355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Гринвуд » Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны » Текст книги (страница 10)
Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 04:16

Текст книги "Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны"


Автор книги: Роберт Гринвуд



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

Обычная утренняя аудиенция была окончена, и мистер Бантинг уже собирался удаляться, когда голос Вентнора остановил его у самого порога, он уже взялся было за ручку двери.

– Кстати, Бантинг, – небрежно произнес этот голос, – с послезавтрашнего дня мы больше не нуждаемся в ваших услугах.

Мистер Бантинг обернулся, близоруко вглядываясь в говорившего. Да нет, не может быть, таким небрежным тоном говорят только о каких-нибудь ничего не значащих, будничных пустяках. Конечно, он ослышался, чего-то не понял.

– Как вы сказали, сэр?

Теперь голос резал его слух, как скрип ножа по тарелке.

– С послезавтрашнего дня вы нам больше не нужны. Я предупредил кассира.

Вентнор с самым демонстративным видом обратился к своим бумагам. Он, казалось, совершенно не замечал ни растерянного взгляда мистера Бантинга, ни его назойливого торчания у дверей. Мистеру Бантингу вдруг показалось, что он неожиданно превратился в пустое место. В горле у него запершило, он откашлялся и произнес:

– Слушаю, сэр.

Сила привычки принудила его к этому. Теперь он уже был за дверью. Позвольте, что Вентнор сказал? Не нуждаются в его услугах. Не может быть! Мистер Бантинг остановился посреди коридора. Воротиться? Переспросить?

Все же ноги кое-как донесли его до двери и вниз по лестнице. Ничего не соображая, как слепой, добрел он через отдел к своему закутку и, опустившись на стул, сразу весь обмяк. Беспорядочно проносившиеся в его голове мысли постепенно начали оформляться, приобретать некоторую последовательность.

«Вы нам больше не нужны...» – Он вдруг, понял, наконец; эти слова, как волна прибоя, обрушились на его мозг.

– «Уволен»! – Это было словно весть о чей-то внезапной смерти, рассудок не принимал ее. И все же это свершилось. Вот так – мимоходом, без всяких видимых оснований, даже без всяких объяснений мистер Бантинг встал со стула и зашагал по крохотному пространству своего закутка. «Он не смеет это сделать», – возмущенно стучало в его мозгу. И все же он это сделал – не поднимая шума, легко, уверенно, спокойно. Вот, значит, как получают расчет. Точно ему показали, как ловко и искусно можно вешать людей.

– Слушай, Кордер! – крикнул он, врываясь в отдел ковров, чтобы поделиться с другом этой ужасной новостью. – Меня уволили.

Кордер, скатывавший зеленую дорожку, прервал свое занятие, медленно выпрямился и без труда прочитал на лице мистера Бантинга следы пережитого им потрясения.

– Вон что! – проговорил он, наконец, негромко.

– Да, да, вот сию минуту. Послезавтра могу убираться на все четыре стороны. – Он умоляюще посмотрел на Кордера. – Что же мне делать, Джо?

– Вентнор! – негромко произнес Кордер, обращаясь не столько к мистеру Бантингу, сколько к зеленому рулону дорожки. – О негодяй, проклятый негодяй! Что ж теперь делать? Юнцы с мужчинами стоят уж вровень. Я очень огорчен, Джордж. – Он крепко стиснул руку своего приятеля.

Тут чувства, распиравшие мистера Бантинга, вырвались наружу. Верхняя часть его жилетки начала бурно вздыматься и опускаться, лицо сморщилось, и все черты расплылись, как растаявший воск.

Кордер провел его в свой кабинет и притворил дверь.

Но вот он появился снова с красными, опухшими глазами, – любопытное зрелище для окружающих. В уборной он умылся и побыл еще некоторое время в полном одиночестве, пока, как ему казалось, все следы волнения не исчезли с его лица. Так протекли самые горестные минуты его жизни.

