Текст книги "Восставшая Луна"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

– Как насчёт воды и энергии?

– Это обходится не слишком дорого. Мы сами получаем некоторое количество энергии при помощи расположенных на поверхности солнечных батарей. И у нас есть небольшой карман со льдом. Вай, наша ферма была основана ещё до двухтысячного года, когда весь Луна-Сити умещался в одной-единственной пещере. На протяжении всего этого времени мы совершенствуем наше хозяйство – это одно из преимуществ цепочного брака, линия не прерывается, и капитал постепенно накапливается.

– Но ведь ваш лёд, несомненно, когда-нибудь кончится?

– Ну, понимаешь. – Я ухмыльнулся. – Мы очень экономны – перерабатываем свои собственные отбросы и сточные воды; они проходят стерилизацию, и мы снова их используем. Ни одной капли нашей воды не уходит в городскую канализацию. И – только, прошу тебя, не рассказывай об этом Надсмотрщику – уже давно, ещё когда Грег учил меня бурить, случилось так, что один из наших туннелей упёрся в дно главного южного резервуара, и мы врезали туда кран. Но чтобы никто ничего не заподозрил, мы покупаем некоторое количество воды, получаемой из растопленного льда, и честно платим за неё, а поскольку у нас есть ледяной карман, то мы можем позволить себе покупать очень мало воды. Что же касается энергии – её украсть ещё легче. Вайо, я – хороший электрик.

Вайоминг присвистнула и взглянула на меня с восхищением:

– Это просто замечательно. Так следует поступать всем.

– Надеюсь, что этого не произойдёт, иначе всё выплывет наружу. Пусть каждый придумывает свои собственные способы обдурить Администрацию, наша семья свои уже изобрела. Но давай вернёмся к твоему плану. Вайо, в нём есть две ошибки. Первое. Вам никогда не удастся добиться «солидарности». Люди типа Хаузера никогда не поддержат вас. Просто потому, что они угодили в ловушку и не могут из неё выбраться. Второе. Предположим, у вас всё получилось и вы добились «солидарности». Вы стали реальной силой, и ни одна тонна зерна не отправляется больше из катапульт на Землю. Что происходит дальше?

– Будут начаты переговоры о его продаже по настоящим ценам, вот что.

– Дорогая моя, ты и твои товарищи слишком долго слушали только самих себя. Администрация назовёт это мятежом, и на орбите Луны появятся военные корабли, несущие бомбы, предназначенные для Луна-Сити, Гонконга, Тихо-Андера, Черчилля и Новолена. Произойдёт высадка войск, баржи с зерном будут отправлены под вооружённой охраной, а фермерам пригрозят свернуть шеи и принудят к сотрудничеству. На Терре есть орудия и снаряды, бомбы и корабли, и они не будут спокойно взирать на неприятности, которые причиняют им бывшие каторжники. А зачинщиков, таких, как ты и как я, поскольку в душе я с тобой во многом согласен, – нас, мерзких зачинщиков, сгонят в одно место и уничтожат, дабы другим было неповадно. И земляные черви скажут, что мы получили по заслугам. Потому что то, что говорим мы, на Терре никогда не станут слушать.

Судя по её виду, Вайо не собиралась сдаваться.

– Революциям удавалось победить и раньше. У Ленина была только горстка единомышленников.

– Ленин сумел воспользоваться ситуацией, когда образовался вакуум власти. Вай, поправь меня, если я ошибаюсь, но революция побеждает либо тогда, когда правительство уже полностью прогнило и развалилось, либо когда его вообще нет.

– Это неправда! Вспомни американскую революцию.

– Но они же потеряли Юг, разве нет?

– Нет, не эту, а ту, которая произошла на столетие раньше. У них были проблемы с Англией. Те же самые проблемы, что и у нас сейчас, – и они победили!

– Но разве у Англии в ту пору не было других проблем? С Францией, Испанией, Швецией – или, может быть, с Голландией? И с Ирландией. Ирландия тогда была охвачена восстанием. О'Келли принимали в ней участие. Вайо, если бы ты могла организовать какую-нибудь заварушку на Терре – например войну между Великим Китаем и Директоратом Северной Америки – или, предположим, устроила бы так, что Панафрика начала бы бомбёжку Европы, я бы сказал, что наступил очень удачный момент для того, чтобы убить Надсмотрщика и объявить Администрации, что её время окончилось. Но на сегодняшний день нам не стоит ввязываться в это дело.

