Текст книги "Одного поля ягоды (ЛП)"

Автор книги: Рита Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Сердца у тебя нет! – подколола Фейри.

– А зачем тебе старое пианино? Почему бы не отдать его Луизе? – тут Фанни явно сплоховала.

– Дай нищему лошадь, и он ее до смерти заездит, – ответила Селеста, поворачиваясь к ней.

– Что? – Фанни своим ушам поверить не могла.

– Мне не надо лошадь, мисс Чальфонте, а вот пианино я возьму, – пришла в волнение Луиза.

– Я просто хотела сказать, что не могу раздаривать большие и дорогие вещи тем, кто себе не может их позволить.

– Селеста... – этому удивилась даже Рамелль.

– Ее высочество хочет сказать "им пальца в рот не клади, по локоть откусят", – Кора была вне себя. Да разве она хоть когда-то о чем-то просила?

– Деньги к деньгам – и любовь процветает, а как все потратишь – любовь умирает, – Селесту совсем занесло.

– Боже милосердный, но пианино – это не деньги! Вернее, не совсем деньги! – возмутилась Фейри.

– Это дело принципа, – стояла на своем Селеста.

– Ты же щедрый человек, что на тебя нашло? – Фанни в себя не могла прийти от удивления.

Рамелль тоже очень удивилась, но она и раньше несколько раз сталкивалась с тем, что Селеста вставала на дыбы на ровном месте, и разговаривать с ней в такие моменты было бесполезно. Впоследствии оказывалось, что все эти события выеденного яйца не стоили. Так что чем меньше она скажет, тем будет лучше. Раз уж она живет с Селестой, то ей порядком достанется, если Селеста решит, что Рамелль осуждает ее на публике.

– Если ты так озабочена судьбой маленького Моцарта из Раннимида, Фанни Джамп Крейгтон, то возьми и подари ей собственное пианино!

– Не смеши меня, оно у меня одно. А вот у тебя – два!

– А ты что скажешь, Фейри? Ты ведь даже гаммы играть не умеешь!

– Селеста, ты прекрасно знаешь, что в каждой гостиной должно стоять пианино, иначе это не гостиная вовсе!

– Лицемерки!

Луиза и Джатс застыли перед роялем. Они боялись пошевелиться, но и оставаться здесь не хотели.

– Селеста, это моя дочка попросила у тебя пианино, а не я. Может, я и нищая, но ни у кого ничего не прошу. Сама зарабатываю, и мне хватает. А ты так распереживалась из-за вещи, которой даже не пользуешься... Я не хочу это выслушивать, – Кора холодно и спокойно глянула на Селесту. – Идемте, дети.

Двое девчонок соскочили с табурета, им явно не терпелось поскорее выбраться из комнаты. Кора вышла из дома и резко захлопнула за собой дверь.

– Мои служанки со мной так никогда не разговаривают, – фыркнула Фейри.

– Кора – это тебе не просто служанка, – ответила Селеста. – А теперь, если не возражаете, с меня на сегодня более чем достаточно общения с человеческой расой.

Селеста полусидя устроилась в постели и взяла томик Тацита. Чтение на латыни успокаивало ее. Упорядоченность и ясность языка возвращали ей утраченное равновесие. Плюс ко всему, никто из окружающих не говорил на латыни и не мог потревожить безмятежную умиротворенность, которую она в ней черпала. Ни захлебывающегося бормотания, ни стрекочущего акцента, ни грубых словечек; Селеста могла погрузиться в прошлое и стать его частью.

Рамелль открыла дверь в спальню. Ее светлые вьющиеся волосы рассыпались по плечам. В свои двадцать семь она была семью годами младше Селесты и ощущала это. Впервые войдя в георгианский особняк Селесты, она была очарована здешней роскошью, бесценными восточными коврами, брошенными под ноги, словно драгоценные камни. И каждая комната свидетельствовала о богатстве хозяйки и ее воображении. Рамелль не просто приоткрыла дверь в дом, она открыла дверь в другой мир, мир Селесты. Та читала на греческом и латыни, на французском и немецком. Ее библиотека ломилась от редких фолиантов в ручных переплетах, стопки книг громоздились у кровати, ожидая своей очереди.

Селеста Чальфонте была необыкновенной женщиной. Впрочем, Кору тоже нельзя было назвать обыкновенной. Рамелль любила Селесту и занималась с ней любовью, но всегда подозревала, что каким-то необъяснимым образом Кора была для Селесты куда важнее, чем она. Мудрая и терпеливая, способная находить радость в самых простых вещах, Кора связывала ее с грешной землей. В утонченном мире Селесты таких людей просто не существовало. Огромное богатство было для нее благословением – и в то же время проклятием; к счастью, она сама это понимала и признавала. А Кора и даже маленькие Луиза с Джулией Эллен принимали Селесту как свою, хоть у нее и было неизмеримо больше денег. Селеста не могла без этих людей. Со всем своим остроумием и холодной отстраненностью, ей нужно было чувствовать себя частью человечества, и Кора относилась к ней, как к равной.

– Тацитом лучше всего наслаждаться, читая то, что сказано между строк, – Селеста подняла взгляд на Рамелль.

– Никогда не любила эту мертвую прозу. Предпочитаю модные романы.

– Ха. Задворки литературы?

– Да, дорогая, – Рамелль улеглась под одеяло.

– Пари держу, ты думаешь, что я сижу и страдаю из-за того, что приключилось вечером? Ну так нет. Мне даже не интересно, покажется ли здесь Кора завтра.

– Да, я вижу, что ты совершенно об этом не думаешь и не думала. Ты именно поэтому держишь книгу вверх ногами?

Селеста прикинула, сколько же она вот так просидела, захлопнула книгу и погасила свет.

– Спокойной ночи, любимая.

– Спокойной ночи, – Рамелль поцеловала ее в щеку.

26 сентября 1911 года

На следующее утро Кора завтрак не приготовила, и эта обязанность была возложена на жену садовника. Селеста сделала вид, что ничего не замечает.

Но когда Диана, горничная, внесла "Утренний глас Раннимида", Селеста вспыхнула.

– Уберите отсюда эту грязную половую тряпку! Понять не могу, почему люди так обожают читать о катастрофах и несчастьях за завтраком! Но я уж точно не из их числа!

Чуть позже позвонили Фанни Джамп Крейгтон и Фейри Тетчер, чтобы выяснить, миновала ли гроза. Это привело Селесту в еще большую ярость.

Кривотолки не утихали весь день. К вечеру все в Раннимиде – и в Южном, и в Северном, были в курсе о происшествии с пианино. Брутус Райф, унаследовавший военный завод и фабрику по производству консервов от своего отца, Кассиуса, был особенно рад этой новости. Он предлагал руку и сердце Селесте из года в год, до самого 1898го, когда женился на Фелиции Скотт, однокласснице Селесты. Брутус страстно желал объединить состояния Райфов и Чальфонте, но Селеста разбила его мечты. Неловкое положение, в которое она теперь попала, лишний раз убедило его, что одинокая женщина не в силах совладать с жизненными передрягами.

Для Коры день прошел быстро. С самого утра она трудилась в большом огороде на овощных грядках. Когда девчонки вернулись из школы, она и им задала работу. Луиза надеялась обнаружить в гостиной пианино, но вместо него там нашлась только Лилиан Рассел[8]8
  Лилиан Рассел (1860 – 1922) – одна из самых известных актрис и певиц в США в конце XIX – начале XX веков.


[Закрыть], кошка, вместе с пойманным ею кротом. Джатс попыталась приободрить сестру. Она предложила вскрыть крота, чтобы посмотреть, как у него все устроено внутри, но Луизу это почему-то не порадовало.

Вечером девочки услыхали, как Айдабелл МакГрейл играет на аккордеоне, сидя у себя на крылечке. Если погода была хорошей, то каждый вечер, едва наступали сумерки, Айдабелл устраивалась на ступеньках – один носок подтянут, другой спущен, и оба – разного цвета. Растягивая меха аккордеона у своей пышной груди, Ида распевала ирландские и шотландские песни. Иногда ее здоровенный, косматый сынок Роб подыгрывал ей на волынке. Сегодня музыка доносилась до самой вершины Бамблби Хилл, где жили Хансмайеры, и делала Луизу еще более несчастной.

– Мама, ну почему Селеста не отдаст мне это старое пианино?

– У нее на то свои причины.

– Но у нее же их два! – Джатс, сидевшая рядом с сестрой, обняла ее за талию. – Это нечестно!

Луиза снова расплакалась. Лилиан Рассел потерлась о ее ноги. Все пытались успокоить Луизу. В их маленьком чистеньком каркасном домике было маловато мебели, и пианино могло бы стать приятным дополнением.

– Если б Селесту не затюкали со всех сторон, она, может, и отдала бы это старое пианино. Она ведь не злая совсем. Но теперь, со всей ее гордостью, его ни за какие коврижки у нее не выманишь.

Это вызвало новый взрыв рыданий со стороны Луизы.

Тем вечером с Селестой совсем не было сладу. Она вела себя до того невыносимо, что Диана тихонько сбежала из дома, и то же самое проделали садовник с женой. Единственной, кто мог выдержать мисс Чальфонте, когда ей вожжа под хвост попадала, была Рамелль, да и ту уже брали сомнения.

На следующее утро пианино превратилось из сплетни в принципиальный вопрос. Бедные жители Раннимида были в ярости оттого, что Селеста оказалась такой жуткой скрягой, богатые же были не в восторге от шумихи, которую наделало увольнение Селестиных слуг. Представители среднего класса не хотели, чтобы что-либо мешало их бизнесу, а если слуги не будут получать жалование, то, значит, не смогут его и потратить.

Селеста, совершенно не ведавшая о масштабах бедствия, оседлала свою красивую гнедую кобылку и, как обычно, собралась на утреннюю прогулку. Возвращаясь домой, она проезжала через северную часть города. Теодор Баумейстер углядел ее и выскочил из своей парикмахерской.

– Мисс Чальфонте, доброе утро!

– Доброе утро, Тед.

– В городе только и разговоров, что о вашем старом пианино.

– Это всего лишь показывает, что людям больше не о чем поговорить.

– Да, мэм, но я вот лично считаю – лучше бы вам отдать этой девчоночке пианино, чтобы народ поуспокоился.

– Мистер Баумейстер, я была бы очень признательна, если бы вы не совали свой нос не в свое чертово дело! – Селеста пришпорила лошадь и рысью поскакала домой.

Дома покоя тоже не было. Фейри Тетчер и Фанни Джамп Крейгтон напустились на нее, едва она переступила порог.

– Селеста, ты должна что-то предпринять! – воскликнула Фейри.

– Да из-за чего вы так раскипятились? – спросила Селеста.

Рамелль, которая уже была в курсе происходящего, встала и отошла в сторонку, ожидая землетрясения.

– Раскипятились? Да мы в безвыходном положении! Селеста Чальфонте, известно ли тебе, что с вот этого самого дня наши служанки – и мои, и Фейри, уволились?

Несколько секунд ушло на осознание неприятной новости.

– Что?

– Уволились, говорю я тебе, и все из-за этого чертового пианино!

– Да ты шутишь! – голос Селесты не сулил ничего хорошего.

– Шучу? Да я вне себя, Селеста Притчард Чальфонте! Сегодня моя очередь принимать у себя в доме ежемесячное собрание "Дочерей Конфедерации", ты забыла, что ли?

Фанни Джамп уже покраснела в предвкушении того, как поведает о своем бедственном положении.

– Ты же знаешь, что сегодня вечером мы собирались распланировать бал в честь осеннего равноденствия, и все должно пройти без сучка и задоринки. А эта змея подколодная Минта Мей Декстер и ее "Сестры Геттисберга" уже перехватили у нас возможность украсить зал! "Все вырученные на балу средства мы передадим в пользу бедных, бла-бла-бла". Слышала бы ты ее! И почему ее папашу в свое время не подстрелили на Биг Раунд Топ[9]9
  Big Round Top – скалистый холм, примечателен как наивысшая топографическая точка у Геттисберга, где в 1863 году состоялось самое кровопролитное сражение в ходе гражданской войны в США, считающееся переломной точкой в конфликте.


[Закрыть], я понять не могу!

– Успокойся, Фанни, – чем сильнее кипятилась Фанни, тем холоднее делалась Селеста.

– Успокоиться! Успокоиться? После того, как "сестры" чуть не обскакали нас на прошлое четвертое июля? Нам нужен стратегический план, чтоб мы могли обойти Минту и ее занюханных голубок, и собрать больше денег, чем они!

– А ты знаешь, что "Кружок Марты" уже провел тайное заседание насчет бала? И нам придется противостоять натиску их пошлости, которым, как и всегда, будут заправлять сестры-прожигательницы?

Сестер-прожигательниц было трое – Руби, Роза и Рейчел – тройняшки, о которых говорили, что у них один мозг на троих. По крайней мере, на драгоценности они потратили сумму, достаточную, чтобы содержать в полном боевом порядке весь бразильский военно-морской флот. Поскольку их отец, Кассиус Райф, продавал оружие обеим сторонам конфликта во время Гражданской войны, то ни "Дочери Конфедерации", ни "Сестры Геттисберга" не могли принять их в свои ряды. В отместку за это прожигательницы организовали "Кружок Марты", назвав его в честь Марты Вашингтон, и принудили жен всех торговцев в городе присоединиться к нему.

– А почему вы не можете перенести заседание в дом к Цезарине Фронтингем? Это всех взбодрит, учитывая то, какая ужасная в доме отделка.

Фейри хихикнула.

– Селеста, ты такая испорченная.

Но Фанни было с толку не сбить.

– Селеста, слуги Цезарины тоже угрожают уволиться.

– Да быть такого не может, – равнодушно ответила Селеста.

– Может или не может, а "Дочери Конфедерации" явятся ко мне домой сегодня в семь вечера.

– А что сложного в том, чтобы их принять? – спросила Рамелль.

– Я ничего не могу без своих слуг. Я даже не знаю, где хранятся чаши для ополаскивания пальцев. Они волшебным образом возникали на столе всякий раз, когда я говорила об этом Моне, – чувствовалось, что для Фанни происходящее – настоящая трагедия.

– И ты еще возмущаешься при любом намеке на свою беспомощность, – не сдержалась и подпустила шпильку Селеста.

– Да кто бы говорил! Ты сама-то и воды вскипятить не сможешь, – отбрила Фанни.

– Нет, но лошадь я оседлать могу.

– К черту лошадь, у меня сегодня вечерний прием, а не дерби в Кентукки, – Фанни раздумывала, что бы еще такого злого сказать, но обидные фразы вертелись на самом краешке ее сознания и исчезали прежде, чем она могла ухватить хоть одну.

– Ты должна что-то предпринять, – взмолилась Фейри.

– А что это вы, две таких матроны, два столпа общества, заявились ко мне? Почему вы не пошли к собственным мужьям?

– Как? И потерять свои карманные деньги, потому что Гораций тут же заявит, что я не могу со слугами управиться? – возопила Фейри.

– А Крейгтона пришлось бы силой вытаскивать из "Перлз Стрейчерз", и он бы при этом еще ругался и лягался. Он зависает либо там, либо в Йорке – у них там вылитая Гоморра-на-Кодорусе!

Мужнино праздное времяпровождение и неприкрытое шастанье по проституткам ни капельки не беспокоили Фанни. Это оставляло ей больше времени на то, чтобы вскружить голову какому-нибудь симпатичному юноше. Фанни знала толк в мужчинах и легко могла соблазнить любого.

– Ты заварила эту кашу. Сделай что-нибудь, – умоляюще попросила Фейри.

– Я отказываюсь нести этот крест в одиночку. Это ведь ты, Фанни Джамп Крейгтон, первой предложила мне отдать это полудохлое пианино!

– Я? Правда я, Селеста? Я честно не помню.

– В следующий раз, когда мы будем играть в бридж, лучше вообще не пей! – рявкнула Селеста.

– Ну Селеста, милая, Фанни любит пропустить стаканчик джина.

– Вы напоминаете мне собаку, которая гоняется за собственным хвостом. Если бы вы перестали друг друга обвинять, может, смогли бы найти выход из этой ситуации, – вежливо заметила Рамелль.

Поскольку Рамелль была младше, весьма хороша собой, да еще и любовницей Селесты, Фанни и Фейри напряглись. Им не нравилось, когда всякие пришлые выскочки указывали им, что следует сделать. В конце концов, они вместе с Селестой выросли. В детстве одноклассницы в школе для юных леди звали их Hie, Haec и Hoc[10]10
  Hie, Haec, Hoc – указательные местоимения «этот, эта, это» на латыни


[Закрыть]. В колледже Вассар[11]11
  Колледж Вассара («Вассар») – престижный частный гуманитарный колледж высшей ступени в г. Покипси, шт. Нью-Йорк. Основан в 1861 как женский колледж бизнесменом М. Вассаром; современное название с 1867. Большинство учащихся составляют женщины, но с 1970 принимаются и мужчины.


[Закрыть] они прикрывали друг друга как могли. Фанни крутила бесстыдные романы с юнцами из Йеля, Фейри жульничала на экзаменах, как проклятая, а Селеста по уши втюрилась в Грейс Петтибон, очаровательную девушку из высшего общества. К тому времени их уже нарекли тремя фуриями из-за всех неприятностей, причиной которых они явились.

Но тем не менее Рамелль была права, так что взъерошившиеся было Фанни и Фейри быстро взяли себя в руки.

– И что ты предлагаешь? – Фейри уставилась на Рамелль, в душе желая найти себе столь же красивого мужчину.

– Почему бы Селесте не переговорить с Корой?

– Потащиться на Бамблби Хилл и страдать от унижения, пока весь город будет глядеть, как я улещиваю Кору? Да ни за что на свете!

– На карту поставлена твоя гордость против благополучия целого города, – сказала Фейри.

– Теперь ты говоришь в точности, как моя сестра Карлотта. Брось, Глэдис.

"Брось, Глэдис" было школьным выражением троицы и грубо говоря, означало пожелание "засунь это себе в задницу".

– Возможно, мы могли бы попросить нашу Проповедницу пожаловать и вознести молитву над всеми, кто в этом участвует, – издевательски предложила Фанни.

– Ты знаешь, а может, это союзные деятели воду мутят? – Фейри совсем унесло в сторону.

– "Недоразумения между штатами"[12]12
  «Недоразумения между штатами» – эвфимистическое название Гражданской войны в США.


[Закрыть] уже давным-давно закончились, – заметила Селеста.

– Нет, профсоюзные деятели – люди, которые начитались этого... Карла Марла и пошли на заводы, – гнула свое Фейри.

– Мой дом – это тебе не завод, – Селеста скрестила руки на груди.

– Нет, но Кора – представитель пролетариата, – Фейри заговорила громче. – Рабочие восстанут против своих хозяев!

– Фейри, ты начиталась крамольных книг? – бровь Селесты удивленно поползла вверх.

– Я... да.

Фанни чуть не рухнула.

– Фейри, да я никогда не видела, чтоб ты хоть одну книжку раскрыла за все то время, пока мы были в колледже!

– Карл Маркс, этот немец? – Селеста тоже была ошеломлена. – Да ну, Фейри, не обращай внимания на немцев. Они все еще от Аттилы[13]13
  Аттила (умер в 453) – правитель гуннов с 434 по 453 год, объединивший под своей властью тюркские, германские и другие племена, создавший державу, простиравшуюся от Рейна до Волги.


[Закрыть]  не оправились.

– Как это тебе в голову взбрело начать читать? – поинтересовалась Фанни.

– Это Гораций меня сподвиг. Вы знаете какой он консерватор. Он вернулся из своей последней поездки в Чикаго и просто дымился от злости, когда говорил насчет профсоюзов, нездоровых идей равенства и парижской революции 1871 года. Никогда не видела, чтобы он так нервничал. Ну, и я решила – если что-то так расстраивает Горация, наверняка это – хорошее дело, и надо узнать об этом поподробнее.

– Несмотря на то, что это очень интересная мысль, я не думаю, что Кора начиталась чего-то этакого у нас за спиной. Кора не умеет читать, – мягко заметила Селеста.

– Ой, правда? – слегка удивилась Фанни. – Я об этом даже не подумала. Интересно, а многие ли из наших слуг умеют читать?

– Зато они хорошо умеют считать, – вздохнула Фейри.

Тут Фанни вернулась к тому, с чего начинала.

– Так что мне делать с "Дочерьми Конфедерации"?

– Вы трое, вы так и не можете прекратить пререкаться и выработать общий план, хотя бы один? – вмешалась Рамелль.

– Чем я заслужила эту яростную вспышку логики? – Селеста явно обиделась.

– Дорогая, весь город на ушах стоит. И я очень сомневаюсь, что кто-то это организовал или специально обостряет конфликт. Просто то, что ты не отдаешь пианино, выглядит жестом злой воли. Господь свидетель, Селеста, ты же можешь купить себе фабрику по производству роялей, если захочешь. Людей задевают мелочи, а не крупные промахи. Ты ведь знаешь – один маленький инцидент может стать причиной большего – и так до тех пор, пока все не позабудут, как и с чего вообще все началось, – спокойно проговорила Рамелль.

– Ты совершенно права, Рамелль. Но черт бы меня побрал, если я уступлю требованиям кучки слуг и лавочников!

– Уступишь только в том, что подаришь Луизе пианино? – Фанни прекрасно понимала позицию Селесты, но все равно подпустила шпильку.

– Фанни, я потеряю лицо – и в твоих глазах, и в глазах целого города. Это вопрос дисциплины. Никто не может раздавать вещи только потому, что его об этом кто-то попросил.

– Странно. А я думала, что Иисус именно об этом и говорил, – на этот раз голос Рамелль звучал жестче.

– Последний христианин умер на кресте[14]14
  Отсылка к цитате Ницше: «Первый и последний христианин умер две тысячи лет назад, на кресте».


[Закрыть]! – Селесту это явно задело.

– Христос никогда не упоминал о пианино, – невинно заметила Фейри.

– Да-да, никаких пианино в Новом завете. Все, что у них было – это Давид со своей арфой в Ветхом, – Фанни блеснула своими обширными библейскими познаниями.

На лице Селесты засияла улыбка.

– Леди, у Иисуса пианино не было, а вот у нашей Проповедницы есть!

– У Карлотты? – непонимающе переспросила Фейри.

– Хотела бы я на это посмотреть. Ты попросишь свою сестру подарить Луизе пианино, но самое большее, что та от нее получит – это благословение. Может, она и тронулась на почве религии, но у нее снега зимой не выпросишь! – съязвила Фанни.

– Ах ты, маловерная женщина! – Селеста воздела руки, одновременно благословляя и упрекая. – Или ты забыла, что сестра моя возглавляет Академию благородных девиц?

– Селеста... – до Фанни Джамп стало доходить, к чему она клонит.

– Да, я отправлю раннимидское музыкальное диво в Академию – как для дальнейшего образования, так и для духовного совершенствования.

– Ты гений! – восхитилась Фейри.

– Это твои слова, я этого не говорила, – кивнула Селеста.

– Дорогая, ты чудо! – Рамелль коснулась руки Селесты.

– Осторожнее, дорогая. Мы же не хотим задеть естественные чувства Фанни и Фейри.

Фанни обожала такие редкие моменты. Никто никогда не упоминал об этом прямо, хотя чем старше она становилась, тем все более безразлично ей становилось, что болтают о Крейгтоне или ее любовниках. Селеста, однако, была куда более сдержанной.

– Глупости, мисс Чальфонте. Это же я наткнулась на вас с Грейс однажды студеной зимней ночью.

– А это была тебе наука, невоспитанный ты человек. Неужели твоя маменька не научила тебя стучаться в дверь, прежде чем войдешь? В любом случае, мы просто пытались согреться. Рамелль, не слушай Фанни. Она все время преувеличивает все, о чем бы ни рассказывала.

– Селеста, но тебе же придется потратиться? – Фейри перешла к более практическим вещам.

– Ты имеешь в виду Луизу Хансмайер?

– Обычно в частные академии не принимают девочек из бедных семей, – сказала Фейри.

– Лучше уж заплатить, чем расстаться с пианино. Если я отдам этот чертов инструмент, я потеряю больше, чем деньги. Это и вправду наилучшее решение, и кто знает – может, Луиза чему-нибудь и научится.

– А это не жестоко – давать образование бедным? – Фанни была искренне озабочена.

– Жестоко? Образование – лучший подарок, который вообще можно сделать! – подбоченилась Селеста.

– Нет, в самом деле, что хорошего в образованной женщине? Она ни на что не годится. Лучшее, на что Луиза может надеяться – это выйти замуж за мужчину настолько широких взглядов, что он сможет простить ей ее происхождение, – немного грустно сказала Фанни.

– Лучше не родиться вовсе, чем получить дурное воспитание? – та же самая бровь снова поползла вверх.

– Я... – Фанни озадаченно смолкла.

– О господи, а что, если твоя сестра наложит на ребенка свои лапы? Оглянуться не успеешь, а девочка уже захочет податься в монашки, – нижняя губа Фейри чуть дрогнула.

– Католичество Карлотты не дает покоя нашей семье уже долгие годы, – проговорила Селеста. – И почему ей было не обрести утешение под изобильной и благодатной сенью Епископальной церкви?

– Ты уверена, что это единственный способ? – поинтересовалась Фанни.

– Да, но это не означает, что Кора даст свое согласие.

Фейри осеклась.

– О нет! Я об этом даже не подумала!

Селеста снова села в седло и поскакала к Бамблби Хилл, в южную часть города. Она еще и двух шагов не проехала по Эммитсбург-роуд, а весь город уже зашумел, как растревоженный улей.

Поля к западу от Раннимида переходили в покатые нежно-зеленые холмы. Сразу к северу от города находилась конеферма, где разводили гановерских лошадей. Там появлялись на свет чемпионы породы, лучшие во всей стране. Воздух был наполнен слабыми отголосками осени.

Селеста любила эту землю. Она видела Париж, Вену, Лондон, Рим, Афины и Санкт-Петербург, не говоря уж о Нью-Йорке, но Мэриленд любила сильнее всего. Волнистые холмы давали ей силу, которой нигде больше она не могла отыскать. Она ощущала себя благословенной, потому что принадлежала этой земле.

Проезжая мимо дома Айдабелл МакГрейл, Селеста привстала, чтобы поглядеть, не покажется ли сама старушка – в Раннимиде все держали пари, наденет она когда-нибудь носки одного цвета или нет. Но Иды нигде не было видно.

Холм оказался довольно крутым. Дом Коры, деревянный каркасный сельский дом с треугольным фронтоном, стоял на самой вершине холма. Маленький яблоневый сад проглядывал из-за кухни, несколько персиковых деревьев, усыпанных плодами, росли у сарая. Вьюнки совсем заплели крыльцо. Селеста задумалась, как же Кора со всем этим справляется – в порядке, в чистоте, в островках цветов ясно видна была ее хозяйская рука. В большом деревянном корыте возле переднего крыльца вовсю цвели рудбекии, да и повсюду было полно цветов. Даже куры выглядели счастливыми.

И все это своими руками сделала Кора. Ее муж, Хансфорд, пустился в бега в 1907 – не женщины сподвигли его на это, но выпивка. Селеста никогда не слышала, чтобы Кора жаловалась на Хансфорда или вообще на что-либо жаловалась. Кора работала, а жалобы только отнимали время. Вот и сейчас Селеста застала ее – простоволосую, согнувшуюся над овощными грядками за домом.

– Кора...

– Здравствуй, Селеста, – Кора отложила тяпку и подошла к ней.

– Я пришла извиниться.

Кора поглядела на нее.

– Ты знаешь, какая я делаюсь, когда гордость берет надо мной верх, – добавила Селеста.

– Да, знаю. Ты тогда ступаешь по тонкому льду и заходишь так далеко, что становится слышно, как он начинает трещать.

– Я думаю, что знаю, как нам разрешить всю эту историю с пианино.

– Только не говори мне, что отдашь его Луизе, а не то меня удар хватит, – Кора рассмеялась, хоть и нехотя.

– Ты и правда меня насквозь видишь, да? – мягко спросила Селеста.

– Я чую, что каша заварилась серьезная.

– Я предлагаю отослать Луизу в Академию благородных девиц, которой заправляет моя сестра Карлотта. Девочка получит хорошее образование, и особое внимание будет уделено ее музыкальным талантам.

– Ей придется там ночевать?

– Можно, если вы так решите.

– Нет, я хочу, чтобы она была со мной и со своей сестрой.

– Я распоряжусь, чтобы ее отвозили туда и привозили домой.

Кора ничего не ответила. Селеста подождала минутку и спросила:

– Это для вас приемлемо?

– Это очень великодушно с твоей стороны, но не мне же в эту школу ходить. Луизе надо самой решить.

Такая мысль не приходила Селесте в голову.

– Ммм... ну да, конечно.

– Когда они с Джулией Эллен вернутся из школы, я ей все расскажу, а завтра утром сообщу тебе ответ.

– А до тех пор ты не могла бы кое-что сделать?

– Что?

– Фанни Джамп Крейгтон принимает у себя ежемесячное собрание "Дочерей Конфедерации", а все ее слуги уволились. Ты не могла бы убедить их поработать сегодня вечером?

Кора рассмеялась. Она знала, что люди бросили работу, хоть и никоим образом их к этому не склоняла.

– Поглядим, что я смогу сделать, Селеста.

– Кора...

– А теперь что? Ты точь-в-точь как балованный ребенок.

– Мне очень жаль, что я тебя обидела, – Селесте всегда было нелегко говорить о собственных чувствах.

– Я злилась немного, но это ведь на Луизу затмение нашло, и с этого все началось, – тепло ответила Кора.

– Я... я очень привязана к тебе, Кора. И мне очень не хотелось причинять тебе боль.

– Я знаю, и я тебе за это очень благодарна.

– Ну тогда... ты меня простишь?

– Простить тебя? Черт возьми, Селеста, даже когда я на тебя сердита, я люблю тебя бесконечно!

Впечатленная, Селеста не успела закрыться и выпалила:

– Я тебя тоже люблю!

Кора обхватила ее своими сильными руками и стиснула в крепком объятии.

– Вот и ладненько, а теперь езжай домой, а завтра утром я приду и скажу, что решила Луиза.

Селеста легко вспрыгнула в седло, коснулась ручкой хлыста полей шляпы на прощание и пустила лошадь в галоп. Всю обратную дорогу она пыталась не расплакаться. Ну почему в ее семье никто не был похож на Кору? Она любила своих младших братьев, Споттисвуда и Кертиса. Она уважала старшего брата, Стерлинга, а вот сестру Карлотту на дух не переносила. Но при всей любви к ним, ее родственники были какими-то чопорными и ограниченными. Ну почему в мире так мало людей, подобных Коре? И почему сама Селеста не может быть на нее похожа?

Луиза и Джатс скакали вверх по холму, пока вдали не показался дом. Тогда они наперегонки побежали к двери.

– Мама, мы дома!

– Здравствуйте, мои котятки! – Кора схватила их в охапку и поцеловала.

– А знаешь что, мама, знаешь? – у Джатс глаза стали огромными, как у кошки.

– Что?

– Я перечислила всех президентов по порядку!

– Мы с Орри Тадьей ее натренировали, – сказала Луиза.

– Луиза, сегодня мисс Чальфонте заезжала к нам.

– Пианино, пианино! – Луиза захлопала в ладоши.

– Не совсем. Она хочет послать тебя в Академию благородных девиц, где ты сможешь учиться музыке, как полагается – и хорошим манерам тоже.

У Луизы отвисла челюсть.

Джатс засопела.

– Я не хочу, чтоб Лисси уезжала.

– Нет, солнышко, она будет возвращаться домой, вот как сейчас.

– А кто будет меня в школу водить? – Джатс расплакалась.

– Ив Мост живет внизу. Ну и ты уже большая, с холма сама спустишься.

– Я хочу быть с сестричкой!

– Джулия, не переживай, – наставительным тоном сказала Луиза. – Я буду дома каждый вечер.

– Ты уже решилась, да?

– Мама, я правда могу туда ходить?

– Слово Селесты крепкое.

– Ну тогда я бы хотела пойти, если я смогу играть на пианино каждый день.

– Из-за этого мы все и затеяли, солнышко.

Джулия разрыдалась еще сильнее.

– Я хочу пойти с Лисси! Я нужна ей, чтобы нажимать черные клавиши!

– Джулия Эллен, тебе тоже улыбнется удача. Просто в этот раз очередь Луизы, – Кора погладила Джатс по голове. Джулии показалось, что это честно, и она перестала плакать.

– Мама, а зачем Селеста это затеяла? Что это значит?

– Значит? – Кора немножко поразмыслила, а потом поцеловала Луизу в щеку. – Это значит, что ты можешь прийти к Богу через заднее крыльцо, а не только через парадный вход.

На следующее утро Кора сообщила о решении Луизы. В тот же день Селеста отвезла Луизу в город, купила ей форму и туфли, а наутро поехала с Луизой в школу, должным образом ее представила и удостоверилась, что ребенок не слишком напуган. Ко всему прочему, Селеста не хотела, чтобы Луиза выглядела бедной или чувствовала себя не в своей тарелке. Она прекрасно помнила, какими жестокими могут быть дети.

Луиза была безумно счастлива. Учителя уделили ей массу внимания, а Карлотта, почуяв в девочке благодатную почву, готовую воспринять религиозное учение, взяла ее под свое крыло.

Луиза будет вспоминать эти дни, как самые счастливые в своей жизни. А Джулия будет помнить, как ее сестра обрела веру и в то же время претензию на изящные манеры.

11 апреля 1912 года

Орри Тадья, вертлявая коротышка, ждала, пока Луиза вернется из академии. Они с Джатс обошли центральную площадь, поглазели на витрины, остановились, чтобы с восхищением разглядеть статую генерала янки на северной стороне площади, а потом перешли на противоположную – взглянуть на скульптурную композицию Конфедерации: три сражающихся солдата, один из них ранен и клонится к земле.

– Орри, а ты бы хотела попасть на войну?

– Только если мы победим.

– Брат Селесты Чальфонте служит в армии, а никакой войны нет, – Джатс явно интересовал этот факт.

– Я думаю, это то, чем должны заниматься мужчины. Ну, как женщины детей рожают.

– Орри, а ты хочешь, чтобы у тебя были дети?

Будучи на четыре года старше, Орри глубоко вздохнула и произнесла отстраненным тоном: