Текст книги "Одного поля ягоды (ЛП)"

Автор книги: Рита Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Поскольку Билли Биттерс оказался незапланированным ребенком – до него в семье уже было четверо братьев и двое сестер – то его прозвали Лишним Билли. Буйного нрава, симпатичный, слегка глуповатый, он повергал в ужас сердца всех матерей в Раннимиде и окрестностях. Умеренные добродетели редко привлекают порядочных молодых леди. Луиза сердцем чуяла, что Мери потеряна для монашеской карьеры.

А вот с Мейзи все шло по плану. Послушная, тихая и безынициативная Мейзи выказывала большой духовный потенциал. Даже стеная над Мери, Луиза закладывала основу для того, чтобы в свое время отправить Мейзи в католическую женскую школу для девочек из богатых семей, а никак не в обычную. Если уж ты собираешься послужить Христу, то лучше служить ему среди приличных людей, чем среди бедных, воспитанных в простоте девчонок. Но Луиза тоже ощущала, что в воздухе веет чем-то зловещим.

В эту пятницу всеобщие страхи обострились, потому что Германия напала на Польшу.

Кора согнулась над миской и чистила картошку. Селеста с Рамелль должны были вернуться через полчаса – они поехали кататься верхом. Селеста объезжала красивую резвую серую кобылку, потому что ее прежняя гнедая постарела.

Луиза ворвалась в дверь. Она только что вернулась с работы.

– Мама, Германия вторглась в Польшу!

– Закрой сетчатую дверь, дорогая, мухи налетят.

– Ты что, ни капельки не расстроилась?

– Расстроилась, но здесь что в лоб, что по лбу – все равно лбу больно.

– Это еще что такое значит?

– Значит, что Германия проиграла прошлую войну, проиграет и эту. Боже помоги всем невинным душам, которым суждено умереть.

– Мы можем оказаться одними из них. У немцев есть самолеты, понимаешь? Все не так, как во времена прошлой войны.

– Луиза, давай сейчас не будем об этом переживать. Атлантический океан широкий.

Снаружи раздался голос Джулии, она еще и дверь не успела раскрыть.

– Мам, война! Еще одна война началась! – она захлопнула дверь за собой. – Привет, Луиза.

– Луиза мне уже сказала.

– Думаешь, мы сможем в нее не ввязываться? – спросила Джулия у сестры.

– Не знаю. Если и сможем, то недолго.

– Надеюсь, Чесси не призовут.

– Он слишком старый, – успокоила ее Луиза.

– Ему тридцать четыре, – нахмурилась Джатс.

– Его могут призвать, только если дело совсем плохо будет, – сказала Луиза.

– Надеюсь, что так. Мама, а ты что скажешь? – Джулия машинально взяла картофелину и начала ее чистить.

– Не знаю, что и думать. Не пойму я, почему люди не могут оставить друг друга в покое и жить в мире и спокойствии.

– Я тоже, – Джулия стала скрести картофелину еще более яростно.

– И я не понимаю, – Луиза присела на стул. – А вы видели Спотти на обложке журнала "Жемчужины экрана"?

– Я прямо слышу слова Селесты, – рассмеялась Кора. – "Нет ничего более вульгарного, чем популярность".

– Везет тем, кто начинает с верхов. У Спотти есть все – красота, деньги, фильмы.

Кора вздохнула.

– Луиза, ни одну женщину не стоит называть счастливой прежде ее смерти.

– Ты уверена, что Чесси уже слишком старый? – Джулия похлопала Луизу по руке.

– Да. Проблема не в том, что его призовут, а в том, что он сам запишется в добровольцы.

– Что? – Джулия побелела.

– Если он пойдет записываться в добровольцы, его могут взять в армию. Он большой и сильный. И если списки будет составлять Тед Бекли, то он Чесси возьмет.

– Нет, – прикусила губу Джулия.

– Девочки, не заводитесь. Соединенные Штаты пока еще не влезли в эту заваруху, – мягко сказала Кора.

– Мама, но Чесси обязательно пойдет и запишется! Ты же знаешь, какие эти мужчины.

– Я думаю, Перли этого делать не станет. Ему сорок, и последняя война поотшибла ему любопытство, – не очень убежденно проговорила Луиза.

– Кто знает? Стоит только одному мужчине записаться, и за ним потянутся все. И мы их больше никогда не увидим! – Джулия вогнала нож в картофелину.

– А ну-ка прекратите! – приструнила их Кора.

– А ты бы пошла на войну, если бы женщин туда брали? – Джулия наклонилась и посмотрела в светло-серые глаза Луизы.

– Нет. Войны развязывают мужчины, вот пусть сами в них и сражаются.

– Я об этом не подумала, – выпрямилась Джулия.

– Хочешь убивать людей, переезжай в Чикаго, – раздраженно заметила Кора.

– Это разные вещи, – Луиза тоже решила почистить картофелину.

– Да ну? – повысила голос Кора.

– А я бы пошла, – заявила Джулия. – Если Америке будет грозить опасность, я пойду сражаться. Если враги придут сюда, я взаправду буду сражаться.

– Ну, если они придут сюда, то, конечно, все будут сражаться, – убежденно произнесла Луиза.

Кора налила воды в большую кастрюлю и бросила туда картошку.

– Мама, когда я возвращалась с работы, во всем городе стояла такая тишина, что урони кто булавку – было бы слышно, – сказала Джулия.

– Все беспокоятся. Никогда такого не видела, – добавила Луиза.

– Вы обе не помните, но когда Вилсон объявил предыдущую войну, люди это чуть ли не праздновали.

– Я помню, как вбежала в дом Селесты через переднюю дверь. Думала, это так волнительно, – Джатс подперла подбородок рукой.

– Ну, мы-то, старые отсталые люди, не думали, что это так волнительно.

– Мам, а ведь нам сейчас столько лет, сколько было тебе тогда, правильно? – спросила Луиза.

– Да.

– История повторяет саму себя, – задумчиво изрекла Джулия.

– У меня идея, – просветлела Луиза.

– Собираешься позвонить Гитлеру? – подыграла Джулия со своего конца стола.

– Слушай. Давай с тобой пойдем к Теду Бекли и попросим его не записывать Чесси, если он придет. Я имею в виду, если мы все-таки вступим в войну. Давай сделаем это сразу, чтобы ты не волновалась.

– Луиза, я не могу с ним говорить. Я умру от смущения. А если Чесси об этом узнает, то мне точно не поздоровится.

– Так а что нам терять?

– Лицо, – Джулия выпрямилась на стуле.

– Если ты беспокоишься только о том, чтобы сохранить лицо, то сходи к Теду, – убедительно сказала Кора. – Он умеет держать рот на замке.

– Пойдем, Джатс. Тебе же легче будет.

– Ты это правда сделаешь?

– Да, – ответила Луиза.

Она сдержала слово и поговорила с Тедом. Не просила, не торговалась и не разглагольствовала. Просто сказала, что если страна вступит в войну, Чесси скорее всего придет записываться в добровольцы. Так не мог бы Тед попридержать его, пока ряды армии пополнят другие? А уж если в страну вторгнется враг или начнется нехватка бойцов, тогда пусть забирают и Чесси.

Сидевший под уже устаревшими мобилизационными плакатами Бекли был незлым человеком. Чесси был в годах, был женат, так что ничего противозаконного в просьбе не было. Если государство призовет его, тогда другое дело, а так он пожелал женщинам доброго вечера и велел не беспокоиться.

– Спасибо тебе, Луиза. Ты настоящий друг, – Джулия порывисто поцеловала сестру, и они вместе пошли назад к дому Селесты.

– Всегда пожалуйста, – Луиза глубоко вдохнула. – Знаешь, я дважды в год езжу в Нью Йорк. И это дает мне пищу для размышлений.

– Ага... – Джулия так и не поняла, к чему это сказано.

– Я возвращаюсь домой с пониманием, что я не настолько совершенна, как хотела бы быть. Я провожу слишком много времени, беспокоясь о бренном. Время от времени я это осознаю и... – ее голос сошел на нет. Либо она потеряла мысль, либо не могла заставить себя договорить… – А другую половину времени я дальше собственного носа ничего не вижу.

Озадаченная Джулия задумалась, как помочь Луизе выговориться.

– Джулия, я, может, этого и не показываю, но я тебя правда люблю, – вдруг выпалила Луиза.

– И я тебя тоже люблю, – Джулия обняла сестру, и они зашагали дальше.

23 мая 1980 года

Отблески заката еще мерцали на горизонте. Джатс, пребывавшая в отличном расположении духа, забила себе косячок. Она хотела выкурить его и пойти посидеть на переднем крыльце, как делала каждый вечер, если погода была теплой. Местные крылечки просто вибрировали от сплетен, и Джатс не хотела пропустить ни одной. Никель прислонилась к антимоскитной двери и рассмеялась при виде того, как ее мать лизнула папиросную бумагу.