Теперь он лежал в постели. Лежал и, не отрываясь, глядел в темноту, а воображение снова развертывало перед ним картину за картиной, разукрашивая их все новыми трагическими подробностями. Время от времени рука жены тесной обвивала его плечи.

Он откашлялся и заговорил.

– Нужно будет завтра же приняться за дело – перекопать газон.

– Зачем, Джордж, голубчик?

– Насажать овощей. Картошки. Чтоб было что есть.

– Да мы и так не умрем с голоду.

Его поразила эта удивительная беспечность. – Нужно подумать о детях. Как мы сведем концы с концами?

– Ничего, проживем.

– Тебе легко говорить – «проживем» – возразил он с оттенком раздражения. – Но как?

– Спи, милый. Старайся не думать.

– Нет, ты скажи, как? – настаивал он. – Я должен думать. Мы не можем полагаться на мальчиков. Они, видно, ничего не в состоянии заработать. Никакой-то в них энергии, никакой предприимчивости. Я просто не знаю, что будет. – И он беспокойно ворочался в постели, перевертываясь с боку на бок и проклиная вполголоса все время сбивавшиеся простыни.

– Можно бы открыть небольшую торговлю скобяным товаром, – проговорил он вдруг, раскрывая ход своих мыслей.

Досада на себя за проявленное малодушие снова начала его терзать. Все слова, которые он мог бы сказать и не сказал, назойливо вертелись в его мозгу. Он сжал кулаки, все тело его напряглось.

– Чорт возьми! Хотел бы я...

– Тише, тише, милый. Не мучь себя понапрасну. Постарайся уснуть.

Мистер Бантинг испустил утомленный вздох и нехотя откинулся на подушках. Уснуть! Смешно... Как может он уснуть! Но разве ей или вообще кому-нибудь это втолкуешь? Он одинок, совершенно одинок.

– Атлас! – пробормотал он. – Титаны терпеливости приемлют удары, что назначены слабейшим. Титаны терпеливости. В самую точку; нельзя выразиться точнее. Ах, Кордер знает, он все понимает, Кордер. – И, с нежностью думая о Джо Кордере, мистер Бантинг, наконец, крепко уснул.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ МИСТЕР БАНТИНГ В РОЛИ ЗРИТЕЛЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Было что-то сугубо английское в том, как семейство Бантингов встретило разразившуюся катастрофу, хотя сам мистер Бантинг приписывал это просто недостатку здравого смысла. Прежде всего они, повидимому, толком даже не понимали, что их действительно постигло несчастье, и во всяком случае не были им чересчур подавлены. На следующее утро все (за исключением самого мистера Бантинга) с обычным благодушием уселись за стол, разговоры велись о чем угодно, только не об этом неожиданном повороте фортуны. Такие единодушные усилия игнорировать неприятную действительность были, по мнению мистера Бантинга, совершенно неуместны. Столь же неуместной казалась ему и царившая за столом веселость; все это заставило мистера Бантинга сомневаться, обладают ли его дети достаточными умственными способностями, чтобы оценить серьезность положения. Только трагически неумолимый ход событий, которые – он ясно это видел – надвигались на них черной тучей, мог открыть им глаза.

Все же он нашел нужным обратиться к своим сыновьям с небольшой речью о необходимости улучшить свое служебное положение. Это, сказал он, очень существенно, абсолютно необходимо и должно быть сделано во что бы то ни стало. В ответ они понимающе кивнули, повидимому, проникшись сознанием, что этим действительно следует заняться.

Когда они ушли на работу, мистер Бантинг с сосредоточенным видом иога, приступающего к процессу самоуглубления, принялся обдумывать свое отчаянное положение. Его раздумья были, однако, прерваны в самой ранней стадии возгласом миссис Бантинг, хлопотавшей по хозяйству:

– Ну что пользы так унывать Джордж? Все равно ничего не поделаешь. – И она посоветовала ему «немного приободриться».

Он громко рассмеялся.

– «Приободриться»! – Когда все это на нас надвигается!

