Текст книги "Берегиня (СИ)"

Автор книги: Руслан Дружинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

– Нет. Ошейник ты будешь носить, не снимая; даже спать будешь в нём, и когда будешь мыться. А твою одежду мы можем разрезать.

– Хер тебе! – огрызнулась лычка и стиснула на себе толстовку, словно фамильное платье.

– Всё равно ведь выбрасывать, – оробела Ксюша немного.

– Хер тебе!

– Либо срезаем, либо ты здесь не останешься! – выпалила Ксюша, и только потом сообразила, что угрожает выгнать свою же пленницу. Но, странное дело, лычка взялась стягивать с себя толстовку, и не через голову, а через плечи. Она старательно растягивала ворот, из-под матерчатого капюшона высыпались блёкло-жёлтые волосы. Нели дрыгала задницей, как змея вытягивала себя из шкуры. Пришлось надорвать толстовку, но всё-таки одежда слезла к ногам, Нели вышагнула из неё, скомкала и прижала свою драгоценную тряпку к сердцу. И чего это она за неё так цепляется?

Ну и пусть. Ксюша принесла из прихожей коробку для вещей и велела сложить в неё остальные грязные и пропотелые тряпки и целлофановые мешки, которыми лычка утеплялась. Нели сбросила туда всю одежду и осталась перед Ксюшей нагишом. Перед тем, как взять коробку со смердящими вещами, Ксюша внимательно оглядела лычку.

Дряхлой старухой Нели никак не назвать. Пусть тело у неё было грязное, вокруг подмышек краснела испарина, тут и там темнели синяки, но ни увечий, ни шрамов, как на лице, больше не было, да и само тело лычки выглядело зрелым и налитым. Жизнь подрезанной Цацы явно была не из лёгких, но не смертельно опасной, как у загонщиков.

– Чё ты пыришься, Динка? – огрызлась лычка, даже и не пытаясь прикрыть свою отвисшую грудь и лохматые волосы на лобке. Ксюша забрала коробку и указала ей в сторону ванной. Нели поволоклась мыться, и цепь потащилась за ней, как консервная банка за крысой. Ксюша отнесла коробку в прихожую, но побоялась оставлять лычку одну. Вдруг в ванной найдётся что-нибудь острое? И она быстро вернулась обратно.

Над раковиной в ванной комнате висел рукомойник, два пластиковых ведра с дождевой водой и ещё одно оцинкованное с эмалированным ковшиком стояли на досках, перекинутых поперёк ванны. На стуле висело белое махровое полотенце и такой же белый махровый халат. Рядом с рукомойником – зеркальный шкафчик и полка с мыльными принадлежностями. Мыло рассохлось, покрылось глубокими трещинами, но пользоваться им ещё можно. В маленькое оконце с отдвижной шторкой на проволочке заглядывало раннее утро, его мягкий свет отражался на кафельных плитках. Лычка как раз стояла возле окна, и выглядывала утру навстречу, а, вернее, приценивалась к заднему двору с кривым сетчатым забором.

Окно она могла выбить и выпрыгнуть, но с ошейником на горле – это всё равно что повеситься. Лычка явно была не из тех, кто спешил сводить счёты с жизнью.

– Нормас так погодка, – с широкой улыбой повернулась она.

– Ты моешься?

– А ты пыришься?

– А тебе что?

– А ни чё, я не узорная.

– Не бойся, не разворую я твою красоту.

Лычка с особой гадливостью осклабилась, словно Ксюша похабнейшим образом её похвалила, и полезла в ванну.

– Дай чем-нить шкуру пошкрябать!

Ксюша подала ей мягкую губку и мыло. Нели взялась ворочать ковшом по вёдрам и плескать на себя водой. Ксюша отошла подальше от ванны и поймала себя на удивительной мысли, что она лет пять вот так ни за кем не ухаживала. Но кто же мог предполагать, что бандитка будет сидеть и намыливаться в её ванне, а Серебряна ей ещё губку протягивать.

Лычка старательно тёрлась и фыркала от удовольствия, хоть вода в вёдрах была едва тёплая, комнатная. Она густо и пенно намылила голову, потянулась за ковшиком, но тот грохнулся возле ванны. Нели никак не могла его нащупать и материлась. Ксюша со вздохом нагнулась и подала ей ковш.

– Вот он куда замудохался гнида! Ну, посяб тебе, Динка!

Нет, так не пойдёт. Вовсе не так она представляла себе плен бандита! Ксюша сильно рассердилась на саму себя, словно упал перед лычкой не ковшик, а её же собственный авторитет. Ксюша пробурчала под нос, что у неё и без того дел хватает, и вышла из ванной, в столовой стянула комбинезон и переоделась в домашние штаны и футболку. Хоть комбинезон не плохо защищал её от ударов ножей и от пуль, но всё-таки был ужасно тяжёлым и душным. После всех волнений Ксюше очень захотелось спать, прямо голову вскруживало и ломило в глазах. Ксюша широко зевнула, уселась на своё место за столом, поджала ногу на стуле и начала дожидаться лычку.

Нели закончила с ванной и туалетом и вышла в столовую в белом махровом халате. Она хотела подойти к Ксюше, но цепь на ошейнике не подпустила её.

– Цепь дотягивается только до ванной, в библиотеку и в спальню, и ещё здесь немного, – строго расставила всё по своим местам Ксюша. – Есть правила. Если будешь нарушать их, то я убью тебя.

Сытая и вымытая лычка лишь благодушно ей улыбнулась – она не верила, что Ксюша сможет ей навредить, хотя прошлым вечером она сожгла рядом с ней кутыша. Может в домашней одежде она меньше пугала бандитку? В комбинезоне, с подключённой к нему Перуницей, Серебряна – не просто человек, а настоящее Городское Чудовище.

Ксюша вытащила из-под стола двустволку и положила её перед собой, стволами к лычке. Снисходительная улыбка Нели погасла. Старое оружие – большая редкость, даже для банд, хотя лычка прекрасно узнала, что перед ней такое.

– Не смей портить мои вещи в доме, не выглядывай в окна, и не зажигай свет, не задёрнув перед тем шторы; не шуми и не кричи, не зови на помощь – рядом одно только зверьё – и не пытайся открыть свой ошейник, ключей в доме нет; никогда не спорь со мной, делай, что я велю, отвечай на все мои вопросы, когда я спрошу, ешь и пей то, что я даю, и самое главное – никогда не пытайся сбежать от меня или навредить мне. Если нарушишь любое из этих правил – я строго накажу тебя: надолго оставлю без еды и воды, укорочу цепь, или совсем пристрелю тебя, ясно? И никто никогда не найдёт, где ты сдохла.

Нели угрюмо молчала.

– Повторю свой вопрос в последний раз – ты поняла?

– Поняла, Ксюха.

– Вот и славно. Теперь иди спать, – кивнула она в сторону спальни за библиотекой. – Позже ещё поговорим.

Лычка подобрала цветастый халат со стола и зашаркала, куда велено. В спальне её поджидала чистая двухместная кровать со свежими простынями, пухлыми подушками и пышным одеялом на вате. Нели мягко зашуршала одеялом, забралась в постель и сладко вздохнула – Ксюша всё видела и слышала сквозь раскрытые двери столовой и библиотеки. Думала ли бандитка ещё вчера, что сегодня она будет спать в чистом? И кого она должна за это благодарить?

Ксюша не убирала рук с нагревшегося ружья, но глаза слипались. Она опустила голову на приклад и закрыла глаза. Гулкая, ноющая тишь накатила на мысли, и только в груди торкался и подпрыгивал страх, что лычка сейчас подойдёт и воткнёт в неё вилку. Пустое… Она услышит, как скрипнет кровать, как цепь зашумит по паркету, как… цепь, когда… она… и в ружьё два хороших патрона – раз два… на крючок, и раз, и два – она выстрелит… раз-два – и нет лычки…

Глава 12 Дела наши тяжкие

– Раз четвертушка, два четвертушка, три четвертушка, а ну не хихикать! – мама тут же со смехом отдёрнула руку, которой меряла девочке рост, и сама начала щекотать ей живот. Девочка завизжала, скрючилась на койке в калачик и закрылась от настырной руки одеялом. Все остальные ребята в спальне наверно завидовали, что мама играет сейчас только с ней. Мама как всегда пришла перед сном, со своим плоским компьютером, и вопросы скучные задавала: голова не болит? Не простыла? Не ушиблась нигде? Не жалуешься на кого? Вопросы закончились, и мама начала с ней возиться. Уж больно они были друг на дружку похожи! Волосы у девочки – чёрные, как у мамы, только глаза у них с мамой разного цвета: у мамы чёрные, как пуговицы на её платье, а у девочки тёмно-зелёные!