– Ты это над кем смеешься?

– Над тобой.

– И что во мне такого смешного?

– Ты самый живой человек из всех, кого я знаю.

– Была б я неживой, на меня бы уже слетелись мухи, – морщинки у ее глаз стали более глубокими от смеха.

– Ты не знаешь разве, что люди с возрастом должны становиться консервативными и терять тягу к приключениям? – поддела Никель.

– Консервативной я делаюсь после того, как плотно поем. Чистая консерва... Вот, хочешь пыхнуть?

– Нет, спасибо.

– Да что с тобой такое? Ты не пьешь, не куришь, не хочешь пыхнуть... Эй, девочка, слезай с горы Рашмор[91]91
  Рашмор (англ. Rushmore) – гора в горном массиве Блэк-Хилс, юго-западнее города Кистон в Южной Дакоте, США. Гора известна тем, что в её гранитной горной породе высечен гигантский барельеф высотой 18,6 метра, содержащий скульптурные портреты четырёх президентов США: Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Теодора Рузвельта и Авраама Линкольна.


[Закрыть] и чуток затянись.

Никель втянула в себя дым, чтобы порадовать свою воодушевленную мать.

– Ну вот, теперь ты немного больше похожа на человека, – Джулия потянулась за самокруткой.

– С каких это пор человечность имеет отношение к пороку?

– Пороку? Так я и знала, что не надо было тебя в колледж отправлять. Слово "расслабление" произошло от корня "слаб", – Джулия была в исключительно хорошем настроении. – А ты никогда полностью на расслабляешься, слышишь меня? Тебя, наверное, в младенчестве пеленали слишком туго. Давай, жизнь и так слишком короткая!

– Секс – мой единственный порок, и то у меня на него времени нет. Разве я бисексуалка? Одно только название... Я слишком занята, чтобы практиковать то, что сама проповедую, – задумчиво размышляла Никель.

Джулия насторожилась при слове "секс".

– Ты можешь обо всем рассказать своей престарелой матери.

– О чем рассказать?

– С кем, как, когда, где и что именно. Разве не такие вопросы задают репортеры?

– Ох, мама, я думала, тебя не интересуют эти пикантные подробности, – Никель нравилось поддразнивать ее.

– Да не интересовали они меня. До тех пор, пока эта дамочка с апельсиновым соком[92]92
  “Дамочка с апельсиновым соком” – Анита Брайант (англ. Anita Bryant), родилась 25 марта 1940 года, в городе Барнсдолл, Оклахома, США) – популярная американская певица конца 1950-х – начала 1960-х годов. Общенациональную и мировую известность принесла Аните Брайант деятельность (в 1968—1980 годах) на поприще официальной представительницы компании Florida Citrus Growers. Он снялась и выступила в 86 рекламных акциях, в частности, рекламируя апельсиновый сок. В конце 1970-х годов Брайант стала резко выступать против движения за права человека в отношении гомосексуалов, считая его формой пропаганды гомосексуализма и вступила с активистами гей-движения в конфликт, который в конечном итоге нанёс серьёзный ущерб её музыкальной карьере и привёл к банкротству.


[Закрыть] не объявила против них крестовый поход. Я так подумала, то, из-за чего люди подняли такой шум и гам, должно быть, вещь стоящая, – после этих слов Джулия сделала глубокую затяжку.

– Просто радуйся, что Америка победила в войне за независимость.

– А это здесь при чем?

– Если б мы проиграли, Анита пела бы "Боже, храни королеву"[93]93
  Особую известность Аните Брайант принесло исполнение «Боевого гимна Республики», патриотического гимна времен Гражданской войны, само название которого начиная с середине 1960-х годов у широкой публики стало ассоциироваться с именем певицы. С этим гимном Брайант несколько раз выступила в Белом Доме, и каждый раз её встречали и провожали стоя, овациями. Президент Линдон Б. Джонсон перед смертью выразил пожелание, чтобы на его похоронах прозвучали «Battle Hymn» в исполнении Аниты Брайант.


[Закрыть], – Никель взяла из руки матери самокрутку и еще раз затянулась.

– Ха! Вот это мне нравится! Черт, что ж такое приключилось с людьми? Живи своей жизнью, а другие пусть живут своей. Если бы все так делали, в этом мире больше никогда не было бы войн.

– Пожалуй, соглашусь, – Никель выдохнула дым. Она не была столь искусной в этом деле, как ее мать.

– Я все еще твоя мама, и я все еще говорю дело! – Джатс хлопнула ее по ноге.

