Текст книги "Загадка белого «Мерседеса» [Сборник]"

Автор книги: Роберт Уэйд

Соавторы: Эльсе Фишер,Николас Фрелинг,Росс Барнаби
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

Наконец, Георг сказал:

Пойду посмотрю, как там Лотта, – и, он оказался у двери, прежде чем до остальных дошли его слова.

– Да, Лотта, мы совсем забыли про Лотту. Я тоже пойду к ней, – воскликнула Ютта. Енс встал и заявил, что не отпустит свою жену с убийцей.

И Георг повел себя так, будто он и правда был преступником. Он бросился к Енсу, словно желал убить его, однако быстро взял себя в руки и сказал холодно:

– В таком случае, и Петер должен идти с нами. В конце концов, убийцей может оказаться и он, зачем же предо-ставлять ему возможность удрать, когда мы все будем наверху?

Все вместе они тихо поднялись наверх, и через четверть часа им также тихо пришлось спуститься вниз. Лотта заперлась и, как они не просили открыть, ее не удалось уговорить.

Наверху в своей комнате Лотта удивлялась, что никто не идет спать.

Смущенные ее поступком или из врожденного такта, они не сказали ей об убийстве Бента. Они умоляли Лотту открыть дверь, спрашивали, не нужно ли ей чего-нибудь, но никто даже не заикнулся о трагической судьбе Бента.

Лотта заметила, что голос Бента не слышался в общем хоре, но успокаивала себя тем, что он отправился домой на лыжах, и радовалась при мысли, что он установит связь с внешним миром. Если он верил, что она убила Петерсена, он, конечно, даст знать полиции, а если убийцей был он сам, его по крайней мере нет в доме, и ей не нужно бояться новых покушений. Она ни за что не отопрет дверь своей комнаты до утра. Если не Бент был убийцей, она абсолютно уверена, что полиция явится сразу же, как только дороги станут проходимыми, и, хотя ее собственное положение было весьма шатким, никто так не ждал полицию, как она.

Тишину вновь нарушил звук хлопающих дверей. Она слышала, как кто-то вышел на кухню, она слышал крадущиеся шаги на лестнице. Кто-то осторожно тронул дверную ручку. Голос, которого она не смогла узнать, шепнул:

– Лотта, ты спишь?

Лотта заколебалась. Разумеется, надо бы ответить, но ей не понравилось, что она не узнала голоса. Голос явно хотели изменить. И вообще она не желает разговаривать ни с кем. Лотта снова откинулась на подушки, выжидая, когда шаги удалятся.

Но вдруг она поняла, что ее молчание было воспринято тем, кто стоял за дверью, как благоприятный знак. В замочную скважину просунули какой-то предмет и ключ, который она добросовестно и надежно повернула в замке, начал угрожающе шевелиться, Лотта закричала, но события этого дня так сказались на ней, что пронзительный крик, который должен был бы поднять на ноги весь дом, прозвучал, как шепот. Однако, он подействовал на того, кто стоял за дверью. Затаив дыхание, Лотта слышала, как предмет был осторожно вынут из скважины. Свет и тень переместились под ее дверью, крадущиеся шаги стали удаляться по коридору, и где-то тихо открылась и закрылась дверь.

Лотта ни за что не смогла бы определить, что это была за дверь, однако ясно было одно: убийца все еще находится в доме, и он не отказался от намерения свести с ней счеты.

Шли часы ночи. Четверо в гостиной сидели и полулежали в креслах. Горела одна настольная лампа. Ее дрожащий отсвет отбрасывал на пол и потолок причудливые пляшущие тени. Казалось, эти четверо спали, но, присмотревшись, можно было заметить настороженный острый взгляд под опущенными веками. Когда в камине падала головня, они открывали глаза и смотрели друг на друга холодно и испытующе. Старинные часы пробили половину третьего ночи. Но никто не собирался ложиться спать. Никому и в голову не приходило нарушить новый неписаный закон ненависти, который заставлял их держаться вместе. Так они сидели. Четверо друживших многие годы: они всегда воспитывали друг в друге хорошие качества, но теперь это не мешало им с лупой выискивать слабости друг у друга.

Мозг убийцы тоже работал напряженно, отыскивая у других слабые стороны. Две неудачные экспедиции к двери Лотты не дали результата, однако ночь еще была долгой, хотелось думать, достаточно долгой. Петер встал и подложил в камин полено, Все взгляды устремились на него, и только когда он подошел к окну и поднял штору, они поняли, что тишина вот-вот будет нарушена звуком, который доносился извне. Издалека придвигался шум работающего трактора. Можно было разобрать жужжание мотора, вот машина остановилась ненадолго, затем проехала еще немного.

– Приближается спасение, помощь или судный день, – тихо сказал Петер. – Насколько я понимаю, полиция на пути к нам с тракторами и снеговыми плугами…

Они бросились к окну.

– Я пойду к ним навстречу, – сказал Георг.

– И я, – сказала Ютта и вопросительно посмотрела на Енса.

– Никто никуда не пойдет, – сказал Петер.

– Хотел бы я посмотреть, кто это меня не пустит, – ответил Георг и пошел к двери.

– Я не пущу, – сказал Петер. – Как только мы окажемся в темноте, убийце удастся скрыться, и, раз мы продержались вместе до сих пор, я не хочу рисковать.

– Послушайте эту угнетенную невинность, – с издевкой сказал Енс и выпрямился с тем достоинством, которое ему позволяла его долговязая, тщедушная фигура. Он поправил свои большие роговые очки. – Малыш Петер, очевидно, хочет доказать свою невиновность, спихивая свои грехи на других. Очень ловко, Петер. Чрезвычайно ловко, но у тебя было достаточно времени за долгую ночь, чтобы высидеть эту идею. Однако не тебе одному приходят в голову удачные мысли, – продолжал он жестко. – У меня тоже есть хорошая идея, и к тому же я придумал ее еще вчера вечером. Я хочу задать тебе, мой дорогой Петер, один небольшой, но весьма неприятный вопрос. – Его рука нырнула в глубокий внутренний карман пиджака и появилась снова с револьвером, которому полагалось лежать в стенном шкафу. Другой рукой он схватил Ютту и пихнул ее себе за спину. – Три шага назад, мой милый Петер и ты, Георг, тоже. Я никому из вас не доверяю. Сядьте в свои кресла, и ты, Петер, отвечай на мой вопрос. Не из-за тебя ли вчера вечером Лотте пришлось спускаться в этот проклятый подвал, оттого, что на твою драгоценную рубашку посадили пятно?

Краска отлила от щек Петера.

– Да, – выдавил он, – но мог ли я подумать, что такое простое дело, как стирка, повлечет за собой покушение на убийство?

– Да, да, мог ли ты это подумать? – издевался Енс, затем направил револьвер на Георга. – А теперь ты, Ге-opr, – продолжал он. – Вчера, когда я проходил по коридору, ты вышел из мастерской Лотты с каким-то письмом. Перед этим я слышал стук пишущей машинки. Как ты это можешь объяснить?

Георг густо покраснел.

– Не думаешь ли ты всерьез, что я напечатал признание Лотты? Черт возьми, что ты! Я же люблю ее. Я всего-навсего напечатал деловое письмо, которое отошлю, как только попаду в город.

– Можно посмотреть?

Георг вынул из кармана сложенный лист бумаги и протянул Енсу. Енс не спеша развернул бумагу и прочел.

– Да, выглядит весьма убедительно, но это еще не доказывает, что ты не напечатал и другого письма.

– А нельзя ли спросить, почему ты здесь размахиваешь револьвером, который должен лежать в шкафу? – спросил Петер.

Енс устало провел рукой по волосам.

– Потому что я боюсь, – сознался он. – С того момента, как Бент вспомнил, что дверь подвала была заперта. Прежде чем его убили, я понял, что необходимо какое-нибудь оружие, чтобы защищаться от такого отчаянного преступника. Я не могу равняться с вами физической силой, однако револьвер дает мне недостающую силу. Когда мы были наверху у Лотты, я воспользовался случаем и достал ключ от шкафа и, если вы пошевельнетесь в своих креслах до прихода полиции, я буду стрелять. Как видите, ваша безопасность представляется мне несколько иначе.

Не спуская глаз с Петера и Георга, Енс подошел к окну и поднял шторы, чтобы свет из окон освещал дорогу тем, кто продвигался со стороны шоссе.

Со стороны наполовину занесенный снегом дом напоминал замок Спящей красавицы, и комиссар Берг, заметивший свет, льющийся из окон, с досадой подумал, что опять ошибся. Дом казался воплощением самых идиллических рождественских сказок. Немыслимо, чтобы здесь скрывался убийца. Он поднял воротник, открыл дверцу и выпрыгнул в глубокий снег. Немного помедлив, Лунд последовал за ним. Собачий холод пробирал до мозга костей, а двумя минутами раньше или позже – какая разница. Полицейские двинулись к дому, даже не подозревая, с каким нетерпением их ждали: они шли распутывать дело об убийстве Петерсена. Но когда входная дверь распахнулась и стройная девушка крикнула:

– Ах, скорей же, скорей! – они поняли, что паника и страх давно поселились в уютном доме.

Увязая в глубоком снегу, но при этом пытаясь соблюсти максимальное достоинство, они взбежали по главной лестнице и были почти впихнуты девушкой в огромную комнату с камином. Их глазам предстал молодой мужчина, державший под дулом револьвера двух других. Берг и Лунд запыхались от пробежки по снегу и были измучены трудной поездкой из города, но они были людьми действия и одним прыжком набросились на человека с револьвером. Вырвали револьвер, завернули руки назад так, что он скорчился от боли. И только после того, как все это проделали, до них дошло, что девушка, открывшая им, колотит их кулаками и кричит:

– Отпустите его! Отпустите! Это мой муж, он не причастен к убийствам. Он задержал убийц, когда увидел, что вы приближаетесь.

Берг предоставил свою жертву Лунду, выпрямился и произнес:

– Убийцы? Что вы хотите этим сказать? Совершены другие убийства?

Ютта закричала истерически:

– Полиция спрашивает, не совершены ли другие убийства?! Поднимитесь наверх и загляните в спальни, вы найдете два трупа и полумертвое тело. Мы сами остались в живых по чистой случайности, является полиция и хладнокровно ломает руки моему мужу, а двое убийц сидят и радуются.

Георг с расстановкой сказал:

– Пока эта молодая истеричная дама не выплеснула других обвинений, я хотел бы сказать вам несколько слов наедине, господин комиссар.

– Я тоже, – вмешался Петер.

– У вас будет возможность поговорить со мной обо всем, – резко ответил Берг. – Вам не удастся избежать разговора со мной, и скажу вам наперед, когда мы закон-чим разговор, я узнаю всю правду о том, что здесь произошло. В нашем распоряжении дополнительная бригада и люди из технического отдела. Обещаю, что никто не отделается лживыми историями. Отпустите же этого человека, – зарычал он на Лунда, который все еще держал Енса. – Впустите наших людей. Я слышу, что они уже здесь, и хочу оставить парочку полицейских, чтобы эти молодые люди перестали ссориться. – Он повернулся к Ютте. – Есть в этом доме помещение, где можно без помех провести небольшой предварительный допрос? Я хочу поговорить со всеми поодиночке и предупреждаю, что все, что вы сообщите, может быть использовано против вас.

– Мастерская Лотты самое лучшее место, – ответила Ютта, показывая дорогу и пытаясь толково объяснить, что произошло в последние дни.

Дом Лотты постепенно превратился в нечто среднее между тюрьмой и полицейским участком. Уголовная полиция была внизу и наверху, внутри и снаружи. Гости Лотты по очереди приглашались на допрос к Бергу и по очереди сидели в гостиной под неусыпной охраной Лунда, который следил за тем, чтобы они ни словом не обменялись друг с другом.

Всегда подтянутый Берг за один час превратился в потную развалину. Из показаний следовало, что все четверо могли убить Петерсена. Все в какой-то момент выходили из комнаты, и у всех был мотив. Что касается покушения на художницу, Берг располагал только заверениями, что в момент этого трагического происшествия все спали в своих комнатах – и опять он не продвинулся ни на шаг. Смерть девушки тоже была весьма загадочной и утопала в объяснениях о несчастном случае. Отравление лесничего ставило под подозрение супружескую пару, которая работала на большом химическом заводе, однако при более тщательных допросах выяснилось, что и адвокат, и парень из Сиама во время войны были в Англии в специальных войсках. Под сильным давлением оба сознались, что в их воинском подразделении не любили, чтобы враг брал пленных живыми, поэтому им выдавали ампулы с цианистым калием. И снова Берг был в тупике.

Допрос молодой художницы тоже был весьма трудным делом. Она, очевидно, получила тяжелое воспаление легких, и половина из того, что она говорила, было неразборчивым бормотанием. Однако она все время твердила об исчезнувшем белом порошке и осколке стакана, поэтому Берг послал своих людей обыскивать дом, а сам тем временем попытался восстановить обстоятельства убийства лесничего.

Каждый из гостей получил приказ точно воспроизвести свои действия. Они взяли бутылки и рюмки и беспорядочно задвигались в темноте у бара, но даже подозрительный Берг затруднился бы определить, кому можно предъявить обвинение. Их сфотографировали в креслах, в которых они сидели тогда, и ассистент Лунд изображал лесничего, но все напрасно.

В тот момент, когда Берг уже почувствовал, что ему надо разводить кур в деревне, а не работать сыщиком, произошел небольшой эпизод, представляющий интерес. Прибежали люди, исследовавшие подвал, и в возбуждении сообщили, что газовый кран водогрея старой конструкции отсутствует. Берг приказал бригаде, которая занималась обыском дома, искать не только осколок, но и кран. После этого события стали развиваться с молниеносной быстротой. Однако не совсем так, как ожидал Берг: два вещественных доказательства были обнаружены в разных комнатах. Газовый кран нашли у сиамца, а осколок лежал в портфеле адвоката.

Лунд, почувствовавший себя на высоте, шепнул Бергу, что это именно то, о чем он все время говорил. Эти истории свидетельствовали о сговоре, но Берга это не убедило. Конечно, оба парня были наследниками Петерсена и поэтому имели некоторое отношение друг к другу. Однако Берг склонялся к тому, что все убийства совершил один из них, а вину пытался свалить на другого. Ошибка состояла в том, что убийца не избавился от другой улики, впрочем, это было вполне закономерно. По опыту Берга, все преступники рано или поздно совершали ошибки, а в данном случае убийца едва ли предполагал, что полиция прибудет так скоро.

История с осколком произошла раньше покушения в подвале, так что, с точки зрения чистой логики, наиболее вероятно, что тут действовал сиамец: он устранил осколок до того, как отвинтил газовый кран. По каким-то причинам у него не было возможности спрятать кран у адвоката вместе с осколком. У Берга от мыслей лопалась голова. Его теория была великолепна, но доказательств не было. И Лунд со своей версией о сговоре тоже мог оказаться прав. Ясно было одно. Обоих надо везти в город для дальнейшего расследования. Берг уже послал в ближайшую деревню за каретами скорой помощи и полицейскими машинами. Надо было увезти трупы, а больную отправить в больницу.

Берг устало потер лоб. Ночь выдалась длинной, и день едва ли будет короче, если он не найдет какую-нибудь решающую улику. Художница много говорила об осени. Надо выяснить у этих двух, что она имела в виду. Может быть, один из них сватался к ней осенью, может быть, это у них какой-то символ. Он должен все узнать.

Несмотря на усталость, он приказал вывести этих двоих. Машина уже ждала. Карета скорой помощи уже побывала здесь и забрала трупы, однако старый деревенский врач отказался везти больную, пока у нее не спадет жар. Берг бросил прощальный взгляд на дом. Он снова казался уютным и надежным. Комиссар приказал Лунду оставаться с молодыми супругами, они должны были ехать в город на следующей машине. Супруги обещали побыть здесь, пока найдется сиделка для больной, впрочем, в таком комфортабельном доме не так уж трудно провести несколько лишних часов.

У Георга не выходила из головы больная Лотта. Девушка, которую он любил, но заподозрил в убийстве, а потом так плохо защищал. Только бы ей не проговорились, что его увезли в префектуру. В теперешнем состоянии это ее убьет.

Он глубоко вздохнул. Тяжело любить и знать, что, может быть, в этот момент твоя возлюбленная узнает, что тебя обвиняют в убийстве. Еще тяжелее сознавать, что не справился со своей задачей. Надо было не спускать с нее глаз, чтобы лишить Петера всякой возможности покушаться на ее жизнь. Он с ненавистью посмотрел на Петера – убийца, который к тому же пытался свалить вину на него, подбросив осколок стакана. Страшное дело с этим стаканом. Кажется, это тот самый, который он вчера утром по своей неуклюжести разбил в ванной. Сразу надо было догадаться, что в нем снотворный порошок. Господи, если бы он только знал! Он с легкостью поубивал бы всю компанию, прежде чем они приблизились к Лотте.

Единственное облегчение, что Петер тоже сидит в машине. Если бы Петер не был настолько глуп и не забыл про газовый кран, Георг ехал бы сейчас с ужасным сознанием, что убийца все еще рядом с Лоттой. Георг слегка улыбнулся. В сущности, даже хорошо, что сам он едет в машине, в твердой уверенности, что каждая минута уносит «убийцу Петера» все дальше и дальше от его любимой Лотты.

Петер отвернулся от окна и посмотрел на Георга. «Поразительно хладнокровие, – подумал он, заметив, что тот улыбается. – У человека, должно быть, стальные нервы. Он виновен не меньше, чем в трех убийствах, и еще может улыбаться. Вероятно, он воображает, что он такой талантливый адвокат, что всегда защитит себя. Он не представляет, что ему предстоит. В сущности, даже жаль его, должно быть, он сумасшедший. Три убийства и одно, вернее, два покушения на самую замечательную девушку на свете. Если бы я мог предвидеть, я бы вовремя его притормозил, но все мы крепки задним умом».

«Он не особенно хитер, – продолжал свои мысли Петер. – Если бы он был законченным убийцей, он бы постарался подбросить мне и осколок и кран. Что-то не сработало в его голове, ведь осколок у него был раньше, чем кран. В этом есть что-то противоестественное, – размышлял Петер. – Разумеется, даже самый ловкий преступник может совершить ошибку, но такая явная ошибка не вяжется со всегда логичными поступками адвоката. Однако все это позади, и следует благодарить небо, что убийца найден. Путаница с ним самим разъяснится, когда Георг раскиснет и сознается, и, в сущности, можно порадоваться, что он сам, Петер, сидит в машине и видит, как каждая минута уносит убийцу все дальше и дальше от Лотты и ее милого дома».

Комиссар Берг беспокойно заерзал на сиденье. Тридцать лет службы в уголовной полиции научили его тому, что не все доказательства надежны, и не все, что видишь, очевидно. Он сидел в машине с двумя убийцами, у него была куча улик, следовало бы чувствовать себя уверенно и спокойно, однако ни радости, ни уверенности он не испытывал. И чем дальше они ехали, тем ему трудней становилось верить, что он поймал преступников. Инстинкт Берга часто наводил его на след опасного преступника, но на этот раз инстинкт молчал, и это беспокоило. Его мысли все чаще и чаще возвращались к оставшимся в доме, и он ругал себя, что не прихватил всю эту банду. Да, в этом было что-то сомнительное, беспокоящее, но что именно, он никак не мог определить. Может быть, то, что все улики свидетельствовали против этих двоих, которых он сам подозревал с самого начала. Старая истина, что подозрение часто падает на невиновных, промелькнула в его мозгу, но он в ярости отбросил ее. Хватит, он везет убийцу, и чем раньше он возьмет его в работу, тем лучше для всех.

Машина завязла в сугробе, и трое полицейских, сидевших на переднем сиденье, вылезли с лопатами. Георг с интересом наблюдал за их работой. Петер скользил взглядом по белому ландшафту и задумчиво насвистывал популярную мелодию, пока Георг в ярости не прошипел:

– Замолчишь ты, наконец?

– Тебе не по вкусу мелодия?

– Мне она совершенно безразлична, но я не могу собраться с мыслями, когда ты без конца повторяешь одно и то же. В точности, как вчера днем, когда все спали, а я пытался собраться с мыслями, но это было совершенно невозможно, потому что ты без конца насвистывал этот проклятый мотив. Не можешь ли ты придумать что-нибудь другое, или я… – Он оборвал себя на полуслове. – Вчера днем, когда все спали, – прошептал он. – Когда все спали. Боже мой, значит, ты не мог в это время быть в подвале, потому что я все время слышал, как ты свистел. – Он выпрямился и беззвучно произнес: – Петер, я все время тебя слышал, господи, это невозможно. – Он стремительно повернулся к Бергу: – Господин комиссар, – простонал он. – Поверните машину, клянусь вам всем святым, что я не убийца, и я сейчас понял, что и Петер не убийца, потому что в то время, когда в подвале пытались убить Лотту, я все время слышал, как он насвистывал. Поверните машину, – умолял он. – Пристрелите меня на месте, если считаете меня преступником. Делайте со мной, что хотите, но, ради бога поверните машину и спасите Лотту, потому что убийца все еще в доме.

Берг и Петер уставились на Георга. Перед ними был или великий актер-или человек, говорящий чистую правду. По искаженному ужасом лицу Георга катился пот. Петер быстро спросил:

– Что я еще насвистывал?

– Ты начал с «Long ago» и через полчаса перешел на «Tipperary» и закончил «Over there».

– Бог мой, он говорит правду! – вскричал Петер и схватил Берга за руку. – Я думал, что убийца он, но тогда бы он не знал, что я насвистывал.

Берг колебался лишь мгновение.

– Я не верю вам ни на йоту, – сказал он. – Видимо, вы убивали сообща, а теперь любым способом пытаетесь выкрутиться. Однако никто не может сказать, что полиция бездушна, – продолжал он, вынимая из кармана служебный револьвер. Левой рукой он откинул складное сиденье и сел напротив с револьвером наготове. Громовым голосом, как будто провозглашая судный день, он крикнул полицейским на переднем сиденье: – Поворачивайте машину и ходу! Кажется, мы ошиблись, а если это так, да поможет нам небо.

– Да поможет нам небо, – прошептал Георг, вглядываясь в ночь, беспомощно сжимая и разжимая кулаки.

В спальне Лотты ассистент Лунд удобно растянулся в голубом кресле. Он смотрел в окно, но теперь остановил взгляд на спящей Лотте. Сейчас эта девушка выглядит лучше. Дыхание почти нормальное, можно биться об заклад, от укола пенициллина, который сделал ей врач, жар уменьшился. Нет никакого сравнения с тем, как она выглядела, когда он ворвался в ее комнату. Любой бы испугался до смерти, если бы забаррикадированная им дверь внезапно распахнулась и стул бы с грохотом опрокинулся.

Со стулом она неплохо придумала, он как раз подпирал ключ. Было чертовски трудно отпереть дверь. Лунд сунул руку в карман, нащупывая трубку. Ему хотелось пойти покурить, но врач запретил оставлять больную одну. Подруга больной обещала немного посидеть с ней.

Как бы в ответ на его мысли в дверь тихо постучали. В комнату заглянула Ютта.

– Час освобождения приближается. Я приготовила завтрак для вас и мужа, а свой прихватила сюда. Отдохните немного, а я подежурю. Бедняга, у вас ужасно измученный вид.

Лунд улыбнулся.

– День выдался тяжелый, но и вам досталось. Не хотел бы я когда-нибудь быть запертым в одном доме с убийцами. Хорошо, что мы так быстро обнаружили улики. Что бы эти господа ни говорили, им придется туго на суде присяжных. Теперь надо поставить на ноги эту молодую даму, чтобы она в конце концов сказала решающее слово.

Ютта отвернулась и посмотрела в окно.

– Да, – ответила она. – Мы не должны об этом забывать. – Они немного помолчали, глядя на Лотту, которая видимо спала. – Надеюсь, она выживет, – сказала Ютта, – но, честно говоря, я в это не верю. Чтобы перенести отравление газом, да еще такое сильное воспаление легких, нужна крепкая конституция, а бедная Лотта всегда была слабенькой.

БЕДНАЯ ЛОТТА ВСЕГДА БЫЛА СЛАБЕНЬКОЙ.

Лотта собралась протестовать. Она лежала в полусне, но ей не хотелось открывать глаза и отвечать на вопросы. Но что за чушь несла Ютта? Она всегда была выносливой, как лошадь. Она по пальцам могла сосчитать дни, когда за последние годы болела.

Лотта задумалась. Голоса Ютты и Лунда стали сливаться в неясное бормотание. Лотта пыталась понять непостижимое: как Георг мог стать соучастником в убийствах. Она знала, что полиция увезла его и Петера, и чувствовала, что здесь произошла какая-то вопиющая ошибка. Георг никак не ассоциировался с осенью. Во всяком случае, с тем неуловимым воспоминанием, которое таилось в глубине ее сознания с тех пор, как она упала с лестницы в Розенбринке.

Единственное, о чем она могла вспомнить, связанное с Георгом и осенью, – это приятные прогулки в лесу: голубое небо высоко-высоко, а листва на деревьях пламенеет. Как она любила эти прогулки! Они болтали о пустяках или обсуждали серьезные проблемы. Когда она была вместе с Георгом, ей казалось, что весь мир принадлежит ей. Как часто она хотела сказать «да», когда он просил ее руки. Странно, что она давным-давно не сказала этого. Ведь она любила Георга. Да, она любила Георга, а теперь его разоблачили как убийцу.

А Петер, он всегда был другом ей. Если думать о нем и осени, на память приходит горящий камин. Петер ходит взад и вперед по комнате, что-то внушает и объясняет ей. Ему принадлежит большая доля в ее успехах: он точно знал, что требуется от художника-иллюстратора, он заставил ее работать так, что она приобрела настоящую известность, несмотря на свою молодость.

Покойного беднягу Бента она подозревала больше всех. Так естественно связать воедино лесничего, лес и осень. Если бы она доверилась ему после эпизода со стаканом молока!

Если бы они действовали заодно, едва ли дело обернулось так скверно.

Или ей следовало довериться Ютте и Енсу? Они дружили с Юттой много лет. Когда она думала о Ютте и осени, ей на память приходили их веселые нашествия на универмаги. Каких только дурацких модных тряпок не покупали они за эти годы! И непременно каждый раз приобретали что-нибудь одинаковое.

Этой осенью они купили пару великолепных нижних юбок из трех слоев нейлона, они так забавно шуршали…

Мысли Лотты прервал звук закрывшейся двери: это Лунд отправился завтракать.

О чем это она думала? Мысль была очень важной. Что-то о новых нижних юбках, они забавно шуршали, словно кто-то сметал в кучу опавшие листья. Это было похоже на шорох осенних листьев, и это она услышала перед тем, как ее столкнули с лестницы.

На лестнице была Ютта. Значит, это была Ютта! Сердце Лотты билось так, будто вот-вот разорвется. Убийца – Ютта! И сейчас она с ней наедине… Лотта открыла глаза и в ужасе уставилась на подругу, та медленно приближалась к постели. Лотта пыталась закричать, пыталась выскочить из постели. На лбу у нее выступил пот, но она смогла лишь поймать взгляд Ютты.

Ютта подошла ближе.

– Значит, ты, наконец, вспомнила, – сказала она бархатным голосом. – Жаль, что ты не. вспомнила немного раньше.

Право, я даже хотела, чтобы ты вспомнила: все было бы проще, если бы меня взяли сразу. Я убила Петерсена по несчастной случайности, как и писала в признании, которое выдала за твое. Мне его не жаль, он был мерзким типом, просто я решила немного запутать следы, подложив тебе револьвер.

Сначала я не хотела ничего предпринимать, но тут появилась ты со своим дурацким замечанием об осени, и, хотя оно еще ничего не доказывало, я. поняла: чтобы чувствовать себя в относительной безопасности, нужно устранить тебя.

Все это получилось очень легко, слишком легко, стоило только начать. Мне жаль, что Фрэнсис и Бенту пришлось умереть, но инстинкт самосохранения гораздо сильней, чем ты думаешь, Лотта, гораздо сильней.

Лотта закричала что есть силы, но крик прозвучал, как хриплый шепот, и бархатный голос продолжал:

– Ты хорошо знаешь, что это не поможет, Лотта. Из кухни тебя не услышат. – В умных глазах Ютты мелькнуло безумие.

– До сих пор никому и в голову не приходило подозревать меня, – сказала она. – Ты одна можешь разрушить мои планы, и поэтому я вынуждена тебя убить.

Это необычайно просто, я их убедила, что ты болезненна от природы и едва ли справишься с воспалением легких.

Она была уже рядом с постелью, и Лотта едва успела увидеть выражение ее глаз, как к ее лицу была прижата подушка.

Лотта изо всех сил пыталась освободиться и глотнуть воздуха, но руки крепко держали подушку. В ушах у Лотты зашумело, перед глазами заплясали красные блики. Она погрузилась в темноту.

Внезапно мрак был разорван режущим белым светом. Послышались взволнованные голоса, крики и топот. Голос Георга отчаянно звал ее издалека, с шумом захлопнулась дверь.

Захлопали другие двери, и кто-то закричал еще громче. Лотта разобрала слова: «Она мертва», – и пыталась сказать, что она еще жива, и, хотя могла только хрипло бормотать, кто-то понял ее, кто-то пожал руку, и голос-Георга сказал:

– Они говорят не о тебе. Спи.