– Мамуль… – поманила девочка маму, когда щекотать её перестали. Мама нагнула к ней ухо, от неё пахло духами и каким-то приятным дымком. – Вика – страшная, – доверительно шепнула девочка.

Самая большая в их группе – Вика, с трудом говорила и всего пугалась, и вечно спала на ходу, и часто плакала, когда её никто не обижал. Остальным рядом с ней становилось плохо, и никто к ней не подходил. Вику чаще других уводили в медкабинет, но всякий раз она к ним возвращалась, и девочка очень хотела, чтобы однажды её увели навсегда.

– Тебе не нравится Вика?

– Нет.

– Ну, ничего, ей прописали много уколов на каждый день, вот она и волнуется. Вике же будет грустно без вас. Представь, как это тоскливо играть одной?

Мама поглядела на дальнюю койку, где беспокойно спала рослая Вика. Одноярусную кровать принесли нарочно для новенькой и поставили в самый дальний угол. Вика без конца вздрагивала и шевелила горячечными губами. Ночью из-за неё больше никто не мог спать в тишине.

– Ей намного труднее, чем вам, – взвесила каждое слово мама, оторвала взгляд от Вики и опять улыбнулась девочке. – Вы все такие умненькие!.. А теперь спи, завтра уроки, и учительница будет спрашивать. Если Вика ничего не сможет ответить, ты ей подскажешь. Хорошо?

– Хорошо… – согласилась Ксюша, и сказала это уже вслух, наяву, когда проснулась. В столовой светло, за окном ясный день. Щека прилипла к прикладу ружья, в глазах ломит, но голова свежая. За другим концом стола лычка сидит в пёстром халате и ест – сама себе с кухни разного всякого натащила: целую гору пайков из шкафчика, и чистых тарелок ещё. Но на этот раз ложкой кушает, и пайки надрывает бережно, двумя пальцами, и до капельки выдавливает всю вкуснятину. Посреди стола белеет тарелка с разноцветными шлепками фруктовых повидл и картофельным гуляшом для гарнира.

– Хавать бушь? – милостиво пригласила отобедать с ней лычка. Ксюша первым делом проверила, всё ли в порядке с ружьём и нащупала рюкзак возле стула. Лычка хозяйничала без неё бог знает сколько времени, и могла натворить, что угодно. Всего-то полтора метра комнаты разделяло их, куда цепь не дотягивалась.

Конечно же Ксюша не стала есть предложенное ей бандиткой. Она вытащила из рюкзака шоколадный батончик, вскрыла нетронутую упаковку на сладости и сунула себе в рот.

– Чё, брезгуешь от меня? – прощупала её нелюбящим взглядом Чалая, но тут же ухмыльнулась. – Да не бзди, мне на цепуре твоей подыхать без резона. Давай-ка лучш проясним за темку, когда ты мне воли дашь?

– Когда всё мне о бандах расскажешь, – дожевала свой сладкий батончик Ксюша, и ей жутко захотелось пить. Но в её кружке воды не было – всё она выпила ещё утром, а бутылку свою оставила на краю стола лычки. Нели считала её нужду взглядом, положила бутылку на стол и толкнула. Бутылка подкатилась прямиком к Ксюше. Ксюша немного поколебалась, но всё-таки взяла бутылку, свинтила пробку и напилась. Нели тем временем подтянула к себе отказанную порцию и весело забрякала ложкой. По кипе пустых упаковок было понятно, что брюхо она успела набить не хуже утрешнего, но ничего из еды просто так пропадать не оставляла.

– Нравится?

– Угу.

– Хочешь каждый день есть так?

Лычка уставилась на неё, шишковато гуляя языком под губами.

– Какие отношения у крышаков друг с другом? – продолжила свой допрос Ксюша.

– Чё, и дохавать не дашь?

– У меня здесь не ресторан. Отвечай на вопрос, или напомнить тебе о правилах? – положила на ружьё руку Ксюша. Нели отбросила ложку и откинулась на стул с такой силой, что спинка у него затрещала.