– Ты права, мне нужно больше расслабляться.

– Иногда ты напоминаешь мне Селесту Чальфонте, правда, с моторчиком на спине.

– Чего?

– Ты сдерживаешь чувства, как и она. Ты умная, должна отдать тебе должное, девочка. Ты умная. А Селеста... ох, как она была остра на язык! Ты, когда отдохнешь, тоже делаешься порядочной язвой. Так жаль, что вы с нею никак не пересеклись.

– Фанни Джамп Крейгтон как-то сказала мне, что я немного напоминаю ей Селесту. Забавно. Я думала, что похожа на тебя и папу.

– Свой ум ты унаследовала от меня! – Джулия похлопала себя по заднице, и обе женщины расхохотались.

Никель посмотрела сквозь сетчатую дверь.

– Мам, к нам приближается большой, яркий, разноцветный объект.

Джулия вытянула шею.

– Господи Исусе, это же Орри! После нее еще долго будет дымом вонять.

Поднимавшаяся к дому по подъездной дорожке Орри вся состояла из разноцветных кусочков, словно изображение в калейдоскопе. На ней был травянисто-зеленого цвета брючный костюм, ногти выкрашены в цвет кофе с молоком. Ей вот-вот должно было исполниться восемьдесят, но тем не менее, она собрала свои алые волосы в хвост на макушке, и вся конструкция почему-то напоминала лазанью. Вокруг этого взрыва на макаронной фабрике она повязала лимонно-желтый шарф; огромные висячие сережки, казалось, сейчас оторвут ей уши, а на шее у нее болталось гигантских размеров ожерелье из разноцветных стеклянных бусин – несомненно, Луизин подарок из пятидесятых, она тогда как раз увлеклась изготовлением бижутерии.

Орри про себя напевала "Должно быть, ты была красивым ребенком".

Вот уже ее зеленые сандалии шагнули на первую ступеньку крыльца.

Вместо того, чтобы постучать, Орри исторгла боевой вопль: "Йу-хху!"

Джулия метнулась к входной двери.

– Да это же Орри Тадья Моджо, какой приятный сюрприз! Давай-ка просто посидим на крылечке, потому как в гостиной у меня стоит жуткий запах.

– Жуткий запах? – наморщила нос Орри.

– Да. Если бы люди стеснялись пукать, половине из них пришлось бы придумать альтернативу пищеварению, – Джатс выпроводила ее на крыльцо, твердо зная, что такого рода объяснение обидит Орри, но в то же время ее полностью удовлетворит.

Никель зажала рот рукой и кашлянула.

– Мисс Орри, могу я предложить вам что-нибудь выпить или чем-то вас угостить? – вежливо спросила она.

– Ой, спасибо, не надо.

– Мам, а тебе?

– Я пас. Выходи, посидишь с нами.

Орри устроилась в белом плетеном кресле-качалке, а Джатс и Никель плюхнулись на большое подвесное сиденье-качели.

– Орри, ты одета просто сногсшибательно.

– Спасибо, Джулия. Это последний писк моды. Стираешь его, сушишь – и можно тут же брать и носить.

– Чтобы сделать этот костюмчик, наверное, пришлось подстрелить штук шесть молодых дерматинов, – восхитилась Никель.

– А ты уже, небось, отремонтировала пару комнат, раз Никель приехала и помогает тебе? – Орри закидывала удочку, чтобы все-таки попасть в дом.

– Черт, нет!

– Мама считает, что стиль сороковых годов скоро снова войдет в моду, поэтому решила оставить все, как есть, – пояснила Никель.

– А если мода так и не вернется, буду брать плату за вход, как в музее, – усмехнулась Джатс.

– Ну ты и хитрюга, Джулия! – Орри всегда искренне ей симпатизировала. Однако, будучи лучшей подругой Луизы, всегда дудела в ее дудку, а Луиза всю жизнь завидовала Джулии.

– Никель собирается сюда переехать. Ты уже в курсе, Орри? – хитро спросила Джулия.

– Слыхала об этом где-то, слыхала. Хорошо будет снова видеть тебя здесь, Никель.

– Спасибо.

Орри помолчала, не зная, как вернуться к нужной теме, и не сразу задала следующий вопрос.

– Ты собираешься открыть здесь свое дело?

– Я бы хотела заняться ремонтом здешних старых домов, а потом перепродавать их. Или ремонтировать по заказу владельцев. В окрестностях полно классных домов. А если у людей недостаточно денег, можно договориться о бартере, понимаете? – в голосе Никель звучал неподдельный энтузиазм. Она решила вернуться к своим корням и теперь дождаться не могла, пока начнет заниматься делом.

Глаза Орри широко распахнулись под слоем теней.

– Я думаю, это замечательно! Вот бы Ной был жив, он бы тебе помог. Он так любил здешний старо-американский стиль в архитектуре.

– Хороший он был человек, – Джулия оттолкнулась от пола босой ногой.

– Да. Таких больше не делают, – вздохнула Орри.

– Это каких – таких? – Джатс понимала, что Орри заявилась сюда на разведку, и хотела насладиться моментом как можно дольше.

– Джентльменов, – Орри любила поговорить о высоких материях. – Вот посмотрите нынешнее телевидение. Сплошное волнение, движение и шум. Мужчины носят костюмы-тройки и пистолеты. Ну, или футболки – и пистолеты! Насилие! А быть мужчиной означает прежде всего ответственность. Я думаю, нынешние мужчины этого не понимают, – ее полная грудь заколыхалась.

– А быть женщиной разве не означает ответственность? – спросила Никель.

– Да, конечно, – Орри приумолкла, а потом снова пустилась с места в карьер: – Я что хочу сказать? Когда я была молодой, мы все знали друг друга. Понимаешь? Если твой приятель изображал Кинг-Конга, все смеялись. Ты всегда была частью компании. Ты беспокоилась о своих, – мысли Орри излагала сумбурно, но общий посыл был ясен.

– А теперь люди даже не знают, кто для них свои, а если и знают, то им на это плевать, – согласно закивала Джулия.

– Вы только что списали со счетов все мое поколение, да? – в глазах у Никель запрыгали чертики.

– Я этого не говорила. Я сказала, что меня тошнит от мужчин, которые ведут себя подобно мальчикам. Настоящий мужчина должен быть сдержанным, ответственным и нежным, – с большой убежденностью заявила Орри.

– Орри, ты права. Мой Чесси, упокой Господь его душу, был джентльменом. Пожить бы ему еще, а он взял и умер в шестьдесят восьмом.

– Не удивительно, что ты так мечешься, Никель. Если бы я была юной девушкой, я б на этих молодых да рьяных засранцев и смотреть не стала! – не подумав, брякнула Орри.

Никель достаточно хорошо ее знала, чтобы не обижаться. А еще она знала, что чем старше становишься, тем меньше ожидаешь, что тебя поймут.

– Ну что вы, Орри, я не думаю, что все мужчины, которым перевалило за тридцать, такие придурки. Я лично знаю несколько вполне приличных ребят.

– Не поверю, пока сама не увижу, – Орри скрестила руки на груди.

– Похоже, придется мне выписать сюда несколько настоящих мужчин, чтоб вы прекратили нападать на мое поколение, – пошутила Никель.

– А у тебя есть знакомые японцы? – лицо Орри оживилось.

– Знаю нескольких ребят из Нью Йорка и куда больше китайцев из Сан-Франциско. Помнишь, когда я уехала туда на работу? – спросила Никель у матери.

– Люблю японских мужчин. Привези мне одного, – хихикнула Орри.

– Смотрите, какое небо красивое! – Джулия показала на темнеющие пурпурные небеса на западе.

– Скажи, а ты сегодня с Луизой разговаривала? – спросила Орри.

– Пока что нет. Меня сегодня почти целый день дома не было, – Джулия стала раскачиваться сильнее. Было очень трудно побороть собственное желание пуститься в пляс.

– Луиза думает, что кто-то влез к ней в дом, – тонко нарисованные ниточки бровей Орри сошлись вместе.

– Да что ты говоришь? – Джулия могла бы проявить и немного больше сочувствия.

– Из дома что-нибудь пропало? – забеспокоилась ничего не знавшая Никель.

– Об этом мне ничего не известно, – уклонилась от прямого ответа Орри. Она знала, что чего-то недостает, но Луиза ни за что не раскрыла бы Орри все карты. С тем же успехом можно было опубликовать рекламное объявление в "Вестнике Раннимида".

– Бессмысленно вломиться в дом и ничего не украсть, – прикинулась Шерлоком Холмсом Джулия. – У нее есть красивые украшения, моя сестра знает в них толк.

– А как она поняла, что к ней кто-то вломился? – спросила Никель.

– Эээ... она обнаружила у себя на заднем дворе подушку. Валялась под кустами.

– Кто-то мог оставить ее там, когда изображал Санта-Клауса, – Джулия изо всех сил старалась помочь.

– Об этом я не подумала, – замерла на полуслове Орри.

– В мае месяце? – Никель глянула на мать. Она чуяла, что Джатс в этом как-то замешана.

– Ну, может, кто-то заранее тренируется, – с невозмутимым видом отбрила Джулия.

– Ну ладно, Джулия, мне пора возвращаться. Костяшку надо кормить.

Костяшкой звали красивую собаку Орри породы акита, что-то вроде немецкой овчарки, но на японский лад.

– Держи меня в курсе, Орри. Я прямо сейчас позвоню Луизе, чтобы утешить ее, – сказала Джулия.

– Рада была повидаться, миссис Моджо, – Никель взяла ее под локоток и помогла спуститься с порога.

Орри немедленно поехала к Луизе.

– Ну? – спросила Луиза и умолкла.

– Ничего.

– А ты в доме посмотрела?

– Джатс сказала, что у нее там дурно пахнет. Я не смогла прорваться внутрь, – доложила Орри.

– Это она за всем этим стоит, я знаю. Моя сестра.

– Да что она такое взяла? – Орри понять не могла, почему Луиза так беспокоится, если ничего не пропало.

– Бумаги.

– Страховку или что-то вроде этого?

– Ну... – замялась Луиза, – не совсем.

– Джулия сказала, что позвонит тебе. Позвонила?

– Да. Я только-только трубку повесила, когда ты пришла. Моя младшая сестричка была воплощением самой заботы.

– И что ты теперь собираешься делать? – поинтересовалась Орри.

– Придется повидать ее лично или пробраться к ней в дом, когда ее там не будет. Еще не решила. Черт! – Луиза торопливо пять раз прочла "Аве Мария", чтобы искупить грех сквернословия. Зачем беспокоить священника на исповеди такими мелочами? Ему и без того есть чем заняться.

17 октября 1939 года

Каждый год пожарные-добровольцы Северного и Южного Раннимида в день осеннего равноденствия устраивали благотворительный бал, чтобы отпраздновать собственную годовщину и собрать пожертвования. И Чесси, и Перли были добровольцами в южной команде, поскольку жили в той части города, которая находилась на территории штата Мэриленд.

А пожарная охрана Северного Раннимида была полна гонора, потому что совсем недавно на деньги Джулиуса и Наполеона Райфов прикупила себе пожарную машину с семидесятипятифутовой лестницей. Правда, здание такой высоты в Раннимиде было только одно – водонапорная башня.

В нечетные годы бал проводили на северной стороне, в четные – на южной.

Помещение помогали украшать обе команды. И чему бы ни был посвящен бал, но пожарная станция всегда была увешана украшениями из жатой бумаги, кукурузой и тыквами. Этот год не стал исключением.

Мейзи наводила красоту несколько часов и даже стащила у старшей сестры лак для ногтей. Когда Луиза увидела ее маникюр, полетели пух и перья.

Мери, обычно тихая девочка, добрых два часа провозилась с единственным локоном, который должен был особенным образом лежать у нее на лбу. Обычно она носила футбольные гетры – последний писк моды среди девочек ее возраста, но для такого случая отказалась от них и втиснула ноги в бальные туфли, покрашенные специально, чтобы соответствовать ее маленьким перчатками и платью. Лишний Билли сказал ей, что придет на бал, заплатит доллар за вход и разыщет ее в толпе, чтобы потанцевать. Лишний Билли очаровал ее, в отличие от Луизы. Однако бал был публичным мероприятием, и Луиза не очень опасалась за свою драгоценную Мери.

Поскольку заведение Фанни Джамп по-прежнему пользовалось популярностью, Фанни показывалась на таких мероприятиях, как Осенний бал. Раньше, когда она еще не занималась бизнесом, то игнорировала их – не потому, что не одобряла, но потому, что местная аристократия их не посещала, хоть и жертвовала деньги.

Теперь же она находила удовольствие в общении с людьми разных социальных слоев. Ей исполнилось шестьдесят два, и она была более живой и склонной к приключениям, чем во времена юности. Они с Хансом сидели за столиком с Джулией, Чесси, Луизой и Перли.

Мери, выглядевшая старше своих лет, танцевала с отцом и гримасничала. Мейзи постоянно вклинивалась в их пару, просто чтобы позлить ее. Перли, оказавшийся центром их внимания, весьма лихо смотрелся в форме пожарного. Кора понемногу попивала холодное пиво и приветственно всем махала.

– Вы знаете, что Карлотта умерла сегодня утром? – спросила Фанни у собравшихся.

Луиза, обожавшая свою наставницу, выдавила слезу и сказала, что слышала об этом.

– Лучше всех высказалась Селеста, – Фанни любила как пересказывать колкости Селесты, так и слышать их из первых уст. – Она сказала: "Может быть, теперь она будет счастлива. Карлотта всегда считала, что слишком хороша для этой бренной земли".

– Селеста всегда так бессердечно относилась к своей праведной сестре, – ответила Луиза.

– Ну-ну, Луиза, она ведет себя должным образом и не показывается на публике. Не суди ее слишком строго, просто эти двое никогда не ладили.

– Карлотта – единственный человек из всех, кого я знаю, кто будет испытывать чувство вины, покоясь с миром, – съязвила Джулия, а потом пихнула в бок Чесси. – Ты слова свои не забыл?

– Вроде нет, – Чесси, участвовавший в представлении, до смерти боялся забыть слова маленькой сценки.

– На военном мемориале снова полно использованных автомобильных покрышек, – хихикнула Фанни.

– Вот интересно, и кто это делает? – спросила Луиза. – Это всегда приключается перед большим праздником или каким-то патриотическим мероприятием.

– Резина долговечнее цветов, а шины еще и круглые, как венки, – пошутила Джатс.

– Джулия, память о войне – дело серьезное, – приструнила ее Луиза.

Перли потянул ее на танцпол.

– А вот явился парень нашей Мери, – на манер детской дразнилки пропела Мейзи.

– Не говори глупостей, – вздернула нос Мери.

– Надеюсь, он не из печально известной компании парней из трущоб? Эти тупые ублюдки надираются отфильтрованным через тряпку спиртовым гелем.

Ив с Лайонеллом и Орри с Ноем сидели за соседним столиком, потому что за одним вся их компания не умещалась. Ив приложила руки рупором ко рту:

– Джатс, вот это толпа, да?

– Да, это самый лучший Осенний бал в истории, и это ты еще представления не видела! Чесси написал сценку, прикинь? Ему помогал Перли, потому что все ребята-янки заболели и не могли участвовать.

– Кора, ты видела когда-нибудь столько народу? Завтра весь город проснется только к полудню, – Фанни чокнулась с ней бокалом.

– Половина Раннимида в одиннадцать вечера уже спит. А вторая половина не может сомкнуть глаз до утра, – подшутила Кора над Фанни, которая с годами стала маяться бессонницей.

Орри торопливо пробралась поближе и зашептала Джатс прямо в ухо:

– Видишь вон там стоит Бьюла Реншоу? Она знать не знает, что старина Бен обманывает ее с этой девушкой, как ее... Свейгарт.

Джулия тут же прошептала в ответ:

– Конечно, он спит со Свейгарт. Бьюла не за слабака замуж выходила.

Лишний Билли, уже слегка окосевший, зашагал к Мери, которая изо всех сил пыталась его не замечать.

– Привет, Мери.

– Ой, привет, Лишний Билли. Я и не видела тебя в этой толпе.

– Потанцевать хочешь?

– А то! – Мери вспорхнула со стула с удивительной скоростью.

Луиза с танцпола углядела свою дочь рядом с Лишним Билли.

– Перли, иди и немедленно уведи ее от него!

– Луиза, оставь ее в покое.

– Этот парень ни на что хорошее не годен!

– Он буйный. Как раз по возрасту. И он был очень хорош, когда засунул картофелины в выхлопные трубы автобусов Райфа, – Перли закружил жену в танце.

– Ладно, пусть пока будет, как есть, но после этого танца ты скажешь Мери, чтоб больше ни-ни! Ты ей отец все-таки.

– Хорошо, хорошо. Давай дотанцуем.

А тем временем в зале Ив, Лайонелл, Ной и Орри быстренько сдвинули оба столика вместе, хоть это и не позволялось, и растрещались, как сороки.

– Божечки, ну и дочка Пейшенс досталась! Я про Дислексию. В жизни не забуду, как она высморкалась в церкви прямо в фату! Священник даже службу остановил! – Орри расхохоталась над собственным рассказом.

– Хуже было только когда парень из трущоб повесил на церковь табличку – да, как раз посередине здания лютеранской церкви – "На бога надейся, а сам не плошай", – наморщила носик Ив.

– Эй, привет, Бумба! – Фанни помахала Бумбе Дакворту. – Славный парень, только вот... флага ему не хватает.

– Что-что? – переспросила Джулия, наклоняясь поближе, чтобы расслышать ее в этом шуме.

– Он просто такой уродливый, что ему надо флаг на голову накинуть, если захочешь с ним трахнуться, – выдала Фанни.

Проходившая мимо Минта Мей Декстер услышала, как Фанни произнесла неприличное слово. Она остановилась и для пущего эффекта пристально посмотрела на нее, но прежде чем успела изобразить оскорбленную добродетель, Фанни съязвила:

– Ой, Минта Мей, а где твой флаг? Только не говори мне, что "Сестры Геттисберга" и это задание провалили!

Разъяренная Минта зашагала прочь.

Весь столик взорвался смехом. Луиза на танцполе помрачнела. Она терпеть не могла быть не в курсе событий

Лишний Билли вовсю охмурял Мери. Мейзи места себе не находила на своем стуле. Оказавшись на грани между детством и отрочеством, она в одну минуту вела себя, как ребенок, а в следующую – как взрослый человек.

Музыка смолкла. Билл задержал Мери в ожидании следующей песни. По дороге к столику Луиза успела проесть Перли плешь; он усадил жену, а сам неохотно вернулся на танцпол.

– Солнышко, станцуешь со мной следующий танец?

– Ох, папочка, нет, Билли меня первым пригласил.

Загнанный в угол Перли на минутку задумался.

– Ну тогда следующий оставь для меня, годится?

Луизу передернуло. Перли вернулся к столику и велел ей вести себя прилично, ведь ему был обещан следующий танец.

Лишнему Билли нравилась Мери – настолько, насколько ему вообще кто-либо мог нравиться. Его необузданность и бесшабашная жестокость произросли из его же глупости и того факта, что он никогда, ни единого раза не задумался, каково это – оказаться в шкуре другого человека. Мери для него была недосягаемой вершиной. Ниже тех трущоб, где он жил, в Раннимиде опускаться было уже некуда.

После танца Билли, как полагается, проводил Мери к столику. Она представила его собравшимся, а потом он вернулся к своим неимоверно пьяным дружкам и быстренько пропустил пару стаканчиков, чтобы наверстать потерянное время. Выждав пятнадцать минут, он снова подошел к Мери. Та отчаянно хотела потанцевать с ним еще, но тут на него напустилась Луиза и весьма красноречиво велела ему убираться прочь.

– Луиза, дай ребенку потанцевать, – посоветовала Джатс.

– Я не нуждаюсь в твоих советах по воспитанию моих детей! У тебя, кстати, своих так и нет, – и без того злая Луиза выплеснула свое раздражение на Джатс.

– Делай как знаешь, сестра, – Джулия решила не обращать на нее внимания.

Лишний Билли, теперь уже совсем навеселе, принялся развлекать своих сомнительного вида спутников тем, что глотал немного чистого виски, приставлял к губам зажженную спичку, выдыхал огонь и быстро гасил его глотком пива. Это драконье представление сорвало громкие аплодисменты.

Раскаты барабанной дроби возвестили начало представления. Начальник пожарной службы Северного Раннимида гулким голосом зачитал программу. Первым в списке значился конкурс талантов, каковые были в изобилии представлены женами пожарных. Ева Сколовски заливисто проголосила очень чувственную версию песни "Что бы ни случилось". Супруга следующего ко всеобщему приглушенному одобрению выступила с танцем на роликах.

Чесси и Перли обливались потом за кулисами. Их сценка была сатирой на оба пожарных подразделения, а сами они должны были играть начальство.

Небольшая приподнятая над полом сцена слегка содрогалась под напором роликовых коньков Трейси Трентон. Когда она, наконец, укатила в левую кулису, в представлении возникла минутная пауза, и минута эта затянулась уж слишком надолго.

– Эй, у меня тоже талант есть! – на сцену вскарабкался Лишний Билли. И хоть он и был в стельку пьян, но держался подчеркнуто прямо. У Мери распахнулись глаза. Луиза использовала эту замечательную возможность, чтобы прочесть дочери мораль о том, насколько безнадежным забулдыгой оказался Билли Биттерс.

Фанни, Джатс и остальная компания наблюдали за происходящим с раскрытыми ртами.

– Что там такое, Перли? – Чесси поправил накладные усы.

– Лишний Билли вылез на чертову сцену.

– Я и не знал, что он участвует в конкурсе талантов.

– Так он и не участвует, – ответил Перли.

– Да? – Чесси оттянул краешек занавеса, чтобы убедиться лично. – А где наш начальник? Он же руководит церемонией.