Текст книги "Восставшая Луна"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Стихи Адама Селена относились к разряду иной, более высокой поэзии. Майк предоставил их на рассмотрение профа и согласился с его литературно-критической оценкой (которая, я думаю, была положительной). Размер и рифмовка стихов Майка были безупречны, чего и следовало ожидать, поскольку Майк был компьютером, в памяти которого хранился весь словарный запас английского языка, и он был в состоянии в считанные миллисекунды отыскать необходимое слово. С чем у него дело обстояло плохо, так это с самокритикой. Однако проф быстренько исправил это, проведя критический разбор его стихов.

В первый раз публикация за подписью Адама Селена появилась на страницах столь солидного издания как «Лунное Зарево». Этой публикацией была мрачная поэма, озаглавленная «Дом». Её содержание представляло собой размышления старого ссыльного, который на пороге смерти приходит к выводу, что его родной дом это Луна. Язык поэмы был простым, ритмика тоже не отличалась сложностью, и лёгкий оттенок крамолы можно было углядеть только в том, что умирающий человек приходил к выводу: даже если бы пришлось терпеть целую кучу Надсмотрщиков, это не было бы слишком высокой ценой за родной дом.

Не думаю, что у редакторов «Лунного Зарева» возникли какие-нибудь сомнения насчёт того, печатать поэму или не стоит. Вещь была хорошая, и они её напечатали.

Пытаясь добраться до Адама Селена, Альварес перевернул вверх дном всю редакцию. Выпуск был в продаже уже половину лунного месяца, прежде чем Альварес обратил на него внимание. Это заставило нас понервничать – мы очень хотели, чтобы подпись под стихотворением привлекла внимание, и были весьма довольны, поскольку Альварес, когда ему показали публикацию, затрясся мелкой дрожью.

В редакции шефу Охранки ничем не смогли помочь. Там просто рассказали ему всё как есть. Поэма пришла по почте. У них есть оригинал рукописи? Да, конечно… Извините, конверта нет, мы их не храним. Альварес проторчал в редакции довольно долго, пока наконец не убрался оттуда в сопровождении своих четырёх церберов, которых он, для сохранности здоровья, повсюду таскал за собой.

Мы надеялись, что изучение этого листка бумаги доставит ему массу удовольствия. Лист этот представлял собой бланк из канцелярии Адама Селена.

120 АССОЦИАЦИЯ СЕЛЕНА ЛУНА-СИТИ

Офис председателя: Старый Купол

Ниже следовал напечатанный текст стихотворения «Дом». Автор – Адам Селен.

Все отпечатки, которые можно было отыскать на этом листе, появились уже после того, как мы его отправили. Текст был напечатан на машинке «Ундервуд Офис Электростатор» – самой распространённой на Луне модели. Но по большому счёту таких машинок было не так уж и много – ведь их приходилось импортировать, и квалифицированный детектив сумел бы идентифицировать машинку. Он нашёл бы её в офисе Администрации, расположенном в Луна-Сити. Точнее сказать, не машинку, а машинки, поскольку в офисе находилось шесть штук, которые мы использовали по очереди: печатали пять слов на одной, а затем переходили к следующей. Это стоило нам с Вайо бессонной ночи и огромного риска, несмотря даже на то, что Майк прослушивал линии всех телефонов, готовый в случае чего предупредить нас. Мы так никогда не рискнули проделать это ещё раз.

Как выяснилось, Альварес не был квалифицированным детективом.

11

В начале 2076 года дел у меня было по горло. Я не мог пренебрегать своими обязанностями в отношении клиентов. Ещё больше времени отнимала партийная работа, несмотря на то что я постарался переложить большую часть своих обязанностей на плечи других людей. Однако мне приходилось принимать множество решений, касающихся огромного количества вещей, и отслеживать сообщения, которые проходили снизу вверх и сверху вниз. Пришлось урезать время, отведённое на физические упражнения и тренировки с тяжестями, и отказаться от попыток получить разрешение на использование расположенной в Комплексе центрифуги, которую учёные Земной стороны использовали для того, чтобы продлить время своего пребывания на Луне. Мне уже приходилось раньше пользоваться этой центрифугой, но в этот раз мне не хотелось афишировать, что я набираю форму для поездки на Земную сторону.

