Текст книги "Снежный путь (СИ)"

Автор книги: Роман Ваалгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Часть четвёртая
ОХОТНИК

Глава 1. Хаим и Сара

Сначала пришли запахи. Кислый запах застарелого пота, смешанный с запахом образованной от сгорания органики едкой копоти, и спёртый, тяжёлый воздух, образовывали очень неприятное, даже противное сочетание. Настолько противное, что он даже открыл глаза, чтобы воочию увидеть источники столь впечатляющих благоуханий. И первым делом увидел потолок, плохо и неравномерно освещённый желтовато-коричневым светом, по которому неторопливыми язычками плавали невыразительные тени. Потолок был ровным и когда-то наверное белым, что угадывалось сквозь небольшие проплешины в толстом слое покрывшей его копоти.

Он повернул голову, чтобы увидеть источник света. Простое вроде бы действие оказалось очень трудным и болезненным. Голова, утопающая в засаленной подушке, повернулась, но он скривился от боли в шее и висках. Источниками же света оказались две плошки, в разных углах комнаты, фитили которых и давали столь необычное освещение. А, судя по запаху, топливом для них служил либо жир, либо масло. Но скорее жир. Такого чада не даёт, как правило, даже неочищенное масло.

А ещё он увидел сидящую на грубом металлическом стуле рядом с изголовьем его ложа девушку. Она оказалась красивой, очень красивой. Настолько, что даже не хотелось думать на тему того, что так неприятно щекочущий ноздри запах пота возможно исходит от неё. Впечатление от её красоты портили только нездоровые мешки под глазами, крайне усталый вид лица в общем и отслеживающаяся во всём – от причёски до обуви – запущенность. Девушка будто никогда и не думала следить за собой.

Интересно – кто она? И что она делает рядом? И где это рядом?.. Чем больше включался в работу мозг, тем больше вопросов возникало. Но девушку будить не хотелось. Она так сладко спала и её усталый вид не порождал ничего, кроме жалости. Поэтому он решил пока оглядеться и самостоятельно найти хотя бы приблизительные ответы на свои вопросы.

Охотник попробовал сесть, для чего упёрся локтями в кровать, или чем бы это ни было ещё, но как только он напряг мышцы, боль тут же вгрызлась в его тело острыми зубами. Настолько стремительно и настолько яростно, что он потерял сознание.

Очнувшись, он предпринял ещё одну попытку, но уже медленно и осторожно. И к ужасу своему понял, что тело его не слушается. Он мог крутить головой, двигать руками, но на этом его возможности ограничивались. Потрогав свой живот руками, он убедился, что чувствует прикосновения только подушечками пальцев – само тело никак не отзывалось. «Парализован», – всплыло из памяти слово и обдало душу ледяным ураганом.

Оставив попытки, он в молчаливом отчаянии вытянул руки вдоль тела и неподвижным взглядом упёрся в потолок. Парализован… Приговор, хуже смерти. По крайней мере, для него. Всё его существо восстало против этого, но краем сознания он понимал, что это нормальная реакция. Любой на его месте испытывал бы тоже самое. Также он понимал, что пройдёт ещё не один день, не одна неделя и даже возможно месяц, прежде, чем он смирится с ролью балласта для окружающих, мёртвого груза, мыслящего растения… Если только не покончит с собой – руки работали. Вполне достаточно.

Такой же нормальной реакцией было и то, что он усиленно начал искать положительные моменты в создавшемся положении, пытаясь найти в нём хоть отголосок надежды. Мысли метались от одного к другому, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь светлое. Хоть за что-нибудь, что говорило бы хотя бы о призрачном шансе на исцеление.

Глухо зарычав, он наперекор всему снова попытался приподняться. Незамедлительно отозвалась боль, но он, сцепив зубы, не дал ей завладеть собой, упорно не желая сдаваться. Сантиметр… Ещё один… Ещё… Мышцы надсаживались от болезненных конвульсий; то мелко тряслись, то крупно подёргивались, но всё же послушно поднимали его тело. А потом… потом силы оставили его, и он упал обратно, тяжело дыша. Отчаяние нарастало.

