Текст книги "Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны"

Автор книги: Роберт Гринвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Чтобы завоевать такую девушку, как Моника, надо положить немало трудов. Он знал это, он почерпнул много ценных сведений о женщинах из рассказов Ролло, у которого было нечто подобное с одной официанткой от Лайонса. Шикарная штучка! Ролло-младший знал великое множество таких шикарных штучек. Обалдеть можно! Он показывал Крису их фотографии. Все романы с этими очаровательными созданиями проходили через одни и те же стадий: поездки на автомобилях, танцы, посещение дорогих ресторанов, просаживание заработка в любовном угаре. Но все эти романы, начинавшиеся так увлекательно, приходили к одному и тому же концу. Рано или поздно в каждой розе обнаруживались шипы, и куда девалось тогда то абсолютное совершенство, которое видел в ней Берт Ролло! Все они, как одна, пытались или перевоспитывать его, или повелевать им, или превращать его в свою безраздельную собственность. Недоразумения, ссоры, пропущенные свидания, полные упреков письма, а затем после взаимных обвинений, на которые уходил целый вечер, наступал разрыв. Сколько велось таких следствий над трупами любви, пока Ролло и Крис разбирали какую-нибудь заднюю ось! Что он сказал, и что она сказала, И как ему было хорошо известно, что девчонка лжет, а этого он ни за что не потерпит. Нет, не на таковского, напали! Берта Ролло не проведешь. Теперь с женщинами покончено.

И Крис убеждался в необходимости скрывать от Берта свои чувства. Даже не анализируя их как следует, он понимал, что одного писания ее имени на капотах машин недостаточно, – нужно что-то более существенное. Мечтой Криса было заинтересовать собой мистера Ролло. Сейчас он только один из его механиков, к тому же самый молодой и самый неопытный. Крис считал вполне возможным, что мистер Ролло даже ни разу не подумал о нем. Он хотел проявить ту высшую степень расторопности и инициативы, которая сразу подняла бы его над людьми, отличавшимися только знанием своего дела и больше ничем; и он хотел добиться этого каким-нибудь особенно эффектным способом. Если б, например, ему удалось найти покупателей на два-три новых «конвэя», которыми забит весь гараж, или хотя бы сбыть с рук несколько подержанных. Не проходило и дня, чтобы мистер Ролло не останавливался в раздумьи перед рядами этих подержанных машин. Мистер Ролло не принадлежал к числу людей, выставляющих напоказ свои чувства, но по тому, как он смотрел на эти машины, по тому, как он забывал попыхивать сигарой, Крис догадывался, что они порядком ему надоели и что мысленно он посылает их к чорту.

На таком материале настоящий продавец и должен показать свое искусство, а старик Резерфорд хоть бы одну сбагрил!

Крис твердо усвоил себе ту истину, что торговля есть искусство. Не совсем такое, каким его изображает Гомер Цейс из Нью-Йорка (считавший, что продавец должен быть чем-то вроде гипнотизера), но все же искусство. Не во-время сказанное слово, слишком большой нажим на покупателя или недостаточное внимание к нему – и кончено, он пойдет домой додумывать. И если вы увидите его еще раз, то в девяти случаях из десяти он будет ехать в машине, купленной в другом месте.

Старик Резерфорд, конечно, не имеет ни малейшего представления об искусстве торговли. Слушая его разговоры с покупателями, Крис переминался с ноги на ногу, кусал губы, и в нем поднималось то знакомое чувство бессильной ярости, которое он испытывал, когда их школьная команда промазывала легкий мяч. Конечно, Резерфорд не получал никаких комиссионных, ему и в голову не пришло бы их требовать. А Крис потребует. Вот, честное слово, возьмет и потребует. Надо продать одну-две машины, тогда можно будет постучать в хозяйскую дверь и спросить: а как насчет монеты? Повышение оклада или комиссионные, а может быть и то и другое. Во всяком случае, какая-нибудь прибавка. А тогда он начнет откладывать и в конце концов откроет собственный гараж на какой-нибудь дороге, где через некоторое время можно будет расширить дело. Моника (надо надеяться) будет работать в конторе. Так рисовалось будущее практически мыслящему Крису, и в качестве первого шага на этом пути он решил заняться в свободное время продажей машин.