Без центрифуги упражнения дают меньший эффект, к тому же на этот раз тренировки нагоняли особую тоску, поскольку было не вполне ясно, нужны ли они вообще. Дело в том, что, согласно подсчётам Майка, в тридцати процентах вариантов развития событий могла возникнуть необходимость, чтобы селенит, один из тех, кто имеет возможность говорить от имени Партии, совершил поездку на Терру.

Мне было трудно вообразить себя в качестве посла – образованием я не блистал да и о дипломатии имел весьма смутное представление. Для такого дела лучше всего подошёл бы проф, но проф был стар, и он не смог бы жить на Земной стороне. Майк проинформировал нас, что шансы добраться до Терры для профа составляют менее сорока процентов.

Но ещё больше времени, чем работа, партийная деятельность и тренировки отнимала ферма. Мы лишились троих сыновей, которые, женившись, покинули нас, но взамен мы получили двух прекрасных парней – Фрэнка и Али. Затем Грег перешёл на работу в «Луноход». Он стал главным бурильщиком на строительстве новой катапульты.

Это вновь привело к тому, что я превратился в лакея на полставки у поросят и цыплят. Ганс – хороший фермер; он взвалил себе на плечи всю эту обузу и вкалывал за двоих. Но Грег занимался фермой с тех самых пор, как Дед отошёл от дел, и теперь Ганс был несколько обеспокоен свалившейся на него ответственностью. Я оказывал ему всяческую поддержку, во всём соглашаясь с его мнением и пытаясь как можно больше помочь ему в те часы, которые мне удавалось выкроить. Таким образом, у меня не оставалось времени даже на то, чтобы почесаться.

В конце февраля я возвращался домой после долгого путешествия, во время которого я побывал в Новолене, Тихо-Андере и Черчилле. Как раз к этому времени было закончено строительство нового туннеля, пересекавшего Центральную Впадину, поэтому я направился дальше, в Гонконг Лунный; это была деловая поездка, во время которой я устанавливал контакты.

Но деловые цели моей поездки были лишь прикрытием для целей политических. Наши связи с Гонконгом были весьма слабыми, хотя Вайо и умудрялась проворачивать по телефону множество дел. Вторым членом ячейки Вайо был один из её старых товарищей, известный нам под именем Клейтон, которого Вайо ценила весьма высоко. Клейтона вкратце известили о сложившейся политической ситуации, предупредили его насчёт того, что некоторые фрукты совсем прогнили, и убедили начать строительство системы ячеек, не имеющих никакой связи со старой организацией.

Но связь по телефону – это не то же самое, что личный контакт. Гонконг давно должен был бы превратиться в наш оплот. Он меньше других зависел от Администрации, поскольку его коммунальные службы не контролировались из Комплекса; ещё одной причиной его меньшей зависимости была существовавшая вплоть до самого последнего времени малая протяжённость транспортных туннелей, которая приводила к тому, что он был гораздо меньше вовлечён в торговые сделки. Финансовое положение у него было лучше, поскольку банкноты, выпускавшиеся Банком Гонконга Лунного, считались лучшими деньгами, чем официальные сертификаты Администрации.

Полагаю, что с точки зрения закона доллары Гонконга Лунного деньгами вообще не были. Администрация их не принимала. Когда я отправлялся на Землю, мне пришлось покупать купюры администрации. Но с собой я взял именно доллары Гонконга, поскольку их можно было продать по низкому курсу, в то время как деньги Администрации там вообще ничего не стоили.

Деньги они или нет, главное, что банкноты Банка Гонконга обеспечивались капиталом честных китайских банкиров. Сто долларов Гонконга Лунного равнялись старой троянской унции золота, и их можно было по первому требованию обменять на это золото в конторе банка.

