Текст книги "Змеиная прогулка (ЛП)"

Автор книги: Рэндольф Д. Калверхолл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Понедельник, 23 августа 2049 г.

«Я хочу эту работу», – упрямо сказал Лессинг. «Я могу сделать это.»

Ренч, скрестив ноги на ковре перед интерактивным экраном Малдеров размером со стену, не ответил.

– Ради бога, сядьте, – Сэм Морган обернулся и посмотрел на Лессинг. – У тебя изменилось мнение?

«Если вы спрашиваете, позволю ли я партии указывать мне, какую медаль носить на спортивном ремне, то ответ – нет!»

«Так?» – спросил Ренч через плечо. Он поднес пульт от телевизора к свету, чтобы видеть его кнопки. Он толкнул один. Симпатичная брюнетка с экрана начала снимать сетчатые чулки.

– Значит, я тебе нужен. Я нужен партии».

Ренч вежливо рыгнул. «Это вам нужна партия. Мы нужны вам. Тебе нужен Малдер. И тебе нужен один симпатичный блондин.

– Давай оставим ее в стороне, – ровным голосом ответил Лессинг. По негласному обоюдному соглашению он и Лиск вели себя вежливо, но отстраненно с тех пор, как произошел эпизод в комнате с кукурузой. Каждому из них требовалось время подумать.

Лиза весь день воскресенья провела взаперти с Малдером, Борхардтом и Дженнифер, работая над речами для «Восемьдесят пять»; этим утром они с Дженнифер отправились кататься на лошадях. Ни Малдер, ни Фея-Крестная не знали, какой конец лошади ест сено, но старик все равно купил конюшню, полную красивых животных. Если это заставило снобистских соседей Малдера из Вирджинии принять его, значит, животные послужили полезной цели.

«Зеленый свет!» Ренч отошел от щекотливой темы Лизы. «Но скажи мне, старый приятель, откуда такая страсть к солдатам Кадра? Оставайтесь счастливым гостем, следите за системой безопасности Малдера, тренируйте пчел и заводите часы! Почему вы хотите командовать кадровым подразделением? Что Кадр тебе сделал?

«Бережная помощь».

«Давай, сладкий!» Маленький человечек снова нажал на пуговицу, и актриса легко вылезла из бюстгальтера, откинулась на полосатую простыню и посмотрела в камеры. Ее грудь, настоящая или пластиковая, приятно вздымалась; они, конечно, были обильными! Девушка не стала раздеваться до конца; это был не тот канал – и в десять утра! Интерактивная система выбора сюжета на телевидении имела ограничения. Более того, Фея-Крёстная заблокировала порноканалы с помощью кода, который не смог взломать даже Ренч.

Морган передвинулся и посмотрел на Лессинг. – Полагаешь, у тебя есть причины?

«Веские причины… кроме смертельной скуки и желания найти настоящую работу! Главный из них заключается в том, что вам нужно нечто большее, чем просто модная черная униформа, чтобы превратить Кадр в воинскую часть. Вам нужны люди с подготовкой и опытом. Это моя специальность».

Морган оставался уклончивым, лениво наблюдая, как Ренч нажимает кнопки.

«Вы не должны зависеть от регулярных вооруженных сил. Что, если какой-нибудь жаждущий власти генерал, Объединенный комитет начальников штабов или тайные либеральные повстанцы, все еще находящиеся в правительстве Аутрама, решат устроить революцию? Сегодня ты дома, а на следующий день ты видишь стволы блестящих винтовок расстрельной команды».

«Не может случиться!» – усмехнулся Ренч. «Не сейчас!»

«Конечно, может. Вы когда-нибудь думали, что это произойдет?» Он махнул рукой всем, чтобы включить все, начиная с Лакхнау. «Вы знаете, что это возможно. Но если «Кадры» создадут собственное военное подразделение, такое как «Вайфен-СС», отдельно от «Всеобщей СС», начать переворот будет труднее. Постепенно вы берете на себя военные обязанности в армии, и тогда вы в ней. Крепко.

«Ребенок, возможно, прав», – признал Ренч. Он нажал кнопку, но девушка на экране осталась в черных трусиках Bylon и улыбалась, насколько позволял ее контракт. Она извивалась, ласкала соски и сонно смотрела на публику. Теперь история вернулась к своей основной сюжетной линии.

Ренч повернулся к Лессинг и Моргану. «У Кадра есть веская причина завести собственных собачек. Сэм, ты понимаешь, о чем я.

– Я тоже, – сказал Лессинг. «Ни для кого не секрет: Годдард и ФАЗА».

«Динго-донго! Вы выиграли картофеледавилку макраме!» Ренч сделал грандиозный жест, напоминающий игровое шоу.

Морган провел рукой по своей короткой стрижке молодого бизнесмена. «Годдард становится сильнее с каждым днем. Его ребят люди видят на митингах, парадах, сталкивающихся головами с левыми, черными, евреями и остальными. Более того, Малдеру и Совету директоров нравится то, что он делает».

– Хулиганы, уличные солдаты, – проворчал Ренч. «У нас есть школы, издательское дело, программы перевоспитания, усиленные меры безопасности. Годдард получает славу».

«А если это не Годдард, то это будут ребята из старой власти: ФБР или ЦРУ. Они вернутся. Лессинг провел пальцем по горлу.

«Виззи проникли в эти агентства во время правления президента Рубина», – признал Ренч. – Аутрам немного подметал, но некоторые из них все еще там. Они боятся, что мы придём к полной власти». Он включил новый канал и увидел, как такса встала и милым человеческим голосом попросила банку Luvva-Dog. «Вот Яма-Нет. Что у них сейчас происходит?

Морган наморщил нос. «Черт, что еще? Yama-Net продает бытовую технику, электронику, компьютеры, косметику и пластмассы; Omni-Net торгует автомобилями, сталью, тяжелой промышленностью и транспортом; First-Net продвигает коммуникации, продукты питания, банки, страхование и недвижимость. Обычный бизнес».

– Не совсем, – поправил Ренч. «По крайней мере, сейчас евреи не управляют всеми средствами массовой информации. Только Ди-Нет: одежда, модная одежда, мыло, моющие средства, дезодоранты и тому подобное.

«Это не оставляет нам многого. Мы новенькие в квартале». Морган открыл одну из коробочек с перегородчатой ​​эмалью, стоявших на журнальном столике, в надежде найти мятные конфеты или орехи; там было пусто. «Наша Home-Net продает все, что осталось… в основном линейки продуктов, которые мы приобрели со времен Старака».

«Я думал, что Outram собирается разрушить крупные медиа», – сказал Лессинг.

«Он пытался. Малдер все еще пытается. Сила денег, знаешь ли. Ренч напряг свои крошечные бицепсы, как Атлас; двое других рассмеялись.

Морган сказал: «Как только руководители СМИ увидели, что он настроен серьезно… что настанет адский холод, прежде чем они смогут вновь оккупировать Нью-Йорк, Чикаго и другие корпоративные цитадели… они открыли магазины в Луисвилле, Солт-Лейк-Сити, Новом Орлеане., Милуоки, Сиэтл и другие места, диверсифицированные, чтобы защититься от атак Старака, Пакова, Аутрама… и особенно нас. Иностранные гиганты, такие как Yama-Corp, переехали в более приятные места за границей, но держались за свои американские филиалы. Мы там, где потребительские доллары».

«Да, посмотрите на Ди-Нет», – сказал Ренч. «После того, как Паков развязал Израиль и лишил его контроля над ближневосточной нефтью, Виззи перенесли свою штаб-квартиру Dee-Net в Монреаль. Можно было бы подумать, что они сдадутся, но у них все еще достаточно мочи, чтобы полить лужайку. Вот, смотри!» Он нажал кнопку.

На телевизионной стене был изображен молодой, красивый и очень блондинистый Адонис в теннисных шортах, сияющей на солнце рубашке от Bylon ярко-красного цвета и с загаром, настолько темно-бронзовым, что казался почти черным. Это мужское видение размахивал теннисной ракеткой по экрану и пел: «С Танелем на этикетке ты станешь способным Гейблом! Взрывайтесь, чудаки!» Его грубое лицо сияло светом Абсолютной Истины. «Нажмите кнопку А-3 прямо сейчас! Сделай это для папы, сделай это для мамы, сделай это для своего малыша, сделай это для себя. Обожаю свою шмотку! Он похотливо погладил свою рубашку, а затем его сменил хор детей несовершеннолетнего возраста, одетых в ослепительно-белую спортивную одежду.

Они пели в унисон: «Дурацкая, дурацкая, маленькая дурочка! Танель офигенный! Танель, дурак!

«Судный день уже наступил», – скорбел Ренч. «Бэнгерский жаргон для продажи теннисной моды! Секс сделал это лучше… и это мы, по крайней мере, могли понять!»

Морган подтянул ноги в чулках под себя на диване. Ботинки в форме Кадровой он оставил у двери. «Ди-Мар предлагает взятки пакистанцам, туркам, «Свободным Иранцам» и саудовцам за восстановление контроля над нефтью Персидского залива. Израиля больше нет, но их лобби живо и здорово».

– Ди-Мар? Лессинг вмешался.

«Вы действительно были без дела, не так ли, из-за борьбы с сорняками в России? Dee-Mar, сокращение от Diversified Marketing Corporation, Limited, – это суперсиндикат, владеющий Dee-Net, и он такой же еврейский, как лосось и бублики».

Ренч указал на лавандовую валик с кружевными краями. Лессинг швырнул его ему, и маленький человек вздул его и откинулся назад. – Однако наша собственная корпорация «Homex» здесь напирает. Сразу после Пакова и Старака наши инвестиции в страны Третьего мира выглядели довольно жалкими. Греки национализировали «Ти-Мэй Индастриз», и мы потеряли огромные деньги, когда советские беженцы втоптали в грязь нашу итальянскую, бельгийскую и немецкую продукцию. Нам пришлось перенести большую часть наших действий обратно на первоначальные базы движения в Южной Америке: кофе, бокситы и другие полезные ископаемые, изумруды, аргентинскую говядину, агропродукцию с освоенных земель в бассейне Амазонки… много всего. Теперь мы возвращаемся».

«Никаких наркотиков?» – мягко спросил Лессинг. В отличие от многих простолюдинов, он никогда не занимался головоломками. Помимо школьных экспериментов с Эмили Петрик и редкого сотрудничества со своим подразделением в Анголе, он избегал «нелепых фармацевтических препаратов», как их назвал один из телевизионных придурков. Одним из немногих хороших дел, которые Рожденные свыше совершили на рубеже веков, было то, что курение, нюхание, уколы и большинство других одурманивающих развлечений стали социально некорректными. Лишь спиртное выдержало ревностные косы пуритан.

Морган бросил на него раздраженный взгляд. «Не нам! Некоторые суперкорпорации занимаются наркотиками, но Малдеру и Совету они категорически запрещены. Знаете, вопреки хорошей генетике и расовым принципам. Черт, может быть, нам стоило заняться курением, Белым Рождеством и табаку, независимо от принципов или нет. Мы могли бы сделать связку. Вы хоть представляете, сколько Yama-Corp заработала на тайских и индийских товарах в прошлом году? Или Ди-Мар о турецком и иранском «Красном золоте»? Черт, мы могли бы заработать эти деньги!»

– «Какая польза от этого человеку…?» – Ренч закатил глаза и изобразил ангельскую улыбку. «Деньги – это хорошо, но ты должен подумать об имидже, Сэм. Помните, в прошлом году, когда латиноамериканцы спросили, хотим ли мы купить их конфетку для носа, и Малдер им отказал? Что ж, вместо этого они отправились в Неварко… большие азартные игры, развлечения, проституция и преступность, а также законные вещи… и заключили сделку. Затем, когда Мексика начала посылать войска либералам, Неварко был так же популярен, как собачьи какашки и вши. Теперь они не смогут продать Библию Рождённому свыше!» Он нажал кнопку на пульте дистанционного управления.

«Привет!» Морган схватил коробочку. «Давайте посмотрим… новости! Ренч выстоял, но позволил Моргану добиться своего.

На стене с фотографиями была изображена сцена на засыпанной обломками городской улице: группа мужчин в белых костюмах, лица которых были закрыты шлемами из медного цвета и зеркального стекла, были единственными людьми, которых можно было увидеть. На них были перчатки и ботинки, при себе были дыхательные баллоны и неуклюжие рюкзаки, и они вызвали отголосок в памяти Лессинга, но он не мог вспомнить, что это было. Запечатанный фургон следовал за группой, пока они медленно шли по замусоренному тротуару мимо тихих, пустых зданий.

– Нью-Йорк, – прошептал Морган.

«Центр Манхэттена». Гаечный ключ указал на ржавый знак.

Лессинг спросил: «Разве они еще не убрали?»

«На первый взгляд да», – сказал Ренч. «Почти все тела утилизированы, но они до сих пор работают под землей: в метро погибли тысячи людей. Ганс Борхардт считает, что Старак заставлял своих жертв искать темные и прохладные места. Они заползли туда, чтобы умереть».

Лессинг вздрогнул. Фотография забитого трупами зала ожидания в штаб-квартире израильской полиции на улице Дерех-Шехем всплыла в его памяти, а затем снова исчезла. Он еще не закончил с этим. Вероятно, он никогда не станет таким.

Ледяно-голубой.

Открытый, пристальный глаз с темными ресницами.

«В метро внизу водятся грибы-мутанты», – заявил Ренч с жуткой радостью. «Все цвета и чертовски ядовиты. Некоторые даже могут двигаться… ползти по трубе и падать вам на голову.

«Ох, чушь!» Морган усмехнулся. «Вы читали таблоиды на кассе!»

«Клянусь, это правда! Так сказал доктор Васильев, тот русский биолог, которого мы подобрали из Новой Москвы. Он их видел. Большой, зеленый, синий, белый… неприглядный, извилистый.

«Иди, обожрайся!»

Ренч мило ухмыльнулся миссис Малдер, которая уже некоторое время стояла позади них в дверном проеме.

У Моргана хватило грации покраснеть, как школьник, которого поймали за косичками девочек. Забавно, что отношения остались прежними, подумал Лессинг, даже когда все остальное изменилось до неузнаваемости.

«Доброе утро!» Фея-крёстная предпочла проигнорировать непристойности Моргана. – Ты позавтракал? Она дернула рукавом своего пушистого синего домашнего халата в сторону «утренней комнаты», как она это называла.

Они хором сказали, что у них есть. Она посмотрела на Моргана, и он пошевелил пальцами ног, показывая, что его чистые белые носки не испачкают ее дорогую мебель. Затем она пошла в Ренч и заменила нежную бледно-лиловую подушку темно-серой подушкой. В доме Феи-Крёстной чистота имела решающее преимущество над благочестием.

«Герман ждет тебя в кабинете», – сказала она Лессинг.

Когда он встал, чтобы уйти, экран телевизора прояснился и показал зал, увешанный американскими флагами и партийными знаменами. Черно-коричневая униформа смешивалась с разноцветной гражданской одеждой художника. Зазвучали трубы и застучали барабаны, когда процессия начала двигаться по центральному проходу.

Ренч закричал: «Эй, смотри, это Эбнерхэнд…!»

Пока он говорил, диктор сказал: «И именно в этот момент была брошена граната».

Экран взорвался шумом и дымом. Миссис Малдер ахнула и закрыла глаза. Остальные смотрели, ошеломленные.

«Пять членов Партии Человечества были убиты на месте, семеро ранены. Два человека из аудитории также погибли, еще четверо находятся в больнице с травмами различной степени тяжести: от легких до тяжелых. Ответственность пока никто не взял на себя, и это пока неизвестно».

– Дерьмо, черт возьми, дерьмо! – крикнул Ренч. «Конечно, они знают, кто это сделал! Они просто не скажут!»

Миссис Малдер затрепетала пальцами цвета слоновой кости. – Пожалуйста… о, дорогая…

Невозмутимый голос с экрана продолжал: «Кадр-капитан Эбнер Хэнд, очевидно, главная цель бомбы, выздоровеет, сообщил представитель больницы».

«Пришло время что-то сделать». Морган зарычал.

Лессинг сказал: «Я говорил вам: ФАЗЫ Годдарда недостаточно. Что у него есть? Бывшие полицейские, ветеринары, частные охранники, кобылы… и шестидесятилетние ночные сторожа. Но он не солдат. Он не может взломать такие вещи. Партии нужны зубы». Он с усмешкой посмотрел на Ренча и Моргана. «Я нужен партии. Я зубы».

Он оставил их смотреть ему вслед.

Кабинет Малдера сильно отличался от того, что проводился в Индии. Это была «дворцовая вечеринка», призванная вызвать трепет, ошеломить и заставить дрогнуть влиятельных деятелей. Вид на широкие лужайки и аккуратно подстриженные сады за монументальным столом из тикового дерева с черной мраморной столешницей в северном конце комнаты был реальным, но западная стена представляла собой еще одну головидео фреску. В зависимости от психологического профиля посетителя, отображаемого на скрытом экране за столом Малдера, голо-видео представляло почти трехмерные живописные панорамы, классические статуи, искусство ацтеков, абстрактные скульптуры, металлические мобили или звонкие витражи, или – для всех Лессинг знал – фотобюст самого Первого фюрера в героических размерах!

Комната дышала роскошью. Пол был погребен на три сантиметра под пышным темно-бордовым ковровым покрытием; потолок был цвета слоновой кости; стены были обшиты панелями из вишневого дерева с одинаковыми текстурами, отполированными до атласного блеска. Телевизоры, телефоны, компьютерные консоли и средства связи занимали южную стену вместе со входом для посетителей, а двери в восточной стене вели в кабинеты секретарей, в частную гостиную и бар, а также в крошечную «военную комнату» с собственная кровать и ванная комната, необходимые в случае чрезвычайной ситуации. Где-то здесь также находился секретный лифт, который должен был доставить Малдера и его команду на сто метров в подземный бункер, где они, по-видимому, могли пережить что угодно, кроме непостоянного пальца Бога.

Стол Малдера был завален беспорядком. Партийные отчеты, файлы, предложения, финансовые прогнозы и сводки данных были аккуратно разложены на одном конце четырехметрового чудовища, а законопроекты, ожидающие рассмотрения в Конгрессе, корреспонденция, сводки с пометкой «Совершенно секретно» для Малдера, когда он носил свой секретарь Государственная шляпа и «бумажная метель» высокопоставленного правительства были сложены друг на друге. Неподалеку на полу беспорядочно валялись остатки жидкости.

Цветной свет от экрана настольного телевизора окрасил лысину Малдера в радугу и превратил в призмы очки для чтения, которые он теперь регулярно носил. Он поджал губы и нахмурился.

– Я знаю, – сказал Лессинг. «Мы наблюдали внизу».

– С Эбнером все будет в порядке. Я связывался с врачами в Бойсе, где это произошло. Мы потеряли Йохансена, Партриджа, Картера, Колберта и того мальчика из Огайо… как его звали?»

«Амслер, Кит Амслер. Я могу что-нибудь сделать?

«Нет. Не сейчас. Может быть, позже свяжитесь с их родственниками… вы знали Йохансена и Картера на Понапке, не так ли? Малдер сердито посмотрел на свое отражение на полированном столе. «Боже, Алан, наши оппоненты верят в свободу слова только тогда, когда это их речь. Свобода только тогда, когда это их свобода. Для них все, что мы делаем, – это «фанатизм», «угнетение» и «зло»! Когда они делают то же самое с нами, это «справедливость». И они смеют обвинять нас!»

«И все же партия прошла долгий путь». Малдеру нужно было успокоиться; он выглядел как человек, готовый взорваться.

«Да…. Что ж, я никогда не думал, что увижу партийные школы рядом с государственными школами… и более популярными, потому что мы предлагаем лучшее образование. Ни открытых митингов, ни выборов, на которых победили кандидаты от партии, ни газет, которые… время от времени… рассказывают все так, как оно есть».

«За исключением Home-Net, телеканалы нас по-прежнему не любят».

Черт побери, он не хотел этого говорить. Это напомнило бы Малдеру Эбнера Хэнда.

Это не так. Малдер нажал кнопку пухлым пальцем. «Сети? Позволь мне показать тебе что-то.» Западная стена прояснилась, и появилась сложная блок-схема: лабиринт цветных линий, прямоугольников и прямоугольников, заполненных текстом. «Восемьдесят пять?»

«Да, мистер Малдер?»

Лессинг не знал, что в этом офисе есть кукурузная связь. Малдер повсюду установил терминалы, как автоматы по продаже презервативов!

«Покажите нам цепочку поглощений, выкупов, банкротств и покупок акций, которая приведет к тому, что мы приобретем Omni-Net и, возможно, Yama-Net к июлю следующего года». Он кивнул Лессингу в сторону одного из просторных кожаных кресел на стороне стола для посетителей.

Коробки загорались, линии соединяли их, и точки цветного света перемещались от одной к другой, пока Восемьдесят Пять проецировали будущее. Часть диаграммы оторвалась и повисла в воздухе: далекая вероятностная цепочка, последствия которой не имели непосредственного значения. Рядом с соответствующими полями появились гистограммы красного, синего и желтого цветов, обозначающие инвестиции, персонал, ресурсы и вероятные прибыли или убытки. Наложения заменили части диаграммы, а некоторые части полностью исчезли. Временная шкала вверху мигала, отображая дни и месяцы.

Лессинг не мог уследить за этим. Честно говоря, ему это было не очень интересно. Он беспокойно пошевелился. «Мистер. Малдер…»

«Это как шахматы. Игра с неизвестным количеством игроков, некоторых из которых вы не видите. В шахматы играют с деньгами, властью, престижем и привилегиями, а не с конями, слонами и пешками. Вы планируете свою стратегию на десять ходов вперед и молитесь, чтобы ваши противники не запланировали свою на двадцать. Это своего рода война, Алан, и это должно быть тебе по душе.

«Слишком абстрактно, на мой вкус…»

«Тогда ты всегда будешь одной из фигур, а не игроком».

«Да, я это вижу».

– Нет, Алан, ты не видишь. Вот в чем проблема. Ты продукт своего времени: свободный, легкий, мобильный, бесцельный, без системы ценностей… правильный или неправильный. Ты умный и полуобразованный, но никуда не денешься. Вы просто «вписываетесь». Вы страдаете от морального паралича, который французы называют акциди. Вы хотите существовать, «ладить», а не думать».

«Это не справедливо. Я читаю… больше, чем Морган…»

«Военная история и прочее». Лессинг решил рискнуть и сделать личное заявление. «Морган читает, чтобы укрепить свои предубеждения, а Ренч делает это, чтобы получить удовольствие. Я не похож ни на одного из них. Я читаю, потому что хочу знать».

– Полагаю, лучшая причина. Ольдермен сделал паузу, и между ними воцарилось молчание. Затем: «Да, Ренч. Ты давно знаешь Ренча, Алан. Он снова заколебался. «Обычно я не задаю вопросы, которые меня не касаются. Но… ты думаешь, что Ренч гей?

«Сэр?» Вопрос застал Лессинга врасплох. «Ах… нет. Не гей.» Он искал слова. – Ренч… я думаю… асексуал. Несексуальный. Давным-давно он решил, что секс – это слишком много хлопот, слишком дорого, слишком… физически и слишком рискованно психологически. Насколько я знаю, он может бояться СПИДа или герпеса. В любом случае, пока я был рядом с ним, он держался подальше от чего-либо, кроме журналов с помпонами для ванной.

Малдер увидел, что Лессинг чувствует себя некомфортно. Он сказал: «Не волнуйтесь; моя жена хочет… хм… выстроить его в ряд. Думаю, некоторые из ее младших друзей заинтересовались. Она тоже работает над Морганом.

Лессинг откровенно рассмеялся. «Удачи! У Сэма вереница дорогих малышек длиной в милю! Для него секс подобен субботнему телевидению: знаете, сначала тяжелые, соревновательные вещи, как в игровых шоу, затем погоня, как в полицейских программах, и, наконец, борьба, двое выпадают из трех. Сэм думает, что секс – это соревнование, в котором он должен победить. Нет, Фай… твоя жена… не заставит его остепениться, ненадолго!

«Женатые руководители положительно влияют на имидж движения. Это вам скажет любой президент корпорации.

– Значит, я сам подхожу для брака? Что-то, что кто-то когда-то сказал – он не мог вспомнить, кто – всплыло на поверхность мыслей Лессинга. «Лиза…?»

Малдер сложил руки на столе перед собой. «Лиза. Что… как… я могу сказать? Вы слышали ее историю? О Нью-Йорке? Каир?»

«Да.» Он наслушался ужасных подробностей. Однако он не знал, как задавать вопросы, на которые он действительно хотел получить ответы.

«Они… использовали ее. Они заставили ее. Они делали… вещи. Ее связали, избили, заставили… Вы не представляете.

Он попытался дышать. – Я слышал… Лизу и миссис Делакруа?

«Это то, что тебя беспокоит? Любовники? Я сомневаюсь в этом. Только слухи. Я хорошо знал Эмму Делакруа еще до… до Понапе. Она не была гомосексуалисткой, лесбиянкой. Возможно, она была похожа на Ренча: не хотела вмешиваться. Движение занимало ее, как и Лизу после того, как Эмма спасла ее и доставила в Париж». Очки старика выглядели пустыми и гранеными, глаза инопланетных насекомых в красном, синем и зеленом свете, отражавшемся от фрески на стене.

Лессинг не знал, что сказать дальше.

Малдер помог ему. – Иди за ней, Алан. Не упускайте свой шанс на счастье».

«Я… мы… не знаем…»

«Да, ты знаешь». Малдер сделал что-то совершенно несвойственное ему: он наклонился через стол и прошептал: «Не будь засранцем, Алан Лессинг!»

Смех пришел как порыв ветра, как долгожданное освобождение.

Их общение длилось всего секунду; затем Малдер откинулся на спинку стула. «О, у Лизы есть работа… как хочешь. Столетие плохой прессы, мир, который нужно собрать воедино, прежде чем Армагеддон потребует соответствия. Ты можешь помочь ей, а она тебе.

– Я… боялся, что буду вмешиваться. Что вы не хотели бы, чтобы мы…

«Мне? Я в восторге… и Алиса будет в восторге. Вам с Лизой это нужно. Взять выходной. Всегда есть время для тайм-аута, как говорил мой хоккейный тренер. Ты знал, что я играл в хоккей в колледже?»

«Нет.» Малдер, играющий в хоккей, был больше, чем он мог себе представить; он подавил фырканье.

Настенная голограмма замерцала, заставив Малдера поднять голову.

«Восемьдесят пять? Что теперь?»

«Yama-Net только что приобрела Национальную систему вещания Таиланда».

«Как это повлияет на ваши прогнозы?»

«Все основные сети будут затронуты. Имеющихся данных недостаточно».

Малдер надул щеки. «СМИ, Алан, всегда СМИ! Мы думали, что сможем разрушить сети, но они просто перегруппировались и пришли в норму. Теперь мы конкурируем, продавая безделушки вместе с другими торговцами! Мягкий помпон, мягкие новости и настойчивая продажа! Не пугайте клиентов; в противном случае они не будут покупать, и ваша прибыль упадет. Это не то, чего мы… движение… хотели».

«СМИ полезны. Главное оружие».

«Наша собственная Home-Net есть. Остальные – оружие против нас. Они предлагают обычную сентиментальную мораль, которую смотрит моя жена. Знаете, у каждой истории счастливый конец, к которому прилагается простая мораль: будьте умеренными, будьте непредвзятыми, будьте терпимыми… покупайте нашу продукцию. Будь хорошим. Подчиняться.»

«Блэнд». Лессинг не мог вспомнить, кто когда-то использовал это слово для описания телевидения.

«Сообщение может быть явным или скрытым… или даже подсознательным… но оно есть. И есть выводы: не думайте, не слушайте людей, которые находятся за пределами истеблишмента».

Малдер встал и встал перед блок-схемой; его линии и квадраты превратили его в апокалиптическую абстракцию. Лессинг понял, почему люди слушали Германа Малдера.

«Возьмите хоккей… любой вид спорта… личные упражнения. Всё для личности, для внешности, для внешнего вида. Вы строите «красивое тело», но ваш разум остается глубоким, как лист печенья. У спорта нет ни интеллектуального аналога, ни идеологической основы, ни главной социальной цели».

«В некоторых детских видеороликах особое внимание уделяется образованию…»

«Они скатываются, как шарики с тарелки! Что нравится детям? Бангеры. Бессмысленные индивидуалисты, претендующие на общественную значимость! Секс без ласки, безмозглая мастурбация, африканские ритмы в исполнении неграмотных головорезов и бинт-бэби. Захватывающий, резкий совокупление, которое разрушает ваши барабанные перепонки и взрывает ваш разум. Тексты, которые якобы имеют «большую социальную ценность», но говорят не больше, чем «не принимай наркотики», «занимайся безопасным сексом» и «давайте все вместе будем приятелями и любовниками!» Это «великие мысли» звезд, которые зарабатывают миллион долларов в неделю? Бангеры также проповедуют противостояние власти, мгновенное удовлетворение, антисоциальное… часто преступное… поведение, религиозные культы, расовое смешение и «трахни меня, трахни тебя, малышка!» Как могут голосовать жертвы Бангеров? Большинство из них даже не видят сквозь наркотический туман! Как они могут действовать как граждане? У слишком многих наших детей нет ни математики, ни естественных наук, ни истории, ни гуманитарных наук! Семьдесят процентов считают, что Персидский залив находится рядом с Италией, а Каир – в паре миль от Пекина! Идеи? Ха!»

Мнение Малдера о молодом поколении было хорошо известно. Ренчу приходилось слушать свою антикварную рок-музыку поздно вечером, когда Малдер и Фея-крёстная уже спали.

«Ну, если они асоциальны, то, по крайней мере, «Бэнджерс» не пресны».

Малдер взглянул на него, чтобы убедиться, серьезен ли он. «Это все часть пакета дизайна, Алан. Психологи скажут вам, что молодым людям нужны антисоциальные выходы. Подростковый бунт – естественное явление. Вы направляете это, сублимируете в оргии и безумие, и не получаете студенческих бунтов, политики и неприятностей. Тусовщики не вступают в революционные политические партии».

«Я….»

Малдер резко повернулся к фреске на стене. – Есть еще новости из больницы?

«Мистер. Рука выписалась из операции. Полиция арестовала мужчину, члена одной из либерально-повстанческих группировок».

«Хммм. Держи меня в курсе.» Он обошел стол и остановился рядом с Лессинг. «Рэнч сообщил мне, что вы хотите создать военную силу для Кадров, что-то вроде Ваффен-СС. Ты опытный солдат, Алан, и люди говорят мне, что у тебя есть талант.

Ренч был быстрым. Лессинг впервые высказал свою идею вчера вечером за ужином. Он сказал: «Я могу командовать войсками, сэр. Во всяком случае, в тактических спецоперациях. Политика – это чужая работа».

«Но есть ли у вас обязательства! Верность?»

«Да… тем, кто относится ко мне хорошо. Я верен тебе. Я верен своим войскам. Я верен своим друзьям. Ты знаешь что».

«О, я верю тебе. Ты «просто всего лишь», как однажды выразился Ренч. У тебя большая личная преданность, но ты не знаешь, за что сражаешься… и до сих пор тебя это, похоже, не заботило». Он указал пальцем. «Кадровому воинскому подразделению нужен не просто командир. Мы хотим приверженности нашим целям. Никаких колебаний. Можете ли вы дать нам это?»

Лессинг не ответил. Глубоко внутри него, на глубине темных волн, что-то шевельнулось. Он лишь мельком увидел это: чешую Левиафана, огромный пристальный глаз кракена, гладкую форму барракуды, клыки акулы-убийцы.

Он увидел мерцание ледяной голубизны.

Очень осторожно он сказал: «Я не знаю, мистер Малдер. Приверженность никогда не была моим коньком. Вам нужны солдаты. Я могу их возглавить».

Малдер сунул обе руки в карманы своих бесформенных коричневых брюк. «Долг и ответственность: два краеугольных камня СС моего дедушки. У тебя есть эти качества, Алан, больше, чем у Моргана, или Ренча, или Борхардта, или даже Годдарда, которые живут и дышат партией. Остальные наши убеждения вы не разделяете, но, возможно, когда-нибудь вы тоже к ним придете.

Лессинг дал ему подумать.

Малдер переминался с одной ноги на другую. «Я порекомендую партии… и президенту Аутраму… разрешить вам попробовать. Аутраму нужны солдаты и политическая поддержка; он не может позволить себе отказаться от нашего предложения. Я думаю, ты получишь свой Кадровый отряд. Вы начнете с одной дивизии, наиболее подготовленной из нынешних кадров. Если это сработает, мы будем добиваться большего. Однако предупреждаю: если вы потерпите неудачу, мы его отменим».