Текст книги "Герой"

Автор книги: Роберт Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

– Значит, это правда? – спросила Йиккардария, когда они остались вдвоем.

– «Это»?

– Ты считаешь, что заслужила безграничное снисхождение Госпожи Ллос?

Ивоннель пожала плечами:

– Я могу делать лишь то, что считаю правильным, и надеяться, что она останется довольна моими поступками. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я вызывала тебя или одну из твоих сестер всякий раз, когда мне приходится принимать какое–либо решение.

Служанка богини нахмурилась, услышав это дерзкое замечание.

– Ты считаешь, что это игра, дочь Громфа? Ты хочешь, чтобы тебе преподали урок?

– Паучья Королева желала, чтобы Демогоргона остановили, – запинаясь, ответила Ивоннель. Услышав грозные слова йоклол, она внезапно ощутила неуверенность. – Я устроила так, чтобы Демогоргона остановили. Как мне показалось, довольно хитроумно.

– Используя отступника.

– Это лишь необходимая деталь, – возразила Ивоннель. – Теперь всеобщее отвращение к Дому До’Урден несколько ослабло, и Верховная Мать Зирит может занять их бывшее жилище и место в Правящем Совете, что, в свою очередь, усиливает власть Верховной Матери и укрепляет союзы, заключенные Домом Бэнр.

– Верховной Матери, но не Ивоннель, – напомнила ей Йиккардария. – А ведь Госпожа Ллос недвусмысленно заявила, что Ивоннель станет правительницей города. Ты хочешь, чтобы все считали Ллос лгуньей?

У Ивоннель едва не вырвалось, что Ллос, Королева Хаоса, должна была бы обрадоваться такому титулу, но затем решила, что умнее будет держать свои мысли при себе.

– В момент кризиса все смотрели на меня как на Верховную Мать и все жители города понимали, что это правда, – объяснила она. – Я руководила обороной против Демогоргона и не выполняла чужих указаний – ни Квентл, ни какой–либо другой Верховной Матери.

– Формально – нет.

– Возможно, я снова приму титул Верховной Матери, но позже, – быстро добавила Ивоннель. – Мне нужно многому научиться.

– Ты ведешь себя так, словно имеешь право выбора в этом вопросе. Но ты ошибаешься.

Ивоннель сделала примирительный жест. Что она могла на это ответить?

– Кроме того, ты подвела Паучью Королеву, – добавила служанка богини, и выражение лица Ивоннель резко изменилось: глаза ее расширились, выдавая смятение и страх. С неудовольствием Паучьей Королевы следовало считаться.

– Ты должна была уничтожить отступника после того, как он выполнил свою задачу, – объяснила Йиккардария. – Ты могла превратить его в драука, как советовала Верховная Мать Квентл. Или просто подвергать его пыткам, пока он не лишился бы рассудка, и тогда протащить его по улицам Мензоберранзана, чтобы члены всех Домов, все дроу плевали на него и пинали его, пока он не испустит дух. Но нет, ты решила действовать хитрее, ты всегда что–то выдумываешь.

– Ты отрицаешь, что исполнение моего плана – заставить его убить ту, которую он любит сильнее всех, – причинит отступнику большие мучения, чем любые пытки…

– Я отрицаю, что твой план сработал, – перебила ее прислужница. – Тебе есть что на это возразить?

Ивоннель устремила на Йиккардарию пристальный взгляд. Они знали! Она не могла в это поверить, но за нею и Дзиртом все это время наблюдали. Неужели Ллос и ее приспешникам недостаточно власти над окутанными серым дымом ущельями Бездны? Особенно сейчас, после того как воплощение далеко идущих планов – освобождение лордов демонов и их нашествие на Первичный материальный уровень – дало Паучьей Королеве уникальную возможность захватить господство над Бездной?

Но они знали все, что происходило в этом мире. Ивоннель нервно провела языком по губам, ожидая неизбежного приговора.

– Итак, ты решила на этот раз не становиться Верховной Матерью? – осведомилась Йиккардария.

