудите? Эта красавица тоже просватана?

Изяслава изменилась в лице.

– Берегинюшка, да полно те, она добрая девушка! Никого к себе не пускает, и по чаре верно предсказывает, Макошь ей довольна!

Ксения вцепилась побелевшими пальцами в ручки кресла.

– Тогда приведи-ка ко мне её.

Танец заканчивался, музыка умолкала. Народ ликовал от редкого зрелища. Изяслава вскочила вслед уходящим от капища девушками. Чаровницы пересмеивались, довольные выступлением, а Ксения с каждым мигом отвердевала и костенела, как снежный наст на морозе. Изяслава догнала черноволосую танцовщицу и торопливо ей что-то шепнула. Та удивлённо, и в то же время обрадованно, обернулась к шатру Берегини.

– Она старшая дочь одного из…

– Пасть зашей, – оборвала Ксения. Отче-советник разом заткнулся. Берислав одобрительно хмыкнул.

Изяслава подвела разрумяненную и улыбающуюся девушку к Прибогине.

– Сияна, старшая чаровница Макоши. Это она сейчас к Матери Судеб ближе всего и по чирам в воде священного озера будущее предсказывает.

Глаза девицы после танца возбуждённо блестели. Она гордилась своей красотой даже при Берегине.

– Будь здрава, Матушка! – поклонилась она, и Ксения тут же вцепилась ей в подбородок. Сияна вздрогнула, но не вырывалась.

– Ты теперь старшая чаровница? – вполголоса шикнула Ксения. – Вместо меня, значит?

– Да кто же тебя заменит, Владычица! – спохватилась Изяслава, не зная, как выкрутиться и выручить свою воспитанницу. – Лучше тебя никто волю Макоши никогда не предсказывал и не предскажет! Ты из святилища уходила, и каждая девушка у нас плакала! Озеро из берегов вышло от наших слёз!

– Так зачем же вы тогда держите чаровниц хуже меня? – прищурилась Ксения.

– А как быть? И они одарённые! В меру сил служат Вере Исконной, Сварожичам и Поднебесью. Дай только время…

– Вре-мя? – отчеканила Берегиня. – Будет вам время. Сама проверю, как по чаре гадаешь. Приходи ко мне ночью в покои. Луна будет полная.

Она отпустила Сияну и велела ей жестом идти. Праздник наскучил Берегине. Поманив за собой Бритоуса, Прибогиня отправилась к кабриолету. Все думцы и волхвы почтительно встали, провожая её уход. Вместе с Отче-советником Владычица села в машину и поехала обратно к кремлю. По дороге она впала в задумчивость и совсем не разговаривала с Бритоусом.

В светлице Ксения прошагала за ширму, Бритоус поплотнее прикрыл дверь за ними. Пока Ксения переодевалась, Отче-советник уселся за кедровый столик, взял хрустальный графин с редким вином, сдёрнул гранёную пробку и налил себе полный кубок. Осушив его, Бритоус с наслаждением откинулся в кресле.

В тихих покоях он прислушивался к тому, как шуршит одежда, звенят украшения и постукивают крышки ларцов. Через пару минут Ксения вышла к Отче-советнику в просторном тёмно-зелёном платье с накидкой из золотых чешуек.

Берегиня взглянула на полупустой графин и лишь хмыкнула.

– Хлещешь вино словно воду? Знаешь, как тяжело достаётся? Смакуй лучше, и вино, и его послевкусие. Каждая капля сегодня как драгоценность.

– И какое послевкусие у тебя после праздника?

Вместо ответа Владычица показала крупную серебряную монету.

– «Берегиня» – так мои деньги по всем землям, от Китежа до Пояса называются. Чеканим монеты пятый год кряду, но за Долгие Зимы люди отвыкли от денег, куда лучше еда в погребах, или дрова, заготовленные для морозов. Так бы и меняли еду на дрова, если бы не Берегиня. Сейчас без монет ни в Дом на рынок не сунешься, ни на мен в Чуди. В деревнях Поднебесья за часть урожая платится Берегинями. Торговля приносит хороший доход, на доход войско строим, и получаем от соседей богатства, которые прежде добывались войной. Берегиней Тавриты платят Домовым за выпас скота на полях, Берегиней берётся оброк за проходы по рекам, за мосты и проезды в общины. Где излишек, там продают, где нехватка, там покупают. Сколько жизней я этим спасла?

Бритоус только плечами пожал. Берегиня расхаживала перед ним и перекатывала монету между пальцев.