Не успела «Килвортская газета» сообщить, что контролеру городского управления отпущены средства на покупку автомобилей, как Крис явился на квартиру к этому джентльмену, отрекомендовавшись представителем мистера Ролло, и предложил ему большой выбор новых и подержанных машин. Когда викарий схватил бронхит, возвращаясь из церкви под проливным дождем, Крис, как бывший хорист, навестил больного, преподнес ему фунт винограда и сказал, что, будь у викария маленький «моррис» (в гараже Ролло такую машину можно купить за бесценок), ему не пришлось бы так мучиться, как он мучается сейчас. Чуть ли не первым посетителем капитана королевского флота Гарстэнга (в отставке), прибывшего в Килворт из Сингапура, был Кристофер Бантинг, горевший желанием предоставить капитану наилучшее средство передвижения для знакомства с красотами родины.

Крис был счастлив; он напевал и у себя наверху и в гостиной, он насвистывал по утрам, поднимаясь с кровати, он улыбался всему божьему свету. У него была интересная работа, и он был влюблен. Правда, ни одной машины еще не удалось продать, но за этим дело не станет. Он продаст десятки, сотни машин. И собственную мастерскую он откроет, не дожидаясь, пока ему стукнет тридцать лет.

В порыве откровенности Крис поделился своими мечтами с Эрнестом. Он подробно рассказал ему, во что обойдется оборудование мастерской, на какие доходы можно будет рассчитывать, как сочетать работу мастерской с прокатом грузовых машин. По его словам, собственный гараж – это неиссякаемый источник радостей и доходов, источник счастья. Эрнесту, который слушал Криса, сидя на кровати, эти мечты казались странными. Уж очень они были скромные, ограниченные. У него и раньше не укладывалось в голове, как это люди могут так увлекаться машинами. Однако увлекаются. Он вдруг подумал, что у Криса есть сходство с лордом Нэффилдом – то же добродушное, но решительное выражение лица. Энтузиаст хоть и узкого, но своего дела.

– Ты у нас будешь когда-нибудь миллионером, Крис.

– Нет, где там! Просто обыкновенным бизнесменом.

Собственное дело – это единственный способ прилично зарабатывать. Уилсон твой тоже, наверно, зашибает деньгу. Удивляюсь, почему ты не организуешь собственный джаз.

– Я?!

– Клал бы прибыль себе в карман, вместо того чтобы работать на других. Почему нет?

Эрнест мог бы привести десятки доводов против такой затеи. Он ненавидел джаз-банды острой ненавистью человека, который сыт ими по горло. А вот Крис решил, что зарабатывать деньги нужно, и он не позволит ни одному «но» пустить корни в своем сознании. Крис не станет парализовать свою волю лишними раздумьями. Крис добьется успеха; он принадлежит к тому типу людей, которые именуются удачниками; это сквозит у него во всем. А вот он, Эрнест, – типичный неудачник; раньше он об этом не догадывался, а теперь все ясно. Себя не переделаешь. Некоторые люди обречены на, вечные неудачи, и вовсе не потому, что они дураки. Среди них попадаются и очень образованные, – они любят поэзию, разбираются в искусстве, в музыке, в философии. Но в житейском смысле – это неудачники.

Крис осмотрел свой только что выбритый подбородок, держа зеркало на расстоянии дюйма от лица, снял пиджак, почистил его щеткой и снова надел.

– Слушай, Эрнест, можно мне надеть твой полосатый галстук?

– Пожалуйста. Зачем он тебе понадобился?

– Иду в кино с одной девушкой. Хозяйская дочка. Отец, конечно, ничего не знает. Волосы у меня не слишком отросли?

– Нет.

– Вот понюхай. «Роса Аравии». Это такие духи. Три шиллинга заплатил.

– Очень хорошие.