Что именно «все это», он и сам точно не знал. Воображение рисовало ему мелодраматические картины бедности: потухший очаг, пустую кладовку, комнаты, из которых вынесена вся мебель. Он видел все это и проникался смутным страхом перед грозящими лишениями и позором и перед последующей окончательной нищетой. Сколько раз приходилось ему видеть, как подобные несчастия обрушивались на голову когда-то состоятельных людей. В эти первые дни после своего увольнения он был словно загипнотизирован страхом и не мог найти в себе мужества обуздать его и спокойно обдумать свое положение.

Только железным усилием воли удалось ему заставить себя выйти из дома и предстать перед населением поселка в новом для себя качестве праздного человека. Он заранее чувствовал ужасную, неловкость при одной мысли о предстоящих встречах. Но обстоятельства сложились так, что ему не пришлось рассказывать никаких небылиц. Сосед-полковник, увидев его на улице, перебежал через дорогу, чтобы пожать ему руку и поздравить с заслуженным отдыхом. – Ваша жена сообщила мне. Теперь мы сажаем розы и читаем Омар Хайяма? Лучший удел человека! – Миссис Оски тоже поздравила его: он правильно сделал, что послушался совета своей супруги. Пастор остановил его и заметил что-то насчет «бремени и тягот нашей жизни». Все это было очень неожиданно, и он не был уверен, что его ответы всегда попадали в точку, но во всяком случае это было приятно – при условии, конечно, что он сумеет и дальше выдержать марку.

В первые недели его праздного существования очень много времени у него ушло на то, чтобы освоиться со своим положением и предугадать час, когда должна будет состояться его решительная схватка с судьбой. Его стол покрылся счетами, банковскими книжками, пачками акций и приходо-расходными сметами. Закладная была выкуплена, платить за Джули в школу больше не требовалось, и вопрос о дорогостоящих карьерах тоже, наконец, отпал. Деньги, вырученные им за продажу земли, он положил на книжку из четырех процентов годовых, и у него еще оставалась арендная плата за коттеджи. Подоходный налог платить не придется, за дом тоже. Платить ничего не надо, кроме обычного налога на недвижимость. Когда он несколько прояснившимся взором окинул эту картину, она совершенно неожиданно показалась ему в общем не столь уж мрачной. Его дела были значительно лучше, чем он предполагал. Правда, до той поры, пока сыновья станут на ноги, все время будет происходить небольшая утечка капитала, но, как бы то ни было, мистер Бантинг видел, что он может выдержать длительную осаду.

Было бы несправедливо утверждать, что мистер Бантинг был огорчен этим открытием, но оно его слегка удивило. Не раз замечал он с некоторой гордостью, что в самых важных житейских вопросах он обычно оказывался прав. Уже много лет подряд он твердил, что находится на краю банкротства. Вначале он говорил так из педагогических соображений, но затем столько раз это повторял, что и сам тому поверил. Непривычная мысль о том, что он является, в скромном масштабе, человеком обеспеченным и может делать, что ему угодно, – если не считать его обязанностей перед сыновьями, – первое время никак не укладывалась у него в голове. Но ведь вот цифры. Он позвал миссис Бантинг, и она подтвердила их правильность. Она и сама пришла к сходным выводам, произведя такие же вычисления в уме. Они проживут.

– Да, но только-только, – сказал он, вспомнив про неотвратимую утечку капитала.

– Теперь дело за мальчиками. Неужто они не могут хоть немного встряхнуться? Что, у них совсем нет самолюбия, что ли?

– Я уверена, что они постараются, милый.

– Посмотрим, – заметил мистер Бантинг не слишком оптимистическим тоном.

