Текст книги "Одного поля ягоды (ЛП)"

Автор книги: Рита Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Начальник в этот самый момент пламенно убеждал катальщицу на роликах в том, что у нее большое будущее. В конце концов, Джинджер Роджерс тоже дебютировала в кино на роликах. Поток комплиментов прервал один из пожарных-северян, принесший дурные вести. Начальник одернул полы мундира, распрямил спину, набрал в грудь воздуха и двинулся к сцене.

– Чесси?

– Что?

– Я слова забыл, – занервничал Перли.

– "Пожар".

– Пожар... пожар... пожар... – стал повторять Перли про себя.

Лишний Билли легко отбился от начальника пожарной охраны одной левой. Он был молод, силен и высок. Шеф Акерман, сменивший на этом посту Лоренса Вилчера, был низеньким, уже в годах и особой силой не отличался.

– Смотрите сюда! – заорал Билли. Он глотнул виски, чиркнул спичкой о подошву, упрыгал на одной ноге от Акермана и поднес горящую спичку к языку. Изо рта у него вырвалась струя пламени. Толпа ахнула. Лишний Билли был довольно высоким и стоя на сцене как раз доставал до украшений из жатой бумаги. Чертовы финтифлюшки загорелись очень быстро.

– "Пожар", – все твердил Перли.

– Там правда пожар! – Чесси выбежал из-за кулис. Перли несся за ним по пятам. Толстощекий начальник проревел:

– Пожар! Женщины и дети выходят первыми!

Чесси одним хорошо поставленным ударом сшиб остолбеневшего Билла с ног, закинул его на плечо, побежал за кулисы и через заднюю дверь вышвырнул его наружу, на аллею, от греха подальше.

Перли все повторял свою реплику: "Пожар!"

Все густо развешенные украшения из жатой бумаги уже полыхали и пламя перебиралось на стропила. Пожарные работали слаженно, люди покидали здание организованно, но на это все равно ушло добрых семь-восемь минут. По приказу шефа Акермана с ревом прикатила новая пожарная машина с семидесятипятифутовой лестницей.

Машина оказалась такой адски длинной, что не смогла обогнуть угол и подъехать поближе к пожарному гидранту.

Чесси, уже покинувший здание вместе со своей семьей, оценил серьезность ситуации.

– Перли, хватай Догерти, у него ключи!

Перли отыскал их товарища, они вместе подбежали к машине Чесси и рванули к пожарной станции Южного Раннимида. Небольшая старая пожарная машина немного почихала и выехала со станции. За рулем сидел Чесси. Они добрались в Северный Раннимид как раз вовремя, чтобы спасти половину крыши. Пока южане собирали свою экипировку, Чесси, в пожарном шлеме, похлопал по спине скорбного шефа Акермана.

– Ну, если не принимать все близко к сердцу, то как вам понравилось представление, миссис Линкольн?[94]94
  Оригинальная фраза звучит так: "So, other than that, how did you enjoy the play, Mrs. Lincoln?” Шуточная отсылка к убийству президента Линкольна, произошедшему в театре во время исполнения пьесы.


[Закрыть]

Когда все закончилось, Лишнего Билли обязали помогать восстанавливать крышу в свободное от работы время. Он и минуты не мог улучить, чтобы повидаться с Мери – пожарные гоняли его и в хвост и в гриву. Луиза вздохнула с облегчением. Она решила, что положила этому конец.

1 марта 1940 года

Селеста благоразумно решила воздержаться от поездки в Европу и осталась на зиму в Раннимиде. Облаченная в великолепный темно-бордовый шелковый жакет со складками и такого же цвета брюки, она, казалось, явилась из одной из кинокартин своего брата. Фанни Джамп прокашлялась в своем кресле и взяла со стола колоду карт.

– Джин? – спросила Фанни.

– От тебя и так уже разит крепкой выпивкой, – сказала Селеста.

– Знаешь, старых алкоголиков на свете куда больше, чем старых врачей. Я имела в виду джин как название карточной игры.[95]95
  Джин Рамми – азартная карточная игра, происшедшая от мексиканской игры кункен и популярная в США с 40-х годов двадцатого века. В игре принимают участие два игрока. Используется 52-карточная колода без джокера. Цель игры – выложить карты в определенных комбинациях.


[Закрыть]

– Ну конечно. Налить тебе чего-нибудь, прежде чем мы начнем? – предложила Селеста.

– Кора, мне бы не помешала чашечка крепкого чая, – сказала Фанни Коре, которая как раз проходила мимо комнаты.

– Еще бы, – Кора пошла в кухню.

– Скучаешь по Европе в этом году?

– И да и нет, – Селеста пристально следила за тем, как Фанни сдает карты. Фанни делала это профессионально, столь же быстро с нижней части колоды, как и с верхней, так что за ней нужен был глаз да глаз.

– Все проду утихло со времен захвата Польши. Может, они обо всем позабудут, да и разойдутся по домам.

– Разойтись могут только немцы, все остальные и так дома, – ответила Селеста.

– Англия и Франция вступили в войну, – Фанни запела "Правь, Британия, морями".

– Сможет ли Британия управиться с морями?

– Чего? – Фанни отвлеклась от сдачи карт.

– Ничего, ничего... Дорогая, я бы хотела, чтобы ты носила розовое. В нем ты вылитая сосиска.

В язвительных словах Селесты заключалась доля правды. Фанни оглядела свою объемистую грудь.

– Может, я выряжусь в черное и желтое и буду вылитый шмель?

Вернулась Кора с подносом, уставленным чаем, пирожными и крохотными сэндвичами. Она всегда подавала их, когда игра начинала идти всерьез.

– Прошу вас, леди.

– Спасибо, – улыбнулась Селеста. Она обожала конспирацию.

– Ага, спасибо большущее, – Фанни забросила в рот маленькое вкусное пирожное. – Может, немцы и не раздумают воевать. Нацисты сейчас крепко держат власть.

– Властью невозможно постоянно заменять отсутствие других умений, – ноздри Селесты раздулись.

– Боюсь, у бедняжки Фейри умений вообще не было, – Фанни уставилась на собственные руки.

– Узнаю ли я когда-нибудь о ней? Дня не проходит, чтобы я не подумала о Фейри по крайней мере раз. И о моем брате, Споттсе, тоже. Если кого-то искренне любишь, они всегда с тобой.

– Я тоже думаю о Фейри. А вот о Крейгтоне не вспоминаю вовсе, – Фанни отпила глоток чая. – Надеюсь, что войны не будет. А то все эти разрушения и смерти для кого-то – всего лишь повод спеть новый национальный гимн.

– Мери Бейкер Эдди[96]96
  Мэри Бэйкер Эдди (англ. Mary Baker Eddy; 1821 – 1910) – американская писательница и общественно-религиозный деятель, основательница религиозного движения «Христианская наука». Автор известной книги о “духовном врачевании” под названием “Наука и здоровье, с ключом к Священному Писанию”. Бэйкер Эдди настаивала на том, что человек может исцелить себя сам (правильным направлением мысли, например), управлять своей жизнью, а наслаждаться может не только физически, но и духовно. Она называла такое исцеление христианскими методами лечения. Марк Твен опубликовал в 1903 году сатирический опус, где раскритиковал Мэри Бэйкер Эдди и её “Христианскую науку”.


[Закрыть] в ответе за куда большее количество людских смертей, чем кайзер, – на лице Селесты заиграла хитрая улыбка.

Фанни сбросила карты в отбой.

– Если они развяжут войну – они все идиоты, все поголовно.

– Возможно, логика устарела, как масляные лампы, и в наши дни ею мало кто пользуется.

Фанни сосредоточилась.

– Ты о чем?

– Я пытаюсь сказать, что не стоит рассчитывать на благоразумие как отдельных людей, так и целых наций. Пройдя ужасы прежней войны, люди непременно должны превзойти их в новой, едва она разразится. А потом нам расскажут, что это и есть прогресс, – ледяной голос Селесты эхом отдавался от стен.

– Ну, я только надеюсь, что нас это не затронет, – Фанни внимательно проводила взглядом сброшенные Селестой карты.

Кора разложила сэндвичи и негромко сказала:

– Нас могут победить только дураки, умным это не под силу.

– Боюсь, ты права, – Фанни налила себе еще чая из стоявшего на подносе большого серебряного чайника.

На мягких лапках в комнату вошло облачко серо-голубого меха – наследница мадам де Рекамье. Кора почесала ее за ушком.

– Вы знаете, что изначально миром правили кошки, пока однажды не научили людей делать это за них? – улыбнулась Селеста.

– Ты лучше скажи, почему ты не пошла на вчерашний благотворительный вечер "Дочерей конфедерации"? – Фанни вытащила карту из колоды.

– Мои глаза не выносят блеска пайеток.

– Видела бы ты, сколько народа собралось, Селеста – мужья, сыновья, мы сами. "Сестрам Геттисберга" придется постараться, чтобы нас превзойти.

– Должно быть, это выглядело, как сборище твоих прежних любовников, – рассмеялась Селеста.

– Какая же ты заноза! – вздохнула Фанни.

– Или вернее будет сказать – зараза?

– Ты извращенка, как Фейри любила говорить, – Фанни обожала, когда Селеста была в таком настроении.

– Серьезно? А я-то всегда считала, что меня ничем не проймешь, – Селеста умолкла, а затем торжествующе улыбнулась. – Партия!

– Сволочь ты. – Фанни поднялась, чтобы налить себе выпить. – Гляди, Кора уснула на диване без задних ног.

– Все эти свары с Луизой насчет Мери и Лишнего Билли Биттерса утомили ее. – Селеста посмотрела на Кору. Ну и как теперь прикажете выигрывать в карты?

Фанни вернулась за карточный стол с полным бокалом.

– Ты, конечно же, в курсе, что Дидди ван Дазен возглавила Академию благородных девиц после смерти своей матери?

– Если говорить о детях, то Карлотте достался в личное пользование крайне неприятный экземпляр. Надеюсь, я больше никогда не услышу о Дидди ван Дазен, не говоря уж о том, чтобы видеть ее.

– Не будь к ней слишком строга, Селеста. Она все еще никак не оправится от выпавшего ей на долю детства, – Фанни жадно схватила карты, которые Селеста только что сдала заново.

– Это в тридцать семь-то лет?

Фанни принялась разбирать свои карты по старшинству и мастям. На это у нее могло уйти несколько минут.

– Луиза должна быть вне себя от ярости из-за выходки Лишнего Билли. Ему бы сняться для журнала с рекламой "Листерина" на фоне раннимидской пожарной части.

– Хорошая идея, Фанни. Почему бы тебе не послать ее в "Раннимидский вестник" под вымышленным именем?

– Ага, – глаза Фанни озорно заблестели. – Обучение в академии не очень повлияло на Мери, а вот Мейзи явно мечтает пойти по стопам матери Кабрини.[97]97
  Кабрини Франциска Ксаверия (итал. Cabrini Francisca Xaveria; 1850 – 1917) – блаженная Римско-Католической Церкви, монахиня. Основательница монашеской конгрегации Сёстры миссионерки Святейшего Сердца Иисуса. Покровительница эмигрантов.


[Закрыть]

– Если бы Луиза угомонилась, Мери в свое время забыла бы об этом молодом варваре. Но для Лисси это вопрос чести, и ей непременно надо настоять на своем.

– Кто-нибудь должен предупредить Мери, что прежде чем встретишь своего прекрасного принца, тебе придется перецеловать целую кучу жаб, – Фанни сбросила двойку червей.

– Кому это и знать, как не тебе.

– Черт бы тебя побрал, Селеста!

– Теперь, когда Карлотта умерла и покинула нас, мы можем обратить свои взоры к Луизе, на которую периодически снисходит священный огонь Пятидесятницы, – изящный голос Селесты оттенял слова, делал их четкими, звенящими, и само звучание их было едва ли не забавнее содержащегося в них смысла.

– Если бы ты только послала Луизу в школу для юных леди Фокс Ран! Для женщин важны условности. По крайней мере, она тогда обсуждала бы стати лошадей с тем же пылом, с каким нынче обсуждает Иисуса.

– Mea culpa

[98]98
  Mea culpa (рус. моя вина), mea maxima culpa (рус. моя величайшая вина) – формула покаяния и исповеди в религиозном обряде католиков с XI века. Выражение происходит от первой фразы покаянной молитвы Confiteor, которая читается в Римско-католической церкви в начале мессы: Confiteor {...} quia peccavi nimis cogitatione, verbo et opere: mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa (Исповедую … что я много согрешил мыслью, словом и делом: моя вина, моя вина, моя величайшая вина.) Верующие в ходе этой молитвы, как правило, ударяют себя три раза в грудь.


[Закрыть], – Селеста стукнула себя в грудь. – Смотри, Фанни, какой переменчивый выпал расклад!

Без сигналов Коры Селесте было трудно. Сейчас у нее и у Фанни были примерно одинаковые шансы на выигрыш.

– Сейчас мой ход, Чальфонте. Могу ходить, как пожелаю. Господи, в этом Билли Биттерсе привлекательности ровно столько же, сколько в кучке свежего козьего дерьма!

– Вполне верное суждение. Но мы с тобой не были в шкуре дочерей, которых растят властные матери. Боюсь, Мери выберет для своей борьбы путь наименьшего сопротивления, – вздохнула Селеста.

– Это как?

– Использует свое тело. Как и всякая молодая женщина, которая жаждет свободы, но при этом не хочет думать, она забеременеет и потом выйдет замуж. Вуаля!

– Тебе еще не надоело играть? – забеспокоилась Фанни.

– Нет. Я же еще не выиграла, – Селеста уселась поудобнее. – Нальешь мне чашечку чая, дорогая? Пожалуйста.

– Рамелль должна вернуться в обычное время?

– В конце марта.

– Я слыхала, что лицо Спотти теперь украшает обложки всех кошмарных журналов о кино.

– Да.

– Партия! – шлепнула картами по столу Фанни.

– Черт, – Селеста швырнула свои карты на середину инкрустированного столика.

– Моя очередь сдавать, – довольная Фанни сгребла карты. Она не часто выигрывала у Селесты и подозревала, что та жульничает, но вот как именно – это всегда оставалось для Фанни загадкой. Миссис Крейгтон была не настолько проницательна и могла только догадываться.

– Грейс прислала мне последнюю книгу Сигурни Ромейн. "Рождение Артемиды". Тебе тоже достался экземпляр? – весело спросила Фанни. Не было еще случая, чтобы вопросы о Грейс не разозлили великую красотку. Во времена Вассара она вспыхивала точно так же, как вспыхнула и сейчас.

– Конечно, она прислала мне книгу. Представляешь себе Сигурни, упивающуюся предполагаемым литературным триумфом? Всеобщая любимица Парижа. Фу. Она безграмотно пишет на обоих языках – что на нашем, что на их.

Фанни зацокала языком и покачала головой.

– Самая бездарная строчка в этой книге – "Ее крылья бьются о мою грудь, словно ангел мести". Романтическая дрянь! – Селеста шлепнула картой по столу.

Самым невинным голосом Фанни спросила:

– А Грейс билась о твою грудь в Вассаре с этими самыми крыльями ангела мести?

– Фанни, это тебя не касается, – голос Селесты угрожающе зазвенел.

– Нет, дорогая, а вот тебя она касалась, правда? Или у вас было наоборот?

– Это дело прошлое. Я тогда была совсем юной.

– Не такой уж и юной ты была, когда закрутила безумный роман с Клэр в том же Париже, – не отставала Фанни.

– Я была сущим младенцем, едва только выпустилась из колледжа. А ты зато, как мне помнится, перетрахала кучу мужиков в этом путешествии по Европе.

У Фанни отвисла челюсть.

– Hie! – припечатала она Селесту ее детским прозвищем, – то, что ты такая красивая, не дает тебе право бить ниже пояса!

– Даже боги теряли разум от любви.

– Лучшая проверка для романа – это то, что его участники будут говорить, когда он закончится, – проворчала Фанни и подобрала карты со стола.

– У меня было много романов. Я чувствовала себя обязанной предоставить материал своим будущим биографам, – Селеста подхватила карты, которые Фанни сбросила в отбой.

– Ха! Я так и знала, что ты во Франции даром времени не теряла! – Фанни весьма обрадовалась свидетельству человеческих слабостей Селесты.

– Теперь я уже слишком стара, чтобы об этом беспокоиться. Любовь Рамелль к Кертису глубоко потрясла меня. Я верила, что для нее это было правильно, меня это не задевало, но мне нужно было убедиться, что я по-прежнему красива и желанна для других.

– Рамелль обожает тебя сейчас, обожала тогда и будет обожать всегда, – Фанни отпила из бокала.

– У Рамелль хороший вкус, – усмехнулась Селеста. – Но на тот момент мы прожили вместе много лет, и мне нужна была встряска. Я ее нашла. Это был легкий, воздушный и солнечный роман.

– Не жалеешь? – спросила Фанни.

– Ни капельки, – убежденно ответила Селеста. – А ты?

– Вообще ни разу не пожалела. Хотела бы я снова вернуться в детство и начать все сначала.

– Если переселение душ существует, тогда так и будет.

– Ты в это веришь?

– Нет, но в то же время не могу сказать, что не верю. Я бы хотела перевоплотиться в носорога. У них такая толстая шкура.

– С тех пор как Грейс встретила Сигурни, у вас с ней больше ничего не было, да?

– Нет, и это большая глупость с ее стороны, – Селеста посмотрела на свои карты и ласково произнесла: – Партия.

– Да пошло оно все к чертовой матери!

Перетасовывая колоду, Селеста подняла глаза на Фанни.

– Когда дело доходит до секса, у женщин оказывается меньше мозгов, чем Господь вложил в голову гусыне.

– Да мы вроде неплохо справляемся.

– Мы – это исключение, которое подтверждает правило, – Селеста снова раздала карты.

– Ну, я лично не из тех созданий, которые думают, что путь к познанию высшей истины лежит через их вагину, – процедила Фанни Джамп.

– Вот-вот!

– Знаешь, что меня больше всего раздражает в Сигурни?

– Что?

– Она всегда так трещит о том, что всего добилась сама.

– Так великодушно с ее стороны принять вину на себя. Сигурни Ромейн как средство эстетической профилактики.

Фанни подняла бокал и отсалютовала Селесте.

– За нашу породу!

– Я подумываю устроить вечеринку в защиту ценностей западного образа жизни, – Селеста выдвинула новую тему, чтобы отвлечь Фанни.

– Это еще как?

– Партия! – наголову разбила ее Селеста.

– Вот невезенье! Ну ничего, я до тебя в следующий раз доберусь, – Фанни повысила голос и разбудила Кору, которая услышала слово "невезенье".

Еще не очнувшись ото сна, Кора сказала:

– Везенье и невезенье – они как правая и левая рука. Надо уметь использовать обе.

Сияющая от своей маленькой победы Селеста усмехнулась.

– Кора, ты говоришь потрясающе разумные вещи.

11 сентября 1940 года

Кора сидела в кресле-качалке на переднем крыльце, раскачивалась и высвобождала из листьев толстые белые кукурузные початки.

Задержавшаяся на работе Джулия устало поднималась вверх по холму.

– Здравствуй, солнышко.

– Привет, мам, – Джулия обмякла на старом плетеном стуле, стоявшем рядом с качалкой.

– Ты только глянь, до чего сочная кукуруза, – Кора моргнула, когда из початка выскочил отъевшийся черно-желтый паук и стал спускаться на паутинке прямо на нее.

– Ха! – Джулия взяла початок и оторвала метелку.

– До смерти хочется кукурузного супа с курицей. А тебе?

– Давай, я сбегаю за яйцами и нарву петрушки.

– Посиди, отдохни. Ты выглядишь уставшей.

– Денек сегодня выдался еще тот. Красящая машина засорилась, и куда теперь прикажешь девать пару тонн окрашенной пятнами оранжевой ленты?

– Никогда не знаешь, на что она может сгодиться, – улыбнулась Кора.

– Луиза такая стерва. Господи, ну и свару они затеяли вчера вечером!

– Я слышала.

– Лишний Билли так сильно ударил Перли, что того пришлось от стенки отскребать, – сказала Джулия.

– Это ужасно. Они все равно не сладят с этой девчонкой, так уже оставили бы ее в покое, – Кора снова стала раскачиваться в кресле.

– С кем поведешься, от того и наберешься, – Джулия забрала у матери нож для чистки овощей.

– Может оно и так, Джулия, но Мери на него запала.

– Раз уж мы собираемся влезть в эту заварушку в Европе, то может хоть так сможем избавиться от Лишнего Билли.

– Не надо так говорить. В каждом есть что-то хорошее, – Кора нахмурилась и небольшие морщинки усеяли ее лоб.

– Ох, мама... – смиренным голосом ответила Джулия. Если уж Кора во что-то верила, то верила до конца. – Этот гадкий утенок так и останется гадким утенком. Я на стороне Луизы – ни черта хорошего в нем нет, в этом Лишнем Билли.

– Если б ты занималась своими делами, у тебя не было бы времени совать нос в заботы своей сестры, – Кора проводила взглядом курицу с цыплятами, которые спешили куда-то мимо крыльца. Цыплята были похожи на пушистые одуванчики на ножках.

– Мне не хватает Айдабелл и ее музыки. А тебе?

– Светлая была душа. Но все мы когда-нибудь должны будем уйти, – Кора поднялась и отряхнула фартук.

– Видела сегодня Орри Тадью Моджо. Она носит коротышки.

– Что? – переспросила Кора.

– Короткие штаны, из которых ноги торчат, – лицо Джулии было серьезным, а глаза улыбались.

– Передай мне вон те початки, пожалуйста.

Джулия протянула матери кукурузу. Кора вошла в дом, а минут через пять вернулась.

– Вот это да, ну ты и быстро!

– У меня все готово было, только кукурузу оставалось добавить. Вот, солнышко, держи – я принесла тебе лимонад.

– Спасибо, – Джулия взяла высокий стакан. – Теперь, когда у Луизы полно проблем с Мери, она напустится на Мейзи с еще большей силой. Как она ее еще в монастырь не отправила!

– Если Мейзи уйдет в монастырь, то это будет ее решение.

– Очень тяжело поступать наперекор матери, – вздохнула Джулия.

– Да что ты, Джулия Эллен Хансмайер! Вот уж не думала, что когда-нибудь услышу от тебя такие слова! – Кора стала раскачиваться еще сильнее.

– И раз Луизе не удалось пробиться в ряды "Дочерей американской революции"[99]99
  “Дочери американской революции” – патриотическая организация американских женщин, созданная в 1890 с целью сохранения памяти о героях Войны за независимость, но вскоре превратившаяся в закрытый клуб для избранных представительниц истеблишмента, известных своим крайним консерватизмом во взглядах и нетерпимостью по отношению к тем, кто этих взглядов не разделяет. “Католические дочери Северной и Южной Америки” – одна из самых больших женских религиозных организаций США, основана в 1903 году. Цели организации – благотворительность, религиозная и просветительская деятельность.


[Закрыть], она наизнанку вывернется в «Католических дочерях Америки», – Джулия проигнорировала реплику матери, предпочитая думать, что уж она-то точно идеальная дочь.

– Бедная Луиза, – Кора прищурилась и поглядела на солнце из-под руки. – Вся эта война накладывает отпечаток и на нашу семью.

– Зато мы осознали, что в нас живет воинственный дух предков! – Джулия испустила залихватский клич.

– Это все даже забавно... – Кора потерла локоть. – Такое ощущение, что я попала под дождь и заржавела.

– Так и ломит, так и болит? – поддразнила Джулия.

– Ну погоди у меня! Попомнишь свою престарелую мать, когда сама состаришься, – Кора потянулась и коснулась руки Джулии.

– Светлые души живут долго. Значит, ты будешь жить вечно, – Джулия сжала мамину руку.

– Смотри, какая красота! – Кора посмотрела на старую деревянную кадку, в которой полыхали яркие рудбекии. Она могла смотреть на них вечно. – Говорю тебе, я готова уйти, когда придет мой час. Очень не хочется покидать солнце, цветы и тебя, но вслед за мной придет новое поколение.

– Мама, не говори так.

– Солнышко, нам всем придется однажды встретить собственную смерть лицом к лицу. И лучше быть к этому готовой, чем уйти с тяжестью на сердце.

– Я как-то не готова ни к твоей смерти, ни к своей. Мы с тобой должны по меньшей мере до ста лет дожить! – Джулия заговорила громче – может быть, чтобы отпугнуть смерть на тот случай, если она бродит рядом.

– Послушай свою старую мать. Готовь свою душу. Если ты живешь в ладу с собой, мир так прекрасен. Ну разве не странно? Едва ты готова уйти, отказаться от всего, все вокруг сразу превращается... в сплошной солнечный свет, – Кора порывисто протянула руки, словно обнимая мир.

– Куда легче было бы уходить, зная, что оставляешь что-то за собой. У меня даже ребенка нет... – голос Джулии сошел на нет.

– Ты еще молода, – ободрила ее Кора.

– Мама, мне в следующем марте исполнится тридцать шесть.

– Время еще есть.

– Я сегодня после работы ходила к врачу. Насчет возможности иметь детей, – Джулия затеребила подол. – Он говорит, что со мной все в порядке. У меня могут быть дети.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Но это значит, что с Чесси что-то не так.

Кора молчала.

– Наверняка так и есть. Иначе у нас уже был бы ребенок.

– Отправь его к врачу, – посоветовала Кора.

– Я боюсь с ним заговаривать.

– Господи, он же твой муж. Если ты с мужем не можешь поговорить, какой тогда толк в замужестве?

– Он пойдет. Я могу с ним поговорить. Я просто боюсь узнать окончательно. И не знать тоже не могу, – Джулия прикусила нижнюю губу.

– Поговори с Чесси. Он не кисейная барышня, он все правильно поймет и сделает.

– Ты права.

– А что, если это окажется правдой? И он не может иметь детей? – решила закинуть удочку Кора.

– Ну, с этим ничего не поделаешь. Так можно и термометр обвинять в том, что на улице холодно, – ответила Джулия.

– Вокруг полно детей, которые нуждаются в заботе и любви.

– Ты про усыновление? – удивленно спросила Джулия.

– Почему нет? Родить – не значит стать матерью. Матерью становишься, когда растишь дитя, – убежденно ответила Кора.

– А как же Чесси? Я думала, у мужчины должен быть его ребенок, собственный. Мужчины в этом на женщин не похожи, им нужно, чтобы ребенок был их.

– Глупости. Неужели ты считаешь, что Честер Смит такой эгоист?

– Нет.

– Откуда ты понабралась таких идей?

– Луиза так сказала. А она все-таки мать.

– В таком случае про нашу кошку можно сказать то же самое. Все эти годы я тебя растила и воспитывала, чтобы ты переживала о такой чепухе? Люди не виноградины, чтобы взвешивать их гроздями. Каждого приходится оценивать поодиночке. Поговори с Чесси – и все наконец устаканится.

– Хорошо. Но если дело в нем, то я не собираюсь выйти на городскую площадь и усыновить первого попавшегося ребеночка, – твердо сказала Джулия.

– Надеюсь, что так.

– Я сама пойму, когда наступит правильный момент.

– Как и во всем остальном. Ты это почувствуешь, – Кора встала из кресла и потерла поясницу. – Пойду-ка я суп проверю.

– Давай.

Открывая сетчатую дверь, Кора спросила:

– А где, кстати, сам Чесси?

– Я остановилась у магазина и спросила. Он сказал, что будет дома через двадцать минут, но ты же знаешь Чесси. Когда он говорит "двадцать минут" – это может значить все что угодно – как двадцать минут, так и десять дней.

7 декабря 1941 года

Измотанная предсвадебными приготовлениями Луиза наконец рухнула на скамью рядом с Перли. Джулия, Чесси и Кора сидели прямо за ними. И, хоть Мери еще не исполнилось шестнадцати, дело зашло так далеко, что у Луизы не осталось выбора и пришлось согласиться на свадьбу дочери, иначе последствия далеко зашедшего дела стали бы всем заметны. Грехопадение Мери еще сильнее укрепило Луизу в убеждении ни за что не дать Мейзи отбиться от рук.

Во время простой, но милой церемонии Луиза, все еще в гневе, забыла о правилах приличия и прошептала на ухо мужу: "У нее за душой ни гроша, а у него в кармане вошь на аркане". Перли сжал руку жены, поскольку заткнуть ей рот было бы совсем неприлично.

Когда жених с невестой спускались по ступенькам церкви, все уже поджидали их с полными пригоршнями конфетти и риса.

– И зачем нужно разбрасывать рис? Только зря продукты переводим, – пробурчала Луиза Джулии.

– Считается, что это символ плодородия, – Джулия в свое время прочла много книг.

– Смахивает на личинки червяков, – Луиза разжала пальцы и рис посыпался на землю. С этой свадьбой она чувствовала себя не то постаревшей, не то переволновавшейся, не то грустной. Ничего нового и положительного в ней она не видела.

Когда Мери с Лишним Билли укатили в стареньком "Плимуте" под грохот привязанных к нему консервных банок, выяснилось, что новости все-таки есть – японцы разбомбили Перл Харбор. Отец Дэн узнал об этом перед самой церемонией, но придержал ужасные известия до тех пор, пока молодожены не уехали.

Лишний Билли услыхал о бомбежке, когда включил в машине радио. На следующий день, в восемь утра он уже стоял у ворот призывного пункта в очереди, чтобы записаться в морские пехотинцы. Чесси Смит и даже Перли тоже пошли записываться. Перли просил, чтобы его отправили на флот, а Чесси сказал, что пойдет туда, где в нем будет нужда. Тед Бекли припомнил давний разговор с Джулией и сообщил обоим мужчинам, что они уже немного староваты. Зато он предложил Чесси вместе с Перли возглавить службу гражданской воздушной обороны и заверил их, что если для призыва не хватит молодых людей, то он возьмет и их.

Когда о похождениях Перли узнала Луиза, она закатила грандиозный скандал и в порыве гнева сорвала с окон занавески, а со стены – телефонный аппарат. Мало того что Мери оставила ее ради этого оболтуса, так теперь еще и собственный муж грозился ее покинуть.

27 марта 1944 года

– Мама, позор-то какой! – Луиза влетела сквозь заднюю дверь дома Селесты, чуть не сорвав ее с петель.

– Что такое? – Кора была по уши в муке.

– Рилма Райан беременна!

– О господи, у меня сил нет об этом переживать.

– А у меня есть! А как же доброе имя семьи?

– Ты считаешь, что обелила его, когда еле спихнула Мери замуж?

Удар пришелся по больному месту.

– Это священный союз в глазах всемогущего Господа!

– Ты просто прикрываешь действительность красивыми словами.

– Мама, это неправильно, если дочери приходится наставлять собственную мать в вопросах морали!

– Вот именно. Так почему бы тебе не закрыть варежку и не дать себе передохнуть в тишине?

– Ты что, даже не собираешься ничего предпринять? – вытаращила глаза Луиза.

– Когда Рилма переехала сюда из Шарлоттсвилля, она, как полагается, нанесла нам визит, а мы, как полагается, помогли ей найти работу и жилье. Она приходит в гости раз в неделю, а что она делает в остальное время – это ее личное дело, – Кора вывалила тесто на стол.

– Она твоя племянница! Ты за нее в ответе, – продолжила возмущаться Луиза.

– Я Ханну сто лет не видела. Моя мать снова вышла замуж, когда я уже жила отдельно. Ханна младше меня на пятнадцать лет. Мама осела в Шарлоттсвилле, вырастила Ханну и умерла. Ханна вышла замуж, вырастила Рилму, а теперь Рилме предстоит вырастить новенького человечка.

– Это позор!

– Никакой это не позор – родить ребеночка. Это естественно, – Кора принялась вымешивать тесто.

– Вне брака это позор. Это вульгарно!

– Это мы еще посмотрим, кто у нас тут вульгарный, – грузная женщина недобро глянула на дочь.

– При таком раскладе отец у ребенка запросто может оказаться чернокожим!

– До тех пор, пока кот ловит мышей, нет никакой разницы, белый он или черный, – негромко ответила Кора.

Джулия открыла дверь, вошла и стала отряхивать грязь с ботинок. Не успела она ее прибрать, как Луиза вывалила на нее свою новость.

– Рилма беременна!

– Ну и молодец, – Джулия была занята поисками веника.

– Ты такая же вредная, как и мама!

– Ну, я же ее дочка, – Джулия аккуратно смела комочки грязи в совок. – С днем рождения. Я принесла тебе подарок.

– Да как ты можешь думать о праздниках, когда на дворе такие времена? – завопила Луиза.

– Война кругом, сестричка. Женщины стремятся родить во что бы то ни стало. Разве это новость?

– Фу! – Луиза поерзала попой на кухонном стуле и скрестила руки на груди.

– Сегодня случайно встретила Орри Тадью. Она в тысячный раз пересказала мне историю о том, как огрела зонтиком по голове офицера, который пришел забирать Ноя.

– Ненавижу насилие, – Луиза прижала руки к сердцу.

– Если они пристанут и к Чесси из-за того, что у него немецкие корни, я их тоже вырублю.

– Мы все полукровки, – встрепенулась Луиза.

– Я думала, ты проследила наш род в глубину веков, до графа фон Хансмайера, который сражался с Шарлеманем[100]100
  Шарлемань (от фр. Charle Magne, прижилось слитное написание Charlemagne) – русская транскрипция французского произношения имени Карла Великого; короля франков и императора Запада с 800 года. По имени Карла династия получила название Каролингов. Ещё при жизни именовался “Великим”.


[Закрыть], – Кора еще разок выбила тесто и стала разделывать его на маленькие шарики.

– Кстати говоря, – Луиза постучала пальцем по столу, как школьная учительница, – отец этого ублюдка – француз. Этот, как его... Булетт.

– Симпатичный парень, – кивнула Кора.

– Ага, только этот симпатичный парень уже катит во Францию, и с таким воякой мы точно выиграем войну! – оскалилась Луиза.

– Да ладно тебе, Луиза. Он отлично поработал, собирая деньги на нужды подпольщиков, – Джулия расшнуровала ботинки.

– Ты-то откуда знаешь? Может, он прикарманил всю сумму и сбежал в Канаду?

– Ну, ты зато у нас умная и все знаешь, – пожала плечами Джулия. Она не собиралась подыгрывать Луизе.

– Я думала, ты не в курсе кто отец? – спросила Кора.

– Как раз в курсе. А еще я слышала, что Джулия с Чесси подумывают усыновить этого ребенка! – раскипятилась Луиза.

– Может быть, – Джулия постаралась, чтобы ее ответ прозвучал уклончиво.

– Я не потерплю в нашей семье французских выродков! – Луиза снова затюкала пальцем по столу – очень раздражающий жест.

– Да тебе-то что? – вспыхнула Джулия.

– Эти люди сдали собственную страну без боя. Они аморальные и бесхребетные! Нам такие не нужны! – фыркнула Луиза.

– Луиза, это дитя еще не родилось, а ты уже обвиняешь его в падении Франции? – Джатс в недоумении поднесла руку ко лбу.

– Они улиток едят, – исторгла из себя Луиза очередное свидетельство испорченности французской нации.

– Ну и что? – Джулия посмотрела на мать, которая открывала и закрывала кухонные шкафчики куда более резкими движениями, чем обычно. Это означало, что пожилая дама начинает сердиться.

– А я по-прежнему убеждена, что в нашей семье не должно быть ни капли французской крови! Они встретили Гитлера с распростертыми объятиями! Если бы он заявился сюда, я бы сражалась с ним до последнего вздоха! – Луиза застучала по столу, как заправский дятел.

– Если бы он заявился в Америку, ты сама встретила бы его с распростертыми объятиями. Гитлер – католик, – высказала Джатс сущую правду.

– Врушка, врушка, мерзкая свинюшка! – завизжала Луиза.

Кора хлопнула дверцей шкафчика и закричала – а это она позволяла себе редко.

– А ну помолчите хоть минуту вы, обе! Хватит с меня! Страдает один – страдают все. Бедняжка Рилма такая молодая, она напугана! Представьте себя на ее месте – куда ни кинь, всюду клин! Она не может оставить ребенка, она это понимает. А кто мы такие будем, если дитя отдадут в сиротский приют только потому, что оно родилось без нужных бумаг? Я тебя спрашиваю, Луиза?