Эрнест проводил его взглядом. Он старался подавить в себе зависть, к брату, но совсем отделаться от этого неприятного чувства он все же не мог. Крис был такой счастливый, такой уверенный в себе; уж он-то сумеет проложить себе дорогу. Может быть, человеку с его вкусами и легче найти для себя что-нибудь подходящее. Вот Эрнест так что-то ничего не может найти. Ну, ладно, танцевальный сезон подходит к концу; надо немного отдохнуть, а потом подумать, как действовать дальше. Правильно, так и сделаем.

– А, к чорту! – сказал он, поднимаясь с кровати. Неужели у него комплекс неполноценности? Это совсем скверно; он читал об этом в книжках по психологии. Иногда его брало сомнение, полезно ли вообще читать такие книги.

Эрнест снял пиджак и достал из шкапа крахмальную рубашку. Сегодня играть в «Ассамблее», или клубе «Гольф», или «Ротари», или еще в каком-нибудь столь же унылом заведении. От восьми до двух – шесть часов потеть в грохоте, в табачном дыму и получить за это гинею.

«Собственный джаз-банд, – вспомнил Эрнест. – Да, только этого нехватало», – и надел фрак.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Каждую субботу, несмотря на резкий ветер и пасмурную зимнюю погоду, Эрнест и Эви Стэг отправлялись за город. Они презирали мототуристов, которые топали ногами от холода, сидя в автобусах, и зябли, прячась за вспотевшими стеклами. Их путь пролегал тропинкой, ведущей через поле, между живыми изгородями; они шли быстрым шагом, согревавшим кровь, и от свежего воздуха и быстрой ходьбы их щеки разгорались румянцем. Оживленное личико Эви улыбалось Эрнесту из-за мехового воротника, маленькая шапочка с кисточкой была надета набекрень, и даже самый разборчивый спутник нашел бы ее прехорошенькой.

Во время этих прогулок Эрнест обнаружил, что совсем не знает природы, как и многого другого. Он всегда считал, что любит природу, во-первых, потому, что признаться, что ты ее не любишь, значило причислить себя к филистерам, а во-вторых, потому, что он никогда не упускал случая остановиться перед кустом цветущего терновника и воскликнуть: «Как это красиво!» Но Эви родилась и выросла в деревне, и в простоте ее отношения к земле было что-то совсем новое для Эрнеста. Он только тогда по-настоящему видел зеленую изгородь или вспаханное поле, когда смотрел на них зоркими глазами Эви. До сих пор ему не удавалось разглядеть как следует королька или землеройку – он думал, что землеройки встречаются очень редко. Он думал, что почти все живые существа, описанные у зоологов, встречаются редко, потому что во время прогулок почти никогда их не замечал. Теперь даже птичьи гнезда попадались гораздо чаще, – раньше он и не знал, что их так много. Эви показывала ему гнезда одно за другим – растрепанные ветром остатки их еще держались в гущине облетевших кустарников.

Первой его мыслью было достать какую-нибудь книгу о природе и прочесть ее, а потом он подумал: «Нет!» Он и без того слишком часто обращался к учебникам и забивал голову готовыми, заранее разжеванными сведениями. Теперь он хотел видеть все своими глазами и понимать.

В какой-нибудь деревенской чайной они пили чай. Эви разливала его и делала это так по-домашнему, что Эрнест таял от удовольствия; потом оба они обсуждали его будущее, и из этих обсуждений неизменно выходило, что Эрнест очень способный молодой человек, которому предстоит сделать блестящую карьеру.

Ей было как нельзя лучше известно его теперешнее положение, она знала, сколько он зарабатывает, знала, что видов на будущее у него нет почти никаких, что его честолюбивые замыслы непомерны и очень неопределенны. Он воспарял ввысь, а она снова и снова низводила его к уровню действительности, к тому, что было практически осуществимо.

– Ты слишком умен для своей работы, – решительно говорила она.

– Если даже и так, то я, видно, не умею приложить свой ум к делу, – отвечал он, вспоминая, что очень многие в разное время говорили ему, что он умен. Может быть, что-нибудь в его наружности вводило их в заблуждение: форма головы, высокий лоб, мало ли что? – Иногда мне кажется, что я тупица.