Возможно, он бы и смог подняться, если бы не было так больно. Больно? Боль? Боль! Он чувствует боль, а значит… а значит не всё потеряно. Возможно, способность чувствовать вернётся к нему полностью! Возможно… А возможно и нет. Вспышка радости погасла также быстро, как и началась. Да, он чувствует боль, но только послушными частями тела, послушными мышцами. Всё остальное – мертво. И не только не двигается, но даже не чувствуется.

Он с трудом приподнял голову и посмотрел туда, где скрытые плотным одеялом находились ноги. Попытался пошевелить ими, но ничего даже отдалённо напоминающего движение под одеялом не возникло. Уронив голову обратно, он впал в прострацию. Эмоциональный всплеск кончился.

Он скорее почувствовал, чем увидел рядом с собой движение. Слегка повернул голову и увидел большую, поросшую белёсой шерстью голову, среди которой почти терялись два белёсых же глаза. Голова протяжно заскулила и ткнулась сухим белым носом ему в руку. Он непроизвольно поднял её и погладил Пса по голове. Пёс… Пёс Войны… Воспоминания о том, что произошло перед тем, как он оказался здесь, где бы это «здесь» ни было, ясно и отчётливо проявились в его сознании. Он упал. Да, он упал. И «Белый Воин» не справился с нагрузкой и…

Он оглядел комнату, но нигде не увидел следов «БВ», пусть даже искорёженного. Но возможно бронекостюм забрали его спасители. И дальнейшее зависит от их технических возможностей. И от того, кто они такие и с кем дружат. Очень не хотелось думать, что они могут дружить с имплантоидами. Но это всё в будущем. А в прошлом падение завершилось тем, что он упал на дно ущелья, снег смягчил удар, благодаря чему он и выжил, похоже, а потом… потом он отключился и оказался здесь. И эта девушка рядом – его сиделка, если он правильно оценивает ситуацию. Красивая, но от этого только хуже становилось на душе. Он почувствовал, что готов разрыдаться от отчаяния, бессилия и унижения. Лучше б он разбился там вдребезги, чем… так.

Рядом с одной белой головой появилась другая и тоже заскулила. «Какой я вам теперь вожак?» – мысленно обратился он к Псам, но те, само собой, ничего не ответили. Только скулить стали иначе. В их поскуливании стал прослеживаться некий ритм и… мелодичность. Будто Псы выводили некий мотив… или пели свою собачью песню, смысл которой ведом только им. И это явно неслучайное поскуливание завораживало, расслабляло, убаюкивало. Охотник и сам не заметил, как сладко заснул с улыбкой на губах. Он даже не стал думать над тем – как же Псы кого-либо к нему подпустили? Неужели поняли, что ему хотят помочь?

Бег начинается тогда, когда жилище достаточно прогреется под лучами солнца. И начинается он точно с того места, где кончился вчера. И хорошо, если он закончился дома. Если же опоздаешь – двери дома закрываются независимо от того, где ты находишься – внутри или снаружи. И если снаружи, то независимо от того – насколько далеко. Три раза он оказывался последним. И три раза он закрывал за собою дверь. Возможно, кто-то и оставался снаружи, но это оставалось вне примитивных импульсов его нервной системы.

А ночью над домом летают хищные птицы. Да и некоторые небольшие звери тоже не прочь полакомиться таким, как он. Но это тоже не воспринималось. Потому и нет никакого страха. А эмоций он не имел вообще. Как и размышлений. Как и снов. Ночь – отключаешься. День – включаешься. И никакого промежутка между.

Когда температура на улице опускалась до определённой отметки, его тело само разворачивалось и независимо от того – где он находился и что делал, бежало домой. И там оставалось до утра. Утром же само бежало по своим делам. Откуда возникали эти дела, он тоже не знал, но они возникали постоянно. То соломинку принести, то лист порезать и тоже принести, то ещё что-нибудь. Одно всегда – нести.