Так-то вот, подводя время от времени итог домашних приходов и расходов, мистер Бантинг понемногу воспрянул духом, и, пока дни текли за днями, в его духовном облике произошла перемена – из уволенного служащего он превратился в удалившегося на покой бизнесмена. Пастор был прав – он долго нес тяготы и бремя жизни и заслужил отдых и покой. Осенью его частенько можно было видеть в саду – загорелого толстенького человечка в одной жилетке и продырявленной садовой панаме, ничем особенным не занятого. Необходимости превращать газон в картофельное поле так и не возникло; у газона урвали только весьма скромную полоску земли как опытное поле для выращивания грибов. На самодельной скамейке, придавленный сверху камнем, обычно лежал очередной номер «Любителя-садовода», а фигура мистера Бантинга, вооруженного садовыми ножницами (не фирмы Брокли, но тем не менее превосходного качества), виднелась около розовых кустов, которые аккуратно подрезались согласно указаниям вышеупомянутого авторитетного периодического издания. Мысли о налоге и домашних расходах, правда, порой проносились в его мозгу, как скворцы, случайно залетевшие в амбар, чтобы тотчас оттуда выпорхнуть, но больше всего его одолевала забота, как побить Оски в разведении гибридов. От вопроса о том, как свести концы с концами, он мало-помалу отстранился, решив, что это касается прежде всего его сыновей и в особенности Эрнеста. С течением времени он усвоил роль иронически настроенного зрителя, который наблюдает, как хлопочут его дети, воображающие, что они лучше сумеют устроить свои дела, чем он когда-то сумел это сделать для них. Ну, что же, на здоровье, пусть продолжают в том же духе.

Итак, вообразите себе мистера Бантинга, когда он, решив, что оставшиеся розовые кусты могут и подождать, и удобно развалившись на садовой скамейке нож недавно сооруженным самодельным навесом, вытирает выступившие на лбу капельки пота. Он выкурит трубочку, приятно вздремнет, а там, глядишь, подоспеет четырехчасовый чай – весьма приятное нововведение последних дней. Но вот сверху, из окна джулиной спальни, нарушая его дремоту, доносится металлическое «клик-клик», перемежаясь с глубокомысленными паузами и прерывистым треском звоночка: Джули упражняется на пишущей машинке, которую Крис раздобыл для нее из ролловского гаража. Время от времени мистер Бантинг слышит, как каретка с треском проскакивает до конца строки и там безнадежно застревает. Этот дефект проистекал от того, что машинка в свое время была оборудована специальным глушителем системы Ролло-Бантинг, за счет удаления некоторых существенных частей механизма. Мистер Бантинг беспокойно ерзает на скамейке. Немыслимо ни спать, ни думать, ни даже покурить с приятностью, когда у тебя над головой устраивают такой содом. А сейчас еще Джули крикнет ему, чтобы он поднялся наверх, прихватив с собой отвертку.

– Слушай, – воззвал он к миссис Бантинг, появляясь у кухонного окна, – не можешь ли ты сказать Джули, чтобы она прекратила этот адский грохот?

– Она же готовится поступить в контору, Джордж. Ей необходимо практиковаться.

На это трудно было что-нибудь возразить.

– Удивительное дело, вечно-то она подгадает так, чтоб помешать мне соснуть после обеда – ворчит он.

Разве от них дождешься хоть капельки внимания к человеку, который так долго нес тяготы и бремя жизни.

Для Эрнеста, принужденного внезапно отказаться от надежд на приличную карьеру и заняться низменным делом выколачивания лишнего фунта в неделю (к чему отец неустанно его понуждал), наступили дни тяжких разочарований. Все, с такой любовью выношенные им жизненные теории, разом рухнули.

Так, к примеру, он был страстным почитателем брошюрок, кратко озаглавленных «Успех». Он верил в практическое применение законов психологии и в пластичность внешних обстоятельств жизни. Чтобы добиться успеха, вы должны отчетливо вообразить себя пожинающим плоды этого успеха, вы должны утверждать себя, должны верить в силу своей воли.

Эрнест верил, верил со страстью. Он считал, что обладает незаурядной силой воли. Он утверждал порой, что излучает успех, и старался внушить себе уверенное в своих силах, принимал уверенную осанку и решительное выражение лица. На сон грядущий он всякий раз известным образом настраивал свое подсознание так, что-бы и во сне продолжалось совершенствование его духа; каждая клеточка его мозга была пронизана непреклонным стремлением во что бы то ни стало добиться успеха на бухгалтерском поприще.