– Я приму этот титул, если таково желание Госпожи Ллос, – ответила Ивоннель и возненавидела себя за свою трусость.

Но пути назад не было.

– Возможно, когда–нибудь это и случится, – кивнула прислужница богини. – Но мы видим, что сегодня, даже обладая знаниями и воспоминаниями своей тезки, великим даром Паучьей Королевы, ты не готова выполнять обязанности главы города. Поэтому ты можешь идти. Оставь этот город. Ведь ты этого хочешь.

Ивоннель тупо смотрела на прислужницу, и на лице ее застыло потрясенное выражение.

– Иди и исправь ошибку, которую ты совершила в отношении отступника, – добавила Йиккардария.

– Ты хочешь, чтобы я убила Дзирта? Или привела его обратно в город? Или в Бездну, к ногам Госпожи…

– Я хочу, чтобы ты поступила так, как сама считаешь нужным, – пояснила Йиккардария. – Быть может, тебе предстоит стать Верховной Матерью. Госпожа Ллос должна убедиться в том, что у тебя хватает разума для выполнения этой роли.

– Я…

– Ты боишься?

Поколебавшись мгновение, Ивоннель кивнула.

Тогда Йиккардария рассмеялась и оставила ее.

Глава 16
Огонь и вода

– Это ты показал ему? – спросила Саван у Афафренфера.

Они стояли на балконе, выходившем на круглую площадку для тренировок в монастыре Желтой Розы, где монахи упражнялись в боевых искусствах и устраивали поединки. На этот нижний уровень вело множество дверей, и по обе стороны от каждой двери находились искусно сделанные стойки, увешанные всевозможными предметами вооружения. Здесь попадалось даже экзотическое оружие, о существовании которого знали лишь немногие за стенами монастыря. Площадка для тренировок, окруженная символами огня, была приподнята на одну ступень, выкрашенную в оранжевый цвет. Центральную ее часть украшала мозаика, изображавшая тигра в прыжке; она появилась относительно недавно.

– Дзирт практикуется таким образом столько лет сколько я еще не прожил на свете, – ответил Афафренфер. – Начал еще до того, как родилась мать моей матери. Таков его обычай, и Дзирт рассказывал, что так принято среди дроу.

– В таком случае понятно, почему этих воинов все боятся. – Саван облокотилась о перила и пристально изучала движения дроу–следопыта. Если он и заметил зрителей, то внешне ничем этого не показывал. Он разворачивался и пригибался к земле очень медленно, в точности воспроизводя движения, которые выполнял бы в реальном бою. Его клинки были подобны двум сверкающим потокам воды: они пересекались, объединялись, снова разделялись. Все движения были совершенными, плавными, перетекали одно в другое, и было бы трудно сказать, где заканчивается выпад одного меча и начинается взмах другого. – Завораживает, – заметила Саван. Она обернулась к Афафренферу и произнесла без сарказма: – Может быть, мне следует потратить свое время и силы на то, чтобы тренировать его, а не тебя.

Афафренфер резко выпрямился, услышав это неожиданное замечание.

– Ты сомневаешься в моих способностях? – спросил он, не улыбаясь, не демонстрируя вообще никаких эмоций. Разумеется, Саван никогда не опустилась бы до намеренного оскорбления, и со стороны Афафренфера было бы глупо воспринимать ее слова подобным образом.

– Вряд ли можно так сказать.

– Тогда почему?

– Возможно, я боюсь, что ты начнешь учиться у Дзирта, хотя предполагалось, что все будет происходить наоборот. – Женщина коварно усмехнулась.

И только в этот момент Афафренфер догадался, в чем дело. Саван и Афафренферу вскоре предстояло сразиться: Афафренфер претендовал на пост мастера Восточного Ветра, который сейчас принадлежал Саван. В ордене мог быть только один человек, имеющий такое звание. Если окажется, что Афафренфер обладает всеми необходимыми навыками – а этого, если учесть его замечательный прогресс, оставалось ждать недолго, – он имел право вызвать Саван на поединок именно здесь. Победителю доставался титул, принадлежавший Саван, а побежденный возвращался на место в иерархии, занимаемое Афафренфером.

