Текст книги "Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны"

Автор книги: Роберт Гринвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

Эрнест писал слова, но смысл этих слов почти не доходил до него. Он был в таком настроении, что мог бы даже дойти по вышеупомянутым улицам до своего дома, не заметив, что это те самые, которые перечислены в протоколе. Он опять вошел в колею, и облегчение, которое он при этом испытал, было настолько же глубоко, насколько бессознательно. Работали только глаз и рука, а дух бродил, где хотел, как овечка по зеленому лугу. Эрнест, считал, что многое обдумывает во время работы.

Предположим, он поступил бы к Дэнби, что он там будет делать? Водить покупателей и показывать им дома, составлять договоры по найму квартир, делать это самое «все». Нельзя сказать, чтобы старикашка выражался очень определенно. Может, это он нарочно? Да еще сказал: «Я вас возьму на испытание». На испытание! Эрнесту нужно постоянное место, такое же, с какого он уходит.

А вдруг через неделю-другую Дэнби решит, что он ему не подходит? Просто вышвырнет на улицу, и все тут. Бессовестный старый жулик, это и по роже видно.

Он постучал по зубам ручкой, глядя в пространство. Хорошо, что он не сразу согласился. С этим Дэнби надо держать ухо востро.

– Ну, Бантинг, – прервал его старший клерк, заглянув ему через плечо, – мечтать здесь некогда. Работайте, работайте!

И некоторое время Эрнест ощущал взгляд начальства на своей согбенной спине.

Эви ждала его на улице после окончания рабочего дня.

– Был ты у Дэнби?

– Да. Из-за этого обед пропустил. – Он ломал голову, как бы объяснить ей, что такое контора Дэнби. Он вовсе не нотариус. Скорее что-то вроде агента по недвижимости.

– Так это же очень хорошо! У отца доктора Эрла была как раз такая контора, он очень прилично зарабатывал. Оба сына у него врачи.

– Ну, значит, это было что-нибудь покрупнее. Ты ведь не знаешь Силвер-стрит, правда?

– Не знаю.

Он хотел рассказать про Силвер-стрит, но побоялся, что выйдет глупо и банально. И потому заметил только: – Это довольно далеко, за Мортон-роуд.

– Если бы ты поработал несколько лет в таком агентстве, то мог бы открыть потом свое дело. Денег нужно не так много. Главное – контора.

– И клиенты.

– Что ж, начинают всегда с малого, как ты думаешь?

«Не было никакой нужды делать это совершенно излишнее замечание таким раздраженным тоном», – подумал Эрнест. Конечно, начинают всегда с малого. Само собой разумеется. Может, и стоит взять это место, если благодаря ему удастся завязать знакомства, войти в курс дела и потом открыть свою контору... На минуту эта перспектива показалась ему заманчивой, как всякая новая перспектива. Собственная контора, живое дело, нового фасона письменный стол, телефон, один-два секретаря в приемной. Доска с надписью «Кабинет мистера Бантинга – без доклада не входить» на дверях его комнаты, одним словом, все точь-в-точь, как изображено на проспектах заочных курсов коммерческой корреспонденции. Все это очень мило, когда у тебя уже есть свое собственное дело, но у Эрнеста пока что ничего не было, кроме надежд на вакансию у Дэнби, и контора Дэнби отчетливо возникла в его воображении во всех мало приятных подробностях.

– Как ты думаешь, он тебя возьмет?

– Он сказал, что напишет, – ответил Эрнест и откашлялся, готовясь преодолеть трудности предстоящего объяснения. – Это, в сущности, не такое место, какого я ищу.

Он как будто дотронулся до устрицы, и она тотчас плотно захлопнула створки. Ему показалось, что Эви коротко вздохнула. Они шли теперь молча, и в этом молчании подразумевалось, что Эрнест сказал именно то, чего ждала от него Эви. Так она думала, что он ищет предлога увильнуть? Он кинул на нее сердитый взгляд: каждая черта упрямого личика выражала непреклонность, повелевала ему «взять себя в руки», «сделать, наконец, что-нибудь». Прекрасно, но что именно? Нельзя ли высказаться несколько определеннее? Они шли все дальше и дальше, и Эви не проронила больше ни слова; она думает, конечно, что он лентяй, тряпка, разиня, не способный ни на что решиться. Известно уж, что она может о нем думать!

«К чорту все это! – взбунтовался он мысленно, совершенно забывая о том, что он сам выдумал ее мысли. – У меня у самого есть голова на плечах. Нет никакого смысла менять лучшую работу на худшую». Почему она не спросит его, что такое, собственно, эта контора Дэнби? Потому, отвечал себе Эрнест, что, по ее мнению, она все знает лучше всех. Женщины всегда так. Эрнест далеко не во всем был согласен с мистером Бантингом, но тут он невольно вспомнил одно его замечание, относившееся к матери, а именно, что с упрямой женщиной сам чорт не сладит.

– Я тебе сообщу, если будут новости, – оказал Эрнест, когда они дошли до дверей доктора Эрла.

– Хорошо. – Она пристально взглянула на него. – Точно такого места, о каком ты мечтаешь, Эрнест, тебе никогда не получить. Мест на заказ не делают.

– Я и не жду, что для меня сделают. Я только хочу знать наверное, что поступил правильно.

– Не всегда легко это узнать, – не сдавалась Эви. – Впрочем, это твое дело – решать. Я совсем не требую, чтобы ты делал то, чего не хочешь.

– Послушай, Эви, я хочу только сделать так, чтобы нам с тобой было лучше. Ты мне веришь?

– Конечно, верю. Только...

– Что «только»?

– Нет, ничего! Делай, как тебе кажется лучше. – Эви ушла, оставив Эрнеста в мучительной нерешимости; никогда еще, кажется, он не чувствовал себя таким несчастным.

По дороге домой он несколько раз то хотел взять место у Дэнби, то решал отказаться от него, и какое бы решение он ни принимал, сейчас же в голову начинали лезть доводы против и вступали в борьбу с доводами за, так что под конец в голове у него стало гудеть, словно в палате депутатов. Самое лучшее, решил он в заключение, посидеть в гостиной и обдумать это дело за папиросой. Можно написать на бумажке все доводы за и против, подвести итог и после этого решить окончательно. Это будет всего лучше и всего разумнее, – и, вынеся такое решение, он веселее зашагал домой, а в прихожей на столике нашел письмо от Дэнби.

Его час тому назад принес рассыльный. Дэнби, обдумав дело со всех сторон, предлагал Эрнесту поступить в нему на испытание, для начала на три фунта в неделю, а через полгода, если Дэнби останется им доволен, ему прибавят еще пять шиллингов. Дальнейшее будет зависеть от его стараний и способностей.

Не теряет времени, подумал Эрнест. Так, значит, он произвел благоприятное впечатление на Дэнби. Жалованье неплохое, больше того, которое он сейчас получает, и есть надежда на прибавку. Он сунул письмо в карман. Это ультиматум: надо решать теперь же.

К чаю дожидались только Эрнеста. Мистер Бантинг, стоя на коврике перед камином, уже давно в нетерпении поглядывал на стол. Он обратил внимание Эрнеста на часы.

– Ты что-то запоздал. Где ты пропадаешь, Эрнест? И к обеду не приходил.

– Много дела. Пришлось кое-где побывать в обеденный перерыв.

– Так ведь городское управление не требует, чтобы ты оставался без обеда.

– А вот сегодня пришлось.

– Значит, у вас что-то неладится с организацией дела, – вынес приговор мистер Бантинг. – Неувязка. Если ты работаешь сверхурочно, то они должны тебе оплачивать эти часы. Столько дерут налогов, что могут себе это позволить.

– Но, папа. – вмешалась Джули. – может быть, Эрнест просто начинает проявлять интерес к делу?

– Перестань, Джули, – остановила ее мать, и мистер Бантинг подозрительно покосился на дочь: уж не острить ли она вздумала?

– Я для тебя сделала яичницу. Ведь ты не обедал, Эрнест. Криса мы дожидаться не будем.

– Ах, мама! – воскликнула Джули, сморщив носик. – Я тоже хочу яичницу.

– Говорят, в Германии яйца стоят восемь пенсов шутка, – заметил мистер Бантинг. – И все Гитлер и это самое вооружение.

– Но, папа, разве для вооружения нужны яйца?

– Они их подвергают анализу. Извлекают из них разные вещества, нужные для производства бомб. Кажется, глицерин, что ли. Я читал в «Сирене». Этот Гитлер...

– Джордж, голубчик, не заводи ты все это сначала, – запротестовала миссис Бантинг.

– Я ничего и не завожу. Сказал просто, что в Германии яйца стоят восемь пенсов штука, потому что строй там не демократический.

– Ну, а у нас в Килворте они стоят два пенса штука.

– Два пенса? Быть не может! Когда я был мальчишкой, на шиллинг давали полтора десятка, а бой – полпенни за штуку. А мы и такие редко ели. Больше сидели на хлебе с топленым салом. Никаких витаминов тогда не полагалось. А народ был покрепче нынешнего. Грудь – во! Плечи – во! Как пышки.

– А я люблю хлеб с топленым салом, – объявила Джули. – Мама нам никогда не дает.

– Вот жила бы ты в Германии, так и сала бы не видала, – заметил мистер Бантинг. – Динамит важнее сала, – так сказал Гитлер...

– Джордж, ради бога, оставь ты Гитлера в покое.

– Я ведь только рассказываю, что прочел в газете.

– Так перестань читать газеты. Тебе чего дать, Джули?

– Хлеба с топленым салом.

– Это уже дерзость, – сухо заметил мистер Бантинг.

– А я хочу хлеба с топленым салом, – повторила Джули, делая большие, невинные глаза, – Я хочу, чтоб у меня была грудь, как пышка.

– Джули! – воскликнула шокированная миссис Бантинг.

На секунду глаза мистера Бантинга сверкнули опасным огоньком. – Я совсем не то сказал. Ты отлично знаешь, что именно.

Миссис Бантинг вздохнула. – Что такое со всеми вами творится? Неужели вы не можете даже чаю напиться спокойно, не заводя ссор?

Эрнест пожал плечами с видом покорности судьбе. Это не дом, а какой-то обезьянник. Его мучило подозрение, что Дэнби недаром поторопился предложить ему работу, что тут что-то нечисто. Да еще «на испытание» – и это тоже неладно.

– Ни минуты покоя, невозможно думать, – сказал он.

– А ты не думай, когда ешь, – сказал отец авторитетным тоном медицинского консультанта «Сирены». – Вредно влияет на пищеварение.

– Вот и Крис, – с облегчением провозгласила миссис Бантинг.

– Опоздал чуть ли не на час, – проворчал мистер Бантинг. – Что вы там делаете на службе, просто ума не приложу. Наверное, половину дня развлекаетесь.

– Здравствуй, отец. Опять завел свою музыку? – весело приветствовал его Крис.

Он придвинул себе стул и улыбнулся сестре.

– Здравствуй, мордашка!

– Здравствуй, олух!

– Ну, ну, – вмешался мистер Бантинг. – Потише, дети!

– Тише, Эрнест! – поддержал его Крис, употребляя прием, именуемый в стилистике литотесом.

Эрнест вскочил с места. – Ей-богу, мне все это на нервы действует. Прямо обезьянник какой-то!

– Погоди минутку, Эрнест. Я тебе купил папирос.

– Это еще зачем? – спросил неблагодарный Эрнест. – Не мой день рождения и вообще не праздник.

– А отцу бутылку виски, матери домашние туфли и духи нашему розовому бутончику.

Семейство Бантингов смотрело на него в остолбенении.

– Что случилось? Выиграл, что ли?

– Ты говоришь виски? – спросил мистер Бантинг растерянно, но с проблеском надежды.

– Да, оно в прихожей.

– Как же так...

– Слушайте, – и Крис наклонился вперед, чтобы его речь прозвучала более внушительно. – Я продал машину. За четыре сотни фунтов, машину в двадцать пять лошадиных сил, одному флотскому капитану. Хозяин получил сегодня чек и уплатил мне комиссионные.

– Ах, чтоб тебя! – воскликнул мистер Бантинг, силясь представить себе это событие во всех подробностях. – Это что же, в свободное время, что ли?

– В свободное время. Потому и комиссионные. Конечно, пришлось все-таки попросить. Я сначала договорился с мистером Ролло насчет комиссионных, а потом уж передал ему заказ.

– Ну и пройдоха же ты! – воскликнул мистер Бантинг. – Впрочем, – тут же спохватился он, – в делах без этого нельзя.

– И, кажется, получу еще заказ на «конвэй». Да и еще наклевывается. Вот потому и решил отпраздновать, – скромно заключил Крис.

– Какие духи, Крис? Покажи мне.

– «Роса Аравии». Кажется, ничего себе. На коробке сказано «неотразимые духи». Тебе как раз это нужно.

– Крис, – сказал мистер Бантинг, делая вывод из события, – тебя надо поздравить с успехом. Да еще в свободное время. Вот это я называю инициативой. Ты в самом деле сначала потребовал комиссионных, а потом передал заказ твоему Ролло? По-наполеоновски!

– Я и прибавку получил. Поговорил с мистером Ролло. Старик ничего, понимать может. Я решил, что надо и вам сказать, – объяснил Крис свое повышенное настроение.

– Разумеется, надо, – согласился мистер Бантинг, раздумывая, удобно ли сейчас же откупорить виски, может быть, жена не станет возражать ради такого случая.

Эрнест все сидел за столом, глядя на скатерть. Ему хотелось тоже принять участие в потоке поздравлений, но он не мог, слова застревали у него в горле. Как он завидовал Крису, как он ему завидовал! Он думал, и эта было похоже на молитву: «Не дай мне завидовать брату, не дай мне завидовать и питать к нему злобу», а лицо у него так горело, что даже глаза жгло.

Пожав ему локоть, Крис положил перед ним пачку папирос. Эрнест поднял глаза. Нет, у Криса не заметно презрения к нему; он скорее смахивает на большую собаку, которая умильно смотрит на всех, повиливая хвостом, и удивляется, почему ее авансы принимают так холодно. Его эмоции слишком примитивны и он просто не способен кого-нибудь презирать или сравнивать с собой, или питать такие ядовитые мысли, какие разъедают сейчас душу Эрнеста. Глаза его на минуту заволокло туманом. Потом, чувствуя нечто вроде духовного переворота, он сказал:

– Папа, я решил уйти со службы.

Мистер Бантинг, развертывавший бутылку с виски, замер на месте. Однако он нашел в себе достаточно присутствия духа, чтобы твердой рукой поставить бутылку на стол и выпрямиться. – Что ты говоришь, Эрнест?

– Я решил уйти со службы.

– Уйти со... – Язык мистера Бантинга просто не мог выговорить таких слов. – Вот, – сказал он, отворяя дверцу буфета, – спрячем-ка это сюда. Боже мой! Уйти со службы! Зачем? Для чего? Да ты не можешь уйти, Эрнест.

– Могу и уйду, непременно. Мне там надоело. Никакого движения, нечему учиться. Так что я нашел работу в конторе агента по недвижимости.

– Ты нашел работу? Уже?

– Да.

– Так это ты что же, приходишь домой и заявляешь, что нашел другую работу, не спросив даже моего совета? – вопросил мистер Бантинг, переходя в наступление.

Эрнест нисколько не испугался. – Вот именно.

– Я этого не потерплю, Эрнест. Не потерплю. Мне было нелегко подыскать тебе хорошую, постоянную работу, с видами на будущее и пенсией, и я тебе не позволю ее бросить. Понял?

– Ты мне не можешь запретить.

– О, чорт! – загремел отец. – Не могу запретить! Да я...

– Джордж, успокойся ради бога, – остановила его жена. – Тебя удар хватит, если ты будешь так волноваться.

Да, она права, подумал он: голова у него слегка кружилась. Вот сейчас его хватит удар, и он эффектно повалится на ковер, жертва сыновнего непослушания. От волнения это может случиться – половина тела будет парализована (в «Домашнем лекаре» это называется «апоплексия»). Ну что ж, так им и надо, и если б ему самому это ничем не грозило, он был бы даже рад такому мелодраматическому финалу. Осторожность, однако, заставила его сесть па диван, утереть лоб платком и тяжело перевести дыхание.

– Давай спокойно обсудим это, Эрнест, – предложил он.

И он прочел сыну целую диссертацию об отрицательных сторонах работы в частных предприятиях. Живут эти предприятия недолго, хозяева успевают нажить капиталец и поместить его в государственные бумаги. А затем разражается промышленный кризис, и лавочку прикрывают. Хозяева рассчитывают служащих и уезжают отдыхать на Ривьеру. Сколько людей знал мистер Бантинг в Сити, сколько таких людей, которых хозяева выбрасывали на улицу в возрасте сорока – пятидесяти лет, и они обивали пороги в разных конторах.

– А твоя работа, мой милый, – и тут мистер Бантинг, окунув свою кисть в розовую краску, принялся расписывать блестящие перспективы, открывающиеся перед Эрнестом. Он становился все красноречивее и красноречивее и сам чувствовал, что говорит прекрасно. Эрнест сидел, терпеливо ожидая, пока иссякнет изливавшийся па него поток красноречия. Наконец мистер Бантинг умолк, исчерпав весь материал, и, торжествуя, начал подводить итоги.

– Теперь ты видишь, какую глупость ты собираешься сделать. Просто смешно слушать, – и он уничтожающе улыбнулся.

– Но разве я смогу платить матери столько, сколько плачу сейчас, когда сезон балов кончится? Мне придется подрабатывать.

– Послушай...

– Очень жаль, папа, но я уже решил. Я знаю сам, что для меня лучше.

Мистер Бантинг понял, наконец, что Эрнест похож на свою мать гораздо больше, чем казалось по внешнему виду, что и в нем живет то же тихое, почти восточное упорство. Объясняй, сколько хочешь, пускай в ход самые разумные доводы, – всякий непредубежденный человек непременно послушался бы. Но только не Эрнест и не его мамаша – у этих всякая мысль застревает в мозгу, как рояль в узких дверях.

– Тогда какой же смысл разговаривать? – заметил он. – Раз ты сам знаешь, что для тебя лучше.

Но он не был уверен, попал ли его сарказм в цель.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Осенью тихие дороги в окрестностях Килворта огласились шумом и фырканьем небольшого синего «конвэя», угрожающе вилявшего из стороны в сторону. Правил им маленького роста и плотного сложения джентльмен, отчаянно цеплявшийся за баранку руля, словно за спасательный круг, а седоком был веселый, розовый юноша, который, видимо, не так-то легко терял спокойствие духа. На каждом перекрестке машина останавливалась, как вкопанная, и звуки рожка оповещали о том, что мистер Бантинг намеревается завернуть за угол. Затем, если ответный сигнал не просил его обождать, мистер Бантинг двигался вперед самым медленным ходом, предупредив зевак еще одним, последним, гудком. При этом он бешено махал рукой нетерпеливым водителям, пытавшимся обогнать его.

Он давал гудок перед каждым коттеджем, перед каждым поворотом, давал его, завидев велосипедиста, полисмена или хотя бы собаку, давал его просто так, чтобы проверить на всякий случай, действует ли гудок. Из него вышел очень осторожный водитель.

– Надо чувствовать дорогу, – говорил он Крису, который играл при нем роль инструктора. По мнению мистера Бантинга, очень немногие из встречных водителей обладали этим чувством.

Он довольно скоро убедился, что нет и не может быть машины лучше «конвэя». Он много разглагольствовал о сравнительных достоинствах машин и, перелистав прейскурант фирмы Конвэй, все чаще и чаще сыпал в разговоре техническими терминами. Всем своим друзьям он с большим жаром твердил о достоинствах «конвэя», особенно первых моделей. Есть, конечно, машины больших размеров, есть машины быстроходнее, роскошнее по отделке. Но лучше этой нет.

– Если вы собираетесь покупать себе машину, Оски, – говорил он, отлично зная, что мистеру Оски это не по средствам, – то лучше «конвэя» вам не найти. Самая надежная марка. Три карданных вала, заметьте. Гидравлические тормоза. Вот я и решил, что пора нам обзавестись машиной – объяснял он, словно это было так просто – взял, пошел и купил мимоходом автомобиль.

– Зато теперь куда легче собирать деньги с жильцов.

Как только миссис Бантинг преодолела инстинктивное недоверие к шоферским способностям мужа, – а это ей удалось далеко не сразу, хотя настойчивость превозмогает все, – Бантинги начали знакомиться с Англией. Они «выехали на большую дорогу», как выражался мистер Бантинг, сам не зная хорошенько, что он хочет этим сказать. Мистеру Бантингу, сидевшему за рулем, представлялось мало шансов познакомиться с Англией; он благоразумно смотрел только прямо перед собой. Зато он внимательно слушал, как его жена описывает пейзаж, и одобрительно хмыкал. Чудесная страна, другой такой во всем мире нет, с глубоким убеждением уверял он миссис Бантинг, хотя никакой другой страны, кроме Франции, ему видеть не довелось, да и ту он видел в подзорную трубу с борта фолкстонского парохода.

Остановиться можно было где и когда угодно. Эта иллюзия, питаемая всеми автомобилистами, – что они могут остановиться где и когда угодно, – влекла мистера Бантинга все дальше и дальше – так что он вообще редко где останавливался, а если и делал это, то не надолго – впереди ведь ждали другие места и, наверно, куда более живописные.

Представьте себе чету Бантингов, въезжающую на базарную площадь какого-нибудь тихого городка в Эссексе.

Подъехав почти вплотную к тому месту, где полагается останавливать машины, мистер Бантинг, облеченный в штаны-гольф, вылезает из «конвэя». Первым долгом он ревизует шины, подталкивает автомобиль сзади, чтобы убедиться, что мотор выключен, затем идет осматривать город. Если поблизости есть скобяная лавка, он подходит к витрине и критически разглядывает ее. Не бог знает что, говорит он, они тут здорово отстали, и супруги идут дальше. Они осматривают рыночную площадь, церковь, лавки, по дороге покупают пару яблок, ибо мистер Бантинг верит в витамины. Немедленно за этим следует дискуссия, стоит ли тут поселиться, если дети будут устроены и родители захотят продать свою виллу. – Здесь жизнь, наверное, дешевле, чем в Килворте, – замечает мистер Бантинг. – Иначе и быть не может. – Им, конечно, попадается навстречу хорошенький деревянный домик, либо очень старый, либо совсем новенький, по непременно оригинальной архитектуры, похожий на домик с рождественской открытки, что очень нравится супругам. Жить в таком домике, должно быть, одно удовольствие. И, дав волю воображению, они возвращаются к своему «конвэю», где мистер Бантинг опять ревизует шины, и, усевшись на свое место, выезжает на дорогу задним ходом, а миссис Бантинг стоит на тротуаре и соглашается сесть только тогда, когда он уже отъехал на некоторое расстояние от остановки: совершенно не к чему устраивать потеху для зевак.

Счастливые это были дни; ничто не омрачало их, пока можно было разъезжать в «конвэе». А он служил им исправно и аккуратно отмеривал свои двадцать пять миль в час, причем мистер Бантинг настороженным ухом ловил всякий подозрительный скрежет или шум в моторе. Он часто останавливал машину «для проверки», утверждая, что задняя ось не в порядке. По его мнению, задняя ось была главной причиной неполадок в машине. – Смазывать надо получше. А многие об этом забывают, – и вооружившись отверткой, он поднимал доску под задним сидением; производя эту операцию, он чувствовал, что проникает в самую суть вещей.

– Нет, все-таки хорошо я сделал, что ушел от Брокли, – говорил он, сидя у дороги и жуя бутерброд,– Только вот дети меня беспокоят. Эрнест... – И он вздыхал.

– Ну, что такое Эрнест?

– Что-то дело у него плохо ладится. А ведь очень неглуп. Иной раз мне сдается, что от ума человеку мало пользы.

– Ну, это уж пустяки, мой милый.

– Нет, я много раз об этом думал. Возьми хоть Джо Кордера. Ведь ума палата. – Тут мистер Бантинг поднимался на недосягаемые высоты беспристрастия и великодушия. – Куда умнее меня. В профессора годится. А продает ковры у Брокли. Хотелось бы мне его повидать, он еще не знает, что я купил машину.

Он представил себе, что входит в свой бывший отдел, посвежевший, в новых штанах-гольф. Они там, пожалуй, думают, что он совсем опустился – работы найти не может и жить ему нечем. Так он им покажет, что они ошиблись. Даже Вентнора он был бы непрочь повидать. Он просто войдет в отдел железо-скобяных товаров счастливый, благополучный, и, встретив там Вентнора, улыбнется, как говаривал Кордер, сардонической улыбкой. Он был уверен, что в сардонической улыбке сумеет выразить очень многое.

Это были самые счастливые дни в жизни мистера Бантинга, после того как он удалился на покой. Но когда в Килворте начались осенние дожди и «конвэй» был убран на зиму в гараж, а сад стоял облетевший и мокрый, безделье стало ему в тягость. Ни дома, ни в саду делать было нечего, оставалось только читать «Сирену» да дремать перед камином, сонно поглядывая на сонно тикающие часы.

