Текст книги "Одного поля ягоды (ЛП)"

Автор книги: Рита Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Ничего.

Пошарила под подушками и в наволочках.

Ничего.

Заглянула под кровать.

Ничего.

Тогда она засунула руку под матрас, по самое плечо – и наткнулась на что-то, но явно не на письма. Потянулась, подцепила эту штуку указательным и средним пальцами – и потащила наружу.

На ощупь это было похоже на журнал...

Ив потрясенно уставилась на обложку. В руках у нее оказался образчик самой настоящей порнографии. Окрыленная успехом, она снова сунула руку под матрас, провела вдоль него и откопала еще два журнала. Потом переползла на другую сторону кровати, повторила манипуляцию – и напала на золотую жилу!

Заскучавшая на своем посту Джулия проделала то, что в таких случаях делают дети – она стала бормотать, напевать и глазеть на дорогу. А напевала она лимерики, и ее любимым был такой:

 
Нимфоманиакальная Джилли
Развлекалась с шашкой тротила.
Отыскалась вагина в Северной Каролине,
Ну а сиськи где-то в Бразилии.
 

И едва она спела про сиськи, как заметила на машине, катившей вниз по улице, номера Луизы. Сестра проскочила мимо нее. Джатс лихорадочно принялась обшаривать карманы в поисках десятицентовика. Нашла.

Они с Ив договорились, что сигналом тревоги станут два звонка. Услышав их, Ив поймет, что пора сматываться. Джулия нервно набрала номер. Один гудок, второй... Ив подняла трубку.

– Алло.

– Придурочная! Ты зачем к телефону подошла?

– Ой, я забыла...

– Луиза просочилась мимо меня. Давай, выметайся оттуда!

– Джулия, ты должна была ее заметить!

– Да знаю я, но ты же знаешь Луизу! Она ушлая. Давай скорее!

Ив схватила найденный компромат. Когда она выскакивала через заднюю дверь, привязанная к ее попе подушка сползла. Часть пути она болталась у нее в районе колен, а у кустов и вовсе выпала. Ив была настолько напугана, что одним духом пролетела через четыре задних двора. Потом остановилась, содрала с ног злополучные босоножки и побежала к дому Джулии.

Джулия тоже засеменила домой.

– Ну что, нашла? – спросила Джулия, еще не успев закрыть за собой дверь.

– Нет.

– Черт!

– Я нашла кое-что получше! – Ив прижала к груди драгоценный груз.

– Что?

– Ты только посмотри! – Ив протянула ей журнал.

Незнакомая с подобного рода печатной продукцией Джулия с отсутствующим видом перевернула несколько страниц, и тут до нее дошло.

– Во имя господа, что это?

– Мам, с тобой все хорошо? – окликнула ее их своей комнаты Никки.

Джулия зажала ладошкой рот и спрятала журнал за спину.

– Да... да! Спи себе.

– Ну разве я не молодец? – улыбнулась Ив, явно восхищенная собственными талантами.

– Да тебе медаль полагается, не меньше! Скажи, а "Оскары" случайно не вручают за обнаружение развратной литературы?

– Нет.

Джулия отвела журнал на расстояние вытянутой руки и медленно перелистала. Ив прикрыла глаза, но все равно подглядывала сквозь пальцы. Фотографии были совершенно непотребными. Через пару минут позора они бросили это дело и уселись рядышком, чтобы обсудить содержание полученных улик.

– И это моя сестра, которая, если берется почесать собственную голову, всегда осторожничает, чтобы не наколоться на терновый венец! Ну теперь я ее к ногтю прижму!

– Я в жизни бы не подумала, что Луиза на такое поведется! Ты можешь в это поверить?

– Я во что хочешь могу поверить. Ха! Едва эта новость разойдется, на Луизу даже распоследняя муха больше не сядет!

– Если она отстанет от Никель, ты же никому не скажешь?

Джулия мгновение помолчала.

– Нет, не скажу, но какое же это испытание для моей силы воли!

Никель, которую раньше обычного времени разбудило истеричное веселье в кухне, потопала в ванную и по дороге заметила Ив и Джулию в их маскарадных костюмах.

– Вы чего?

– Иди, иди в душ.

– Вы что это затеяли?

Ив с Джатс прикрыли журналы, но несколько уголков все же торчали наружу.

– Не твоего ума дело. Иди, купайся. У нас тут взрослые дела, – велела Джатс.

Полусонная Никель тряхнула темноволосой головой и прикрыла за собой дверь душа. Едва шуршание зубной щетки достигло кухни, журналы снова подверглись тщательному изучению.

– Глянь на это! – Ив ткнула пальцем в интересненькую позицию.