– Занимаясь с Дзиртом, я отвлекаюсь от своих собственных дел, – возразил Афафренфер. – Возможно, тебе тоже следует более усердно отнестись к тренировкам, поскольку место господина Зимы, ступенью выше тебя по рангу, сейчас не занято.

Женщина кивнула в ответ на это справедливое замечание. Саван являлась третьей после Перриуинкла Шина и самого магистра Кейна.

– Ты считаешь, что я боюсь сражаться с тобой? – спросила Саван, снова улыбаясь. Такие поединки, естественно, были свирепыми, допускались любые средства, и часто случалось так, что после сражения оба участника приходили в себя много дней или даже много декад. Но исход поединка всегда принимался побежденной стороной с уважением и без всяких возражений. Проигравший становился проигравшим потому, что противник был лучше. Ответом на поражение никогда не являлись гнев и агрессия; побежденный смотрел на себя по–новому, как бы со стороны, возобновлял тренировки и оттачивал дисциплину. – И кто из нас, как ты думаешь, в один прекрасный день вызовет на поединок магистра Кейна? – спросила Саван.

Афафренфер странно взглянул на нее, словно не веря своим ушам, пожал плечами и покачал головой.

– Я никогда не сделаю этого, – призналась Саван. – Годы, когда я была в нужной физической форме, остались позади, а на то, чтобы пройти испытание Четырех Времен Года, требуется больше сил, чем на то, чтобы достичь всех уровней, вместе взятых.

Афафренфер кивнул, сообразив, о чем она говорит. В ордене Желтой Розы существовало семнадцать уровней, соответствовавших мастерству его членов. Афафренфер достиг одиннадцатого, Саван – двенадцатого, а мастер Перриуинкл Шин являлся господином Лета, что соответствовало пятнадцатому уровню.

Шин был уже далеко не молодым человеком и очень редко тренировался. Он открыто признал, что достиг предела своих возможностей и поэтому никогда не поднимется на следующий уровень, уровень господина Весны. И, естественно, у него не было сил на испытания, которые требовалось пройти, прежде чем вызвать на поединок великого магистра Цветов.

Афафренфер решил, что Саван верно оценивает собственные силы. Возможно, она и могла бы стать госпожой Зимы, подняться на тринадцатый уровень. Хотя требования к умениям, знаниям и самодисциплине, необходимым для того, чтобы сменить титул госпожи Восточного Ветра на титул госпожи Зимы, были, наверное, самыми суровыми в ордене. За исключением требований к претенденту на титул магистра Цветов.

Но Афафренфер был молод – достаточно молод для того, чтобы преодолеть эти барьеры, при условии, что он посвятит все свое время упорным занятиям.

Монах почти сразу же выбросил из головы мысли, подсказанные гордыней, и упрекнул себя в том, что позволил себе предаваться им хотя бы несколько мгновений. Целью монахов ордена являлось – по крайней мере в теории – самосовершенствование, а не титулы.

Проведя довольно долгое время в одном теле с магистром Кейном, молодой монах постиг истину. Самым трудным препятствием на пути возвышения мастера Афафренфера были именно эти моменты, когда он отвлекался, забывал о великой цели. Выражаясь фигурально, он засматривался на блестящие побрякушки, на золотое кольцо, которое только и ждет, чтобы его схватили. Только в случае Афафренфера, особом случае, самом серьезном из всех, это были не титулы и богатства, а любовь человека, который оказался его недостоин.

Да, самое трудное препятствие для внутреннего развития Афафренфера заключалось в нем самом. Оно не мешало ему подниматься на верхние ступени ордена Желтой Розы – хотя оно, разумеется, дало бы о себе знать и на арене во время поединка. Звания ордена в немалой степени являлись условными; они служили приблизительной оценкой степени гармонии, которой достигли брат или сестра в физическом смысле или во внутреннем, эмоциональном мире.