Иногда он вдруг пробуждался от дремоты и решительно озирался по сторонам, ища, чем бы заняться. Он вскакивал, бежал на кухню и отнимал у миссис Бантинг нож и корзинку с картофелем, говоря: – Ну, уж это я сделаю, – потом шел с ней вместе наверх убирать постели. Он и не подозревал, что миссис Бантинг так разборчива и придирается ко всякой мелочи, – и подушки он кладет не так, и одеяло спущено не настолько, насколько следует, словом, она ходила за ним по пятам и переделывала всю его работу с математической точностью.

По его мнению, это было совершенно лишнее и значило только, что она в грош не ставит его помощь. Но вот уборка как будто приходила к концу, поскольку это доступно было мужскому глазу и пониманию. – А не выпить ли нам чаю? – предлагал мистер Бантинг; он сам все приготовит, они вместе сядут перед камином и выпьют по чашечке. Но миссис Бантинг оскорбляло уже одно предположение, будто у нее есть время рассиживаться среди дня у камина и пить чай. У нее полны руки дела, полны руки! И недоверчивый муж мало-помалу убеждался, что она говорит сущую правду. Домашней работе просто конца и края нет, это совершенно то же самое, что возиться в саду. А кроме того, миссис Бантинг обладала удивительной способностью находить для себя дело. Не одно, так другое. Половину всего этого можно было не делать, во всяком случае спешить ей было некуда. Но она твердо верила, что все хозяйственные традиции должны соблюдаться неуклонно и во что бы то ни стало, и это вызывало в нем удивление, а подчас и бесило его. Еще больше его бесило, когда жена подходила к буфету, с которого он только что стер пыль, и отыскивала пыльные закоулки и выступы, а сверх того – следы его пальцев на зеркале. Тут он весьма кстати вспоминал, что все женщины любят разыгрывать мучениц, объявлял, что навсегда отстраняется от домашней работы и опять погружался в дремотную скуку.

По субботам, если погода разгуливалась, он беседовал через забор с мистером Оски, главным образом о международном положении. Жизнь на покое дала возможность мистеру Бантингу не думать о делах и на досуге более внимательно прочитывать газету, а потому международное положение волей-неволей привлекло к себе его внимание. Он много думал на эту тему и считал ситуацию в Европе весьма серьезной, даже критической. Он целиком и полностью разделял воззрения «Сирены». – Посмотрите, что делается на Востоке, – говорил он мистеру Оски. – А положение на Средиземном море? Назревает кризис, а правительство наше точно ослепло, ничего не видит.

Оски, для которого процесс, именуемый «очисткой грунта», был гораздо важнее международного положения, отказывался даже вникнуть в дело как следует.

– Осточертели мне эти кризисы, – отвечал он. – Сеять надо больше. Вот что нам в Англии требуется, – и он возвращался к участку, засаженному картофелем.

В свободное от этих важных размышлений время мистер Бантинг, порой загораясь жаждой деятельности, возился в саду, если позволяла погода. Он чинил забор, чистил дорожки, обмазывал креозотом шпалеры. Все, что угодно, лишь бы убить время. Целое утро он приводил в порядок сарай, а когда привел, оказалось, что разницы даже не заметно. Досадно было то, что все эти занятия поглощали труд, как пески пустынь поглощают воду, а в конце концов даже нельзя разобрать, было ли тут что-нибудь сделано или нет. Скоро он дошел до того, что, принимаясь за дело, думал, нельзя ли как-нибудь обойтись без этого. Да и все эти дела яйца выеденного не стоят.

«Да, поторопился я уйти на покой, – невесело раздумывал он. – Энергии у меня еще много», – и его мысли возвращались к фирме Брокли, к уютному «закутку», к Кордеру на высоком табурете, болтающему ногами и изрекающему шекспировские афоризмы. Теперь там Слингер. Ну, Слингеру Джо едва ли станет читать стихи. «Из гадов всех, кишащих на земле», – что-нибудь в таком роде, это еще может быть. Нет, к Брокли он никогда не вернется; и сами они за ним не пришлют. А больше деваться некуда. Первоклассный специалист по скобяным изделиям, и вот пропадает зря, со всем своим опытом. – Если бы я мог найти какое-нибудь место, – бормотал он с тоской. Атлас вздыхал о своей ноше.