Ведь так хорошо все складывалось! Продажа линпортовских участков, остаток в восемьдесят фунтов после уплаты по закладной и так удачно сделанное им открытие «Старейшей школы бухгалтеров» – почему происходят подобные благоприятные стечения обстоятельств? В таких случаях обычно говорят о совпадениях, но ведь никаких совпадений не существует. Мысль воздействует на события. В позитивном мышлении есть магнетизм, который все подчиняет воле мыслителя.

И вдруг внешние обстоятельства упрямо и грубо вышли из повиновения и опрокинули все теории прикладной психологии. Мистера Бантинга выгнали со службы, и семья оказалась в довольно затруднительном положении. Вопреки всем психологическим заклинаниям шансы Эрнеста стать дипломированным бухгалтером сразу свелись к нулю.

Но он не был обескуражен. Правда, от бухгалтерии пришлось отказаться, но другие пути были открыты для него. Иной раз возникающие на первых порах препятствия только подстегивают предприимчивых людей, заставляя их с тем большей энергией добиваться успеха собственными силами. Брошюры, озаглавленные «Успех» (а надо сказать, что Эрнест не совсем от них отрекся), были полны подобных примеров: люди начинали о пустяков, используя потребность в каком-либо самом обыденном предмете, и сколачивали капитал тем, что поставляли этот предмет публике. Состояния наживались самыми неожиданными способами: торговлей открытками, разведением бабочек, выращиванием сортового клевера, поставкой конторских полотенец, – ну, словом, на тысячу ладов. Даже здесь, в Килворте, имелось предприятие по снабжению ресторанов чищенным картофелем. Непочатый край прибыльных занятий.

К своему безграничному удивлению, Эрнест был не в силах ни одного для себя придумать.

Он составил письменный перечень своих талантов, ибо всегда «лучше умел думать на бумаге». Получилось следующее: он знает стенографию, умеет печатать на машинке, обладает хорошим почерком и может вести счетные книги. Умеет еще играть на рояле. Вот и все, и сколько он ни просматривал составленный им список, он ничего не мог к нему прибавить. Разумеется, в нем таились еще не раскрытые возможности; в их существовании он был глубоко убежден. При благоприятных обстоятельствах и известной свободе действий эти скрытые в нем качества могут проявиться. Но пока что ни один человек в мире, за исключением его самого, не подозревал об их существовании. Пишущая машинка, стенография, рояль – ну кого этим удивишь!

Вот если бы ему посчастливилось попасться на глаза какому-нибудь проницательному дельцу, человеку с положением, который ищет высокоодаренного юношу, чтобы приблизить его к себе в качестве доверенного лица. Эрнест был убежден, что существуют десятки и сотни крупных коммерсантов, которые, мысленно перебирая свой штат, – как сделал бы он сам, будь он крупным коммерсантом, – ищут молодого человека именно такого типа, как Эрнест, ищут и не могут найти. Вот почему в газетах так много пишут о том, что современная молодежь ни на что не годна. Но, предположим, Эрнест добьется свидания с таким дельцом; произведет на него благоприятное впечатление. Делец подумает: «Способный юноша, этот Бантинг. У него просто не было случая проявить себя». И, положившись на свою интуицию, даст ему эту возможность, и Эрнест проявит себя так, что превзойдет самые смелые ожидания. Такие случаи бывают, почему бы нет? Эрнест не видел никаких причин, почему бы этому не случиться.

И все же ничего пока не случалось; быть может, потому, что Эрнест не применял своих теорий на практике и не добивался свиданий с проницательными дельцами, а вместо того проводил время в бесплодных и все более отчаянных попытках найти себе хоть какое-нибудь применение и почему-то ничего не мог найти. Он читал объявления в газетах о различных вакансиях, но там требовались специальности, в которых он был несведущ; кроме того, наперед нельзя было знать, приведет это к чему-нибудь путному или нет. «Должно же найтись для меня какое-нибудь дело, – думал он. – Ведь мне это дозарезу нужно!» И он хмурил брови и думал, думал. Но ничего не находилось, решительно ничего, чем бы он мог заняться, чтобы помочь семье в тяжелую минуту.