Отсутствие внутренней гармонии могло принести вред лишь самому Афафренферу, причем вред серьезный: оно не позволяло ему достичь высшего спокойствия и понимания окружающего мира, понимания своего места в этом мире и самой жизни. Покинув монастырь и скрывшись в стране шейдов со своим любовником Парбидом, брат Афафренфер отказался от звания мастера ордена Желтой Розы. После возвращения Афафренфер при помощи Кейна быстро достиг значительных высот, стал мастером, высшим мастером, господином Драконов и продвигался на пути к испытаниям Четырех Времен Года. Еще немного времени – и он сможет вызвать на поединок Саван. Самым полезным и ценным даром, который он получил от Кейна в то время, когда они являлись почти единым существом, было напоминание о том, кем является Афафренфер и, прежде всего, зачем он присоединился к ордену. Афафренфер никогда не смог бы достичь таких успехов до побега из монастыря, если бы не вступил в орден с целью обрести высший покой.

Но теперь он вернулся на истинную тропу, он полностью сосредоточился на своей цели, хотя время от времени ему приходилось напоминать самому себе о вреде посторонних мыслей.

Он подошел к Саван, взглянул вниз, на Дзирта. В этом дроу Афафренфер видел уровень самодисциплины, о котором мог только мечтать.

– Как жаль, что этот прекрасный воин заблудился в лабиринте безумия, – посетовала Саван, словно прочитав мысли Афафренфера.

– Тогда давай поможем ему найти выход, – предложил монах.

* * *

– Это совершенно нетрудно, но в то же время практически невыполнимо, – сказал Афафренфер Дзирту. – После того как ты прикажешь своему телу принять эту позу, дальнейшие события – страдания или личностный рост – будут зависеть только от тебя.

– Выходит, нужно заставить себя согнуться почти до такой степени, что вот–вот сломаешься, – произнес Дзирт, и Афафренфер улыбнулся.

Пожав плечами, дроу совершил движение, которое описал ему его друг–монах. Сначала он стоял совершенно прямо, затем присел на корточки, плавным движением встал и поднял руки над головой. После этого Дзирт отклонился так далеко назад, что мог видеть большую часть стены, находившейся у него за спиной. Но тут же напряг мышцы и резким, мощным движением распрямился и наклонился вперед, так, что едва не коснулся носом коленей. Он стоял так, согнувшись, некоторое время, чувствуя, как напряглись мышцы на задней стороне ног; но он знал, что сможет выдерживать этот дискомфорт долго, очень долго.

И он выдержал, как велел ему Афафренфер, стоя совершенно неподвижно; свечи горели, и солнце медленно ползло по небу к западному горизонту.

– Нужно найти мир, – время от времени шептал ему монах.

Но у Дзирта ничего не получалось. Тело его оставалось спокойным и неподвижным, но дух продолжал метаться.

Их совместное путешествие продолжалось в течение следующих нескольких часов. Мастер Афафренфер показывал Дзирту все движения, которые в ордене Желтой Розы назывались «детской грацией», движения, предназначенные для того, чтобы освободить сознание, облегчить сердечные страдания и в то же время избавиться от напряжения и ограничений смертного тела.

Дзирт исполнял все упражнения почти в совершенстве с первой или второй попытки, продемонстрировал такую потрясающую ловкость и выносливость, что Афафренферу оставалось лишь поскрести подбородок и призадуматься о том, что для дроу, пожалуй, нет никакого смысла тратить время на эти задания.

Однако мастер Перриуинкл Шин приказал ему заняться этим. Мастер Шин объяснил, что он всего лишь передает пожелание магистра Кейна, и как мог Афафренфер отказываться или обсуждать его волю?

* * *

Дзирту начинало надоедать это «путешествие». Он чувствовал себя подобно пассажиру корабля, которым он не может управлять, и, поскольку этим кораблем была его собственная жизнь, первые несколько дней в монастыре Желтой Розы лишь усилили его недовольство и раздражение.

Естественно, мастер Афафренфер и остальные члены ордена спустя какое–то время заметили это, и поэтому на седьмой день монах не пришел к Дзирту на рассвете, чтобы сопровождать его на занятия «детской грацией».

Вместо него на пороге тесной кельи Дзирта, отделенной занавесом от помещений остальных монахов, появился пожилой человек, мастер Перриуинкл Шин. Абсолютно бесстрастный, он даже не приветствовал Дзирта, лишь жестом велел ему следовать за собой и вышел в коридор.

– Тебе это не понадобится, – заговорил он, когда Дзирт шагнул к своим доспехам и оружию. – Твои вещи не нужны. Лишь одежда, которую мы дали тебе.

Дзирт остановился и коротко глянул на старого монаха. В конце концов он сдался и пожал плечами, хотя про себя подумал, что пора прекратить безвольно повиноваться этим людям, заставляющим его заниматься какой–то ерундой.

Мастер Шин привел Дзирта в небольшое круглое помещение, одно из немногих, которые гостю разрешали осмотреть в этом огромном здании, где почти не было статуй, мозаик и прочих украшений. Дзирт остановился на пороге, но затем все же вышел вслед за мастером Шином на середину комнаты.

В центре круга находилась одна толстая свеча в причудливом подсвечнике. Увидев его, Дзирт решил, что это, должно быть, помещение для вызова духов. Несколько мгновений он рассматривал пол в поисках узоров, пентаграмм или рун, но ничего не смог разглядеть – пол был ровным и голым.

– Подойди к свече и встань напротив меня, так, чтобы она находилась между нами, – приказал мастер Шин и остановился напротив двери, лицом к Дзирту.

– Что за существо ты хочешь вызвать? – спросил Дзирт, занимая свое место.

– Существо? Вызвать?

Дзирт указал на свечу.

– Ах, это! Нет, мой друг, я не колдун. Все, что я смогу вызвать, – это минута пустоты. Надеюсь, мне это удастся.

Дзирт не понял, о чем идет речь, поэтому лишь пожал плечами. Для него это не имело значения.

Мастер Шин расставил ноги чуть шире плеч, развернул носки наружу под небольшим углом. Сложил ладони перед собой на уровне груди, словно в молитве, и начал медленно сгибать ноги; он опускался до тех пор, пока ноги его не оказались согнуты в коленях под углом чуть больше прямого.

– Ты можешь сделать так? – спросил он и закрыл глаза. Дзирт повторил движение ног.

– И руки тоже, – приказал мастер Шин, и Дзирт нашел странным то, что человек, который, как ему показалось, не открывал глаз, заметил упущение.

Дзирт сложил ладони.

– Ты испытываешь боль? – спросил мастер Шин.

– Нет.

Перриуинкл Шин поднялся, но, когда Дзирт хотел повторить его движение, жестом остановил его. Мастер достал из кармана рясы какой–то странный предмет, щелкнул пальцами, и возник небольшой огонек.

– Кремень, сталь и фитиль, – объяснил мастер Шин, зажигая свечу. – Мы называем это «запал». – Он поднес «запал» к лицу, задул пламя и спрятал его в карман.

– Оставляю тебя наедине с твоими мыслями, – обратился мастер Шин к дроу. – Ты должен пребывать в этой позе столько, сколько сможешь. Столько, сколько получится. Пока не достигнешь абсолютного предела выносливости.

– Это может занять долгое время, – заметил Дзирт, но Шин, казалось, не расслышал его – или просто не обратил внимания на его слова.

– Когда ты почувствуешь, что больше не можешь, что силы изменили тебе, пожалуйста, просто задуй свечу и сиди здесь, жди моего возвращения.

– Долго ли мне ждать?

– Это не должно тебя заботить. Долго ли ты можешь оставаться в такой позе? До тех пор, пока свеча не прогорит до конца?

Дзирт скептически взглянул на горящую свечу. Она была гораздо выше и толще обычных свечей.

– Несколько дней?

Мастер Перриуинкл Шин хмыкнул и вышел из комнаты.

Дзирт снова повернулся лицом к свече. Он плотнее сжал ладони и распрямил спину. Подумал, что стоит подуть на свечу – возможно, от движения воздуха она прогорит быстрее.

А может быть, следует просто задуть ее.

Хотя какая ему, в конце концов, разница?

Он подумал о Кэтти–бри и изощренной выдумке, в которую его заставили верить. Он подумал о Мензоберранзане, родном городе, который никогда не был ему домом, о жертвоприношении Закнафейна, которое он видел в состоянии транса, в бреду, в Доме До’Урден.

А может быть, бред – это то, что он видит и чувствует сейчас?

«Кто решает, что является реальностью, а что – иллюзией?» – подумал он.

«Кто является кукловодом?» – спросил он себя.

Он думал и задавал себе вопросы.

И стремление найти ответы на эти вопросы в конечном итоге сменилось стремлением сконцентрироваться.

И поэтому Дзирт часто морщил лоб и плотнее сжимал ладони вместе, словно пытаясь таким образом «вытолкнуть» из себя беспокойство и раздражение. И напрягал мышцы ног, пока они не начали гореть огнем.

Мысли его спутались, комната поплыла перед глазами, он упал на пол и провалился дальше… во тьму.

* * *

– Просыпайся, – услышал он голос мастера Шина.

Дзирт открыл глаза. Он лежал на полу около свечи – он смутно помнил, как потушил ее большим и указательным пальцами в последнее мгновение перед тем, как рухнуть на пол. Он лежал так довольно долго – наверное, несколько часов, – но не помнил, как заснул.

– Ты, должно быть, голоден, – добавил монах, и при упоминании об этом Дзирт действительно ощутил, что ему очень хочется есть.

– Сколько времени прошло? – спросил он.

Мастер Шин наклонился, чтобы осмотреть свечу, которая была размечена для того, чтобы засекать время медитации.

– Я спрашиваю, сколько времени я провел здесь? – напомнил дроу.

– Сейчас утро.

Дзирт кивнул, затем заметил странную ухмылку на лице мастера Шина.

– Что тебе известно?

– О чем?

Дзирт кивнул на свечу.

– Тебя это забавляет?

– На самом деле удивляет, хотя это было предсказуемо.

– О чем ты говоришь?! – нетерпеливо воскликнул дроу.

– Я наблюдал за твоими утренними тренировками и слышал о твоих великих подвигах в бою – от мастера Афафренфера и дроу Джарлакса, который привел тебя сюда; слышал и разговоры других людей, в которых иногда упоминалось твое имя. Я не сомневаюсь, что ты сумел бы одолеть многих обитателей этого монастыря в поединке и что ты добился таких успехов в боевом искусстве упорным трудом. – Старик обернулся к свече. – И все же множество молодых монахов, недостойных пока даже звания брата или сестры, легко могут обойти тебя в этом упражнении.

Гордость Дзирта была уязвлена, но он не позволил себе поддаться гневу.

– Возможно, я не считал это вызовом своей выносливости.

– Напротив. Ты на все события своей жизни смотришь как на вызов, который следует принять. – Он направился к двери, кивком предложив Дзирту следовать за собой, и это замечание, чем бы оно ни являлось – простым наблюдением или предупреждением, – стало его последними словами.

Вечером того дня Дзирт вернулся к Афафренферу, вернулся к своим упражнениям, но не получил больше никаких объяснений по поводу эпизода с медитацией. Несколько дней спустя он снова сидел почти на корточках перед свечой, и точно так же, как и в прошлый раз, наутро его, голодного, разбудил мастер Шин.

И так продолжалось день за днем – казалось бы, без всякого смысла.

Во время третьего визита Дзирта в комнату со свечой, когда мастер Шин приказал дроу принять позу для медитации, тот отказался.

– С меня довольно, – объявил он. – Я не вижу в этом смысла.

– Твоя вторая попытка оказалась не лучше первой. Даже хуже.

– Выходит, я провалился, только и всего.

– Нет, так не пойдет.

– И кто это решил? – возмутился Дзирт.

– Все те, кто тебя любит и кого заботит твоя судьба. Ты бы и сам понял, что нужно продолжать, если бы обладал достаточной мудростью для того, чтобы заглянуть глубже в собственную душу.

– Ты слишком много знаешь обо мне, – ядовито бросил Дзирт.

Выражение лица мастера Шина осталось бесстрастным. «Он превосходно умеет владеть собой», – подумал Дзирт, и это разозлило его сильнее, чем он ожидал.

– Ты примешь вызов? – спросил мастер Шин.

– Хватит с меня ваших вызовов! – возмутился дроу. – Мне пора уходить отсюда.

Мастер Шин молча пожал плечами, и Дзирт удивился. Он ожидал, что ему запретят покидать монастырь.

– Только одно существо может тебе помешать, – произнес монах вместо этого. – Пойдем, собери свои вещи, и я провожу тебя к выходу.

Дзирт помедлил, пытаясь разгадать эту загадку, и пристально смотрел на дверной проем и пустой коридор еще долгое время после того, как Перриуинкл Шин ушел. Затем собрал вещи и поспешил догнать монаха.

– Помешать мне? – скептически переспросил он. – Я в тюрьме?

– Ты очутился в тюрьме прежде, чем появился здесь, мастер До’Урден. По правде говоря, именно по этой причине тебя привезли сюда, именно поэтому мы позволили тебе жить в нашем доме.

Он привел Дзирта в довольно просторное помещение, обставленное уютной мебелью, с красивым камином, в котором, однако, не горел огонь. Перед камином стояло одно кресло, но обитатель комнаты не воспользовался им – он сидел на корточках перед очагом и пристально смотрел на пепел.

– Твоя свобода и твоя тюрьма, – загадочно произнес мастер Шин, указав рукой в сторону сидевшего у очага человека, затем развернулся и, выйдя, закрыл за собой дверь.

Человек не пошевелился, не поднялся, даже не оглянулся посмотреть, кто вошел в его комнату; глядя на монаха, сидевшего совершенно неподвижно, Дзирт подумал, что человек даже не понял, что больше не один.

Дроу решил не делать первого шага и подождать, что будет. Наконец Дзирт подошел к креслу, сел и принялся разглядывать лицо человека.

Он был старше Перриуинкла Шина; казалось, ему уже перевалило за семьдесят, может быть, даже и за восемьдесят лет. Но мышцы его рук под простой белой одеждой сохранили упругость, и он, очевидно, обладал большой гибкостью – судя по тому, что так долго сидел на корточках. Если бы не морщины на лице, его можно было бы принять за довольно молодого человека.

В этот миг Дзирт сообразил, что перед ним магистр Цветов, легендарный монах по имени Кейн, который сражался вместе с королем Гаретом еще сто лет назад и каким–то образом оставался в живых до сих пор.

«А может быть, и нет», – подумал дроу. Он ухмыльнулся, решив, что разгадал эту загадку. Вокруг него слишком много тех, кто давно должен лежать в могиле. Это не совпадение, это иллюзия.

Афафренфер много рассказывал об этом удивительном монахе, даже заявил, что Кейн путешествовал с ним, вселился в его тело во время войны за Серебристые Болота. И действительно, подвиги Афафренфера на той войне – особенно его победа над белым драконом на склоне Четвертого Пика, высоко над воротами Мифрил Халла, – казались сверхъестественными, недоступными простому человеку.

Джарлакс тоже рассказывал Дзирту о знаменитом магистре Цветов, подтвердил, что знаком с ним; они с Энтрери встретились с Кейном в бою давно, очень давно, во время приключений в Землях Бладстоуна.

Кейн ничем не показывал, что заметил появление Дзирта. Глаза его были открыты, но Дзирту показалось, что он вообще не видит эту комнату. У дроу возникло чувство, будто внутри Кейна – пустота, что сознание его совершенно свободно от мыслей, не воспринимает окружающего, что он находится в состоянии полного покоя, несмотря на напряженную позу.

Глядя на него, Дзирт подумал: «Интересно, существует ли для этого человека какой–то физический предел возможностей, долго ли он способен сидеть так?»

Вероятно, это являлось также испытанием терпения Дзирта. Да, вот именно, они хотели узнать, что он сделает: прервет медитацию магистра Кейна или просто будет ждать?