– Вану такое не снилось, он не знал денег и жил старым порядком. Долгие Зимы уходят, нынче лето в три месяца, почти как до начала Моровых Зим. Настала пора подниматься и деньги в этом помогут. Все, кто не понял их силы – вымрут, останутся не у дел. Кто же понял, тот будет править и освободится.

Отче-советник как будто потерял нить разговора. Ксения заметила его блуждающий взгляд и поймала его блеском золота – в руках у Владычицы появилась вторая монета.

– Что прекрасного в монастырском алтыне? Почему золото ценится больше, чем моё серебро? Настоятель хитёр, он играет нечестно, жестоко. Алтын чуть меньше моей Берегини, но красивее. Дашь такую оседлышу, так он сразу поймёт, что золотник дорог. Алтын тяжелее, в кошельке больше весит. Любой дикарь, кто денег в глаза не видел, сначала к ней тянется, а уж потом к Берегине, бледной и белой.

Ксения остановилась перед Бритоусом, положила монеты одну на другую и потёрла их между пальцами.

– Слышишь? Это звук новой войны, и она надвигается, как гроза после жаркого полдня. Крестианские проповедники не только чернорясую веру по Родным землям несут, но и врут про мои деньги, мол, один монастырский алтын дести Берегинь стоит – вот так, без приценки и договоров. Своей ложью крестианцы вредят Поднебесной торговле и наращивают силу Монастыря. Я запретила алтын в своих землях, а Кроды тайком золото на серебро, запасы и уголь обменивают. Алтын купцов красит, а Берегиня стала разменной мелочью!

Взгляд Ксении остервенел, будто бы оскорбление нанесли не серебру, а ей лично.

– Значит, война. На этот раз не из-за земли и припасов, а чтоб выяснить, у кого деньги лучше, – заключил Бритоус. – Люди такого не поймут, ведь и правда отвыкли от войн без прямой выгоды.

– Выгоду можно найти, и повод настолько надёжный, что каждый дружинник захочет вцепиться в крестианские глотки. Скажем, Настоятель с подземниками на Поднебесье решили напасть, и Исконную Веру, и нас уничтожить.

– А они и правда решили?

– Решили, каждый год к нам перебежчиков Лютовых подсылают караваны громить и склады воинские поджигать. Ведомо Волку: по западную сторону Кривды сила большая растёт. Все Города в Поднебесье Китежу подчинились, воевать внутри не с кем. С Бейликом мы после набегов на юг шаткое перемирие имеем. Пока магометане на остроги не лезут – разобьём Монастырь, не то крестианцы с Навью сойдутся и нас разобьют.

– Не уж-то ты веришь, что Настоятель с ведуньей и правда договорятся?

– А если и верю? Что тогда с Поднебесьем будет? – строго свела брови Владычица. Вдруг через открытое окно впорхнул ворон. Птица с резким карканьем уселась на золочёный шесток, что всегда пустовал возле столика.

Ксения подошла к птице и погладила её по голове. Ворон каркнул, встопорщил крылья и распахнул клюв, словно хотел цапнуть её за фамильярность.

– Тихо, Гавран, – шикнула Ксения и поглядела на лапу. К лапке птицы крепился контейнер.

– Ты когда-нибудь слышал сказку о ключах от Ирийского Сада? – спросила Владычица у Бритоуса.

– От чего?

– От Ирия, тёплого царства за Рипейскими Горами, настоящего рая. Там дивно и славно, никогда не бывает Зимы, растёт Древо Мира, и наши Боги прогуливаются рука об руку. Когда в Яви зверствуют холода, все ползучие гады и теплолюбивые птицы устремляются в Ирий. В Ирии хлещет источник истинной мудрости и вышних сил, на дереве с золотыми молодильными яблочками поёт Гамаюн – вещая птица Богов, есть в Ирии источники живой и мёртвой воды. Мёртвая вода раны вылечивает, а живая умерших поднимает, чтобы исполнили своё предназначение. Ключи от Ирийского Сада хранились у ворона, но он разгневал Богов своим грубым карканьем. Тогда Боги велели передать золотые ключи другой птице – ласточке. Ворон не покорился Богам, за что был наказан: отныне потомки его питаются падалью.

Гавран хлопнул крыльями и шумно закаркал.

– Но ворон непрост. Пусть его выгнали из Ирийского Сада и отобрали ключи, но один, самый маленький ключик ворон утаил в клюве, и теперь свободно летает к источнику жизни, потому живёт триста лет.