Итак, Гонконг должен был быть оплотом Партии. Но он им не был. Мы решили, что мне следует рискнуть и установить там личные контакты, я готов был даже пойти на то, чтобы меня там опознали, поскольку человеку, у которого нет одной руки, не так-то легко замаскироваться. Существовал риск того, что мой провал может навлечь опасность не только на меня, но и на Вайо, Маму, Грега и Сидрис. Но кто сказал, что революция – дело безопасное?

Товарищ Клейтон оказался молодым японцем – не то чтобы уж совсем молодым, но они все выглядят молодыми до тех пор, пока однажды не начинают выглядеть старыми. Он не был чистокровным японцем, в нём оказалось намешано множество разных кровей, но у него было японское имя, и в его доме был типично японский уклад жизни.

Клейтон не был потомком каторжан: его родители оказались среди «добровольцев», которые под дулом автомата взошли на борт корабля в те времена, когда Великий Китай занимался объединением своей империи. Но это не изменило к худшему моего мнения о нём; он питал к Администрации ненависть столь же лютую, как и старые каторжники.

Моя первая встреча с ним произошла в чайном домике – заведении, которое у них заменяет пивнушку, – и в течение двух часов мы с ним говорили обо всём, кроме политики. Придя к какому-то решению на мой счёт, он пригласил меня к себе домой. Единственное, что мне не нравится в японском гостеприимстве, так это то, что свои ванны, в которые человек погружается по самый подбородок, они наполняют чертовски горячей водой.

Оказалось, что никакого риска на самом деле и не было. По части грима Мама-сан ни в чём не уступала Сидрис, а поскольку кимоно прикрыло место стыка, то моя рука «для публики» вполне убедительно сошла за настоящую. За два дня я, в качестве товарища Борка, встретился с представителями четырёх ячеек. На мне был грим и кимоно, и даже если среди присутствующих и был шпик, то он вряд ли сумел бы опознать меня как Мануэля О'Келли.

С собой я привёз важнейшие данные и бессчётное количество цифр и прогнозов и говорил только об одной вещи – о голоде, который наступит в 2082 году, через шесть лет. «Вы у нас счастливчики, по вас это ударит несколько позже. Но теперь, когда проложен новый туннель, вам предстоит увидеть, как всё больше и больше ваших людей начнут отправлять свои пшеницу и рис к голове катапульты. Вот тогда очередь дойдёт и до вас».

Это произвело на них впечатление. Судя по тому, что мне приходилось слышать, похоже, что старая организация в основном делала ставку на ораторское искусство, запоминающуюся музыку и эмоции – в этом она имела определённое сходство с церковью. Я же просто сказал: «Товарищи, вот цифры. Я их вам оставлю. Проверьте сами».

С одним из товарищей у меня была отдельная встреча. Это был китаец, инженер по профессии, которому было достаточно бросить один-единственный взгляд на какую-либо вещь, и он уже знал, как её можно сделать. Я поинтересовался, не доводилось ли ему видеть лазерное ружьё, которое можно было носить с собой как винтовку. Нет, не довелось. Во время разговора я упомянул, что введение паспортной системы создало некоторые трудности для контрабанды. Он задумчиво ответил, что контрабанда драгоценных камней по-прежнему не представляет собой проблемы, и добавил, что в самое ближайшее время он собирается в Луна-Сити, навестить своего двоюродного брата. Я сказал, что дядюшке Адаму будет очень приятно получить от него весточку.

В целом моя поездка оказалась весьма продуктивной. На обратном пути я сделал остановку в Новолене, чтобы проверить, как идут дела в старомодном заведении под названием «Десятник», которое специализировалось на пунше. Затем я собрался съесть ленч и тут случайно наткнулся на собственного отца. Мы с ним были в дружеских отношениях, но нас не слишком беспокоило, если мы не виделись год-другой. Мы заказали пиво и сандвичи и поговорили. Когда я поднялся, чтобы уйти, он сказал: «Было очень приятно повидать тебя. Свободу Луне!»

Я был настолько потрясён, что ответил ему теми же словами. Второго такого аполитичного циника, как мой старик, надо ещё умудриться отыскать. Если уж он на людях сказал такое, значит, затеянная нами кампания набирает обороты.

В Л-Сити я вернулся в приподнятом настроении и не слишком уставшим, поскольку дремал всю дорогу от кратера Торричелли. На станции «Южная» я пересел на капсулу Окружной линии, затем спустился вниз и, чтобы избежать толкотни на Казвее, направился к дому по Нижней аллее. По пути я зашёл в зал, где обычно вёл заседания судья Броуди, просто чтобы поздороваться с ним. Броуди – мой старый друг: нам с ним делали ампутации в одно и то же время. Лишившись ноги, он стал судьёй, и дела его шли вполне успешно, поскольку в те времена в Л-Сити не было ни одного другого судьи, который не занимался бы левым бизнесом, хотя бы таким мелким, как приём ставок или продажа страховок.

Если люди предоставляли предмет своей ссоры на рассмотрение Броуди, а ему не удавалось заставить их прийти к согласию, он обычно возвращал деньги и, если они решали драться, бесплатно судил их дуэль, вплоть до самого начала которой не оставлял попыток уговорить их не пускать в ход ножи.

В зале заседаний Броуди не было, хотя его шляпа лежала на письменном столе. Я уже собирался уходить, когда внезапно в зал вошла целая группа парией, судя по виду – стиляг, что вынудило меня остаться. С ними были девушка и мужчина постарше, которого они силком тащили с собой. Человек этот был изрядно потрёпан, и некоторые неуловимые особенности его одежды позволяли догадаться, что он турист.

Туристы у нас бывали даже в те времена; правда, тогда их было немного, не сравнить с нынешними ордами. Обычно они прибывали с Земной стороны, останавливались на неделю в гостинице, а затем на том же самом корабле отправлялись обратно. Большей частью они, потратив день или два на то, чтобы «полюбоваться видами», что включало в себя непременную вылазку на поверхность – глупость, которую совершает каждый турист, – начинали проводить время за азартными играми. Большинство селенитов их просто игнорировало и предоставляло им возможность сходить с ума так, как им заблагорассудится.

Один из парней – самый старший, лет восемнадцати, – спросил меня:

– Где судья?

– Не знаю. Его здесь нет.

Он растерянно закусил губу.

– Что стряслось? – спросил я.

– Мы собираемся ликвидировать вот этого типа, – ответил он серьёзно. – Но мы хотим, чтобы это решение было подтверждено судьёй.

– Поищите в окрестных пивнушках.

– Послушайте, – сказал мальчик лет четырнадцати. – Вы, случаем, не господин О'Келли?

– Верно.

– Почему бы вам не рассудить это дело?

На лице старшего появилось выражение облегчения.

– Вы сделаете это?

Я заколебался. Конечно, мне и раньше приходилось иногда выступать в роли судьи. А кому не приходилось? Но я не из любителей брать на себя ответственность. Однако меня обеспокоило то, что молодые люди говорили о ликвидации туриста. Такое непременно вызовет толки.

Я обратился к туристу:

– Вы согласны, чтобы я выступал в качестве судьи?

Он выглядел удивлённым.

– А что, у меня есть какой-то выбор?

– Конечно, – сказал я терпеливо. – Никто не вправе ожидать от меня того, что я стану вмешиваться, если вы не готовы принять мой вердикт. Но никто вас не неволит. Речь ведь идёт о вашей, а не о моей жизни.

Он выглядел удивлённым, но не испуганным. В его глазах вспыхнул огонёк.

– Вы сказали, что речь идёт о моей жизни?

– Вне всяких сомнений. Вы же слышали, парни сказали, что они собираются вас ликвидировать. Но возможно, вы предпочтёте дождаться судью Броуди?

Он не колебался ни минуты. Улыбнулся и сказал:

– Я принимаю вас в качестве судьи по моему делу, сэр.

– Как вам угодно. – Я посмотрел на старшего из парней. – Кто предъявляет претензии? Только ты и твой юный друг?

– Нет-нет, судья. Мы все.

– Я ещё не судья. – Я оглядел их. – Все ли вы просите меня стать вашим судьёй?

Все закивали; ни один из них не сказал «нет». Вожак повернулся к девушке и добавил:

– Тиш, будет лучше, если ты сама скажешь. Ты принимаешь О'Келли в качестве судьи?

– Что? О да, конечно!

Она была безвкусной маленькой дешёвкой – смазливой пышнотелой пустышкой лет примерно четырнадцати. Девицы такого сорта предпочитают не замужество, а роль королевы в банде стиляг. Самих стиляг я не виню – по коридорам они шляются только потому, что на Луне недостаточно женщин. Они целыми днями работают, а домой им по вечерам возвращаться не к кому.

– Хорошо, вы все согласны принять меня судьёй по этому делу и теперь обязаны повиноваться моему вердикту. Давайте-ка урегулируем вопрос с оплатой. На какой цифре вы, ребята, согласны остановиться? Пожалуйста, имейте в виду, что я не собираюсь выносить приговор о ликвидации за какие-нибудь гроши. Так что гоните деньги, или я просто-напросто отпущу его.

Вожак заморгал; затем парни сбились в кучу. Спустя некоторое время он повернулся ко мне и сказал:

– У нас не так уж много денег. По пять гонконгских долларов с каждого вас устроит?

Их было шестеро.

– Нет. Вам не следует даже заикаться о том, чтобы за такие деньги выносили приговор о ликвидации.

Они снова сбились в кучу.

– Судья, пятьдесят долларов. Пойдёт?

– Шестьдесят. По десятке с носа. И ещё десятка с тебя, Тиш, – обратился я к девице.

Она взглянула на меня с удивлением и негодованием.

– Давай, давай! – сказал я. – Бзавнеб.

Она моргнула и полезла в сумочку. У неё были деньги; у девиц такого сорта деньги есть всегда.

Я собрал семьдесят долларов и положил их на стол. Затем обратился к туристу:

– Вы в состоянии выложить столько же?

– Простите?

– Ребята заплатили семьдесят долларов Гонконга за судебное разбирательство этого дела. Вы должны выложить такую же сумму. Если вы не в состоянии сделать это, откройте кошелёк, и пусть все убедятся, что у вас нет денег. В этом случае вы останетесь должны мне. Но свою долю вы заплатить обязаны. За смертный приговор – это очень немного.

– Я понял. То есть я полагаю, что понял. – Он отсчитал семьдесят долларов Гонконга.

– Благодарю вас, – сказал я. – Теперь: хочет ли какая-нибудь из сторон, чтобы разбирательство велось в присутствии присяжных?

У девицы загорелись глаза.

– Конечно! Пусть всё будет по правилам.

– Я думаю, – сказал земляной червяк, – что при данных обстоятельствах мне понадобятся присяжные.

– Мы вам их обеспечим, – заверил я его. – Вам нужен консультант?

– Ну, я полагаю, что и адвокат мне тоже нужен.

– Я сказал не «адвокат», а «консультант». У нас нет никаких адвокатов.

Мне снова показалось, что он в восторге.

– Я полагаю, что этот «консультант», если я решусь принять его услуги, будет столь же неформального толка, как и всё остальное, имеющее отношение к этой процедуре?

– Может, да, а может – нет. Я – судья неформальный, и этим всё сказано. Решайте сами.

– Гм. Я думаю, ваша честь, что мне будет лучше положиться на вашу неформальность.

– А, это… насчёт этих присяжных? – спросил старший. – Вы сами им заплатите? Или придётся нам?

– Я согласился судить это дело за сто сорок долларов. Это полная цена. Вы что, никогда прежде в суде не бывали? Но я не собираюсь выбрасывать честно заработанные деньги на то, без чего можно обойтись. Поэтому шестеро присяжных, каждому по пять долларов. Посмотрите, кого можно найти в Аллее.

Один из парней вышел наружу и заорал:

– Нужны присяжные! Пять долларов за работу!

Они набрали шесть человек, которые относились именно к тому типу, который только и можно отыскать в Нижней аллее. Меня это нисколько не озаботило – я был не склонен возражать против кого-либо из них. Но если уж вы собираетесь выступить в роли судьи, то лучше делать это в хорошем районе, тогда у вас есть шанс заполучить в присяжные граждан солидных.

Я подошёл к столу, уселся и надел на себя цилиндр Броуди – интересно, где он его откопал? Возможно, отыскал среди выкинутого откуда-нибудь хлама.

– Заседание суда объявляется открытым, – сказал я. – Пожалуйста, назовите ваши имена и изложите суть претензий.

Старшего из парней звали Слим Лемке, девицу – Патриция Кармен-Жукова, имён остальных я не помню. Турист выступил вперёд, порылся в своей сумке и сказал:

– Сэр, вот моя карточка.

Я храню её до сих пор. На ней написано:

СТЮАРТ РЕНЕ ЛА ЖУА

Поэт – Путешественник – Солдат удачи

Суть дела являла собой великолепный пример того, почему туристам не следует разгуливать без гида. Конечно, гиды из них все соки вытягивают – но разве туристы не для этого предназначены? Этот без присмотра чуть не лишился жизни.

Он забрёл в пивнушку, в которой обычно околачивались стиляги: она у них была чем-то вроде клуба. Эта деваха начала с ним флиртовать. Поскольку она сама начала заигрывать с ним, парни, конечно, не стали вмешиваться. В какой-то момент она рассмеялась и ткнула его кулаком под рёбра. Он, как и любой селенит, не воспринял это всерьёз… А вот поступил он так, как обычно поступают земляные червяки: обнял её за талию и притянул к себе, собираясь поцеловать.

Поверьте, в Северной Америке в таком поступке никто не усмотрел бы ничего необычного. Я там и не такое видел. Но Тиш, естественно, была удивлена и, возможно, даже испугалась. Она завизжала.

Целая свора парней набросилась на него и избила. Затем они решили, что он должен заплатить за своё преступление, но им хотелось, чтобы всё было сделано по правилам. Поэтому им и понадобился судья.

Очень похоже на то, что они просто-напросто струсили. По всей вероятности, ни одному из них не приходилось раньше участвовать в ликвидации. Но даму оскорбили – и этого просто так оставить было нельзя.

Я допросил их всех и решил, что уяснил суть цела, после чего сказал:

– Давайте подведём итог. Здесь у нас иностранец. Наших обычаев он не знает. Он оскорбил девушку, и в этом он виновен. Но, на мой взгляд, он никого оскорблять не хотел. Что скажут присяжные? Эй, ты, там – проснись! Что ты скажешь?

Разбуженный мною присяжный поднял затуманенный взор:

– И-и-квидировать!

– Очень хорошо. А что скажут остальные?

– Ну, – заколебался следующий присяжный. – По мне, так взгреть его как следует, чтобы в следующий раз думал, и довольно с него. Нельзя позволять мужикам распускать руки, иначе у нас тут станет так же скверно, как на Терре.

– Разумно, – согласился я. – Что скажут остальные?

Только один из присяжных проголосовал за ликвидацию. Мнения остальных колебались в диапазоне от того, чтобы здорово избить обвиняемого, до того, чтобы взять с него крупный штраф.

– А ты, Слим, что думаешь?

– Ну… – Он явно нервничал, поскольку ему нужно было сохранить лицо перед своей бандой и перед девушкой, которая, возможно, была его подружкой. Но он уже поостыл, и ему не хотелось, чтобы этого туриста ликвидировали. – Мы его уже отделали. Возможно, будет достаточно, если он опустится на колени, поцелует пол перед Тиш и скажет, что он сожалеет.

– Вы согласны сделать это, господин Ла Жуа?

– Если вы так решите, ваша честь.

– Вот мой вердикт. Прежде всего тот присяжный – да, ты! – оштрафован в размере своего гонорара за то, что спал в то время, когда должен был следить за ходом разбирательства. Хватайте его, ребята, заберите у него деньги и вышвырните его наружу.

Они проделали это с воодушевлением; это позволило им получить хоть какую-то замену тому развлечению, которое они замышляли, но которое у них не хватило духу осуществить.

– Теперь вы, господин Ла Жуа. Вы приговариваетесь к штрафу в размере пятидесяти долларов Гонконга за то, что у вас не хватило здравого смысла, чтобы узнать кое-что о местных обычаях, прежде чем околачиваться здесь. Раскошеливайтесь.

Я взял у него деньги.

– Теперь вы, ребята. Постройтесь-ка в шеренгу. Вы оштрафованы на пять долларов каждый за то, что не проявили благоразумия в истории с человеком, который, как вам известно, является чужестранцем и который не привык к нашим обычаям. То, что вы не позволили ему дотронуться до Тиш, – это хорошо, то, что побили его, – тоже нормально, быстрее сообразит, что к чему. Вы могли бы даже вышвырнуть его из пивнушки. Но говорить о ликвидации за простую ошибку – это вы хватили через край. По пять баксов с каждого. Гоните деньги.

Слим нервно сглотнул:

– Судья… я не думаю, что у нас наберётся столько денег! По крайней мере, у меня больше нет.

– У вас неделя на то, чтобы выплатить мне деньги, иначе я перешлю ваши имена в Старый Купол. Знаете, где находится салон красоты «Бонтон», тот, что возле дополнительного шлюза номер тринадцать? Это салон моей жены; заплатите ей. Заседание суда окончено. Слим, не уходи. И ты тоже, Тиш. Господин Ла Жуа, давайте возьмём этих молодых людей наверх, угостим их выпивкой и познакомимся с ними поближе.

Его глаза опять вспыхнули тем странным восторгом, который напоминал мне о профе.

– Великолепная идея, судья!

– Я уже больше не судья. Местечко, которое я имею в виду, расположено на два яруса выше, поэтому я думаю, что вам следует предложить Тиш руку.

Он поклонился и сказал:

– Моя леди! Могу ли я?.. – и предложил ей согнутую в локте руку.

В мгновение ока Тиш сделалась очень взрослой.

– Спасибо, господин! Я очень рада.

Я отвёл их в дорогое заведение, одно из тех, где их нелепая одежда и слишком яркий грим выглядели совершенно не к месту. Они очень нервничали. Я попытался заставить их расслабиться. Ла Жуа приложил ещё больше усилий, которые увенчались большим успехом, чем мои. Я записал их имена и адреса.

Наконец стиляги расправились со своими напитками, встали, поблагодарили нас и ушли. Мы с Ла Жуа остались.

– Господин, – сказал он спустя какое-то время, – вы чуть раньше использовали одно странное слово – я имею в виду, что оно было странным для меня.

– Ребятки уже ушли, поэтому зовите меня Мани. Какое именно слово?

– Это было, когда вы настаивали на том, что эта… гм, юная леди, Тиш, тоже должна расплатиться с вами. Вы сказали «без неба» или что-то типа этого.

– А, «бзавнеб». Это означает «бесплатных завтраков не бывает». И их действительно не бывает, – добавил я, указывая на натянутый поперёк комнаты транспарант с надписью: «БЕСПЛАТНЫЕ ЗАВТРАКИ». – Если бы такие вещи, как бесплатные завтраки, существовали, то выпивка в этом заведении стоила бы в два раза дешевле. Я просто напомнил ей, что за всё бесплатное в конечном итоге приходится платить в два раза дороже, или вещь оказывается совершенно бесполезной.

– Интересная философия.

– Это не философия, а факт. За всё приходится платить тем или иным способом. – Я махнул рукой. – Я был однажды на Земной стороне, и там мне приходилось слышать выражение «дармовой, как воздух». Здесь у нас воздух не дармовой, здесь приходится платить за каждый вдох.

– Действительно? Но меня ещё никто не просил платить за то, что я дышу. – Он улыбнулся. – Возможно, мне стоит перестать дышать?

– Это вполне может произойти. Сегодня ночью вы чуть не надышались вакуумом. Платы за воздух с вас не требуют потому, что вы уже за него заплатили. В вашем случае плата за воздух является частью стоимости вашего тура. Я же плачу за воздух ежеквартально.

Я начал втолковывать ему, как моя семья осуществляет куплю-продажу воздуха, но пришёл к выводу, что это слишком сложно объяснить.

Ла Жуа выглядел задумчивым, но довольным.

– Да, я понимаю экономическую необходимость. Просто для меня это ново. Скажите мне… гм, Мани, – кстати, называйте меня Стью, – мне действительно грозила опасность «надышаться вакуумом»?

– Мне нужно было взять с вас больше денег.

– Извините?

– Вы так ничего и не поняли. Я заставил парней выложить всё, что они были в состоянии наскрести, и к тому же оштрафовал их, чтобы заставить призадуматься. Я не мог взять с них больше, чем с вас. Мне следовало взять с вас побольше, потому что вы думаете, что это не более чем шутка.

– Поверьте мне, сэр. Я отнюдь не думаю, что это была шутка. Я просто никак не могу взять в толк, что ваши местные законы позволяют приговаривать человека к смерти вот так вот запросто… за такой незначительный проступок.

Я вздохнул. Откуда начинать объяснения, когда из того, что человек говорит, сразу становится ясным, что он не имеет ни малейшего представления о сути проблемы.

– Стью, – сказал я. – Давайте разберёмся по порядку. Не существует никаких местных законов, поэтому никто не может вас приговорить к смерти по закону. И то, что вы сделали, не было незначительным проступком. Я просто принял во внимание ваше невежество. И сделать это они хотели отнюдь не «запросто», в противном случае парни просто-напросто дотащили бы вас до ближайшего шлюза с нулевым давлением и засунули бы вас туда. Вместо этого они – славные ребята! – решили соблюсти все формальности и заплатили из своего кармана за то, чтобы вас судили. И не стали скандалить, когда оказалось, что вердикт и близко не лежит к тому, чего они требовали. Что-то ещё осталось неясным?

Он ухмыльнулся, и на его щеках появились ямочки – в точности как у профа. От этого он стал мне ещё симпатичнее.

– Боюсь, что всё осталось неясным. Я не могу отделаться от впечатления, что нахожусь в Зазеркалье.

Именно это я и предполагал. Я был на Земле и кое-что знаю о том, как именно у них работает голова. Земляной червяк полагает, что для любой ситуации можно отыскать подходящий закон – причём печатный закон. У них есть законы, регулирующие даже частные дела, например контракты. Это действительно так. Но кто же будет иметь дело с человеком, если на его слово нельзя положиться? Неужели его репутация ничего не значит?

– У нас тут нет законов, – сказал я. – Нам никогда не позволялось их иметь. У нас есть обычаи, но они неписаные и никто их нам не навязывает – они просто-напросто показывают, как и что должно быть при сложившихся обстоятельствах. Можно сказать, что наши обычаи представляют собой законы природы, потому что, если человек хочет остаться в живых, его поведение должно им соответствовать. В эту передрягу с Тиш вы попали именно потому, что нарушили один из законов природы… и это привело к тому, что вы чуть не «надышались вакуумом».

Он задумчиво прищурился:

– Не могли бы вы объяснить, какой именно закон природы я нарушил? Мне кажется, будет лучше, если я пойму это, – в противном случае мне остаётся только вернуться на корабль и до отлёта оставаться на его борту, чтобы остаться в живых.

– Конечно. Он настолько прост, что, как только вы поймёте, в чём дело, вы никогда больше не попадёте в опасную ситуацию. Здесь у нас два миллиона мужчин и менее одного миллиона женщин. Это простой физический факт, столь же основополагающий, как скалы или вакуум. Затем добавьте сюда понятие «бзавнеб». Когда какая-нибудь вещь является дефицитом, цена на неё возрастает. Здесь дефицитом являются женщины – на всех их не хватает. Именно это делает их самой большой ценностью Луны.