– О нет! – энергично возражала она. – Тебя нужно было готовить к какой-нибудь интересной профессии. А раз тебя не готовили, нужно учиться самому. Знаешь, человек может сделать очень многое.

Во всем, что она говорила, он чувствовал тот же дух, каким был проникнут Крис и те молодые люди, которые в школе учились посредственно, а теперь мало-помалу добирались до ответственных постов; для человека, проникнутого этим духом, городское управление казалось, конечно, затхлым болотом. Правда, для того чтобы рискнуть, нужна смелость, с этим Эви соглашалась, она знала, что успеха нельзя было ждать сразу, но все-таки, по ее мнению, ничего особенно трудного тут не было. Удалось же это очень многим людям, которых она знала еще в родной линкольнширской деревне, – они стали теперь дельцами, видными журналистами, завели табачные плантации в Родезии.

Для Эви все профессии были равны и на всех поприщах удача одинаково достижима. Нужно было только ловить удобный случай, где бы он ни подвернулся – в Южной Америке, на Флит-стрите, в Нью-Йорке, и не очень торговаться с фортуной.

От этих разговоров все закоулки в душе Эрнеста словно продувало холодным, неприятным сквозняком.

В том мире, который он знал, писцы занимали место за конторкой в двадцать лет и с тех пор уже не смели высунуть нос из своей раковины. А Эви требовала, чтобы он вышел из нее на неприветливую арену рабочего рынка. Его охватывали робость, страх, сомнения. Но это был единственный способ сохранить ее уважение, проще говоря, единственный способ удержать Эви.

– Мне кажется, – сказал он, обдумав ее слова, – раньше я боялся риска. Шел по проторенной дорожке. Но я на ней не останусь, Эви.

Он был полон решимости, он был твердо намерен не сдаваться и, выйдя на борьбу, проложить себе дорогу в мире.

Но для мистера Бантинга, который не мог проникнуть в душу сына и видеть то, что там совершалось, Эрнест оставался все тем же безучастным ко всему юношей, который молча проглатывал свой обед и сидел потом в гостиной, не проявляя никаких признаков жизни, сникнув, словно флаг в безветренную погоду. Если вы с ним заговаривали, вы извлекали его из таких глубин задумчивости, что он не сразу мог ответить на вопрос; он слишком много курил, часто вздыхал, и притом так, что эти вздохи было слышны в соседней комнате.

«Что-то с ним неладно, – раздумывал мистер Бантинг. – Нервы, должно быть», – и он листал «Домашнего лекаря» в поисках тех симптомов, которые находил у Эрнеста, и попутно набирался всяких полезных медицинских сведений.

– Неврастения, – говорил он жене. – Вот что у него. В сущности говоря, нервное истощение.

– Он несчастлив.

Мистер Бантинг отмахивался: – Просто распустился. Ему нужно взять себя в руки, – и, чтобы способствовать этому, он говорил с Эрнестом особенно жизнерадостным тоном, потирая руки и приятно улыбаясь. С неврастениками самое главное – не обращать внимания на их меланхолию.

– Ну, как там у вас на службе, Эрнест?

Эрнест отвечал в том смысле, что на службе у них все обстоит попрежнему.

– А насчет повышения что слышно?

Эрнест вяло улыбался.

– Младшему клерку прибавили сотню. А я с июня буду получать десять фунтов.

– Хорошая работа всегда вознаграждается в конце концов, мой мальчик. Придет и к тебе удача. Само собой так выйдет. Ты делай свое дело, не лови ворон и не падай духом. Знаешь: «Борец отважный стоек до конца». Да ты, должно быть, учил это в школе. Есть такие стихи. Или, может, читал когда-нибудь.

Как бы Эрнесту хотелось, чтоб отец понял в конце концов, что у него это не просто угрюмость, а напряженная работа мысли! Отнюдь не угнетенное настроение, а сосредоточенность на вопросах личной судьбы. Как заключенный сидит часами на одном и том же месте, пытаясь мысленно перелететь за ограду своей тюрьмы, так и Эрнест сидел, придумывая какой-нибудь выход из той тюрьмы, в которую он был заключен силою обстоятельств. Ему необходимо было выбраться на волю, в иной, более благополучный мир, где он мог бы добиться уважения и зажить нормальной жизнью: своим домом, с женой и детьми. К этому идеалу постоянно устремлялись его мысли. Он был настроен весьма решительно. Только бы подвернулся случай, и тогда Эви увидит, как храбро он за него уцепится.

