Текст книги "Одного поля ягоды (ЛП)"

Автор книги: Рита Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Да, но это же "око за око, зуб за зуб". Это Библия, верно?

– Не торопись, Джулия. Это Ветхий завет. Иисус пришел, чтобы научить нас любить, а не мстить.

– Паршиво же он справился.

Кора в ужасе схватилась за голову и ахнула.

– Дитя, как ты можешь богохульствовать? Тебе потом кусок поперек горла не встанет?!

Изображая хладнокровие и полное владение вопросом, Джулия возразила:

– Как я уже сказала, отобрать жизнь взамен за жизнь – это древнее правило. Так что в Билле о правах пишут о всяком таком, типа что нельзя вырывать языки сплетникам или там выкалывать глаза.

Кора вздохнула.

– Ладно, читай мне следующую.

– Так, в следующей сказано, что если права записаны в Конституции, то это не значит, что у народа нет других прав, кроме этих. Я это так поняла. И в последней говорится, что другие права, про которые не сказано в Конституции, принадлежат отдельным штатам – ну, например Мэриленду. А все остальные принадлежат народу. Вот и все.

– Тут, конечно, есть над чем поразмыслить, – большая рука протянулась над плитой и залила кипятком чайные листья.

– И все равно они нудные, а я хочу бросить школу.

– Джулия, я не могу указывать, как тебе жить. Я думаю, что школа тебе нужна, но я – это не ты. Если хочешь уйти, тогда давай, но погоди по крайней мере до конца года, до июня.

– Ты это всерьез?

– Да.

Открылась дверь. Слышно было, как Луиза снимает свои сапоги.

– Лисси, это ты? – завопила Джулия.

– Нет, это Лиллиан Гиш![43]43
  Лиллиан Дайана Гиш (1893 – 1993) – американская актриса с 75-летней кинокарьерой, наиболее известная по ролям в немых фильмах.


[Закрыть]

– Зараза!

Луиза неторопливо вошла в кухню.

– Не умничай, Джатс, а то я не подарю тебе подарок! Привет, мамочка.

– Здравствуй, солнышко, – Кора замерла, чтобы Луиза могла ее поцеловать.

– Какая жуткая погода. Паршиво, что ты родилась в марте.

– У тебя день рождения через три недели, Луиза. Так что нечего меня доставать насчет того, когда мы родились. Похоже, что у Рамелль ребенок родится в мае.

Луиза фыркнула.

– Она могла бы хоть замуж выйти!

– Проповедница номер два, – скривилась Джатс.

– Ты хочешь сказать, что будешь вот так сидеть и наслаждаться распутной безнравственностью?

– Ты себя с Перли ведешь так, что скоро сама окажешься в той же лодке.

Луиза хлопнула ладонью по столу.

– Неправда! Наши чувства куда выше этого!

– Я лучше спрячусь, пока меня не зацепило, – Джатс сделала вид, что ныряет под стол.

– Не судите, да не судимы будете, – напомнила Луизе Кора.

Старшая дочь заметила раскрытый учебник истории.

– Скорее, принесите мне нюхательную соль! Джулия взялась за учебу! – Луиза изобразила обморок.

– А вот и нет! – вспыхнула Джулия.

– Ха! – злорадно хихикнула Луиза.

– Она читала мне Билли о правах. Так, ладно, как насчет чашечки чая, чтобы согреться, Луиза?

– Билль о правах?

Кора на секунду запнулась.

– Ну да, все десять. Это что-то! Это и значит быть гражданином Америки!

Совершенно не впечатленная Луиза пробормотала:

– Ну да, наверное.

– А вот когда тебе было двенадцать, Лисси, ты прямо рвалась изображать статую Свободы, – симпатичное лицо Джулии оживила сардоническая усмешка.

– Ты чуть не спалила меня дотла!

– Я могла бы сделать карьеру, торгуя жареной требухой!

– Джулия Эллен, теперь я точно не отдам тебе подарок, жаба ты эдакая!

– Жаба? Ну и пусть! Лучше съесть жука, чем на тебя глядеть!

– Ну-ка угомонитесь, леди, – Кора бросила Джулии буханку хлеба, и та ее поймала.

– Ладно, Лисси, отдавай мой подарочек. А я буду паинькой на твой день рождения.

– Нет.

– Ой, Лисси, не вредничай. Ты же знаешь, что я шучу.

– Ты можешь быть такой милой, когда тебе что-то нужно. Прямо вся святая и правильная.

– Я не могу тебя не подкалывать. Это значит, что ты мне нравишься. Я подкалываю всех, кого люблю. А ты всегда ударяешься в религию или обижаешься.

– Это потому что я очень чувствительная.

– Подарочек отдавай?

– Ну ладно, – Луиза вышла в переднюю и вернулась с маленькой коробочкой в красивой обертке. – Держи, вредина.

– Спасибо! – Джатс мгновенно развернула подарок. В коробочке лежала пара стильных сережек. – Ооо... помоги мне их надеть!

– Теперь мой черед, – Кора исчезла в кладовой и быстро вернулась с большой шляпной картонкой.

Джулия сдернула с нее крышку еще до того, как Кора водрузила коробку на стол.

– О, мама, она совсем как в модных журналах Селесты! И цвет подходит к моим сережкам! – Джулия обняла маму, ну и Луизу тоже поцеловала.

Луиза затянула "Happy Birthday", и Кора подхватила мелодию. У Джулии на глаза навернулись слезы, но она была крутой девчонкой и поборола их.

– Я вас всех люблю!

15 июня 1920 года

Раннимид наводнили люди в костюмах тринадцатого века, и теперь город напоминал яркую палитру. Каждый год в этот день город праздновал принятие Великой хартии вольностей[44]44
  Великая хартия вольностей (лат. Magna Carta, также Magna Charta Libertatum) – политико-правовой документ, составленный в июне 1215 года на основе требований английской знати к королю Иоанну Безземельному и защищавший ряд юридических прав и привилегий свободного населения средневековой Англии. Несмотря на защиту феодальных интересов, нормы Хартии использовали ряд прогрессивных принципов – соответствия действий должностных лиц закону, соразмерности деяния и наказания, признания виновным только в судебном порядке, неприкосновенности имущества, свободы покинуть страну и возвратиться в неё и других. В период подготовки и проведения Английской революции Хартия приобрела значение символа политической свободы, став знаменем борьбы англичан против королевского деспотизма и фундаментом Петиции о праве и других конституционных документов, а провозглашенные ею гарантии недопущения нарушений прав английских подданных оказали влияние на становление и развитие института прав человека.


[Закрыть] и разыгрывал на центральной площади посвященное этому представление. Селеста заметила, что король Джон первым поставил под документом свою драгоценную подпись.

Но самая беспокойная деятельность разворачивалась на Бамблби Хилл. Кора, Джатс и Луиза украшали крыльцо гирляндами; по углам были развешены мешочки с сушеными цветами и травами, чтобы в воздухе приятно пахло. Кора постелила на стол свою лучшую скатерть,неоднократно штопанную, но такую яркую, что на нее весело было смотреть.

Второго мая Рамелль родила здоровенькую девочку – черноволосую, с зелено-голубыми глазами. И нарекли ее, как и было обещано, Споттисвуд. Сегодня Кора устраивала прием в честь новорожденной. Кертис приехал из Лос-Анджелеса, когда Рамелль пришло время рожать. Через неделю он должен был уехать, так что Кора старалась изо всех сил, чтобы вечеринка оказалась особенной и для него тоже.

Первой прибыла Фейри Тетчер – вместе со скрипкой. Кора объявила, что каждый должен будет на чем-то играть. Айдабелл взобралась на холм со своим верным аккордеоном. Джатс раздобыла бубен, и у Коры было нехорошее ощущение, что она его где-то стащила. Хлопание себя по бокам может и не выглядело элегантным, но могло сойти за барабан, и Кора очень живописно это проделывала.

Фанни Джамп припарковала свой "Бугатти" у амбара и прихватила с собой губную гармошку. Луиза металась по дому, как Буффало Билл[45]45
  Буффало Билл, Баффало Билл, (англ. Buffalo Bill; настоящее имя Уильям Фредерик Коди; 1846 – 1917) – американский военный, охотник на бизонов и шоумен. Известность Буффало Биллу принесли устраиваемые им популярные зрелища «Дикий Запад», воссоздающие картины из быта индейцев и ковбоев (военные танцы, родео, состязания в стрельбе и т. п.)


[Закрыть], у которого снесло крышу.

Мама разрешила ей пригласить Перли Трамбулла, и она готова была биться в истерике при мысли о том, что Перли окажется в таком обществе. Она его не стеснялась, но боже мой, что за компания! Селеста и Рамелль были любовницами, а Рамелль только что родила ребенка от Кертиса! Фейри Тетчер читала странные книжки и постоянно их цитировала. Фанни Джамп Крейгтон, как говорится, пила, будто не в себя, а Айдабелл была так толста, что если бы споткнулась, поднимаясь в гору, то катилась бы до самого подножья холма. Луиза заломила руки. Как угораздило ее, выпускницу Академии благородных девиц, любимицу Карлотты Ван Дазен, оказаться среди этих людей? В довершение ко всему эта паршивка Джулия Эллен без устали отпускала шуточки насчет Перли Трамбулла. "И что хуже того, – подумалось Луизе, – Джулия еще и выглядит лучше, чем я". Что толку было каждый день молиться, регулярно посещать мессу, питать возвышенные думы, когда Господь все равно сделал эту поганку такой красивой? "Это мой крест, и нести его мне", – подумала она.

Кора была в курсе слабости Фанни и запаслась бочонком джина.

– Кора, дорогая моя, где ты раздобыла этот божественный нектар?

– Я не могу выдавать тебе свои тайны... – на этих словах стая дроздов спикировала на поле напротив крыльца. – Гости в дом! – Кора хлопнула в ладоши.

– Что?

– Всякий раз, когда видишь дроздов, говори "Гости в дом!" – и тогда к тебе придет столько гостей, сколько в стае птиц, – объяснила Кора.

– Чудно... А где наши почетные гости – новоиспеченная мать, отец и сама Селеста?

– Ну, ты же знаешь, Селеста должна явиться с помпой.

– С бомбой! Скажи мне, Кора, у тебя случайно не завалялось несколько пальмовых листьев?[46]46
  Отсылка ко входу Христа в Иерусалим, когда толпа приветствовала его, размахивая пальмовыми листьями.


[Закрыть]

На дороге появился идущий в гору щеголь – Перли Трамбулл в канотье, полосатых брюках – и со скрипкой.

– Это еще кто? – спросила Фанни.

– Это Луизин кавалер, – Кора помахала ему. – Луиза, твой парень пришел!

Луиза выскочила из дома, как кошка, за которой по пятам гонится немецкая овчарка. Внезапно осознав свое поведение, она остановилась и очень сдержанно и скромно зашагала к улыбающемуся Перли.

– Любовь зла, полюбишь и Перли Трамбулла, – хихикнула Джулия Эллен.

Фейри услыхала ее фразу и мягко сказала:

– Ну что ты, Джулия Эллен, любовь – это прекрасно. Однажды она и к тебе придет.

– Ха! – Джулия принялась размешивать пунш.

Луиза должным образом представила Перли присутствующим. Айдабелл развела вокруг него суету. Она скучала по Робу, который остался в Северной Каролине и работал на текстильной фабрике.

Луиза подвела его к пуншу, улучила момент, когда на них никто не смотрел, и отпихнула Джатс. Джулия, прекрасно выглядевшая в своем новом наряде, уже приготовилась измазать Луизу со спины джемом, но ее отвлек донесшийся с дороги шум. На холм взбирался большущий грузовик.

– Что за бесовщина? – Кора перегнулась через перила крыльца. – Это что, Кертис за рулем?

– Да, черт возьми! – вытянула шею Фанни.

Кертис и Рамелль, придерживая ребенка, сидели в кабине пикапа. В кузове стояло то самое проклятое пианино, за ним сидела разодетая в пух и прах Селеста и играла "Дикси". Делая вид, что не замечает собравшихся, она барабанила по клавишам со всем пылом сторонницы конфедератов, пока Кертис сдавал задним ходом так, чтобы пианино оказалось прямо у ступенек крыльца.

Селеста остановилась.

– Дорогие мои, я привезла вам немного культуры.

– Черт бы меня побрал! – подбоченилась Кора.

– Перли Трамбулл, ты с виду сильный – помоги нам, – скомандовала Селеста.

– Да, мэм.

Кертис выпрыгнул из грузовика – весь в белом и на вид краше любого киноактера. У Джулии слегка сердце зашлось, и она решила, что это от пунша – она для верности добавила туда порядочное количество джина. Не могло же это быть оттого, что Кертис был очень симпатичным мужчиной. Нет, только не для нее. Она улыбнулась своей внутренней силе.

Айдабелл помогла Рамелль выйти из кабины и принялась ворковать над ребенком. Рамелль сияла, она стала еще краше, если это вообще было возможно.

– Дружно – не грузно, а врозь – хоть брось, – Кора вскарабкалась в кузов и стала помогать мужчинам выгрузить пианино. Джулия подхватила другой конец.

Селеста так и осталась сидеть, закинув ногу на ногу.

– Эй, красавица, брату своему помоги! – окликнула ее Фанни.

– Давай, и ты впрягайся!

Фанни с Селестой присоединились к компании, и через пять минут пианино уже стояло на краю крыльца. Умаявшиеся работники освежились пуншем.

– Луиза, я помню, ты как-то его просила, – Селеста приобняла Луизу за плечи.

– Спасибо же вам, мисс Чальфонте!

Сияющая Кора не знала, что и сказать. А вот Фанни никогда за словом в карман не лезла.

– Ну, Луиза, давай! Песню!

Луиза изящно двинулась к пианино, желая впечатлить Перли, но могла бы этого и не делать – он и так уже был полностью сражен. Обернувшись к аудитории, Луиза произнесла голосом конферансье:

– Сейчас я сыграю отрывок из балета "Сифилида".

Селеста чуть не рухнула от смеха и спрятала лицо в ладони.

– Сильфида, Луиза, Сильфида!

– Вот что у Лисси Хансмайер на уме! – влезла ехидная Джулия.

– Заткнись!.. то есть, угомонись, Джулия Эллен! Здесь тебе крестины, а не сборище грубиянов. Позвольте мне сыграть "Святый Боже милосердный".

Джулия не удержалась и подпустила шпильку в ответ:

– Ой, хорош уже кудахтать, давай, снеси нам яичко!

Луиза расправила юбку, чтобы походить на леди, плюхнулась на табурет и приступила к исполнению обязательной религиозной программы.

Фанни была не в настроении для душеспасительных мелодий.

– Луиза, веселее!

Гимн обрел более живой темп, но Луиза по-прежнему возводила очи к небесам и супила брови, чтобы казаться одухотворенной, ведь Перли считал ее возвышенным созданием. Орри тем временем что-то шептала ему на ухо – для усиления эффекта. Ив, которую тоже пригласили, пропустила еще стаканчик и почувствовала, что ей стало совсем хорошо.

Кора придержала Луизу за плечо.

– Погоди, солнышко.

Она повернулась к собравшимся.

– Мы пришли сюда отпраздновать рождение мисс Споттисвуд Чальфонте Боумен. И вот какие у нас правила: все по очереди танцуют с ребеночком. Для мамы – первый танец, для папы – последний, а мы втиснемся посередине. Все с собой музыку принесли?

Перли прижал свою скрипочку подбородком и встал рядом с Фейри, которая натирала смычок канифолью. Они подстроились друг под друга. Фанни выхватила губную гармошку, Джулия зазвенела бубном. У Ив была флейта, и она умела здорово на ней играть. Айдабелл уже была наготове со своим аккордеоном. Как она умудрялась играть на нем, не цепляя собственное пузо, было одной из загадок природы. Только у Орри и у Селесты не было инструментов.

– Селеста, у Кертиса цитра, а ты как же?

– Я подпою.

– Нет, не подпоешь. Вы с Орри сядете рядышком со мной, и я научу вас как играть на собственных ляжках.

Селеста уселась справа от Коры, а Орри слева, и Кора быстренько показала им несколько приемов. Увидеть, как Селеста хлопает себя по бедрам – это было редкостное зрелище.

– А давай я сыграю "У моря", чтобы понять, как мы все звучим вместе? – справилась Луиза у матери.

– Конечно.

Звучали они весьма неплохо.

– Молодая мамочка, ты готова? – окликнула Рамелль Кора.

– Готова.

– А мисс Споттисвуд Боумен готова? – улыбнулась Кора.

Маленькие голубые глазки под черными кудряшками широко распахнулись. Волосы она унаследовала от Чальфонте, а вот подбородок и глаза – от матери. Потрясающая комбинация! Даже в возрасте шести недель мисс Спотс была сногсшибательна.

– Мисс Споттисвуд полностью готова, – Рамеллль встала с ребенком на руках.

– Ида, Лисси, Перли и Фейри, вы знаете "Эй, пастух"?

Все кивнули. Кора отбила ритм ногой, и все разом грянули песню, которой было больше лет, чем всем собравшимся, вместе взятым.

Рамелль медленно танцевала под оживленную музыку. Дитя смеялось и тянуло маленькие ручки в воздух. Джулия бодро колотила в бубен, а Селеста заходилась от смеха и отбивала ритм на собственных коленях.

Несколько туров вокруг крыльца – и Рамелль передала ребенка Селесте. Та обожала малышку и подняла ее повыше, чтобы все могли ею любоваться. Затем Селеста опустила девочку на руки Коре. Коре было тридцать семь, и морщины на ее лице уже становились более заметными, а на руках появилось несколько пигментных пятен. Но вместо того, чтобы уменьшить ее особенную красоту, эти возрастные признаки только улучшали ее, словно свидетельства выигранных и проигранных битв. А на ее живую натуру годы и вовсе не действовали. Она всегда повторяла: "Только вспомни о солнышке, и сразу светлее станет", но эти слова на самом деле можно было сказать и о самой Коре.

Пока она вприпрыжку приплясывала вокруг крыльца с ребенком на груди, Рамелль глядела на них и думала, что в жизни не видела более радостного зрелища.

В свою очередь Кора отдала младенца Перли, что для нее было способом сказать "Добро пожаловать в дом". Перли держал ребенка на вытянутых и чуть подрагивающих руках. У него было такое напряженное лицо, что легко было догадаться – он до смерти боится выронить свою драгоценную ношу. Быстрый короткий шажок – и он склонился к Луизе, чтобы положить дитя ей на руки. Луиза подумала, что сейчас упадет в обморок от нахлынувших чувств.

Джулия застучала в бубен и вскочила на ноги. Два круга у крыльца – и Луиза отдала ребенка сестре, а сама поспешила к пианино, бросая на терзавшего скрипку Перли сладкие взгляды. Джулия потряхивала бубном над малышкой и раскачивала ее. Бесстрашная маленькая Споттс ухватилась за блестящий металлический бубенчик. Все обрадованно зашумели, когда она коснулась бубна. Джулия вдохновенно завершила круг и отдала девочку Фанни. Миссис Крейгтон пошатнулась, и музыка на мгновение замерла вместе с ней.

– Играйте-играйте, я еще с ног не валюсь!

Поворот – и она оказалась весьма близка к тому, чтобы свалиться, так что благоразумно передала ребенка Фейри. А Фейри, пританцовывая под музыку, задумалась о том, почему это Маркс ни разу ничего не написал об эмоциях и чувствах.

Кора и ее порода все делали не так, как люди, подобные Фейри. Танцуя со Споттс, она не могла отделаться от немного тревожного чувства – ну почему она не одна из этих людей? В них была какая-то изюминка, живость, непосредственность. Из размышлений ее вытащил голос Айдабелл:

– А ну-ка, девочка, сейчас моя очередь заняться нашей почетной гостьей!

Выпутавшись из аккордеона, Айдабелл принялась ухать и ахать над новорожденной что-то пугающее, а потом вручила ее Ив Мост, на руках которой ребенок смотрелся инородным предметом. Следующей была Орри, и дитя молча уставилось на нее, наверное, из-за ее огненно-рыжих волос.

Орри передала ребенка Кертису.

На первых порах Кертису было неловко. Он повернулся, глубоко вдохнул и попытался проникнуться музыкой. Он чувствовал, что собравшимся здесь людям небезразлична его дочь, да и он сам, чувствовал, как его сердце раскрывается навстречу новому человечку. А дальше Кертис забыл обо всем и затанцевал, словно ангел. Споттисвуд ухватила и сжала в своей крохотной ладошке его указательный палец. Кертис смеялся. Может быть, в этом сбивающем с толку мире все-таки существовала радость? Может быть, основным человеческим инстинктом все же была любовь, а не ненависть? Он знал, что никогда не найдет ответа, но сейчас, здесь, у самого обычного крыльца Коры, наполненного смеющимися людьми, и со своим драгоценным ребенком на руках, он желал жить вечно. Он хотел любить и слышать, как его любовь эхом отзывается в вечности. Кертис не знал, что у него на глаза навернулись слезы. Рамелль поднялась и обняла его. Так они и танцевали вместе с мисс Споттисвуд Чальфонте Боумен.

14 февраля 1921 года

Рамелль согласилась каждый год проводить месяцы с января по март в Калифорнии, с Кертисом. Селеста чувствовала, что Споттисвуд нужно проводить время с отцом, а сама она была спокойна и уверена, что Рамелль вернется. Она даже шутила сама с собой на тему Персефоны[47]47
  Персефона– в древнегреческой м фологии богиня плодородия и царства мёртвых. Дочь Деметры и Зевса, супруга Аида, который похитил её и унёс в своё царство. Деметра искала дочь по всему миру, предаваясь безутешной скорби, и в это время земля была бесплодна, ничто не всходило на засеянных полях. Узнав о похищении, Деметра обратилась за помощью к Зевсу с требованием вернуть Персефону. Зевс решил, что Персефона будет проводить две трети года на Олимпе, треть – в царстве Аида. Общепризнанно с древности, что миф о Персефоне символизирует смену времён года.


[Закрыть], возвращающейся из подземного царства и приносящей с собой весну.

Днем она не так сильно скучала по Рамелль, но вот по ночам чувствовала, как растет ее одиночество. Она стала больше читать, но вместе с чтением пришла бессонница.

Сегодня вечером легкий, но устойчивый снегопад приглушил все звуки. Казалось, что на окружающий мир набросили одеяло. Селеста устроилась полусидя в постели и начала читать первый том "А la Recherche du Temps Perdu".[48]48
  «В поисках утраченного времени» (фр. А la recherche du temps perdu) – главный труд жизни французского писателя-модерниста Марселя Пруста, полуавтобиографический цикл из семи романов. Публиковался во Франции в промежутке между 1913 и 1927 годами.


[Закрыть]

Грейс Петтибон очень высоко отзывалась об этой книге в письме. Сигурни, ее любовница, недавно закончила еще одну книгу, которую Селеста дочитала предыдущей ночью и отнесла к разряду слабеньких эссе с элементами автобиографии. "Избавьте меня от лесбиянок в литературе", – подумала она про себя, но все же вынуждена была признать, что в душе ее всегда будет раздражать Сигурни – ведь Грейс была возлюбленной Селесты в колледже. "Увы, где мои юные года?" – подумалось ей.

Через два часа она дочитала "По направлению к Свану"[49]49
  «По направлению к Свану» (фр. Du cфtй de chez Swann) – первая книга Марселя Пруста из цикла «В поисках утраченного времени». Впервые опубликована во Франции в ноябре 1913 года. «Лягушки» (др.-греч. ВЬфсбчпй) – комедия древнегреческого комедиографа Аристофана.


[Закрыть]. Французский затуманил ей голову и лишил способности рассуждать здраво. Она потянулась за Аристофановыми «Лягушками» на греческом и всю книгу просмеялась в голос. А когда та закончилась, Селеста села в кровати и стала смотреть в окно. На часах было три ночи, уснуть она не могла.

"Уснуть и видеть сны"... Ее мысли совсем разбежались. "Может, позвонить Фанни Джамп Крейгтон? Нет. Фанни сейчас в постели, спит с каким-нибудь беспутным юнцом, как обычно. Господи, я больше не могу читать. В постели... Я так скучаю по Рамелль. Я, конечно, всегда могу завести ни к чему не обязывающую интрижку... Но найдется ли в Раннимиде юная леди, на которую я могу положить глаз? Или подходящий для этого дела юноша? Нет уж, оставим охи и вздохи для Перли и Луизы".

Она взбила подушку, улеглась на спину и сложила руки на груди.

"Сегодня прекрасная ночь для того, чтобы заниматься любовью. В том, как падает снег, скрыт обволакивающий эротизм... Надо это записать".

Она нацарапала несколько слов в блокноте, всегда лежавшем у ее кровати.

"Хмм... не найти в этом городе женщины, что была бы красива и умна одновременно. Рамелль вернется через шесть недель. Как же ужасно долго! Когда луна стояла высоко, я тигров целовала... Никогда меня не привлекали мужчины в постели, но несколько раз я все же уступила собственному любопытству. И я могу понять, почему Рамелль любит моего брата. На самом деле, мужчины хороши в постели. Но едва постель заканчивалась, мне становилось с ними смертельно скучно. К Кертису это не относится. Он... с ним не заскучаешь. Мы, Чальфонте, можем довести до бешенства, но с нами не соскучишься. Даже с чертовой Карлоттой. Она ездила в тур по Европе и вернулась со слезами девы Марии для своей академии. Ослиная моча, не иначе... Я не ревную к Кертису. Я просто соскучилась по Рамелль. Так почему я надеюсь, что в него ударит молния и наглухо заплавит ему ширинку? Это пройдет... Я выше ревности.

В конце концов мне сорок три года. Мое либидо должно бы угасать... но кажется, оно движется в противоположном направлении. Как там это было? О жаре женской кожи? Пьянящий. Любить женщину – это касаться краешка небес. Карлотта бормочет мне своим церковным шепотком, что если бы я отказалась от присущего мне греха... присущего мне греха, лицемерная пустомеля! – если я откажусь от этого удовольствия, то попаду на ее небеса. И буду проклята Богом, вкусы которого поразительно совпадают со вкусами моей сестры. Нет уж, спасибо! Я устрою себе рай на земле. И пусть Карлотта носится со своими тараканами в голове.

Интересно, Фанни еще не спит? Нет, я не могу ей звонить. Это слишком грубо".

Селлесту охватил ужас. И она не могла понять, в чем дело. Было три часа ночи, она сидела в тепле и уюте, на своей огромной кровати... Каждый вдох давался с трудом, словно стервятник присел ей на грудь и при любом движении раздирал ее своим смердящим когтем. Да что же такое? Она была абсолютно разумной, высокообразованной, великолепной женщиной. Приступы иррационального ужаса – нет, этому в дорогих школах не учили. Ее не только никто не предупредил, что такие моменты встречаются в жизни каждого человеческого существа, нет, сама ее натура резко противилась любому проявлению уязвимости, которая для Селесты граничила со слабостью. Смертельно перепугаться посреди зимней ночи, когда в камине ревет пламя? Одна-одинешенька... Чепуха!

Конечно же, отказ принять страх только ухудшил ситуацию. Она набрала номер Фанни, но повесила трубку еще до того, как раздался гудок. Глядя на снег, она думала обо всех поэмах, о давних произведениях западной культуры, сравнивавших зиму со старостью. "Метафоры – это способ видеть мир, – размышляла она. – А связаны они с реальностью или нет – это уже другой вопрос. И кроме того, я не старая. Вряд ли я сойду за "увядших лилий бледный цвет"[50]50
  «...увядших лилий бледный цвет» – строка из стихотворения Эрнеста Доусона «Non Sum Qualis eram Bonae Sub Regno Cynarae» – «Я не тот, кем бывал во дни доброй Цинары». ДОУСОН ЭРНЕСТ КРИСТОФЕР (1867 – 1900) – известный английский поэт, эссеист, писатель, критик и переводчик; представитель трагического поколения декадентов; яркий представитель англо-французского раннего импрессионизма и символизма. Его строки разошлись, разлетелись на цитаты, знакомые чуть ли не любому грамотному англоязычному человеку – так, Маргарет Митчелл вначале планировала назвать свой роман “Tote Your Heavy Bag” (“Неси свою ношу”) или “Tomorrow is Another Day” (“Завтра настанет другой день”). Название “Gone with the Wind” (“Унесенные ветром”) основывается на третьей строфе стихотворения Эрнеста Доусона о Цинаре.


[Закрыть], когда настанет конец. Смерть еще далеко. Боже, как я ненавижу эти ночные рапсодии! И почему я не могу уснуть? Вот выключу сейчас этот проклятый свет и усну. Сейчас же!"

Она погасила свет. Голова горела. Дышать было трудно. Колющая боль угнездилась в сердце.

"Сердечный приступ! – она включила свет и села прямо. – Я еще слишком молода... – ее ладони взмокли. – Нет, у меня не сердечный приступ. Господи, я вся дрожу. Да что со мной такое?"

Селеста снова подняла телефонную трубку и снова опустила ее на место. Потом подошла к шкафу и оделась. Быстро спустилась по лестнице и вытащила из шкафа свое самое теплое пальто из меха соболя. А потом прошла по снегу в гараж, завела автомобиль и направилась к Бамблби Хилл. Весь город был погружен во тьму.

Кора никогда не запирала дверь, так что Селеста осторожно приоткрыла ее и вошла. Она не могла решить, что будет хуже – разбудить Кору или войти в ее дом непрошеной гостьей. Дочь покойной Лилиан Рассел, Мейбл Норманд[51]51
  Мэйбл Норманд (1892 – 1930) – американская комедийная актриса немого кино, а также сценарист, продюсер и режиссёр.


[Закрыть], испустила хриплое мяуканье. Это напугало Селесту, она отшатнулась и наткнулась на стул. В темноте она ничегошеньки не могла разглядеть.

– Кто там? – отозвалась Джулия.

– Селеста.

– А-а, – Джулия в ту же минуту снова уснула.

Кора услыхала шум и голос Селесты, накинула халат, зажгла газовую лампу и вышла с ней в переднюю.

– Селеста?

– Да, это я. Кора, мне очень неловко... Пожалуйста, извини меня за...

– У тебя дома все в порядке?

– Да, все хорошо.

Кора поставила лампу на стол и заметила обеспокоенное лицо Селесты.

– Давай-ка я согрею тебе молока.

– Нет, нет. Кора, пожалуйста, ложись спать. Мне так неловко, что я явилась сюда и вот так тебя разбудила.

Кора приобняла ее за плечо, укутанное собольим мехом.

– Селеста, милая, из-за этого не беспокойся. Я часто вставала к детям по ночам. Давай я разведу огонь.

– Пожалуйста, не надо. Возвращайся в постель. Просто позволь мне остаться в твоем доме и посидеть здесь, – ее нижняя губа задрожала.

Кора не убрала руку, а наоборот, помогла Селесте подняться на ноги.

– Идем. Ты идешь спать со мной. Выглядишь так, будто вот-вот рухнешь.

– Не рухну. Наверное.

– Да у тебя просто легкий приступ ночебоязни. Пойдем.

– Ночебоязни?

– Конечно. Когда не можешь уснуть. В голову лезут всякие мысли. Драконы рычат у тебя под кроватью.

– Что-то в этом роде, да, – Селеста послушно пошла вслед за ней по ступенькам.

– У меня такое тоже бывает. Было совсем ужасно, когда умер Эймс.

– И что ты делала?

– Поднималась и бралась за работу, а если не могла работать от усталости, то лежала в постели и пыталась представить рассвет.

Кора с Селестой вошли в небольшую комнатку. Кровать была накрыта ярким лоскутным одеялом, и когда Кора откинула его, до нее вдруг в полной мере дошло, что Селеста занималась любовью с женщинами. "Ладно, рискнем, – подумала она. – Я ее все равно люблю, хоть и не в том смысле".

– Тебе ночнушка нужна? У Джатс есть запасная. Я-то в них никогда не сплю, они вечно запутываются.

– Я тоже не могу в них спать, – смущенно отказалась Селеста.

Она перебросила свое соболье пальто через спинку стула и поспешно разделась. Было так холодно, что ей хотелось забраться под одеяло как можно быстрее. Кора с восхищением посмотрела на ее прекрасное тело.

– Завтра я проснусь и сама посмеюсь над собственной глупостью.

– Бояться – это не глупо. Иногда страхи подкрадываются незаметно.

– Мои сегодня на меня просто набросились.

Кора рассмеялась.

– Знаешь, а ведь люди похожи на снежинки. Даже забавно – двух одинаковых не сыщешь, а порода одна.

– Да. – Селеста легла и замерла. Она боялась, что случайно коснется Коры и перепугает ее.

– До меня сегодня вечером дошло, что мне сорок три. Я не старая, но уже и не молода. И никогда больше молодой не буду, – она попыталась подавить тоску.

– Как и все в этом мире. Ты не понимаешь, как все было замечательно, пока не утратишь.

– Ты не боишься стареть?

– Ну, это еще когда будет! Мне тридцать семь... Черт, я радуюсь, что так долго протянула.

Селеста хихикнула. И ненароком задела грудь Коры.

– Прости! Я...

– Господи, солнышко, да ты вся натянута, как шкура на барабане. Снаружи и так холодно, так что не надо мне тут этой твоей ледяной вежливости. Иди сюда! – Кора притянула Селесту к себе и обняла. Божественная мисс Чальфонте не могла взять в толк, что же ей делать – до смерти перепугаться, сбежать или притвориться слепой.

– Селеста, расслабься. Я тебя не покусаю. Я просто буду тебя обнимать, пока ты не уснешь.

Селеста пристроила голову Коре на плечо и позволила ей погладить себя по голове. Она чувствовала, как колотится ее сердце.

– Кора, ты боишься смерти?

Это безмерно удивило Кору.

– Все в этом мире умирает. Я что, из другого теста сделана?

Измученная Селеста уснула под негромкие раскаты смеха в груди Коры. Кора поцеловала ее, словно спящего ребенка, и сама погрузилась в мирный сон.

22 мая 1980 года

Ив Мост ворвалась сквозь заднюю дверь. Ее мелкие кудряшки все еще были на месте, только теперь стали белыми.

– Джатс! Ты слышала новости?

– Какие?

– Ивел Книвел сообщил, что готовит новый трюк! Попробует перепрыгнуть через рот Орри на мотоцикле![52]52
  Ромберт Крейг «Ивел» Книвел (1938 – 2007) – американский исполнитель трюков, получивший мировую известность благодаря своим рискованным трюкам на мотоцикле. Среди известных удачных трюков Книвела – прыжок через 50 автомобилей в Лос-Анджелесе, прыжок через 13 грузовиков на Канадской национальной выставке, прыжок через 14 автобусов в Огайо и многие другие.


[Закрыть]

– Ха! – Джулия оценила шутку.

– План уже придумала? – прошептала склонившаяся к ней Ив.

– Частично. Нужно все разнюхать.

– Не то слово, – Ив потерла ладони друг об друга. – Кстати, из-за чего весь сыр-бор?

– Из-за денег. Знаешь, почему деньги зеленые? Потому что Луиза собирает их, пока они еще не созрели!

– Черт, Джатс, тоже мне новость! Тебя это только сейчас достало? – хмыкнула Ив.

– Так это же святая правда, так ведь? Я не стала рассказывать тебе по телефону, что у Луизы на уме – ну, понимаешь, нас могут прослушивать. От Луизы всего можно ожидать, а если это не Луиза, то вполне может быть ФБР. Они, знаешь ли, на Никель целое дело завели.

У Ив рот распахнулся от изумления.

– А чего она натворила?

– Вконец разозлила Никсона, я так понимаю. Она вытребовала эти бумаги для ознакомления. Видела их собственными глазами. "Николь Смит", прямо на каждой странице. Может, Луиза с ними связалась, чтобы нам досадить.

– Вот сомневаюсь я. ФБР наружу и словечка не выпустило бы. А Луиза с Орри изобрели свою систему, мимо которой ничего не проскочит – их болтливые рты.

– А она еще думает, что ее дерьмо не пахнет.

– Да уж... и не говори. Так что она задумала?

– Погоди минутку. Дай я удостоверюсь, что Никель снаружи и подстригает газон, – Джулия подошла к задней сетчатой двери. Ее дочь шла от дома, толкая перед собой косилку и насвистывала какую-то мелодию. Джатс понизила голос.

– Луиза решила выманить у Никель шестьдесят тысяч долларов. Ну, это она так себе придумала.

– Что?!

– Моя сестрица пытается продать мамину ферму за шестьдесят тысяч долларов. И вот это – самая святая правда. В голове не укладывается, да? Никель знает, что жильцы съехали, ну вот она и предложила выкупить мамин дом. Ты знаешь, он принадлежит нам с Лисси напополам. И он недостаточно хорош, чтобы Луиза там жила, но продать свою половину моей дочери она тоже не хочет. А моя дочь – единственный человек, который может довести эту ферму до ума.

– Да продаст она ее. Луиза всегда говорит одно, а делает другое.

– Она говорит одно, потом другое и не делает ничего, ты хочешь сказать.

– Она угомонится.

– Жадина-говядина? Да если она окажется посреди гоночной трассы, а кто-нибудь выронит десятицентовик, она мигом услышит и кинется его подбирать. Я так вижу, нас ждет настоящая битва.

– Может, ты и права. Ну должен же быть способ вбить немного здравого смысла в ее голову? Ты определилась, какую цену считаешь справедливой?

– Я думаю, от сорока пяти до пятидесяти тысяч – вполне честная цена. Дом немножко обветшал, сарай накренился, как Пизанская башня, а вот земля хороша, это да. И Никель может выплачивать мне мою долю помесячно. Никакого предварительного взноса за мою половину. Если я помру, то и так ей ее завещаю.