– Люди должны быть резиновыми, чтобы такое вытворять.

– Ты Луизе-то звонить собираешься?

– Нет. Ой, ты вот сюда посмотри!

– Как думаешь, Луиза что-то такое пробовала?

Джулия сорвала с головы свой ведьминский парик, в нем становилось жарковато.

– С кем это, интересно, она могла такое пробовать?

– Ну давай подумаем... Кто у нас еще жив и холостой?

– Холостой, – фыркнула Джулия. – Ты говоришь о ней, как о порядочной женщине!

Ив оправилась от первоначального шока и взяла себя в руки.

– Мне кажется, после того как я увидела вот это вот все, я уже чему угодно поверю.

– А я все равно считаю, что у нее был роман перед войной.

– Перед какой войной? Их столько было... – вздохнула Ив.

– Перед второй.

– Да какая разница? Наш компромат круче!

– Да просто мне покоя не дает мысль, что Луиза меня обскакала. Может, я что-то упустила в жизни.

– Ты никогда не изменяла Чесси?

Сама мысль настолько изумила Джулию, что она заморгала и осеклась.

– Нет, а зачем бы я стала это делать?

– Многие делают... – беззаботно сболтнула Ив.

– Ив?

– Не твое дело.

– Ив!

– Никогда и ни за что.

– Ив...

– Нет!

– Эвелин Мост, не ври мне! Ты знаешь, что врать ты совсем не умеешь!

– Ничего такого я не делала, что ты там себе вообразила.

– Ив!

– Один разок.

– Так я и знала! – Джулия хлопнула в ладоши.

– Ой, замолчи уже.

– С кем?

– Ты его не знаешь. Он из Балтимора.

– Расскажи мне все. Во всех подробностях!

– Да не особо хочется, знаешь.

– Да почему не рассказать, если это было здорово?

– Это было здорово, пока не стало делаться серьезным. Такие вещи очень трудно оставить... – Ив на минутку задумалась, – легкими.

– Хмм... А Лайонеллу ты рассказала?

– Нет, конечно! Ты думаешь, я совсем тупая?

– А я никогда ничего такого не делала, – пригорюнилась Джулия. – А теперь уже слишком поздно.

– Никель оторвалась и за тебя, – рассмеялась Ив.

– Она угомонилась, едва ей стукнуло тридцать, – торжественно заверила Джулия свою разукрашенную подружку.

– Вот с ней и поговори.

– Она еще хуже, чем ты. Из этого ребенка клещами слова не вытянешь. Она всегда такая была, с самого детства. Задумает что-то и только глазами поглядывает. Никогда не сдается и никогда ничего не рассказывает.

Ив вздохнула.

– Жалость какая. Иногда нужно и вживую посплетничать, не все же глядеть на эту напечатанную дрянь.

Джулия пролистала другой трофей.

– Может, он и напечатанный, но это лучше, чем ничего.

– Ну, так что ты теперь собираешься делать, Джатс?

– Снимай с себя все это барахло. Жарко уже.

– Нет, я имею в виду – что ты будешь делать с этими журналами?

– Ничего.

– Ничего?

– Луиза обнаружит, что они пропали, а дальше появится здесь сама или зашлет на разведку Орри.

– Вот здорово будет! – потерла ладошки Ив.

Джулия снова уселась и скрестила руки на груди.

– А мы посидим и подождем.

– Пока гора придет к Магомету.

– Господи Исусе, Ив, хватит с меня уже этой религии!

2 февраля 1937 года

Фанни нервно мерила шагами зал ожидания. Поезд Селесты опаздывал.

Как обычно, после Рождества она уплыла в Европу, но на этот раз не за развлечениями и забавами. В этот раз она отправилась туда, чтобы разыскать Фейри. Ни Фанни, ни Селеста не получали от нее никаких известий вот уже добрых четыре месяца. Как бы ни была занята их старая товарка, она всегда находила время, чтобы написать им хотя бы раз в месяц.

Каждую неделю Фанни получала от Селесты телеграммы: "Глухо", "Слабый след", "Дрянь" и, наконец – "Возвращаюсь домой 2 февраля в 4.02 пополудни". Фанни не поняла, что означало послание про дрянь, но теперь-то Селеста ей все расскажет.

Когда они впервые всерьез обеспокоились судьбой Фейри, то обратились в консульство, но получили всего лишь уклончивые и расплывчатые отписки. Кертис связался со своими деловыми партнерами в Берлине. Те посоветовали ему не поднимать шум и оставить все как есть. В отчаянии Селеста отправилась в Вашингтон, чтобы переговорить со старым командиром Споттисвуда, который к этому времени уже был генералом.

Тот отметил ее семейное сходство с Чальфонте и напрямую сказал, что сейчас в Германии правят бал национал-социалисты и, учитывая политические взгляды Фейри, ее либо депортируют, либо казнят. Потрясенная Селеста вернулась домой. Фанни выслушала эти предположения и побледнела. Она загорелась идеей отправиться в Германию вместе с Селестой, но та ей запретила. Отсутствие у Фанни денег не могло служить оправданием, потому что Селеста дала бы их ей, но она посчитала, что достаточно будет, если опасности подвергнется одна из них.

В зале ожидания было чертовски холодно, а деревянные лавки нельзя было назвать удобными. Фанни чувствовала, как в ее голове вскипает мозг. Она опасалась, что расплачется или начнет кричать. Напряжение, неизвестность, чувство беспомощности – все это было куда хуже, чем смертный приговор. Сэм Реншоу, кассир, и Пейшенс Хорни несколько раз пытались отвлечь ее. Еще несколько раннимидцев болтали. Все, что Фанни могла сделать – это сдерживаться и пытаться не потерять лицо.

Голубоватый отблеск на рельсах возвестил о прибытии поезда. Фанни выскочила на платформу и поежилась. Еще пять минут – и поезд, наконец, полностью въехал на станцию. Фанни подумала, что это были самые долгие пять минут в ее жизни. За несколько вагонов от нее на перрон ступила знакомая, прямая фигура.

– Селеста! Ох, Селеста, как же я рада тебя видеть! – Фанни обняла ее изо всех сил.

– Я думала, я уже никогда тебя не увижу, – Селеста склонила голову ей на плечо.

– Дорогая, позволь мне увести тебя с холода, – Фанни подхватила одну из сумок и повела Селесту к вокзалу. Она понимала, что не сможет вести машину, пока не узнает главного.

– Ты нашла Фейри?

– Ни малейшего следа. – По щеке Селесты скатилась слеза.

Фанни ужаснулась. За все годы их дружбы, больше чем за полвека, она ни разу не видела Селесту плачущей.

– Милая моя, дорогая, солнышко... Как тебе помочь?

Сильная рука Селесты сжала ее плечо.

– Ничего не нужно. Со мной все в порядке.

– Но боже мой, что случилось?

– Везде и всюду, где я бы я ни оказывалась, люди, точно знавшие Фейри и Гюнтера, делали вид, что они впервые о них слышат. Коммунистические организации давно разгромлены.

– А как же наши дипломаты?

– Посольство? Оно годно только на то, чтобы лизать нацистам задницы.

– О господи... – у Фанни задрожал подбородок.

– Ты не представляешь, во что превратилась Германия, Фанни. Это просто невозможно представить. Избрание Гитлера можно сравнить только с тем, как если бы тебе от простой простуды в качестве лекарства прописали самоубийство.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что улицы чисты, дороги великолепны, но люди словно в трансе, как под гипнозом. На это страшно смотреть.

– Там что, сразу стреляют?

– Нет. Колбаски вкусны, женщины прекрасны – ты же знаешь, я люблю немок. Все в полном порядке. Никакого насилия. Но что-то ужасное снует под поверхностью. И что бы это ни было, оно забрало нашу Фейри.

– Не говори так, Селеста, пожалуйста, не надо! – Фанни прикрыла глаза рукой.

– Я не знаю, что сказать. И я больше не знаю, что делать.

– Ты думаешь... она мертва? – слезы текли по скуластому лицу Фанни.

– Я не знаю. Я даже давала взятки. Но все, что мне удалось выяснить, это то, что в одну из ночей соседи слышали, как к дому подъехала полиция. Я зашла настолько далеко, что обратилась в официальные органы и потребовала предоставить мне информацию.

– И что?!

– Чиновники были уклончивы, вежливы и непроницаемы.

– Нельзя нам было ее отпускать! – в отчаянии воскликнула Фанни.

– Нет. Она была вправе поехать. Если она погибла, то погибла за то, во что верила. И в этом куда больше достоинства, чем будет у большинства из нас, когда книга нашей жизни подойдет к концу.

– Не могу об этом думать, невыносимо! – Фанни старалась плакать так тихо, как только могла.

– Боюсь я, что Фейри Тетчер исчезла с лица земли, – сказала Селеста.

Сэм Реншоу и Пейшенс подошли, чтобы помочь старым подругам. Услыхав об исчезновении Фейри они тоже помрачнели и умолкли.

– Кора у меня?

– Трудится изо всех сил. Она так обрадовалась, когда узнала, что ты возвращаешься домой раньше, чем собиралась, – ответила Фанни.

– Отвези меня домой. Я хочу видеть Кору. Она единственная на этом свете, кто даст мне почувствовать себя так, словно я только что не вернулась из зазеркалья.

Кора увидела подъезжавшую машину и выскочила на лютый холод в развевающемся фартуке. Селеста бросилась в ее объятия и разрыдалась. Фанни шла позади, и слезы на ее лице почти превратились в лед. Оказавшись в доме, Кора как могла, в промежутках между всхлипываниями, выспросила, что же произошло, и сама негромко расплакалась. Три женщины обнялись и зарыдали вместе.

– Я понимаю, какая политика за этим стоит. Понимаю, – Селеста утерла слезы. – Но помимо этого все остальное не имеет смысла. Фейри была такой доброй, такой веселой. Кто посмел бы ее обидеть? Зачем?

– Должна быть какая-то причина, – Фанни попыталась успокоиться и призвать на помощь логику.

– Да какие уж там причины! – Кора взяла их за руки. – То, что большинство людей творит с собственными жизнями, не говоря уже о чужих, никакими причинами не объяснить.

20 апреля 1937 года

После серьезного сопротивления Мейзи и Мери наконец уснули. Луиза побрела в свою маленькую спальню, но обнаружила там Перли. Тот шарил по ящичкам комода в поисках румян. Это могло означать только одно.

Как и многие католички до нее, Луиза беспокоилась о сексе. Все добрачные "нет" должны были обернуться одним большим и счастливым "да", но Луиза этой счастливой стадии так никогда и не достигла. Она задавалась вопросом, а не мог бы Перли как-нибудь любить ее без этого рода действий? Втайне она была уверена, что мужчинам от женщин только это и нужно, и румяна только укрепили ее убежденность. Если Перли ее любил, искренне любил, то зачем ему понадобилось улучшать ее тело?

Она села на кровать, смертельно уставшая от возни с детьми.

– Ты знаешь, о чем меня сегодня спросила Мейзи?

– Нет. – Перли подбирал нужный оттенок.

– Она меня спросила, кого я больше люблю, Мери или ее. Я сказала, что люблю обеих одинаково. А она ответила: "Ну, я не хочу быть одинаковой с Мери, так что можешь любить меня немножко меньше".

– Ох уж эти двое, – Перли держал в одной руке розовую баночку, а в другой темно-красную и внимательно их рассматривал.

– Орри с Ноем едут на машине в Блу Ридж на эти выходные, – Луиза прикинула, не стоит ли отвлечь его – может, уснет. Иногда у него глаза закрывались на середине рассказа, и он задремывал. – Я спросила у Рамелль, становится ли легче растить детей, когда они подрастают. Спотти сейчас семнадцать, так что девять и одиннадцать она уже пережила.

– А мне все кажется, что наши девочки еще маленькие. Как же быстро они растут! – Перли выбрал темно-красную.

– Рамелль говорит, что легче не делается. Делается по-другому. Разве Спотти не красавица? Она умоляет своего отца разрешить ей сниматься в кино.

– Она красотка.

– А он не хочет для нее такой судьбы. Нездоровая это жизнь. В конце концов погляди на Фэтти Арбакла[82]82
  Роско Конклинг “Толстяк” Арбакл (англ. Roscoe Conkling «Fatty» Arbuckle, 1887 – 1933) – американский актёр немого кино, комик, режиссёр и сценарист. Был одним из самых популярных актёров немого кино в 1910-х и вскоре стал одним из самых высокооплачиваемых актёров в Голливуде. В сентябре 1921 г. во время уикенда в честь празднования Дня труда, актриса Вирджиния Рапп (которую Арбакл знал в течение 5-6 лет) заболела и умерла четыре дня спустя в госпитале. Вскоре Роско обвинили в изнасиловании и непреднамеренном убийстве Рапп, придав этому широкую огласку. Фильмы Роско были запрещены, его карьера угасла, а он сам был публично унижен.
  Хотя суд присяжных его оправдал и актёр получил письменное извинение, и запрет на его фильмы был снят, скандал всё же затмил все его достижения в кино в качестве одного из новаторов в кинокомедии. В 1932 г. состоялось его коротковременное, но успешное возвращение в кино, которым он наслаждался до своей смерти в 1933 г.


[Закрыть] – до чего он дошел! А ты знал, что Мейбл Норман[83]83
  Мэйбл Норманд (англ. Mabel Normand, 1892 – 1930) – американская комедийная актриса немого кино, а также сценарист, продюсер и режиссёр. Мэйбл достигла большой популярности на студии Мака Саннета «Keystone Studios», а на пике своей карьеры в конце 1910-х и начале 1920-х годов она также была владелицей собственной киностудии.
  В 1920-х годах её имя фигурировало в деле об убийстве актёра Уильяма Дезмонда Тейлора. Этот скандал, а также заболевание актрисы туберкулёзом способствовали закату её кинокарьеры в конце 1920-х годов.


[Закрыть], она мне в молодости еще так нравилась, ты знал, что она наркоманка?

– Нет, Луиза. Не могу сказать, что я об этом знал.

– Погоди, я тебе еще про Гарбо расскажу...

– Она тоже наркоманка?

– Нет, но...

– Луиза, мне эта Гарбо без разницы. Меня интересуешь ты, – он протянул ей баночку с румянами.

– Я устала.

– Ну давай, милая. Уже почти две недели прошло.

– А, вот как раз ты мне напомнил – я недели две назад купила Мери свитер, и у него уже дыра на рукаве! Она хочет новый. Еще чего! Я так ей сказала: раз купили, как хочешь, так его и носи, а нового не предвидится!

Он вздохнул. Осада будет долгой. Перли понять не мог, почему это дело так нравится ему и совершенно не нравится его жене. Поскольку красиво говорить он не умел, секс был для него чуть ли не единственным способом выразить свою любовь. А то, что его воображение ограничивалось только физическими областями, нельзя было поставить в вину ему одному.

– Ой, совсем забыла тебе рассказать! Джулия с Чесси перекрывают досками земляной пол в маминой кладовой. Разве не замечательно? А по хорошей погоде Чесси взбирается на крышу и меняет прохудившуюся черепицу. Я так думаю, Джатс на месте не усидит и полезет на крышу вслед за ним. Эта девочка никогда не умела себя прилично вести!

– Это вроде как здорово, что они все делают вместе.

– Да он с ней даже стирает! Я считаю, это неправильно. Мужчины делают мужскую работу, а женщины – женскую. Кто может предугадать, куда покатится мир, если все перемешается? Я в том смысле, как люди будут отличать, кто есть кто?

– У Джатс и Чесси с этим никаких проблем нет, – Перли в надежде положил руки Луизе на плечи.

Она предпочла этого не замечать.

– А я говорю – так неправильно! Все эти новомодные штучки! И они не ходят в церковь, а это страшный грех. Господь не благословит подобный брак.

– Сдается мне, Господь им частенько усмехается.

– Это все снаружи. А внутри они страдают, поклясться могу! – слово "страдают" вышло у Луизы раскатисто.

– Они счастливы, как и твоя мать. Разве сама не видишь? Ты, Луиза, что-то не то говоришь.

– Да ты что? Женат на мне все это время – и вот, значит, как ты обо мне думаешь?

Перли утратил свой последний шанс. Эта свара так быстро не кончится.

– Ну так я очень рада, что выяснила это, Перли Трамбулл! – она не давала ему и слова вставить.

– Да я не то имел в виду!

– Нет, то! Ты меня совсем не любишь!

– Все эти годы вместе – и я тебя не люблю? – он начал злиться.

– Видишь, тебе плевать! Ты даже не помнишь, сколько точно лет!

– Мы поженились после войны...

– Видишь, видишь, вот все вы одинаковые! Мужчины только об одном и думают!

– Чего? – мысли Перли в этот момент были далеки от мыслей Луизы. – О чем это, об одном?

– Сам знаешь о чем! – она пихнула баночку с румянами, стоявшую на покрывале.

– Луиза, так это обычное дело. На то люди и женятся.

– Ха! Да для этого даже жениться не обязательно. Посмотри вон на Рамелль с Кертисом или на ту же Рамелль с Селестой. Какая деградация!

Перли не был человеком с развитой системой предубеждений. Для него не составляло особой разницы, была Рамелль замужем за Кертисом или занималась любовью с Селестой. У Рамелль была своя жизнь, а он пытался жить своей.

– Всего пять минут назад ты хорошо отзывалась о Рамелль Боумен.

– Она хорошая женщина, очень красивая женщина.

– Так чего ж ты обзываешь ее деградицией... деградацией?

– Она нарушает закон Божий! Можно быть славным человеком, но в то же время оскорблять Бога, – Луиза окунулась в свою стихию. – Взять, к примеру, евреев. Аза Блейхродер хороший человек, но он происходит из народа, убившего нашего милостивого Господа. И если он не воспримет Иисуса, он все равно отправится в ад!

– Я в это не верю. Хорошее всегда остается хорошим. А в какую церковь они ходят – это без разницы.

– Аза не ходит в церковь! Он ходит в храм и носит кипу![84]84
  Ермолка или кипа – традиционный еврейский мужской головной убор. У христиан мужчина оказывает уважение Богу, снимая головной убор, у иудеев – нося его. Вместе с тем ношение ермолки является обычаем, но не законом: нигде в Торе или Талмуде евреям не предписывается обязательно покрывать голову. Ортодоксальные евреи носят кипу всегда, консерваторы – в синагоге и во время еды. Реформистский иудаизм считает ношение кипы необязательным.


[Закрыть]

– Ну, так ты же носишь шляпку, когда идешь в церковь?

– Это совсем другое. Я же женщина.

– Луиза, я не понимаю, о чем ты, – Перли, после стольких лет, наконец-то стал заводиться.

– Не понимаешь! Да за кого же я вышла замуж – за язычника? Об этом всем говорится в Библии, если ты дашь себе труд ее прочесть!

– В Библии сказано носить шляпку? Вот дерьмо!

– Перли! Я собираюсь поговорить о тебе с отцом Дэном!

– Можешь не беспокоиться!

– Ты нуждаешься в исцелении христианством.

– Я нуждаюсь в своей жене!

– Ну вот, видишь, вам, мужикам только одно и нужно! – какое наслаждение, когда ты думал о человеке плохо и оказался прав.

– Меня достали эти увертки! Я твой муж, и мне не нужны лекции о Боге! Я повстречал много людей, пока служил в армии. Христиане, евреи и даже люди из других стран с другими религиями – все они умирают одинаково, Луиза!

– Да, но одни возносятся в рай, а другие попадают в ад!

– Ну так можешь прямиком в ад и отправляться! – он выскочил из комнаты, прихватив с собой уязвленное самолюбие и уязвленную мужскую гордость.

– Ты куда это собрался? – Луиза побежала за ним вслед.

– Воздухом свежим подышать. Я здесь задыхаюсь!

– А ну вернись, Перли Трамбулл! Вернись сейчас же!

Он даже ухом не повел, только захлопнул за собой дверцу старенького рабочего грузовичка с радужного цвета надписью "Трамбулл" по борту. Когда Перли отъезжал от дома, Луиза в ярости запустила по машине баночкой с румянами, и они растеклись по дверце.

К одиннадцати вечера, когда прошло уже три часа, а Перли домой так и не вернулся, Луиза проглотила собственную гордость и позвонила Джулии. Трубку подняла Кора.

– Мама, ты почему не спишь? Поздно уже.

Кора рассмеялась.

– А ты почему так поздно звонишь?

– Хочу поговорить с Джатс.

– А мать для тебя недостаточно хороша, да?

– Нет, но я вспомнила, что мне нужно кое-что сказать Джулии, пока она завтра не ушла на работу.

– Ладно, солнышко, но ты хоть приходи поглядеть на новый замечательный пол, который они для меня тут положили.

– Приду обязательно.

Кора позвала Джулию и та неторопливо спустилась по ступенькам.

– Джулия?

– Да, привет, Лисси, что там у тебя?

– Меня Перли бросил!

– Что? – Джулия протерла глаза. Кора стояла рядом, и Джатс просто пожала плечами. Кора села и стала ждать. Она знала своих дочек.

– Он укатил на машине в ночь.

– Вернется утром.

– Не знаю... Он был такой злой.

– Перли? – Джулия с трудом могла в это поверить.

– Да, он наговорил мне нехороших вещей.

– Я уверена, что ты наговорила ему нехороших вещей в ответ.

– Сейчас не время умничать, Джулия Эллен. Мне нужно сочувствие, а не умничанье.

– Так а что я могу сделать?

– Одолжи мне Чесси.

– Чего? – Джулия покрутила пальцем у виска, показывая что, похоже, ее сестра совсем рехнулась. Это представление не было в новинку для Коры, которая много раз слышала подобное от раздраженной Джулии. Так что она прикрыла рот рукой, чтобы спрятать улыбку.

– Одолжи мне Чесси.

– Это еще с какой радости, Луиза?

– Чтобы он поехал и нашел Перли.

– Да подожди, приползет твой Перли домой.

– Я волнуюсь. А если он разобьется?

– Ему тридцать семь лет. Мужчина в таком возрасте может позаботиться о себе.

– Вот тут ты ошибаешься. Не может он о себе позаботиться. Ты прекрасно знаешь, как и я, что мужчины ничего не могут сделать сами. Сначала о них заботятся их мамы, а потом – жены. Перли сам даже сдачу отсчитать не способен.

– Ну не беспомощный же он.

– О да, еще какой беспомощный! Я за ним замужем – кому и знать, как не мне.

Джулия понимала, что за всеми этими спорами Луиза сильно потрясена.

– Чесси уже лег. Давай я пойду и попрошу его, а ты пока с мамой поговори, – она протянула трубку матери и поскакала наверх по лестнице, перепрыгивая по две ступеньки за раз. Через пару минут она вернулась и взяла у Коры телефон.

– Он говорит, что пойдет поищет его, а ты чтобы не волновалась. Скорее всего, он засел в одном из баров.

– Черт бы побрал Рузвельта за отмену сухого закона!

– Господи, Луиза, да какая разница?

– Скажи Чесси, пусть приведет Перли домой. Слышишь?

– Слышу. Не беспокойся, – Джулия повесила трубку.

– Не могу припомнить, ссорились эти двое по-настоящему или нет?

– Я тоже, мам. Не думаю, что Луиза дает ему хоть слово вставить.

– Ну... – Кора не хотела встревать в эти распри до тех пор, пока это не станет необходимо.

– Луиза так и не поняла – важно не только то, что ты говоришь, важно еще и как.

Чесси поехал прямиком в "Сан Суси". Фанни сказала ему, что Перли заходил и выпил чуть ли не ведро. Она очень удивилась, увидев его – он никогда не засиживался в таких местах. Чесси поблагодарил ее и решил прочесать все кварталы города, как на северной, так и на южной стороне. Перли нигде не было видно. Тогда Чесси призвал на помощь логику и решил проехаться по окрестностям, делая все более широкие круги. Если он не отыщет Перли в Хановере к северу или в Вестминстере к югу, тогда уже начнет беспокоиться.

Примерно через десять минут на северных холмах у военного завода Райфов он заметил грузовичок Перли, стоявший перед маслобойней Грина. Старый Грин полагал, что огромная фигура коровы на лужайке перед фермой послужит хорошей рекламой его продуктам. Там и обнаружился Перли – пьяный в стельку, он раскрашивал коровье вымя в ярко-красный цвет. Чесси подкатил к нему на холостом ходу, заглушил двигатель и вышел из машины.

– Чесси!!!

– Тихо, тихо.

– Ты чего делаешь?

– Тебя ищу, приятель.

Перли хихикнул.

– Луизу чуть удар не хватил, она в страшном горе.

– Хе-хе-хе, – Перли понравилась эта новость.

– Пойдем, дружище. Давай, собирайся, а то Грин тебя сам разукрасит.

– Погоди минутку. Последний штрих... вот на этом соске, вот здесь...

– Ладно.

– Красиво, да?

Чесси решил согласиться.

– Безумно красиво.

– Луиза меня не ценит. Не нравится ей мое художество.

– Давай лучше дома об этом поговорим.

– Нет. Я туда больше не вернусь.

– Ну, давай хоть отсюда уедем.

– А не хочешь подняться на вершину холма? Оттуда мы весь Раннимид сможем увидать! – Перли бросил банку с краской и кисть и устремился к грузовичку.

Чесси собрал пожитки Перли, сложил их в кузов машины и попутно сообразил, что нельзя позволить Перли садиться за руль в таком состоянии. Если они оставят грузовик здесь, Грин непременно догадается, кто разукрасил его огромную дорогую корову. Но лучше пусть старик впадет в ярость, чем Перли разобьется насмерть. Он отогнал грузовичок на несколько ярдов вверх по дороге и аккуратно припарковал его под большим каштаном. Перли стоял пошатываясь и наблюдал. Чесси усадил его на переднее сиденье своего "Доджа"

– Перли, если тебе надо проблеваться, скажи мне. Я не хочу, чтоб ты провонял мне всю машину.

– Ага, ага, – Перли опустил голову на спинку сиденья.

– Вот тебе твой холм. Из машины сам выйдешь?

– Ага, ага, – пробормотал Перли.

– Давай здесь посидим.

– Я больше никогда не вернусь к Луизе.

– Да все время от времени ссорятся.

– А вы с Джулией?

– Да видел бы ты нас совсем недавно! Она заперлась в спальне, и мне пришлось писать ей записки и совать их под дверь.

– Правду говоришь?

– А то.

– Ну вы же помирились...

– Джулия мне лучший друг, – сказал Чесси и осекся, чтобы не начать восхвалять свою Джулию Эллен. От этого Перли только хуже бы стало.

– Из Луизы друг никакой. Она говорит, всем мужикам только одно нужно, – Перли говорил немного невнятно.

– Глядя на поступки некоторых мужчин, мы не можем обвинять женщин в том, что они так думают.

– А об чем это мы думаем, а то я так и не понял? – затуманенный выпивкой мозг Перли снова подвел своего хозяина.

– О постели.

– Ааа... – он наморщил нос. – Луиза думает, все, что мне надо – это перепихнуться? – его голос вопросительно зазвенел.

– А тебе надо?

– Перепихнуться?

– Ага, – Чесси стал бросать вниз камушки.

– Конечно. Она ж моя жена.

– Ну, брак состоит не только из этого.

– А из чего? Платишь по счетам да урабатываешься до смерти. А потом приходишь домой и слышишь, как девчонки визжат да ругаются. А Луиза все пробует сделать их монашками.

– А вы с Луизой разве не ходите в кино или еще куда-нибудь?

– Мы никуда не ходим без детей, да и времени у нас мало. У меня мало времени.

– Ты женат на Луизе. Значит, она у тебя на первом месте. Дети на втором. Кажется, люди об этом забывают.

– Тебе легко говорить. У тебя-то детей нет.

– Мы стараемся.

– Удачи вам.

Перли стало развозить еще сильнее.

– Встряхнись, Перл. Попробуй поговорить с Луизой. Может, она обижается, что ты принимаешь ее как должное.

– А если это меня принимают как должное? У меня тоже чувства есть!

– Ну так прояви их!

– Чего?

– Ну не деревянный же ты!

– Неловко как-то.

– Что? Быть мужчиной?

– Черт, да. Если я покажу свои чувства – значит, я слюнтяй. Если нет – я грубиян. Если буду указывать жене, что ей делать – я урод. Если нет – подкаблучник. Да какого черта!

– Делай как хочешь. Кого колышет, что другие подумают? Это твоя жизнь.

– Моя жизнь... – задумался Перли.

– Ее никто за тебя не проживет.

– А это не эгоизм?

– Нет. Если ты сам ходишь несчастный, как ты сделаешь счастливой Луизу? Или Мери с Мейзи? Несчастье – штука заразная, как угольная пыль – раз, и все измазались.

– Чесси, а как ты думаешь, Рамелль – она дерга... дегра... забыл слово. Как ты думаешь, Рамелль плохая?

– Нет. Откуда такая мысль?

– Луиза сгоряча ляпнула.

– Я восхищаюсь ей и Селестой. Они делают свое дело и никого не беспокоят. Они обе, да и Фанни – счастливые люди, я так думаю. И Кора тоже. Ну, если не считать известий о Фейри Тетчер.

– А что там, ничего не прояснилось?

– Ничего. Ни следа.

– Забавно, что она вот так сбежала, да?

– Я не думаю, что она сбежала. Думаю, она убегала к чему-то. Может, и тебе стоит задуматься над тем, чего ты взаправду хочешь, Перли.

– А ты счастливый?

– Да. Не жалуюсь, хотя немного лишних денежек не помешало бы. Знаешь, плотницким ремеслом богатства не заработаешь.

– Хммм...

– Так, давай-ка пройдемся немного. У меня от этой сырости все затекло.

– Ладно, – Перли поднялся на ноги. Он уже немного протрезвел.

– Смотри, там вроде как огонек виднеется, на заводе, за холмом. Видишь?

– Ага. Пойдем, посмотрим?

Через десять минут они оказались у завода Райфа. Охранник спал. Чесси и Перли прокрались мимо него и заглянули в высокое окно помещения. Внутри стоял Юлий Цезарь Райф со своем младшим братом, Наполеоном Бонапартом Райфом.

Их дед, Кассиус, был деспотом; Брутус, их отец, немногим от него отличался, но в Юлии и его брате Наполеоне порода достигла совершенства. Юлий, в частности, был плотно связан с другими промышленниками, особенно с производителями резины в Детройте. В конце двадцатых годов они попытались прикрыть в городе трамвайное движение и запустить автобусную линию. Город сопротивлялся – автобусы ходили до центра города, а там пассажиров подхватывал трамвай, и горожане понимали, что можно продавать землю, но нельзя продавать дороги. Убийство Брутуса сплотило общину, люди перестали бояться Райфов. А Райфы заработали баснословное состояние на Первой мировой и не видели нужды в излишне жестких мерах.

– Глухая ночь на дворе, а они работают, – прошептал Перли.

– А что это там, Перл? Ты же был на войне.

– Похоже на зенитку.

– Зачем работать по ночам?

– Наверное, это все спрос. Где-нибудь на земном шаре всегда найдется война.

– Ну, не знаю... Что-то здесь не так.

– Хмм... – Перли оглядел помещение. Некоторые механизмы он узнал, некоторые – нет.

– Они тут, наверное, круглые сутки пашут.

– Это с недавних пор или мы бы уже знали об этом.

– Интересно... – Чесси умолк. – Ладно, давай сваливать отсюда. Не хочу объяснять охраннику, что ты пришел сюда в поисках выпивки, если он проснется.