Тогда его охватила отчаяние, и, распростившись со своими тщеславными надеждами, он ударился в другую крайность – впал в болезненное самоуничижение. Он – неудачник, растяпа, ничтожная козявка. Контора городского управления – вот его лужица, и в ней он будет барахтаться всю жизнь. Сможет только по временам высовывать оттуда нос и взирать на мир, где орудуют предприимчивые и волевые молодые люди, поглощенные собой и своими делами. Молодые коммерсанты, архитекторы, поставщики, земельные агенты, люди, знакомые ему со школьной скамьи, никогда не отличавшиеся особым умом, но наделенные той напористой предприимчивостью, которой, он начинал это понимать, ему самому, к сожалению, так недоставало.

«Если бы отец помог мне начать, – размышлял он, и тут же себя одергивал: – Нет, теперь я должен действовать на свой страх и риск».

Результатом всех этих напряженных дум было нечто не слишком грандиозное, а именно объявление в «Килвортской газете», что Джордж Бантинг из коттеджа «Золотой дождь» проверяет торговые книги и составляет расчеты подоходного налога. Он показал его отцу и объяснил, что пришлось употребить «Джордж» вместо «Эрнест», так как Килвортское городское управление не одобряет, когда служащие занимаются побочным заработком, в особенности если они отбивают хлеб у членов управления.

Лицо мистера Бантинга сморщилось, словно ему сунули в рот ломтик лимона.

– Опять бухгалтерия, Эрнест? Ты все еще носишься со своей бухгалтерией! Ты бы лучше занимался как следует своим делом и старался выдвинуться на работе.

– Я стараюсь найти какую-нибудь дополнительную работу, чтобы нам было легче, – разъяснил Эрнест, уязвленный тем, как мало оценили его старания. – А у нас на службе прибавки ждать нечего.

– Ну, когда им попадается хороший работник, они и платят ему как следует, это везде так.

– Вовсе нет. Мы все на твердой ставке. Дойдешь до известной цифры, и дальше ни с места.

Но мистер Бантинг не желал даже слушать такие неправдоподобные объяснения.

– Есть же у них управляющие, как во всяком предприятии. В каждой конторе, в каждом отделе должен быть управляющий. Ты ведь не станешь меня уверять, что в городском управлении все занимают одинаковые должности?

– Нет, конечно.

– Ну вот тебе и возможность. Чудно! Как это ты не видишь. Налегай на работу, налегай! Я знаю, Эрнест, это нелегко. Я сам через это прошел.

– Я уж и так налегаю, папа.

– Пойми, что сказал поэт, – заметил мистер Бантинг, ухватив за хвост цитату, промелькнувшую в его уме. – «Великих удел достигать до вершин, но путь к ним проложат они не одни. Их думы в заоблачных высях парят, пока их безвольные спутники спят».

– Я хочу только подбодрить тебя, – сказал он, встретив изумленный взгляд Эрнеста. – Нужно же что-то сделать, чтоб мы не завязли в долгах. И как можно скорее.

Из этого разговора Эрнест вынес убеждение, что в иных случаях его отец может быть самым тупоголовым человеком во всем Соединенном королевстве.

Но он твердо решил, что должен что-то предпринять. Когда-нибудь, как-нибудь он еще покажет себя. И, главное, будет действовать на свой страх и риск. Эта проверка торговых книг, которую он придумал, – это просто так, пока нет ничего лучшего. Потом, о, потом он займется другими, действительно серьезными вещами.

Крис стоял в пижаме перед туалетным столиком и энергично приглаживал щеткой волосы. Он знаком предложил Эрнесту притворить плотнее дверь.

– Послушай, Эрнест...

– Ну?

– Завтра утром, у вас поднимется буча. Эрнест, занятый расстегиванием жилетки, вопросительно вскинул глаза на брата. – Я покончил с банком, – заявил Крис с таким возбужденным видом, словно хотел сообщить, что он его ограбил.

– Что?

– С банком Барклэй все покончено. Получил работу в гараже у Ролло. Для начала лишние десять шиллингов в неделю.

– Ты бросил банк? – Эрнест был ошеломлен.

– Ну да. Отец же сказал, что мы должны двигаться вперед, верно? Вот я и двинулся.

Эрнест заметил, что он взирает на своего младшего брата с чувством, похожим на восхищение. Быть может, Крис совершил непростительную глупость, но он, без сомнения, был одним из тех предприимчивых и волевых людей, которым Эрнест так завидовал.

Мистер Бантинг после завтрака просматривал «Сирену» и не сразу понял, что его ставят в известность о свершившемся факте. Ему показалось, что с ним просто советуются.

– Но я уже ушел оттуда.

– То есть как?

– Да так, ушел, и все, – сказал Крис. – Бросил банк.

Прошло несколько секунд, прежде чем мистер Бантинг уяснил себе, что его сын действительно сделал то, о чем он говорит, – не посоветовавшись, не спросив разрешения, даже не предупредив его, бросил банк Барклэя и сегодня утром уже приступает к работе в ролловском гараже.

Как только эта ошеломляющая мысль проникла в его сознание, наступила короткая, но ужасная пауза, во время которой лицо мистера Бантинга медленно багровело. Когда дар речи вернулся к нему, его первые слова были столь образны, что миссис Бантинг пришлось напомнить о присутствии дочери.

Усилием воли он заставил себя говорить более связно: – Ты бросил хорошее место... погубил свое будущее?.. И все лишь ради того, чтобы торчать у бензиновой колонки? Одурел ты, что ли? И после всего, что я для тебя сделал! Какого чорта, спрашивается, я платил за тебя в школу?

– Но я буду обучаться технике, папа, и зарабатывать лишних десять шиллингов в неделю.

– Технике!.. Накачивать шины и лепить заплаты – вот и вся твоя техника.

– Но послушай, папа, ты же сам всегда говорил, что мы должны быть более предприимчивыми.

Мистер Бантинг, все время шагавший из угла в угол, даже остановился. Он вперил в Криса такой изумленный и пристальный взор, словно только сейчас понял, какого, прости господи, болвана произвел он на свет.

– Ты что ж воображаешь, что проявил предприимчивость?

– Конечно. А разве нет?

Мистер Бантинг воздел руки к небу. – Хороша предприимчивость! Отказался от прекрасной карьеры...

– Ну, а избранная мной сфера, профессия инженера чем плохая карьера?

Неожиданно промелькнувшая в словах Криса рифма, да еще в такой сугубо напряженный момент, рассмешила Джули; она прыснула, но тут же осеклась. Мать испуганно шикнула на нее. Мистер Бантинг бросил подозрительный взгляд в их сторону и вернулся к прежней теме.

– Беда, Крис, в том, – торжественно произнес он, – что у тебя нет никакого понимания... нет понимания... этого... ну, одним словом, у тебя нет понимания. Ты предпочитаешь возиться с автомобильными моторами, лишь бы не утруждать себя экзаменами. Тебя это тешит, сегодня это твой новый конек, ну, а что будет завтра – об этом ты и не думаешь. Но помяни мое слово: Немезида тебя настигает, и тогда ты сам поймешь, каким ты был ослом. Рабочий в гараже! После всего, что я для него сделал! – повторял он снова и снова. Он был не на шутку расстроен.

– Но теперь уж вое кончено, папа, – сказал Крис, несколько смущенный волнением отца. – Старый Лик не возьмет меня обратно в банк. К тому же я уже купил комбинезон.

– Fait accompli[2]2
  Совершившийся факт (франц).


[Закрыть]
, – вставил Эрнест.

– Пожалуйста, не остри, – свирепо огрызнулся мистер Бантинг. – Все вы воображаете, что нивесть как умны и лучше всех все знаете. Ну и живите, как хотите. – И, проворчав, что жизнь скоро их кое-чему научит, мистер Бантинг развернул, наконец, газету, не столько, впрочем, чтобы ее читать, сколько для того, чтобы под этим прикрытием продолжать свою воркотню.

– Не понимаю я отца, – задумчиво промолвил Крис вечером. – Сам вечно твердит, что мы должны двигаться вперед, а когда что-нибудь для этого сделаешь, начинает корчить из себя обиженного.

Но в гараже Ролло Крис был по-настоящему счастлив. Этот гараж был его излюбленным местом отдыха. Входить или выходить из мастерской гаража не как случайный посетитель, а как лицо, причисленное к штату и наделенное различными правами и привилегиями, вплоть до права управлять машинами, – большего он и не требовал от жизни. Теперь он носил синий комбинезон, и из кармана у него торчал гаечный ключ. Целыми днями он вдыхал запах машинного масла, резины и целлюлозы – специфический запах гаража, оценить который может только подлинный энтузиаст-автомобилист.

Гараж Ролло назывался «Первый килвортский гараж». При нем имелся огромный выставочный зал, где стояли новые автомобили – чудесные, ослепительно отполированные, безупречные со всех точек зрения. При одном взгляде на них Криса охватывал экстаз, как верующего при созерцании божества. В этих сказочных чудовищах дремали силы, которые можно было пробудить к жизни одним прикосновением пальцев, и тогда, послушные, бездумные, неутомимые, они помчат вас хоть на край света, Пределом мечтаний было иметь свой собственный «тозер-райт» стоимостью в 1000 гиней. На худой конец можно было бы обойтись и «бентли» или большим «райли». Да, по правде говоря, Крис был бы в восторге, имей он даже второсортный фордик или вообще любую работающую на бензине и способную к передвижению автоколымагу. Созерцая автомобили, стоявшие в выставочном зале, он испытывая священный трепет перед теми сверхчеловеческими умам, которые могли измыслить подобные чудеса. – Чорт возьми! – бормотал он в благоговейном восторге. – Красавцы!

В мастерской стояли старые, замызганные машины, в той или иной степени разобранные и распотрошенные. Самые сокровенные их части, известные до сих пор только по описаниям и чертежам, открывались его жадному взору. Здесь вы заглядывали в нутро машины снизу вверх, словно из колодца. Машины висели над вами, поднятые для обозрения со всех сторон. Вас окружали станки, электросварочные агрегаты промыватели, различные механизмы и инструменты в безграничном многообразии.

С таким местом службы, как гараж Ролло, банк Барклэй не мог, конечно, итти ни в какое сравнение, ибо, как хорошо известно, в банке вообще нет никаких машин, если не считать за таковые пишущие и копировальные машинки. В гараже главенствовал неторопливый и всевидящий, облаченный в твидовый костюм мистер Ролло – существо спокойное, терпеливое и рассудительное. Если вы сообщали ему о каких-либо поломках или других убытках, он не вскакивал с места, как безумный, и не начинал бегать по гаражу с воплями, что его разоряют, как сделал бы мистер Бантинг; нет, он только кивал и спокойно продолжал заниматься своим делом. Если ему говорили, что он заключил выгодную сделку, он не проявлял неумеренного восторга, не пытался внушить вам, что он гений деловой изворотливости; он так же невозмутимо кивал и, как ни в чем не бывало, продолжал заниматься своим делом. Поистине это был поразительный человек. Он был наделен самообладанием и чувством меры и умел воспринимать жизнь с безмятежным спокойствием. Крис восхищался им превыше всех других людей в мире и твердо решил взять его себе за образец. В частности, он очень завидовал способности мистера Ролло целый день курить, не выпуская изо рта толстую черную сигару.

Его поражало, что Берт не находил ничего примечательного в своем отце и считал даже, что в некоторых отношениях ему далеко до мистера Бантинга. Берт весьма непринужденно позволял себе критиковать его деловые приемы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю