Текст книги "Восставшая Луна"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)

6

– Кто это вам сказал, чёрт меня побери?

– Мануэль, не горячись, – сказал проф. – Нас здесь трое, число как раз оптимальное. Каждый из нас обладает определённым опытом, и у каждого есть свои собственные дарования. Красота, возраст или целеустремлённая энергия мужественной зрелости…

– Да нет у меня никакой целеустремлённой энергии!

– Пожалуйста, Мануэль. Давай обдумаем ситуацию как следует, прежде чем пытаться прийти к какому-либо решению. Нельзя ли нам, для содействия протеканию сего процесса, получить доступ к запасам спиртных напитков в этом заведении? У меня есть несколько флоринов, и я мог бы вложить их в такое дело.

Эти слова были самыми здравыми из всех, которые я слышал за последние несколько часов.

– Как насчёт «Столичной»?

– Звучит заманчиво. – Он потянулся к своему кошельку.

Я заказал литр водки и лёд. Подъёмник с заказом прибыл. Томатный сок у нас остался ещё с завтрака.

– Теперь, – сказал я после того, как мы выпили, – проф, как вы полагаете, кто выиграет чемпионат? Судя по ставкам, на этот раз «Янки» победить не сумеют.

– Мануэль, каковы твои политические взгляды?

– Но, учитывая, что у них в команде этот новый парень из Милуоки, я всё же склоняюсь к тому, чтобы поставить на них.

– Порой человек не в состоянии сформулировать свои убеждения. Но если использовать метод Сократа, метод вопросов и ответов, то можно разобраться в том, какова позиция человека и почему у него именно такая позиция.

– Я всё-таки сделаю на них ставку. Ставлю три против двух.

– Что? Ты молодой идиот! Сколько?

– Три сотни долларов Гонконга.

– По рукам. Например, при каких обстоятельствах государство имеет законное право ставить своё благополучие выше благополучия граждан?

– Мани, – сказала Вайо, – у тебя ещё достаточно денег, которые можно пустить на ветер? Я склоняюсь в пользу «Филадельфии».

Я окинул её взглядом с ног до головы:

– Ну и на что ты готова поспорить?

– Иди к чёрту! Насильник.

– Проф, с моей точки зрения, просто не существует обстоятельств, которые могли бы позволить государству ставить своё благополучие выше моего.

– Очень хорошо. Дело сдвинулось с мёртвой точки.

– Мани, – сказала Вайо, – такая точка зрения говорит о твоём крайнем эгоцентризме.

– А я вообще крайне эгоцентричный тип.

– Это чепуха. Кто меня спас? Меня, абсолютно чужого для тебя человека? И не пытался извлечь из этого никакой выгоды? Профессор, я тут наговорила чепухи. Не пытался он на меня наброситься. Мани вёл себя просто по-рыцарски.

– Sans peur et sans reproche[8]8
  Без страха и упрёка (фр.).


[Закрыть]. Я так и думал. Я ведь знаю его много лет. И его высказывание нисколько этому не противоречит.

– Да нет же, полностью противоречит! Но не тому, что происходит здесь и сейчас, а тому идеалу, к которому мы стремимся. Мани, под словом «государство» имеется в виду Луна. Хотя пока это и не суверенное государство, и мы формально являемся гражданами иных стран. Но в действительности я – часть государства Луна, так же как и твоя семья. Разве ты не пожертвовал бы жизнью ради своей семьи?

– По-моему, эти две вещи никак не связаны.

– Ошибаешься. Они связаны. В том-то всё и дело.

– Нет. Я хорошо знаю свою семью. Мы уже давно вместе.

– Моя дорогая леди, я должен выступить в защиту Мануэля. Он правильно оценивает всё, что происходит вокруг, хотя и не способен чётко сформулировать свои взгляды. Можно ли мне спросить? При каких условиях группа людей имеет моральное право делать то, на что ни один из членов этой группы не имеет морального права, в том случае, когда действует в одиночку?

– Гм… это заковыристый вопрос.

– Дорогая Вайоминг, это ключевой вопрос. Основной вопрос, который позволяет узреть корень той дилеммы, которую представляет собой правительство. Тот, кто ответит на него честно и не изменит своим принципам ни при каких обстоятельствах, тот знает свою позицию и знает, за что он может пожертвовать жизнью.

– Ни один из членов группы не имеет морального права, – повторила Вайо и нахмурилась. – Профессор, – спросила она, – а каковы ваши политические убеждения?

– Может быть, сначала вы изложите ваши? Если, конечно, вы в состоянии их сформулировать.

– Конечно в состоянии! Я – член Пятого Интернационала, так же как и большинство из тех, кто входит в нашу организацию. Мы готовы принять любого, кому с нами по пути. Мы стараемся создать единый фронт. Среди нас есть и коммунисты, люди из Четвёртого Интернационала, красные и общественники, сторонники Единого налога и ещё чёрт знает кто. Но я не марксистка. У нас, у Пятого Интернационала, программа чисто практическая. Частная собственность там, где она подходит, общественная там, где необходимо. Мы вполне осознаём, что некоторые обстоятельства могут заставить нас пересмотреть кое-что в нашей программе. Мы не доктринёры.

– Как насчёт смертной казни?

– За что?

– Скажем, за измену. За измену Луне, после того как вы сделаете её свободной.

– Смотря какую. Такой вопрос нельзя решать до тех пор, пока не рассмотрены все обстоятельства дела.

– Дорогая Вайоминг, здесь я полностью согласен с вами. Но я считаю, что определённые обстоятельства оправдывают смертную казнь… Хотя, возможно, наши мнения не полностью совпадают. Я бы не стал обращаться в суд, я бы сам расследовал дело, сам бы судил, сам бы вынес приговор, сам бы привёл его в исполнение и принял бы на себя всю полноту ответственности.

– Но, профессор, всё-таки каково ваше политическое кредо?

– Я – рациональный анархист.

– В первый раз слышу о чём-либо подобном. Я знаю, кто такие анархисты-индивидуалисты, анархисты-коммунисты, христианские анархисты, анархисты-философы, синдикалисты, либералы. Кого имеете в виду вы? Рандитов?[9]9
  Рандиты – сторонники сексуальной революции.


[Закрыть]

– С ними я сумел бы найти общий язык. Рациональные анархисты полагают, что таких вещей, как государство, общество или правительство, в реальности не существует. Это всего лишь отражение концептуальных понятий, воплощение в реальность деятельности индивидуумов, каждый из которых осознаёт свою ответственность. Рациональные анархисты считают, что ответственность невозможно ни разделить, ни распределить, ни переложить на чужие плечи, поскольку ответственность, вина и долг существуют исключительно внутри человеческой личности, а не вне её. Хотя, будучи рационалистами, они прекрасно осознают, что разделять такие принципы способен далеко не каждый, они тем не менее не оставляют попыток быть совершенными в этом несовершенном мире… и, несмотря на осознание своего несовершенства, не падают духом при мысли о том, что их попытки достичь его вряд ли увенчаются успехом.

– Ну да, ну да, – сказал я. – Осознание своего несовершенства. Именно это и есть цель всей моей жизни.

– Ты её уже достиг, – сказала Вайо. – Профессор, то, что вы говорите, звучит замечательно, но во всём этом ощущается какая-то фальшь. Представьте себе, что в руках каких-либо индивидуумов окажется власть, много власти, – естественно, вам бы это не понравилось, но… Возьмём, к примеру, водородную бомбу. Что случится, если контроль над ней попадёт в руки безответственного человека?

– Моя точка зрения в том и состоит, что человек должен быть ответственным. Если существуют такие вещи, как водородные бомбы, – а никто ведь не сомневается в том, что они существуют, – то контроль над ними осуществляют люди. Люди, а не государство. С точки зрения морали такой вещи, как государство, просто не существует. Существуют только люди. Индивидуумы. И каждый из них отвечает за свои собственные поступки.

– Кто-нибудь хочет ещё выпить? – спросил я.

Ничто так не способствует быстрому уменьшению запасов алкоголя, как политические споры. Я заказал ещё одну бутылку.

Я не принимал участия в споре. Не могу сказать, что в те времена я ощущал себя слишком задавленным «железной пятой Администрации». Когда я не занимался тем, что надувал эту самую Администрацию, я и думать о ней забывал. И у меня даже в мыслях не было, что от Администрации следует избавиться. Это было просто нереально. Я был сам по себе, я занимался своими собственными делами и не слишком беспокоился…

Правда, по земным меркам мы были бедны. Такой роскоши, как сейчас, тогда не было, приходилось обходиться без многого из того, что нужно было импортировать. Не думаю, чтобы в те времена где-нибудь на Луне можно было отыскать хотя бы одну автоматическую дверь. Даже скафандры и те приходилось завозить с Терры до тех пор, пока одному умному китаезе, ещё до моего рождения, не пришла в голову идея о том, как можно, сымитировав имеющиеся в наличии образцы, делать собственные, лучше и дешевле.

(Думаю, что если бы двух китайцев бросили в одно из наших лунных «морей», то они и там сумели бы обогатиться, продавая друг другу камни, и при этом вырастить по дюжине детишек каждый. А индус сумел бы нажиться, продавая в розницу то, что купил у них оптом, – продавал бы ниже себестоимости, но навар вышел бы жирным. В общем, мы справлялись.)

Роскошь мне довелось увидеть, когда я был на Земной стороне. Она не стоит того, с чем им ради неё приходится мириться. Я говорю не о тяготении – оно-то их не слишком беспокоит. Я имею в виду то, что они обожают страдать ерундой. Одни запреты. Эти земляные червяки плодят такое количество всякого дерьма, что если бы можно было хотя бы из одного города Земли вывезти его на Луну, то проблема удобрений была бы разрешена на целое столетие. Сделайте это. Не делайте того. В одну шеренгу становись! Где квитанция об уплате налогов? Заполните бланк. Позвольте взглянуть на вашу лицензию. Представьте шесть копий. Входа нет. Левый поворот запрещён. Правый поворот запрещён. Встаньте в очередь и уплатите штраф. Заберите это и поставьте печать. Хотите сдохнуть? А разрешение получили?

Вайо вцепилась в профа мёртвой хваткой. Она ни капельки не сомневалась в том, что знает ответы на все вопросы. Что касается самого профа, то его вопросы интересовали больше, чем ответы, и это сбивало её с толку. Наконец она сказала:

– Профессор, я вас не понимаю. Я не настаиваю на том, чтобы вы называли это правительством, я просто хочу, чтобы вы сказали мне, какие законы, по вашему мнению, необходимы для того, чтобы гарантировать всем равные свободы.

– Дорогая, я с радостью подчинюсь тем законам, которые примете вы.

– Но мне кажется, что вы не хотите признавать никаких законов!

– Что верно, то верно. Но я согласен повиноваться любым законам, которые вы сочтёте необходимыми, в качестве гарантии своей свободы. Сам же я свободен вне зависимости от того, какие законы существуют вокруг меня. Если я нахожу их терпимыми, я терплю их. Если я нахожу их невыносимыми, я их нарушаю. Я свободен, поскольку я знаю, что я один несу моральную ответственность за свои поступки.

– И вы бы не стали подчиняться закону, который большинство людей сочли бы абсолютно необходимым?

– Скажите мне, дорогая моя, какой именно закон вы имеете в виду, и я отвечу вам, стал бы я подчиняться ему или нет.

– Вы увиливаете от ответа. Каждый раз, когда я пытаюсь выяснить вашу позицию по принципиальным вопросам, вы увиливаете от ответа.

Проф прижал руки к груди:

– Простите меня. Поверьте мне, дражайшая Вайоминг, более всего я озабочен тем, чтобы угодить вам. Вы тут говорили о доброй воле, которая позволяет вам выступать единым фронтом с теми, с кем вам по пути. Неужели моего желания увидеть то, как Администрацию вышвырнут с Луны, для вас недостаточно? Да я бы жизнь за это отдал!

– Конечно, мне этого достаточно. – Вайо просияла и двинула его кулаком по рёбрам – очень мягко, – затем она обняла его и поцеловала в щёку. – Товарищи! Давайте и дальше продолжим в том же духе!

– Ура, – сказал я заплетающимся языком. – Долой Надсмотрщика! Уничтожить его!

Мне показалось, что это неплохая идея. Учтите, что я практически не спал и не имел привычки напиваться.

Проф до краёв наполнил наши стаканы, поднял свой и, преисполнившись достоинства, объявил:

– Товарищи… Мы провозглашаем революцию.

Нас обоих за это расцеловали. Но я тут же протрезвел, когда проф сел и объявил:

– Заседание Чрезвычайного Комитета Свободной Луны прошу считать открытым. Мы должны выработать план действий.

– Подождите, проф, – сказал я. – Я же ни на что не давал согласия. Что за чушь вы несёте? Какие ещё действия?

– Мы будем свергать Администрацию, – мягко объяснил мне проф.

– Каким образом? Станем швырять в неё камни?

– Именно над этим нам и предстоит поработать. Сейчас у нас этап разработки плана.

– Проф, вы меня знаете, – сказал я. – Если бы можно было просто заплатить за то, чтобы Администрации дали хорошего пинка, я бы за ценой не постоял.

– «Наши жизни, наше достояние и наша священная честь»[10]10
  Цитата из Декларации независимости США.


[Закрыть].

– Чего?

– Вот та цена, которую когда-то уже пришлось заплатить.

– Ну… можно было бы заплатить даже и такую цену. Но когда я рискую, я хочу быть уверенным в том, что у меня есть шанс на выигрыш. Я уже говорил Вайо прошлым вечером, что меня не слишком заботит даже то, что вероятность проиграть окажется гораздо выше, чем вероятность победить.

– Вчера ты сказал, что шансы составляют один к десяти.

– Да, Вайо, если ты сумеешь показать мне этот один шанс из десяти, то я, пожалуй, готов рискнуть. А ты сумеешь мне его показать?

– Нет, Мани, не могу.

– Тогда о чём мы вообще базарим? Лично я не вижу ни одного шанса.

– Я тоже, Мануэль. Но у нас разные точки зрения на эту проблему. Революция – это своего рода искусство, а в искусстве нередко бывает, что движение к цели важнее, чем сама цель. Меня не волнует возможность поражения; проигранная борьба может принести мне такое же моральное удовлетворение, как и победа.

– Нет уж, извините. Это не для меня.

– Мани, – неожиданно предложила Вайо, – посоветуйся с Майком.

Я в изумлении уставился на неё:

– Ты это серьёзно?

– Совершенно серьёзно. Если вообще возможно правильно посчитать шансы на успех в таком деле, то именно Майк может сделать это.

– Ну что ж… Возможно.

– Будет ли мне позволено поинтересоваться, – спросил проф, – кто такой Майк?

– Да, по сути, никто, – сказал я, пожав плечами.

– Майк – лучший друг Мани. Он очень хорошо умеет подсчитывать шансы.

– Букмекер? Моя дорогая, если вы привлечёте его, то он будет четвёртым, и мы сразу же нарушим принцип работы по тройкам.

– Ну почему же, – сказала Вайо, – Майк мог бы войти в тройку, которая будет работать под руководством Мани.

– Гм… Действительно. Возражение снимается. Вы можете за него поручиться? Или, может быть, Мануэль?

– Майк – бесчестный тип, недоросль, со склонностью к дурацким розыгрышам, и он ни капельки не интересуется политикой.

– Мани, я передам Майку всё, что ты о нём здесь наговорил. Профессор, он совсем не такой, и кроме того, он нам нужен. На самом деле именно Майка следует сделать нашим руководителем, а мы трое образуем ячейку, находящуюся в его прямом подчинении. Своего рода исполнительный орган.

– Вайо, у тебя, часом, не приступ кислородного голодания?

– Да всё со мной в порядке. Я же, в отличие от вас, не нализалась в стельку. Мани, подумай. Используй своё воображение.

– Я должен признаться, – сказал проф, – что я нахожу ваши высказывания чрезвычайно противоречивыми.

– Да чёрт с вами, – сказал я.

Всё время перебивая друг друга, мы рассказали профу о Майке. Рассказали всё: о том, как в нём проснулось сознание, о том, как он получил своё имя и как познакомился с Вайо. Проф очень спокойно отреагировал на сообщение о существовании компьютера, обладающего самосознанием. Он воспринял этот факт с большей лёгкостью, чем я когда-то воспринял факт существования снега, когда мне довелось его впервые увидеть. Проф только кивнул и сказал:

– Продолжайте.

Спустя какое-то время он спросил:

– Но разве этот компьютер не собственность Надсмотрщика? Не проще ли тогда пригласить на наше собрание самого Надсмотрщика и разом со всем покончить?

Мы постарались переубедить его. Наконец я сказал:

– Давайте взглянем на это следующим образом. На самом деле Майк сам всё за себя решает. В этом он похож на вас. Его тоже можно причислить к рациональным анархистам, поскольку он рационален и не испытывает преданности ни к какому правительству.

– Если машина не испытывает преданности по отношению к своим хозяевам, почему ты считаешь, что она будет испытывать преданность по отношению к тебе?

– Я просто чувствую это. Я дружески отношусь к Майку, а он в свою очередь дружески относится ко мне. Я ведь знаю, как добиться его расположения. Я не уверен, что он вообще в состоянии выдать меня кому-нибудь, кто не знает кодовых сигналов. Один из этих сигналов обеспечивает возможность безопасной телефонной связи, другой позволяет получить доступ к той информации, которую я вложил в него, и к записи наших предыдущих разговоров. Мышление машин отличается от человеческого. Но я готов дать голову на отсечение, что у него никогда не возникнет сознательного желания предать меня… Возможно, что он даже сумеет защитить меня в том случае, если кто-нибудь сумеет получить доступ к кодовым сигналам.

– Мани, почему бы нам не позвонить ему? – предложила Вайо. – Как только профессор де ля Паз поговорит с ним, он поймёт, почему мы доверяем Майку. Профессор, мы не будем сообщать ему никаких секретов до тех пор, пока вы не удостоверитесь, что он абсолютно надёжен.

– Я думаю, что вреда от этого не будет.

– На самом деле, – признал я, – я уже сообщил ему кое-какие секреты.

Я рассказал им о том, что прошлой ночью я вёл запись, и о том, где она находится. После моего признания проф выглядел потрясённым, а Вайо – обеспокоенной.

– Не дёргайтесь по этому поводу, – сказал я. – Никто, кроме меня, не знает код доступа к этой информации. Вайо, ты помнишь, как Майк повёл себя, когда речь зашла о твоих фотографиях? Он теперь не позволит мне добраться до этих снимков, хотя именно я и предложил заблокировать доступ к ним. Но если вас до сих пор трясёт, я позвоню ему, удостоверюсь, что никто не пытался добраться до этих записей, и велю ему стереть их. После этого они исчезнут без следа, память компьютера хранит либо всё, либо ничего. Или можно поступить ещё проще. Позвонить Майку и приказать ему перегнать запись обратно в записывающее устройство. Никаких проблем.

– Не утруждай себя, – сказала Вайо. – Профессор, я доверяю Майку. Вы тоже ему поверите.

– Если как следует подумать, – признал проф, – я не вижу никакой опасности, которая могла бы проистекать из того факта, что существует запись митинга, который состоялся прошлой ночью. Нет никаких сомнений в том, что среди такого количества народа затесалось несколько шпиков, и возможно, что кто-то из них, так же как и ты, использовал записывающее устройство. Но, Мануэль, я искренне огорчён тем, что ты проявил некоторую неосмотрительность – недостаток, совершенно недопустимый для члена конспиративной организации, особенно если он, подобно тебе, находится на самом её верху.

– Когда я вводил эту запись в Майка, я не был членом никакой конспиративной организации. И я до сих пор себя таковым не считаю и не собираюсь до тех пор, пока меня не убедят, что шанс на победу существует.

– Я беру назад свои слова о том, что ты допустил неосмотрительность. Но скажите мне, вы всерьёз полагаете, что эта машина может предсказать исход революции?

– Я не знаю.

– А я думаю, может, – сказала Вайо.

– Погоди, Вайо. Проф, он сможет сделать прогноз только в том случае, если будет располагать всей совокупностью информации.

– Именно об этом я и говорю, Мануэль. Я нисколько не сомневаюсь в том, что эта машина умеет решать такие задачи, которые я даже не смогу понять. Но справиться с задачей такого уровня сложности? Для того чтобы её решить, необходимо знать всю историю человечества, знать, вплоть до мельчайших подробностей, социальных, экономических и политических, внутреннюю ситуацию, которая к сегодняшнему дню сложилась на Терре, и иметь столь же полную информацию о ситуации на Луне. Необходимо располагать широкими знаниями о всех областях психологии и ещё более широкими о технологии и всех тех возможностях, которыми она располагает. Необходимо знание вооружений, средств связи, стратегии и тактики, агитации и пропаганды, надо знать чисто технические приёмы и работы классиков, таких, как Клаузевиц, Гевара, Моргенштерн, Макиавелли, и многих других.

– И всего-то?

– Всего-то?! Мальчик мой!

– Проф, сколько книг по истории вы прочли?

– Не знаю точно. Свыше тысячи.

– Майк может прочитать такое количество книг в течение одного сегодняшнего утра. Скорость его чтения ограничена только тем, что он вынужден заниматься сканированием, – если бы не это, он мог бы усваивать информацию гораздо быстрее. За очень небольшой промежуток времени – не более нескольких минут – он произведёт корреляцию новой информации с той, которой он уже располагает, отыщет несоответствия и произведёт вероятностные оценки в тех случаях, когда информация окажется неполной. Проф, Майк читает всё, вплоть до последнего слова, в газетах, которые поступают сюда с Терры. Он читает все технические публикации. Он читает художественную литературу – потому что не загружен в достаточной степени и испытывает постоянный информационный голод. Если существует какая-нибудь книга, которую ему необходимо прочесть, чтобы справиться с нашей задачей, скажите, какая именно. Как только я сумею её ему достать, он тут же проглотит её.

Проф моргнул.

– Поправка принята. Очень хорошо, давайте посмотрим, сможет ли он справиться с этим. Я всё-таки продолжаю считать, что нельзя не учитывать такие вещи, как интуиция и человеческая проницательность.

– У Майка есть интуиция, – сказала Вайо. – И не какая-нибудь, а женская интуиция.

– А что касается человеческой проницательности, – добавил я, – то Майк всё-таки не человек. Но все свои знания он получил от людей. Давайте мы вас с ним познакомим, и вы сами сможете увидеть, как у него обстоит дело с проницательностью.

Я набрал номер.

– Привет, Майк.

– Привет, Ман, мой единственный друг-мужчина. Я также приветствую Вайо, моего единственного друга-женщину. Судя по тому, что я слышу, вы находитесь в обществе третьего лица. Я полагаю, что этим лицом, возможно, является профессор Бернардо де ля Паз.

Профа это сперва ошарашило, а затем привело в полный восторг.

– Ты совершенно прав, Майк, – сказал я. – Именно поэтому я и звоню тебе. Профессор – один из не тупиц.

– Большое спасибо, Ман! Профессор Бернардо де ля Паз, я чрезвычайно рад познакомиться с вами.

– Я тоже очень раз нашему знакомству, сэр. – На секунду проф заколебался, но затем всё-таки продолжил: – Майк… Сеньор Холмс, могу ли я поинтересоваться, как вы узнали о моём присутствии?

– Извините, сэр, но я не могу ответить на этот вопрос. У меня собственный дедуктивный метод.

– Проф, Майк просто пускает вам пыль в глаза. Он выполнял кое-какие мои конфиденциальные поручения и, занимаясь ими, получил информацию, которая и помогла ему прийти к правильному выводу. Поэтому он и попытался намекнуть мне, чтобы я не разубеждал вас в том, что он, мол, может «услышать» ваше присутствие. Он хотел, чтобы вы так думали. Но если говорить правду, то Майк может многое узнать о человеке по звуку его дыхания и сердцебиения… массу, приблизительный возраст, пол и кое-что о состоянии здоровья. В памяти Майка, кроме всего прочего, хранится и медицинская информация.

– Я очень рад, что могу сказать, – продолжал Майк серьёзно, – что я не нахожу никаких признаков сердечных или респираторных заболеваний, что необычно для человека в возрасте профессора, который провёл столько лет на Земной стороне. Сэр, примите мои поздравления.

– Благодарю вас, сеньор Холмс.

– Не за что, профессор Бернардо де ля Паз.

– Как только он сумел вас идентифицировать, то сразу же отыскал в своей памяти информацию о вашем возрасте и о том, когда и за что вас выслали на Луну. Кроме того, он собрал все сведения о вас, включая фотографии, которые можно почерпнуть из «Лунатика», «Лунного Света» или из публикаций в любом другом издании Луны. Он проверил ваш банковский счёт, поинтересовался, платите ли вы вовремя по счетам, и выяснил ещё множество всякой всячины. Как только он услышал ваше имя, ему потребовалось не больше доли секунды для того, чтобы разузнать всё это. Он не захотел сообщить вам, поскольку посчитал, что это касается только его и меня, что он знал о моём намерении пригласить вас сюда, именно поэтому ему и нетрудно было, услышав ещё один ритм дыхания и сердцебиения, догадаться, что вы всё ещё находитесь здесь. Между прочим, Майк, нет необходимости всё время повторять «профессор Бернардо де ля Паз». Будет вполне достаточно, если ты будешь говорить просто «профессор» или «проф».

– Хорошо, Ман. Но ведь сам он использует формальное и весьма уважительное обращение.

– Мне кажется, вам обоим следует отойти от формальностей. Ну что, профессор? Каково ваше мнение? Майк много знает, но предпочитает не болтать зря, особенно когда понимает, что рот следует держать на замке.

– Это производит впечатление.

– Сейчас вы убедитесь, что Майк действительно универсальный думатель. Майк, мы с профессором заключили пари. Я утверждаю, что «Янки» снова станут чемпионами. Он со мной не согласен. Ставка – три к двум. Скажи, каковы наши шансы.

– Ман, мне очень жаль. Учитывая то, что этот год только начался, прогноз можно сделать только на основании того, как игроки и команды играли в прошлом. Правильное соотношение вероятностей: один шанс за и четыре целых семьдесят две сотых против.

– Неужели так скверно?

– Извини, Ман. Если ты хочешь, могу распечатать значения вероятностей. Но я советую тебе отказаться от этого пари. «Янки» с большой вероятностью сумеют выиграть у любой отдельно взятой команды… Но суммарные шансы на то, что они сумеют выиграть у всех команд в своей лиге, с учётом таких факторов, как погода, несчастные случаи и другие вероятностные параметры предстоящего сезона, дают этому клубу именно те низкие шансы, которые я тебе назвал.

– Профессор, хотите отступного за мой отказ от пари?

– Конечно, Мануэль.

– Ваша цена?

– Три сотни долларов Гонконга.

– Старый ворюга!

– Мануэль, как твой бывший учитель, я считаю, что было бы неправильно, если бы я не воспользовался этим случаем, чтобы показать тебе, что надо учиться на собственных ошибках. Сеньор Холмс… Майк, друг мой… Могу я называть вас своим другом?

– Я буду счастлив. – Майк разве что не замурлыкал.

– Майк, амиго, а можете ли вы посчитать шансы выигрыша на скачках?

– Я часто делаю подсчёты вероятностей выигрыша на скачках. Компьютерщики из гражданских служб постоянно вводят программы, содержащие подобный запрос. Но рассчитанные прогнозы обычно сильно расходятся с реальными результатами, из чего я могу сделать вывод, что либо данные, которыми я располагаю, не полны, либо жокеи жульничают. Возможно также, что жульничают лошади. Не исключено, действует совокупность всех этих факторов. Однако я могу дать вам формулу, которая, если вы будете играть регулярно, позволит вам в среднем оставаться в выигрыше.

У профа загорелись глаза.

– Что она собой представляет? Можно поинтересоваться?

– Конечно. Ставьте на учеников известных жокеев. Им всегда достаются хорошие скакуны, и они обычно весят немного.

– На учеников известных жокеев… Гм. Сколько сейчас времени?

– Проф, чего вы, собственно, хотите? В срочном порядке сделать ставку или решить нашу проблему?

– Извини. Пожалуйста, давайте продолжим. Но, гм… На учеников известных жокеев.

– Майк, прошлой ночью я передал тебе запись. – Я придвинулся поближе и прошептал в микрофон: – «День взятия Бастилии».

– Да, я помню, Ман.

– Есть какие-нибудь соображения по этому поводу?

– Самые разные. Выступление Вайо звучало весьма эффектно.

– Спасибо, Майк.

– Проф, вы можете отвлечься от мыслей о пони?

– Что? Ах да, конечно. Я весь обратился в слух.

– Тогда перестаньте прикидывать в уме варианты ставок. Майк может это сделать гораздо быстрее.

– Я просто не хочу терять время. Финансовое положение… неформальных групп, подобных нашей, всегда несколько шатко. Однако я могу заняться этим позже. Я весь внимание.

– Я хочу, чтобы Майк сделал предварительный прогноз. Майк, в той записи, о которой идёт речь, Вайо говорит, что нам следует вести торговлю с Террой по законам свободного рынка. Мнение профа таково, что нам вообще следует наложить эмбарго на поставки продовольствия на Терру. Кто из них прав?

– Ман, твой вопрос задан слишком неопределённо.

– Что я упустил?

– Ман, позволь я его сформулирую по-другому.

– Конечно, дай нам все возможные точки зрения.

– В ближайшей перспективе то, что предлагает Вайо, могло бы принести жителям Луны колоссальную выгоду. Цены на продовольствие, отсылаемое на Землю при помощи катапультных установок, в этом случае выросли бы по меньшей мере в четыре раза. При этом я учитываю и небольшой подъём оптовых цен на Терре – небольшой, поскольку Администрация и так осуществляет продажу по ценам, близким к ценам свободного рынка. В своих расчётах я не учитываю такие факторы, как продовольственные субсидии, демпинг и его бесплатную раздачу, поскольку всё это находится в прямой зависимости от огромных прибылей, связанных с тем, что закупочные цены сильно занижены.

– Слышите, профессор!

– Пожалуйста, дорогая, я ведь никогда этого и не оспаривал.

– Прибыль непосредственных производителей продовольственной продукции возрастёт более чем в четыре раза, поскольку, как справедливо указала Вайоминг, сейчас им приходится покупать воду и всё необходимое по высоким фиксированным ценам. После введения свободного рынка их прибыль на самом деле должна была бы возрасти приблизительно в шесть раз. Но здесь нужно учитывать то, что это даст толчок развитию некоторых других тенденций. Высокие цены на экспортируемую продукцию приведут к тотальному повышению цен на потребительские товары и сырьевые ресурсы. Кроме того, произойдёт увеличение стоимости труда. В общем и целом уровень жизни возрастёт в два раза. Этот процесс приведёт к резкому увеличению строительства новых систем туннелей и подачи в них воздуха, увеличению добычи льда и улучшению методов выращивания сельскохозяйственных культур, что, в свою очередь, опять приведёт к увеличению экспорта. Однако рынок Терры столь ёмок, а нехватка продовольствия на нём является настолько хронической, что уменьшение прибыли в связи с ростом экспорта не окажет существенного влияния на ситуацию.

– Но, сеньор Майк, – сказал проф, – разве это не приблизит день, когда ресурсы Луны истощатся?

– Сеньор профессор, я специально оговорил, что этот прогноз будет краткосрочным. Хотите ли вы, чтобы я составил прогноз на долгосрочную перспективу, который учтёт и высказанное вами замечание?

– Вне всякого сомнения.

– Масса Луны, если её округлить, составляет семь целых и тридцать шесть сотых на десять в девятнадцатой степени тонн. Таким образом, если принять все другие параметры, в том числе численность населения Земли и Луны, за константу, учесть динамику изменения уровня экспорта, пересчитав её на тонны, то можно сказать, что экспорт может осуществляться в течение семи целых и тридцати шести сотых на десять в двенадцатой степени лет, прежде чем масса Луны уменьшится на один процент. То есть в течение семи тысяч миллиардов лет.