Текст книги ""Слава". Последний броненосец эпохи доцусимского судостроения. (1901-1917)"

Автор книги: Рафаил Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 48 страниц)

34. Напутствие адмирала Дубасова

Кто-то из очевидцев писал, что на проводах 2-й эскадры царь в заключение своей речи сказал: «Ну, Бог с вами». Столь же двусмысленным получилось напутствие, с которым к эскадре обратился Морской технический комитет.

Строго говоря, это был доклад (№ 1047), который два главных функционера МТК: председатель Ф.В. Дубасов и главный инспектр кораблестроения Н.Е. Кутейников 28 сентября 1904 г. представили Управляющему Морским министерством. В нем подводились главные итоги семилетних трудов ведомства по созданию броненосцев типа "Бородино", а с ними и всей судостроительной программы 1898 г. Целью доклада было указание тех предосторожностей, которые в предстоящем плавании должны обеспечить безопасность броненосцев типа "Бородино". Беспрецедентен сам факт такого предостережения, которым МТК вынужден был признать, что корабли, построенные по утвержденным им чертежам, обладают почти неисправимым дефектом. В обстоятельной, весьма искусно составленной преамбуле МТК пришлось все же сделать косвенное признание о том, что замысел о повторении в России типа "Цесаревича" полностью провалился. Соответственно, хотя об этом тоже прямо не говорилось, провалились и все расчеты достичь ускоренной постройки кораблей по готовому французскому проекту. Ведь по меньшей мере год был потерян на едва ли оправданную перекройку проекта под свой тип "Бородино" с изнурявшей заводы процедурой утверждения новых чертежей. Пришлось-таки между строк сделать и другие признания – о том, что броненосцы серии "Бородино", хотя и не составили "самостоятельный новый тип", но во множестве подробностей так ушли в сторону от "Цесаревича", что положение их центра тяжести оказалось необходимым проверить заново.

Представленная в докладе таблица свидетельствовала и о третьем главном просчете МТК, а может быть, говоря прямо, о его профессиональной несостоятельности. Речь должна была пойти о неспособности МТК преодолеть вот уже 40 лет продолжавшуюся болезнь перегрузки. В таблице не без лукавства проектное водоизмещение броненосцев серии по проекту 1899 г. указывалось в 13940 т (хотя по судовому списку 1904 г. значилось 13 516^-По состоянию на 1903 г. водоизмещение достигало 14500 т, а в 1904 г. (сведения по броненосцу "Бородино") – 15275 т. Соответственно средняя осадка корабля составляла 26 фт 8 дм (26 фт 1 1/2 дм), 27 фт 1 1/2 дм и 29 фт 1 Чг дм, а метацентрическая высота 4,3 фт (с нормальным запасом угля), 3,88 фт и 2,5 фт с полным запасом угля. Эти переуглубления, помимо ощутимой потери скорости и остойчивости, означали еще и соответствующее погружение в воду главного броневого пояса, лишавшее корабль главной защиты. Молчанием обходился и ставший причиной долгих задержек готовности кораблей скандал с «усовершенствованием» теоретического чертежа броненосцев, едва не кончившийся катастрофой «Императора Александра III».