Он бежал по сложной траектории, на первый взгляд хаотичной, но неуклонно приближался к определённому его телом месту назначения. Усики часто прядали, улавливая невидимые никому излучения, а фасеточные глаза фотографировали окружающее. Потом он по этим «фотографиям» будет возвращаться домой, часто останавливаясь и сверяя то, что видит, с «кадрами» в памяти. Если будет нужно – его тело поправит курс и он обязательно попадёт домой. Если только не уйдёт сначала слишком далеко от дома. Так далеко, что его памяти не хватит на всю дорогу. Но это исключено, а предполагать он не умел.

Днём вне дома тоже подстерегают разные опасности, но их он тоже не боялся. Боятся только те, кто сознаёт и понимает. Остальные просто реагируют. И он, если будет нужно, среагирует. И побежит так быстро, как только может. Поскольку бродящие неподалёку «солдаты», отражавшиеся в его сложных глазах, могут защитить от многих, но не тех, кто имеет крылья. Либо живёт в паутине наверху. Падает оттуда, а потом стремительно взбирается обратно с жертвой в волосатых лапах. Он будет даже защищаться – обязательно укусит. Возможно успеет укусить много раз. Но он такой маленький…

Сегодня он только носил. Листорезы прекрасно справлялись со своей работой сами, да и запасы почти полностью заполнили кладовые. Поэтому сегодня он двигался в замедленном ритме. Как, впрочем, и все остальные. Маленькие лапки бесшумно несли его вперёд по тропинке, когда он заметил странную вещь – четыре «солдата» прекратили патрулирование и стремительно двинулись к нему. Такое поведение не укладывалось в привычный алгоритм его жизни, а его нервная система оказалась не в состоянии обработать возникшую ситуацию. И он сделал то, что представлялось наиболее простым – остановился в ожидании.

Скоро один из «солдат» оказался прямо перед ним, загораживая своим бликующим сталью хитиновым панцирем весь обзор, в жесте угрозы раскрыв жвала над самой его головой. Не прошло и нескольких мгновений, как рядом оказались остальные.

– Он спит? – Спросил загородивший дорогу «солдат».

– Да, Падре. – Женским голосом ответил второй, показавшись из-за спины первого. Он склонил голову в жесте подчинения, и солнце разбило черное покрытие глаза второго муравья на тысячу фрагментов.

– Знай своё место, женщина. Тебя это особенно касается. – Снова сказал первый с угрожающими нотками в голосе. Второй муравей, говоривший женским голосом, поспешно отступил и исчез из поля зрения. Вместо него появился ещё один.

– Его псы опасны? – Опять спросил первый – самый большой «солдат».

– Нет, если не проявлять в его отношении агрессии. – Ответил третий муравей, сменивший второго.

– Он не приходил в себя?

– Ещё нет, Падре.

– Когда придёт в сознание – не разговаривать, даже если он говорит на нашем языке. Немедленно сообщить в Храм одному из Кормчих. Приказ ясен?

– Да, Падре.

Загораживающий дорогу муравей, без сомнений имеющий власть над остальными, развернулся и побежал прочь. За ним увязался ещё один – видимо охрана. Рядом с маленьким рабочим остались двое – тот, что отвечал на вопросы, и тот, который говорил женским голосом.

– Они его боятся. – Сказал муравей-женщина.

– Они боятся всего, что приходит извне… – Ответил муравей мужчина.

– Но Святая тоже пришла извне…

– Однако Святая пришла без «дьявольских порождений», пришла, не оставляя следов на снегу. А его с трудом несли по двое добытчиков – людей очень выносливых и сильных, но и они постоянно менялись. А стоило им неаккуратно положить носилки, как тут же рядом оказывались эти бестии и клыки скалили очень выразительно, можешь мне поверить…

– Как ты думаешь, они действительно не опасны?

– Нет. Они прекрасно понимают нашу речь. К тому же я знаком и с их базовым лексиконом. Если мы не будем проявлять враждебности к их «вожаку», они не будут проявлять враждебности и по отношению к нам. К тому же, как я понял, они меня уже считают кем-то вроде члена своей мини-стаи.

– Тебя?!

– Да.

– Но почему?

– Когда мы нашли его… Они никого не хотели подпускать. Добытчики уже натягивали луки, когда я неожиданно понял – с чем мы имеем дело…

Охотник открыл глаза. Девушка, теперь бодрствующая, ойкнула и юркнула в уголок, а парень споткнулся на полуслове, побледнел, а через мгновение бросился к двери.

– Стоять! – Хотел крикнуть Охотник, но вместо крика из горла вырвался то ли клёкот, то ли хрипение. Однако и этого Псам вполне хватило. Один из них тут же оказался возле закрытой двери, загораживая её, а второй глухо зарычал, замерев перед парнем в позе, наиболее удобной для стремительного прыжка.

Парень замер и побледнел ещё больше. Потом он издал целую серию порыкивающих и посвистывающих звуков. Хвост стоящего перед ним Пса еле заметно вильнул, но сам Пёс положения не изменил. Парень предпринял новую попытку, но и она ни к чему не привела. На этот раз даже хвост остался на месте.

– Ты говоришь… – начал Охотник, почувствовав, что слова даются ему с трудом и болью – видимо сломаны рёбра, – что они понимают нашу речь?

Парень ничего не ответил, только на лбу выступила испарина – теперь бедолагу бросило в жар. Охотник слегка улыбнулся и продолжил:

– Я как-то раньше не додумался дать им имена для простоты дела – всё недосуг было. У них есть свои имена?

Парень упорно молчал.

– Хорошо, тогда я сам дам им имена. Того, который стоит перед тобой, я назову… ну… например, Поллукс. – Уши Пса шевельнулись, будто подтверждая, что он всё понял, – А того, что стоит у двери…

– Это сука. – Выдавил непроизвольно бедняга под гипнотизирующим взглядом белёсых глаз.

– Вот как? – Охотник приподнял брови – даже на сложную мимику не хватало сил. – Хорошо. Тогда она пусть будет Немезида. Каково?

– Я не имею права…

– А я не собираюсь, – прервал его Охотник, – ничего рассказывать нашему многоуважаемому Падре. Допустим, я очнулся на полчаса позже…

– Но это грех…

– Для тебя – может быть, а меня это не касается. Подойди.

Но тот не двинулся с места.

– Поллукс, будь добр, подведи тормоза ко мне.

Пёс открыл зубастую пасть, на удивление мягко взял парня за руку и потянул. Тот опять побледнел, двинулся было, но тут случилось непредвиденное – он отключился.

– Перепады температур камень раскалывают, а что с человеком делают – просто уму непостижимо. – Изрёк Охотник, прослушав глухой стук падения тела на пол. Поллукс, старательно выполняя распоряжение, упорно тащил обмякшего страдальца к кровати.

– Не надо, пусть очнётся. Немезида, сторожи дверь. Если кто будет в пределах слышимости – сообщи, но на входящих не нападай и не препятствуй. – Потом Охотник попытался повернуть голову так, чтобы увидеть девушку, но не смог – стрельнуло болью. Он поморщился и произнёс:

– Я тебя не вижу, красавица, но знаю, что ты там. Плесни на своего друга водой, а потом садитесь-ка оба рядышком.

Он подождал какое-то время, но ничего не происходило. Тогда он снова заговорил, обращаясь к собеседнице, которой не видел:

– Я бы попросил Поллукса помочь тебе преодолеть робость, но из двух бессознательных тел вряд ли получится толковая икебана. Может ты всё-таки сама решишься?

Слуха коснулось тихое копошение, потом боковым зрением он уловил мелькнувший силуэт, затем раздался звук плеснувшей в лицо воды, а за ним – глухой стон. Через несколько мгновений рядом с кроватью появились два силуэта.

Глава 2. Ковчег

– Итак, – снова начал Охотник, – как тебя зовут, нежный ты наш?

– Хаим. – Прохрипел парень.

– Хорошо. А твою подружку?

– Сара.

– Уже лучше. Так ты говоришь, Хаим, что Псы понимают нашу речь?

– Да. В них заложен, путём генетического программирования, определённого размера «словарь». Они не столько понимают слова, сколько реагируют на сами слова и их последовательность рефлекторно. Реакции тоже запрограммированы, но факт в том, что их интеллект искусственно повышен. Поэтому они не просто реагируют, а осмысливают свои реакции. Самостоятельно. Так что реакция на одни и те же слова в разных условиях может быть совершенно разной.

– Как интересно. А откуда тебе сие известно?

– Тут… – Хаим замялся, – В общем…

– Погоди-ка. Давай по порядку. Где это тут?

– В Ковчеге. Ковчег – это религиозная община. Территориально же мы привязаны к бывшему городу, название которого мне так и не удалось установить. После долгих странствий по бескрайним снежным пустыням, Падре-основатель нашёл это место. Некоторые из домов полностью похоронены под снегом, но многоэтажные дома выше его уровня. Большинство из них, конечно, сильно разрушены, но некоторые сохранились вполне достаточно, чтобы после небольшого обустройства быть пригодными для жилья… Мы заняли несколько домов в одном из… микрорайонов. На этажах, что выше уровня снега, живут в основном добытчики и воины, на средних этажах, что уже под снегом, но не у самой земли – храмовники, пророки и кормчие. А на нижних этажах, у самой земли, где возможно появление кислотных червей, – низшие, мутанты-рабы и изгои.

– На каком мы этаже?

– На самом нижнем. – После паузы произнёс Хаим так тихо, что Охотник еле его расслышал. Он снова попытался приподняться и лечь так, чтобы видеть собеседника. Снова навалилась боль, но он сцепил зубы и заставил себя приподняться на руках. Однако, чем выше он поднимался, тем больнее становилось. Рядом возникла голова Поллукса, и Пёс снова начал насвистывать странную комбинацию звуков. К своему удивлению Охотник обнаружил, что боль частично растворяется в этом насвистывании. Он удивлённо глянул на зверя и еле отвёл глаза от прямого внимательного взгляда. Неожиданно Хаим двинулся с места, подхватил его и помог лечь так, как он того хотел.

– Спасибо. – Буркнул Охотник, не зная даже – чего в нём больше: благодарности или унижения.

– Не за что. – Ответил Хаим и снова встал туда, где стоял раньше.

Собравшись с силами и отдышавшись, Охотник снова спросил:

– Причина?

Хаим, одетый в грязное рубище, нервно почесался и медленно ответил:

– Мы очень религиозная община.

– Не понимаю.

Но Хаим молчал. То ли не зная, с чего начать, то ли просто опасаясь давать пояснения.

– В чём твоя вина? – Спросил Охотник.

– Моя вина в том… – Хаим опять говорил медленно, – в том… что я… имею ненормальную тягу к… лишним знаниям.

– Разве знания могут быть лишними?

– Всё, что не относится к Святому Писанию, здесь считается лишним, вредным и богопротивным…

– Дальше.

– А что дальше. Неоднократно на меня налагали епитимью за излишнее любопытство. Несколько раз меня одевали в вериги и заставляли босиком стоять на снегу. Когда сутки, когда двое, а то и трое. Но тогда я ещё жил на средних этажах. Я оказался слишком слабым и хилым, чтобы быть добытчиком или воином, но слишком грамотным, чтобы меня сразу отправили на нижние этажи. Долгое время я был учеником храмовника…

– А подробней?

– Если ты про иерархию, то она достаточно проста: выше всех – Падре. Его ближайшие советники – кормчие. Храмовники – храмовая обслуга. Что-то вроде служащих. Дальше идут добытчики, за ними – воины, за ними – низшие, за ними – рабы-мутанты, за ними – изгои. То есть мы. – Добавил он совсем тихо.

– Понятно. В конечном итоге тебя, за твою любознательность, и отправили сюда.

– Да. Так и есть. Но, возможно, этого бы и не случилось вовсе, если бы в одном из разрушенных зданий я не нашёл случайно библиотеку. Практически все свои знания я и почерпнул именно оттуда. Но в конечном итоге меня выследили, предали анафеме и отправили сюда. А библиотеку сожгли. – Убито закончил он, а Охотник подивился тому, что парень, похоже, больше переживает по поводу погибшей библиотеки, чем по поводу того, что его низвели до самой низшей ступеньки социальной лестницы.

– Понятно. С тобой всё ясно. А что с Сарой?

Хаим опять замялся, снова начал чесаться и пыхтеть, кончики ушей покраснели, но его выручила сама Сара.

– Красота – от лукавого. – Коротко отрубила она. – Сатанинское искушение для истинных детей Церкви.

Охотник внимательно на неё посмотрел. Да, первое впечатление оказалось верным – она действительно очень красива. Только теперь понятны и её запущенность и её измождённый вид. Её красоту убивали. Сознательно и методично. Только она всё равно оставалась красивой, наперекор всему. И неудивительно, что у Хаима покраснели уши.

– Любишь её? – В лоб спросил он у парня. Тот вместо ответа только сильно покраснел. Смутилась и Сара. Похоже, она всё понимала. А, учитывая способность женщин тонко чувствовать такие вещи, об этом можно было говорить с уверенностью.

– А она тебя? – Продолжил Охотник.

Хаим опустил голову на грудь. Что ж, тоже ответ своего рода.

– А ты знаешь, – неизвестно зачем спросил Охотник, – что красота и добродетель плохо сочетаются?

Хаим поднял голову и одарил его колючим взглядом.

– Сара… Сара… – начал он, но Охотник его перебил:

– Можешь не продолжать. В данных обстоятельствах об этом говорить не имеет смысла. Тебе… да и ей… не с чем сравнивать.

– А тебе? – Зло спросил Хаим.

Охотник озадачился. Сколько он себя помнил, а помнил он себя недолго, его постоянно преследовало фоном ощущение некоей подспудной нереальности происходящего с ним. И оно раздражало. Но постичь причины раздражения он не мог, а ломать голову на пустом месте не любил. Иногда только случались кратковременные прорывы, но они пока картины не проясняли. Вот и сейчас произошло то же самое. Вроде как он говорил об общеизвестном, но стоило ему попытаться понять – с чего он взял, что это общеизвестно, как тут же мысль останавливалась, не в силах преодолеть насильно ему навязанной пограничной черты. Он скривился и решил сменить тему.

– Значит, о Псах ты узнал в библиотеке?

– Да. Насколько я понял, это была одна из последних поступивших туда книг. Самих Псов тогда ещё как таковых не создали, по крайней мере, свободных стай. Но наработки уже имелись. И об этих наработках там и рассказывалось. Так как книга лежала прямо на одном из столов раскрытой – она и оказалась первой книгой, которую я там прочёл.

– Ну что ж. С их способностью понимать нашу речь вроде понятно. Но я заметил, что они вроде как и между собой разговаривают?

– Да. Они имеют и свой язык, если это так можно назвать. Он достаточно простой, «слов» в нём немного, но достаточно для успешного функционирования стаи.

– И ты его знаешь?

– Именно потому, что я его знаю, ты оказался здесь, а не пошёл на корм фартанам там, в горах.

– Обиделся никак? – Спокойно спросил Охотник. – А ты не обижайся. Лучше расскажи, мне это очень важно.

– А что тут рассказывать… Партия добытчиков пошла в горы. Я напросился с ними. Они не хотели меня брать, да и до этого я много раз пытался, но… Короче, за меня попросила Святая. Так я и оказался в партии. Через две недели мы пришли на охоту в Горы. И там, в одном из ущелий, и нашли тебя. Ты лежал без сознания голым на снегу…

– Голым? – Охотник встрепенулся.

– Ну да голым. А что, на тебе что-то было одето?

– Да. На мне был костюм. Очень специальный костюм…

– Не знаю, мы ничего не видели. Кроме голого изувеченного тебя, моря крови вокруг и большой стаи дохлых фартанов и двух лежащих рядом с тобой Псов Войны.

– Стаи дохлых фартанов?

– Ну да. Фартаны очень хорошо чувствуют живое тело. Как и мёртвое, впрочем. Но ещё лучше они чувствуют кровь. А вот чего-чего, а крови там хватало. Мы даже подумали сначала, что это Псы тебя так… Добытчики натянули уже луки и мне стоило больших трудов убедить их дать мне возможность поговорить с Псами. Те тоже уже подобрались и оскалили клыки… Неизвестно, чем бы дело кончилось, скорей всего меня бы не послушали, если бы сами Псы не выглядели столь убедительными, но мне дали шанс. Так я и узнал, что когда ты упал, тебя нашли фартаны и уже совсем собрались приступить к трапезе, когда подоспели твои пёсики. Судя по всему, бойня произошла та ещё и длилась не один час. Твои собаки тоже сильно пострадали, но на них всё зарастает поразительно быстро. Их регенеративный механизм тоже, знаешь ли, модифицирован. К тому же они, используя свист определённых частот и тональностей, воздействуют раненым особям на участки мозга, отвечающие за регенерацию, стимулируя их работу. Заодно этот свист оказывает обезболивающее воздействие.

– Вот как… – Охотник снова посмотрел на пристально смотрящего на него Поллукса. – А воздействует ли этот свист на человека?

– Неизвестно. – Ответил Хаим. – Но, учитывая отсутствие каких-либо существенных принципиальных различий в физиологии, можно предположить, что воздействует. Может не в столь сильной мере…

– Понятно. Значит, это добытчики принесли меня сюда?

– Да. Но с Псами договориться оказалось гораздо легче…

– В смысле?

– В том смысле, что добытчики посчитали тебя безнадёжным и не хотели связываться. К тому же, здесь, в Ковчеге… как бы это сказать…

– Как есть.

– Короче, здесь не очень, мягко говоря, любят посторонних. На моей памяти в Ковчег приняли только двух пришлых. Остальных нуждающихся в помощи обеспечивали водой и хлебом, но в сам Ковчег не пускали. И уж тем более я не слышал, чтобы кого-то приводили… или приносили.

– А как же христианское милосердие?

– К этому я и взывал, пересыпая свои призывы соответствующими цитатами из Писания. Но ум, к сожалению, в достоинства добытчиков не входит. В конце концов договорились так, что тебя забирают, но если ты окажешься совсем плох или возникнет какая-либо ситуация, требующая скорости перемещения – тебя выкидывают по дороге.

– Понятно. И именно по причине того, что чужих у вас не любят, я здесь, на нижних этажах?

– Да. – Хаим отвёл глаза. – Ты – нечистый. Мало того, обстоятельства, при которых тебя нашли, сами по себе весьма необычны, а всё необычное… – Он не договорил, но Охотник понял, – А про Псов Войны, тут же окрещённых порождениями дьявола, и говорить не приходится. И то, что они служат тебе, работает не в твою пользу.

– Кстати, почему они мне служат?

– Я думаю потому, что ты победил их вожака. Разве не так?

– Так. Но почему они меня не порвали? Что это вообще было?

– Видишь ли… У Псов Войны не только высокоорганизованный интеллект, но и своеобразный кодекс чести. Не знаю, то ли он тоже в них запрограммирован, то ли они выработали его сами – в книге об этом только упоминается, но конкретно не рассматривается… Так вот. Если бы ты был ещё с кем-либо, то есть если бы вас было хотя бы двое – они бы напали всей стаей. Нападать же на одиноких путников скопом они считают ниже своего достоинства. Поэтому тебе и предложили поединок с вожаком. Ты победил, значит ты сильнее, значит ты более достойный кандидат на то, чтобы управлять стаей.

– Вот как? Интересно. Но зачем, бога ради, они пожрали поверженного вожака?

– Их вожак – самая сильная особь – оказался слабее. Это позор для стаи. Поэтому они его и съели, тем самым иносказательно, по-своему разумению, избавившись от позора.

– Ни черта себе. Ну да ладно, с этим разобрались. Как разобрались и с моим положением. Теперь мне интересно, что меня здесь, по-вашему, ожидает? Насколько я понял, ваш Падре настроен не очень-то дружелюбно?

Хаим замялся, переглянулся с Сарой, а потом медленно, обдумывая каждое предложение, и, подбирая слова, поведал:

– Вообще-то, точно этого сказать не может никто. Мне лично неизвестно и не может быть известно по определению – ни к чему придёт Падре, ни даже образ его мыслей, чтобы делать на эту тему хоть какие-то предположения… К тому же, наверняка решение Падре будет обусловлено не только его личным отношением к тебе и к твоему присутствию здесь, но и тем, к чему придёт совет кормчих…

– Тем не менее, будь любезен предположить хоть что-нибудь. – Сказал Охотник. – Ты меня обяжешь…

Хаим наморщил лоб и продолжил:

– Я лично могу предположить, что твою дальнейшую судьбу определят всё же не столько они, сколько Святая…

– Святая – это та, которая пришла извне, не оставляя следов на снегу?

Хаим и Сара опять переглянулись. На этот раз ответила Сара. Ответила утвердительно. А Охотник закрыл глаза и расслабился. Святая – Фантом. Это без сомнения. Вроде ничего конкретного ещё не было сказано, но Охотник уже знал, что так и есть. Так бывает. В определённый момент времени по определённому поводу человек вдруг ощущает в себе Знание, которое вроде бы ничем и не подкреплено. Которое просто есть.

Вероятно, это вызвано работой пресловутого подсознания, которое не отягощает себя в процессе своей деятельности облачением конкретных мыслей в громоздкие и неповоротливые слова и помнит всё то, что вроде бы прошло мимо внимания сознания, как такового. Оперируя данными с невероятной скоростью, успевая обрабатывать конкретные факты с учётом всех ресурсов памяти. Но это просто догадки. Охотник не был силён ни в медицине, ни в психологии, ни в философии.

А возможно это Знание носит и другой характер. Как, например, когда человек идёт по улице, видит дома, людей, машины, деревья, но в его голове не наблюдается при этом словесных комментариев к тому, что он видит. Он просто знает и всё. А впрочем, где те дома, машины и люди? Когда то было и было ли вообще? И откуда это в его голове? Охотник внутренне встряхнулся и попросил:

– Продолжай…

– Святая посмотрит тебя… в смысле не только раны, но и твою душу… не знаю – правда ли это, но так говорят… и решит – что с тобой делать. Она тебя либо исцелит… – тут Хаим замялся.

– Ну-ну? – Подбодрил Охотник.

– Либо прикажет вынести тебя за пределы Ковчега и там оставить.

– Да уж, Святая ваша святее некуда. – Невесело усмехнулся Охотник.

– Она радеет за Ковчег. – Хаим развёл руками. – Это только понятно. За его безопасность, «чистоту» и сложившийся уклад. Но, думаю, что она тебя всё же исцелит.

– Что даёт тебе причины так думать?

– Видишь ли… Святую тоже не сразу приняли… Но потом, когда она начала исцелять даже безнадёжных, предупреждать о нападениях мутантов и червей, направлять охотников именно туда, где можно взять много добычи… Её авторитет возрос. Настолько, что сейчас даже Падре слушает её. А что касается последней охоты… я же уже говорил, что меня брать не хотели. И охотников к горам направила именно она. Мало того, направила именно в то ущелье, где ты умирал. Добычи там практически нет, да и быть не могло. К тому же, там традиционно территория охотящихся мутантов. Там слишком опасно для нашей охоты. Слишком велик риск самим стать добычей. Но она направила нас именно туда. Это очень странно. Очень похоже на то, что она знала о тебе и, несмотря на недовольство охотников, и меня навязала и такой опасный маршрут. Предполагаю, что это означает, что она заинтересована в тебе. Ты ей, возможно, зачем-то нужен. Вот только зачем? Этого не дано знать ни мне, ни кому-либо ещё.

– Что ж, понятно. – Вздохнул Охотник. – Значит теперь мне придётся ожидать её для выяснения последующей моей судьбы.

– Да. Похоже, что так.

– А скажи, Хаим, если она меня исцелит… каков будет мой статус здесь?

– Зависит, опять же, от неё, но скорей всего… как бы это выразить… гость-пленник. Понимаешь?