– Крышак-крышаку – зверь. На своей Каланче – свои порядочки. Право для всех, как бэ, писано, да тока на Право нагадить всем, покуда бригады залётных на точку твою не рамсят, или нахрапы срез против тя не замутят, или какая другая чичигага, навродь твоих жарок, Дин, не обломится. Тогды крышаки сходку мутят и базары перетирают, про дела наши тяжкие. Пять банд есть конкретных – пять крышаков в авторитете, пять Посвистов при них… хотя стопе, тормозни! По уму раскидать, так Посвистов тока четыре; и ещё есть паханчик один – крышаковый лепила со Взлётки, без своего Свиста мандохается – Раскаявшихся крышак. Клочёнок топляком Каланчи Центровых подогревает, и жопой подмахивает большим дядям, кто в авторитете.

– Сходка – общий совет? Ясно. Чего крышаки обычно боятся?

– Чё они боятся? – весело вскинулась лычка. – Да чё их уронят на срезе, вот и вся их боязнь!

– Как это так уронят? В смысле, сбросят с небоскрёба? С этой вашей Каланчи?

– Ё-ма-а-на-а… – протянула лычка с тоской глядя на Ксюшу. Каждое слово ей придётся теперь разжёвывать? – Слух, а ты ваще-то вопросы конкретные задаёшь, или так, интересы гоняшь? – наклонила она голову на бок. – Есть какой в натуре резон у тебя, так по сути базарь: чё те от крышаков спонадобилось-то?

Ксюша задумалась. Стоило ли говорить лычке всю правду прямо сейчас? Вдруг она не захочет ей помогать и даже ружья больше не испугается? Да, недомолвки могут навредить делу Ксюши, но и сразу вываливать всё на бандитку – опасно. Лучше сообщать ей задуманное по чуть-чуть.

– Тебе чё, Дин, крышака какого подрезать надо чё ль? – даже заинтересовалась Нели. – Из Скорбных чё ль, иль из Карги?.. А-а, из Скиперских! За хвостовину свою отыграться, когда полхаты тебе на башку обвалили, а потом отмохратили хором?

– Ты-то откуда знаешь? Никто в магазине не уцелел! – взбеленилась Ксюша. Лычка с удовольствием растеклась перед ней в желтозубой улыбке.

– Не, пара пацанов, кто на шухере цинковал, от тя лопанулись. Вот они загонам и крышаку на своей Каланче про Динку и прозвонили, мол, братва тебя опустила, да пока в очередь пялили, ты из их хапалок выломилась, и всех Скиперских пережарила.

– Ложь! Я их сразу сожгла, они и сделать-то со мной ничего не успели, только по ноге стукнули, да и вообще… вообще! – задохнулась Ксюша, не зная, на что бы наброситься. – Какая я тебе Динка! Это что за погоняло такое!

– Твоё погоняло, в натуре, – не повела бровью лычка. – Динка, Динамо.

– Чего ещё за Динамо!

– А ты сама домозгуй, зажигалочка… Так чё, какой резон у тебя до крышаков?

Они как будто поменялись местами и вопросы теперь задавала бандитка. Ксюша уняла свои возмущение и гнев, чтобы не раскрыть в сердцах всё.

– Есть ли в городе место, куда вам бандитам нельзя?

– Не-а, – слёту ответила лычка. Вот лгунья! Загоны до сих пор боялись соваться в квартал Саши и котловину.

– Ты не ломай понты, а подумай, – осторожно выразилась Ксюша вполне по-бандитски – как она думала. – Вспомни, куда загонщикам дорога заказана, и куда они не могут войти. Тогда и поймёшь, что мне нужно.

Нели поморщила лоб. Похоже, она не слишком любила загадки. Может, на Каланче темнить – вовсе не принято? Но уж очень прозрачно Ксюша ей намекала, и лычка наконец поняла.

– Ты про Башню базаришь чё ли? – вскинула лычка глаза и протараторила, будто считалочку. – Кто на Башню пойдёт, того Чёрт зашибёт; на рогах у него пулемёт; к Чёрту сунься – пришьёт.

– Это не рога, это турели. Часто вы… ломились на Башню?

– Каждый крышак быковал. А ещё по сходняку забивались бывало всеми бригадами лезть, да от пуль хер увернёшься, – Нели боком и с большим подозрением посмотрела на Ксюшу.

– Слышь, Дина, а тебе чё за резон к Чёрту на рога лезть? Ты ж в Башне прописная, не?

– А тебе какие резоны большуху умасливать? Внутри Башни запасов в сто тысяч раз больше, чем на этой кухне в шкафу – вот о чём лучше подумай. И для всех Башня закрыта, кроме меня одной.