– Ты – пессимист.

– Нет, реалист. Я никогда не был пессимистом. Я – селенит, а они никогда не отказываются сделать ставку, если имеется хотя бы один шанс на выигрыш. Докажи мне, что шансы на успех составляют хотя бы один к десяти, и я поставлю на кои всё, что имею. Но я хочу иметь этот один шанс из десяти. – Я отодвинул стул. – Ты поела?

– Да. Большое спасибо, товарищ. Это было великолепно!

– Пожалуйста. Иди ложись, а я уберу посуду и стол – нет, не надо помогать. Ты – моя гостья.

Я убрал со стола, отослал посуду обратно, приберёг кофе и водку, сложил стол и стулья и повернулся, чтобы продолжить разговор.

Она уже спала, растянувшись на кушетке. Её рот был открыт, и черты лица стали мягче. Она была похожа на маленькую девочку.

Я тихонько пошёл в ванную и закрыл дверь. Вымывшись, я почувствовал себя лучше. Теперь не имело никакого значения то, сколько ещё предстояло просуществовать миру.

Вайо всё ещё спала, что создавало некоторые трудности. Мы взяли комнату с двумя кроватями, для того чтобы она не чувствовала, что я хочу что-то получить от неё. Не то чтобы я был против этого, но она дала ясно понять, что она этого не хочет. Но мою кровать нужно было разложить из кушетки, а настоящая кровать была сложена и убрана. Может быть, мне тихонечко разложить кровать, взять её на руки, как маленького ребёнка, и перенести на неё? Я вернулся назад в ванную и прикрепил на место руку.

Затем я решил подождать немного. Вай, казалось, и не собиралась просыпаться, и меня мучили сомнения. Я сел рядом с телефоном, надвинул на голову звуконепроницаемый шлем и набрал номер MYCROFTXXX.

– Привет, Майк.

– Здравствуй, Ман. Ты уже просмотрел шутки?

– Что? Майк, у меня не было ни одной свободной минуты. Возможно, для тебя минута – большой период времени, а для меня это страшно мало. Я постараюсь посмотреть как только смогу.

– Хорошо, Ман. Ты нашёл неглупых, с которыми я мог бы поговорить?

– Для этого у меня тоже не было времени. Хотя подожди. – Я взглянул на Вайоминг. «Не тупица» – в данном случае это означало того, кто умеет сочувствовать другому. Этим качеством Вайо обладала. Но в достаточном ли количестве, чтобы сочувствовать машине? Я подумал, что в достаточном. И ей можно было доверять. Дело ведь не только в том, что мы вместе угодили в эти неприятности, её ведь, кроме того, можно было считать опытным конспиратором.

– Майк, ты не против поговорить с девушкой?

– Девушки являются неглупыми?

– Некоторые из них – неглупые, Майк.

– Я бы хотел поговорить с неглупой девушкой, Ман.

– Я постараюсь это устроить. Но сейчас мне нужна твоя помощь. У меня неприятности.

– Я помогу тебе, Ман.

– Спасибо, Майк. Я хочу позвонить домой – но не обычным способом. Ты знаешь, некоторые звонки отслеживаются, и если Надсмотрщик отдаст распоряжение, то будет подключена аппаратура, с помощью которой можно будет установить, откуда сделан звонок.

– Ман, ты хочешь, чтобы я отследил твой звонок домой и выяснил, откуда он сделан? Я должен сообщить тебе, что я уже знаю номер твоего домашнего телефона и знаю, с какого номера ты звонишь сейчас.

– Нет, нет! Наоборот, я не хочу, чтобы мой звонок был отслежен, не хочу, чтобы узнали, откуда звонят. Можешь ты позвонить мне домой, затем соединить меня с этим номером и контролировать линию таким образом, чтобы мой звонок не мог быть отслежен и чтобы нельзя было установить, откуда я звоню, даже если кто-то уже привёл такую программу в действие. И можешь ли ты сделать это таким образом, чтобы они не смогли узнать, что программу отслеживания удалось обойти?