Ксения раскрутила футляр и вытащила свёрнутую записку. Глаза пробежались по первым строчкам.

«Ты обещала…»

Разочарованный вздох вырвался у Берегини.

– А знаешь, что было дальше с ключами от Ирия? – оторвалась она от записки. – Когда ласточка получила ключи, то начала потешаться над вороном, и ворон не вытерпел: разодрал ласточке хвост… Найди Берислава, пусть полки собирает. Дружину нынче же на закате построить на площади, коня Святовитого через три копья провести. Коли с правой ноги все три копья переступит – идём на Монастырь. Пусть только попробует хоть через одно левой ступить!

«Ты обещала, Зверёныш. Я всё помню. Если начнёшь действовать самостоятельно, то повторишь судьбу Вана. Больше никаких поблажек, никаких оправданий, а главное – никакой войны с христианами. Мне надоели твои детские бунты».

Кощей.

Глава 3 Зверёныш

Он любил тишину, и тише всего в Башне было на верхних этажах. Микроскоп занимал лучшее и самое светлое место просторной, отделанной пластиковыми панелями лаборатории. Кощей достал из морозильной камеры образец, поместил круглый лоток с зелёной массой под объектив и прильнул к окулярам.

В свете направленного луча показалась плотная сеть растительных клеток. В морозильной камере все они должны были погибнуть. Кристаллики льда чётко виднелись под микроскопом, но быстро таяли, открывая взгляду вполне жизнеспособные биологические соединения. Вот клетки начали восстанавливаться, возобновился обмен веществ. Пробуждение жизни после долгих морозов не удивило Кощея. Такое можно было наблюдать где угодно, хоть прямо за окнами Башни, особенно если учесть, как сильно затянуло лесом городские окраины.

Кощей достал из центрифуги пробирку с бесцветной жидкостью, набрал небольшую дозу пипеткой и добавил капельку препарата на зелень. Растительные клетки начали быстро делиться.

Каждая хромосома в ядре делится на две половинки. Половинки расходятся в противоположные стороны внутри материнской клетки, образуются новые, дочерние ядра. Каждая хромосома достраивает недостающую половинку. В цитоплазме возникает перегородка, клетка делится на две новых, со своими ядрами. Весь процесс происходит за долю секунды, и скоро весь лоток заволакивает липкая зелень.

– Понятно, – сказал Кощей, оторвался от микроскопа и записал в журнале наблюдений:

«Интерфаза: G1 – после митоза. Увеличение цитоплазмы под воздействием выделенных X-частиц без примесей – минимум в шестнадцать раз, включая различные органеллы. В период S: увеличение генетического материала – сопоставимо с периодом G1. В период G2 формирование структур, непосредственно участвующих в митозе. При положительных температурах рост и деление клеток превышают допустимые значения. Необходимо нивелировать воздействие X-частиц, дабы остановить неконтролируемый рост и деление…»

Гавран громко закаркал на стальном шестке возле широкого плексигласового окна. Кощей оставил тетрадь, посмотрел на наручные часы и кивнул. Ворон никогда не ошибался на счёт распорядка, настало время обеда. Кощей убрал образец в морозильную камеру, подставил руку Гаврану и тот перебрался с шестка на запястье. Кощей набрал нужный код на электронном замке и вышел из лаборатории в тропический сад.

Температура и влажность в саду поддерживалась сложной климатической системой, журчали искусственные ручьи, вдоль гравийной дорожки раскинулись кустистые папоротники, карликовые пальмы и дурманящие южные цветы. В сердце сада журчал фонтан. Дорожка выводила к кольцу, за которым Кощей подошёл к новой двери. На её гладкой серой поверхности не было никакого намёка на ручку, также, как и кодового замка.

– Ирий, – сказал Кощей, и дверь отъехала в сторону. Здесь тропический сад обрывался, впереди тянулись коридоры небоскрёба с зеркальным паркетом и светло-серыми стенами. Одна из стен всегда была дымчатой и прозрачной, с видом на город. Кощей любил чистоту. За порядком следили похожие на плоские треугольники роботы, которые деловито жужжали и ползали по полу.

Гавран перебрался с запястья хозяина на плечо и нахохлился. Нужно было спуститься по лестнице на двадцать четыре этажа вниз, где находилась столовая, а заодно пригласить на обед ещё одного жильца Башни.