И вдруг, не предупредив ни словом, Эви подвергла его испытанию.

В коротенькой записочке Эви настоятельно требовала, чтобы он позвонил ей по дороге на службу.

– Только что умер один из пациентов доктора Эрла, – сообщила она. – Кажется, он работал в счетной конторе в Килворте.

– Ты хочешь сказать... – И вдруг его осенило. – Ты хочешь сказать, что это как раз подходящий для меня случай?

– Не мешает навести справки. Он работал у Дэнби на Силвер-стрит.

Эрнест попросил ее повторить фамилию. Его лоб озабоченно сморщился: кажется, ему были наперечет известны все счетные конторы в Килворте.

– Ты говоришь: счетная контора?

– Да. По они занимаются не только счетными операциями, у них, кажется, что-то вроде агентства. Посредничество в разного рода сделках: по недвижимости, по страхованию и так далее.

Его удивила в ней эта чисто женская неопределенность.

– И хорошее место, как ты думаешь?

– Разузнать во всяком случае стоит. Почему бы тебе не позвонить туда и не условиться, что ты зайдешь? Ты был бы первым кандидатом на это место.

– Хорошо, я так и сделаю, – ответил Эрнест и повесил трубку. Как это хорошо, что он знаком с девушкой, которая работает у врача с большой практикой. Вероятно, за пределами конторы Дэнби никто еще не знает об открывшейся вакансии. Ясно, что сама судьба посылает ему этот случай.

Он вышел из телефонной будки с прояснившимся лицом. После долгих недель уныния даже только услышать о такой возможности – и то поднимает настроение. Вино надежды опьянило его. Он думал было, что чувство неизбежности провала никогда его не покинет, а теперь оно исчезло во мгновение ока, оно казалось смешной, неразумной слабостью. Ведь это же хорошо известное психологам явление: тот, кто легко падает духом, легче других приспособляется в перемене. Эрнесту помнилось, что он читал об этом.

И вот, проведя все утро в радостном ожидании, Эрнест отправился в обеденный перерыв на Силвер-стрит, на свидание с мистером Дэнби, с рассыльным которого ему удалось поговорить по телефону. Мистер Дэнби, повидимому, всегда приносил обед с собой и съедал его в конторе. Странная привычка, подумал Эрнест. Должно быть, сидит на диэте. Во всяком случае, имению поэтому можно сходить к Дэнби во время перерыва, не отпрашиваясь у начальства. А сам он на этот раз может обойтись и без обеда. От такого воздержания он только чувствовал себя бодрее и предприимчивее.

Силвер-стрит была одной из десятка старых улиц деревни, разросшейся со временем в поселок Килворт. Эрнест помнил, что на этой улице мясные и овощные лавчонки выставляли свой товар на самом тротуаре и что плебейский запах жареной рыбы с картошкой наполнял ее по вечерам.

Кажется, там были склады (он плохо знал Силвер-стрит); рабочие разгружали фургоны с мясом и уносили части красных разрубленных туш в недра холодильника. Едва ли на такой улице можно было найти хоть одну первоклассную контору. Да и вряд ли у мистера Дэнби имелся аттестат; в сущности, Эрнест понимал, что никакого аттестата у него быть не могло. В «Килвортском справочнике» такой конторы совсем не значилось. Открытие было не из приятных, но Эрнест не упал духом: во что бы то ни стало нужно добиться этой работы. Ни в коем случае нельзя отклоняться от цели – все-таки это выход.

Раньше, когда ему представлялся случай «рискнуть», пыл его остывал очень быстро, он чувствовал непобедимое отвращение ко всяким переменам. Это необходимо побороть. На этот раз никакого отвращения не должно быть. Так уговаривая сам себя, он подошел к конторе Дэнби и, взглянув на нее, немедленно почувствовал отвращение.

Два грязных окна выходили на улицу, между ними была дверь. Эрнест увидел ободранную деревянную лестницу, ведущую на второй этаж, занимаемый, если судить по надписи на окнах, П. Коннером, агентом. На доске, привинченной к двери первого этажа, стояло: «Горэйс Дэнби, счетные операции», но без всяких дальнейших добавлений. Надписи, сделанные более крупными буквами, рекомендовали Горэйса Дэнби как агента по продаже недвижимости, берущего на себя управление имениями, страхование, сбор арендной платы, заклад недвижимости. Все окно пестрело ими; создавалось впечатление, что как только для многогранной личности Дэнби открывалось новое поприще, он в ту же минуту заказывал новую надпись и пристраивал ее на окне. Он продавал недвижимость, передавал разного рода заведения на ходу, составлял описи. Повидимому, он соглашался на все и готов был делать что угодно, только не мыть свои окна и не красить вывеску заново.

Эрнест был намерен твердым шагом войти в контору Дэнби и держать себя очень решительно и энергично, так, чтобы произвести впечатление бойкого, честолюбивого и весьма делового юноши. Но обзор окна и входа подорвал его решимость. Сравнительно с тем, о чем мечтал Эрнест, это была контора даже не второго разряда, а четвертого или десятого. Однако, раз уж он добрался до Силвер-стрит, надо было хоть зайти и справиться. Впрочем, надо ли? Нельзя же просто стоять вот так и заглядывать в окно, а вдруг выйдет сам Дэнби и, поймав его врасплох, спросит, не он ли тот мистер Бантинг, который недавно звонил ему?

Он медленно побрел прочь, обдумывая, как ему быть, и стараясь не натыкаться на лотки с товаром и детские колясочки, отмахиваясь от копченых селедок, которые продавцы совали ему чуть не под самый нос. Дойдя до конца улицы, он остановился, так ничего и не придумав: где уже тут думать, когда то и дело на что-нибудь натыкаешься. Он только перенес себя самого и все свои неразрешенные задачи подальше от конторы Дэнби и, закурив папиросу, окинул взглядом Силвер-стрит, мысленно вопрошая сам себя, почему судьба вечно подсовывает ему самые несъедобные плоды. Он смотрел перед собой, хмурил брови и морщил лоб, словно что-то напряженно обдумывая, но на самом деле ни о чем уже не думал, а только досадовал на Эви за то, что она так все преувеличила.

Молодой человек в элегантном костюме в светлую полоску остановился рядом с ним, взглянул на табличку с названием улицы и быстро зашагал по Силвер-стрит. Энергичный, дьявольски самоуверенный молодой человек. Эрнест проводил его внимательным взглядом: почти одного возраста с ним, по всей вероятности, тоже клерк. В груди Эрнеста зашевелились недобрые предчувствия. «Неужели?.. О, чорт!» – и Эрнест посмотрел ему вслед, слишком поздно осознав, что в этом деле возможна конкуренция. Если этот малый действительно собирается зайти к Дэнби, так он не будет околачиваться перед дверьми, а прямо налетит на Дэнби и уже не даст маху. Это сразу видно по походке, по тому, как он держит голову и плечи, по всему решительно. Он не из тех, что дают маху. А вдруг место достанется ему? И потом окажется, что это совсем не такое уж плохое место?

Эрнест повернулся и решительно зашагал вслед за молодым человеком. Он перешел на ту сторону улицы, чтобы обогнать своего соперника, не сводя глаз с конторы Дэнби, словно с ленточки у финиша. Он тоже не даст маху на этот раз. Он весь загорелся решимостью.

Даже когда молодой человек в полосатом костюме завернул в табачную лавочку, Эрнест не убавил шага. Теперь его лозунгом было: «Вперед, не отступать!» Он первым очутился у дверей конторы Дэнби, прошел в комнату прямо напротив, как предлагала указательная стрелка у входа, и перевел дыхание, только когда остановился перед исцарапанным, залитым чернилами прилавком.

Молодой человек в полосатом костюме миновал контору Дэнби и, насвистывая, пошел дальше своей дорогой. Эрнест подумал, что на этот раз он преувеличил опасность конкуренции. При ближайшем рассмотрении оказалось, что конкурент – самый обыкновенный малый, да еще весь в угрях.