Ни словом не обмолвившись о всех этих просчетах (каждый, как наносящий ущерб казне, был достаточен для увольнения виновников со службы и предания суду), Ф.В. Дубасов и Н.Е. Кутейников превращали преамбулу в обстоятельную справку о своих неустанных заботах по определению остойчивости броненосцев типа "Бородино" перед уходом их в плавание. Такой опыт по поручению Балтийского завода А.Н. Крылов 27 сентября 1903 г. выполнил на броненосце "Император Александр III". Отчет об этом опыте Балтийский завод представил в МТК 26 мая 1904 г. Причины такой задержки со стороны участников опыта, завода и МТК, не назывались. Нет упоминания и о представленном А.Н. Крыловым 24 апреля 1904 г. рапорте на имя председателя МТК о необходимости устройства на "Императоре Александре III" тамбуров над экстренными выходами на батарейную палубу. Их отсутствие, считал заведующий опытовым бассейном, могло привести корабль к гибели. Об этой инициативе в "Воспоминаниях" А.Н. Крылова не говорится, но в очерке о таблицах непотопляемости (М., 1956, с. 137) и примечаниях к нему упоминаются многие обстоятельства его борьбы с Н.Е. Кутейниковым за их внедрение на флоте. По рассказу А.Н. Крылова, подготовленный им доклад о противодействии Н.Е. Кутейникова внедрению таблиц был предварительно одобрен Ф.В. Дубасовым, а затем Ф.К. Авеланом, который в 10 ч вечера также пожелал с докладом ознакомиться. Ф.В. Дубасов тогда будто бы сказал: "Конечно, доклад резкий, но дело настолько возмутительно, что читайте так, как написано". Никаких поправок не потребовал и Ф.К. Авелан.

Доклад в присутствии командиров кораблей 2-й эскадры и некоторых адмиралов состоялся на заседании МТК 7 апреля 1904 г., причем Ф.В. Дубасов, несмотря на прямое обличение главного инспектора кораблестроения в косности и рутине, ни разу докладчика не остановил. Но и от поддержки, к которой А.Н. Крылов призывал присутствующих, председатель предпочел уклониться. За резкость выражений А.Н. Крылову через несколько дней был объявлен выговор в приказе по морскому ведомству. Дело о внедрении таблиц непотопляемости было похоронено настолько основательно, что о них в докладе 28 сентября 1904 г. упоминания и вовсе не оказалось. По каким-то малопонятным причинам председатель МТК "сдал" и А.Н. Крылова, и таблицы, и весь флот, который в этих таблицах нуждался. Когда же произошла Цусима и газета "Речь" в редакционной статье заявила, что А.Н. Крылов задолго до отправления эскадры З.П. Рожественского предупреждал о гибельных недостатках его кораблей, появилось официальное опровержение. Из него следовало, что никакого доклада профессор А.Н. Крылов не делал. Это дало А.Н. Крылову основание выступить в газете (№№ 62,67,69 от 11,16, 18 марта 1905 г.) с серией статей, включавших и доклад от 7 апреля 1904 г., за который он получил выговор.

В разгоревшейся ожесточенной полемике редактор газеты М.М. Коялович в № 61, отвечая Н.Е. Кутейникову, 10 марта 1905 г. писал, "что 14 месяцев войны ничему не научили МТК и ничего не заставили его забыть из того проклятого и позорного прошлого". Упоминались и публиковавшиеся в заграничной печати сведения о суммах вознаграждений, "полученных и получаемых и предстоящих к получению не только маклерами, но и маклершами из отставных и действительных артисток и полуартисток". Это, глядя на их драгоценности, один известный русский публицист тех лет заявил однажды: "Вот где наши броненосцы!" Исследование публикаций в 1905-1906 гг. составляет неотделимую принадлежность истории судостроения описываемого периода. Оно не мало могло бы добавить к тому, что известно из книг Рустам-бек Тагеева "Панама русского флота" (С.Пб, 1906), В.А. Алексеева "Письма Брута о Морском министерстве" (С.-Пб, 1908), "На суд общества" (С.-Пб, 1909), В.И. Семенова "Флот и морское ведомство до Цусимы и после" (С.-Пб, 1911). Автору помнится не раз слышанная от Б.В. Ящуржинского история доходного дома на Гангутской улице в Ленинграде (где он жил до 1961 г.), который был построен на средства, "накопленные" корабельным инженером, наблюдавшим за постройкой на Невском заводе в 1904 г. крейсера "Жемчуг". Что-то может обнаружиться и об истории "Цесаревича" и серии "Бородино". Но это был частный вопрос, который к тому же выходил за намеренно суженные рамки доклада МТК.

Команда броненосца 'Князь Суворов’

Так и не решившись покончить в проекте типа «Бородино» с его главным безобразием – ненужной для корабля, но на диво забронированной батарее из 20 75-мм пушек, отказавшись от предлагавшейся французским заводом в проекте «Цесаревич» броневой решетки у основания дымовых труб, допустив огромное множество других конструктивных просчетов, МТК в итоге своей деятельности (как, впрочем, и ГМШ) оказался по существу у разбитого корыта. Сроки готовности строившихся кораблей были многократно и безнадежно сорваны, «Слава» из программы судостроения практически выдернута, война на море в первый ее год проиграна, и самовластно распоряжавшийся З.П. Рожественский лишал МТК неотъемлемо, казалось бы, принадлежащих ему права – контролировать состояние техники и вооружения кораблей, осуществлять надзор за их испытаниями, гарантировать их безопасное плавание.

Почти до дня ухода эскадры единственным обстоятельно проведенным определением остойчивости кораблей серии оставались испытания А.Н. Крылова 27 сентября 1903 г. Но оно, как об этом обстоятельно говорилось в докладе от 28 сентября 1904 года, не могло считаться окончательным, так как проводилось в условиях далеко не полной нагрузки и при искажавшем расчет влиянии 130-тонных масс воды, которые для испытания непроницаемости переборок находились в отсеках верхних и нижних бортовых коридоров. Поправки в расчете на недостающие грузы не могли быть достаточно точными, а потому 27 июня 1904 г. МТК просил Главного командира флота и портов Балтийского моря вице-адмирала А.А. Бирилева сделать распоряжение о повторении определения центра тяжести на "Императоре Александре III" "в полной его нагрузке по возможности раньше его ухода на Дальний Восток".

Результаты этого опыта следовало представить в МТК вместе с расчетами и подробным указаниям всех составляющих грузов. Но два распоряжавшихся адмирала – А.А. Бирилев и З.П. Рожественский задания МТК не сочли существенными, и свои настояния комитет был вынужден повторить в докладе Управляющему от 10 августа 1904 г. Необходимость испытаний Ф.К. Авелан подтвердил и А.А. Бирилеву. В тот же день из МТК была послана телеграмма: "По приказанию Управляющего Морским министерством комитет просит сообщить, закончено ли определение остойчивости броненосца "Императора Александра III"". В изобилии недоговоренностей и белых пятен, обнаруживающихся, как это бывает при исследовании всякой проблемы, в истории постройки броненосцев типа "Бородино" едва ли не последней невнятностью остается умолчание МТК в своем докладе о броненосце "Орел".

Оставленный в Кронштадте для довершения работ и как бы временно выпавший из-под прямой власти З.П. Рожественского, "Орел", казалось бы, позволял МТК своей властью провести определение остойчивости, от которого с возмутительным безразличием отказывались два адмирала. Но, видимо, существовало какое-то табу (может быть, связанное с прямым повелением императора), которое заставило МТК, презрев собственные обязанности, покорно сносить проявляемое к нему очевидное пренебрежение. Не получив ответа на запрос от 10 августа, МТК осмеливается повторить его только 18 августа. Ответ, пришедший 19 августа, был почти издевательским: "Ваша депеша передана на распоряжение командующего 2-й эскадрой, в ведении которого суда находятся".

Никак не объясняя такое бездействие двух адмиралов и свое непротивление их саботажному поведению, МТК только 23 августа, да и то вследствие инициативы главного корабельного инженера С.Петербургского порта, решился снова обратиться к А.А. Бирилеву. Отношением № 1888 его просили поручить Кронштадтскому порту выделить средства для проведения "в возможно кратчайший срок" требуемых опытов на крейсере "Олег", броненосцах типа "Бородино" и транспорте "Камчатка". Несмотря на это, говорилось в докладе от 28 сентября, "до настоящего времени такой опыт на броненосцах типа "Бородино" произведен не был.

Пришлось, используя последнюю возможность, поручить проведение опытов старшему помощнику главного инспектора кораблестроения (с 22 января 1901 г.), Н.В. Долгорукову, который 20 сентября был командирован в Ревель для присутствия на испытаниях (с креном 8°) башен броненосца "Бородино". Возвратившись 22 сентября, Н.В. Долгоруков докладывал о том, что названный броненосец перегружен различными запасами и другими грузами, в настоящее время его осадка, по наблюдению корабельного инженера Шангина, доходит до 29 фт 2 дм, и что прочие данные по проведенному в Ревеле кренованию составляют тот "случайный и единственный материал", на основании которого только и можно судить об остойчивости, которую корабли этого типа могут иметь "при настоящем их состоянии". По расчетам, проведенным на основании этих данных в МТК, получалось, что водоизмещение "Бородино" составляет 15 275 т, а метацентрическая высота – 2,5 фт с полным запасом угля. Называя эту величину "незначительной", авторы доклада писали, что кораблестроительный отдел комитета признавал ее "безопасной для плавания броненосца в океане и при боевых условиях только при крайне осторожном(разрядке моя-Авт.) отношении к состоянию судна". Такой тесной оберткой слов, чтобы чрезмерно не испугать начальство, было упаковано главное предостережение МТК.

Для улучшения остойчивости МТК считал необходимым осуществить пять рекомендаций. Во-первых, следовало "новых грузов на броненосцы не принимать. Если не встретится "серьезных препятствий" (МТК и здесь был до странности либерален), возможно большую часть грузов (кроме угля), не входящих в нормальную нагрузку, следовало передать на транспорты. Стыдливо закрыв глаза на более, чем 0,9-м переуглубление корабля (отчего в воду ушел не только нижний броневой пояс, но и половина верхнего), МТК не назначал никакого предела допустимого переуглубления и соответствующего конкретного сокращения статей нагрузки. Вместо этих главнейших мер, вторым пунктом рекомендаций значилось устранение вредного для остойчивости влияния жидких грузов со свободной поверхностью. Его следовало предотвращать строгим порядком последовательного опорожнения отсеков. Так следовало поступать с запасом пресной воды, в междудонных цистернах (о влиянии свободных масс воды, скапливающихся на палубах при тушении пожаров, как это обнаружилось при Цусиме, еще не подозревали). Все значительные свободные грузы должны бьггь надежно закреплены. Уголь из верхних ям следовало непременно пересыпать в освободившиеся по мере расходования топлива нижние. Пятым было предложение "при плавании на крупном волнении держать все порты и прочие отверстия батарейной палубы задраенными".

Составленный в последние дни перед уходом эскадры и потому не оставлявший времени на разработку более действенных конструктивных предложений, доклад по приказанию Управляющего был спешно в копии препровожден З.П. Рожественскому. Заботиться пришлось лишь об одном, чтобы доклад успел застать адмирала в Либаве. Посланный 29 сентября, он был получен 30 сентября. Какой– то, видимо (уж не от согласования ли с немецкими и английскими угольными фирмами), существовал жесткий срок ухода эскадры, на который не смог покуситься даже "его превосходительство". За такое тонкое понимание приоритетов в высших играх бюрократии оба адмирала удостоились высоких отличий. З.П. Рожественский 4 октября-на третий день плавания эскадры-был произведен в чин вице– адмирала, утвержден в должности начальника ГМШ и получил звание генерал-адъютанта. На первые роли выходил и А. А. Бирилев. Проявленные им при снаряжении 2-й, а затем и 3-й эскадр "выдающуюся энергию, опытность и военное чутье" император отмечал в своем рескрипте от 29 июня 1905 г. (при назначении морским министром).

Эти труды и были, видимо, отмечены орденом Белого орла, пожалованного в декабре 1904 г. Затем последовало назначение 8 мая 1905 г. на должность командующего флотом в Тихом океане. "Сдав" тем самым и прежнего командующего флотом Н.И. Скрыдлова и уже, наверное, видевшего себя в этой должности З.П. Рожественского, император ввел командующего эскадрой в последнюю степень прострации. И не странно ли, что зная о явном неблагополучии на эскадре, император не нашел нужным прислать на нее в пути здорового и полного сил "комфлота". Ведь З.П. Рожественский не раз прямо заявлял о своем почти безнадежно болезненном состоянии. Но нет, император с каким-то ему только ведомым дальним прицелом оберегал от порчи карьеру А.А. Бирилева и только ему нашел возможным доверить 29 июня вновь учрежденную должность морского министра. Очень уже импонировала ему проявленное искусство "распоряжаться" и готовность суровыми мерами навести порядок на начавшем бунтовать (14 июля явил себя броненосец "Потемкин") флоте. Не любы оказались императору ни интеллектуал Ф.В. Дубасов, ни истинные рыцари службы Г.П. Чухнин и М.А. Данилевский, ни отличившиеся на войне молодые адмиралы Н.К. Рейценпггейн (1854-1916) и Э.Н. Щенснович (1852– 1910). Не искал император совета и у адмиралов старой школы И.Ф. Лихачева и П.С. Бурачка. Безоговорочно выбран был им "хитрый старик" А.А. Бирилев, о деятельности которого на войне обстоятельно успел рассказать В.И. Семенов в своем "Флоте" и "Морском ведомстве".

Нодажев 1917 г., когда все четыре прикосновенных к докладу превосходительства успели перейти в мир иной, авторы труда МГШ "о войне на море" (книга шестая, с. 25) смогли дать лишь поверхностное толкование доклада МТК от 29 сентября 1904 г. Из него следовало, что З.П. Рожественский, "насколько это позволяла обстановка дальнего (19000 миль) плавания", выполнял установленные МТК требования "для безопасности новых броненосцев".

Свой долг как будто бы исполнил и МТК. "Первые же пробоины у ватерлинии , произведенные японскими снарядами в наших новых броненосцах оправдали предупреждения Морского технического комитета относительно степени их потопляемости: "Князь Суворов", "Император Александр III" и "Бородино" – перевернулись". Получилось, что виноватых вроде бы и нет. Так по вине бюрократии, упорно пытавшейся помешать обнародованию всей правды о войне (подобное совершается и сегодня) формировался стойкий феномен незнания тех глубинных процессов, которые совершались в тогдашнем кораблестроении. Этот феномен, как становится понятно лишь сегодня, не позволил в полной мере вскрыть уроки той войны и привел к повторению целого ряда ошибок прошлого. В кораблестроении эти ошибки проявились в постройке дредноутов с архаичным линейно-монотонным расположением артиллерии и весьма слабой противоминной защитой, в сооружении беспереборочных подводных лодок типа "Барс", в оснащении их ущербными торпедными аппаратами Джевецкого, в фатальном отставании в производстве перископов, лодочных дизелей, аккумуляторных батарей, в неспособности оценить перспективность отвергнутых еще Ф.В. Дубасовым торпедных катеров.

Не на высоте оказались тактическое и оперативное искусство многих командиров и флагманов. Выдающаяся энергия Н.О. Эссена не могла компенсировать бесталанность многих его командиров и флагманов, а уже тем более сухопутного командования, в котором император сберегал такие одиозные фигуры, как А.Н. Куропаткин и П К. Ренненкамф (1854-1918). Упорно продолжавшееся императором "консервирование" виновников поражения в войне с Японией: З.П. Рожественского, И.К. Григоровича, Р.Н. Вирена, А.А Бирилева, Ф.В. Дубасова и нежелание открыть флоту правду о войне обернулось тяжелыми последствиями, разобраться с которыми в полной мере не удается даже в наши дни.

35. Вместо «Славы» – экзотические крейсера

Пять раз правители России накануне и во время войны с Японией упускали возможность усилить свой флот в Тихом океане. И с каждым разом количество совершавшихся глупостей возрастало почти с геометрической прогрессией. «Пять морских глупостей за три года» как пролог Цусимской катастрофы могли бы составить сюжет для сатирической повести из жизни и царствования Николая II. В лицах можно было рассказать (документы это позволяют), как еще не пуганые адмиралы, охраняя каждую копейку и «не повернув головы кочан», с высокомерием в канун войны отвергали предложения о возможной покупке аргентинских и чилийских боевых кораблей. Эти две республики – вот пример для царской дипломатии-договорившись решить территориальные споры мирным путем, согласились о взаимном сокращении своих морских сил, закупленных для готовящейся схватки. Россия, по неуступчивости императора, не желавшего прощать «макакам» удара саблей по голове, не могла рассчитывать на мирный исход спора с Японией и, ожидая возможного нападения, имела основание стремиться к приобретению кораблей. Но вместо трех предвоенных шансов (два – по латиноамериканским кораблям в строю и один достраивавшийся в Италии) и трех– во время войны (отряд А.А Вирениуса, «Цесаревич» в Циндао и «Слава» в Кронштадте) предпочла обратиться к двум грандиозным, заведомо обреченным на неудачу авантюрам. Но если первая – поход 2-й Тихоокеанской эскадры (удачу ей могло принести лишь командование Г. Нельсона или Ф.Ф. Ушакова) – широко известна, то вторая до сих пор скрывается в густой тени порожденной ею «развесистой клюквы». Речь идет о бывших когда-то у всех на устах тех первоначальных «экзотических крейсерах», которые вместе с эскадрой З.П. Рожественского могли будто бы спасти Россию.

Отражая всеобщее, когда-то страстное желание о приобретении этих крейсеров и уровень советского уважения к истории, один современный автор в книге о П.П. Шмидте в серии "Пламенные революционеры" изобразил эти крейсера уже догоняющими эскадру З.П. Рожественского. Это было печальное заблуждение – крейсера куплены не были. Но обе названные авантюры находились, как оказывается, в тесной связи друг с другом и обе самым непосредственным образом повлияли на судьбу "Славы". Из-за них в расчете на скорое, хотя и заведомо недешевое приобретение, правящией режим и верхушка Морского министерства не пожелали тратиться на стоившие несравненно меньше расходы по экстренному введению "Славы" в строй. Ради этих "журавлей в небе" царизм отказался от попыток сохранить в строю флота "Цесаревич" и не допустить его разоружения в Циндао. Эти же обстоятельства могли сыграть роль и в роковом решении 26 января 1904 г., когда "Слава" была исключена из списка кораблей, подлежащих экстренной достройке. Правда, пока что документов об этом не обнаружено, и ответ на вопрос приходится искать в косвенных свидетельствах отечественных и иностранных авторов. Так, английский историк Джон Всетбуд на заданный ему во встрече с автором вопрос о том, удалось ли ему в японских источниках найти внятный анализ действий японского флота во время войны 1904-1905 гг., удрученно махнул рукой и ответил: "сплошной банзай". Нация считает нужным до сих пор сохранять в тайне секрет своей победы. Не менее упорно побежденная сторона хранит и секрет своего поражения.

Недостатка в частных признаниях и откровениях, конечно, нет. Но до сих пор можно по пальцам пересчитать те труды, где делались бы попытки анализа мотивов и поступков главных действующих лиц. Даже прославленный в современной истории русский морской Генеральный штаб, затянув до 1918 г. выпуск своей официальной истории войны на море, не нашел лучшей методологии, как избрать руководящим принципом замшелое, но высочайше одобренное намерение военного министерства писать историю войны с Турцией, 1877-1878 гг. "не вдаваясь в несвоевременную критику". Безвременье эмиграции, впавшей в тупиковую непроходимую ностальгию об обожаемом Николае II, также не способствовало познанию истины. И уже совсем безнадежны попытки обнаружить в исторических трудах и мемуарах объяснения второй стороны истории: величину и долю бюджета, обстоятельства и обоснованность расходования на те или иные потребности государства (особенно на войну) его финансовых и материальных ресурсов.

Главная загадка денежных и материальных расходов в бюджете страны-несоразмерность между действительно неотложным и явно мнимыми потребностями ее развития. Нескончаема цепь этих загадок и противоречий – от безумных расходов царского двора и знати на прожигание жизни в Европе, на предметы роскоши, дворцы и загородные чудеса архитектуры (при поголовном невежестве населения и отсутствии железной дороги к Севастополю) до постройки в 70-е годы XIX в. нелепых круглых судов-"поповок", оставивших флот без настоящих броненосцев. И в те годы безумным сокращением бюджета Морского министерства похоронили вполне готовый проект сооружения завода броненосного судостроения в Керчи. И тем лишили флот возможности поддерживать армию у Босфора в 1878 г.

Не приложено было усилий и средств для создания в Босфоре заслона из минных заграждений для грозившего вторжения английского флота. Многие годы оставались без движения предложения об освоении "подстоличной Сибири"-омываемого Гольфстримом Мурманского края – и прокладки к океану железной дороги. Спохватились об этом только во время первой мировой войны. В то же время, запоздав с решением о постройке транссибирской железной дороги, нашли деньги на амбициозный "проект века"-сооружение на беззащитном краю империи гигантского, но обреченного на прозябание и захват противником военного порта в Либаве. Не завершив ни Либавы, ни транссибирской железной дороги, царизм ввязался и в вовсе уже не поддающуюся объяснению военно-политическую авантюру на Дальнем Востоке.

Банковско-культурная экспансия в Китае, "аренда" Ляодунского полуострова , постройка КВЖД и порта Дальний, оккупация Манчжурии и лесная концессия в Корее-многие десятки миллионов рублей были безвозвратно потеряны в этих "инициативах". Но до сих пор эти расходы остаются в истории не сосчитанными, как нет и внятного объяснения причин всех этих катастрофических по своим последствиям для страны инициатив. В работах "Цесаревич" (ч. 1. "Эскадренный броненосец", ч. 2. "Линейный корабль", С.-Пб, 2000) автор пытался найти объяснение феномену той войны, но по-прежнему вопросов остается больше, чем ответов. Не помогает и основательный, казалось бы, труд С.Ю. Витте под названием "Вынужденные разъяснения по поводу отчета генерал– адъютанта Куропаткина о войне с Японией" (С.Пб, 1911). Из него, в частности, явствует, что Россия, не ведая о грядущих потрясениях, в канун войны с Японией рассчитывала к 2000 г. свое народонаселение довести до 400 млн. человек, что С.Ю. Витте перед войной был убежденным миротворцем, что военный министр А.Н. Куропаткин, наоборот, провоцировал войну, настаивая на агрессивной аннексионистской политике в Манчжурии, что деньги, предусмотренные бюджетом на армию и флот, были достаточны, но использовались из рук вон плохо.

Но, конечно, не было в книге ни признания собственной ведущей роли в банковской колонизаторской экспансии в Китай, ни анализа использования двумя ведомствами отпущенных им денег, ни собственной роковой (хотя и поддержанной императором) роли в сдвиге на более поздние сроки программы нового судостроения, отчего и готовность "Славы" была отодвинута от готовности четырех других броненосцев его типа.

Умалчивал министр и о своей роли в высокомерном отказе от приобретения в 1903 г. в Италии двух великолепных броненосных крейсеров (будущие японские "Ниссин" и "Касуга"). Здесь, правда, главным героем был З.П. Рожественский, который в мае и августе 1903 г. отклонил предложение фирмы Ансальдо купить эти крейсера, а в феврале 1904 г., когда клюнул жареный петух, дал ход заведомой афере "с покупкой экзотических крейсеров". Не смел С.Ю. Витте ничего сказать и о последующих подвигах власти, отказавшейся экстренно пополнить флот (предложение капитана 1 ранга В.А. Лилье) в Порт– Артуре флотилией торпедных катеров, о нелепом использовании народных пожертвований комитетом великого князя Александра Михайловича, о бездарном заказе во время войны трех крейсеров устарелого типа "Баян".

Целой детективной повести заслуживает история, в которой свои стратегические таланты явили и и.д. начальника ГМШ контр-адмирал З.П. Рожественский (от него зависело сохранить "Цесаревич" для войны), и сам император, которому ничего не стоило связаться со своим берлинским кузеном Вилли. Он мог попросить его не спешить с разоружением "Цесаревича" и дать ему возможность (может быть, даже с германской охраной) уйти на юг. Но император, блюдя, видимо, свое самодержавное достоинство, не счел нужным унижаться до просьбы перед Берлином. И "Цесаревич" по повелению германского императора (несмотря на ранее данную местными властями отсрочку) был разоружен на 5-й день по приходу в Циндао. Таким, как можно предполагать, был ход этих событий, еще ожидающих своего исследователя.

Но и сегодня нельзя не поразиться той легкости, с которой царизм вычеркивал из войны корабли, на которые были затрачены неимоверные усилия казны, судостроения и флота, корабли, которые могли решить судьбу войны и от которых, в конечном счете, зависела судьба династии. И будь С.Ю. Витте отпущена более продолжительная жизнь, он, пылая особыми чувствами к мстительному, коварному и неблагодарному императору (не сумел он простить своему министру его исключительные государственные таланты), мог бы рассказать о другой еще более фантастической государственно-дипломатической акции императора – выставившей Россию перед всей Европой на посмешище – погоней за "экзотическими" аргентинскими и чилийскими крейсерами. Теми самыми, от покупки которых перед войной царский режим высокомерно отказался, а потом, когда погибла 1-я эскадра, вдруг возжелал их с безумной страстью. Мотивировка внешне была понятная.

Снаряжавшаяся взамен первой вторая Тихоокеанская эскадра была в силах противостоять японцам, но ей не хватало броненосных крейсеров. Это слабое место эскадры и могли бы восполнить повисшие в небе и никому, вроде бы, не нужные аргентинские крейсера "Гарибальди", "Генерал Сан Мартино", "Пуэрадон", "Генерал Бельграно" и чилийские "О. Хиггинс", "Эсмеральда", "Чакобуко". О возможности укомплектовать эти корабли, об их боевой подготовке и о том, для чего существуют крейсера Владивостокского отряда – за шахматной доской высокой политики совсем не думалось. Ослепительное сияние "экзотических крейсеров", как они стали именоваться в русской истории, затмило все доводы разума.

Отвернувшись от реального, вооруженного бесценным боевым опытом "Цесаревича", безнадежно отодвинув срок готовности "Славы" и тем скомкав им же утвержденную программу судостроения, Николай II задолго до Цусимы обнаружил свое политическое ничтожество. Давно ли – 30 января 1898 г. – в высокомерной патетической резолюции ("Да благословит Господь и да увенчает Он успехом великое дело усиления родного флота на пользу и славу России!") император от сил небесных ожидал одобрения планов сооружения нового флота.

Теперь же, отрекшись от этих планов и с легкостью обманув Господа Бога, он обращается к постыдным шулерским попыткам обмануть Европу и Англию, в руках которой по договору с Чили и Аргентиной находилось посредничество по реализации тех кораблей, которые по взаимным обязательствам этих стран выводились из состава их флотов. Казалось вполне естественным, что Англия, закрыв глаза на подпольный, вопреки законам о нейтралитете, заказ для России "добровольных крейсеров" в Германии, также благосклонно посмотрит на приобретение русским правительством через подставные фирмы и под флагом нейтральных государств настоящих боевых кораблей. Таким манером еще император Николай I во время Крымской войны пытался выкупить ранее строившиеся для России и арестованные английским правительством два винтовых корвета. Тогда императору доложили, что ни один из банкирских домов Европы ради сомнительной сделки своей репутацией рисковать не хочет.