Признаться, Кощей всё ещё не привык, что их теперь трое, и часто забывал об этом третьем жильце. Пятнадцать лет Кощей вместе с Гавраном провели в Башне одни, за исключением тех редких дней, когда к ним заезжали гости. Теперь ещё приходилось заботиться о ребёнке, и ни Гавран, ни Кощей этого не умели. Во всяком случае, в полдень ребёнка полагалось отыскать и покормить. Ореолом детского обитания были три этажа пятидесяти-двухэтажной Башни – между двадцать пятым и двадцать восьмым. Личные апартаменты ребёнка находились на двадцать восьмом этаже, но, когда Кощей отпер дверь, он никого не увидел, только перевёрнутые стулья по комнатам, ободранную постель без матраса и скинутый на пол банный халат.

– Ну что, Гавран, будем искать… – с тоской обронил Кощей, и ворон громко с ним согласился. Хозяин и птица пошли по коридорам, заглянули в туалеты, в ванную комнату, уделили внимание лестнице. В коридоре двадцать пятого этажа, в том самом месте, где не было окон, отыскался шалаш… или палатка, а может быть логово из согнутого матраса, одеяла и простыней. Рядом опрокинута пальма в кадушке, земля густо рассыпалась по полу, в ней отпечатались следы босых ног. Роботы, прибывшие устранять беспорядок, попались в ловушку и были изловлены, перевёрнуты, и обкусаны – детские зубы изжевали резиновые колёсики.

– Ну что, наохотилась? – переступил Кощей землю. Из шалаша не ответили. Кощей присел перед входом. Никто не появился.

– Выходи. Выходи, или останешься без обеда. Настоящего. Если не выйдешь, я уйду, и снова придётся жевать листья с пальмы.

Кощей раздражённо вздохнул. Он считал себя рассудительным, холоднокровным, уравновешенным… но не мы создаём свой характер, а люди, особенно те, кто под нашей опекой.

Кощей сунул руку в шалаш, схватил что-то мягкое и живое, но тут же ему в руку впились мелкие зубки. Кощей вскрикнул, Гавран поддержал его громким карканьем. В конце концов ему удалось вырвать руку, но из большого пальца сочилась кровь.

– Зверёныш! – разъярился Кощей. Одеяло и простыни полетели на пол, матрас перевернулся. Из-под кучи тряпья Кощей выдернул рычащую девчонку лет десяти, подхватил её и потащил в столовую. Тёмные лохматые волосы девочки трепыхались, как у перепачканной куклы. Из одежды на маленькой разбойнице было только махровое полотенце, хитро перекрученное вокруг тела. Она дрыгала длинными худыми ногами, визжала и пыталась кусаться. Пока Кощей поднимался по лестнице на двадцать восьмой этаж, он не мог не вспомнить написанные на саркофаге слова.

«Ангел – куда там! "Тихий, светлый, покладистый" Ангел, как и все её братья и сёстры…»

Вот уже около полугода Кощей каждый день охотился на Зверёныша. Гавран её невзлюбил при первой же встрече, и сейчас улетел при первом же визге. Для Зверёныша чёрный и мудрый ворон был вполне что съедобной птицей.

Девочка успокоилась, только когда Кощей внёс её в залу с длинным чёрным столом. Эту комнату с пустыми углами и видом на город Зверёныш знала отлично – тут кормят. Толстая каменная крышка стола опиралась на овальную тумбу. Весь массивный стол казался выточенным из цельного куска обсидиана. Рядом стояли тонконогие металлические стулья, а во главе стола торчало кресло с высокой спинкой. Кощей отпустил девочку и отправился на своё место. Сквозь открытую дверь залетел Гавран и уселся на спинку кресла.

Стоило Кощею положить руки на стол, как в зеркальной каменной поверхности появилось зелёное светящееся меню. Кощей выбрал по пунктам, чем пообедать, и одобрил заявку нажатием иконки. Через минуту из крышки стола перед ним поднялась тарелка с горячей отбивной и стакан томатного сока. Кощей взял нож и вилку и начал есть. Он никогда не повторял своих уроков дважды, девочка давно должна была научиться, как обедать в столовой.

Зверёныш потопталась на тёплом полу и нехотя забралась на своё место за противоположным концом стола.

– Ноги, – предупредил Узник. Ей пришлось спустить ноги со стула. Только когда девочка уселась, как полагается, Кощей снова вызвал меню, быстро совместил светящиеся иконки и лёгким тычком пальца отправил их через весь стол к Зверёнышу. Когда квадратики света под тёмной поверхностью долетели, из столешницы выступила тарелка с горячим рисом и тефтельками и стакан молока. Вилки и ложки чуть запоздали, Зверёныш схватила горячие тефтельки, обожглась, но затолкала их в рот и начала чавкать.

– Ложку! – рявкнул с места Кощей, но Зверёныш продолжала ковыряться в еде руками, даже когда ложка и вилка появились на месте. Кощей резко встал, Гавран вспорхнул под самый потолок. Заметив угрозу, Зверёныш схватила стакан, в два присеста выпила половину молока, а остальное бросила расплёскиваться и катиться по чёрной столешнице. Кощею пришлось подхватить стакан, чтобы тот не разбился. Не то что бы он сильно жалел посуду, просто не хотел видеть осколки. Малышка соскочила со стула и бросилась наутёк.

– Радогост! – успел рявкнуть Кощей, и дверь столовой моментально закрылась. Беглянка развернулась на пятке и дала дёру мимо горе-учителя. Узник успел схватить её за полотенце, но оно осталось в руках. Сама девочка юркнула вниз, проползла под столом и вылезла возле окна. Бежать некуда, но это вовсе не значит, что Узник её поймал. Она схватила бедный стакан и запустила им в мечущегося Гаврана. В птицу стакан не попал, но разбился об стену на миллион мутных брызг. Под звон стекла и испуганное карканье птицы Зверёныш весело рассмеялась.

– Хорошо, Ксения, – успокоился Кощей. – Я вижу, ты не хочешь есть, любишь прятаться и шалить. Что ж, давай поиграем.

Он пошёл к выходу, повторил «Радогост!», дверь открылась. Гавран вылетел первым. Перед тем, как уйти самому, Кощей рубанул: «Дый!»

В тот же миг плексиглас окон почернел, в столовой стало темно, как в могиле, будто снаружи сгустилась ночь.

Дверь закрылась. Внутри застучал босоногий топоток, в заслонку забарабанили и в голос завыли. Кощей повернулся и пошёл от столовой, Гавран уселся к хозяину на плечо. Они возвращались в лабораторию, но не покинули этажа. Кощей остановился, задумался, послушал ребячьи слёзы и с тяжёлым вздохом вернулся к столовой. Чуть только заслонка открылась, на него налетела Ксюша с объятиями. Она вцепилась в Кощея, дрожала всем телом и всхлипывала. Полная темнота пугала её больше всего – должно быть после реанимации из саркофага.

Кощей никогда не готовился стать приёмным отцом, но саркофаг повредили, а загнанный бандитами Зверь наивно считал, что внутри спит обычный ребёнок. Зверь дотащил саркофаг почти к самой Башне и пожертвовал жизнью, а Кощей не дал скончаться вполне жизнеспособному объекту внутри саркофага – дело принципа. Осталось только решить, как быть дальше со Зверёнышем? Пока что она восстанавливалась, но затем он хотел отправить её в Арктиду.

Кощей присел рядом на корточки и вытер смешанные с молоком слёзы.

– С сегодняшнего дня ты будешь учиться. Неприятно тратить рабочее время на твоё воспитание, но в Арктиде мои друзья не привыкли, чтобы дикие девочки бегали у них по потолку. Какой из тебя вырастет толк, если ты даже не умеешь открыть дверь из столовой?.. И хватит молчать, тебе не два года. Ответь на человеческим, ты меня будешь слушаться?

Девочка закивала, лохматые космы затряслись.

– Говори языком, или ты вместе с тефтельками его проглотила?

– Буду… – сипло ответила Ксюша, поглядывая исподлобья.

– «Буду» что?

– Буду слушаться.

Кощей внимательно поглядел на неё, словно предвидел все будущие неприятности, но согласился.

– Хорошо, Ксюша. Только смотри, ты обещала.

*************

Сказать легко, но на деле сложнее. На следующий день после завтрака Ксюшу в столовой поджидали тетрадь, проигрыватель и ручка. Она с трудом вывела пару коротеньких слов, немного умела считать в пределах таблицы умножения, а большему перед гибернацией детей не учили. Сказать по правде, таких как Ксюша должны были учить другому. На вопросы о рунах она удивлённо хлопала глазами, архаичный язык не понимала, тесты на слух, обострённое восприятие и ночное зрение не прошла. Кощей серьёзно задумался, даже поднялся в лабораторию и опять проверил маркировку на саркофаге.

«Д10-02-345-700-054НО»

Буква Д означает «потомство», в саркофаге находятся дети. Число десять – полный возраст. Ноль два – пол женский. Триста сорок пять – номер серии. Семьсот – качество. Ноль пятьдесят четыре – происхождение генетического материала, по которому можно определить из какой семьи Ксюша, и кем были её браться и сёстры, если найдутся ещё саркофаги под номером ноль пятьдесят четыре. Наконец, буквы «НО». Впопыхах, перед реанимацией, Кощей принял «О» за ноль – брак. Потом решил, что это всё-таки маркировка «Навь», и только при повторном осмотре вдруг вспомнил, что за Навью особь в саркофаге отвечают литеры «НВ». А что же тогда «НО»? Новь? Нет, это «НВ3». Тогда получается, что «НО» – это генетический носитель из второго поколения. Девочка, почти без сверхъестественных сил и звериной выносливости, но далеко не совсем обычная…

– Не может быть, – прошёлся рукой по красному шифру Кощей. – Оказывается, ты из семьи Максима, ты и правда Ангел.

Весь остаток дня Кощей провёл рядом с Ксюшей и смотрел на неё совершенно по-новому. Ксюша немного робела. Ей приходилось носить нелюбимый махровый халат, вести себя тихо, и даже играть пустыми пластиковыми бутылочками из-под фруктового сиропа под чутким присмотром. На складах Башни много чего хранилось, только вот не игрушки и не одежда для маленьких девочек.

Поджав ноги, Ксюша сидела в столовой перед окном. Она любила смотреть на город, и строила из пузатых бутылочек свою личную Башню. Кощей наблюдал за ней, в душе упрекая себя, что раньше был так к ней невнимателен. Говоря по чести, Ксюша очень мешала ему, Узник с волнением ждал, когда у неё сменятся зубы, начнётся половое созревание, и она начнёт бросаться на всё живое, хуже собаки. Но дикий характер оказался всего лишь детскими причудами. В конце концов, Кощей не был ей другом и товарищем в играх, разговаривал исключительно приказным тоном, и она в одиночестве дичала на этажах Башни.

– Ксюша, хочешь сказку?

Ксюша вскинула на кощея заинтригованные малахитовые глаза. Наверное, дети должны отвечать сразу: «Да!», или «нет», «не хочу», или «не знаю», но Ксюша задумалась. Кощей решил не дожидаться ответа и начал.

– Однажды Мать Земля упала с Бел-Горюч камня на лютого Змея Индрика. Индрик Змей обнял её и избил, и любил. Понесла Мать Сыра Земля от Змея Индрика и тринадцать лет носила ребёнка. Солнце спряталось за горами, ночь пришла в Явий мир, родился сын у Сырой Земли от Индрика – Волх, сын Змеевич. Как только стало ему полтора часа, заговорил Волх, будто гром взгремел: «Мать Сыра Земля! Не спелёнывай меня пеленой своей, пеленай меня в латы крепкие! Пусть скуёт Саврог булатную палицу, чтобы триста пудов весила! Зашвырну я ту палицу за горы, разбужу в норе Змея ползучего. После стану я Финистом Ясным Соколом, разбросаю я перья железные, упаду на Индрика Змея, раздеру когтями крепкими, отомщу за тебя!». В это же время в сырой норе говорят Индрик Змей со своей царицей Пераскеей Змеихой. «Индрик Змей», – говорит Пераскея. – «Мне ночью сон снился: с далёкого запада туча грозная поднимается, из-под тучи летит Финист Сокол Волх, а навстречу ему – чёрный ворон с востока. Сошлись они в чистом полюшке, биться начали. Сокол ворона выклевал, перья чёрные выщипал, пух пустил по ветру». «Ты спала, Змея, сон ты видела», – отвечает ей Индрик. – «Не видать на западе Сокола!». «Не видать, а он есть», – отвечает Змея. – «Чёрный ворон – это ты, подземельный царь, а Сокол – могучий Волх, сын твой от насилия». Рассердился Змей Индрик, схватил царицу-пророчицу, и ударил её о каменный пол. Тут влетел в окно ясный Сокол, обернулся добрым молодцем. Испугался тогда Индрик Змей, бросился за двери железные, заперся запорами медными, но ударил Волх палицей и погнулись запоры, и сломались все двери железные. Схватил Волх Змея Индрика, махнул палицей и разбил ему голову. И стал Волх владыкой подземного царства, над всеми Горынычами и Виичами, и женился на Змее-Пераскее.