Ксюша наклонилась вперёд, словно между ними шла доверительная беседа. Но лычка слушала её без особого азарта.

– Закрыта, потому что там Чёрт сидит – он зажал себе все запасы, и сдохнет, а не проест. И там не только еда, но и жильё, и вода чистая, и машины, и топливо – всё, что вам хочется. Разве по справедливости, что всем владеет один человек, пока вы крыс да ворон дожираете, и мёрзнете в старом рванье?..

– Красиво пишешь, – оборвала её лычка. – Носим поношенное, да тырим брошенное, ё-ма-на! И про хавку я, думашь, не просекаю? Башня крышаков ещё старых, при Сером пацанчике, жрачкой подогревала, это щас с вашей ни крошки не падает, вот и лезем на Чёрта, как за своим.

Бандиты нападают на Башню, потому что Кощей перестал им помогать? Когда это он вообще помогал бандитам! Но Нелли сказала: при Серых и помогал. То есть, во времена Максима – лет двадцать назад… Получается, что бандиты тоже ходили с Ордой, но теперь Кощей презирает их и кормить их не хочет. Но почему он тогда кутышам ничем не помогает? Или помогает, но врёт? Или лычка врёт? Никому нельзя доверять. Похоже, что и Нели не доверяла ей.

– Ты за сладкую житуху мне не намазывай. Житуха сладкая – для фуцанов, а крышаки на рога к Чёрту ползут за Посвистами. Башня Посвисты им подкинула за Орду – четыре осталось всего, и коли эти четыре просрём, так с голодухи не тока Центр скопытится, но и закутышки хвоста кинут; с волн ведь наших робасят.

Нели смотрела на Ксюшу, как будто видела её насковзь.

– Тебе-то какой резон загонов в Башню прошить? За «справедливое» топишь? Да не воняй, ё-ма-на! Кто за «справедливое» топит, тот на цепуру людёв не сажат! – Нели со звоном потрясла своей цепью. – Чё те нада, Ксюх, коли Башню твою прессанём? Ты за какие-такие интересы бодягу-то мутишь?

Нет, всё-таки Ксюше исключительно повезло! Лычка раньше жила с крышаками, и знала все порядки бандитов: на что те согласятся, а на что никогда не пойдут. Нели выучила всю Каланчу сверху донизу, ведь сама на одной из таких Каланчей верховодила. Она не поверила красивым россказням Ксюши о вкусной пище и о тёплых квартирах, которые могли соблазнить любого доверчивого закутыша. Нели оказалась гораздо умнее и проницательнее всех кутышей, каких Ксюша встречала… она чем-то напоминала ей росомаху – с такой же многоцветной шкурой и хищническими повадками. Значит, Нели тем более не стоило посвящать во все тонкости их личной размолвки с Кощеем.

– Хочешь знать, зачем мне всё это? А если я не расскажу?

– Тогды и я те в масть не сыграю. Какой резон мне палиться?

– Не будешь помогать мне – я тебя убью. Как тебе такой резон? – придвинула Ксюша ружьё к себе.

– Ну, шмаляй, чё ле. Ты не сечёшь, Дин, я в Карге коренная, я в банде родилась и своих не сдаю – я не сука.

– А кто сказал, что мне надо только Каргу? – Ксюша расчётливо и холодно поглядела на Нели. – Одна банда Башню никогда не захватит. Чёрт скрывает от меня внутри кое-что ценное, и твоя цепь – это его цепь, будет, когда мы Чёрта… как у вас там говорится? Уроним? Да, я хочу подрезать его, и самой править Башней, по своему Праву. А кто правит Башней, тот правит и городом – разве нет? Мне нужны все банды из Цента: и Скипер, и Луша, и Скорбь, и Раскаянье, и Карга; все ваши нахрапы, загонщики, и даже кутыши из мизги – так тебе будет понятнее?

– У тебя чё, две жизни на такую делюгу рога задирать? – прищурилась лычка. – Центровых за тот раз одни только Серые подминали, а у тя чёт ни Орды, ни вертухаев из Башни с зыркалами. Без Орды и вертухаев крышаки под тя не прогнутся, даже слухать не будут. Нет, не выгорит, Ксюха, карта твоя не сыграет, и не расшибить тебе Центровых.

– Просто Ксюху слушать не будут, а если Динамо? Если я заявлюсь к крышакам на сходняк и предложу им помочь захватить Башню?

– Ты за прошлый раз ваще не шаришь, ага? Чёрт сам на сходняке крышакам в ноги кланялся: помогите, мол, братаны, кутышню собрать, не то Орда нарисуются и всем гуртом за перевал валить надо! И чё? Его на хер послали, хотя Чёрт Посвисты им подмазывал. Крышак-крышаку – не указ. Ваще никто не указ! Ни Чёрта, ни Серого крышаки слухать не стали, тебя, чё, послухают? Да будь ты хоть не Динкой, а коренной-прописной – с такими заявами щеманут сразу! Тыж голимую туфту им втираешь: сама из Башни нарисовалась, и на Башню же светишь – даже я чуйкой чую: кидаловом тут подваниват, ох подваниват! А крышаки – дяди помозговей моего; как прикинут, что ты им яйца крутишь – сразу в расход! Халдеич, Скорбных крышак, щас в самом авторитете у Центра, Каланча у него – с твою Чёртову Башню! Вот он тя и подпишет.

Снова-здорово! Кощей и к крышакам на сходку успел сходить?.. Многого же Ксюша о нём не знала, ведь думала, что он из Башни носа своего не показывает.

– А если не на весь сходняк, а к одному крышаку прийти? – размышляла вслух Ксюша. – К тому самому, из Скорби? Ты же говоришь, он в авторитете? Поможет мне остальных убедить?

– Убедить? – хмыкнула лычка. – Ты чё, не просекла тему? Крышак-крышаку – не указ! Мог бы Халдей на районе мозги всем вправить – давно бы подмял, и нахер ему убеждать! Не, тухлая тема.

– А если я помогу ему других подмять? В смысле, весь Центр?

Лычка тормознула и в упор уставилась на неё. Что-то у неё в мозгах защёлкнулось и заработало. В здоровом глазу ожил огонёк.

– Ё-ма-на, Ксюха… Ты чё, захотела Центральных стравить, чтоб не просто рамсы, а конкретно война похерачила? Кровушки-то не сдрефишь? Ой кровищи-то будет, лет двадцать за Центр по-крупному не рамсили! По Вышкам шкерятся, каждый сам себе Право на Каланче; отожрались по крысиному и тока точки цинкуют, а ты весь город, да чужими ручонами под себя гребёшь?.. Но, не, стопэ – не выгорит Ксюха. Халдеич за Право топит, всем крышакам плешь проел, типа, жить по понятиям надо. Он беспределу твоему не подмажет; Динка – враг, Пугало Городское, тебя по Праву зачушканить надо за пацанов, кого ты запалила. И каждый в Центре тебя порешает, тока сунься к ним на Каланчу!

– Каждый? – прищурилась как змея Ксюша. – Думай ещё, лычка, думай, что я предлагаю! Ведь тебя не просто подрезали, тебя свои же с Каланчи вышвырнули. Что это за Право такое, если в банде лычка – не масть? И ведь не просто вышвырнули, тебя вместе с закутышком в город выкинули, к подвальным, как не нужную в загонах мизгу. В Карге, говоришь, родилась?.. А назад, на самый верх, хочешь?

Нели подняла подбородок, в слепом глазу отразился рассеянный хмарью свет.

– Чё, опять в Цацы меня?.. – облизнула пересохшие губы лычка. – Ну, Ксюха… есть один крышачок, на Центр по жизни обиженный. На Вышках сытые твари сидят, их на голимый интерес не раскрутишь, а вот Взлётные не в Центре тусуются, дажь не с окраин… и есть за ними нюанс – без Свиста торчат, на срезе каком-то посяели, да и Посвист-то раньше у них был туфтовый, коров с быками приманивал, чё ль. Где-быки-то за городом? Но Кольцевым Посвист и на хер не нужен, жрачку и Птах им за топливо с Центра подкидывают, и топляка у Раскаявшихся – до жопы. Но не доваливают им за топляк, и на сходках луну крутят, вот обида и мутится. И крышак у них щас ваще шизоидный: безсвистым кликни – на говно изойдёт; были чушки, называли. Вот где тонко, Ксюх, на Колечке крышак твой… тока не, не советую: Клок – крыса чумная; подыхать будет, а в мясо здоровое вцепится и засифозит.

– В меня не вцепится, – медленно кивнула Ксюша. – Значит Клок, аэродром, и Раскаянье? Ясно. С ними город и захвачу.