Он решил ждать, и так потянулись долгие часы. Дзирт несколько раз поднимался и принимался расхаживать по комнате; сначала он старался двигаться бесшумно, но постепенно им овладевало раздражение, не говоря уже о голодном бурчании в животе.

В комнате стемнело – наступили сумерки.

Дзирт откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. По крайней мере, он сможет погрузиться в Дремление.

Голос был негромким, и дроу не сразу понял, что к нему обращаются; и еще некоторое время ему потребовалось на то, чтобы понять: это настоящий голос, а не мысленное внушение.

– Ты желаешь покинуть нас, – заговорил Кейн.

– Я зря трачу здесь время, – ответил Дзирт спустя несколько минут.

– Ты твердо уверен в том, что все твое существование – не что иное, как одна большая иллюзия, – продолжал Кейн. – В таком случае, чем отличается «напрасно потраченное» время от времени, ушедшего на тщетные и бессмысленные действия?

Эта простая логика поставила Дзирта в тупик, и он ничего не ответил, однако его раздражительность и дурное настроение никуда не делись.

Кейн обернулся и взглянул на дроу.

– Я бы предпочел, чтобы ты остался. Я считаю, что ответ на твои вопросы находится здесь. По крайней мере, ты найдешь здесь дорогу, ведущую к тому ответу, который тебе нужен.

– Если ты знаешь ответ, скажи мне.

– Если бы я сказал тебе, ты бы мне не поверил. Напротив, ты бы полностью перестал мне доверять, разве не так?

– А может быть, я и сейчас совершенно не доверяю тебе.

– Как угодно, – сказал Кейн и отвернулся к камину. – Тебе известно о существовании четырех элементарных уровней?

Дзирт удивленно посмотрел на монаха:

– Конечно.

– Мы ассоциируем их с нашим учением и нашими практиками в ордене Желтой Розы, – пояснил Кейн. – Для того чтобы достичь следующего уровня в ордене, монах должен найти мир внутри всех четырех стихий и таким образом показать себя достойным желаемого звания.

– Вам что, приходится нырять в бассейн и ходить по раскаленным углям? – произнес Дзирт легкомысленным тоном. Фраза прозвучала как оскорбление, и он понял это, едва слова слетели с его языка. Он пожалел, что не может взять их обратно, но немного успокоился, когда Кейн коротко хмыкнул и лишь улыбнулся в ответ. Видимо, насмешка не задела его.

– Элемент земли – это материальный мир, который нас окружает, – объяснил магистр. – Это наше место во вселенной и то, как мы ведем себя в этом месте, как взаимодействуем с природой и обществом. Это наша «внешняя» мораль.

Дзирт кивнул. Объяснение казалось довольно простым.

– Воздух – это духовный мир, – продолжал Кейн. – Ему труднее всего дать определение, его труднее всего понять. Он связан с нашим местом в многоуровневой вселенной. Поскольку наша жизненная энергия заключена в смертной физической оболочке, мы вынуждены, с одной стороны, принимать материальные ограничения, а с другой стороны, должны понимать, что являемся частью чего–то великого. Таков парадокс разумного существа; совершенствование на этом «уровне воздуха» дает способность найти покой по ту сторону материального мира, полного неуверенности и тревог.

Слова монаха как будто перенесли Дзирта в одну из ночей, которые он проводил на Пирамиде Кельвина. Вокруг мерцали звезды, и следопыта охватывало чувство, будто он поднимается к мерцающим огонькам, в небо, чтобы стать единым целым с ними в некоей грандиозной картине мироздания, лежащей за пределами его понимания. Речь Кейна затронула глубинные струны его души, и это отразилось на его лице. Дзирт кивнул, и магистр Кейн удовлетворенно улыбнулся.

– Огонь – это совершенствование тела, боевых навыков, силы и выносливости, – говорил Кейн. – В этом ты продвинулся очень далеко, возможно, дальше всех, кто обучается в этом монастыре. Твое искусство и результаты тренировки в царстве Огня действительно необыкновенны.

– Не хуже твоих? – спросил Дзирт, и ему пришло в голову, что это прозвучало как вызов. Возможно, это и был вызов.