Текст книги "Одного поля ягоды (ЛП)"

Автор книги: Рита Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Билл Биттерс поклялся, что убьет Наполеона, дайте только срок.

12 апреля 1956 года

– Давай, просыпайся, – Кора нежно обняла Никель.

– Ммм…

– Давай, ты же говорила, что хочешь посмотреть со мной как солнышко восходит.

– Ага! – Никель скатилась с кровати, нацепила одежку, вычистила зубы и поскакала вниз по лестнице.

– Шшш. Мама с папой спят, – Кора прижала палец к губам.

– Прости.

– Вот, бери одеяла, а я понесу наш завтрак.

– А куда мы идем?

– За дом, на вершину холма. Самое лучшее место кругом на много миль, чтобы посмотреть рассвет, – Кора на цыпочках просеменила к задней двери.

Птицы перекликались друг с другом, пока две фигурки поднимались на холм. На востоке засеребрилась узенькая полоска. Вокруг шуршала какая-то живность, и одинокая сова промелькнула у них над головами, направляясь на дневной отдых в свое гнездо.

– Ну вот. Разве не здорово?

– Да, бабуль. Ты знаешь все лучшие места.

– Вижу, ты оделась в желтое и красное. Знаешь, что это значит?

– Что? – глаза Никель заблестели от предвкушения. Она любила Кору – та знала кучу всяких историй и с ней было весело.

– Носишь желтое и красное – встретишь парня ты прекрасного.

Никель глянула на свои куртку и штаны, наполовину ожидая, что сейчас из-за холма выскочит штук сорок прекрасных парней.

– А у тебя когда-нибудь был парень?

– Я даже раз была замужем. И так у меня появились твоя мама и Луиза. А потом муж сбежал, и у меня был парень по имени Эймс Рэнкин.

– А он был прекрасный? – спросила Никель.

– Он был хороший человек. Знаешь, он был словно стебель травы, которая прорастает сквозь асфальт. Особенный, – слово "особенный" Кора произнесла с нажимом.

– Как папа?

Кора на мгновение запнулась, а потом медленно проговорила:

– В какой-то мере... Чесси тоже хороший человек.

– Бабуль, а сколько тебе лет?

– Семьдесят три осенью стукнет. Люблю забегать вперед, – рассмеялась Кора.

– Это ого как много, да?

– Да, но Фанни Джамп опережает меня на шесть лет. Она родилась в тысяча восемьсот семьдесят седьмом, а я – в восемьдесят третьем.

– А я родилась в тысяча девятьсот сорок четвертом.

– Я знаю. Мои года – мое богатство. Я богатая женщина, – Кора вытащила из корзинки булочки и масло. – Вот, держи.

– Спасибо. Бабуля, я тоже думаю наперед. Я думаю, что когда вырасту, то пойду учиться в колледж.

– Это замечательно. Вкладывай деньги в собственный ум. Тогда никто его у тебя не отнимет.

– Так и мама говорит, – Никель впилась зубами в булочку.

– Ну, она же моя дочка.

– Мы с мамой часто ругаемся, – Никель помолчала. – Мы упрямые. Так папа говорит. Вот с папой я никогда не ссорюсь.

– Мама у тебя хорошая. Ты ее слушайся.

Никель скривила уголок рта.

– Да, мэм. Когда она права, я буду ее слушаться.

– Ну вот, ты снова заводишься.

– Это не я, бабуль, – Никель повесила голову и хихикнула.

– Ты далеко пойдешь, девочка. Я это вижу. Если ты найдешь своему упрямству хорошее применение, тебя никто не остановит.

– А я и собираюсь далеко пойти. Вот увидите! – глаза Никель заблестели.

– Надеюсь, что доживу и увижу, солнышко.

– Бабуля, ты будешь жить вечно!

– Я ни капельки не против. Очень не хочется ничего пропустить, – Кора забросила булочку в рот и намазала джемом следующую.

Никель пристально посмотрела на нее.

– А почему тетя Мери должна была умереть?

– Это одному только Богу ведомо.

– Разве Бог может быть хорошим, если тетя Мери умерла, а Наполеон Райф живет?

– Богу ведомо то, что скрыто от нас, я так думаю.

– Я в это не верю.

– Во что? – Кора поймала ладошку Никель и минутку подержала ее.

– Не верю в Бога.

– Дитя, не говори так.

– Его нельзя увидеть. Говорить с ним можно, но он никогда не отвечает. И он допустил, чтобы тетя Мери сгорела дотла, и чтобы мне расквасили нос! Нету никакого Бога!

– Никель, однажды тебе будет худо, и тогда ты поймешь, что Бог или не знаю кто еще – он над нами.

– Надеюсь, что доживу и увижу, – она передразнила слова Коры.

– Ну раз ты такая умница-разумница, на вот, скушай персик.

– А тетя Луиза ходит в церковь каждый день, ты знаешь?

– Конечно знаю. У нее всегда была к этому склонность. Это дарует ей утешение.

– Ага, я не против, чтоб ее это утешало, но она и меня туда хочет затащить!

– Скажу тебе по секрету, она была не в восторге, когда ты запустила золотую рыбку в купель со святой водой.

– Рыбку тоже нужно покрестить.

– С тобой не соскучишься, солнышко, – Кора открыла термос с чаем. – Просто постарайся не забывать, что тетя Луиза потеряла одну из своих дочерей. Это ужасно – пережить собственных детей. Родители вправе ожидать, что их похоронят дети.

Никель притихла.

– А я не хочу пережить маму и папу.

– Придется, милая. Жизнь так устроена. Тебе ее продолжать.

– Бабуль?

– Что?

– А ты не ходишь в церковь.

– Моя церковь вот здесь, – Кора обвела рукой округу. – Рассвет ни за какие деньги не купишь. Это дар.

– Ага. – Никель унаследовала от бабушки глубокую любовь к природе.

– А что вы вчера делали с Дэвидом?

– Мы сидели на обочине и считали "понтиаки".

– Ну надо же!

– Я выиграла, – похвасталась Никель.

– Ты приглядывай за Дэвидом. Он немного не в себе.

– Ты хочешь сказать, он тупой?

– Нет, этого я не скажу. Мальчик немного медленный, а теперь, когда остался без мамы, он очень грустит. Помоги ему выбраться.

– Да, мэм, – закивала Никель. – А вот дерется он классно.

Кора отпила горячего чая.

– Ох, как хорошо. У Селесты Чальфонте всегда был самый лучший чай.

– Вот бы мне повидать Селесту. Все про нее говорят.

– Вы с ней родились в один день, ты знаешь?

– Знаю. А какая она была?

– Ну, первым делом у тебя дух захватывало, когда ты на нее глядела. Селеста и Рамелль были самыми красивыми женщинами из всех, кого я встречала.

– Расскажи мне еще о Селесте, – настойчиво попросила Никель.

– Она была язва, невероятно умная и еще – сильная. Да, это была сильная женщина. Когда наступали тяжелые времена и нужно было что-то сделать, эта ноша ложилась на ее плечи. А еще у нее бровь поднималась, как занавес в кинотеатре "Капитолий", – Кора задвигала бровями, пытаясь показать, как Селеста вскидывала бровь.

– Я надеюсь, что когда вырасту, буду такой, как Селеста.

– Я тоже надеюсь, но люди – они как снежинки, двух одинаковых не сыскать. Так что ты будь собой. Это понравилось бы Селесте и нравится мне.

Никель встала, чтобы глянуть на солнце.

– Еще нету.

– Когда всемогущий Господь создавал время, он создал его достаточно. Солнце еще ни разу не опоздало, так что не подгоняй его, – Кора налила себе еще чаю.

– А тетя Лисси давала тебе стеклянные шарики?

– Ага. Она сделала для меня браслет. Очень красивый.

– А правда, тетя Лисси и мама совсем разные? Они будто даже не совсем сестры.

– Эти двое – как детишки на качельке. Вечно препираются, но не слезают. Каждая по очереди отталкивается и дает другой взлететь, но вот что я скажу – если одна из них вдруг когда-нибудь спрыгнет, другая тут же врежется в землю. Люди проявляют любовь по-своему.

– А-а, – Николь явно не совсем поняла бабушкины слова.

– Теперь что касается тебя. Иди по жизни смело, добивайся всего, чего только сможешь, но никогда не забывай, откуда ты родом. Слышишь, что говорит тебе твоя старенькая бабуля?

– Я слышу, – Никель снова впрыгнула на одеяло.

– Все мы – лишь глупые твари с Ноева ковчега, – пробормотала Кора про себя.

– Небо розовеет!

– Теперь уже недолго.

Никель надолго притихла, а потом сосредоточенно спросила:

– А куда деваются люди, когда умирают? Где теперь тетя Мери?

– Я не знаю. Умирать приходится только раз в жизни, и мне пока делать этого не приходилось.

– Бабуль, не смей умирать никогда! – с жаром сказала Никель.

– Когда раздастся призыв трубы, мне придется ответить на зов. И тебе тоже.

– Нет, бабулечка, не бросай меня. Пообещай, что ты меня не бросишь! – Никель кинулась обнимать ее.

Кора обхватила тоненькую девочку своими сильными руками.

– Я не оставлю тебя, ни за что не оставлю, если ты сохранишь меня в своем сердце. Понимаешь, тогда я буду жить столько же, сколько и ты.

– Я сохраню. На веки вечные.

– Смотри, вот оно! – Кора хлопнула в ладоши.

– Охх, – Никель завороженно уставилась на медно-красный изогнутый краешек солнечного диска, только-только выглянувший из-за горизонта.

– Здравствуй, солнышко. Это снова я! – воскликнула Кора и помахала ему рукой.

24 декабря 1958 года

Вот уже несколько недель Рамелль лежала в больнице и умирала от рака легких. Ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось, но пронзившее ее легкие острие пригвоздило ее к постели, а резкая боль не отпускала ни на минуту. Так она и лежала, наблюдая, как медсестры на цыпочках порхают вокруг. Каждый день над ней склонялись лица Джатс, Луизы, Фанни и Спотти, но Рамелль едва могла говорить. Иногда ей чудился Кертис, но потом она вспоминала, что четыре месяца назад он умер от сердечного приступа. И все же он казался таким настоящим... Она видела Никель – у девочки глаза делались огромными от страха и любопытства при виде смерти.

И свет, исходивший от родных и любимых лиц, сопровождал Рамелль по дороге в неизведанное.

Сегодня боль стала совсем невыносимой. Шум над головой перепугал Рамелль. Блестящие крылья гигантской птицы сомкнулись над ней, и серебристый орлиный коготь проник сквозь потолок и коснулся ее.

Рамелль приподняла ладонь, приветствуя незваного гостя. Монстр рассек ее тело и исчез. И вместе с ним ушло острие, не дававшее ей дышать, вместе с ним ушла боль.

Комната стала меркнуть. Рамелль почувствовала, что ее куда-то несет. Она увидела себя молодой, и золотистые волосы снова короной венчали ее голову, как в тысяча девятьсот седьмом. И вот она посреди шести прекрасных холмов, шести мягких выпуклостей земли, и поднимается на седьмой. Каждый холм покрыт ковром цветущих тюльпанов, и у каждого холма свой цвет – красный, желтый, пурпурный; тюльпаны поют, и их прозрачные вены пульсируют в такт течению их радужной крови.

А ее холм, седьмой, ослепляет смешением всех мыслимых цветов. О каких тайнах поют они, раскачиваясь в унисон? Весенний ветер наполняет ее, и она чувствует себя невесомой, а когда поднимается к вершине холма, из цветов поднимается сонмище бабочек и кружится, и трепещет вокруг. Музыка пульсирует громче, и крылья бабочек поднимают ее в воздух.

Рамелль тяжело дышит после подъема.

– Рамелль! Мой прекрасный, бесценный друг! – окликает ее чей-то голос.

На вершине холма, раскинув руки, стоит Селеста, и ее роскошные черные волосы блестят на солнце, и вся сила мира скрыта в улыбке, танцующей на ее губах.

Рамелль показалось, что ее грудь распахнулась. Радость была так велика, что сердце вырвалось из ее тела, а сама она бросилась в объятия Селесты. Нежные руки обвили ее талию, и она уткнулась лицом в изящную шею Селесты.

– Дорогая, дорогая моя, я люблю тебя на веки вечные! – всхлипнула Рамелль.

– Вечность вокруг нас, и она наша, – прошептала Селеста глубоким голосом и поцеловала ее среди цветущих тюльпанов и облака бабочек.

24 ноября 1961 года

– Ну где она? Показалась? Ты ее видишь? – Джулия беспокойно ерзала на месте, ноги ее были укутаны одеялом.

– Нет, дорогая, я вообще еще ничего не вижу, – Чесси обнял ее за плечи. После всех прожитых вместе лет она для него по-прежнему была самой красивой женщиной на планете.

– Ну, хорошо бы им поторопиться! У меня от этого оркестра, что играл в перерыве, голова разболелась, – раздраженно пожаловалась Луиза.

"Раннимид Грейз" выбежали на стадион и сгрудились в центре поля. Каждый год в городе проходил матч в честь выпускного бала – "Раннимид Хай Грейз" из южной части города играли против "Раннимид Хай Блюз" из северной – серые против синих, как всегда.[110]110
  Американский футбол, известный в США как футбол – контактный командный вид спорта. В нём принимают участие две команды, по одиннадцать игроков с каждой стороны, играют овальным мячом на прямоугольном поле с воротами в виде рогатки на обоих концах. Команда должна владеть мячом для продвижения его в очковую зону, неся или пасуя мяч. Сначала одной из команд надо продвинуть мяч на 10 ярдов (даётся 4 попытки). Если им это удастся, они получают ещё четыре попытки. В противном случае, мяч достаётся соперникам. Очки можно набрать за счёт продвижения мяча в конец зоны (тачдаун) или забив его в ворота (филдгол), также защита может набрать очки, сделав сейфти. Та команда, у которой по истечении матча больше очков, побеждает.


[Закрыть]

В этом году Никель заканчивала школу, и одноклассники выбрали ее королевой выпуска – это была большая честь. И Джатс, и Луиза так гордились, словно королевами выбрали их самих. Луиза всем вокруг уши прожужжала, хоть все и так были в курсе: "Это моя племянница, Николь Луиза Смит. Она – королева выпускного бала, вы слыхали?"

Обычно эта фраза сопровождалась твердым заявлением Джулии:

– Ну, она вся в меня, я же ее мать.

– Но это же я тряслась всю дорогу до Питтсбурга, чтобы вырвать бедное дитя из приюта!

– А я ее вырастила, – с жаром отвечала Джулия.

Чесси и Перли попытались сосредоточиться на состязании оркестров, разворачивавшемся на футбольном поле. Все равно их женщин было не угомонить.

А тем временем на поле, за стойками ворот, закрытые от видимости оркестром, готовились к выезду Никель и ее свита. Предполагалось, что Никель будет сидеть на заднем сиденье кабриолета, держать охапку роз с длинными стеблями и приветственно помахивать собравшимся рукой в перчатке. Она чувствовала себя идиоткой и посмешищем, и с большим удовольствием явилась бы сюда в армейских ботинках, но кто тогда поверил бы, что она королева?

Свита должна была ехать позади в другом кабриолете, но девчонки устроили скандал и потребовали разрешить им ехать всем вместе. Никель так и сказала Сильвии Йелтон, возглавлявшей команду чирлидеров и отвечавшей за организацию всего этого напыщенного мероприятия, мол, если уж выставлять свои сиськи на всеобщее обозрение, то ей понадобятся поддержка и прикрытие друзей. Мисс Йелтон ни в малейшей степени не была ханжой, поэтому оценила шутку и разрешила Никель поступать по своему усмотрению. И вот теперь две вице-королевы, Элейн Сполдинг и Сидни Рейчел Голдштейн, расправляли свои пышные юбки на заднем сиденье. Вся школа затаила дыхание. Раз эти трое собрались в одной машине, значит, они явно что-то затеяли.

Элейн Сполдинг пыхнула запрещенной сигареткой.

– Когда мы будем проезжать мимо друзей и родителей я хочу объявить, что мне предложили сняться в кино.

Сидни, поправлявшая свою прическу, спросила:

– Чего?

– В фильме "Непокорные лобковые волосы", – хихикнула Элейн.

Никель пихнула ее в бок.

– От тебя уши вянут!

– Не дергай ее, Никель, а не то она начнет чудить с перепугу, – Сидни пыталась вести себя мало-мальски прилично. Она была спокойна, потому что точно знала, что они собираются устроить, чтобы сделать этот матч незабываемым.

– Твоя мама сегодня на трибунах? – спросила Элейн.

– Мама, тетя Лисси, папа, дядя Перли и еще, я думаю, Орри с Ноем и Ив с Лайонеллом тоже где-то в этой толкучке. Одна только Кора не пришла. Они с Фанни сказали, что уже слишком старенькие для таких сборищ.

– Фанни Джамп Крейгтон на пару лет старше самого бога, – сказала Сидни.

– Яхве, Сидни, ты же иудейка, так называй своего бога по имени, – подколола ее Сполдинг.

– Зато ты у нас настоящая белая женщина! – огрызнулась Сидни. – И вся спина у тебя тоже белая, красавица ты наша!

– Ты шутишь, что ли?

– Конечно. Какая ты, нафиг, красавица? – улыбнулась Сидни.

– Это я тебе вчера рассказала эту шутку! – Никель засунула палец в крысиное гнездо, которое Сидни Рейчел выстроила у себя на голове и по недоразумению считала прической.

– Ай, мои волосы! Поосторожней, Смит! – она любовно расправила каждую прядь.

– И чего бы этим синим не отправиться прямиком в задницу? Я устала торчать тут на холоде, – поежилась Никель.

К машине подошла мисс Йелтон.

– Ну что, девочки, сейчас покатим. И я в курсе, что вы что-то затеяли, об этом вся школа гудит. Так вот – машину поведу я. Выкинете какой-то фортель, пока я за рулем – и я позабочусь, чтоб вы вообще не закончили школу.

– Да, мисс Йелтон, – в унисон пропели три послушных голоса.

– Вы лучше поаккуратней заводите машину, а то вон что приключилось с Наполеоном Райфом на прошлой неделе, – сказала Сидни.

– А что? Меня тоже кто-то хочет отправить к праотцам на взорвавшейся машине? – Сильвия завела двигатель.

– Эй, а где Дэвид? – вдруг вспомнила Элейн. – Он же должен был прийти в раздевалку и пожелать тебе удачи, – слово "удачи" она произнесла с особенным нажимом.

У мисс Йелтон что-то екнуло в груди. Что, во имя господа, задумали эти три паршивки?

– Может, наша команда еще выиграет – не мытьем, так катаньем, – Сидни собиралась чихнуть, но передумала.

– Дэвид отличный полузащитник. Ему бы подрасти немножко – и был бы целый защитник, а так только половина, – пошутила Элейн.

– Да ну тебя, – Никель прижала палец к носу. – Ты вообще задумывалась о том, чтобы уехать из дома?

– Нет. Я всегда надеялась так достать родителей, чтобы уехали они.

Сидни выпрямилась и посерьезнела.

– Так, ладно. Поехали. Улыбаемся!

Сильвия Йелтон вывела сияющий кадиллак из-за ворот. Сначала они проехали вдоль трибун Северного Раннимида, где были встречены вежливыми приветствиями, но едва свернули на домашнюю сторону, как на них посыпались конфетти, приветствия, дикие выкрики и начался настоящий балаган.

– Вон, вон она – моя Никель! – вскочила на ноги Джулия.

– Моя племянничка! – пыталась перекричать ее Луиза.

– Вон стоит Дебби Браун на тонких ножках! И Арнольд Рейсман рядом с ней! Нет, я таки выпотрошу лягушку на биологии и подсуну ей в сумку! – прошипела Элейн.

– И стоит так напрягаться ради Арни, а? – отозвалась Никель, которая то грациозно помахивала зрителям, то прижимала руки в перчатках к груди.

– Она у меня тоже в черном списке, – проворчала Сидни.

– С чего это? Что она тебе сделала? – спросила Элейн.

– Оторвала от моей курсовой титульный лист и вписала туда свое имя. Как раз вчера, клянусь тебе.

– Минус два очка тонконогой Дебби, – Элейн тоже замахала, но потом вспомнила, что это прерогатива Никель.

Когда они благополучно заехали за стойки ворот на противоположном конце поля, мисс Йелтон облегченно выдохнула. Ничего не произошло. Трибуны окутала недоуменная тишина. Многие подростки подумали, что троица перетрусила и не захотела портить праздник Джулии и Луизе, которые наперебой упивались славой.

Дэвид Биттерс вприпрыжку выбежал на поле с командой серых. Он подошел вплотную к машине и что-то передал Никель. Это не укрылось от зоркого глаза мисс Йелтон, но она благоразумно рассудила, что ее работа выполнена, и удалилась от греха подальше.

Как только Сидни удостоверилась, что мисс Йелтон не может их услышать, она схватила Никель за руку.

– А ну, покажи!

На пальце Никель болтался ключ от "фольксвагена".

– Эй, а ты помнишь Жоржетту ДеПальмо с вусмерть залакированной прической? – невинно поинтересовалась Никель.

– Лазанью на ножках, что ли? – переспросила Элейн.

– Она вчера умерла от инфекции кожи головы, – продолжила Никель.

Жоржетта, конечно же, была жива-здорова и даже присутствовала на трибунах, хотя тем, кто хотел увидеть матч, нужно было садиться в трех рядах позади нее.

– Что они там делают? – Сидни, которую легко было отвлечь, выглянула из-под табло.

– Все еще ничья. Но третий период уже почти закончился. Готовы? – Элейн нацепила очки, чтобы разглядеть счет на табло на той стороне поля, потому что они стояли в аккурат под вторым табло и видеть его не могли.

Троица юркнула за раздевалку, где были припаркованы автомобили футболистов, и втиснулась в "фольксваген" Дэвида. Дверцы прищемили пышные платья, и теперь подолы белого, голубого и персикового цвета торчали снаружи.

– Так, все помнят, кто что делает? – спросила Сидни.

– Ага. Я должна сидеть на заднем сиденье и дудеть в дудку, – Элейн выудила из под сиденья припрятанную Дэвидом трубу.

– Поехали! – сердце Сидни заколотилось в бешеном ритме.

– Девчонки, нас за это отстранят от занятий на неделю минимум! – выдохнула Никель.

– Оно того стоит, – ответила Сидни. Маленькая машинка зачихала, закашляла, но завелась. Сидни вывела ее из-за ворот.

Синие как раз отдавали пас, мяч уже был в воздухе, и тут Сидни Голдштейн дала по газам. Три будущих выпускницы с ревом влетели на поле. Принимающий игрок команды Северного Раннимида не мог поверить своим глазам. Мяч, словно в замедленной съемке, подлетел к нему по идеальной траектории и врезался бедняге прямо в лоб. Болельщики обеих команд взревели, при этом южная сторона трибун – от счастья, что их королева и ее свита не разочаровали своих поклонников. У тренера Молтби душа в пятки ушла. У тренера северян, Макси Сасаду, в том же направлении ушло самообладание.

Никель выскочила наружу, подхватила все еще вертевшийся на земле мяч и молнией метнулась назад, в машину, оставив уже половину платья свисать из-под дверцы. Сидни нажала на газ, а Элейн задудела из открытого окна.

– В атаку!

Девчонки пронеслись от середины поля до самих ворот и заработали тачдаун. Цифры на табло изменились в пользу южан. Макси Сасаду ухватил Молтби за грудки.

Машина не остановилась и укатила с поля – детишки прекрасно понимали, что не стоит задерживаться на месте преступления.

– Ее удочерили! Она мне не кровная родственница! Не настоящая племянница! Я ее вообще знать не знаю! – забулькала Луиза.

– Лисси, заткнись! – попыталась угомонить ее Джулия.

– Я говорила тебе,что нельзя было ее удочерять! Французские гены! Против них не попрешь!

– Заткнись, Луиза.

– Дикая. И все эти иностранцы тоже дикие. Это с кровью передается!

– Луиза! – Джулия дернула ее вниз, на сиденье. – Уймись!

Всю дорогу домой сестры спорили и ссорились.

Луиза недавно купила и постелила у себя в гостиной ковер от стенки до стенки и страшно им гордилась.

Когда они входили в гостиную, Луиза все еще мусолила прежнюю тему.

– Джулия, мы опозорены!

– Твоя Мейзи гоняет по всему городу в ковбойском костюме. Оставь Никель в покое.

– В покое? Да они же могли запросто кого-нибудь задавить!

– Сидни Голдштейн отлично умеет водить.

– Вот что бывает, когда якшаешься с евреями. Пари держу, эта маленькая воображала все и устроила!

– Единственная разница между нами и евреями в том, – проинформировала сестру Джулия, – что у них подсвечники рассчитаны на большее количество свечек!

– Ты знала об этом безобразии?

– Нет.

– Она незаконнорожденная, и это само по себе плохо. А еще и ты на нее дурно влияешь! Она такая же противная, как ты была в молодости.

– А ты, конечно, была святой!

– Ты это сказала, не я, – Луиза просто подпрыгивала от распиравших ее чувств.

– Луиза, пойди, поставь кофе, – попытался отвлечь ее Перли.

– Нет!

– Ну тогда пойдем на кухню вместе, поможешь мне, – он подмигнул Чесси.

– Мужчины такие беспомощные! – подбоченилась Луиза, но на кухню пошла.

Громкое "Джулия!" застало ее у плиты. У Чесси были здоровые легкие.

Луиза вбежала в гостиную и увидела, как Джулия поправляет юбку, хватает Чесси за руку, поднимает его с места и поспешно тащит к выходу.

– А что это за лужа на моем новом ковре? – взорвалась Луиза.

– А сама догадайся, раз такая умная! – Джулия вылетела в дверь.

15 августа 1962 года

Розы вились по шпалерам, теплое солнце клонилось к западу. Кора вытащила кресло-качалку на порог и взирала на мир с высоты Бамблби Хилл. Она пристроила миску на коленях и принялась лущить горох. Ее старенькая полосатая кошка мирно дремала в тени крыльца.

Через неделю Никель должна была уехать в колледж. Кора была в восторге. Сама она даже читать не выучилась, а ее внучка собирается стать архитектором. Селеста отдельным пунктом в своем завещании упомянула Никель – девочку, которую ей так и не довелось увидеть. Если ребенок окажется способен поступить в Вассар, все расходы на обучение будут оплачены. У Никель были хорошие оценки, и в Вассар ее взяли, более того, администрация Вассара договорилась с Йельским университетом, что Никель будет изучать курс архитектуры там. Такие взаимные договоренности между женскими и мужскими колледжами заключались редко, но данный случай стал исключением.

Кора раскачивалась, чистила горох и бросала пустые стручки в плетеную корзину. Когда Никель выучится своему ремеслу, она сможет отремонтировать их старый дом. Кора представляла себе, что можно улучшить, что дополнить. Строить дома почти так же интересно, как растить детей.

Легенький ветерок раскачивал росшие в старой ванне рудбекии. Долина у подножия холма вся переливалась под солнечными лучами. Кора была старой, но в такие дни могла позабыть о том, что показывало зеркало и почувствовать себя так, словно ей снова семнадцать. Лето делало ее молодой. Она видела растущие плоды – и в ней крепла вера в труд, свой и людской. Слышала животных и птиц – и укреплялась в вере в Отца Небесного, как она про себя привыкла Его называть. Жизнь была сплошным волшебством.

Голубая сойка пролетела необычно низко, ругнулась на спящую кошку и упорхнула. Кора покачала головой и набрала новую пригоршню гороха. А потом что-то темное тряхнуло ее и заставило выронить горошины в миску. Еще один спазм, короткое удушье, и Кора прижала руку к сердцу, в котором угнездилась боль. Она понимала, что слишком стара и не выдержит приступа. Наконец, пришел и ее час. Она встала – как будто для того, чтобы поприветствовать гостя, но тяжело осела назад. Миска с горохом покатилась по нагретому солнцем порогу. Кошка вздрогнула, потянулась и потерлась о ногу Коры. Женщина тяжело задышала, потянулась вниз, чтобы погладить пушистую шерстку и услышала ободряющее мурлыканье. Тогда она вытянула вверх правую руку, словно хотела в последний раз коснуться солнца, и тихонько проговорила: "Спасибо тебе, Господи. Спасибо за все".

Через несколько недель после смерти Коры Джулия спросила у Чесси, не будет ли он против, если они переберутся жить в город. Она сказала, что Бамблби Хилл слишком крутой, а она уже не такая резвая пташка, какой была. На самом деле каждая комната была полна воспоминаниями. Джатс чувствовала, что ее окружают безутешные тени. Она не могла привыкнуть к тому, что входит в комнату, а ее мамы там нет. Теперь, когда Никель уехала в колледж, пустота стала еще более зияющей.

Чесси согласился, и Луиза с Джулией, которым дом теперь принадлежал напополам, сдали его внаем.

Луиза помогла Джулии упаковать вещи и переехать. Когда сестры уходили с Бамблби Хилл, Джулия старалась не разрыдаться.

– Луиза, мы теперь одни-одинешеньки.

– У меня есть ты, а у тебя – я, – Луиза обняла ее за талию и тихонько повела сестру к машине.

25 мая 1980 года

Орри Тадья места себе не находила. Ив Мост тоже из кожи готова была выпрыгнуть. Прошел слух, что сегодня для Луизы настал судный день, ну или что-то в этом роде. Орри не знала, что означает "что-то в этом роде", но ни за что не согласилась бы пропустить такую потеху. Джатс и Никель подготовились к их приезду. Луиза должна была явиться с документами на дом где-то в промежутке между полуднем и закатом.

– Великий день, – с улыбкой сказала Ив. Тайное знание переполняло и радовало ее.

Орри, принарядившаяся по случаю в бриджи, холщовую блузку и нацепившая гору украшений, завела светскую беседу.

– Никель, так сколько тебе теперь лет?

– Тридцать пять, но я уже большая для своего возраста.

Джатс суетилась над своими двумя гостьями, пытаясь устроить их поудобнее.

– Джулия, сядь. Носишься, как помело, – скомандовала Ив.

– Погоди минутку, надо чипсы принести, – она шмыгнула в кухню и вернулась с тремя разными пачками картофельных чипсов. – Вот, трескайте.

– Скажи, а ведь примерно в эту пору с Мейзи приключилось несчастье в семьдесят пятом? – поинтересовалась Орри.

– Да, думаю да, – ответила ей Джулия.

– Никто так и не знает, был это несчастный случай или нет, – Ив вдруг осеклась. Они с Джулией бессчетное количество раз обсуждали это между собой, но никогда – с Орри.

– А что уж точно странно, так это то, что она позвонила тете Луизе и пропела "Счастливого тебе пути" перед тем, как спустить курок, – подлила масла в огонь Никель.

– У Мейзи давно с головой не в порядке было, – Джулия решила увести разговор в сторону от больной темы, – врач считает, она думала, что это был игрушечный пистолет. Бедняжка.

– Бедняжка, – согласилась Орри, довольная, что ей удалось выудить информацию и у Джулии, и у Ив.

– В этом городе все все знают, – Никель закинула ногу за ногу.

– Святая правда, – улыбка Орри смахивала на трещину в старой штукатурке.

– Как твоя машина? – поинтересовалась Ив. Любое упоминание о новой машине заставляло Джатс радоваться, как ребенка.

– Работает как часы. Я так рада, что Никель ее мне купила. Та, старая, была уже совсем рухлядью. Всякий раз, когда я привозила ее в ремонт, на меня смотрели так, будто я Али-баба и сорок разбойников.

Шум голосов заглушил шаги Луизы. Дверь отворилась,и она шагнула в дом.

– Что это у вас здесь? Собрание?

По такому случаю она вырядилась в боевую форму одежды, приколов к платью все медали, которыми ее наградили "Католические дочери Америки".

– Луиза, у тебя левая сиська скоро отвалится, вон сколько медалек ты на нее понацепляла, – Джулия придвинула негодующей Луизе стул. – Да ладно, не кипятись ты так! Это была честная борьба.

– Честная? – фыркнула Луиза. – Ладно, я думаю, так будет правильно, – она рывком выдернула бумаги из сумочки. – Почти все из тех, кого мы знали, ушли в лучший мир. Пора дать дорогу новому поколению.

Джулия протянула сестре ручку.

– У меня своя, спасибо, – Луиза вытащила из сумочки шариковую ручку.

– Если вы не против, я бы предложила использовать мой "Монблан". Это счастливая ручка, – сказала Никель.

– Да пожалуйста, – Луиза сложила руки на коленях. Никель пошла в спальню за ручкой, а Луиза добавила: – Интересно мне, кто же ты на самом деле такая?

Джулия знала эту теорию своей сестры наизусть. "Никель наша и в то же время не наша". Бывали времена, когда ей хотелось за это Луизу придушить. Но сегодня она была в слишком хорошем настроении, чтобы отвлекаться на эти бредни.

– Может, она Джек Бенни[111]111
  Джек Бенни (1894 – 1974) – американский комик, актёр радио, кино и телевидения, скрипач. Считается ведущим американским конферансье XX века. Самый известный персонаж Бенни – прижимистый скрипач, плохо владеющий инструментом. Независимо от возраста самого Бенни, его персонажу всегда было 39 лет. Бенни был известен выдающимся чувством момента и способностью вызвать смех многозначительной паузой или коротким выражением, как например его фирменное восклицание “Well!”. Его радио– и телепередачи, пользовавшиеся популярностью с 1930 по 1960 годы, оказали сильное влияние на жанр ситкома.
  Актер Альфред Хоторн Хилл взял себе псевдоним “Бенни Хилл” в честь Джека Бенни.


[Закрыть]? В конце концов, мы никогда не видели их вместе.

– Вот, – Никель вернулась и протянула ручку Луизе.

Луиза не торопилась подписывать документы, по которым дом переходил во владение Никель. Молодая женщина ждала с чековой книжкой в руке.

– У меня сегодня все так и ломит, так и болит, – проворчала Луиза в надежде замедлить процесс.

– Старость не радость, – посочувствовала Орри.

– Фанни Джамп Крейгтон дожила до ста лет и скончалась во сне в тысяча девятьсот семьдесят седьмом. Прожила жизнь на полную. Посмотрим, смогу ли я побить ее рекорд, – нараспев произнесла Джулия.

– Давай, мам, – рассмеялась Никель. – Старость точно не радость, но и в моем возрасте проблем хватает.

– Это каких? – Ив заинтересованно наклонилась вперед.

– Ну, одну мою подругу так занесло на почве движения за естественные роды, что она приготовила жаркое из собственной плаценты, – доверительным шепотом сообщила Никель.

Орри Тадья решила, что ей нужно почаще разговаривать с Никель, раз она обладает такими пикантными сведениями.

Луиза величественно и неторопливо поднялась и прошествовала на кухню. Там она уселась и разложила перед собой бумаги. Остальные чуть не застряли в дверном проеме, когда дружно ринулись за ней.

– Никель, – прочувствованно произнесла Луиза, – надеюсь, ты справишься. До сих пор у тебя это получалось.

– Я всю жизнь пытаюсь совместить несовместимое, – от души улыбнулась Никель.