Комната, в которую вошел Эрнест, была пуста, но из другой комнаты, рядом, доносилось звяканье стекла о стекло, свидетельствуя о присутствии человека. Он тихонько постучал по прилавку и огляделся. Напротив него был старинного образца камин, в котором нехватало двух-трех изразцов; над камином запыленная реклама страхового общества «Перл» в черной рамке, повешенная, очевидно, лет тридцать тому назад. На стене – список домов, назначенных к продаже, напечатанный на машинке и кое-где исправленный от руки, а кроме того печатное объявление: «Килвортское акционерное общество по продаже угля. Заказы принимаются здесь».

Он постучал о прилавок погромче и кашлянул.

– Кто там? – отозвались из соседней комнаты. И потом, более нетерпеливо: – Кто там?

– Мистер Дэнби?

– Ну, я здесь. – ответил голос, дверь приотворилась, и из-за нее выглянуло большое лицо, похожее на окорок. Увидев незнакомого человека, мистер Дэнби, челюсти которого усиленно работали, проглотил остатки бутерброда, вытер нижнюю часть лица большим платком и вышел в переднюю комнату. Не отрицая вполне возможности, что Эрнест явился в качестве клиента, он явно подозревал в нем коммивояжера с образцами лент для пишущей машинки.

– Я зашел справиться относительно вакансии в вашей конторе, сэр.

– А, вы насчет работы! – воскликнул Дэнби более свободным и естественным тоном – до сих пор он вел себя очень сдержанно. – Это вы звонили? Ваша фамилия?..

– Бантинг.

– Вот, вот, Бантинг. У меня записано. Ну, знаете ли, вы времени не теряли, а?

Эрнест приятно улыбнулся, давая этим понять, какой он энергичный юноша.

– Да, мне нужен человек. И в конторе и вне конторы – работа у нас разная. Если уж вы зашли, так надо на вас поглядеть как следует, – и, откинув прилавок, он пригласил Эрнеста войти. – Идите-ка сюда. Я тут как раз собрался перекусить. Да, старик Бакстер приказал долго жить – цирроз печени; это, знаете ли, у него от виски. От виски, а не от пива. Пиво никогда не повредит. Я за завтраком всегда пью вортингтоновское. Не люблю здешнего. Пены уж очень много.

Он уселся на конторку, на которой стоял чемоданчик с бутербродами, бутылка пива и стакан. – Не возражаете? – спросил он, беря в руку бутерброд и сразу выкусывая из него широкий полукруг. – Где-нибудь работаете сейчас?

– В конторе городского управления.

Челюсти Дэнби на секунду перестали жевать. – Послушайте, вас не выгнали, а?

– Нет, что вы!

– И никаких у вас неприятностей нет?

– Никаких, сэр, уверяю вас.

Мистер Дэнби поставил стакан на стол, вытер усы и пристально взглянул на Эрнеста, словно спрашивая: «Тогда за каким же чортом?..»

– Видите ли, сэр, – начал Эрнест, делая вид, что не замечает этого выразительного взгляда, – моя работа сейчас чисто механическая, по заведенному образцу. Это мне ничего не дает. Мне хотелось бы заниматься более живым делом.

– Вот как, – заметил Дэнби и с сомнением посмотрел на Эрнеста. – Ну что ж, – продолжал он после паузы, видимо, на время отклонив дальнейшие размышления. – Мне нужен расторопный молодой человек, мастер на все руки: чтобы письма писал, – я хочу сказать – на машинке печатал, – и переговоры вел с клиентами. Это вы, надеюсь, можете?

– Да, сэр. Ведь вы ревизуете отчетность?

– Приходится иногда, книги, ну и еще там разное.

Я ведь, в сущности, посредник. Ну, и с подоходным налогом приходится иметь дело. Со сбором задолженности, арендной платы. В сущности говоря, – прибавил он, решившись быть откровенным, – мы тут за все беремся.

– Понимаю, – сказал Эрнест, но ему показалось, что он уловил еще и слова: «за все и за всех».

– Считать умеете?

– Я изучал счетоводство.

– Это хорошо. Я собирался дать объявление в газеты, но, может, вы мне подойдете. Конечно, мне нужна аттестация. – Его глаза впились в Эрнеста. – И не от пастора, а со службы. Об операциях с недвижимостью вы имеете понятие?

– Кое-что знаю.

– А надо будет знать все, если хотите работать у меня. Ну да выучитесь.

– Да, конечно.

– Дайте-ка мне ваш адрес, —сказал Дэнби, отрывая клочок бумаги. – Нате, напишите сами, – и он внимательно рассмотрел написанное, Эрнестом. – Пишете вы хорошо. У Бакстера был хороший почерк, и считать он был мастак, а вот грамотность хромала. Вам не родня тот Бантинг, что держал трактир «Борзая» в Камберуэлле?

Повидимому, мистер Дэнби отлично помнил кэмберуэллского Бантинга. Удивительный человек – мог осушить одним духом кварту пива. Горло, что ли, у него так было устроено, только пиво лилось туда без всякой задержки. Точно вода из крана в раковину, – сообщал мистер Дэнби. – Даже глядеть было удивительно. Без передышки мог пить.

– Какие же, собственно говоря, у меня будут обязанности, сэр? – осведомился Эрнест, когда с кэмберуэллским Бантингом было покончено.

– Все придется делать. Показывать дома съемщикам и покупателям, следить за сроками закладных, проверять работу сборщика арендной платы, ну, и по части рекламы тоже... Да мало ли еще что! В нашем деле зевать не годится. В воскресенье пойдете с вашей девушкой гулять, глядите, нет ли поблизости продажных домов. Если есть, узнайте, кто хозяин, запишите для нас адрес. Надо уметь разговаривать с людьми, да глядите в оба, чтобы вас не надули. Особенно те жильцы, которые платят понедельно, и те клиенты, которые передают дело на ходу. И язык нужно держать за зубами, поняли?

– Да, конечно.

– За зубами, – повторил Дэнби, не спуская глаз с Эрнеста. – Не все выкладывайте, что вам известно.

– Да, да, конечно.

– Многому вам придется учиться, – в раздумьи заметил Дэнби. – Все-таки, может, вы и подойдете. Я вам напишу.

Эрнест вышел из конторы на свежий воздух с чувством несказанного облегчения. Ну и контора! Ну и дыра! Опять разочарование. Тем не менее Эрнест не чувствовал никакого разочарования, шагая по Силвер-стрит на службу, наоборот – огромное облегчение. Он сделал все, что мог, навел справки: если бы место было хорошее, он бы за него с радостью ухватился. Но эта Силвер-стрит! Грязная берлога вместо конторы, безграмотный, налитый пивом Дэнби и его темные делишки! Решительно неподходящее место.

Он вошел в здание городского управления, старательно вымыл руки и направился по коридору в канцелярию. Здание показалось ему великолепным, как дворец, необыкновенно внушительным. Стены в коридорах были украшены портретами мэров и других именитых граждан, обстановка прямо княжеская, умывальники и ватерклозеты – верх комфорта. Уже одно то, что вы здесь находились, придавало вам вес: постороннему человеку вы могли показаться очень важной особой. Он заметил, какие веселые лица были у его сослуживцев, шумной гурьбой входивших в подъезд. Ну да, ведь все они хорошо пообедали, все, кроме него, – ему пришлось обойтись без обеда. Он вдруг ощутил пустоту в желудке и даже легкую дурноту. Но если хочешь сделать карьеру, надо быть готовый ко всяким жертвам.

Переписанные до половины протоколы дорожной комиссии лежали у него на столе – приятная, неспешная работа, которой должно хватить почти до конца рабочего дня; потом он займется картотекой, а там и домой, к чаю. С облегчением он вернулся от неприятных мыслей о Силвер-стрит к переписке разглагольствований дорожной комиссии, уделяя должное внимание полям и интервалам в тексте: «Слушали. Постановили: вымостить заново вышеупомянутые улицы за счет домовладений, прилегающих к мостовой».