– И чё, ко Взлётным так внагляк и завалишься? У них бензовоз на ходу и пара тачек коптит, по Взлётке своей колесят, шмон наводят, и чужих за версту спалят. Ты за хвоставину свою часом не провтыкала? В Пугало Городское на вскидку шмаляют.

– Сразу не выстрелят. А выстрелят, так не убьют. Если Серый банды подмял, то и я город возьму.

– И на кой тебе этот город всрался-то, Дин, когда у тя и ход в Башню, и хата?.. – оглянулась лычка по устроенной вплоть до каждой салфетки и вазы квартире. – Ты кутышнёй и загонами, чё ль, рулить хочешь?

– Власть, Нели, – это свобода, – наклонилась над столом Ксюша. – И мне власть нужна не от сюда, до сюда, а от края до края, чтоб Повелительницей всего быть, и несвободе моей нигде не было места.

– Где тока таких отбитых на башку-то вымандохивают? – фыркнула лычка. – Нарвалась я на тя, Ксюха, как крысюк на щеть… Но не, на цепуре твоей мне подыхать не покатит. Слово дай…

– Какое тебе слово дать?

– Слово дай, Ксюха, – вцепилась лычка себе в ошейник. – Чё на цепуре не кинешь и воли мне дашь и Цацой в Карге поставишь, коли выгорит твоя делюга, а?

– Да, обещаю, – откинулась Ксюша на стуле и убрала руку с ружья.

– Не, так не проканает, Ксюх. Ты мамкой своей поклянись. Для подвалохшных и таких чистеньких мать – всё равно чё солнышко в тёмный часик. Есть мать у тя, Ксюх?

– Есть, – ответила Ксюша, и с трудом задавила в себе улыбку. – Клянусь матерью, Нели, что я тебя освобожу.

*************

– Загоны у Раскаянья такие же отмороженные, как и крышак. На Взлётке лямку тягать никому без резона, вся конкретная братва метит в Центр, а на Кольцо ломятся ссучившиеся, кого с Каланчей вытурили за гнилые дела не по Праву.

– Ломти?

– Сечёшь, Ксюха. Ломти вольницу любят, а не под кем-то шуршать, но вольница, сука, голодная, а при крышачке всяко прокормишься, пусть и крышак у Раскаянья – пустосвист, но, опять-таки, прессовать их сильно за Право не будет. Еды и баб на Кольце – это да, маловато, потому и народ там борзой, так что срезы у них каждый год или два барнаулятся. Клочонок сам до крышаков три месяца как раскрутился, перед загонами понты гнёт, что, мол, к осени с Центральных втридорога за топляк набарыжит. Но Центральные тоже не фуцаны. Вот скока Раскаянью на кормёжку кидали, стока и будут кидать, а залупнутся, так у любой Каланчи загонов в два раза больше. Как порешают на сходняке Центральные Колечко за борзёшь тряхануть, так за милую душу рога им пообломают.

– А чего до сих пор не пообломали тогда? Или нравится за горючее Взлётным платить?

– Ё-ма-на, зубами скрипят, а башлять будут! Прессанёшь ты Раскаянье, ну и чё? Взлётку цинковать надо? Ага. Топляк в общаке делить надо? Ага. А как? Каждый крышак себе пожирней урвать хочет. Кольцевые все – зачуханы и ломти, но, сука, на своей точке сидят, куда никому из Центра впрягаться не хочется, да за город мандовать.

– Жить за городом, без своего Посвиста, и менять топливо на еду себе же в убыток – хорошенький рассклад…

– Ну, как поглядеть, Ксюха, как поглядеть… Взлётных, в пику Центральным, всего шайка будет. Как ты бригадой ломтей блатных с Каланчи уронить хочешь? Одной жаркой тут не словчишь.

– Придумаем, Нели. Есть мысль, – так и сказала Ксюша перед самым уходом из дома. Она вернулась в Башню за сухпайками и набрала полный рюкзак под завязку, как когда-то носила для кутышей, но теперь-то ей надо кормить всего одного пленника. За первый месяц лета Ксюша множество раз, хорошенько навьючившись, возвращалась в дом к лычке. Она подкармливала Нели и узнавала о бандах и Праве, о Центре и о Кольце, что только та могла ей рассказать. Принуждать лычку ни к чему не пришлось, ну, если не считать цепи и ошейника. Нели освоилась в доме, и ни разу не жаловалась – скорее советовала, по обустройству хозяйства, и старалась вложиться в успех дела Ксюши ничуть не меньше неё самой.

И наставницей Чалая оказалась не самой плохой. Объяснять порядки бандитов и Право – ей было не в новость. Лычка нет-нет, но собьётся, и назовёт Ксюшу не Ксюхой, или Динамо, а подвалохшной или Пташкой. Цаце ведь полагалось учить загнанных на Каланчу девок особым порядкам на блудуаре, а Ксюша сама всему хотела учиться и не ершилась. Ботать по-бандитски она более-менее наблатыкалась, постоянно общаясь с лычкой, и скоро целые фразы загонщиков понимала, и сама бегло начала говорить на жаргоне.

Ксюше нравилось, что лычка так быстро пришла в себя, но, с другой стороны, страх перед ружьём и перед самой Ксюшей у Нели пропал. Жила она сыто и в чистоте. Всё, что нужно, ей приносили, а всё, что не нужно, вытаскивали во двор и выплёскивали. Лычка, как она сама не раз говорила, устроилась жить в треугольнике между койкой, столом и поганым ведром, а такая житуха на Каланче считалась мажорной: спроса с тебя никакого, впрочем, и толку не много; а здесь можно сойти за полезную.

Через месяц Ксюша решила, что узнала достаточно для первой ходки на аэродром. Она предостерегла Нели, что на этот раз к вечеру может назад не вернуться. Лычка хмуро потрогала свой ошейник на горле. Смерть Ксюши равнялась её собственной смерти – медленной и мучительной на цепи, но просить ключ от ошейника – бесполезно. Хочешь жить – учи лучше, и верь, что ваш план сработает.

Но по дороге на Кольцо весь план Ксюши вдруг показался ей сущим самоубийством! Три года минуло, как Кощей не выходил из своей лаборатории. Ксюша ни с кем больше не разговаривала, даже с кутышами не общалась, и границы реальности для неё сильно стёрлись: весь город снова показался ей зазеркальем, но на этот раз не за плексигласовыми окнами Башни, а за треснутым забралом шлема. Слоняясь по улицам, и всё больше приглядываясь к бандитам, она выдумала превосходный план по захвату Башни! На самом деле план был дикий и глупый. Но тогда Ксюша в него поверила, а свою одиночную тюрьму давным-давно ненавидела! Но теперь…

Теперь поздно сдавать назад. В отличие от кутышей, бандиты жестоки, расчётливы, не боятся драки и всегда хотят выгадать больше, чем давала им жизнь. Только они могут взять Башню. Но как именно? Ксюша знала, что Кощей следит за ней через камеры, и ничего подозрительного внутри Башни не делала, но украдкой осматривалась, как может навредить системе защиты. В случае опасности, из-под самой короны по рельсам вниз скатываются турели. Надо замерить время их спуска, хотя оно наверняка занимает секунды. Из-под крыши могут вылететь дроны, но сколько их у Кощея – Ксюша тоже не знала. Зато ей было известно, что дальше ста метров дроны летать не могут. Если бы толпа бандитов навалилась на Башню, да с такой силой, что Кощею пришлось бы включить все средства защиты, тогда бы Ксюша узнала границу сил Узника, но для этого ей понадобятся все загонщики – абсолютно все, какие есть в городе.

Пока комбинезон ещё работал, у Ксюши оставалось преимущество перед бандитами. Без помощи Узника ей самой, в меру сил, приходилось латать и заряжать Перуницу в аккумуляторной. Но исправить серьёзные повреждения после обвала она не могла. Перезагрузки системы преследовали её постоянно и с годами становились лишь чаще и дольше. Однажды она и вовсе может остаться без Перуницы, а значит надо спешить и захватить Башню скорее.

Сломанный комбинезон не охладил, а наоборот подстегнул желание Ксюши скорее добраться до аэропорта. Колечко, или Взлётка, как называли аэродром бандиты, стояла далеко на юго-востоке от города, и с окраинами соединялась четырнадцатикилометровым трактом. За годы буйного роста диких лесов и разгула погоды некогда ровная скоростная дорога пришла в полный упадок, хотя не исчезла совсем. По этой ниточке, как по последней пуповине, везли топливо для Центральных, и за дорогой кое-как худо-бедно приглядывали. Дорога искрошилась, просела, размылась дождями, но ямы засыпались щебнем, поросль вырубалась, а через иные места перекидывались металлические настилы и бетонные плиты.