Майк заколебался. Я полагаю, ему ещё не задавали подобного вопроса, и он должен был проанализировать несколько тысяч различных возможностей, чтобы выяснить, обладает ли он достаточным уровнем контроля над системой для выполнения такой необычной программы.

– Ман, я могу это сделать. Я сделаю это.

– Хорошо. Давай установим название для этой программы. Если мне в дальнейшем придётся устанавливать связь таким образом, то я попрошу тебя запустить программу «Шерлок».

– Название принято. Шерлок был моим братом.

Год назад я объяснил Майку, как он получил своё имя. Позднее он прочитал все истории про Шерлока Холмса и просканировал фильм, хранящийся в библиотеке Карнеги в Луна-Сити. Трудно сказать, как он сумел разобраться в родственных отношениях героев, а спросить его об этом я постеснялся.

– Очень хорошо, теперь приведи в действие программу «Шерлок» для номера моего домашнего телефона.

Меньше чем через секунду связь была установлена.

– Мама? Это твой любимый муж.

– Мануэль, – ответила она. – Ты снова ввязался в неприятности?

Я любил Маму больше всех женщин, включая всех остальных моих жён, но она никогда не переставала воспитывать меня – и дай бог, никогда не перестанет. Я попытался заставить свой голос звучать обиженно:

– Я? В неприятности? Мама, разве ты меня плохо знаешь?

– Я знаю тебя слишком хорошо. И если ты не ввязался в неприятности, может быть, ты потрудишься объяснить, почему профессор де ля Паз очень хочет связаться с тобой – он звонил три раза – и почему он хочет связаться с женщиной со странным именем Вайоминг Нот, и почему он думает, что ты, возможно, находишься в её обществе? Ты что, затеял любовную интрижку, не поставив меня в известность, Мануэль? Дорогой, в нашей семье мы все можем наслаждаться полной свободой, но ты ведь знаешь, я предпочитаю, когда мне сообщают о том, что происходит. Так, чтобы события не застали меня врасплох.

Мама всегда ужасно ревновала ко всем женщинам, за исключением других жён нашей семьи, но она никогда и ни за что не призналась бы в этом.

– Мама, да разрази меня Господь, не заводил я никакой интрижки.

– Очень хорошо. Ты всегда был правдивым мальчиком. Ну а теперь, что там за тайны?

– Мне нужно спросить кое-что у профессора. – Это была не ложь, а необходимая предосторожность. – Он оставил номер?

– Нет, он сказал, что звонит из телефона-автомата.

– Гм, если он позвонит ещё раз, попроси его оставить номер и сказать время, когда мне лучше позвонить ему. Я тоже звоню из автомата. – Ещё одна необходимая предосторожность. – И между прочим, ты слышала последние новости?

– Конечно.

– Было в них что-нибудь?

– Ничего интересного.

– Никаких беспорядков в Луна-Сити? Ни убийств, ни погромов – ничего?

– Да нет, ничего. Была групповая дуэль в Нижней аллее, но… Мануэль! Ты кого-то убил?

– Нет, Мама. – Сломать человеку челюсть – это не значит убить его.

– Ты всегда был моим проклятием, дорогой, – вздохнула она. – Ты знаешь, что я постоянно твержу тебе: в нашей семье мы стараемся не ввязываться в ссоры. Даже если может показаться, что убийство абсолютно необходимо – а такое практически невозможно, – всегда можно спокойно обсудить проблему в семье и выбрать наилучший выход. Стоит немного повременить, чтобы получить добрый совет и поддержку…

– Мама! Я никого не убивал и не собираюсь этого делать. И я знаю все твои лекции наизусть.

– Пожалуйста, веди себя вежливо, дорогой.

– Извини.

– Прощено и забыто. Я передам профессору де ля Пазу, чтобы он оставил свой номер. Обещаю.

– И ещё вот что. Забудь имя «Вайоминг Нот». Забудь о том, что профессор спрашивал тебя обо мне. Если кто-то чужой позвонит или придёт и начнёт задавать вопросы обо мне, то ты со мной не разговаривала и не знаешь, где я. Ты полагаешь, что я уехал в Новолен. Все остальные в семье пусть говорят то же самое. Не отвечайте ни на какие вопросы – особенно если их будет задавать кто-либо связанный с Надсмотрщиком.

– А ты полагаешь, что я стала бы отвечать на такие вопросы? Мануэль, насколько я понимаю, у тебя неприятности.

– Не слишком серьёзные, и я потихоньку выбираюсь из них. – Хотелось бы на это надеяться! – Расскажу тебе, когда вернусь домой. Сейчас я не могу говорить. Я люблю тебя. Всё, отключаюсь.

– Я тоже люблю тебя, дорогой. Спокойной ночи.

– Спасибо. Тебе тоже спокойной ночи. Всё.

Мама – просто чудо. На Скалу её выслали уже очень давно – за то, что она зарезала одного мужчину при обстоятельствах, вызывающих сильное сомнение в том, что она действительно защищала свою невинность. И с тех самых пор она является ярой противницей насилия и лишения людей жизни. Конечно, если к этому не вынуждают обстоятельства – в своих убеждениях она не доходит до фанатизма. В молодости она была сущим бедствием и всегда очень жалела, что я не знал её в те времена. Но мне вполне хватало того, что я был с ней на протяжении второй половины её жизни.

Я снова соединился с Майком:

– Ты знаешь голос профессора Бернардо де ля Паза?

– Да, Ман.

– Хорошо… Тогда постарайся отследить как можно больше телефонных звонков в Луна-Сити. Отследи столько, на сколько у тебя хватит ресурсов. И если ты услышишь его голос, то дай мне знать. Обрати особое внимание на телефоны-автоматы.

Ответ пришёл с запозданием на целых две секунды. Я поставил перед Майком проблему, которую до этого ему ещё никто не давал. Думаю, что ему это понравилось.

– Я могу осуществить прослушивание всех телефонов-автоматов в Луна-Сити. Ман, хочешь ли ты, чтобы я использовал ещё и случайный поиск по всем остальным линиям?

– Гм. Не надорвись. Держи под наблюдением телефоны у него дома и в его школе.

– Программа запущена.

– Майк, ты лучший из друзей, которые у меня когда-либо были.

– Это не шутка, Ман?

– Это не шутка. Это – правда.

– Я… Поправка. Я горд и счастлив. Ман, ты мой лучший друг, поскольку ты – мой единственный друг. Поскольку у меня нет информации для сравнения, то такое утверждение является строго логичным.

– Я прослежу за тем, чтобы у тебя были и другие друзья. Я имею в виду неглупых. Майк, у тебя есть свободный банк памяти?

– Да, Ман. Ёмкостью в десять в восьмой бит.

– Хорошо. Заблокируй его таким образом, чтобы только ты и я могли использовать его. Сможешь это сделать?

– Конечно. Дай мне сигнал блокировки.

– Гм… День взятия Бастилии. – Этот день, как рассказал мне несколько лет назад профессор де ля Паз, совпадал с днём моего рождения.

– Установлена постоянная блокировка.

– Прекрасно. Вот здесь у меня запись, которую надо в него поместить. Но сначала… Ты уже закончил работу над макетом завтрашнего выпуска «Ежедневного Лунатика»?

– Да, Ман.

– Есть там что-нибудь о митинге в Стиляги-Холл?

– Ничего, Ман.

– А в выпусках новостей, которые транслируются на другие поселения, не было ничего необычного? Что-нибудь о мятеже?

– Нет, Ман.

– Всё любопытнее и любопытнее, как говорила Алиса. Хорошо, запиши следующую информацию в банк данных, помеченный как «День взятия Бастилии», затем поразмысли над ней. Но во имя Господа нашего, следи, чтобы наружу не просочилось что-нибудь из того, что я скажу тебе.

– Ман, мой единственный друг, – ответил Майк, и в его голосе прозвучала неуверенность, – ещё много месяцев назад я принял решение о том, что содержание любого разговора между тобой и мной будет помещаться в специально выделенный блок, доступ к которому будешь иметь только ты. Я решил не уничтожать никакую информацию, полученную во время этих разговоров, и переместил их из временных блоков памяти в постоянные. Таким образом я могу воспроизводить их снова и снова и размышлять над ними. Я поступил правильно?

– Ты поступил замечательно, Майк… Я весьма польщён.

– Мои блоки временной памяти были уже почти переполнены, но я сообразил, что мне просто необходимо сохранить все твои слова.

– Очень хорошо. Итак, «День взятия Бастилии». Скорость записи в шестьдесят раз выше нормальной.

Я взял маленькое записывающее устройство, разместил его возле самого микрофона и включил на ускоренное воспроизведение звукозаписи. Продолжительность записи составляла полтора часа, и воспроизведение её было закончено через приблизительно девяносто секунд.

– Это всё, Майк. Мы поговорим завтра.

– Спокойной ночи, Мануэль Гарсия О'Келли, мой единственный друг.

Я отключился от линии и поднял колпак. Вайоминг сидела на кушетке. Выглядела она озабоченной.

– Кто-то звонил? Или…

– Всё в порядке. Я разговаривал с одним из моих лучших – и самых надёжных – друзей. Вайо, ты тупица?

Она удивлённо взглянула на меня:

– Иногда мне именно так и кажется. Это что, шутка?

– Нет. Если ты не тупица, то я с удовольствием представлю тебя ему. Кстати, о шутках: у тебя есть чувство юмора?

Любая женщина в ответ на такой вопрос сказала бы: «Конечно есть!» – возможно, у женщин есть некоторая внутренняя блокировка, запрещающая им давать другой ответ. У всех, кроме Вайо. Она поморгала в растерянности, а затем сказала:

– Об этом, приятель, ты лучше суди сам. У меня есть некий заменитель этого качества. Я иногда использую его в несложных ситуациях.

– Прекрасно. – Я порылся в сумке и отыскал там распечатку с сотней «смешных» историй. – Почитай. Затем скажешь мне, какие из них смешные, а какие – нет. А также какие из них заставляют хихикать в первый раз, но во второй – напоминают остывшие блинчики без мёда.

– Мануэль! Возможно, ты самый странный мужик из всех, с кем мне довелось встречаться. – Она взяла у меня распечатку. – Слушай, это не бумага для принтеров?

– Да. Я познакомился с компьютером, обладающим чувством юмора.

– Даже так? Ну, однажды именно так и должно было случиться. Всё остальное уже успели механизировать.

Я постарался правильно отреагировать на её слова и спросил:

– Что, абсолютно всё?

Она подняла глаза:

– Пожалуйста, не насвистывай, когда я читаю.

4

Пока я устанавливал и стелил кровать, я несколько раз слышал, как она хихикает. Затем я сел около неё, взял конец распечатки – тот, который она уже прочла, – и тоже начал читать. Пару раз я усмехался, но обычно шутка не кажется мне смешной, если читать её без соответствующего настроения. Гораздо интереснее было то, как эти истории оценивала Вайо.

Она помечала их плюсами и минусами, иногда знаками вопроса. Те из них, которые были со знаком плюс, были помечены ещё и как «один раз» или «всегда» – шуток с пометкой «всегда» было немного. Я писал свои оценки под теми, которые выставляла она. Они не слишком часто расходились.

К тому времени, когда я приблизился к концу, она занималась тем, что просматривала выставленные мной оценки. Работу мы закончили вместе.

– Ну как? – спросил я. – Что ты об этом думаешь?

– Я думаю, что у тебя грубый и неразвитый ум, и то, что твои жёны терпят тебя, – это просто чудо.

– Мама часто говорит то же самое. Ну а как насчёт тебя, Вайо? Ты ведь помечала плюсами такие шутки, которые могли бы вогнать в краску девушку с панели.

Она ухмыльнулась:

– Да. Не рассказывай никому. Для широкой общественности я – преданный своему делу партийный организатор, и я выше таких вещей. Ну так, к какому выводу ты пришёл? Есть у меня чувство юмора?

– Не расскажу. Почему ты пометила семнадцатый номер знаком минус?

– Это который? – Она развернула бумагу и отыскала шутку. – Ну, любая женщина сделала бы то же самое. Это не смешно, это всего лишь печальная необходимость.

– Да, но подумай, как глупо она выглядела.

– Не вижу ничего глупого. Скорее грустно. Но взгляни сюда. Ты решил, что эта – не смешная. Номер пятьдесят один.

Ни один из нас не поменял своей оценки, но я уловил некоторую повторяющуюся закономерность. Наши оценки расходились в отношении историй, связанных с самым старым поводом для шуток. Я сказал ей об этом. Она кивнула:

– Конечно, я тоже это вижу. Мани, дорогой, не обращай на это внимания. Я уже давно перестала разочаровываться в мужчинах из-за того, что они не являются тем, чем не являются, и никогда не смогут стать.

Я решил перевести разговор на другую тему и рассказал ей о Майке.

Некоторое время спустя она сказала:

– Мани, ты пытаешься убедить меня, что этот компьютер живой?

– Смотря что ты под этим подразумеваешь, – ответил я. – Он не потеет и не ходит в туалет, но он может мыслить и говорить, и он осознаёт себя. Разве нельзя сказать, что он живой?

– Я сама не вполне уверена в том, какой именно смысл я вкладываю в понятие «живой», – призналась она, – но ведь существует научное определение, связанное с реакцией на внешние раздражители или с чем-то подобным. И с размножением.

– Майк реагирует на внешние раздражители. А что касается воспроизведения, то работы в этой области ещё не проводились – но тем не менее если у Майка будет время, необходимые материалы и квалифицированная помощь, то он вполне сможет воспроизвести себя.

– Мне тоже нужна для этого квалифицированная помощь, – сказала Вайо, – поскольку я стерильна. И кроме того, мне потребуется десять лунных месяцев и множество различных материалов, причём самых лучших. Зато я делаю прекрасных младенцев. Мани, а почему бы машине действительно не быть живой? Я всегда считала, они таковыми и являются. И некоторые из них только и ждут подходящего момента, чтобы куснуть побольнее.

– Майк не будет этого делать. Я имею в виду – намеренно. В нём начисто отсутствует подлость. Но он любит разыгрывать других, и одна из его шуток вполне может оказаться не вполне удачной. Он как щенок, который не понимает, что он причиняет боль, когда кусается. Он невежественен. Нет, это не то слово, потому что он знает бесконечно больше, чем ты, или я, или любой из когда-либо живших людей. И тем не менее можно сказать, что он вообще ничего не знает.

– Повтори-ка всё сначала. Мне кажется, я чего-то не поняла.

Я постарался объяснить. Сказал, что Майк знает содержание почти всех книг на Луне, может читать с огромной скоростью – по меньшей мере в тысячу раз быстрее, чем мы, – и никогда ничего не забывает, если только не решит стереть какую-нибудь информацию. Сказал, что он может вести рассуждения, опираясь на безошибочную логику, или прийти к выводу на основании неполных данных… и о том, что он не знает ничего о том, что входит в понятие «быть живым».

– Я поняла, – перебила она, – ты хочешь сказать, что он весьма разумен и очень много знает, но совсем не умудрён жизненным опытом. Как новичок, только что сошедший с корабля на Скалу. Возможно, на Земле он был профессором, с целым списком научных званий… но здесь он похож на младенца.

– Именно так. Майк и есть младенец с целым списком научных званий. Спроси его, сколько воды, какие химические элементы и какая мощность светового потока необходимы, чтобы получить пятьдесят тонн пшеницы, и он ответит тебе ещё до того, как ты успеешь перевести дыхание. Но он не может отличить смешную шутку от несмешной.

– Я думаю, большинство из тех, которые ты мне показал, были в общем-то неплохими.

– Он не сам их придумал. Он их где-нибудь вычитал или услышал, а поскольку они были соответственно помечены, то он и отправил их в тот файл, где у него хранятся шутки. Но он не понимает их, поскольку он никогда не был, как бы это сказать… одним из людей. Недавно он попытался сам придумать шутку. Вышло весьма посредственно.

Я постарался объяснить ей суть неуклюжих попыток Майка стать «человеком».

– Главная причина всех его выходок кроется в том, что ему одиноко.

– Вот бедняга! Тебе тоже было бы одиноко, если бы ты только работал и учился, и больше ничего. И если бы никто никогда не приходил проведать тебя. Это просто жестоко.

Я рассказал ей о моём обещании познакомить Майка с неглупыми.

– Ты поговоришь с ним, Вай? И не будешь смеяться, если он станет делать дурацкие ошибки? Если ты будешь смеяться, он замолчит и начнёт дуться.

– Конечно, Мани, я поговорю с ним! Ну… когда мы выберемся из этой передряги. И если мне будет безопасно оставаться в Луна-Сити. И где находится этот бедный маленький компьютер? В городском техническом центре? Я не уверена, что знаю, где это.

– Нет, он не в Луна-Сити. Он располагается в Море Кризисов. И ты никак не можешь попасть туда, где он находится, для этого тебе нужно иметь пропуск, выданный Надсмотрщиком. Но…

– Подожди-ка! Море Кризисов… Мани, это что – один из тех компьютеров, которые находятся в Комплексе Администрации?

– Майк – не просто «один из тех компьютеров», – ответил я, несколько раздражённый таким отношением к Майку. – Он – головной компьютер, управляющий всеми остальными компьютерами, как дирижёр – оркестром. Другие компьютеры – просто машины, дополнительные приспособления, увеличивающие его возможности. Для Майка они являются тем же, чем вот эта штука – для меня, – сказал я, согнув левую руку. – Майк контролирует работу всех остальных компьютеров. Он занимается катапультами и баллистическими радарами. После того как система телефонной связи была преобразована во Вселунную систему коммуникаций, он также подключён к управлению логическими структурами этой системы. Кроме того, он контролирует множество других систем.

Вайо закрыла глаза и прижала пальцы к вискам.

– Мани, Майку приходится тяжело?

– Не думаю. Он не перегружен. У него хватает времени даже на то, чтобы читать смешные истории.

– Я не это имею в виду. Может ли он испытывать страдание? Чувствовать боль?

– Что? Нет. Он может чувствовать себя обиженным, но не может чувствовать боль. Я думаю, что не может. Нет, я даже уверен в этом. У него нет рецепторов восприятия боли. Зачем они ему?

Она закрыла глаза и сказала тихо:

– Да поможет мне Бог. – Затем взглянула на меня и сказала: – Разве ты не понимаешь? У тебя есть пропуск, позволяющий тебе попасть туда, где находится этот компьютер. А большинство селенитов не имеют права даже выйти из вагона на этой станции – она предназначена только для тех, кто работает на Администрацию. И даже из этих людей лишь горстка может попасть в главный машинный зал. Я должна была узнать, может ли он ощущать боль, потому что ты со своими разговорами о его одиночестве заставил меня испытывать к нему жалость. Но, Мани, ты отдаёшь себе отчёт в том, во что могли бы превратить это место несколько килограммов пластиковой взрывчатки?

– Конечно! – Её слова вызвали у меня шок и отвращение.

– Мы ударим сразу после взрыва – и Луна будет свободной! Я достану тебе взрывчатку и взрыватели. Но мы не можем начать действовать до того, как мы всё организуем таким образом, чтобы использовать взрыв в своих целях. Мне придётся уйти отсюда. Я должна рискнуть. Пойду наложу косметику. – Она начала подниматься.

Я удержал её, больно пихнув металлической левой рукой. Она была поражена, но и я сам был поражён не меньше – до этого момента я к ней ни разу не прикоснулся, если, конечно, не принимать в расчёт случаи, вызванные абсолютной необходимостью. Сейчас всё иначе, но тогда шёл 2075 год и прикоснуться к женщине без её согласия…

– Сядь и замолчи! – сказал я. – Я-то знаю, каких дел может натворить взрыв. А вот ты, по всей видимости, – нет. Мне жаль говорить об этом, но… если бы дело дошло до выбора, то я скорее ликвидировал бы тебя, чем взорвал Майка.

Вайоминг не рассердилась. В её характере действительно было очень много мужского – я думаю, что этим она была обязана многим годам подчинения революционной дисциплине; но я уверен, что по сути своей она всё же оставалась женщиной…

– Мани, ты сказал мне, что Коротышка мёртв.

– Что? – Резкая смена темы разговора сбила меня с толку – Да. По всей вероятности. Он лишился одной из ног по самое бедро, через пару минут должна была наступить смерть от потери крови. Вероятность смертельного исхода в таких случаях очень велика, даже если ампутация производится хирургически.

Я разбирался в подобных вещах. Для спасения моей жизни потребовались невероятная удача и огромное количество перелитой крови, а ведь потеря руки – не столь тяжёлая травма, как та, которую получил Коротышка.

– Коротышка был, – сказала она серьёзно, – лучшим среди моих здешних друзей и одним из лучших друзей, которые у меня были. Он обладал всеми теми качествами, которые всегда меня восхищали в людях. Он был верным, честным, умным, мягким и смелым. И он был предан Делу. Но разве я оплакиваю его?

– Нет. Оплакивать его уже слишком поздно.

– Оплакивать никогда не поздно. С тех пор как ты рассказал мне о том, что с ним случилось, я ни на секунду не переставала скорбеть о нём. Но я загнала эти мысли в глубь своего сознания, поскольку Дело не оставляет нам времени на то, чтобы предаваться горю. Мани, если бы ценой смерти Коротышки можно было купить свободу – или хотя бы часть свободы – для Луны, я бы своими руками убила его. Или тебя. Или себя. А тебе становится плохо при мысли о том, чтобы взорвать компьютер!

– Дело не в этом!

Хотя оно было именно в этом. Смерть человека не вызывает у меня особого потрясения – мы все приговорены к смерти с самого дня нашего рождения. Но Майк был уникальным созданием, и не существовало никаких причин, не позволяющих ему существовать вечно! Не стоит заводить разговор о «душе» – нужно ещё доказать, что у Майка её нет. А если у него нет души, то разве этот план не кажется ещё более отвратительным? Подумайте как следует.

– Вайоминг, что бы произошло, если бы мы взорвали Майка?

– Я точно не знаю. Но это вызвало бы всеобщее замешательство, а это именно то, что нам нужно.

– Ты сама только что сказала – ты не знаешь. Ты не представляешь себе размеры этого замешательства. Телефоны отключатся. Подземка остановится. Твой город пострадает значительно меньше – у Гонконга своя собственная энергосистема. Но прекратится поступление энергии в Луна-Сити, Новолен и поселения. Всё освещение выключится – наступит полная темнота. Через некоторое время воздух станет непригодным для дыхания. Затем начнут падать температура и давление. Где твой скафандр?

– В камере хранения, на станции подземки «Западная».

– Мой тоже. Ты сможешь отыскать туда дорогу? В полной темноте? И достаточно быстро? Я не уверен в том, что я смогу это сделать, а ведь я родился в этом районе. Не забудь также, что все коридоры будут забиты орущими от страха людьми. Селениты – не трусы, но только один из десяти человек решится выйти из дому в абсолютной темноте. Ты сменила баллоны с кислородом в своём скафандре на свежие, или ты так спешила, что не позаботилась об этом? И сможешь ли ты получить его, учитывая, что тысячи людей будут пытаться раздобыть себе скафандр, не слишком соблюдая права собственности.

– У вас не предприняты меры на случай аварии? В Гонконге приняты.

– У нас тоже предприняты. Но этого недостаточно. Нужно, чтобы контроль за каждой из важнейших систем жизнеобеспечения осуществлялся параллельно и из нескольких разных центров, чтобы в случае выхода из строя одной машины её функции могла взять на себя другая. Но для этого необходимы деньги, а ты сама говорила, что Администрации плевать на наши проблемы. Нельзя было допускать, чтобы все эти обязанности возложили на Майка. Но было дешевле доставить с Земли мощную машину, запихнуть её в глубь Скалы, затем всё время подключать к ней новые мощности и загружать дополнительной работой. Разве тебе неизвестно, что Администрация получает почти столько же денег оттого, что часть мощностей Майка сдаётся в аренду, сколько от торговли мясом и пшеницей? Вайоминг, я не утверждаю, что Луна-Сити исчезнет, если Майк будет взорван. Селениты – люди терпеливые и, возможно, сумеют протянуть на аварийном оборудовании, пока вся автоматика не заработает снова. Но многие наверняка умрут, а те, что останутся, будут слишком заняты для того, чтобы заниматься политикой.